Холод заставил мальчишку очнуться, но попытка пошевелиться принесла боль. Все тело было покрыто синяками, ссадинами и глубокими царапинами. Сознание, несмотря на гул в голове, постепенно прояснялось, а вместе с этим, начинали приходить и новые неприятные ощущения. Он лежал на жестком холодном каменном полу, усыпанном прелой соломой вперемешку с песком. Песок лип к грязному телу, неуспевшей засохнуть крови и зудящим ранам. От некогда добротной одежды остались одни лохмотья, будто ее специально изорвали, стремясь добраться до тела. Чувство как после нападения. Невольно мальчику вспомнилась шутка отца, сказанная, когда утром сын спустился в обеденную залу на завтрак в ненадлежащем виде. Отец произнес:
***
- Сын ты случайно не гулял по степи среди ночи? У тебя такой вид, будто после нападения беззубого варга, гнавшего тебя до самого замка - этого оказалось достаточно. Подрастающий наследник побежал умываться быстрее ветра, настолько была отвратительна картинка, нарисованная его воображением.
Варги, ужасные степные волки - невероятно вонючие существа. Их зловонная шкура, даже после выделки, источает резкие запахи мускуса, мочи и гнилого мяса одновременно. Запах настолько резкий, что отпугивает даже кровососущих насекомых. Недавно в этом ему удалось убедиться, когда из города выгоняли серокожего дикаря, пытавшегося продать целую повозку этих шкур. Стражники побрезговали даже морать об него оружие, ограничиваясь ругательствами и требованиями проваливать обратно в степь. Но дикарь не понимал языка, только хлопал глазами и растерянно смотрел по сторонам. Это было смешно и собрало кучу народа, желающего поглазеть на бесплатное представление.
Но самое отвратительное не шкура, а слюна варга. Она воняет еще сильнее. По крайней мере, так говорят охотники, которых варги заставляли забираться на возвышенности и деревья, докуда доносилось их зловонное дыхание из алчущих крови пастей. Но резкие запахи, в отличие от других хищников, вынужденных их маскировать, охотиться им не мешают. Сильные и выносливые варги могут догнать лошадь без наездника на полном скаку. Их мощные челюсти легко разрывают кольчугу и как орех раскалывают стальные наручи. Лишенные когтей, из-за чего испытывают некоторые затруднения в лесах, на равнинах или пустыне они не знают конкурентов. Скорость, выносливость и хватка - не оставляют шансов жертвам, если те почуяли их уже попав в поле зрения этих чудовищ.
Только вот без зубов, варг из хищника превращается в посмешище, в невероятно быструю и выносливую вонючку, способную только догнать, сбить на землю и обслюнявить жертву, тыкаться мордой, пучить глаза, воя от бессильной злобы и голода. И с этим, связана одна то ли притча, то ли история случившаяся взаправду.
Давно, еще до открытия адской бездны, варги жили не так далеко от фронтира земель бодорианского княжества, примыкающего к степи. Один из крестьян из новопоселенцев по имени Кензис - пережил именно такое нападение, он вернулся в деревню вываленный в грязи и многочисленными ссадинами. Не будь у него с собой ножа - возможно, хищник не позволил бы ему уйти, каждый раз сбивая с ног и прижимая к земле. Кензис смог нанести вертлявой твари несколько ударов, и та, влекомая своим голодом, начала слизывать с земли собственную кровь, позабыв о своей жертве. Через два дня, обессиливший, на дрожащих ногах сумел дойти до своего дома. Собрались люди, но их не интересовало как он изловчился победить животное имея при себе лишь нож, длинною с кисть руки. Над ним просто посмеялись, долго, вся деревня. Он попытался оправдаться, сказал про то, что варга несколько зубов все же имелось. Показывал дырки на своей одежде и ноге. Но это не вызвало сочувствия, напротив, смех грянул с новой силой.
У этой истории есть мораль для каждого: для война, для охотника, купца... однако, главная суть, не в счастливом избавлении от беззубого варга, а в строгом суде людей над победителем, способных встретить его насмешками и презрением. Люди судят не по трудности пережитых испытаний, а по тому, что он из них сумел извлечь, а жалость - предпочитают оставлять детям, женщинам и убогим. Таков мир. Так имя Кензиса стало нарицательным по отношению к забулдыгам вернувшимся домой после попойки, чьи объяснения мало кого волнуют, а также, вылилось в крылатое выражение: "Вернуться в кензисовой шкуре" или "победить беззубого варга" - одержать тяжелую победу над презренным врагом, вернуться изможденным и без трофеев, и так далее.
