Куликовс Сергейс : другие произведения.

Неспокойная вода. Книга 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История любви. Самой обычной, земной. Немного мистики - куда же от неё, правда? Двое молодых, которые встретились и полюбили друг друга... Фотографии можно посмотреть здесь
  
   От автора.
  
  
   Я живу в Германии, уже несколько лет. Однажды я был в России - к сожалению, не реально, а виртуально, в интернете - и там встретил... очень красивую и грустную НЕМЕЦКУЮ легенду. Хотя, наверное, правильнее сказать, что не я её встретил, а она меня нашла - очень старинная легенда о несчастливой, неразделённой любви простой девушки к знатному и богатому молодому человеку. Нашла - и позвала меня к себе, властно и требовательно... и я собрался и пустился в дорогу, чтобы увидеть её живьём. А когда я оказался там, где всё это произошло, я увидел - это известная легенда. По крайней мере, здесь, в Германии. И что раньше она тоже не давала покоя людям пишущим - пишущим музыку, стихи, прозу... и это такие люди, что кому угодно было бы лестно оказаться с ними в одной компании. Гёте, Шиллер... Последнее, что я знаю - песня "Lorelei" из прощального диска группы "Skorpions". Но об этом я, честно сказать, не думал. Просто сел за стол - и начал писать. А теперь Вы, читатель, можете прочитать то, что из этого в конце концов вышло.
  
   Мне иногда кажется, что я написал просто сказку для взрослых. Или для не очень взрослых. Или не очень сказку. Во всяком случае, я буду очень благодарен, если кто-нибудь мне вразумительно скажет, что же это у меня получилось.
  
  
  
   []
  
  
  
   "Воды нашей реки
   То недвижны, то бешено быстры.
   Не в силах никто
   Предсказать накануне их ход..."
   (Андрей Макаревич, "Посвящение Булату Окуджаве")
  
  

  
  
Часть 1.
  
   Год от рождества Христова 537. Среднее течение Рейна, территория нынешней Германии. Небольшая деревня почти на берегу реки, недалеко от нынешнего Гоарсхаузена.

  
  
   Лорели тихо прикрыла за собой дверь, прислушалась. Нет, вроде никто не услышал и не проснулся. А может, просто не подают виду... Она повернулась и, кутаясь от утренней туманной сырости поплотнее в накидку, медленно пошла к реке.
  
   Сейчас, в этот ранний час, ещё не было слышно ни мычания коров, ни лая собак, ни даже пения петухов. Полная предрассветная тишина, немного тумана и еле-еле обозначившееся светом небо на востоке. Мокрая от росы трава. В другой раз она так рано не вышла бы из дома, но сегодня было нужно.
  
   Сегодня ей надо было прощаться со всем этим. Со всем этим миром, с деревьями возле отцовского дома, с тропинкой, по которой она Бог весть сколько раз ходила к замку, с семью дубами, росшими на самом краю поля, прямо перед обрывом вниз, к реке, со старым, очень большим кустом ежевики, который каждый год упрямо старался перелезть своими побегами через тропинку, закрыть её - и каждый год был нещадно обрубаем за это отцом. Прощаться, потому что уже завтра она... нет, не то, чтобы не увидит больше всего этого, нет... Но и смотреть, и видеть начнёт совсем по другому.
  
   Лорели подошла к первому дубу, стоявшему ближе всех к дому, положила ладонь на бугристую кору. Это дерево было таким же, когда она родилась, и с тех пор вроде не изменилось нисколько - впрочем, что для дуба каких-то шестнадцать лет? Это она стала взрослой... Лорели прислонилась к стволу и стала смотреть вниз, на реку. Но отсюда её было видно плохо, только маленький кусочек, и потому она, погладив напоследок шершавую кору, пошла дальше - к своему камню. Она так и называла его - мой камень, потому что, во-первых, за всю жизнь ни разу не видела, чтоб там был кто-то ещё, и во-вторых, потому что он ей нравился. Просто нравился.
  
   А нравился он ей тем, что на нём можно было очень удобно сидеть и смотреть на мир вокруг, и при восходе солнца это было очень, очень красиво. Она представляла себе, глядя, как солнечный свет опускается по противоположному берегу вниз, к реке, что этот свет - жизнь, и сейчас и сама река перестанет быть просто лентой воды, а оживёт и заиграет, и запоёт свою вечную песню, совсем не такую, как ночью, и отразит этот свет назад в небо - бликами, скачущими от радости жить...
  
   Вот и сейчас она пришла, спустилась по еле приметной тропинке несколько ниже, и села на свой камень - широкий, плоский, немного наклонённый вниз выступ горы на самом-самом краю обрыва, над головокружительной высотой, под которой, крепко стиснутая берегами, тихо шептала свой вечный рассказ река. Лорели не боялась этой высоты, даже когда была маленькой: она всегда знала, что она - на своём камне и с ней ничего не случится - ни головокружения, ни слабости, ни чего другого.
  
   Небо за спиной стало светлее. Она вздохнула, повернулась, и попыталась рассмотреть замок, лежавший на другом берегу ниже по течению, но было ещё слишком темно, и он выступал из этой темени просто неясным пятном, на фоне которого только несколько огоньков от горевших факелов говорили, что замок - там, и никуда не делся. Лорели с тоской посмотрела на свой берег. Здесь её сегодня ждал совсем другой замок... точнее, не замок, а несколько построек, объединённых одной общей, не до конца готовой защитной стеной - монастырь. Снова встал перед глазами отец Гоар, вспомнился долгий вчерашний разговор...
  
   *****
  
   - Дитя моё... я верю тебе. Не бойся и не думай плохого. Но мир... - Отец Гоар запнулся, помолчал немного. - Но мир, он... жесток, Лореляй. И к влюблённым - тоже. - Он замолчал снова. Тяжело, просто тяжело было ему, священнику, говорить с этой девушкой, простой, чистой и - он просто чувствовал это, и по её разговору, и по поведению - непорочной, безгрешной... Как сказать этому невинному цветку о том, что он позавчера случайно услышал в таверне у пристани? Как пересказать ей слова, что говорят на берегу реки подвыпившие парни, когда видят её? О том, что две недели назад по секрету прошептала ему старая Августина, прислуга господина барона? Боже, вразуми, не покинь!
  
   - Лореляй, дитя моё... ты веришь, что я был бы счастлив объявить в церкви тебя и какого-нибудь хорошего парня мужем и женой? - Она вскинула на мгновение глаза на него и опустила снова. На её щеках выступил румянец. - Знаю, что веришь... и я хотел бы этого, дитя моё. Очень хотел бы. Но это вряд ли получится теперь...
  
   Отец Гоар замолчал. Теперь ему надо было сказать ей правду. Ту правду, которая, бывает, оглушает без грома, слепит без молнии и просто убивает без ножа и топора неокрепшие души. Правду о предательстве. И на это ему было тяжело решиться, потому что ни один человек в общине не был ему чужим, а уж дети - тем более. Он вздохнул, вспомнив уже состоявшийся разговор с её родителями. Со взрослыми всё же было легче...
  
   - Лореляй... я знаю, что ты ни в чём не виновата. Но тебе почти невозможно будет найти в наших краях мужа... - Он увидел, как она вскинула глаза. Удивлённо, непонимающе. Искренне. - Дитя моё... ты ведь знаешь, что господин барон - суровый, и... - он помялся, думая, как бы не зло сказать об почти ничем не обуздываемом нраве владельца замка, барона, - упорный и решительный человек... я знаю точно, что он уже нашёл своему сыну невесту. Она тоже баронесса, откуда-то почти из Трира. И кажется, уже завтра или послезавтра они едут её встречать... она едет сюда, для официального знакомства со своим женихом.
  
   Он говорил всё это, поглядывая на Лорели, и видел - она даже не дрогнула. Смотрела так же удивлённо, и больше ничего, а когда он сделал паузу, совершенно спокойно сказала:
  
   - Отец Гоар, Карл сказал мне, что ничто на свете не заставит его отказаться от меня. Ничто. Что мы будем мужем и женой, даже если ему придётся уйти из отчего дома. Значит, он найдёт повод или причину, чтобы эта баронесса нашла себе в мужья другого.
  
   Отец Гоар вздохнул, теперь ещё тяжелее. Ему захотелось хоть на пару минут отойти в сторону и треснуть там кулаком по чему-нибудь, треснуть со всей силы, чтобы разрядить хоть немного негодование, которое закипело в нём при упоминании имени молодого барона - Карла. Она его любит и верит ему, а он распространяет про неё такие мерзкие слухи, что даже взрослому мужчине стыдно повторить!
  
   - Дитя моё... мне очень больно сейчас, от того, что я должен тебе сказать... и когда я скажу, тебе тоже станет больно... но будет лучше, если ты сама оставишь Карла этой баронессе. - Он помолчал, тихо вздохнул. - Понимаешь... да, люди скажут, что вы не пара, потому что он - барон, а ты простая девушка... - теперь отец Гоар поднял голову и смотрел ей в глаза. - А на самом деле это он тебе не пара, Лореляй... потому что он обманул тебя.
  
   Он увидел смятение у неё в глазах, и заговорил дальше - тихо и медленно, но уверенно, зная, что поступает правильно:
  
   - Лореляй, он хвастается тобой перед друзьями... рассказывает про тебя такими словами, каких ни один мужчина не скажет про свою невесту или жену. Рассказывает отвратительно... И то, что он говорит, повторяют почти все. Многие уже считают тебя блудницей... дитя моё, мне тоже тяжело это говорить... - Отец Гоар опустил голову, посидел молча. - Карл залепил твоё имя грязью, Лореляй... и завтра или послезавтра поедет встречать свою невесту из Трира. Оставь его, он недостоин тебя... - Отец Гоар поднял глаза на Лореляй, и увидел, что она уже плакала. И замолчал, чувствуя, что остальное лучше не рассказывать.
  
   А она плакала, вдруг заново увидев и поняв, что значили некоторые случайности, которые она просто не понимала месяц или два назад. Вот она приходит на рынок, приветливо здоровается с женой зеленщика, Агатой, и та молча отворачивается... вот она, счастливая, идёт по дороге, и встречает пару парней из деревни, и просто улыбается им, а они смеются и пройдя мимо, кто-то из них громко говорит вслух - "Попозже, попозже, ещё не вечер! Вечером придём!" - и оба смеются снова... вот она приходит на воскресную службу, и чувствует, что вокруг неё - какая-то странная тишина... И теперь она, поняв, что это всё значило, уже не могла держать слёзы, и плакала, уронив голову на руки, закрыв лицо от стыда и горя...
  
   Они просидели перед домом ещё два часа, и он всё так же тихо, неторопливо говорил с ней, пока не стало почти темно. И за эти два часа он убедил Лорели, что теперь самое лучшее, что она может сделать - уйти в монастырь, подальше от людской злобы.
  
   - Лореляй, дитя моё, ведь люди не будут спрашивать тебя - было или нет... они будут думать - раз все об этом говорят, значит, так и есть. Они уже так думают. А в монастыре тебя ждёт сестра Аннализа... ты увидишь, какая она хорошая, и полюбишь её. Она знает про тебя. И она тоже не верит, что ты в чём-то виновна. Ведь так? - Он глянул на неё очень спокойно, и спросил без всякого нажима, только для того, чтобы помочь ей не забыть: она - невиновна. А Лореляй вдруг тихо сказала:
  
   - Да, он хотел... но в первый раз помешал случайный прохожий, мы не спрятались хорошо. А потом мне почему-то всегда становилось очень страшно. Очень... я ему верила, но этого боялась просто до смерти...
  
   Отец Гоар снова вздохнул, встал.
  
   - Дитя моё... я знал, что ты невиновна. Уже потому, что он рассказывает про тебя такое. Не бойся, Лореляй, сам Господь защитит тебя...
  
   Лорели осталась сидеть возле входа в дом, тихо плача, и не видела, как отец Гоар, уходя от их дома, остановился уже в темноте возле того самого первого дуба, упёрся в него локтем, положив на руку голову, и долго стоял так, невидяще глядя вперёд и вниз, в темноту, медленно шепча что-то. А если бы нашёлся внимательный слушатель, то он разобрал бы слова, которые и шёпотом прозвучали почему-то громче других - "Боже милосердный, ведь самое лучшее, что Ты дал нам - любовь... но зачем же мы без конца любим невпопад!"
  
   *****
  
   В лицо ударилась большая мохнатая ночная бабочка, Лореляй вздрогнула и осмотрелась. Небо за спиной уже начало разгораться скорым восходом, посветлело, и замок больше не казался в темноте непонятным пятном, а был виден, как есть - со стенами, башнями на углах, господским домом внутри... у неё больно сжалось сердце, когда она разглядела отсюда, со своего камня, крошечные точки окон на стенах. Где-то за одним из них был Карл, её любимый... предавший её. Она отвернулась, чувствуя, как словно кошачья лапа царапает когтями в груди, больно-больно, и, чтобы заставить эту лапу замереть или хотя бы убрать когти, сильно, глубоко вдохнула холодный утренний воздух и - запела. Запела песню, которую сочинила всего месяц назад, для Карла, и пела ему дважды, когда они встречались.
  
   Mein Zimmer in der Nacht ist warm und hell.
   Es leuchtet mir vom Himmel sanftes Licht.
   Mir einen wunderschönen Tag verspricht,
   An dem ich sehe wieder dein Gesicht.
  
   Wir treffen uns am Waldesrand.
   Ich komm zu dir, zu deiner Hand,
   Und lehne mich an deine Brust,
   Vergess die ganze Welt,
   wenn du mich küsst.
  
