Отношения в обществе, какими бы передовыми они не были, любят приноравливаться к обстоятельствам. Во всяком случае, господство капиталистических отношений нисколько не мешало рабству в США, а крепостной строй в России - обладанию промышленным или торговым капиталом. Но выясняется так же, что рано или поздно рабство становится невыгодным приложением капитала, а капитал - невыгодным способом эксплуатации крепостных. В зависимости от того, какие отношения господствуют, хиреет либо прогрессивный вид собственности (как это было в России до 1861 года), либо исчезает отсталый способ производства (в результате гражданской войны в США).
Советский Союз - страна идейная или, как я привык говорить, теократическая, подчиненная идее. Однако, считать теократизм сущностью социализма неосторожно, это - одна из форм его существования, отнюдь не самая лучшая. Теократизм характерен политическим централизмом, политической деспотией идеологии и, следовательно, партии, эту идеологию воплощающей. В той или иной степени, неизбежен централизм в экономике, которую партия может оставить без своего внимания.
Централизация хозяйственных связей довольно просто решает некоторые проблемы рыночной экономики и барахтается там, где рынок не испытывает затруднений.
При рынке условиях производство подстраивается под номинальный, денежный капитал через кризисы перепроизводства и безработицу. Если же хотят избавиться от узких рамок товарно-денежного обращения с помощью инвестиций, возникает инфляция, рост цен, одним словом, производство развивается в противоречии к своему денежному отражению.
Централизованное хозяйство легко справляется с безработицей, инфляцией, для него размер и пропорции номинального, денежного капитала не являются чем-то неприкосновенным, а частная собственность не является препятствием для установления цен, зарплаты и прочих условий обмена. Преодоление узости рынка для централизованного хозяйства не вопрос, ему нужны не деньги (абстрактные), а материальные ресурсы, которые государство хочет вовлечь в оборот. Для него основное - это развитие производства, то есть развитие реального капитала до уровня номинального, чей размер непрерывно растет. Диспропорции, недопроизводство, нехватка рабочей силы и других ресурсов - вот проблемы централизованной экономики.
Централизованная экономика консервативна. Люди не заинтересованы здесь в улучшении своего труда - заинтересовано государство, возможности которого влиять на них ограничены, как и возможности всякого прямого насилия. Это сдерживает рост производительности труда, технический прогресс носит эпизодический характер, и там, где касается широкого поля приложения сил общества, становится весьма сомнительным. Будь мы крошечным государством, наша судьба - судьба Албании, а не Гонконга. Отсюда, сырьевой характер хозяйства, развитие за счет природных ресурсов - лес природные ископаемые, дешевые человеческие ресурсы.
С другой стороны, в централизованном хозяйстве возможность перераспределять средства приводит к замечательным социальным успехам. Я имею в виду не только занятость и сравнительно слабые различия в доходах населения, но и политику, основывающуюся на переливе средств в пользу просвещения и других приоритетных целей общества. Культурная революция была построена благодаря этой возможности, как и все другие социальные достижения, лишь омраченные, но не уничтоженные насилием в политике и экономике.
Успехи социальной политики поддерживали, и до сих пор поддерживают веру в социализм в народе, веру в марксистко-ленинское учение, в существующий порядок, то есть поддерживают теократический строй в СССР. В свою очередь, теократизм советского строя не мог не влиять на развитие экономики. Экономический кризис вырастает из кризиса теократии как политического строя. После 1953 года, когда власть отошла исполнителям, ничто в принципе не мешало вырождению государственного сословия служителей коммунистической идее в бюрократическое сословие. Формальность веры и карьеризм благоприятствуют образованию общественной иерархии, расслоению людей в зависимости от их места в обществе.
Происходит это вовсе не потому, что к власти в государстве, или в экономике, или в любой другой сфере жизни общества приходят нехорошие, корыстолюбивые люди. Объективное положение в общественной иерархии отрывает их от личных качеств, и в эпоху индивидуальных настроений, когда парадокс ситуации состоит в том, что наиболее преданные и "горящие" на работе рискуют получить меньше других, заставляет даже самых порядочных из них принять имущественные привилегии ради сохранения "здравого смысла" социального порядка. Общество все больше разлагается на конгломерат частных лиц, которые в частном порядке преследуют свои частные цели, и не воспринимают цели общества как свои собственные.
