В Японии в древности существовал обычай: доживших до старости людей уносили в горы и оставляли там в полном одиночестве. Им не делали запасов еды, не снабжали средствами защиты от диких животных. Они не могли вернуться к родным. К месту смерти своих родителей должны были нести дети, или ближайшие родственники. Единственной привилегией совершающего свой заключительный земной путь было право выбора последнего пристанища.
* * *
- Подойди ко мне, сынок, - ласково сказала женщина преклонных лет, с нежностью глядя на крепкого мужчину, усердно ковырявшего мотыгой землю.
Мужчину звали Оона. Отложив мотыгу в сторону и оправив затёртое кимоно, он быстро подошёл к матери и почтительно склонил голову.
- Мне пора в путь, - спокойно проговорила старая Ёко.
Оона опустил голову ещё ниже и тихо произнёс:
- Если я плохо забочусь о тебе, можешь жить у моего брата Эбису, а я буду каждый день навещать тебя.
- Ты хорошо заботишься обо мне, Оона, и мне хорошо у тебя, но прошлой ночью приходил твой отец и сказал, что мне пришла пора быть опять с ним.
- Неужели отец хочет разлучить тебя с нами?
- Не подобает детям плохо думать о родителях, - с укором произнесла Ёко.
Оона опустился на колени и послушно смолк.
- Сходи, позови брата. Пусть придёт со всеми детьми, и скажи своей жене Тоёкэ, что у нас праздник.
Оона встал, молча поклонился и побежал исполнять волю матери. На дворе уныло моросил дождь. Небо покрылось тяжёлыми серыми тучами.Приближалась пора больших дождей.
Тоёкэ, едва узнала о причине возвращения в дом мужа, бросилась заниматься необходимыми приготовлениями к празднику. В этот день всё должно было доставить как можно больше радости Ёко. Её любимые кушанья, цветы и прочие мелочи, которые окружают каждого человека и из которых он выбирает что-то близкое его сердцу, всё было учтено Тоёкэ и расставлено в комнате, где все должны были собраться. Несколько раз она подходила к матери мужа и, остановившись на почтительном расстоянии, спрашивала о её пожеланиях. Ёко мягко смотрела на Тоёкэ и в ответ отрицательно качала головой. Её мысли в то время были далеко за пределами домика сына. Перед ней всплывали картины того, как она сама вела себя, будучи на месте Тоёкэ, когда мать Накамура, её мужа, отца Оона, обьявила о своём празднике. Она думала о том, что мужчины редко доживают до такого дня. Их уделом больше становилась смерть на бранном поле или на охоте, как погиб её муж. Думала о том, как хорошо, что у неё есть два сына, но плохо, что нет дочери. Эти мысли, с множеством других, обрывками проносились в её голове. В последние дни она всё чаще прислушивалась к ним, пытаясь уловить подсказку, которая помогла бы ей определить дату её последнего праздника. Сегодня ночью это наконец произошло. Её любимый Накамура позвал её. Это было так явно, что, проснувшись, она ещё долго слышала его голос. Вслед за этим наступило долгожданное облегчение. Теперь было всё ясно и с праздником тянуть не было нужды.
На дворе появилась целая процессия. Во главе мерно вышагивал старший сын Эбису. По обе стороны шли его дети. Их было семеро, пять мальчиков и две девочки. Позади него торопливо перебирала ножками Идзанами, жена Эбису, женщина весьма маленького роста. Замыкал шествие Оона. Лица у всех были торжественными. Дети тащили в руках большие букеты цветов для бабушки.
Когда все вошли в дом, Ёко уже сидела в праздничном одеянии в подготовленной Тоёкэ комнате. Остановившись у входа, все почтительно опустили головы. Ёко с радостной улыбкой на лице жестом пригласила войти. Торжественность ощущалась в каждом её движении, взгляде. Всё вокруг неё было пропитано этой торжественностью. Каждый цветок, каждое кушанье, приготовленное Тоёкэ, источало её. Это был праздник Ёко, и она осталось довольна им.
- Когда проснётся солнце, я хочу, чтобы ты, Оона, проводил меня. А теперь подойдите ко мне. Наша разлука не будет вечной. Скоро я встречусь с вашим отцом, моими родителями, а затем, когда-нибудь, вы опять увидите меня.
После этих слов она нежно поцеловала всех присутствующих и уединилась в своей комнате.
Ночь прошла в спокойном ожидании. Утро выдалось на редкость ясным. В это время года такие дни можно пересчитать по пальцам, и для Ёко он стал приятной неожиданностью. "Сыну легче идти будет", -подумала она , надевая на себя одеяние, которое очень нравилось её Накамура.
Едва небо озарил первый луч солнца, Ёко вышла во двор. На просторной террасе сидел Оона. Его вид указывал на бессонную ночь, а глаза предательски блестели. "В меня мягкостью пошёл, а вот в Эбису -отцовый корень", - подумала она.
- Путь не близкий, сынок. Пойдём к горе Хэйдан. Всё ли тебе Тоёкэ положила в дорогу?
Оона утвердительно кивнул и указал рукой на небольшой мешочек около его ног.
- Тоёкэ хорошая жена. И дети у вас скоро будут. Я это знаю, Оона. Девочки будут и мальчики будут, - сказала она, нежно теребя его за густые волосы. - А теперь пора, сынок.
- Может отец немного ещё подождёт? - с надеждой в голосе произнёс Оона.
Ёко ничего не ответила. Взяв в руки мешочек Оона, она вышла на дорогу.