   Ah, komm zu mir, mein lieber Freund,
   Ich ruf' dich doch, warum bist du so weit von mir?
   Die ganze Welt der Liebe zeig ich dir...*
  
   Когда она пела, то невольно снова повернулась к замку - ведь Карл был там... и осеклась, замолчала, изо всех сил всматриваясь в движение возле стены, у ворот. Неужели?.. Сердце у неё вдруг запрыгало в груди, стукнуло в голову... Ну конечно, это же его конь! По небу уже вовсю брызгало светом встающее солнце, и хоть замок оставался ещё в тени, и до него было довольно далеко, она разглядела - это точно был конь Карла, совершенно чёрный жеребец, покрытый ярко-жёлтой попоной... а раз это его конь, значит, это он сейчас выехал на дорогу и скачет - куда? Неужели действительно встречать какую-то баронессу? Нет, он же один? Этого не может быть, чтобы он отправился туда один... значит, он скачет к ней, к Лорели!!! Потому он и один, что он просто убежал - к ней!!!
  
   Забыв обо всём, Лореляй со всей силы вскочила на ноги, чтобы замахать и закричать ему - "Карл, я здесь! Здесь!" - не видя уже от радости (теперь, когда всадник стал ближе, она могла бы это увидеть), что конь под всадником не тот, совсем не тот...
  
   Босые ноги вдруг скользнули по камню, мокрому от утренней росы. Наверное, она всё равно крикнула бы, даже падая вниз с утёса, всё равно крикнула бы - но, поскользнувшись и упав на спину, она ударилась головой о камень, на котором только что сидела. И теперь просто падала вниз, все примерно сто тридцать метров, падала долго. Пролетев метров десять, её тело ударилось об пологий выступ горы, потом - об ещё один, и с этого момента падало уже не на узкую полоску берега внизу, а всё дальше и дальше от горы, в реку. Светлые волосы взметнулись вверх, как пламя свечи, и ветер кинулся на это пламя, трепля его во все стороны, словно пытаясь погасить.
  
   Погасить упавшую свечу ветру так и не удалось... это сделала вода.
  
   *****
  
   Год 873-й. Та же местность, река Рейн, левый берег.
  
   Вдоль берега, разговаривая друг с другом, пробираются по зарослям два человека, стараясь держаться как можно ближе к воде. Иногда кто-то из них пробирается к самой воде и внимательно осматривает берег.
  
   - ...Да, Йохан, я слышал сам, как рулевой рассказывал - тот господин просто стоял, оперевшись на борт лодки, а потом наклонился вниз, словно что-то хотел из воды достать, или просто зачерпнуть... и вдруг раз - и свалился за борт. Словно его дёрнул кто. А мужчина крупный, важный, одет хорошо был, как богатый человек... Кто его знает, как это он за борт упал. Совсем темно ещё не было, что он в реке увидел? Рулевому повезло - хозяин лодки тоже это видел, и потом потвердил, что тот правду говорит.
  
   - Так и утонул?
  
   - Да. А нам теперь вот искать его - не всплыл ли где-нибудь. Ох, Йохан, боюсь я... и хочется найти, награду получить, и страшно... а ну как найдём? Страшно от утопленников, а тем более, если здесь утонул. Не иначе, без мести Лореляй не обошлось!..
  
   *****
  
   Год 1657-й. Суд в столице небольшого графства, недалеко от нынешнего Кёльна.
  
   Судья:
  
   - Жерар Пескье, ты по прежнему обвиняешься в преднамеренном причинении ущерба господину Отто Вайсхаузену, твоему хозяину, через потопление принадлежавшей ему лодки с грузом, повлекшее к тому же гибель человека. Твоё последнее слово.
  
   Немолодой, бедно одетый человек говорит, сильно волнуясь, и от волнения мнёт в руках свою шляпу:
  
   - Господин судья, я клянусь, что ни в чём не виноват! Я ведь уже рассказывал и здесь, и раньше, как всё это произошло! Спросите хоть кого из тех, кто там плавал, в тех местах! Там проклятое место, и дурная слава о нём бежит быстрее лодок, идущих вниз по течению! Я могу только ещё раз сказать - я видел в воде светлые волосы, длинные-длинные, видел своими глазами: а когда лодка коснулась их, всё и началось, вода словно взбесилась, и там никто бы не успел что-то сделать... Словно сам сатана схватил лодку за нос и направил её на встречную, прямо перед нами! Это всё произошло в одно мгновение, господин судья!!! А груз был тяжелый, какие-то ящики, и тот господин, пассажир... он попросил при погрузке привязать эти ящики покрепче к лодке, как будто боялся за них, что их унесут! Да кто бы их унёс, их на лодку еле занесли! И эти привязанные ящики и утянули лодку на дно, а что в них было, я так и не знаю, и знать не хочу... и тот пассажир утонул вместе с ними! Кто ж знал, что там может быть такая неспокойная вода... и эти волосы в воде... я клянусь, господин судья, клянусь чем угодно, что я их видел!.. Это дело какой-то нечистой силы, не иначе!..
  
   - Пескье, довольно... Суд удаляется для обсуждения...
  
   *****
  
   Год 1833-й. Небольшая припортовая таверна в городе Кобленце. За одним из столов сидит компания матросов, шесть человек, все молчат и слушают рассказ самого пожилого из них.
  
   - ...Потом пытались хотя бы нащупать баграми баржу - куда там! Глубина там, как в море... и утопленников тех обоих тоже так и не нашли. Вот так всё и было, парни, хотите, верьте, хотите - нет. И с тех пор я выше Кобленца стараюсь по Рейну не подниматься. Здесь и то уже недалеко до этого проклятого места. Лучше, как лучше... - Старший опрокинул в себя остатки из кружки. - А пара человек из тогдашней команды так вообще ушли, нанялись кто где работать, лишь бы не на реке.
  
   После небольшой паузы один из компании, помоложе, с улыбкой поднимает свою кружку:
  
   - Ты забыл кое-что досказать...
  
   Старший смотрит на него какое-то время, потом спрашивает:
  
   - Что же?
  
   - Как ты утром увидел, что твоя фляга пуста досуха! - Молодой с улыбкой осушает свою кружку, ставит её на стол. Вся компания хохочет над шуткой, хохочет с облегчением, после услышанной страшной и тяжелой истории. Старый матрос сидит неподвижно и спокойно, пока не смолкает хохот, потом говорит медленно, с расстановкой:
  
   - Можешь смеяться, Артур... но посмотрим, каков будешь ты, если сам увидишь когда-нибудь в воде волос Лореляй, или, не дай бог, услышишь её песню. А пока - смейся... смейся.
  
   *****
  
   Год 2011, середина января. Река Рейн, коса Лореляй. Из воды, совсем рядом с памятником Лореляй, торчат бок и днище перевернувшегося танкера "Вальдхоф". Рядом с ним - катер спасательной службы.
  
   Из воды выныривает аквалангист, вынимает изо рта загубник, втягивает воздух, кашляет. Ему навстречу наклоняется с трапа спасательного катера другой человек, спрашивает:
  
   - Нашёл, нет?
  
   Аквалангист отрицательно качает головой.
   - Ничего и никого. Может, они и там, но две каюты заперты, я не смог открыть. Но они оба в любом случае давно мертвы, и очень может быть, что их унесло с судна водой. Придётся ждать, пока спасателям удастся перевернуть корпус судна...
  
   ______________________________________________________
  
   * - Примерный перевод (не поэтический, почти буквально):
  
   Ночью в комнате моей светло и тепло.
   Мне с неба светит мягкий свет.
   Он обещает мне чудесный день,
   В который я увижу вновь твоё лицо.
  
   Мы встретимся у лесной опушки.
   Я подойду к тебе, к твоим рукам,
   Прильну к твоей груди.
   Забуду весь мир,
   Когда ты поцелуешь меня.
  
   Ах, прийди ко мне, мой милый друг,
   Зову тебя я, почему ты так далёк?
   Я целый мир любви тебе открою...
  
   ******
  
  
Часть 2.
  
   Рига, Латвия, год 1992-й, конец апреля.

  
   - Алексей, уйдёшь, не поев, посажу на подножный корм на неделю! - Мама смотрела уже немного сердито. Лёшка вздохнул. Опять, в тысячу и первый раз та самая сказка.
  
   - Мам, ну на охоту идти - собак же не кормят? Я же говорил - через три часа у Светки день рождения, ты хочешь, чтобы я туда сытый пришёл? Светка сто процентов не только лимонад на стол поставит!
  
   - Сына, до этого дня рождения ещё три часа, и уже три часа, как ты встал. Там можешь хоть как, а сейчас поешь, пожалуйста. - Мама поставила на стол заварочный чайник. - Или ты думаешь, что самый голодный и прожорливый гость - самый лучший?
  
   Лёшка вздохнул. Да ладно, дело было, конечно, не в том, что ему не хотелось кушать. Просто было очень желательно сейчас выйти пораньше, встретиться с пацанами и вместе пойти и купить Светке цветов - они договорились, что скинутся и закажут ей такой букет, чтобы все девчонки ахнули. Ну, не в миллион алых роз, но что-то такое. А для этого нужно было время - даже на рынке у "Сакты" нужно было бы подождать, пока такой букет сделают, да и цветы нужно сначала найти и выбрать. А теперь надо было ещё минимум полчаса оставаться дома - так можно было и опоздать. А Лёшке хотелось заранее самому пробежаться по нескольким цветочным, чтобы прийти на встречу уже с какими-то предложениями.
  
   - Да ладно, Лёш, твоё от тебя не уйдёт. - Отец перелистнул лежавшую на столе газету, бегло оглядел страницы. - Сядь, поешь немного, тогда дуй, куда тебе надо.
  
   Вообще-то Лёшка и сам знал, что уйти, совсем не посидев за столом, не получится. Потому, что была суббота, а по субботам они всегда - Лёшка почти не помнил случая, чтобы было по другому - около 10 утра садились за стол, слегка завтракали и говорили - о том, что накопилось за неделю, о том, что надо сделать и вообще за жизнь. Была в их семье такая традиция, вроде как негласная, но соблюдавшаяся почти неукоснительно.
  
   Отец, глядя в газету, вздохнул, покачал головой.
  
   - М-да...
  
   - Что там, милый? - Мама подвинула к Лёшке его чашку с кофе, глянула вопросительно на отца. Тот посидел, слегка нахмурившись, повернул на столе газету, ткнул пальцем.
  
   - Да вот... Отелло рижского разлива. - Он взял свой кофе, отпил глоток. - Лёш, прочитай, что скажешь?
  
   Лёшка подождал, пока мама подвинет газету к нему, повернул, прочитал небольшой текст. В заметке из уголовной хроники сообщалось об убийстве: парень убил девушку. Девушке было всего 16 лет... при аресте парень заявил, что он её любит, а она не хотела с ним ходить. Лёшка хмыкнул.
  
   - А что тут сказать, пап? Ну точно Отелло... заревновал, кровь в голову ударила. Тут же написано, что он какой-то южанин.
  
   - А может, не кровь, а моча? - Мама глянула на отца сердито, открыла было рот, но отец смотрел на Лёшку. - Лёш, вот как ты думаешь - как это можно совместить, любить и убить?
  
   Лёшка прожевал кусок булки, проглотил.
  
   - Пап, ну ты сам уже сказал - Отелло. Тот вон тоже свою Дездемону вроде из ревности убил, или как?
  
   Отец поставил руки локтями на стол, опёрся подбородком на отведённые назад большие пальцы, взяв себя за подбородок. Это значило, что может получиться разговор, и может, даже интересный разговор, и в другой день Лёшка сидел бы за столом с удовольствием. Но сейчас свербила в голове мысль, что время-то идёт, а он - дома до сих пор. Лёшка вздохнул.
  
   - Сына, давай пофантазируем? - Отец посмотрел не Лёшку, потом на маму. - Мама, ты не пугайся, если что, нашим фантазиям, хорошо?
  
   - Ну, если у вас тут никаких фредди крюгеров не появится... тебе кофе налить ещё?
  
   - Да, спасибо. - Отец подождал, взял у мамы из руки чашку, помешал, отпил глоток. - Лёш, вот представь - живём мы, живём, и в один прекрасный день мама говорит - я люблю другого человека и ухожу к нему. А я ведь её тоже люблю? Ты можешь себе представить, что я сделаю то, что сделал этот горе-Отелло? Вот представь себе.
  
   Лёшка слегка оторопело посмотрел на отца, потом на маму...
  
   - Ну, пап, у тебя и фантазии! Никакого Спилберга не надо... - Он усмехнулся неуверенно.
  
   - Нет, Лёш, мысль ведь простая: вот женщина, которую я люблю. Но представь, она любит или полюбила другого. Если я её за это убью - я прав или нет? Могу я кричать потом, что я это сделал от большой-большой-большой любви?
  
   Лёша задумался, отпил пару раз из своей чашки.
  
   - Пап, но ведь Отелло не один такой. Это случалось раньше и случается теперь...
  
   - Ты не об Отелло думай, а о нас. Представь себе такую ситуацию - что бы ты мне сказал? Поверил бы?
  
   Лёшка подумал ещё с полминуты.
  
   - Нет.
  
   - А почему? Вот я убил и кричу, что я её люблю, что я без неё жить не могу...
  
   - Ну... это неправильно как-то. Не знаю. Я себе такого даже представить не могу, пап.
  
   - ...А знаешь, почему? - Отец сделал паузу, хотел уже что-то сказать, но Лёшка опередил:
  
   - А, так глупо же получается!! Жить без неё не могу, но убил, чтобы жить без неё. Так?
  
