Мое имя - Питер Скуро. Я - один из тех,кто постоянно вопрошает: "И это все за что? Ты знаешь ответ на все трудные вопросы, ставящие в тупик мир со времен Адама? Я знаю ответ: думай о Боге как о клоуне, Святом Клоуне. И тогда понятно все. Незаслуженное страдание. Несправедливость. Боль. Все сразу приобретает смысл, если думаешь о Боге как о клоуне. Землетрясение убивает тысячу людей, slapstick (клоун хлобысть по щеке!). В Боливии обрушивается мост, и тридцать невинных тонут? Еще раз сильно хлобысть! Следите за моей мыслью? Ребенок родился с лейкомией? Такой выход невозможно переиграть. Священный Клоун. Думайоб этом. Когда, наконец, до тебя дойдет, ты сможешь поудобнее устроиться в кресле и апплодировать представлению.
Массивное лицо Сола Гофмайера перекосилось в улыбке : " Питер, если бы ты верил половине того, о чем говоришь , ты бы потешался. Но ты не веришь. Ты возмущаешься. Хорошая разница. Ты - не настоящий циник, ты - просто брюзжишь".
-Ты - прав, - сказал я. -Я пытаюсь быть твердым, как металл, но внутри я- пудинг.
Мы сидели в захламленном офисе моего агента на 45ой улице Вест. За окнами -налеты ветра и промозглость . Внутри -запах дешевых сигар и лязгающий радиатор.
-Прослушивание, насколько я понимаю,- спросил Гофмайер - не очень обнадеживает?
-Прослушивание? Какое прослушивание? Они бросают на меня один лишь взгляд, и я - свободен. Они ищут тип помоложе.
- Случается...- сказал агент философски, -У директора уже сформирован в уме образ парня, которого он хочет и ...
Я поднял палец в небо: "Уже двенадцать лет я пытаюсь соответствовать чему-то образу -любому . Я упорно трудился. Ходил кругами. Везде.
Стучался во все двери. Брался за все, что предлагали. И что получил? Каких -то поганых восемь тысяч баксов за двенадцать лет. Это общая сумма моей сценической карьеры."
-Слишком большая конкуренция, - Гофмайер пожал плечами. - Не хватает рабочих мест.
-Не этого мне. Больше всего убивает, что ежегодно появляется новый урожай деток. Я сегодня видел на так называемом прослушивании мальчишек. Клянусь Богом, я мог бы быть их отцом. И большинство их - красавцы, мужественны, с океаном шарма. В январе мне будет тридцать шесть. Где я окажусь, Сол? Читающим за английского дворецкого с приклеенными бакенбардами: "Да, сэр, нет, сэр". Я подхожу к краю. - Послушай, - сказал агент, - я в том же самом положении. Мне - сорок восемь. В этом бизнесе - более двадцати пяти лет. Когда начинал, мечтал о миллионных контрактах, мечтал: звоню на Побережье: " Хай, бэби. Это Сол. Достал тебе кое-что горяченькое."
Красивые старлетки. Обеды с шампанским. Так я мечтал. Питер, я даже не знаю кого-нибудь на Побережье. И единственные старлетки, которых я знаю, - проститутки
Я рассмеялся: "Да, Сол, мы пара неудачников ".
- Вовсе нет, не согласился Сол- эта дверь может завтра открыться, и
Войдет новый Кларк Гейбл или Мэрилин Монро"
- Или твой управляюший, требующий уплаты по просроченному векселю."
- Да,- сказал Гофмайер кисло, - Это тоже может быть".
Сол снял целлофан с дешевой сигары, зажег ее видавшей виды зажигалкой и выпустил в потолок кольцо дыма. Поднял на стол ноги. Уставился в единственное, покрытое сажей окно. Он потяжелел в лице. Несколько лет назад голова его казалась слишком большой, а черты лица - резкими. Время наложило на него отпечаток авторитетной и несколько тяжеловатой элегантности.
-Один из менее значительных римских императоров, - однажды прокомментировала Дженни Толивер. - Нарисуй его портрет в тоге и увидишь, я права".
-Ты считаешь себя неудачником, Питер? - неожиданно спросил агент.
- Близко к этому, - ответил я. - Я в капкане. Что еще я могу делать? Продавать шорты "Jockey" в мужском бутике? Демонстрировать картофелечистку в магазине ? Вне театра у меня нет никаких навыков. И на поверку я не нужен и в театре.
- Если ты сдашься и уйдешь, ты до конца жизни будешь об этом жалеть.
- Как - нибудь проживу с этим, если хочу обедать согласился я.