В процессе размежевания интересов общественная собственность на средства производства, которая формально никогда не была общественной, принадлежа государству, перестает быть ею фактически. Когда есть "единство партии и народа", тогда государственная собственность, по сути, - собственность народа. Как только они разделены - государство оказывается в роли частного собственника, и его инициативы, будь они трижды полезны для страны, неожиданно сталкиваются с пассивностью и равнодушием людей.
Новый образ мыслей граждан ведет к новому способу организации производства. Спад энтузиазма - к необходимости платить, заорганизованность - к обращению к иным регуляторам производства. В результате неспособности управлять и необходимости платить возникает движение к рынку. Выра6атывается политика высвобождения рыночных сил и ликвидации бюрократической оболочки товарно-денежных отношений.
Сочетание рынка и планов бюрократического государства не внушает блестящих перспектив. Недостатки рынка ущемляют достоинства администрирования и наоборот.
Усиление рынка - это расширение экономической демократии для частных лиц. Однако, самоустранение государства от участия в экономических делах опекаемого им общества означает, в принципе, отход от теократии, поэтому подобное самоограничение, если хотят сохранить теократический строй, ведет к изменению идеологии государства. Теократия, жесткий политический централизм не отменяется, а только меняет содержание, происходит превращение государственного социализма в предпринимательский социализм.
Между тем, стремление самостоятельных предприятий к прибыли сводит всякую общественную форму капитала к видоизмененной форме частного капитала, ибо для того, чтобы работники предприятия были заинтересованы в накоплении капитала, нужно, чтобы в них хотя бы чуть-чуть персонифицировался собственник капитала, чье благополучие зависит от благополучия предприятия. Поэтому при рыночной экономике необходимо "капиталисты", которые платят процент от прибыли государству и забирают себе все остальное.
Однако, до господства "свободного предпринимательства" дело никогда не доходит. Замена представлений о социализме совершается только для того, чтобы оживить экономику, не трогая политические формы власти, при которых прямое вмешательство государства в экономические дела неизбежно. Поэтому даже в самых рыночных странах социализма - Югославии, Китае - мы имеем во сто раз больше произвольных манипуляций в экономике, чем в любой капиталистической стране. Предпринимательская экономика социалистических стран сохраняет родимые пятна централизма - неспособность к самостоятельным инновациям, относительную неэффективность, более низкую производительность труда по сравнению с экономикой капиталистических стран, приобретая инфляцию, внешний долг и безработицу. Оттого, выдающегося прогресса социализма, мне думается, не будет без политических перемен, между тем их трудно себе представить без известного культурного уровня общества и уровня развития экономики. Капитализм в соцстранах это не совсем тот капитализм, к которому привыкли в развитых экономиках. Это капитализм стран третьего мира с отчетливым волюнтаристским душком.
Как мне кажется, советская история до сих пор шла довольно последовательно и логично. Закономерным было и появление "культа личности". Жертв могло быть больше или меньше, но культ был бы, поскольку социализм взялись строить в "отсталой стране". Дело в том, что социализм - это государство пролетариата и для пролетариата. Это страна, в которой все люди - пролетарии, где в принципе все должны работать и есть только одна частная собственность - собственность пролетария на свою рабочую силу и единственно законным считается доход от собственного труда. Однако армия наемных рабочих требует нанимателя. В принципе им должно стать общество, которое способно регулировать занятия и доходы частных граждан таким образом, чтобы излишек, пригодный скорее для накопления, чем для восстановления самой квалифицированной рабочей силы попадал именно в накопление, на развитие производства.
Но подобное регулирование со стороны общества, во-первых, требует его ориентации в законах экономики (чего, по-моему, нет) и, во-вторых, вовлечения в это дело поголовно всех граждан, чтобы рациональное поведение людей было добровольным, а процессы в экономике ими управляемыми. Иначе единственным способом регулирования остается насилие, в том числе, изъятие и перераспределение доходов для уравнительного, "справедливого" дележа между членами общества.
Там, где нет разумного поведения в экономике, и есть желание строить социализм, неизбежно превращение государства в нанимателя рабочих, по своему положению властвующего над их судьбой. Это, одновременно, "забота" о населении и доминирование над ним.
Тем не менее, даже в таком виде социализм приемлем, он возник, он существует уже семь десятилетий. Он более гуманен, чем капитализм в отсталых странах, с резкими имущественными различиями, особенно, в момент острого экономического кризиса, выход из которого был бы чреват наибольшими жертвами со стороны беднейшей части населения. Доводом для существования социализма в нормальное время могут быть его выдающиеся возможности в аккумуляции капитала и его использования для экономического развития страны. По этим двум причинам современный социализм может быть симпатичен странам, находящимся на пороге промышленного развития. Развитым державам "деспотический" социализм ничего не дает, ибо с некоторого момента приводит к стагнации экономики.
