"Слова "испорченность нравов" означают лишь различие
между общественным интересом и частным интересом".
(Гельвеций)
Религиозный характер советского строя жизни не мог не влиять на развитие экономики. Чтобы понять, как социалистический идеал оказывал воздействие на поведение человека в его трудовой деятельности, полезно знать рассуждения Макса Вебера о роли протестантской этики (религии) на развитие капитализма в странах Западной Европы и Северной Америки. Во всяком случае, идеал коммунистического будущего, если хотите - "спасения своей души" в коммунизме, легко находил эмоциональный отклик в сознании людей, и становился их идеалом, их целью и их верой. Всё, что разумелось для человека, разделяющего коммунистическое учение, становилось обязательным для граждан страны, где эта вера возводилась в ранг государственной религии. И, если коммунизм в качестве условия своего существования подразумевал создание мощной экономики, то аскетизм, всемерное ограничение личного потребления и самоотверженный труд на благо страны автоматически становились нормой жизни для всех вольных или невольных приверженцев коммунистической идеологии.
В эпоху полувоенной, примитивной экономики и, во многом, примитивного использования рабочей силы понятие религиозного самоотречения для коммунистического спасения общества порождало, с одной стороны, трудовой энтузиазм верующих, а с другой - все формы принудительного труда вплоть до ГУЛАГа. Таким образом, государство унифицировало поведение своих граждан, и осуществляло СССР как теократию - страну, в которой безраздельно господствует социалистическая религия.
Эта особенность социального порядка, сглаживающая индивидуальное неблагополучие, индивидуальный крах, несет в себе зачатки всеобщего краха, оборачивается зависимостью от общества, ставит все общество на грань социально-политического кризиса. К сожалению, русская история изобилует подобного рода "смутными временами". Авторитарная власть имеет свойство держаться до конца, и обычно либо плохо кончает, как Романовы, или предоставляет расплачиваться по счетам своим гражданам, народу.
В полной мере это относится к советской системе - противоположности частному человеку. Теократия находит себя не в человеке, а в абстрактном учении о человеке, в абстрактном человеке, в неизменном идеале, каким бы он не был. В то время как материальный строй государства претерпевает изменения, прогрессируя вслед за развитием производства, политическая сфера жизни остается неизменной. "Политическое государство есть зерцало истины для различных моментов конкретного государства". Попытка сделать себя абсолютной истиной в противовес истине материальной жизни, попытка политического государства сделать себя материальным, а социалистическую схему - жизнью, означает остановку развития, эволюционный крах. Всё более формализуя частную жизнь, поглощая в себе гражданское общество в погоне за всевластием над обстоятельствами - над людьми и природой, политическое государство подрывает основу своего собственного существования, поскольку "жидется на противоречии между общественной и частной жизнью, общими и частными интересами". Когда исчезает частная жизнь, и господствует схема, общество превращается в казарму, и гибнет, увлекая за собой государство. Остается на выбор: либо изменение политического строя, либо известное ограничение прав государства по отношению к реальной действительности, но тогда принципы, на которых строится деятельность идейного государства, постепенно приобретают формальное значение, превращаются в вывеску, за которой часто обнаруживается нечто совершенно им противоположное. Несостоятельность социальных идей советского строя происходит не потому, что они невозможны или неверны, а потому, что они неосуществимы при политическом порядке, формальную сущность которого, как ни парадоксально, составляют, потому, что вместо того, чтобы господствовать в человеке, они господствуют над человеком.
Мало провозглашать себя приверженцем коммунизма, важно осуществить его на деле, а сделать это посредством только политического давления без расхождения между идеалами государства и потребностями общества не удается. Расхождение с реальностью, уход от реальности развязывает руки стихийному развитию со всеми последствиями стихийного развития, но в бюрократической упаковке. Если неравенство в потреблении, то между центром и периферией, между городом и деревней. Если жилищный вопрос, так через рогатки бюрократического распределения. Если инфляция, то через дефициты, спекуляцию и очереди. Так задавленный по началу рынок, в конце концов, разлагает бюрократический способ управления, хоронит идеалы государства усилиями самой бюрократии.
Незнание плодит волюнтаризм, бессилие ведет к соглашательству.
В экономике "несбалансированность спроса и предложения приводит к образованию неходовых товаров и дефицитности изделий, затрудняет удовлетворение спроса населения с меньшей покупательной способностью, приводит к перераспределению доходов при высоких ценах колхозного рынка, спекуляции, росту отложенного спроса". Излишек денег способствует созданию товарного обмена параллельного официальному, стихийному оформлению "черного рынка", основанному на частной инициативе и частных капиталах. Стабильность цен переводит инфляцию в общий недостаток товаров, низкие цены на то, что есть продаже, лишь усугубляют дефицит того, чего в продаже нет. Недостающую продукцию начинают фондировать, распределять централизованно, развиваются различия в снабжении отдельных районов страны, отдельных отраслей и предприятий. Волюнтаризм в производстве дополняется волюнтаризмом в распределении и уже невозможно рыночным путем, с помощью обмена выправить диспропорции, не вогнав половину населения в нищету, а половину товаров в мусор.