Агент снял со стола ноги и, облокотившись, уставился на меня.
-Я могу занять тебе десять долларов, - сказал он.
Я поднялся и стал собирать шляпу, пальто, шарф и перчатки. - Спасибо, Сол, но нет, - сказал я, -Я и так у тебя в долгах."
Я пошел к двери, потом повернулся к нему : "Кстати, если не увижу тебя до того: Счастливого Рождества!"
-Да,- сказал Гофмайер, - Тебе тоже Счастливого Рождества!"
Уже держа руку на дверной ручке, я еще раз повернулся к нему:
-Я возьму твои десять долларов, - сказал я, пытаясь улыбнуться.
2
Весна, возможно, принадлежит всему миру, но зима - только Манхеттену.
Поднимаясь по 5-ой Авеню сквозь тусклый свет фонарей, я думал, что, несмотря на все мои заклятия, я хочу быть именно здесь.
Небо было колюче - голубое, ветер - резок. Сдуваемый с крыш домов снег кружился в воздухе снежинками острыми, как кислота. Сновали покупатели. Бились на ветру флаги. Звучал горн, и в громкоговорителях звучали песни..Все было полно жизни, и ничто в этой картинке никогда не умрет.
В твидовом, хорошо скроенном пальто от "Вluebеггу" (немного потертом на обшлагах и воротнике) , я шел нараспашку и полы пальто бились на ветру. Вокруг моей шеи вился в небрежной петле длинный алый кашемировый шарф, (купленный на распродаже на последней работе). На голове лихо, на один бок сидела вязанная ирландская шляпа (стянуть шляпу - легко: заходишь в переполненный магазин без шляпы, выходишь - в шляпе).
У меня твердое, из сплошных углов лицо; черные, почти сиреневые волосы, оливковая кожа и зубы белые, как кубики сахара. Легкая улыбка всегда иронична. Если честно, больше -Яго, чем Гамлет. Я высок, подтянут, походка энергична. Налет высокомерия. Бросок вперед против толпы, против жизни, против ножевого ветра.
Проходя мимо, я иногда бросаю взгляд на свое отражение в витринах магазинов. В другие времена я мог бы быть пиратом, кутюрье, титулованным дэнди. Я нахожу себя неотразимым, исключая иногда три часа утра, когда задаю себе вопрос, не слишком ли тяжела моя походка?
На 48ой улице, где начались магазины роскоши, я замедлил шаг. Кожа и шелк. Лучшее серебро и золото. Мир богатых, грациозно упакованный и со вкусом выставленный в витринах с пикантной привлекательной добавкой ненужных мелочей
Всем своим естеством я мечтал просто зайти, указать, рассмеяться и сказать : " Пожалуйста, вот это! Я возьму это!" Какая радость покупать без определенной причины и по прихоти выбрасывать! Немного презрительная демонстрация своего превосходства этим блестящим безделушкам. Я задержался у витрины магазина, торгующего только импортными продуктами: икра, трюфеля, паштет, божественные фрукты. Покупатели швыряли пачки счетов расторопным клеркам. Я отвернулся, испытывая болезненное желание занять место в этом денежном мире.
3
На 54-ой улице Вест возле 8-ой Авеню есть Loser's Place, всегда переполненный бар и влачащий жалкое существование ресторан.
Обычно их посещают безработные актеры и полицейские вне службы. Место тусклое, горячительное, похваляющееся игрой в бильярд ; огромный телевизор свисает на цепях с прессованного потолка. На стенах фотографии знаменитых актеров с автографами, ни один из которых никогда бы ни унизился до такого дешевого места.
Бар - у дальней стены. Я вошел, небрежно махнув рукой двум знакомым, и продефилировал прямо к бару. Поставив одну ногу на тусклую медную подставку, я сдвинул шляпу на затылок.
Подошел Джимми, бармен, с тряпкой, смахнул крошки и сигаретный пепел на стойке передо мной.
-Питер, - сказал он - Веселого дерьмового Рождества!"
-Конечно, - иммитировал я ирландский акцент. - Всего того же я желаю и тебе и твоим. Дай мне крошечный "Дикенс", хорошо, старина?
И если вы, в первый раз забредши сюда, наберитесь мужества и спросите Джимми, что такое "Дикенс", он промямлит, что это "Oliver Twist"- мартини с лимонной корочкой и оливками.
-Как дела? - Джимми поставил рюмку на картонную подставку, рекламирующую массажный кабинет на 8-ой Авеню.
- Хреново, - галантно ответил я.