   - И это тоже, сын... но подумай ещё. Я тебе подскажу чуток... любовь, она что делает?
  
   Лёшка крякнул, хотел было пошутить, и чуть не ляпнул - "детей", но, увидев лицо отца, сразу осёкся.
  
   - В смысле - делает?
  
   - Любовь что делает? Созидает или разрушает?
  
   - А-а... ну... созидает, конечно. - Лёшка вдруг задумался всерьёз. - Слушай, па, получается, что этот, в газете, ту девушку совсем не любил!!! А что же это такое?
  
   - Ну, может, не совсем так, сына. Может, какое-то чувство он к ней и имел... но победило не оно, а совсем другое. Подумай, какое? Вот пусть он даже её любил, но какое-то другое чувство заставило его через любовь перешагнуть. Оказалось сильнее...
  
   Лёшка посидел, помешивая свой кофе.
  
   - Злость, обида? Ревность?
  
   - Злость? Ну направь свою злость на соперника! Борись с соперником, она-то что? Обида? Обижайся на себя, ты наверняка сам сделал что-то так, что девушка от тебя отвернулась... Как ты думаешь, она для него что? Человек или вещь из гардероба, которая посмела взбунтоваться, и он её просто наказал? Я ещё как-то мог бы понять, если бы она была его жена - ну, у этих южан свои порядки. Но она ему де-юре просто никто, так - знакомая. А как было бы, если бы он её любил? Давай вернёмся к нашей фантазии - вот как было бы правильно? Вот представь, что ты сам делал бы?
  
   Лёшка посидел полминуты, прикидывая варианты. Получалось только одно:
  
   - Наверное, сделать всё, чтобы такого не случилось... а если нельзя ничего сделать, то лучше просто мирно разойтись.
  
   - А может, всё ж кого-нибудь пристукнуть? - Папа улыбнулся. Мама, сидевшая до сих пор молча, посмотрела на него с упрёком, подвинула к нему чашку с остывшим кофе.
  
   - Сейчас ещё немного и я начну вас обоих пристукивать! Всё остыло уже! - Папа молча посмотрел на неё и вдруг, отодвинув чашку с кофе и блюдце с булкой, лёг грудью на стол, головой к ней, и спокойно сказал:
  
   - Начинайте, сударыня. - Лёшка по голосу слышал, что отец улыбается.
  
   - Змей! Лёшка, имей в виду - твой отец - стра-а-а-ашный человек! - Мама округлила глаза, словно сообщала Лёшке великую тайну. - Он просто нахально пользуется тем, что повинную голову меч не сечёт!
  
   Лёшка почувствовал - вот сейчас настал очень удобный момент, чтобы удрать.
  
   - Ладно, мам, пап, я побегу уже? Мне правда пора. - Он торопливо встал из-за стола, чмокнул маму в щеку и выскочил из кухни.
  
   *****
  
   Вот теперь, читатель, пока он спешит к трамвайной остановке, пока он едет на трамвае в центр и пока идёт до цветочного рынка, что возле магазина "Сакта", я постараюсь его коротко описать. А то Лёша, Лёшка, а что за Лёшка такой, правильно?
  
   Представьте себе обычные джинсы, которые носит десяносто процентов молодёжи - недорогие, но не барахло; представьте такую же стандартную джинсовую куртку, в тон джинсам; серые кроссовки, какую-нибудь майку (майка может быть любого цвета, хотя Лёшка предпочитает светлые и тёплые тона); представьте над курткой немного лохматую голову со светло-коричневыми (кажется, это называется "шатен"), не длинными волосами - причёсываться Лёшка не очень любит, хотя мама приложила немало стараний его к этому приучить. Представьте себе, что от подошв кроссовок до макушки это сооружение имеет один метр восемьдесят два сантиметра росту, и - для точности - 65 кило веса. Представили? Вот, это общий план - издалека. В толпе можно запросто пройти мимо и не заметить. А если мы подойдём поближе, то разглядим очень интересные подробности. Например, что лицо у Лёшки явно принадлежит к тому типу, который принято называть "русским интеллигентом" - в самом хорошем смысле слова: худощавое, с тонкими чертами, с тоненькой вертикальной морщинкой на лбу - лицо думающего человека, с очень хорошими, умными глазами (правда, непонятного цвета), с длинными-длинными ресницами. Почему непонятного цвета? Потому что у мамы глаза коричневые, бархатные, а у папы - серо-зелёные, а лёшкины, видимо, даже к концу школы так и не смогли определиться - у кого из родителей взять цвет, и остались коричнево-зелёными. Добавьте возраст в 17 лет, умение хорошо плавать, нырять, бегать, немного - водить машину, мотоцикл (ну, кроме гоночных, таких он тогда, в те годы, вблизи и не видал), подтягиваться на турнике 15 раз, интерес к физике, математике, английскому языку (ради текстов песен некоторых рок-групп), умение паять, пилить, строгать, шлифовать, склеивать всё, что этому поддаётся; умение чинить по мере необходимости велосипед; огромное нежелание просыпаться утром вовремя в школу и такое же нежелание ложиться спать в 10 вечера, как все нормальные дети (кстати, кто-нибудь видел таких детей? Я серьёзно, если кто-то видел, сообщите мне, пожалуйста, где: мне тоже нужно на кого-то ссылаться - примечание автора). Вот это, в общих чертах - наш герой. Если я что-то упустил, спрашивайте, на стесняйтесь. Ах, да: в отношениях с родителями у него царит взаимопонимание и доверие (может, вы уже заметили). И ещё: он не пьёт, и очень не любит пьяных. Можете верить, можете нет, но это факт.
  
   А теперь мы пойдём дальше, с ним рядом. О, да он уже немало успел!
  
  
   *****
  
   - Знакомьтесь!
   Светка, одноклассница, улыбалась вовсю. А чего не улыбаться? День рождения же, и как всё классно получалось! Мальчишки приволокли букет, сделанный из 17 огромных, просто огромных роз, каждая больше метра длиной, и девчонки просто ахали, пройдя в комнату и увидев его на столе. И стол был просто супер, и на кухне стояло для всех удивление, пока спрятанное в коробке на холодильнике - двухэтажный торт размером чуть ли не в полстола, и сама она выглядела сегодня (после парикмахерской) просто ах как. От этого всего настроение у неё было просто прекрасное, и потому это "знакомьтесь!" Света сказала очень громко, и прозвучало это у неё совсем празднично. Правда, пауза после этого повисла очень странная. Лёшка исподлобья - он уже увидел Светкину подругу, ещё подходя к ним, и теперь тихо переваривал где-то внутри себя длинные волосы цвета спелой пшеницы, стройную фигуру в светло-зелёном сарафане, и спокойную улыбку, от которой у него защемило вдруг где-то в солнечном сплетении - поглядел на Светку, потупился на секунду, а потом, решительно подняв голову, встретился со спокойным, ясным, прямым и открытым взглядом больших серых глаз её подруги... и почувствовал, что медленно, но верно краснеет.
  
   Блин! Вот только этого не хватало! На пару секунд Лёшка даже потерялся, но спохватившись и взяв себя мысленно в руки, он нарочито спокойно и неторопливо сказал:
  
   - Алексей, - Нарочно сделал небольшую паузу, - Романов!
  
   У неё в глазах промелькнула какая-то искорка, отозвавшись лёгким изгибом уголоков губ.
  
   - Анна. - Последовала точно такая же пауза. - Шварцкопф!
  
   Ничего себе фамилие... Это откуда же такое? Лёшка заметил, что у неё приподнялись уголки губ - наверное, увидела у него на лице удивление. Но никто - ни он, ни она - не опустил взгляда, словно продолжая какое-то соревнование. И неизвестно, чем оно кончилось бы, но рядом раздался недовольный светкин голос:
  
   - Ну вот и чудненько! Лёш, может, ты теперь покажешь себя немножко джентельменом?
  
   Лёшка посмотрел недоумённо на Светку... блин!!! Она стояла с немаленькой, и, судя по виду, нелёгкой сумкой в правой руке. А он даже не заметил, когда подошёл...
  
   - Э-м... Свет, извини. - Он подхватил сумку у неё из руки, вскинул на плечо. В сумке звякнули бутылки, и он замер с правой рукой на плече, заговорщицки смотря на Светку. - Бр-ренди, р-ром, виски? Водка? Пиво?
  
   - Да-да, конечно. Виски с молоком, бренди с огурцом, водка с кренделём... неси домой! Там мама, дверь откроет. - Она улыбнулась, шагнула к Ане. - А нам ещё кой-куда зайти надо, правда, Аня?
  
   Лёшка невозмутимо повернулся и шагнул прочь от подъезда.
  
   - Эй, ты куда? - В светкином голосе была улыбка. Он остановился:
  
   - Несу домой, как сказано?..
  
   - Это вот сюда! - Светка показала пальчиком на подъезд. Лёшка посмотрел на неё, на Аню...
  
   - Тебе домой? А мне, может, тоже кой-куда ещё зайти надо? Скажем, выпить чашечку кофе... - Он вдруг подумал - чёрт! не то, всё не то!!! И улыбнувшись Светке, сказал:
  
   - Несу, несу! Ты же знаешь - за моей спиной не пропадёт!
  
   Занеся сумку наверх, на четвёртый этаж - Света жила в Иманте-1, в пятиэтажке без лифта - он выскочил опять на улицу, осмотрелся (ни Светы, ни Ани не было видно), и быстрым шагом отправился искать ближайший крупный магазин. Около крупных магазинов всегда есть какой-нибудь рыночек, и почти всегда есть продавцы цветов. Хотя бы бабульки с простыми полевыми васильками.
  
   *****
  
   Пару раз спросив у прохожих дорогу и почти пробежав где-то с километр между домами, он выскочил к магазину. Уф! Нормальных цветов почему-то не было, но две бабульки были на своём посту, и каждая держала в руках по паре букетиков: у одной были ромашки, у другой - васильки. Лёшка запнулся - а что купить-то, что лучше? Блин... хм... самые худшие муки выбора приходят тогда, когда появляется выбор... Махнув рукой, он выбрал у одной букетик ромашек, у другой - васильков, и попросил увязать их вместе. Глянул на часы - прошло всего семь минут... нормально, ещё пятнадцать минут в запасе. Он не спеша пошёл назад, теперь уже не напрямую меж домов, а по улице - в обход. Время позволяло, главное, не опоздать к трём. Ну, лучше, конечно, прийти чуток раньше.
  
   Он прошёл уже примерно полпути, когда упёрся в разрытую поперёк тротуара - от самой стены дома и почти до улицы - траншею теплотрассы. И, поленившись пройти несколько метров до узенького деревянного мостика, перекинутого черезз траншею специально для пешеходов, решил её просто перепрыгнуть, и, прибавив шагу, оттолкнулся от края... Через две секунды он растерянно смотрел на свою вымазанную глиной правую руку, ещё сжимающую то, что только что было букетом. Нет, рассчитал-то он всё хорошо. Ну, почти всё. Кто ж знал, что свежевырытая земля окажется не землёй, а скользкой, сырой после дождя глиной? Его ноги, обутые в кроссовки, при приземлении мгновенно скользнули вперёд, и падая, он совершенно инстинктивно опёрся на руки... теперь то, что минуту назад было букетом, не годилось даже для кроликов. Чёрт!!!
  
   Лёшка огляделся, увидел неподалёку небольшую лужу. Блин!!! Бросив цветы в траншею, он подошёл к луже, вымыл руки, стряхнул с них воду и полез в карман. Оставшихся денег уже не хватало даже на один букетик. Он медленно пошёл дальше, соображая, у кого из пацанов можно было бы одолжить денег, чтобы попозже незаметно сгонять к магазину ещё раз.
  
   Но в светкиной квартире как-то быстро всё забылось - и неудача с цветами, и желание всё-таки подарить ей хоть какой-то букет. Когда Лёшка пришёл в квартиру, девчонки вместе с светкиной мамой напрягли его помочь раз, другой, а потом он сообразил и уже сам начал носиться на кухню, спрашивая, не надо ли чего, и в конце концов завязался разговор с Аней, и оказалось, что с ней очень интересно и просто говорить о чём угодно, что она, когда что-то говорит, не прячет глаз, и что в эти глаза очень... не приятно, это было какое-то другое чувство, гораздо больше и важнее, чем приятно - радостно? - смотреть, и потом, позже, оказалось, что с ней почему-то очень легко, просто и приятно танцевать.
  
   Со дня рождения все разошлись только к одиннадцати вечера. А Лёшка, напросившись и проводив Аню домой, почему-то не поехал сразу к себе, не захотел, а долго ходил по центру. Зашёл на вокзал, обошёл его весь зачем-то по кругу... в конце концов всё-таки отправился домой на каком-то случайном дежурном трамвае, который довёз только до депо на Московской, и оттуда он ещё почти час топал пешком в свой Кенгарагс. Ну и что? Главное, он договорился с Аней уже завтра встретиться снова!
  
   *****
  
   А потом как-то вдруг наступил май, на носу повисли экзамены - всерьёз! - и Лёшке начало казаться, что в жизни многое происходит не вовремя. Нет, ну правда - кто придумал сдавать экзамены в мае? Нет, чтобы отмучить эту программу ещё в марте, ну, в крайнем случае - в апреле! И когда теперь всё успевать? Ему не приходилось с утра до ночи готовиться к экзаменам, потому что он, в общем-то, учился более-менее постоянно, и был в себе уверен: но всё же готовиться хотя бы по минимуму надо было. А ещё надо было доделывать две последних модели - одну Лёшка сделал как копию (не точную, конечно, но - как мог) спортивного Як-18, а другую просто придумал : большой, лёгкий, с приподнятыми, широкими крыльями планер, с верхним расположением крыла. Крылья были с лёгким изломом в середине, потому модель была похожа на альбатроса. И Лёшке пришла в голову идея - попробовать сделать для него такой пропеллер, чтобы он при работе тянул, а остановившись - складывался, становясь почти невидимым, чтобы модель была в воздухе, как птица.
  
