Аннотация: Первая глава, написанная на скорую руку.
Глава 1. Покровитель.
Сознание Кирима в очередной раз заволокла пелена, будто защищая его рассудок от тяжелых для детского ума мыслей и надвигающегося отчаяния. Он находился в этом подвале уже сутки, и не спал всю ночь. Слезы, омывая лицо, и придушенные всхлипы давали ложную надежду, что вот сейчас кто-то услышит его плачь и кинется его успокаивать. А может, на крик придет его мать, которую ни разу не видел, возьмет его в теплые руки и унесет его из этого страшного места. От этого становилось чуточку легче, на мгновение показалось, что даже сырой удушающий воздух куда-то пропал. Но что-то внутри воспротивилось подобному поведению. Что-то, до поры разделяющее тоску по утраченной жизни, но неприемлющее жалкого бессмысленного нытья. Ощущение не давало утонуть в фантазии. И по какой-то причине, появилась уверенность, что именно это нечто помогло отогнать беззубого варга от его тела. Того самого, что бессильно терзал его в минуты беспамятства и из-за которого его посадили на цепь. Было непонятно, злиться на него или благодарить.
И стоило ему обратить внимание на это новое чувство, как перед ним яркими красками взорвалось воспоминание о совсем другом, но также утраченном мире. В этом воспоминании, он был совсем другим человеком. Взрослым. Там он говорил на совершенно ином языке. Сам мир - был похож на невероятную сказку, в которой не было магии, а чудеса люди делали своими руками. И все эти чудеса, свидетелем которых он как бы являлся, казались ему какими-то обыденными и привычными, несмотря на их пафос и безумие. Подумать только, мечта дотянуться до звезд, была реализована простыми крестьянами, без волшебства и привлечения мистических сил! Прежняя его половина все еще воспринимала это с неверием, его же новое Я - также недоумевало, но уже как ответ на этот скептицизм. Оно как бы говорило: "Для человека ничего невозможного не существует, а уж с магией - и подавно"! Это суждение чувствовалось твердым, обоснованным... от него сквозило такой уверенностью, прямотой и естественностью. Появилось теплое чувство - все будет хорошо, что бы ни случилось. Происходящее - лишь испытания на пороге долгого и захватывающего пути. И на этой мысли сознание отключилось, будто свеча под резким порывом ветра, или все же, как выключается электрическая лампочка, простым нажатием пальца.
По лестнице, ведущей в подвал, спускались двое. Первый - уже был в возрасте, он кутался в запыленный некогда ярко алый плащ с капюшоном. Его лицо было открыто, но многое говорило о том, что на людях он его предпочитает скрывать. Лицо было выщерблено оспинами до такой степени, что короткая бородка пробивалась клочками, никак не желала расти на некогда проклятых болезнью участках. Сбрить же ее полностью, наверняка было проблематично, учитывая неровности кожи, так и норовящие подставиться под острое лезвие. Но видимо Богу показалось этого мало, и он дополнил безобразную картину тонким неверно зажившим шрамом, изгибаясь тянущимся от правой скулы, через рот и задевающим кусочек ноздри. Как бы давая окружающим повод, отпустить колкость на тему бритвенных принадлежностей и умения с ними управляться. О его непубличности также говорила поношенная кожаная броня и оружие, частично выглядывающее из под плаща.
- И все-таки, мне противна сама мысль, что я согласился пойти на такое - сказал он своему собеседнику, и его действительно передернуло от чувств, которые он и не собирался скрывать. - Сама идея хорошая, нужная и своевременная. Мы бы решили кучу текущих проблем, и империя смогла окончательно утвердить свою власть в этих землях. По крайней мере, в глазах черни. Меня даже не смущает способ ее реализации.
- Что же тогда вас не устраивает? - спросил его молодой и явно высокородный собеседник в светлой мантии. - Мы руководствуемся исключительно благими побуждениями. Плата за это - до смешного мала. Да и идти на подобные жертвы, столь заслуженному представителю инквизиции - это не более чем обыденность. Это ваше призвание. Особенно после той бойни, которую вы устроили.
- Я пытался уложиться в отведенные вами сроки, и под рукой у меня были только топоры.
- Вы даже не посчитали нужным меня предупредить, просто пошли исполнять.
- Верно святой отец. Действовал по привычке... - человек в красном остановился и посмотрел на говорившего с какой-то, то ли обидой, то ли разочарованием. - Верно, святой отец. Верно. Бултыхаться в этих помоях, которые вы называете "моим призванием", это моя обыденность. - он прижал кулак к груди и сказал еще раз: - Моя, но не ваша!