-Ты только об этом узнал? - Бармен в ухмылке обнажил свой золотой зуб и удалился. Сделав глоток, я бесцельно обвел взглядом бар, ожидая, когда виски опустится и согреет меня. Некоторые из тех, кого я знал, приветственно махнули мне, и я в ответ поднял в приветствии ладонь. Полицейские и актеры - все неудачники. В баре были одиночки , цедящие выпивку или уставившиеся на свое отражение в заднем зеркале. Через два стула слева от меня находилось нечто. Женщина стояла в длинной по щиколотку темной норковой шубе и таком же сомбреро. Сколько же маленьких животных подверглось экзекуции, чтобы поставить такой наряд, прикидывал я.
Я наблюдал за ней в зеркале . Сумка из кожи аллигатора, золотая зажигалка "Dunhill", сигареты с золотым обрезом. Золотые кольца, браслеты, тяжелая золотая цепь. Ногти, которые никогда не кончаются. Руки, которые уже не молоды. Лицо в тени полей норкового сомбреро, к тому же - огромные солнечные очки.
Я все еще пытался определить ее возраст, когда она придвинула чек бармену, щелкнула замком своей сумки, закрыв ее, и прямо направилась ко мне.
-Пятьдесят, - сказала она хрипловатым голосом.
-Что?- спросил я, не поняв.
-Пятьдесят, - терпеливо повторила она,- Пятьдесят долларов.
Меня позабавило, что эта шлюха с Парк Авеню делает на 8-ой Авеню.
-Вы мне льстите, улыбнулся я. - Я что, действительно похож на мужчину, способного заплатить
пятьдесят долларов?
-Глупец, - парировала она,- я, что похожа на женщину, нуждающуюся в пятидесяти долларах?
Мы уставились друг на друга.
-Вы платите пятьдесят долларов? - спросил я тихим голосом.
Она кивнула: "Да или нет?"
До конца жизни мне суждено задавать себе этот вопрос: почему я ни секунды не колебался.
-Где? - спросил я.
-У тебя, - сказала она.
-Мне необходимо сделать звонок.
-Вперед, - сказала она , -я закончу твою рюмку. Я люблю оливки.
Возле грязной кухни я нашел телефон. Кто - то на стене написал:"Я сосу" и номер телефона. Я набрал номер своей квартиры. Парень, с которым я делю квартиру, Артур Эндерс, поднял трубку с пятого звонка.
-Арт, - сказал я -Это Питер. Можешь сейчас смотаться?
-Что? - спросил Эндерс слабым голосом - Питер, я не понимаю.
Мне на час нужна квартира, - сказал я - Прямо сейчас. Без тебя. Это очень важно.
- Почему?
-Арт, можешь это сделать для меня? Кроме того, в шесть часов у "Blotto" я должен встретиться с Дженни. Пожалуйста , оставь сейчас квартиру в мое распоряжение и подожди Дженни там. Хорощо?
- Хорошо... Если это важно.
-Да, важно. Объясню позже. Я присоединюсь к вам с Дженни в "Blotto" примерно в шесть тридцать. Покупаю обед.
-Ты получил работу? - возбужденно спросил Эндерс.
-Что-то около этого, -сказал я -Ты немедленно уходишь, да? Обещаешь ?
-Сначала кое- что соберу.
-Быстрее, - сказал я и повесил трубку.
Вернувшись т в бар, я нашел ее. Она заканчивала мою рюмку, жуя оливку и пощипывая лимонную корочку. Я заплатил из десяти долларов, занятых у Сола Гофмайера, и мы ушли.
Нас проводили любопытными взглядами. Мне было наплевать. В такси мы говорили дважды. На 61 ой улице я спросил ее: что она делает в "Loser's".
-Навещаю трущобы.
На 72-ой улице я спросил: "Почему я?"
-Ты - сравнительно чист.
4
Это был шестиэтажный, коричневого кирпича дом на 75ой улице Вест. Вход -тремя ступеньками вниз. На асфальтированной дорожке - зеленые пластиковые мусорные корзины. Двенадцать квартир: северные окна выходят на улицу, южные - в скабрезный садик с единственным стойким деревцом.
Артур Эндерс и я делили однокомнатную квартиру на первом этаже. Взламывали ее лишь дважды. Сейчас на входной двери у нас было три замка и цепочка. На окнах, разумеется, решетка. Каждый месяц мы менялись местами. Один спал в спальне, другой ,-на раскладушке в гостиной, потом наоборот. Кухня - крошечная, ванна -только душ. Мы платили за этот перл -четыреста пятьдесят в месяц, да еще считали, что нам повезло.
В течении пяти лет мы смотрели на эту квартиру как на временное жилье г пока я не отхвачу сочную денежную роль, а Артур не создаст- Великую Американскую Пьесу.