   Авиамоделями Лёшка увлёкся в четвёртом классе. Всё началось с того, что он заинтересовался - что, в конце концов, хранится в глубокой подвесной антрессоли в коридоре. Взял стул, поставил не него табуретку и полез посмотреть. И в глубине антрессоли увидел четыре аккуратно связанных пачки каких-то журналов. А вытащив ради интереса одну, прочёл на верхнем название - "Моделист-конструктор". Старые журналы, ещё начала семидесятых годов - но с каким запоем, с каким наслаждением читал их Лёшка от корки до корки уже всего через три дня! Это были три больших подшивки, в общей сложности почти за пять лет, и чего тут только не было! Авиамодели, автожиры, скутера, модели автомобилей с автоматической трансмиссией, чертежи, идеи, объяснения, радиосхемы, обмен опытом, попытки заглянуть в будущее техники... Лёшка забыл, забросил всё на свете, и читал, читал, читал - вот эти старые журналы. А потом, через месяца три, подошёл однажды к отцу и спросил - пап, а где можно достать плотный пенопласт? Отец удивился слегка, подумал и сказал - ну, может, в "Умелых руках" на Бривибас бывает... а если нет, то надо искать. А тебе зачем, сына? И услышав, что сына хочет построить модель планера, сначала с полминуты сидел, еле заметно улыбаясь, и глядя куда-то в окно, а потом сказал - давай ты её сначала нарисуешь и покажешь мне рисунок. А потом мы вместе подумаем, как её сделать...
  
   Но теперь времени не хватало ни на что, потому что, хоть стоявшие на столе в комнате недостроенные модели и звали к себе, но гораздо сильнее звали и тянули серые анины глаза. И Лёшка снова и снова возвращался домой в одинадцать-двенадцать вечера, снова и снова не мог уснуть до трёх-четырёх утра... и об экзаменах думалось всё меньше и меньше.
  
   Они встречались обычно где-то в центре, чаще всего просто рядом с аниным домом, шли куда-нибудь гулять, и - разговаривали, разговаривали о чём угодно, обо всём на свете. Несколько раз забредали в Старую Ригу, на Домскую площадь, и полюбили кафешку на углу, со смешным названием "13 стульев" - крошечную, уютную, действительно со всего тринадцатью стульями. Сидели там подолгу за маленьким столиком, попивая кофе и рассказывая друг другу что в голову взбредёт. Вот там, в этом кафе, и случилось это с Лёшкой - они сидели друг напротив друга, он рассказал ей какой-то анекдот, и Аня засмеялась, распахнув глаза и глядя на него с весёлым изумлением, а потом, когда перестала смеяться, глянула на него с улыбкой, прямым, открытым взглядом, и Лёшка почувствовал, что летит, просто летит, улетает в эти глаза, ставшие вдруг огромными, падает в них, как... как будто с вышки в воду прыгнул, падает так, что аж голова кружится...
  
   Сколько это продлилось? Лёшка потом пытался вспомнить, но не мог, никогда не мог понять - было ли это только одно мгновение, или прошло несколько секунд. Они потом болтали и дальше, как будто ничего не случилось, так же смеялись, так же сидели напротив друг друга. Но он понял, что теперь не может без этих глаз, просто не может без них дальше жить. Что без них просто нельзя жить...
  
   *****
  
   Как-то само собой получилось, что они стали встречаться по несколько раз в неделю, и уже не спрашивали друг друга - когда, а просто говорили - до завтра, и всё: и оба знали, что завтра встретятся, как всегда, в шесть вечера, в парке, напротив аниного дома. Иногда шли на вокзал, садились в электричку и ехали в Юрмалу, на взморье, и часами гуляли где-нибудь на пляже, сидели на скамейке или просто на песке - погода уже позволяла, дни настали солнечные, и песок за день успевал немного нагреться, хотя, конечно, не так, как летом. Сходили пару раз в кино, в "Палладиум", но у Лёшки осталось от него расстройство и недоумение - он специально оба раза взял билеты в последних рядах, но Аня в темноте кинозала отодвигалась, и убирала его руку, когда он пытался её обнять. Правда, потом сама клала свою руку на его, но он уже просто сидел и дулся. И не мог понять, почему она так себя ведёт. А после второго раза даже не захотел встречаться на следующий день, сказался занятым, и на следующий день, чтобы не расстраиваться вечером, взял того самого "Альбатроса", поставил на него пропеллер от одной из старых моделей и отправился на пустырь к реке - попробовать, полетит или нет.
  
   "Альбатрос" не полетел, Лёшка явно ошибся с определением центра тяжести фюзеляжа и, наверное, плохо выровнял вес крыльев. Модель как-то неуклюже задрала нос вверх, завалилась набок и упала, и в первый, и во второй раз. А Лёшка стоял, смотрел на лежавшую на траве модель и почему-то думал - мне б лететь не с моделью, а с птицей - сильной, большой, белокрылой... Почему-то Лёшка точно знал, что эта птица - лебедь, непременно лебедь: только никак было не сообразить - а он-то сам кто? Ну вот, хотя бы для стиха - как сказать? Стиха?.. Блин, это же точно стих начинается!.. Ой, мама моя женщина... я что, влюбился? Это - любовь? Лёшка медленно шёл по траве, уже напрочь забыв о модели. Аня? Анечка?
  
   От звука её имени - теперь он наконец, просто обратил внимание сам на себя, и понял: ему давно делается хорошо и радостно, когда он думает о Ане... наверное, с того самого дня, как познакомились! Ведь точно он её имя чуть ли не петь готов иногда! Вспомнилось бывшее с ним в кафе, как он полетел, провалился в её глаза... Лёшка остановился, посмотрел вокруг себя, на реку, на стоявшие вдалеке дома, на небо... подняв голову вверх, подставил лицо солнцу, ветру, постоял так, закрыв глаза... а потом медленно сел на тёплую уже землю, и тихо сказал сам себе - Анечка... я же люблю тебя... вот как...
   Просидев так минут двадцать, грызя сорванную травинку, он вспомнил, наконец, о модели и пошёл её искать. Не полетела... да ничего, полетит. Не сегодня, так завтра руки дойдут, доделает. Ну, ясно, что даже не завтра... завтра куда-нибудь с Аней! Он моментально помрачнел, вспомнив о том, что сегодня ей не звонил, и о том, что случилось вчера в кино. Блин... нет, так нельзя... надо помириться.
  
   *****
  
   Аня полвечера честно пыталась готовиться к экзамену по алгебре. Решила несколько задач из учебника, несколько - из справочника. С задачами было ещё куда ни шло, хотя в четырёх из девяти она налепила каких-то совершенно глупых ошибок. Но вот вопросы из билетов... когда она сообразила, что вот сейчас, только что, пятый или уже шестой раз прочла один и тот же текст, прочла одними глазами, и почти ни слова не может из этого текста вспомнить, то раздраженно захлопнула учебник и встала из-за стола. Нет, это просто невозможно!
  
   Она прошла на кухню, зажгла газ - вскипятить чайник, сделать кофе. Встала у окна, смотря на улицу, пока закипит вода... из головы ну никак не уходил Лёшка. Его обиженно-сердитый взгляд, сдержанное "не, Ань, завтра не получится". Обиделся... Мальчишка. Она снова почувствовала лёгкое раздражение. Нашёл, на что обидеться... Нет, надо в кино спрятаться, да? Чтобы пообниматься... Лёшка, Лёшка, где твоя улыбка... Аня улыбнулась, вспомнив, как он вёл её за руку к местам в кинозале, и тут же снова нахмурилась. Не хотелось ей прятаться. Просто не хотелось. Не семиклассники уже. И ещё не хотелось, чтобы Лёшка вёл себя, как семиклассник.
  
   Чайник тихо засвистел. Аня сняла его, залила кружку с кофе, накрыла блюдечком - настояться. Нашла сахарницу, которую кто-то поставил в уголок к хлебнице. И тут наконец зазвонил телефон.
  
   - Алло?
  
   - Анюта... это я. - Лёшка на несколько секунд замолчал. А Аня, держа трубку у уха, улыбнулась, медленно, торжествующе подняла голову и прислонилась спиной к стене коридора - позвонил таки! Одного вечера не выдержал!
  
   - Да?
  
   - Аня, встретимся завтра? - Она слышала по голосу, что Лёшка не уверен, совсем не уверен, что она скажет "да" ещё раз. Выдержала небольшую паузу, согнала с лица улыбку, чтобы её не было слышно в голосе.
  
   - Если ты хочешь... - Аня сама удивилась, как это у неё прозвучало. Словно она сказала не эти три слова, а что-то вроде "так и быть". Но Лёшка замолчал, и теперь - надолго. Так надолго, что она чуть не сдалась, и уже готова была сказать в трубку - "Когда?", или ещё что-нибудь... но Лёшка сам как-то очень спокойно сказал:
  
   - Хочу. Как всегда? Раньше не можешь?
  
   - Не знаю. - Аня слегка растерялась. Почему раньше? - А что ты хочешь делать?
  
   - Пошли в бассейн сходим? - Лёшка говорил негромко и спокойно. - Или не хочешь?
  
   Аня помолчала, улыбаясь про себя.
  
   - А когда?
  
   - Ну, часа в четыре. Можешь?
  
   Она опять сделала паузу, теперь уже специально.
  
   - М-м. Наверное. Позвони в три, буду знать точно. Да?
  
   - Хорошо. Пока?
  
   - Пока. - Аня положила трубку, вздохнула, слегка потянулась, так же стоя у стены, и с улыбкой пошла на кухню пить кофе. И когда вошла на кухню, приподнялась на носок левой ноги, раскинула руки в стороны, а потом, резко сведя их, сделала оборот на одной ноге - просто от избытка чувств. Одного вечера не выдержал!
  
  
   *******
  
   В бассейне, встретившись после раздевалки, они не полезли сразу в воду, а потихоньку пошли вдоль бортика, продолжая начатый на улице разговор. Но когда добрели до вышки, Лёшка приостановился, посмотрел на Аню с хитрым прищуром и спросил вдруг:
  
   - За мной следом слабо? - И тут же, повершувшись, полез на трёхметровку. Аня, посмотрела ему вслед, отошла немного вдоль бортика назад, чтобы смотреть сбоку, а не сзади.
  
   Лёшка прыгнул вперёд головой, и вошёл в воду очень красиво, почти без всплеска. Аня прошла ещё немного вдоль бортика вперёд, туда, где были перила для тех, кто прыгает с вышки, следя за тем, как он скользит под водой, но Лёшка поплыл под водой дальше, вдоль бассейна. Плыл он спокойно, явно не торопясь: Аня сначала шла вдоль бортика, думая оказаться рядом, когда он вынырнет, но потом остановилась с мыслью - он что, весь бассейн под водой переплыть собрался? И сможет? Лёшка смог, почти все пятьдесят метров. Вынырнул недалеко от противоположной стенки, почти в углу, несколькими взмахами подплыл к лестнице, и вылез наверх.
  
   - Твоя очередь! - Он улыбнулся, подходя к ней.
  
   - Ага, сейчас...
  
   - Чего? Мы сюда вот так погулять пришли или поплавать?
  
   Аня тихонько вздохнула.
  
   - А где ты так нырять научился? Ходил куда-нибудь специально?
  
   Лёшка улыбнулся снова, чуть смущённо.
  
   - Да нет... жизнь заставила.
  
   - Тонул, что ли? - Теперь Аня смотрела на него очень заинтересовано. Лёшка смущённо хмыкнул.
  
   - Да нет... хотя как сказать... это давно было... - Лёшка смутился ещё сильнее. - В-общем, у меня третья модель, которую я сделал... в реку улетела.
  
   - А ты за ней полез? - Аня улыбнулась, представив себе картину: лёгкая, почти невесомая модель лежит на воде и уплывает с течением, а он пытается до неё добраться, не умея плавать.
  
   - Нет... я тогда плавать не умел совсем... это давно было, уже лет семь или восемь назад... и я побоялся. - Он быстро глянул на Аню. - Я тогда совсем плавать не умел...
  
   - И ты не вынес той обиды, и плавать научиться захотел! - Торжественным тоном закончила за него фразу Аня.
  
   Он улыбнулся.
  
   - Ну, почти так... обидно стало, она у меня тогда самая большая была, и самая лучшая, старался. Домой пришёл, помню, чуть не ревел. Родители заметили, что да как... отец послушал и сказал: большой модели - большое плавание. - Он опять улыбнулся. - И сказал: выбирай, или ты будешь и дальше от воды шарахаться, или мы с тобой завтра на озеро поедем... и правда, назавтра пришёл с работы, и сразу поехали на карьер. Неделю ездили, благо погода хорошая была. И через три дня я уже поплыл сам... - Лёшка поставил ногу на стартовую тумбочку для прыжков, опёрся на коленку, глядя задумчиво на воду. - А потом мне начало нравиться плавать и нырять... потому что когда под водой плывёшь, такое чувство, что летишь, только медленно так, как на вертолёте или там дирижабле. Знаешь, вода - она ведь тоже как небо. Только я бассейн не люблю, здесь вода мёртвая. - Он повернулся к Ане. - Так ты что, купаться и не хочешь, что ли?
  