"Плановый процесс соблюдения народнохозяйственных пропорций" оборачивается волюнтаристским процессом борьбы с диспропорциями, в стихийное перераспределение товаров и капиталов. Вещественный мир снова становится всем, директивная абстракция - ничем, план превращается в игрушку стихийных сил, и пересматривается перед каждым промежуточным финишем. План, который не план, план, который содержит в себе бесплановость как свое необходимое свойство, есть иное, пускай в начале вводящее в заблуждение, название стихии рынка. В подобном планировании нет ничего планомерного кроме давления противоборствующих сторон.
Освободившись от сталинского террора "новая волна" ВКП (б) постепенно конвергировалась в КПСС эпохи застоя. Идейность улетучилась, стала формальностью. Осталась проза жизни. Подталкиваемая логикой развития к использованию рынка для управления обширным хозяйством страны, КПСС желает сохранения директивного планирования, подготавливая его конец. Рынок входит с черного хода и общество тонет в частном обмене: старые связи через посредничество государства, политика зарплаты, цен на товары становятся во многом формальными или приобретают новое содержание, становятся отношениями взаимовыгодного обмена. Все покупается, и все продается, включая план.
Административное давление сталинской эпохи сменяется сделкой, договором, взаимопониманием сторон. Хозрасчетные отношения, раз уж они введены, - источник денежного интереса не только работников предприятия, - от них кормится вся система, поскольку фонды стимулирования зависят от показателей работы предприятия, а показатели - от внешних условий, от начальства и смежников, от Госплана и Госснаба, и так - вплоть до санэпидемстанции. Предприятия ищут расположения администрации, и часть их материального благополучия совершенно естественным образом переходит к лицам, от которых это благополучие зависит, а простой народ просто выносит все, что плохо лежит.
Так товарно-денежные отношения расправляются с преобладанием волевых, директивных отношений. Партийные боссы не могут обойтись без экономики, экономика - без рыночного интереса, а это уже совсем другая система хозяйства. Идейные коммунисты "поедаются и перевариваются" после отчаянного сопротивления, апеллирования к совести, морали и ленинским идеалам. В настоящий момент борьба в самом разгаре, и, поскольку ни о каком сознательном господстве со стороны партии над товарно-денежной стихией речи быть не может, и может быть только политическое насилие, русский социализм вдруг предстал капитализмом, задавленным административным давлением и оттого вывернутым во всех своих проявлениях наизнанку. Вместо инфляции - дефицит, вместо безработицы - недостаток рабочей силы, вместо экономического кризиса - банкротство государства.
С западной точки зрения - это сюрреализм, с точки зрения сталинской, дореформенной эпохи - это тоже сюрреализм, правда, иного рода.
Рыночные отношения, прикрытые фасадом плана и коммунистической фразой, возрождают погоню за прибылью и капиталом. И хотя КПСС явно не может управлять по старому, ей ничего не остается делать, как цепляться за компромисс и обращаться к старой, доброй, но уже отжившей системе. Непрочность всех её начинаний обусловлена политическими причинами, заключена в ней самой. Экономический тупик - следствие политической отсталости страны. Исчерпав себя, выполнив свою единственную роль, на которую была способна, создав национальную индустрию путем почти религиозного самоотречения себя и страны "новая волна" коммунистов страны советов 30 годов в 60-х годах сходит на нет, вырождается в бюрократический индивидуализм. Коммунистические отношения людей в партии и в обществе либо ликвидируются, либо приобретают формальный, искусственный характер, коммунистический идеал меркнет и на место взаимопомощи и самоотверженности верующих приходит равнодушие и меркантилизм частных лиц. "Нет людей!" - это сталинский вопль стал аксиомой советского государства.
Потеря веры оборачивается индивидуализмом, благоприятствует расслоению людей в зависимости от их места в производстве и общественной иерархии, благоприятствует к превращению отношений в разделении труда в не придуманные НКВД классовые противоречия. Меркантильно мыслящий индивид стремится закрепить за собой любое выгодное ему занятие, благо бюрократизация этому благоприятствует. В советском строе, настолько полно пронизанном властью, единством воли, все функции, всякая деятельность настолько четко распределены и разграничены, что в результате легко оказываются в собственности у частных лиц. Размежевание интересов в первую голову касается пролетариата и его политической организации: теперь интерес пролетариев и интерес высших и средних чинов партии и советского аппарата - вовсе не одно и то же. И по мере затруднений экономического развития, растущая бесполезность правящего сословия порождает ответное равнодушие рабочего класса, он просто перестает работать за идею, всячески облегчает свою ношу, то есть присоединяется в своем поведении к крестьянам, давно отученным колхозами от вразумительного труда. Пьянство и воровство становятся обыденной формой жизни.