Покосившаяся мебель была отдана нам в дар друзьями, приобретена в магазинах Армии Спасения или найдена на свалке.
Ящики из - под апельсин служили книжными полками. Толстый плетеный кабель в несколько рядов, лежащий плашмя, заменял кофейный столик. Лампы были фоторефлекторами, а обеденный стол представлял собой дверь, поддерживаемую цилиндрическими блоками. Место издавало смешанный запах средств от тараканов и гамбургеров, поглощаемых в больших количествах. Одежда свисала с дверных крюков и занавесей. Растерзанные коврики, подаренные любителями кошек, прикрывали прорехи в линолевом полу, таком обшарпанном, что проглядывала коричневая основа.
Когда я справился с тремя замками и впустил женщину в эти трущобы, она, бросив единственный взгляд, воскликнула: "Боже милосердный!"
-Не очень много, - галантно допустил я.
-Много? - спросила она - Нет вообще ничего!
Но она сняла свои меха, осторожно повесив их на спинку стула с выскочившей пружиной. Потом она сняла очки. В первый раз я смог ее хорошо разглядеть. Далеко за сорок, естественной красоты - не много, но парикмахер и косметичка сделали лучшее из того, что она имела. Надеюсь , уроки аэробики и хороший массаж то же сделали и с телом, сейчас скрытым под шерстью цвета шампанского. Лицо имело силу. Может, даже слишком много силы. Тяжелые глаза, боксерские челюсти. Выкрашенные в цвет охры волосы смягчали суровую бровь. Шея - твердая. Плечи - широкие. Высокая грудь. Она выдержала мой осмотр с апломбом.
-Собственно ,-сказал я с лучшим английским произношением -Это Chianti.
Она рассмеялась. Когда я принес ей вина, она выходила из спальни.
-Мужская одежда не вся твоего размера, - я - кивнула она - Догадываюсь, что ты делишь квартиру с мужчиной.
-Правильно.
-Ты - не гей, нет?
Скорбящий, - ответил я - Большую часть времени. Как хотите, чтобы я - Вас называл?
-Марта, - ответила она - Так случилось, что это мое имя. Как твое?
-Питер.
Она не превратила это в шутку, за что я был ей благодарен.
В два глотка она осушила рюмку, и я повел ее в спальню, которая по счастливой случайности была моей в этом месяце.
Ее тело оказалось твердым и сочным. Соски, как красные леденцы. Тяжелый верх, но талия у нее была и хорошие бедра. Сильный, крупный каркас. Меня он не смутил.
-Ты - красавец, - сказала она, инспектируя меня.
-Спасибо.
-Никаких выкрутасов, - приказала она ,- Хороший сильный секс (бэнг!)
Я проделал.
Потом когда наше дыхание вернулось к нормальному, я сказал:
-Конечно, это не мое дерьмовое дело, Марта, и ты будешь права, если пошлешь меня, но ты часто это делаешь?
-Трахаюсь? - спросила она - Постоянно.
Ты знаешь, что я имею в виду; подбираешь незнакомых в баре...
-Когда есть настроение, -беззаботно ответила она. Это тебя оскорбляет?
-Конечно, нет. Но разве это не опасно?
-Часть забавы - риск. Послушай, умник, появилась целая новая игра. С каждым годом больше таких, как я, женщин. Независимых, у которых достаточно денег, чтобы выбирать свои удовольствия. Сколько женщин в прошлом могли такое себе позволить?
-Ты - права, - согласился я задумчиво. - Рад, что ты выбрала меня.
Она поцеловала меня в щеку, собрала одежду и сумку и направилась в ванную.
-После того, как смоешь, - крикнул я ей вслед ,-Установи ручку.
-Конечно, -сказала она, -В подобном месте -естественно.
В мгновение ока я оделся, прошел в гостиную и проверил карманы ее шубы. Спички -из "Four seassons", - B одном. На подкладке - вышиты инициалы; М. Т. Бирка из бутика "Barcaroli". Я знал этот бутик. Адски дорогой.
Выйдя из ванны, она протянула мне свернутые банкноты. Не взглянув, я опустил их в карман костюма.
-Как я смогу найти тебя, Питер , - спросила она, когда я помогал ей с ее норковой шубой. Я написал телефон и сказал фамилию.
Сложив бумажку, она положила ее в сумку.
-Я вызову такси , - сказал я, и она снова поцеловала меня в щеку. Я вышел с ней без шляпы и пальто.
В плохо освещенном коридоре мы встретили миссис Фальц, живущую на первом этаже. Она посмотрела на нас острым взглядом.