***
Сейчас, лежа в грязи, он прочувствовал это во всей полноте, с той разницей, что он не победил, и возвращаться ему было некуда. Попытался встать, привести себя в порядок или хотя бы осмотреться вокруг, но упал без сил, конечности дрожали, не дав подняться даже на четвереньки. А звякнувшая при движении цепь, которой его за ногу приковали к стене, непрозрачно намекнула о его нынешнем статусе. "Судьбе Кензиса можно позавидовать. Легко отделался" - подумалось ему. Сразу стало понятно, условия гораздо хуже, чем даже у раба перед казнью. Эта камера, отгороженная от остального помещения толстыми железными прутами, где из мебели лишь цепь, а из удобств - все та же солома, явно не была предназначена для разумных существ, не говоря уж о комфорте, предоставляемом благородным пленникам. Он вспомнил это место. Сюда помещали пойманных оборотней для последующей продажи некромантам. Но это ни сколько не проясняло ситуацию. Если он пленник - то почему его держат в таких условиях, а если за этот короткий период он как-то умудрился заразиться - почему церковники не поступили с ним по своему обыкновению. Да он и не помнил, чтобы во всех владениях был бы хоть один оборотень. На его памяти, попался только один, да и то, пришлый и какой-то убогий. И в этой самой клетке сейчас держали его - единственного наследника сиятельного князя народа Бордори.
Салах Кирим посаженный на цепь бессильно лежит на грязном каменном полу. Терзаемый догадками, что заставило нападающих так с ним поступить, и воспоминаниями - он трясся от холода и плакал, от жалости к себе. Прежний мир рухнул, лишив его опоры и утянув на самое дно болота. В те глубины, о существовании которых Кирим даже и не подозревал.
Ему не хотелось думать о том, где он оказался и что его ждет. Все мысли, помимо саднящего чувства несправидливости, занимало наивное желание вернуться обратно, оказаться в теплой постели, вызвать служанку Миру, отмыться от грязи и потребовать привести врача - седобородого Садала Фейра. Старик часто ворчал, занимаясь мелкими ранками и ушибами несносного мальчишки. Его призвание - возвращать раненых воинов буквально с того света, а не возиться с изнеженной аристократией. Но прожитые годы не позволяли более ходить в походы, а плата в пограничных постах или при городской страже - была до смешного мала. Тех денег не хватало даже на закупку необходимого для лечения и реализации богатого опыта искусного лекаря. Его выбор был простой, между отсутствием возможности или потребности. Будь он молодым, возможно, руководствуясь юношеским порывом, он выбрал бы первый вариант. Но... Зато, свои неосуществимые стремления он компенсировал своим отношением к работе при дворе. На словах - ругался, что ему приходится заниматься ерундой, а на деле - работал с каждой царапинкой как со страшной раной угрожающей жизни подопечного. Если бы он сейчас был рядом, то уже через пять дней наследник был полон сил, как ничего не случилось.
Кирим не видел смерти старика, нападающие действовали слишком быстро и профессионально. Он просто не мог уйти и наверняка разделил судьбу служанки убитой на его глазах.... Мира... воспоминание о ее смерти заставило сглотнуть комок перекрывший дыхание. Наивную, добрую, веселую и заботливую девочку, всего на три года старше Кирима, нападавшие расчленяли на его глазах. Просто и без затей, делали это как привычную, спешную и опостылевшую работу. Вот она закрыла лицо руками, и ей сразу же нанесли удар топором в грудь, так и не дав набрать воздуха и вскрикнуть, опрокинув навзничь. Она упала, схватилась за зияющую рану, и ее голова отлетела от тела, затем ноги - в шесть ударов по суставам, далее дошла очередь и до рук. Он никогда не видел и не представлял, что ТАК можно убивать, рубить на куски пока сердце еще не перестало биться. Все было забрызгано кровью, а кожаные доспехи этих мясников - так и вовсе покрылись влажной красно-коричневой коркой, оставшейся еще от прежних жертв.
Как то некстати, ему вспомнилась "страшная тайна" этой девочки - она мечтала стать... принцессой. Больше всего в своей жизни она боялась, что кто-то будет раскрыта и над ней начнут смеяться. Это был ее самый жуткий кошмар, который она только могла себе представить. Прознав об этом, Кирим попытался однажды ее шантажировать, с целью получить какую-то ерунду,... Ну, как ерунду, прочитав один из старых романов, где шла речь о любовницах и фаворитках титулованных особ, и влекомый недавно проснувшимися в молодом организме чувствами, попытался склонить ее к таким отношениям. Но столкнувшись с ее глазами полными слез и побелевшим от страха лицом, был вынужден резко отступить. А потом, еще долго просил прощения, старался вернуть доверие и жизнерадостность этого не родного, но такого близкого человека. Невыносимо видеть, как жертвами резни становятся не подготовленные войны, а такие как она. Добрые, хрупкие, те, кому можно нанести вред даже словом, намерением или глупым поступком. И тут такое...
Кирим не видел и не хотел представлять то, как умирал отец. А быть может он и не умер, а его схватили и сейчас в эти минуты пытают, либо шантажируют судьбой плененного сына. Но для отца, попасть в руки церковных палачей, даже имея шанс на освобождение - намного страшнее, чем быть убитым в пылу сражения. Мальчик хорошо знал его характер, и последствия к которым может привести жизнь и свобода такой ценой. Где плата за жизнь - конец и без того не радостного существования всего народа. Не смерть самих людей, но забвение истории и памяти о предках, отречении от пройденного пути, признании бесполезности понесенных жертв, тщетности труда, отказ от мечты - смерти всего, что связано с именем народа. Всего, что отец ценил больше чем свою жизнь и даже свою семью. Он не из тех, из кого можно выбить отречение. Просто бы умер, даже если его смерть будет идти к нему целую вечность, то приближаясь, то отдаляясь, танцуя, повинуясь "музыке" палача.