   Аня потупилась, и какое-то время стояла молча, думая - сказать, нет... решила сказать.
  
   - Лёш, тут глубоко для меня... я спросила уже у вон того дядьки, тут минимум метр восемьдесят глубина... а я плаваю немножко лучше, чем топор. - Она глянула на него, улыбнулась грустно, словно извинялась за то, что не может с ним вот так же поплавать.
  
   Лёшка тоже сначала постоял какое-то время молча - не потому, что растерялся или обиделся, а потому, что вдруг сладко-сладко зашлось, заныло в груди от этой грустной улыбки, захотелось вдруг обнять её, сказать что-то хорошее... такой милой, такая родной - и беззащитной вдруг показалась ему Аня... Но не обнял, не решился, в который уже раз не решился, даже за плечи не взял. Зато улыбнулся в ответ радостно, и сказал, улыбаясь:
  
   - Значит, я тебя спасу! - Аня улыбнулась ему снова, и тут он сообразил, наконец. - Во!!! Я тебя научу плавать!!!
  
   - Ага, не как топор, а как кирпич, да? - Аня смотрела недоверчиво, с упрёком - чего, мол, смеёшься? - слегка склонив голову на плечо.
  
   - Ну брось, я серьёзно... сейчас уже конец мая, на карьерах вода наверняка тёплая! Поедем? Я серьёзно, Ань!
  
   - Да-да... папа учил-учил, не выучил, мама учила-учила - не выучила, и тут пришёл Лёшка... Лёш, ну не получается у меня!
  
   - Аня, я не знаю, почему у тебя не получается, но научиться может любой! - Лёшка взял у неё из рук полотенце и накинул себе на плечи. - И будешь плавать!
  
   В бассейне он в воду больше не полез. Они походили ещё минут двадцать по кругу, а потом ушли из бассейна и пошли просто гулять. Он был очень настойчивым, и в конце концов Аня согласилась попробовать. Договорились, что в пятницу или в субботу, если будет солнце, они возьмут велики и поедут на карьер.
  
   *****
  
   Лёшка зашёл в воду по пояс, зачерпнул немного руками, брызнул себе на грудь и обернулся к Ане.
  
   - Ну что, начнём, пожалуй? - Он улыбнулся, представив себе заранее всё, что сейчас должно было начаться. Аня стояла ещё почти на берегу, лишь по щиколотку зайдя в воду.
  
   - А ты уверен, что из этого что-то получится?
  
   - Ну слушай, это и от тебя зависит, в конце концов! - Он обиженно надул губы, но тут же, нагнувшись, захватил руками побольше воды и брызнул на неё. Аня взвизгнула и выскочила на берег с такой скоростью, что до неё не долетело ни капли.
  
   - Лёшка, будешь брызгаться, вообще в воду не полезу! Нет, я тебя из неё не выпущу!!! - Она состроила Лёшке свирепое лицо. - Будешь тут до вечера сидеть и показывать мне, как лёшки плавают!
  
   - Идёт. - Он улыбнулся. - А потом, вечером, устроим тебе экзамен. Там, на песке. Будешь всё показывать, что видела. Согласна?
  
   - Да-да, щас. - Аня подошла к воде снова. - Отойди подальше!
  
   - Чего ради? - Удивлённо спросил он. Аня снова шагнула в воду, провела по ней вокруг себя ногой.
  
   - Ну, не отойдёшь, так не брызгайся. А то будешь точно один там сидеть! - Она сделала ещё один шаг и оказалась в воде по колено - дно в этом месте опускалось довольно быстро. - Я серьёзно говорю - не брызгайся!
  
   Аня сделала ещё пару небольших шагов, привстала на цыпочки, приподняв плечи, постояла несколько секунд, а потом решительно окунулась до шеи.
  
   - Что ж ты не предупредил, что вода мокрая? Вот, получай! - Она вдруг сложила руки лодочкой, ударила ими перед собой и в Лёшку полетела целая струя воды. Отреагировать он не успел, получил всю порцию почти в лицо, изо всей силы пустил в неё таким же способом ответную струю, и заорав "Караул! Топят!", бухнулся на спину. Но - тут же повернулся, нырнул и поплыл возле самого дна, поворачивая с каждым гребком направо, так, чтобы пройти под водой по кругу, и потом вынырнуть где-то между Аней и берегом. Он знал - из-за того, что вода в этом карьере коричневая, его не будет видно сверху, и так и вышло. Когда он, прокравшись под водой по мелководью у самого дна, тихо, медленно встал из воды у Ани за спиной, она по прежнему стояла на том же месте и крутила головой, ища его.
  
   - Ну хорошо, топить, ты, положим, умеешь... осталось дело за малым... - Он с удовольствием смотрел, как она вздрогнула, услышав его голос у себя за спиной. - Научи... - докончить фразу он не успел - Аня, слегка повернувшись, сделала движение правой рукой, и в него опять полетела вода. Лёшка, забыв обо всём, азартно прыгнул вперёд и закричал, - Теперь моя очередь!
  
   Он схватил её за плечи и повалился боком вперёд, не выпуская её... и тут вдруг вспомнил - она же не умеет плавать!!! А здесь ещё два шага, и уже хорошо с головой! Резко толкнув её назад, к берегу и уйдя от этого толчка в воду, он тут же вынырнул и глянул на неё испуганными глазами. Но Аня спокойно стояла в воде по грудь, насмешливо глядя на него.
  
   - Слушай, а тут и вправду место неудобное. Правда, Аня... надо что-то другое поискать. - Лёшка нащупал ногой дно, встал в метре от неё. - Может, поехали лучше на море? Там дно медленно уходит, это удобнее...
  
   - Ага, приедем, и как всегда - на берегу жара, а в воде колотун, да? Я, знаешь, и так в воде долго не могу сидеть, мёрзну. Ладно, Лёш, показывай быстрее, как это там...
  
   Лёшка, стоя на месте, несколько секунд смотрел ей в глаза.
  
   - А ты на воде совсем держаться не можешь?
  
   - Не знаю. Это в смысле - не утонуть сразу?
  
   - Ну да...
  
   - Не знаю. Наверное, нет. - Лицо у неё стало чуть-чуть грустным. - Я же всю жизнь от глубоких мест бегаю.
  
   - Тогда давай так... я сейчас встану рядом с тобой, вытяну руку, и ты просто ложись на неё животом. Не бойся, я тебя просто держать буду снизу. И буду тебе подсказывать, что и как...
  
   Через минут десять у неё вдруг получилось плыть на лёшкиной руке по-собачьи. То есть руку Лёшка не убирал, стоял на месте, как стоял: но он всё время говорил, говорил, объяснял - и Аня внезапно сама почувствовала, что его рука держит её не только снизу вверх, чтобы она не опустилась в воду, но и удерживает от движения вперёд... и почувствовав это, она встала на ноги, посмотрела на него расширившимися глазами, повернулась в другую сторону, и, бухнувшись грудью на воду, задрав голову от брызг, которые сама же поднимала руками перед собой, и колотя по воде ногами так, что Лёшке пришлось прикрыть лицо рукой, проплыла-таки метра два сама. А он стоял, глядя на неё радостными глазами... и переживая вновь и вновь где-то внутри себя ощущение в ладони, от прикосновения к её животу.
  
   - Смогла, Анюта! - Лёшка радостно, широко улыбнулся. - Смогла же?
  
   Тут он увидел её посиневшие губы, дрожащие, покрывшиеся гусиной кожей плечи и руки, и нахмурился.
  
   - Слушай, а ты точно быстро мёрзнешь... давай-ка на берег теперь. Не волнуйся, вода от тебя никуда не убежит... - Он подошёл к ней. - У тебя губы синие уже... - И добавил уже просяще, увидев, как она подняла голову, - Пожалуйста, пойдём на берег?
  
   - Нет!
  
   - Аня...
  
   - Нет!!! - Аня снова бухнулась грудью на воду. Она всё-таки проплыла ещё пару раз вдоль берега, по мелководью, каждый раз метра по два-три, и только тогда вышла из воды, взяла полотенце и присела на толстый сосновый корень, торчавший из песка.
  
   - Лёш, а я думала, не получится. Ну, или хотя бы не так быстро... - Губы у неё иногда начинали мелко дрожать от холода. Лёшка взял своё полотенце, положил ей на плечи.
  
   - Вытрись хорошенько. Вся. Давай. давай, прям сейчас...
  
   Аня послушалась - он где-то внутри вздохнул с облегчением, - вытерлась и попыталась снова сесть на тот же корень.
  
   - Нет-нет, теперь давай побегаем... - Лёшка потянул её за руку. - Я серьёзно, Аня. Ты совсем замёрзла.
  
   Он потянул её за руку к себе.
  
   - Не хочу! - Аня капризно попыталась сесть, теперь уже просто на песок, но он поятнул сильнее, пересилил, поднял её на ноги... и вдруг оказалось, что они стоят вплотную друг к другу, совсем вплотную. И Лёшка глянул ей в глаза, медленно обнял, и прижал к себе.
  
   - Аня... ты совсем... - её кожа действительно была холодная, совсем холодная. И он обнял её, сначала тихонько, а потом смелее, прижав к себе и чувствуя, что она не отстраняется, а только замерла, словно прислушиваясь к чему-то, вздрагивая иногда от холода - и что он согревает её... И через полминуты потянулся к ней, к её лицу, чтобы поцеловать... но Аня вдруг наклонила голову вниз, и вместо поцелуя получился просто чмок куда-то выше её виска. А она отстранилась, шагнула к одежде, и взяла майку.
  
   - Посмотри, сколько времени уже.
  
   Лёшка сунулся к джинсам, вытащил из кармана часы.
  
   - Полседьмого.
  
   - Поехали, Лёш. У меня дома куча дел ещё.
  
   По дороге - они ездили на озеро на велосипедах - Лёшка почему-то никак не мог придумать, о чём бы заговорить. Ехал то рядом, то сзади, поглядывая на неё... Так и доехали молча до электрички.
  
  
   *****
  
   Через две недели Аня уже начала довольно сносно плавать, и не только "по-собачьи". Научилась правильно держать голову над водой, не стараясь высунуться как можно дальше. Даже правильно нырять - сначала, когда дошло до этого, просто бухалась грудью на воду и потом пыталась занырнуть. Конечно, у неё не получалось. Лёшка взял плававшую на воде короткую, толстую палку, показал ей:
  
   - Смотри, вот это - человек. Представь? - Он утопил палку наполовину в воду и толкнул вперёд. Та тут же улеглась на воду, закачавшись на мелкой волне. - Не тонет, не хочет. А теперь так... - Лёшка повернул палку одним концом к воде, толкнул слегка. Та ушла под воду на сантиметров тридцать, потом медленно всплыла.
  
   - И теперь ещё вот так... - Он повторил прошлый фокус, только ещё раз поддал палку лёгким толчком сзади, уже в воде. Та ушла под водой на метр вперёд, потом лениво всплыла снова. - Видишь? Вот так и ты. Если ты идёшь в воду головой вперёд, то ты в неё войдёшь так, как тебе надо. А если грудью, то как эта палка. Попробуй... надо голову опустить и вслед за головой идти, понимаешь? Не стараться голову поднять вверх, а наоборот.
  
   Аня хмуро улыбнулась.
  
   - Ага, и так до самого донышка, да?
  
   - Ну, если будешь голову к груди прижимать всё время и сгибаться, то, скорее всего, просто сделаешь в воде оборот, и всё. Если место глубокое. А вообще... я знаю, это кто как, конечно... но я, например, под водой глаза никогда не закрываю, не могу. Пытался, но это такое ощущение... - Он пожал плечами. - Словно вслепую куда-то идёшь. А некоторые наоборот, не могут под водой глаза открыть. Не знаю, почему так. ты вот - боишься? Я заметил, ты глаза закрываешь.
  
   - Не знаю. - Аня пожала плечами. - А глаза не щиплет потом?
  
   - Щиплет в бассейне, даже покраснеть и заболеть могут. Я бассейн потому и не люблю. А здесь же вода без хлорки, живая. - Лёшка улыбнулся. - Попробуешь?
  
   *****
  
   На следующий раз - они встречались теперь уже максимум через день, и чаще каждый день - Лёшка решил, что пришло время для последнего испытания. Эта мысль сидела у него в голове давно, почти с тех пор, как они начали ездить на карьер (через неделю сменили карьер на другой, в котором вода была светлой и прозрачной, а дно намного более пологим, по крайней мере, в том месте, где был пляж). Только нужно было дождаться, когда она начнёт уверенно плавать.
  
   - Ну что, видишь что-нибудь? - Поинтересовался он, когда Аня в очередной раз вынырнула перед зарослями тростника, покрывавшего берега озерца почти сплошной стеной. Оставались только небольшие прогалины, как та, где они нашли небольшой, всего метров десять в ширину, пляжик. - Или так, по памяти плывёшь?
  
   - Почему по памяти? - Аня улыбнулась. - Вот сейчас какую-то рыбку видела перед тростниками. Только она шустрая очень, раз - и нету.
  
   - Ну, тогда замечательно. Считайте, девушка, что курс пройден, освоен и закреплён! Интересно, а метров сто за раз ты проплыть сможешь сейчас?
  
   - Откуда мне знать? - Аня пожала плечами. - И кстати, не слишком ли многого вы хотите, молодой человек? - Она улыбнулась.
  
   Лёшка лёг на спину и медленно поплыл прочь от берега.
  