Я поймал для Марты такси в верхнюю часть города, в Амстердам. Мы улыбнулись и прощально кивнули друг другу. Потом холод добрался до моих костей, и я вернулся к себе. Мои часы - Гон-Конговская копия Картье показали, что в моем распоряжении лишь двадцать минут до встречи с Артуром и Дженни у "Blotto".
Не в первый раз я был неверен женщине, которая меня любила. Я знал распорядок. Почистить зубы. Дважды. Принять душ. Дважды. Самое важное - вымыть волосы. Запах духов прилипает. И запах секса.
Переодевшись, я облегчился, позаботясь о том, чтобы установить эту проклятую ручку, ладонью нанес одеколон на шею и челюсти и пожелал себе наилучшего.
Посмотрел на купюры в кармане. Три по двадцать. Она дала мне десять долларов чаевых. Прелестно. Прежде чем покинуть квартиру, я взглянул на себя в зеркало. Я не изменился.
5
Ренессанс Вестсайда, приведший к появлению антикварных магазинов, бутиков, салонов красоты на Каламбус Авеню, способствовал также и появлению "Blotto", ресторана, где количество чеснока, съеденного завсегдатаями, приветствовалось наравне с качеством изысканной итальянской кухни.
Когда я вошел, шум до отказа заполненного ресторана достиг демонического уровня. Влажный воздух был заполнен вкусным запахом блюд и особого помидорного соуса, подающего только у "Blotto", такого кислого, что им можно было удалить всякую надпись на мемориальной доске. На знамени, прикрепленном к бару, значилось:"Счастливого Рождества и С Новым 1986 годом!"
Сновали обливающиеся потом официанты, балансируя с подносами над головами.
Озабоченный, доведенный до отчаяния метрдотель покрикивал на ожидающих у бара. Старый "Wurlitzer" исполнял "Прощай, Рим". Где-то послышался звон разбитого блюда, вскрик женщины, бармен ударил в колокол, означающий щедрые чаевые.
Я поискал глазами и увидел Дженни Толивер, Артура и Кинга Хайса - черную модель, занимающих угловой столик на четверых. Протискиваясь сквозь толпу, я на ходу пожал руку метрдотелю, потрепал по плечу официантов и приветственно помахал нескольким посетителям, которых знал.
Нависнув над Дженни, я поцеловал ее поднятую бровь,
-И как моя взрослая девочка сегодня?
-Ты пахнешь вкусно, - сказала она - Где ты был?
-Артур,- сказал я, улыбаясь - Кинг ,- я опустился на свободный стул, налил себе вина из графина, уже заказанного ими:"Я плачу ,-объявил я им всем.
-Что случилось? - бледные глаза Артура мигнули.
-Умер богатый дядюшка, -сказал я и поменял тему разговора.
Мы изучали меню, но знали, что сможем заказать самые дешевые блюда: спагетти и мясные фрикадельки, смешанный зеленый салат и еще один графин домашнего вина, которое, я полагаю, использовалось владельцем "Blotto" в ранние утренние часы для переваривания дешевых блюд. Наконец нам удалось убедить официанта принять наш заказ, и мы погрузились в рассказы о том, кто чем занимался сегодня. Я рассказал, что мне не слишком повезло на прослушивании, но мне пообещали роль со словами, и что Сол Гофмайер кредитовал мне достаточно денег, чтобы заплатить за обед на всех.
Артур Эндерс на высоком небраском наречии поведал, что со следующего дня три раза в неделю будет работать на рождественской распродаже в "Мейси", предлагая мужские перчатки.
Кинг Хайс продолжал захватывающую праздничную деятельность на почте, поворачивая письма первого класса лицевой стороной, чтобы они правильно входили в машину. Дженни Толивер, дизайнер по ткани, была единственной из нас, кто имел постоянную работу. Она описала свои усилия содрать цветочный рисунок Burlington Mills для постельного белья.
-Это должно быть то же самое, - хихикнула она, -И вместе с тем не тоже самое, что мы делали раньше.
Потом заказанные блюда грохнулись на наш стол, и мы занялись едой, передавая соль, перец, оливковое масло, уксус, тертый сыр, графин с водой и стаканы. Ели мы с удовольствием, со смехом и заказали еще один, третий графин вина.
Мне - тридцать пять, Артуру и Кингу -по тридцать два, Дженни -двадцать восемь. Мы все еще были убеждены, что у нас все впереди. Чего бы нам не' захотелось, о чем бы не мечталось -возможно все.