- Позвольте, - чего-чего, а подобных нападок он не ожидал. - мы все делаем одно дело. И нет ничего плохого в том, чтобы помогать друг другу в работе. В конце концов, мы все хотим избежать еще больших жертв.
- Вам надлежит смахивать пыль с душ человеческих и следить за их чистотой. А наше "призвание" - сидеть в канализации и разгребать фекалии, в первую очередь, для того, чтобы остальным не пришлось дышать миазмами, в том числе и вам. - он поднял указательный палец, опустил руку и печально покачал головой. - И если уж "наверху" приходится заниматься тем же самым, то значит, мы паршиво выполняем свою работу. Этим вы невольно обвиняете нас в лености и излишней мягкости.
Взгляд его священника блуждал по стенам мрачного коридора. Он думал о чем-то своем, и этот разговор, он воспринимал не более чем досадную помеху. Больше всего ему хотелось завершить это дело и заняться другими заботами. Единственное чего меньше всего хотелось новоиспеченному святому отцу Алисону, так это гражданской войны и падения авторитета церкви, что непременно свяжут с его последними действиями. Последствия же лягут несмываемым пятном на мантию, станут помехой его планам на будущее.
Четыре года назад, Алисен Филес удивил своих друзей и старших братьев решением вступить в белую братию. Никогда прежде не отличаясь набожностью, вдруг выбрал путь проповедника, и за свой счет отправился в странствия по приграничным селениям. Ничего выдающегося он не совершил. Однако, переполненная людьми, не прижившимися в светском мире, церковь высоко оценила порыв харизматичного и перспективного молодого человека. Быстрый карьерный рост не требовал особых усилий. Его присутствие могло разбавить угрюмую атмосферу, создаваемую сонмом угрюмых неудачников. О необходимости чего, постепенно начало убеждаться все больше народу. Даже патриарх, в своих предсмертных словах, произнес то, что из других уст было бы воспринято как богохульство:
- Душно мне. - Выдохнул он.
Служители поспешили открыть окна. Комнату озарили потоки света, пробивающегося в помещение, яркими четко различимыми линиями, благодаря витающей в воздухе пыли.
Умирающий всматривался в этот свет некоторое время и снова повторил:
- Душно мне. В первый раз за свою жизнь я понял, как мне тут душно. Всюду эта грязь... эта старая грязь. - сказал он на выдохе.
Его глаза резко закрылись, будто бы он хотел моргнуть, но вместо этого, замер без движения. Замерло и его сердце, а тело начало постепенно отдавать тепло, взятое в долг у согревавшего его ранее мира.
Последние слова патриарха, а значит - его предсмертная воля, вызвали разную реакцию. Пыльный воздух столичного храма пришел в движение, закрутился спиралями и бурными потоками. Непосвященные, наблюдая за внешней картиной, стали свидетелями самой массовой уборки за всю историю. Даже самые высшие иерархи старались отметиться на публике с салфеткой в руках, благообразно смахивая пыль с рамок икон или со стоп посвященных святым статуй. А далее, вошло в моду являться с маленькой тряпочкой на проповеди, и сами проповеди стали содержать массу рассуждений на тему грязи, очищения, пыли, омовения, телесной и духовной чистоты. Эти рассуждения носили как радикальный характер, по которому весь род человеческий приравнивался к грязи, так были и умеренные речи о необходимости некоторого количества пыли, дабы были видны божественные солнечные лучи.
Совсем другие процессы происходили за кулисами, среди обветшалых декораций, пролежавших на пыльных стеллажах сотни лет. Там где служители церкви бросали свои игрушечные тряпочки, маски и прочую бутафорию. Именно там, они начинали походить на серьезных людей, занимающихся не менее серьезными делами.
Характер этих дел разделил предприимчивую часть церкви на две половины. Первая готовила свой уход, не забывая подготовить себе безбедное существование вне церкви. В то время как вторая, более сильная и осведомленная часть, активно подискивала им смену, спешно рассылая письма с соответствующими предложениями. Впрочем, и первая, тем же способом, спешила погреть руки перед уходом на покой.
Одно из таких писем и получил глава Дома Фелис. Предложение, при удачном стечении обстоятельств, давало возможность одной из богатейших фамилий, оказывать непосредственное влияние на моральную сторону внутренней и внешней политики, отклоняя ее вектор в более выгодную сторону для Семьи. Отец Алисона не ошибся, доверив это дело младшему из своих сыновей, сын более чем оправдал его надежды. С недавних пор, он смог принимать участие в крупных делах, и быть инициатором отдельных компаний.