   - Я, если чего хочу, то только хорошего. Вот сейчас хочу по порции мороженого для нас обоих. А ещё лучше - по чашке кофе-гляссе. Прям сюда.
  
   - Ага, щас прилетит друг-волшебник... - Аня осторожно легла на воду и потихоньку поплыла за ним следом. - Лёш, а модели кораблей ты никогда не делал?
  
   Он встал в воде вертикально, выратащился на неё:
  
   - Нет... чего ради?
  
   - Ну ты ж сам говоришь, что вода, как небо. - Аня улыбнулась. - Сделай самолёт, чтобы и там, и там летал.
  
   И тут она увидела - у Лёшки исказилось вдруг от боли лицо, он закинул голову назад, перед ним показалась из воды его нога, которую он почему-то держал обеими руками, он закашлялся, как будто хлебнул воды и сквозь кашель она услышала:
  
   - Чёрт... Аня, помоги... судорога... - Его нога с руками вновь показалась над водой, голова - скрылась в ней, потом снова вынырнула, откашливаясь и хрипя... снова скрылась под водой, лицом вверх... Сначала она словно оцепенела, не поняв - что это с ним?.. А потом, увидев, что он, снова приподняв голову из воды, снова закашлялся, выплёвывая воду, кинулась вперёд, к нему, кинулась изо всех сил, закричав - Лёша!!! - Её крик пролетел над небольшим озером, отразился от леса на другом берегу, вернулся эхом назад... Он же тонет!!!
  
   Одолев разделявших их пять метров, Аня нырнула и увидела его под водой. Лёшка висел в воде, сложив одну ногу, как ножик, держа её руками, и, кажется, погружался вниз. Аня обхватила его руками, попыталась поднять - не получилось... только она сама погрузилась глубже. И тогда она обхватила его одной рукой, и изо всех сил помогая себе второй рукой и ногами, потянула его наверх. Погрузились они неглубоко, через несколько секунд - правда, потом она вспоминала, и ей никогда так и не поверилось, что прошло всего несколько секунд - они оба вынырнули на поверхность, и Аня, судорожно вдохнув воздуха, снова закричала ему прямо в ухо - Лёша!!!
  
   Лёшка сделал вдох, открыл глаза и посмотрел на неё - очень, очень спокойно и внимательно.
  
   - Ну, тоже неплохо для первого раза. Совсем неплохо. Только имей в виду, человека лучше хватать за волосы - это раз, и стараться быть со спины - это два. А то, если по настоящему тонет, то может со страху вцепиться в спасателя, и будет только мешать себя же спасать.
  
   Аня смотрела на него, не понимая, что он говорит... потом резко повернулась и поплыла к берегу. Лёшка поплыл следом, сзади. Выйдя на берег, она решительным, быстрым шагом подошла к лежащим на песке вещам, взяла свою сумку, закинула в неё, скомкав, полотенце, джинсы, майку, и так же быстро и решительно шагнула к лежавшим чуть поодаль на траве велосипедам. Лёшка недоуменно смотрел на неё, уже стоя у своих вещей.
  
   - Аня, ты чего? Обиделась, что ли? - Он нерешительно пошёл к ней. - Аня!.. Ну это же для тренировки!..
  
   - Дурак!!! - Это прозвучало прямо как выстрел. Аня подняла велосипед, прищёлкнула на багажник сумку. - Я испугалась из-за тебя!!!
  
   - Аня, ну ладно тебе... ну это же только для тренировки... чтобы ты знала, как и что. Ну постой!!! - Подойдя к ней, он взялся за руль её велосипеда.
  
   - Пусти!!! И не смей за мной ехать!!! - Она сказала это с такой яростью, с такой силой, что он невольно отпустил руль и отступил на полшага назад. - Дурак!!!
  
   *****
  
   Приехав домой, Аня раздраженно бросила сумку в коридоре, прошла в свою комнату, переоделась, сердито швырнув давно уже сухой купальник в сторону двери, и плюхнулась на диван. Через несколько секунд она подтянула ноги к себе, обняла коленки руками и упёрлась в них подбородком.
  
   Она уже успела немного остыть и не ругала Лёшку про себя самыми последними словами, которые я, автор, здесь не рискну написать. (А что вы думаете? Да, нынешние девушки тоже знают довольно много таких слов. И тогда тоже знали. Если не верите, попробуйте хорошенько разозлить любую из них, и убедитесь сами. Может, даже услышите несколько новых.) И хотя основной пар был уже спущен - горе Лёшке, если он сейчас вдруг попался бы ей на глаза! Может, не головы, но какой-нибудь части тела обязательно было бы ему не сносить - носа там, или уха, или какой-то части кожи... Хотя, может быть, всё-таки и нет, потому что в голове у Ани ещё перед домом вдруг высветился вопрос, да какой! Словно кто-то тихонько и ехидно пропел начало древней детской дразнилки - Тили-тили-тесто... тили-тили-тесто... - и добавил ещё тише, погодя: утонуть готова вместо... чего ради?
  
   И теперь Аня сидела на диване, упёршись взглядом в пол, и пыталась вспомнить - это правда такое было? Это что она, со страху-то? Что это с ней было, чего ради так кипеть? Ну хорошо, поверила, что он тонет. Кинулась вытаскивать, как ненормальная... ну ладно, с перепугу... с перепугу... Она снова и снова прокручивала в голове те секунды. Вот она кидается плыть за ним... вот уже тащит его наверх... это, кажется, было бесконечно долго... вот она выныривает, изо всей силы втягивает воздух, и снова, нырнув, тащит из воды Лёшку... вот его голова уже над водой, он поворачивается, открывает глаза и начинает говорить что-то...
  
   Проскочила что-то? Она прокручивала это в памяти, как видеоролик, раз за разом, и никак не могла сообразить - из-за чего она так вскипела на Лёшку. Ну, дурная, но всё же это шутка была! Вот она идёт к вещам на берегу, а он стоит в воде, с недоумённым лицом... Она яростно стреляет в него, как из двустволки - "Дурак!!!" Вот Лёшка стоит, держа руль её велосипеда, уже с виноватыми просящими глазами, и она снова стреляет - "Дурак!!!"... Да что ж такое?
  
   Тили-тили-тесто... утонуть готова вместо... дура... ты же за него испугалась... ой, мама... Теперь Аня сидела на диване и тихонько улыбалась. Ну конечно... глупая... ты же его спасать кинулась, как... как... самого родного... Лёшка... Лёшенька... ой, дура...
  
   Аня повалилась набок, на диван, обхватила руками ноги под коленками, подтянула их к животу. Влюбилась! Ой, мамочка... Лёшка, засранец ты... так напугал... Она зажмурилась, глубоко вздохнула. Ох, ну теперь только позвони! Нет, не так... Она вдруг напугалась - а если не позвонит? Ведь правда она его лихо отшила... Нет, ты только позвони, Лёш... А если не позвонит? Она распрямилась и снова села на диване. Нет, что-то надо делать... что? Лёшка, чёрт тебя побери, ну кто тебя просил такую глупость делать?
  
   Оставшийся вечер Аня ждала звонка, и когда легла спать, так и не дождавшись, уже ругала не его, а сама себя. К её чести надо сказать, что себя она ругала теми же словами, что и Лёшку, и даже, может, ещё хуже. Примерно в два ночи она встала, пошла на кухню попить воды, сделала два глотка и села за кухонным столом, обхватив голову руками. Через минуты три в коридоре послышались неторопливые шаги.
  
   - Дочуль, ты чего? - Отец, видимо, разбуженный её ночными метаниями, открыл холодильник и достал из него бутылку минералки. - Случилось у тебя что?
  
   Аня взяла со своего края стола чистый стакан, поставила поближе к отцу.
  
   - Да нет, пап... хотя, наверное, да. Так... - она грустно смотрела, как отец наливает в стакан воду. - Поругалась сильно с одним человеком, а теперь думаю, что зря.
  
   - Ну поругалась, так помирись. Тем более - если зря. Или совсем поругались? - Он несколько секунд внимательно смотрел на Аню, потом выпил из стакана половину воды, поставил стакан на стол, и присел на стул напротив неё. - Девочка моя, ты в последнее время постоянно где-то пропадаешь... это из-за этого человека? - Отец слегка улыбнулся. - Ты даже не всегда предупреждаешь, когда уходишь, и на сколько.
  
   - Папа! - Аня глянула было на отца с упрёком, но отвела глаза снова. Он смотрел очень спокойно и внимательно.
  
   - Доча. Ты не маленькая. И именно поэтому уже должна сама понимать - мы за тебя волнуемся. - Он помолчал немного, вздохнул. - Что у тебя случилось, девочка моя?
  
   Аня не выдержала. Так тихо-проникновенно прозвучал его вопрос, такой раздрай был у неё в тот момент в голове, что она не выдержала и рассказала ему про Лёшку. Не всё, конечно, и очень кратко, но рассказала. Через минут десять, выслушав немного сбивчивый Анин рассказ, он спокойно сказал:
  
   - Не волнуйся. Я думаю, он позвонит, и скоро. Но я бы сказал, что тебе не стоит его сильно ругать. Видишь ли, у мужчин такое бывает - какая-то идея увлекает и не получается вовремя подумать о побочных эффектах. И даже о последствиях. - Он почему-то слегка улыбнулся, но тут же нахмурился. - Он просто не подумал, что ты так испугаешься.
  
   Отец встал, поставил пустой стакан в мойку, повернулся к Ане.
   - Доча, ложись спать и постарайся заснуть. Это на сейчас самое лучшее. Не переживай, вы наверняка помиритесь. Поверь, то, что произошло, просто мелочь. - Он повернулся и шагнул вперёд, чтобы выйти из кухни, но остановился и обернулся к Ане снова. - Я очень тебя прошу, поговори с мамой. Она переживает, волнуется, она давно поняла, что у тебя кто-то появился. И пожалуйста, будь умной девушкой. Ты только закончила школу. Ещё много, очень много нужно сделать.
  
   *****
  
   Лёшка не поехал за Аней, остался на пляжике. Где-то час просидел просто на песке, задумчиво кусая сорванные травинки, и встал, только когда почувствовал, что становится прохладно - солнце скрылось за лесом, готовя очередной закат. Одевшись, он не сел на велик, а пошёл по обочине дороги пешком, ведя его в руках, и чувствуя, как досада снова и снова скребёт душу. К этому времени он уже давно остыл и был почти согласен с Аней - ну, плохо придумал, действительно напугал её... чёрт. Надо же, как она вспыхнула... он снова и снова вспоминал, с какой яростью она выпаливала свои "дурак!", и - странное дело, не злился на неё, а наоборот, тихонько улыбался. Вот как ты можешь, Анюта... вот ты какая? И хоть и было скверно оттого, что поссорились, и он чувствовал себя как-то неуверенно, потому что не знал, как скоро удастся помириться, но ощущения, что произошло что-то плохое и непоправимое, не было. И потому он понемногу, сам того не замечая, разошёлся до широкого, размашистого шага человека, который знает, куда и зачем идёт, и улыбался, поглядывая на пролетавшие мимо машины, и на поля рядом с дорогой. А потом, уже пройдя километра три, спохватился, сел на велик и поехал - так же, как шёл, спокойно, но отнюдь не медленно. Только на нужном повороте не свернул к станции электрички, а поехал прямо. Что там, до дома - каких-то пятнадцать километров... спешить некуда. Ане - он уже решил про себя - он позвонит потом, завтра или даже послезавтра... пусть остынет. Но цветов надо будет купить обязательно. Аня, милая... какая ты...
  
   *****
  
   Телефон зазвонил днём. Как, каким чувством Аня угадывала, что это звонил Лёшка? А кто его объяснит, это чувство? Может, вы, читатель, тоже сталкивались с этим в реальной жизни? Когда у вас есть самый обычный домашний телефон, без всяких определителей номера, даже без дисплея - в девяносто втором году о таком почти ещё и не слышали. Вроде бы - очень простая вещь. Но однажды вы понимаете, что с этой простой вещью у вас какие-то очень непростые отошения. Что вы почти всегда знаете, чего от вас эта вещь хочет своим звонком добиться, знаете ещё до того, как снимете трубку. Что вы бежите домой бегом, последние метры до подъезда, и все четыре пролёта лестниц, скорее, скорее - потому что эта вещь, запертая в вашей в квартире, психует и разрывается от звонка, которого вы ждёте - и вы почему-то слышите эти психи и этот звонок, находясь на улице. Слышите не ушами, а тем самым чувством, которое развивается из ваших отношений с телефоном. Понимаете, о чём я?
  
   У Ани это чувство было, и потому она, стоя на балконе и услышав первый звонок, нырнула под занавеской в комнату, внимательно послушала ещё два звонка, и, вся внутренне собравшись, пошла говорить с Лёшкой. Что звонит именно он, у неё не было никаких сомнений, и так оно и оказалось.
  
   - Алло?
  
   - Это я. Привет. - Лёшка говорил спокойно. Очень спокойно. Так, что у Ани на какой-то момент вдруг заныло что-то в животе. - Ещё злишься?
  
   Она растерялась. Сказать - нет? Просто нет? Или - да? Он не просит прощения... а если и не хочет? Если он звонит, только чтобы сказать что-нибудь вроде "на себя злись, дура психованная"? Аня тихонько, про себя, вздохнула.
  
   - Да ладно.
  
   Лёшка помолчал немного, и она вдруг почувствовала, что он рад, и что он улыбается.
  
   - Встретимся сегодня? - его голос звучал по прежнему спокойно, но она услышала, что он действительно рад, что она не ошиблась... и, хоть уже обрадовалась и сама, всё-таки чуть не ляпнула "Что, ещё кого-то спасать?". Но, вовремя прикусив язык, и сделав паузу, сказала просто:
  
   - Да.
  