В этом переполненном сигаретным дымом, плохо проветриваемом месте мы отодвинули тарелки и почувствовали себя в полном согласии с грубой едой, дешевым вином, но хорошим разговором и добрым товариществом.
Мы думали, что жизнь -наша; конечно же, случаются осечки, но, в конечном итоге, мы не можем не победить.
Когда мы встали из-за стола, я бросил деньги небрежным жестом гранд- синьора-повелителя вселенной.
6
Дженни Толивер хотела пешком дойти до Центрального Парка Вест и сесть там на автобус. Но я ненавидел ожидание-любое - и настоял, чтобы мы взяли такси до 95ой улицы Вест, где она жила.
Она была, я думаю, любопытнейшей женщиной. Периоды задумчивости, невозмутимости, спокойствия, иногда безвольности, сменялись вдруг порывами бурной, бесшабашной, какой-то античной активности, когда она вся была - смех и движение. Мы были в интимных отношениях уже четыре года, и именно ее загадочная противоречивость удерживала меня.
В такси, которое везло нас в верхнюю часть города, она прижалась ко мне: "Ты возненавидешь меня, - прошептала она.
-Возможно, - сказал я,- За что?
-За это время в месяце.
Слава Богу, подумал я, но огорченно произнес "Разочарование".
Она прижалась теснее:"Но мы можем проделать кое-что другое. По крайней мере, я могу это сделать тебе".
-О нет, - отклонил я -Что за мужчина я буду, если приму наслаждение и не смогу доставить его в ответ?
Она отстранилась и восхищенно посмотрела на меня:"В тебе столько дерьма, что оно лезет из твоих ушей".
Я рассмеялся и прижал ее к себе:"Но я приму от тебя стопочку твоего вишневого бренди, которое ты держишь в медицинских целях. Потом отключусь. Завтра весь день работаю".
Она жила в студии с высоким потолком, в доме на несколько квартир, вестибюль которого был украшен произведениями искусства, а лифт - картинами в стиле Ватто. На двери ее висела предупреждающая надпись: "Охраняется злой собакой!"
Квартира отражала противоречия в ее характере: современная мягкая шведская светлая мебель и темно - зеленые с голубым драпировки и шторы. Абстрактная графика на стенах и кукла Снупи на кушетке. Хрустальный графин рядом с дешевой пепельницей из Атлантик - Сити.
Она налила мне немного бренди и ушла в ванную переодеться. Я взял сигарету из перламутрового ящичка на коктейльном столике и расслабился на диване. Цедя бренди и затягиваясь сигаретой, я стал размышлять, какой я счастливчик (я -артист, я могу вынести самооценку).
Дженни вышла с распущенными волосами, босиком, в старом, застиранном фланелевом халатике, затянутом пояском. Свернулсь на софе клубочком рядом со мной. Я обнял ее плечи, и мы устроились поуютнее.
-Бренди? - спросил я.
-Чуть-чуть, - ответила она.
Я сделал глоток бренди, задержал во рту и, твердо поцеловав ее, перелил ликер в ее рот. Она отстранилась, проглотила, закашлялась.
-Мои поцелуи - пьянят, - продекламировал Я французский любовник, заявляющий о своей великой страсти голосом больше Минского, чем Мольера.
-И они горят, опускаясь вниз, - закончила она.
Дженни - гибкая, как ива, женщина с тяжелыми каштановыми волосами. Эти волосы вводили меня в такой экстаз, что однажды я заставил ее пообещать, что в случае моей смерти, она совьет из них мой саван. В ее лице не было доминанты, но все черты - в прелестной гармонии. Лицо -удлиненное, как и тело. Все в нем было гладким и незамутненным.
Больше всего меня в ней восхищала ее физическая завершенность: ни одной фальшивой нотки или неверной линии. Совершенство, завершающееся красотой.
Класс - вот слово, которое я употреблял всякий раз, думая о ней, и спрашивая себя, не вызвано ли мое восхищение ею пониманием отсутствия этого качества у меня.
-Как уютно,- сказала она, подвигаясь ближе.
Не так же просто называют меня Самым Уютным Обнимальщиком Манхеттена.
-Что с нами будет, Питер? - спросила она вдруг, и я быстро глотнул вина .-Что будет с тобой и со мной?
Я взглянул на нее вниз.
-Я тебе начинаю надоедать, Дженни? - тихо спросил я.
- Нет.
- Тогда от чего душевные копания?
- Не знаю. Это кажется так - случайно.
- Я думал, тебя это устраивает ,- запротестовал я.
-Когда-то, возможно, да, устраивало. Но сейчас я уже не так уверена. Питер, мы можем жить вместе?