- Я иду, мама, - быстро спохватился Оона и, выбежав вперёд Ёко, опустился на колени спиной к ней.
- Я тебя понесу. Держись за шею. А этим поясом я потом обвяжусь, чтоб тебе удобней было, - решительно сказал он, разматывая свёрнутый широкий пояс.
- Я ещё не устала! Ты понесёшь меня тогда, когда я устану и не смогу больше идти.
- Если ты не позволишь мне сразу нести тебя, я пойду за тобой на коленях, - горячо заявил Оона.
Старая женщина неодобрительно покачала головой, но всё же исполнила просьбу сына. Оона обмотал себя и мать поясом и медленно направился в сторону видневшейся вдалеке горы.
Выйдя за пределы посёлка, он преодолел покрытую зеленью равнину и начал восхождение на Хэйдан. Эта гора имела каменистые склоны. На одной из площадок, которыми как громадная лестница была сплошь усеяна Хэйдан, Ёко попросила сына сделать остановку. Оона быстро размотал пояс и бережно опустил мать на землю. Ёко развязала мешочек и аккуратно выложила на камень еду, приготовленную Тоёкэ.
- Поешь, сынок. Солнце уже высоко поднялось в небе. Тебе пора подкрепиться, - сказала она, с любовью глядя на сына.
Оона отобрал лучшие куски и протянул матери. Ёко отрицательно покачала головой.
- Я уже сыта жизнью. Пища нужна молодым. Кушай, тебе ещё многое предстоит сделать.
Оона отвернулся и стал безразлично пережёвывать мясо.
- Не нужно огорчаться, сынок. Не забывай, где конец, там берёт свой исток начало. Человек слабым умирает и человек слабым рождается.
- Ты могла бы ещё побыть с нами! - взволновано произнёс Оона.
- Я и так всегда буду с вами. Разве появится у тебя другая мать, или перестанет солнце всходить над твоим домом?
Оона опустил взгляд.
- До солнца я не смогу дотронуться, - со вздохом проговорил он.
- Зато ты можешь ощутить его прикосновение к себе. Тепла от солнца не станет меньше, если ты не сможешь его трогать.
Оона умолк, раздумывая над словами матери.
Через некоторое время Ёко встала и, положив в мешочек остатки пищи, попросила сына продолжать путь. Оона опять проделал ту же процедуру, что и в начале пути, и с матерью на спине стал дальше преодолевать подьём.
Медленно поднимаясь в гору, он старался причинять как можно меньше неудобств матери, избегая резких рывков и неверных движений. Ёко это чувствовала и, в свою очередь, также старалась доставить меньше, насколько это было возможно, неудобств сыну. Постепенно они поднимались всё выше и выше. На площадках, то тут, то там, стали изредка появляться истлевшие останки, имевшие когда-то человеческий облик. Ёко напряженно всматривалась в них и, казалось, пыталась что-то обнаружить. Оона, понимая что их путь подходит к концу, стал заметно кружить, вовсю стараясь хоть немного его удлинить. Ёко время от времени поднимала взгляд на солнце, думая об обратной дороге сына. Вдруг она издала радостный возглас и попросила Оона взобраться на площадку, где виднелись, судя по одеянию, женские останки.
- Вот и моя Ямато! Наконец я нашла тебя, - радостно проговорила Ёко, всматриваясь в чьи-то останки, - да, это её одежда. В ней она отправилась в путь. Ты помнишь тётю Ямато? - обратилась к Оону Ёко. - Она была самой близкой моей подругой, с самого детства. Перед тем как исправиться, я хочу видеть то же, что и она. Если бы на этих площадках был где-то Накамура, я оставила бы своё тело рядом с ним, но его тело поглотили звери. Поэтому я буду рядом с моей Ямато. Ты хорошее выбрала себе место. Отсюда всё видно, как на ладони, - сказала она, обращаясь как будто к Ямато.
У Оона сжалось сердце. Мысль о том, что ему сейчас придётся уйти, болью отозвалась в нём. Ёко, понимая состояние сына, усадила его на небольшой камень и, поцеловав в лоб сказала:
- Не нужно пытаться обмануть себя, сынок. Всему своё время. Когда тело слабеет, укрепляется душа. Так зачем пытаться насильно её удерживать? Разве это не приносит страдания человеку? Да и нельзя надолго удержать то, что тебе не принадлежит. Когда тело слабеет, всё возвращается на круги своя. Таков закон. Кто пытается себя обмануть, лишается мудрости.
- Ты будешь всегда с нами? - спросил со слезами на глазах Оона.
- В каждом цветке, в каждом шёпоте ветра.
- Приходи ко мне почаще, когда умрёшь, - попросил Оона.
Ёко положила свою иссохшую руку ему на голову.
- Тебе нужно идти, сынок. Солнце уже начинает спускаться. Тебя ждёт Тоёкэ. Мне будет хорошо здесь.
После этих слов Ёко ещё раз поцеловала сына и расположилась на площадке неподалёку от Ямато.
- Иди, сын, - уже требовательно произнесла она. И мягче добавила: - И не говори "умрешь", лучше скажи "исправишься".
Оона встал, низко поклонился матери, повернулся, и начал быстро спускаться с горы. Ёко с любовью смотрела ему вслед, пока он окончательно не скрылся из вида. Затем её взгляд устремился вдаль, которая щедрым жестом развернула перед ней свои просторы, давая настоящее наслаждение уставшему взору.
![япония [неизвестен]](/img/k/kulik_w_w/2222222/sakura.jpg)