Отчуждая людей от управления, делая их наемными работниками, государство вынуждено взять заботу о развитии народного хозяйства и, следовательно, "заботу о человеке" на себя, пестует ее как главный закон социализма. Государство должно обеспечить занятость, социальное страхование, и другие необходимые условия существования пролетариата, но позаботиться об этом, государство может, лишь предварительно позаботившись о самом себе. Поэтому благосостояние советских людей никогда не было непосредственной целью государства - оно, прежде всего, ориентировалось на свои собственные цели. В той мере, в которой оно в состоянии повлиять на развитие производства, оно заботится о человеке. Если его влияние падает, забота превращается в фразу.
Перед угрозой экономического кризиса государство вынуждено все больше отказываться от методов прямого управления экономикой и все больше доверяться рынку, таким образом, перспективы развития стран социализма сейчас не лучше перспектив для стран развитого капитализма, что в политике это означает абсолютную, а в экономике относительную отсталость. Вероятно, такие особенности развития социализма не делают неизбежным его необратимый характер - он может "конвенгировать" (слиться) или может развиваться параллельно остальному миру. Состояние, к которому стремится мир вовсе не современный социализм с характерным "привкусом" теократизма, а, наверное, нечто иное, более совершенное, от чего и Восток и Запад, пока возможно, находятся на одинаковом расстоянии.
Развитие сейчас - это череда медленных реформ. Партия, несмотря" на свои мелкие привилегии и крупные ошибки, действует в пользу трудящихся, когда хочет действовать в соответствии с принципами своей Программы. Вместо политической оппозиции, которой не было даже в бешеные тридцатые годы, в стране действует оппозиция экономики. Политическое развитие происходит из-за и после экономических припадков, вынуждающих к реформам. Реформы идут "сверху", надежды - "снизу", и нужен очень глубокий спад и очень сильное нежелание перемен, чтобы деформация социального строя и образование антагонистических классов вызвали стихийные или даже организованные волнения. Для руководства страны наступает эпоха компромиссов, эклектизма и гибкости в попытке сохранить основы прежней системы правления и выправить экономику.
Но раз современный социализм пока не собирается отказаться от политического централизма, "естественный" ход реформ связан с постоянным отставанием страны и весьма шатким благополучием ее граждан. Желание переломить этот процесс есть желание политических перемен, причем не просто желание демократии повсюду. Демократизация экономики и политики необходима, но она не панацея от наших бед. Рынок ничего не прибавит к уже существующему положению дел у капиталистов, без выяснения того, что делать, и как делать, для того, чтобы дальше развиваться. Необходимая черта человека, живущего в условиях демократии - индивидуализм и, следовательно, сознание, выявляющее его индивидуальность. Однако развитие сознания есть отрицание индивидуализма. В своем сознании человек находит общество, поскольку его сознание - это отражение общества, отражение внешнего мира человека. Поэтому для того, чтобы частный эгоизм индивида поднялся до уровня всеобщего интереса людей, нужно развитие сознания, нужна работа ума по превращению индивида в общественное существо. Человеку помимо политической свободы необходимо интеллектуальное совершенствование, что к демократии - господству индивидуализма добавит сознание - господство общества.
Люди не равны. Демократия выявляет это неравенство, делая его неравенством в экономике, в политике или в любой другой сфере жизни общества. Неравенство в сочетании с эгоизмом способствует возникновению имущественного и социального расслоения. Развитие цивилизации, конечно, ограничивает эгоизм, но без нейтрализации его сознанием человека рассчитывать на социальное равенство людей даже в эпоху "коммунистического изобилия" не приходится. Тем более бессмысленно требовать от людей исходить из интересов общества, а не из своих собственных интересов. То, что ныне называют интересами общества сейчас либо мнение и интерес определенного слоя людей, обладающих властью, либо равнодействующая интересов частных граждан, отражающая мнение большинства.
В такой ситуации надеяться, что неспешное стихийное развитие страны вдруг перейдет в сознательное усилие людей и тем самым значительно ускорится - чрезмерно. Вероятность этого, по крайней мере, сейчас крайне невелика, прагматизм политики очевиден и лишь со временем, по мере экономического и культурного прогресса, возникнут настроения, способствующие переходу в "царство свободы" из "царства необходимости".