- Где?- спросил я - Ясно, что не у меня. Мне нужен Артур, чтобы выплачивать рент за квартиру. Здесь, в одной комнате? Через неделю мы вцепимся друг другу в глотку.
- Ты можешь...,- начала она и остановилась. Я убрал руку с ее плеча.
-...найти постоянную работу? - с просил я с вымученным смешком,- Чем занимаясь? Если бы даже мог, не хочу. Дженни, ты хочешь, чтобы я отказался от актерства?
- Не-е-е-т, - медленно сказала она - нет, во всяком случае, если ты сам этого не хочешь, но ...
Минуту я молчал: я не хотел ее терять.
- Сегодня я сказал Солу, что почти готов отказаться, бросить в се. Давай решим так: дай мне еще год. Хорошо? Еще один год не убьет меня. Если за год я ничего стоящего не найду, я пошлю все ко всем чертям. Заделаюсь буржуа. Найду постоянную работу. Дашь мне год?
Она потянулась к моему лицу. Мы поцеловались. Губы ее были нежны и покорны.
-Хорошо, - сказала она - Следующее Рождество. Обещаешь?
-Конечно, - сказал я - Разве я когда-нибудь тебе лгал?
-Возможно, - вздохнула она, - но пока я этого не знаю.
У двери мне удалось украдкой запустить руку в ее фланелевый халатик и коснуться одной из ее нежных грудей. Она прикрыла глаза.
-Питер, - слабо прошептала она.
-Когда поток остановится? - спросил я.
-К субботе.
-В субботу мне заплатят. Мы где - нибудь пообедаем, потом вернемся сюда и устроим оргию. Могут двое устроить оргию?
-Мы можем попытаться, - сказал она.
В такси домой я размышлял об актерской доле. Романист может писать книги, даже если их никогда не напечатают. Художник может создавать романтический мир на холсте и складывать картины. Поэт может написать величайшие в мире сонеты, а потом выбросить их в туалет и смыть водой, если пожелает. Но актеру нужна аудитория.
Я спрашивал себя, не основана ли моя связь с Дженни Толивер, со всеми моими друзьями больше на потребности в аудитории, чем на необходимости любви и понимания.
Я наклонился вперед, чтобы поговорить с водителем через перегородку: " Я-то, что я есть,- сказал я, имитируя мультяшного Поли.
- Как скажешь, приятель,- ответил водитель.
7
Как и большинство безработных актеров я взял временную работу продавца на Рождество. Четверг и суббота: с десяти утра и до десяти вечера в фешенебельном мужском бутике на 57ой улице Ист"Руки Короля". (Где руки короля? На заднице королевы, недоумок).
Я находил свою работу депрессивной, в основном , думаю потому, что продавая удивительно красивые и очень дорогие вещи: блестящие кошельки из лучшей свиной кожи, манишка из шелка с перламутровыми пуговицами и очень тонкие шейные платки изысканного дизайна. Вещи, которые я не мог себе позволить. И которые из-за всеглазого менеджера не мог стянуть. Чтобы выдержать эти мучения, я превратил свое общение с
покупателями в серию театральных выходов: заигрывающего гомосексуала; все вынюхивающего лондонского клерка; возбужденного, только что приехавшего иммигранта и даже сбежавшего русского артиста балета. Покупатели были заинтригованры и убеждены. Я выжил, не будучи собой.
В четверг я согласился пойти на ланч пораньше: в полдень. Набросив на плечи свое пальто от "Bluberry", как накидку, оставив рукава и полы биться на ветру, небрежно повязав вокруг шеи шарф в свободной петле и надвинув ирландскую шляпу, я, повинуясь необъяснимому порыву, направился быстрым шагом на север по Мэдисон Авеню.
День был серый и колючий, как старая сморщенная кожа. Воздух пах теплом, и повсюду сновали люди.
Бутик "Barcarole" находился в середине блока между 67ой и 68ой улицами. Красавец каменный дом был вандализирован и превращен в четырехэтажный магазин роскоши, предлагающий женские пальто, костюмы, платья, спортивную одежду, аксессуары и драгоценности. В основном, из Милана и Рима. Никаких распродаж или сниженных цен в "Barcarole".
Охранник с глазами острыми, как ножи, позволил мне войти. Я прогулялся по первому этажу, возможно, надеясь случайно набрести на загадочную М.Т.?
Разыгрывая любопытствующего покупателя, я тотчас понял, что слишком мало могу себе позволить купить Дженни Толивер на Рождество. Для меня было шоком, когда я осознал, что деньги, которые я получил за десятичасовой рабочий день в "Руки Короля" оказались гораздо меньше тех, которые дала мне Марта "за хороший, сильный секс". Сравнение было неприятным.