   - Как всегда? - Теперь Аня уже четко слышала по голосу, что он рад, просто рад.
  
   - Да. Пока.
  
   Положив трубку, она ещё с минуту стояла, прислонившись спиной к стене коридора, и глядя на часы-ходики, висевшие на стене напротив. Через полтора часа. Лёшка, Лёшенька...
  
   *****
  
   Лёша тихо-тихо, придержав замок, чтобы он не щёлкнул громко, прикрыл за собой входную дверь. Может, спят уже? С одной стороны, ему уже как-то и самого себя было стыдно - ну и что, что так поздно пришёл, что - маленький, что ли? С другой, мама всегда в таких случаях, не ругая, умудрялась показать ему, что он опять поступил не слишком хорошо. Однажды, полгода назад, когда он вернулся с дня рождения в четыре утра вместо обещанных одиннадцати вечера, он застал её на кухне с книжкой в руках... Она тогда даже ничего не сказала, просто спокойно закрыла книгу и ушла в спальню. Но у Лёшки всё равно осталось такое... чувство вины.
  
   Но он всё-таки надеялся, что такая безсловесная выволочка не повторится. Отчасти надежда оправдалась - когда он шагнул вперёд по коридору, то услышал голоса родителей, на кухне. Не спали оба. Это давало и какую-то надежду: отец наверняка не стал бы не спать только из-за него. Подойдя к кухонной двери, Лёшка прислушался... голоса были неспокойные. М-да. Ну, была, не была... он толкнул дверь.
  
   С первого взгляда было ясно - у родителей какой-то важный разговор. А со второй секунды, когда они оба ему просто рассеянно кивнули - и не сказали ни слова, стало ясно, что разговор не о нём и что что-то происходит важное. А прослушав несколько фраз, Лёшка просто оторопел.
  
   - Но послушай, ты же, в конце концов, сам хотел купить, наконец, дачу! Теперь что, прощай? - Мама говорила слегка удивлённо.
  
   - Да чёрт с ней, с той дачей! Потом купим, если действительно надо будет! Ты лучше подумай - такая возможность съездить! Может, действительно будет, чего вспомнить!
  
   - Милый, у тебя просто идея. Давай ты сядешь и подумаешь хорошенько? - Мама смотрела на отца с упрёком.
  
   Отец посидел несколько секунд, встал, шагнул к маме, и, присев перед ней на корточки, взял её за руки:
  
   - Алёна, вспомни, как мы мечтали пятнадцать лет назад, что не будем сидеть дома... что мы будем путешествовать, ездить куда-нибудь... что мы обязательно должны увидеть мир, хоть немного... и где мы были за всё это время, кроме как у родственников? В Паланге, в Таллинне и в Москве... а теперь нет, наконец, границ, появилась возможность побывать, можно сказать - в другом мире, и мы думаем о том, что нам нужна дача, что нам нужна посудомойка, что нам нужен телевизор на кухню, что нам... - Он помолчал немного. - Милая, неужели мы успели стать такими... - он запнулся, - кротами? Неужели мы забыли всё, чего хотели?
  
   Мама молчала, опустив голову. На лице у неё появилась очень грустная улыбка, она посмотрела на отца, слегка качнула головой, не соглашаясь... и, наклонившись, ткнулась ему лбом в плечо. А он поднял руку и начал тихо гладить её по волосам. Повисла пауза. Лёшка хотел уже было повернуться и уйти к себе в комнату, но тут отец обернулся.
  
   - Лёха. Ты хотел бы летом поехать куда-нибудь в Европу?
  
   Лёшка улыбнулся.
  
   - Ну... для начала в Париж и на Лазурный берег, потом в Рим, потом в Грецию... оттуда на нюрнбергское кольцо, а там подумаем. Когда едем-то, завтра утром? Вещи собирать уже?
  
   Мама подняла голову и улыбнулась, а отец досадливо отмахнулся от шутки:
  
   - Я серьёзно, Лёш! Хотел бы этим летом скатать куда-нибудь в Европу - просто в отпуск? Всем вместе?
  
   Лёшка постоял, внимательно глядя на отца, потом осторожно спросил:
  
   - Нет, я, конечно, за... но это что, серьёзно?
  
   Отец улыбнулся, и Лёшка заметил у него в глазах тот самый прищур, который появлялся всякий раз, когда отца посещали идеи.
  
   - Серьёзно, сына. Присядь, поговорим. У меня тут действительно, как мама говорит, идея. Но это всё реально, сын! Реально!
  
   Улёгшись через час спать, Лёшка опять долго не мог заснуть, ворочался и думал - с одной стороны, было бы просто дико интересно съездить куда-нибудь... в Германию или там в Швецию, или во Францию... ведь теперь правда можно! Только денег немеряно уйдёт... А с другой - это значит, те самые две недели или больше не видеть Аню... блин, тоже не хочется... так и заснул с этими мыслями. Почему-то приснилось, что он летит и летит то ли на планере, то ли на маленьком самолёте вдоль широченной, как взлётная полоса в аэропорту, дороги, а по ней беззучно проносятся на сумасшедшей скорости болиды Формулы-1. И Лёшка почему-то знал, там, во сне - ему надо догнать эти машины, обязательно догнать, потому что иначе он не увидит Аню...
  
   *****
  
   Субботний вечер был очень тёплый и тихий - ни ветерка. Солнце уже давно село, на город спустились сумерки, и в парках начали зажигаться фонари. Аня и Лёшка медленно шли по дорожке вдоль городского канала. Лёшка помялся немного, но всё же решился:
  
   - Аня... я тебя давно спросить хочу.
  
   - Что? - Она улыбнулась.
  
   - Твоя фамилия, она откуда?
  
   Аня хмыкнула, помолчала.
  
   - А что, плохая, что ли?
  
   - Почему сразу плохая? Наоборот, звучит классно. Просто мне интересно.
  
   Аня помолчала, глядя на воду, на отражения в ней. Пожала плечами.
  
   - Мой папа - немец...
  
   Лёшка аж остановился:
  
   - Как это?
  
   - Ну как, как... его родители жили где-то в Поволжье. Там же много немцев, ещё с екатерининских времён. Он об этом не любит вспоминать. Я только поняла, что их семью сослали, вскоре после начала войны. Ему было тогда девять лет. Но он и бабушка остались в живых, и потом, после войны и ссылки, долго жили где-то под Омском. Потом он смог отучиться в каком-то строительном техникуме, ещё через несколько лет закончил институт, заочно, и переехал сюда, работу нашёл. И встретил маму.
  
   Лёшка постоял, переваривая, потом удивлённо нахмурил брови:
  
   - Слушай, так сколько ж твоему отцу лет?
  
   - Теперь шестдесят один. - Аня улыбнулась. - Ему, правда, никто столько никогда не даёт. В этом году его день рождения праздновали, гости были, так одна тётка сказала за столом - Женя, я бы тебе ни за что больше пятидесяти двух не дала! А он улыбнулся, показал на маму и ответил - видишь эту женщину? Пока она со мной, я не стану старым...
  
   - Женя? - Лёшка удивился. - Ты же говоришь, он немец?
  
   - Ну да. Это так его зовут все, а на самом деле правильно - Ойген. Это, знаешь, как Иван и Ян или Йохан. Или Джон. Понимаешь?
  
   - Ну да... - Лёшка тоже задумчиво смотрел на воду, на плавающих по каналу уток. - Вот как... слушай... извини, а сколько ж твоей маме лет?
  
   - А ей - сорок девять. - Аня снова вздохнула. - Я у них, знаешь, как говорят - поздний ребёнок. - Она улыбнулась. - Маме уже тридцать два было, когда я родилась. Но папа смеётся и говорит - всё, что ни делается, делается вовремя.
  
   - Ого! Это у них такая разница, двенадцать лет?
  
   - Ну да. Но я её тогда, после папиного дня рождения, спросила - а ты? А она улыбнулась, и сказала, что счастлива с ним... значит, это их не беспокоит. - Аня подняла с дорожки камушек, бросила в воду. К месту, где он упал, тут же потянулись утки. - Они любят друг друга, до сих пор. А мама русская, а взяла его фамилию, когда они поженились.
  
   Лёшка задумчиво присел на корточки, опёрся локтями на ноги и положил подбородок на раскрытые руки.
  
   - А мои оба здешние. Из староверов. Может, знаешь - здесь староверов много, на Московской даже молельня есть. Правда, они оба туда не ходят совсем, только так - считают себя староверами. - Лёшка улыбнулся. - Я раз был там, интересно стало. Но пришёл, посмотрел и ушёл - не знаю, что там делать.
  
   Он повернулся к Ане.
  
   - Слушай, так ты потому в школе имени Гердера и училась? Это же немецкая школа?
  
   - Что значит - немецкая? Не немецкая, просто там язык со второго класса уже вовсю идёт, по три-четыре урока в неделю, а дальше - ещё больше. Папа говорит, что я теперь, если в Германию попаду, без языка не пропаду. А что, мы же дома по-немецки часто говорим. Мама тоже от отца говорить научилась, сначала немножко, а потом, когда у меня немецкий в школе начался, больше и больше. - Она коротко засмеялась. - Но я правда говорю хорошо, и даже много понимаю, что другие говорят. Даже по радио. Лёш, пошли на вон тот мостик? - Аня кивнула на мост, перекинутый через канал.
  
   - Аня, а тебе домой не пора? Поздно уже...
  
   Она пожала плечами и улыбнулась.
  
   - Ну, может, в другое время и поругали бы... а сейчас не до того им, кажется. Они уже неделю по дому, как ненормальные носятся - кому-то из них стукнула в голову идея поехать в Германию. А вчера к маме на работе какая-то коллега с таким же вопросом подошла, так они сегодня умчались... к ней, разговаривать. А когда вернутся... может, и под утро. - Она бросила на Лёшку быстрый взгляд, которого он, впрочем, не заметил.
  
   Ох, если бы он заметил тогда этот взгляд! Но Лёшка сидел, открыв рот и глядя куда-то на кроны деревьев, пораженный внезапной догадкой.
  
   - Слушай... а к моим сегодня тоже какие-то коллеги должны были приехать с таким же разговором... меня позавчера дома с той же темой встретили, когда вернулся... это что? Это твои, может, теперь у нас сидят?.. - Он поднялся на ноги, повернулся к Ане. - И обсуждают, как поехать в отпуск в Европу? Значит, они давно знакомы? И даже кто-то работает вместе?
  
   Аня удивлённо подняла брови, подумала.
  
   - Ну и что? Почему бы и нет... - Она вдруг остановилась и повернулась к нему. - Лёш, это значит - может, мы поедем куда-то, все вместе?!
  
   - Аня!!! - Лёшка стоял, вытаращив на неё счастливые глаза. - Аня, это же здорово, если так будет!!! Слушай, давай... надо у них узнать, точно они знакомы? Да?
  
   *****
  
   Знакомы были мамы. Анина догадка оказалась правильной - родители договорились делать всё вместе и ехать тоже вместе. Анин отец хотел побывать на исторической родине, и увидеть родственников - и живших в Германии всю жизнь, и своего брата с его семьёй, несколько лет назад внезапно оказавшегося там, а остальные - просто увидеть другой мир, другую жизнь. Загранпаспорта и визы удалось оформить очень быстро, постарался Анин отец: и Лёшкин папа договорился в одной из рижских турфирм о разнесённой, если так можно выразиться, поездке на автобусе во Франкфурт-на-Майне. Разнесённой, потому что ехать туда и назад нужно было с разными автобусами. Оказалось совсем нетрудно. Собственно, нужно было только оплатить проезд туда и назад - большинство народу ездило в те годы за границу за машинами, и автобусы шли назад почти пустыми. А Анин отец созвонился с братом, предупредил, что они приедут, и приедут не одни, и договорился, что тот подыщет для них недорогой отель или квартиру. И в четверг, восемнадцатого июня тысяча девятьсот девяносто второго года, все шестеро сели на стоянке напротив центрального рынка в белый туристический "Неоплан" и отправились в Германию.
  
   *****
  
   Часть третья.

  
  
   Автобус пришёл во Франкфурт в полвосьмого утра. Лёшка и Аня всю ночь просидели рядом, глазея в окно. Правда, пока не рассвело, видно было немного - только огни, огни и огни: грузовиков впереди либо справа от автобуса, встречных машин, и по сторонам дороги - частые россыпи там, где были города, деревни, какие-то заводы... когда рассвело, стали видны леса, поразительно чётко отделённые от полей - без подлеска, без кустов, поля, словно разлинованные, расчерченные какими-то великанами на геометрически правильные части, белые, в основном, домики в нескончаемых деревнях, в большинстве с красновато-кирпичными крышами... Лёшка и Аня сидели, притихнув и просто смотрели, почти не разговаривая, только обращая внимание друг друга на что-нибудь того стоящее. Впрочем, они, как правило, и замечали такое вместе или почти вместе.
  
   Лёшка долго с завистью смотрел вслед легковушкам, обгонявшим автобус слева на, как казалось, дурных скоростях, а когда мимо автобуса пролетел первый встреченный на автобане мотоцикл, аж перегнулся в проход между рядами сидений - увидеть ещё раз впереди и хоть примерно оценить - сколько же он километров в час пошёл? М-да... Другой мир...
  
   Иногда они, устав от впечатлений, откидывались на сиденье, и закрывали не несколько минут уже уставшие от впечатлений и от почти бессонной ночи глаза. В одну из таких минут, когда Аня, откинувшись назад, повернулась к нему, Лёшка посмотрел на неё внимательно, и почувствовал, что с ней что-то не так.
  