И сейчас оставалось нанести последние штрихи в одном из таких дел. Если бы не внезапно прорезавшаяся болтливость инквизитора, все бы было почти идеально. А он продолжал говорить, будто не замечая неудовольствия собеседника.
- Вы молоды и многого еще не знаете. Я даже был бы рад, если вы никогда не узнали о темных уголках бытия. И мы, братья инквизиторы, топоры, охотники,... все мы, прилагаем для этого, работаем максимально жестко, обрекая на вечные муки свои и без того трижды проклятые души. Вы знаете,... я уже боюсь заходить в Храм, мне кажется, что там я просто сгорю как какой-то упырь...
- Брат Сиф, мы можем вынуться, и я приму вашу исповедь... - В его взгляде внезапно что-то проскочило. Читалась скорее праздная заинтересованность, чем сострадание к грешной душе. Это смущало.
- Вы не поняли. Я не жалуюсь вам на жизнь, и за свою душу уже давно не переживаю. Меня волнуете вы, да и остальные люди, рискующие запачкаться, или даже быть утянутыми в бездну. - Он вздохнул и продолжил путь вниз. - Не делайте этого. Занимайтесь тем, что подобает вашим одеждам...
- Я учту ваши пожелания. - оборвал наставления Алисон - И... простите меня за мое вмешательство. Но давайте пройдем этот путь до конца, раз уж начали его вместе. - Сказал священник, а инквизитор лишь коротко кивнул.
Через какое-то время они оказались у тяжелой двери, без решеток и смотровых щелей. Сиф со вздохом взял с пояса кольцо с ключами и поковырявшись с непривычки, проворчав ругательства в адрес мастеров, открыл замок. Увиденное составило его разочарованно поджать губы, а вот святого отца - напротив, пробудило живой интерес. В огороженной решеткой части помещения лежал грязный ребенок. Его мелко трясло от холода и, судя по всему, он находился в беспамятстве.
- Он не переродился - выдавил из себя инквизитор.
- Хм... Дайте ключи. Я посмотрю, что с ним.
- Святой отец, ваша смелость внушает уважение. Но мне следует вам напомнить, что порождения тьмы, хоть и уступают в силе демоническим тварям, но значительно умнее, и способны обмануть даже опытных охотников...
- Брат инквизитор, благодарю вас за напоминание и склоняю голову перед вашим опытом. Дайте ключи. - священник в светлой мантии театрально закатил глаза, когда инквизитор не выполнил его просьбу - Обратите ваш светлый взор на Тени и вы увидите одну сущность. Обычная тварь, не могла так быстро поглотить ребенка, а более сильная, да еще способная изменив тело - скрыть эти изменения за столь короткий срок - уже бы рвала вас на части. Такое под силу только какому-нибудь темному божеству, с которым вам не совладать, будь оно трижды оковано цепями. - сказал, особо выделив это "Вам", будто возможное его лично не касается.
- Мы имеем дело с тьмой... - начал было инквизитор, но его опять перебили.
- Или мы имеем дело с чудом, и вы просто мучаете ребенка. Более..., склоняюсь к этому варианту. - Молодой священнослужитель требовательно протянул руку и надвинулся на Сиф, который как-то неожиданно постарел и ссутулился, выслушав толи обвинения в слепоте перед божьим проведением, толи в чем-то вообще богопротивном. И неожиданно для себя, инквизитор отступил, отдав ключи. Однако, напомнил:
- Если вы хотите взять над ним опеку, то после всего произошедшего... - В это время, священник не без труда справился со старым замком, запирающим дверь железной решетки. Подойдя к мальчику, склонился над ним и ответил:
- Да. - Он положил руку ему на грудь. От нее начал исходить слабый свет. - Да, замки тут действительно паршивые.... Сейчас мы отнесем его к лекарю, и там, я поработаю с его памятью. Заберу воспоминания способные оказаться непосильными для ребенка. А потом, если мы приложим должные усилия и проявим терпение, он сможет проникнуться светом истинной веры и понесет ее своему народу.
- Хорошо. Я буду рад, если у вас получится. Но как по мне, так провести полу-переродившегося наследничка в клетке по всему городу - сейчас бы было намного полезнее.
- Оставьте эти отвратительные фантазии. Лучше помогите снять цепь.