Я вышел из магазина и несколько минут с тоской рассматривал витрину. Новогодняя выставка: конфетти, рожки, ленты и два изысканных, с золотой отделкой платья: одно белое, другое черное с боа из перьев и перчатками по локоть. Даже пластиковым манекенам были неприятны мои
взгляды.
Перейдя Мэдисон Авеню и стоя у края тротуара, я наблюдал парад шикарных, ухоженных женщин, входящих и выходящих из "Barcarole".
Все они - и старые и молодые, прямые, с надменно поднятыми головами несли на себе штамп богатства. Я наблюдал за ними со смешанным чувством зависти и обожания, ловя себя на понимании, что деньги делают их красивыми. Почти десять минут я стоял, завороженный, не в силах оторвать взгляда от этой богатой процессии. Наконец, я отвернулся. В забегаловке, я съел сосиску и выпил кислый апельсиновый сок. Прежде чем вернуться на работу, я позвонил домой: больше по привычке, чем в надежде на сообщение переворачивающее жизнь.
Женщина по имени Марта оставила свой номер телефона и попросила ей позвонить. Я набрал ее номер. Она сказала, что хотела бы со мной встретиться завтра. Я ответил, что смогу это устроить.
8
Марта взяла то, что хотела. Она металась и билась как бешенный мустанг. Я держался, выдал все, на что был способен, надеясь, что ее ногти не оставят на моей заднице с лишком глубоких царапин, которые могла бы заметить Дженни Толивер. Конечно, какое-то время спустя мысль о таких пустяках улетучилась. Я завелся и хотел наказать ее за то, что она использует меня. И потому я вонзился в нее со всей силой, и она, рыча, пришла от этого в восторг.
Выдохшись, я припал губами к ее впечатляющей груди. Она крепко прижала меня к себе, не отпуская и поглаживая по спине.
- Иисусе....-сказала она.
- Питер, - напомнил я ей.
-Слушай, - сказала она ,-Мне нужно в туалет сделать пи-пи. Но не вставай. Оставайся в кровати. Я кое о чем хочу поговорить с тобой, и это лучшее место для разговора.
Она не взяла сумку в ванную. Как только дверь за ней закрылась, я вскочил и исследовал содержимое сумки: кошелек, удостоверение водителя, кредитная карточка, косметика, презервативы, салфетки, ключи и всякая всячина. Ее имя было Марта Твомбли. Что гораздо важнее, серебряная пластинка ее бизнес - карточки идентифицировала ее как менеджера бутика "Barcaroli". Менеджер. Боже правый. Когда она вышла, я был в кроватке сигаретой. Она легла на бок и нежно пальцем надавила мне в паху.
-Это было здорово,- сказала она.
-Удовлетворение гарантировано, или ваши деньги возвращаются вам.
-Да, - она улыбнулась ,-Слушай, Питер,... есть у тебя друзья?
Я повернул голову взглянуть на нее: "Конечно, у меня есть друзья".
-Можешь устроить парня для меня?
Я уставился на нее, потом до меня дошло.
-Ой, чоли, - сказал я с печалью, намеренно имитируя Марлон Брандо. - Я не могу состязаться.
Она рассмеялась: "Ничего личного, Питер. Ты - великолепен, и это- правда. Но я люблю разнообразие... - ты понимаешь?
-Ты говоришь это мне?! Новая женщина. Выбирающая себе удовольствия.
- Правильно.
-Конечно, - пообещал я. Я могу снабдить тебя парнем. Сравнительно чистым.
- Прекрасно. Устрой. Потом позвони мне. Двадцать долларов за твои хлопоты.
- Справедливо, - сказал я.
Она цепко посмотрела на меня: "Но не так хорошо, как шестьдесят долларов, да? Не огорчайся, Питер. Моя подруга хотела бы с тобой встретиться: пятьдесят долларов. Интересуешься ?
-Конечно ,- ответил я, не колеблясь.
-В понедельник, хорошо? В три часа? Ее муж отбывает в бизнес- командировку.
- Прекрасно.
- Договорились ,- она шлепнула по моему бедру.- А сейчас мне необходимо бежать.
- Я провожу тебя до такси.
-У тебя манеры, - похвалила она.
9
Артур Эндерс был таким бледным, что однажды я назвал его "слегка оперившимся альбиносом". Кожа его была бледна, волосы, как снег, а глаза - бледно-бледно-голубые. Будущий писатель обычно носил костюмы цвета беж или светлые, они делали его похожим на спотыкающегося призрака.