   - Аня, тебе не плохо? - Первое, что ему пришло в голову - что её просто укачало. Всё-таки уже много больше суток в автобусе. - Воды не хочешь?
  
   - Нет, спасибо. - Она снова закрыла глаза. - Просто волнуюсь немного...
  
   - Ну да... - Лёшка достал из-под сиденья бутылку с минералкой. - Честно сказать, я тоже, Ань. Тут всё совсем другое... Такое чувство, что даже дождь - он кивнул вперёд, на лобовое стекло автобуса, по которому редкими взмахами прогуливались дворники, - иначе идёт...
  
   - Да нет, Лёш... - Она хотела сказать ему, что просто нахлынуло, что ещё чуть-чуть, вроде уже меньше часа подождать, и она, может быть, встретит своего самого лучшего друга детства, своего двоюродного брата... но тут водитель автобуса резко затормозил. Так резко, что их аж приподняло от сидений и стукнуло о передние.
  
   От этого рывка люди в автобусе разом проснулись, начали выглядывать вверх и в проход. Кто-то из пассажиров громко выругался, потом - ещё один. Лёшка тоже выглянул, сверху - они сидели почти впереди, в третьем ряду сидений.
  
   Водитель автобуса продолжал тормозить, правда, теперь уже не так сильно. В верх лобового стекла автобуса со звонким щелчком ударил маленький кусок вроде бы пластика, отскочил и исчез где-то сбоку. Ещё десятка два-три разных кусков пластика и ещё чего-то крутились в воздухе и по дороге перед автобусом, словно на дорогу выпал небольшой пластиковый дождь. А впереди, метрах в ста от них, по сырому асфальту бешено крутилась какая-то легковушка. Её вращение замедлялось, было видно, что ещё немного, и она остановится либо поедет вперёд, как получится. Но её колёса сцепились с дорогой в момент, когда машина - теперь Лёшка разглядел, что это был маленький БМВ - стояла на дороге наискосок, и легковушка, с как ему показалось, невероятной силой и скоростью прыгнула влево, на разделительный газон. На газон выпрыгнуть ей не удалось - низкий нос зарылся под разделительное ограждение, тут же впечатался в столб этого ограждения... взлетели вверх-вперёд осколки стёкол и ещё чего-то, БМВ подпрыгнул задними колёсами, словно взбрыкнул, и замер. Спереди у него повисло облако пара.
  
   Автобус шагом прокрался мимо покалеченной машины и поехал дальше. В салоне повисла тишина. Лёшка невольно оглянулся, хотя знал - заднее стекло автобуса не прозрачное, ничего не увидишь. Но увидел - несколько лиц. Суровых, нахмуренных, недовольных... и, повернувшись снова вперёд, услышал спереди негромкое:
  
   - Блин, ну кто ж по мокрой дороге так ездит...- Второй водитель сидел сейчас на самом переднем сиденьи. Первый, помолчав немного, ответил, не отрываясь от дороги:
  
   - В машине дури хватает, ума бы в голове добавить... хотя бы не давил за сто пятьдесят, и то не попал бы...
  
   Лёшка не выдержал, встал со своего места, шагнул два шага вперёд, и присел на ступеньку, которая получалась там, где проход между сиденьями пассажиров переходил в площадку рядом с водительским.
  
   - Скажите, а как он так вообще? - он вопросительно посмотрел на водителя. Тот помолчал немного, потом неохотно, но ответил:
  
   - Как, как... нас обогнал, немного вперёд ушёл и решил вправо перестроиться. И слишком резко рулём крутнул. Вот и всё. Сначала об правый отбойник треснулся, об бетон, как крутить начало, а потом ты уже видал, наверное? - Он мимолётно глянул на сидевшего рядом с ним Лёшку. - Ну вот.
  
   Больше почти до Франкфурта никто не сказал ни слова. Только когда уже показались многоэтажки и стало ясно, что они подъезжают к большому городу, представитель фирмы потянулся, взял микрофон и спокойным, будничным голосом объявил:
  
   - Значит, так. Через минут двадцать-двадцать пять будем во Франкфурте, возле центрального вокзала. Для тех, кто едет дальше - стоянка десять минут. Если кто-то хочет сходить позвонить, пожалуйста, предупредите, что вы отошли до телефона. Где там телефон, я покажу. Рядом.
  
   *****
  
   Встречал их во Франкфурте брат Аниного отца. Подошёл к автобусу, когда они уже почти выгрузили свои сумки из багажника, молча хлопнул ладонью Евгения по спине, и когда тот обернулся, так же молча постоял несколько секунд, а потом - раскинул руки, шагнул вперёд, обнимая брата. Все притихли сначала, а потом начали опускать головы и слегка отворачиваться, просто из деликатности - у обоих мужчин на глазах показались слёзы.
  
   Но пауза не затянулась. Оба разнялись друг от друга, и тот, что пришёл встречать, сказал негромко и спокойно:
  
   - Давай вещи. Всё выгрузили? - Он повернулся к остальным, шагнул к Аниной маме, обнял. - Здравствуй, Алла. Вы извините все, мы уже столько не виделись... меня зовут Вольдемар, по русски - Владимир... идёмте, я на машине, тут недалеко. - Он протянул руку Лёшкиному отцу, пожал. - Очень приятно. Это, как я понимаю, ваша супруга? Здравствуйте. - Он повернулся к Ане с Лёшкой. - И вам привет, парочка. - Владимир поднял руку, чтобы приветственно хлопнуть по руке Аню.
  
   Лёшка с Аней переглянулись, глянули на него ещё раз. Аня подняла руку в ответ, хлопнула по протянутой ей руке, но тут же сердито фыркнула.
  
   - Дядя Володя, а вы что, один?
  
   - Один, Анечка. Все в разбегах, кто где. Мама наша не может приехать, детей не оставишь, и места в машине тоже нет лишнего. Дома всех увидишь.
  
   - А Андрей где? - Аня сердито нахмурилась.
  
   - А он в отъезде. У него практика, ещё две недели, Аня. Довольно далеко, на севере. Не знаю, может, он приедет на следующих выходных. Не расстраивайся, увидитесь обязательно. В крайнем случае съездим туда сами. - Он повернулся к остальным. - Давайте вещи, что тяжёлое?
  
   *****
  
   Теперь двое мужчин говорили оживлённо, невпопад, спрашивая друг у друга без конца - а этот как?.. а тот?.. а она что?.. и так далее, говорили радостно, и даже не ожидая особо ответа, а наверное, просто давая друг другу свидетельство, что пусть столько лет не виделись, пусть теперь живём так далеко друг до друга, но ведь всё живо, всё помнится, и никто не забыт, и чувства все до сих пор живы... и вот так, с такими разговорами, дошли потихоньку до небольшой, забитой машинами стоянки, и остановились возле маленького автобуса, стоявшего почти у выезда с неё.
  
   - О, это мы на этом поедем? - Лёшин папа заинтересованно посмотрел на машину, заглянул через стекло внутрь. - О-го!
  
   - Ну я же сказал, что все поместимся! - Владимир улыбнулся в ответ, вытащил связку ключей, шагнул к водительской двери и открыл её. - Садитесь! А сумки - назад!
  
   Лёшка дёрнул к себе ручку средней двери - безрезультатно. Заперта? Он оглянулся на Аню, на её маму, пожал плечами, подхватил у Ани сумку и шагнул к отцу, который теперь стоял у машины сзади, глядя в салон через открытую заднюю дверь.
  
   - Пап, куда тут сумки?
  
   - Да вот на полку. Ты посмотри, какая машина! - Отец стоял, разглядывая снаружи салон машины. - Блин, это же целый дом! Володя, а как он называется?
  
   - Фольксваген Мультиван. - Владимир положил в багажник последнюю, лёшину сумку, и захлопнул дверь. - Садитесь, чего вы?
  
   - Так там закрыто ещё! - Лёша глянул на него с недоумением.
  
   - Нет-нет, здесь же центральный замок... - Владимир прошёл до двери, которую Лешка не смог открыть. - Эту ручку - вниз. - Он нажал ручку, дверь щёлкнула и вдруг не открылась, как обычно, а поехала чуток наружу и назад, открывая огромный вход. - А эту вот так. - он взялся рукой за ручку передней двери. - Тут такая кнопка в ручке, её нажать надо.
  
   Передняя дверь щёлкнула и открылась, как в нормальной машине. Анин отец подошёл, заглянул внутрь там и там.
  
   - Блин, точно дом на колёсах! Володь, слушай, это ты на работе взял, чтобы нас привезти?
  
   - Нет, зачем? Это моя... - Владимир удивлённо поднял брови.
  
   - Как - твоя? Собственный автобус?
  
   - Ну да. А что? Нас же тоже уже пять человек семья, вот я и купил "Мультиван", чтобы места всем с избытком хватало. А вдруг ещё кто-то появится? - Он улыбнулся.
  
   Евгений постоял, поглядел на него, на машину.
  
   - Ну да... ну, поехали, что ли? - Он примерился к маленькой подножке, заглянул в салон, увидел на передней стойке ручку для руки, одним ловким движением уселся на переднее сиденье, огляделся вокруг себя и повернулся на сиденьи назад. - Чёрт, ну точно ведь дом на колёсах! Эх, нам бы такую машину!
  
   Примерно через час с небольшим им удалось вырваться из города, проехав с полчаса чуть ли не черепашьим шагом по какой-то длинной-длинной улице. У Лёшки от обилия машин, вывесок, указателей, наклеек и плакатов в витринах и просто каких-то цветных пятен как-то очень быстро устали глаза. Он отвернулся было от окна с мыслью - блин, в Риге такого многоцветья нет... но любопытство пересилило, и, глянув на Аню, он начал смотреть дальше. Другой мир. Мир, где я ни разу не был... Почему-то всплыла в голове эта то ли строчка, то ли фраза, Лёшка не знал - откуда это, не мог вспомнить. Мир, где я ни разу не был... радугой пройдёт по снам... Это что опять? О блин, это стих же... Он посмотрел на Аню, сидевшую напротив него, увидел, с каким интересом она смотрит в окно машины. Хм... Мир, где я ни разу не был... Лёшка повторил про себя несколько раз первые две строчки, вынул из кармана джинсовки записную книжку. Машина подрагивала на неровностях дороги, но писать было можно. Иногда он поглядывал в окно, иногда - на Аню, ловя её взгляд, и думал - интересно, что она скажет, если ей дать прочитать?
  
   Мир, где я ни разу не был,
   Радугой пройдёт по снам.
   Скажет - ты забыл меня и предал,
   Отдал на откуп ветрам.
  
   Ты не помнишь, что я жду -
   Тебя или ещё кого-то,
   Что я узнанным стать хочу...
  
   С последней строчкой у него что-то не заладилось, совсем. Промучившись минут двадцать, он махнул рукой, сунул блокнот обратно в карман, поглядел в боковые окна, глянул вперёд. Справа и слева была равнина, с вкраплениями деревень среди небольших лесов. Впереди надвигались довольно высокие холмы с раскинувшимся на них очередным городком. На промелькнувшем мимо - бусик бежал по бану довольно бодро, не меньше сотни в час - большом синем щите Лёшка прочёл надпись: Гелнхаузен. Через буквально пару минут бусик притормозил, принял вправо на полосу торможения, и, прокрутившись по плавному повороту, неспешно проехал над автобаном по мосту. Через пару сотен метров Лёшка прочёл на небольшом жёлтом знаке надпись "Грюндау-Либлос".
  
  *****
  
   Дом был, как большинство домов вокруг - белый, с красно-коричневой черепичной крышей. Лёшке сразу бросились в глаза две вещи: широченные панорамные окна, метра по два с половиной в ширину, и смешной рисунок на двери гаража, стоявшего сбоку, впритык к стене дома - голубой слонёнок на зелёной траве. Рисунок был детский, но очень красивый. А вокруг дома, на узкой полоске травы, стояли смешные фигурки - пара гномиков в широченных шляпах, олень, сделанный из толстой проволоки, на небольшом шесте, воткнутом в землю, сидела чёрная ворона, и - Лёшка разглядел попозже - в траве пряталось целое семейство смешных то ли пластиковых, то ли керамических ежей. Вольдемар захлопнул заднюю дверь бусика:
  
   - Заходите пока, у нас ещё полчаса времени есть.
  
   - Полчаса до чего? - Лёшкин отец оторвал взгляд от широченного окна на стене дома. - Ну и окна!
  
   - До встречи с хозяином квартиры, где вы будете жить. Это рядом, километр какой всего. - Владимир посмотрел на часы. - Точнее, ещё почти сорок минут.
  
   Лёшкина мама оторвалась от фигурок на траве:
  
   - Он что, тоже там живёт?
  
   - Нет-нет. - Владимир улыбнулся. - Конечно, нет. Просто договорились на полдесятого утра, я думал, из Франкфурта дольше выбираться будем. Не волнуйтесь, там нормальная трёхкомнатная квартира. Он её сдаёт вот таким, как вы, понедельно. Вам наверняка понравится, оттуда вид красивый, из окон. Идёмте к нам пока.
  
   В-общем, в десять утра Лёшка и его родители выслушали напоминания, как дойти до дома, в котором жил Владимир, объяснения, как найти ближайший магазин с продуктами, приглашение приходить вечером, часов в шесть, в гости, и остались в снятой для них квартире.
  
   Через часа полтора, отдохнув и помывшись с дороги, они втроём вышли на улицу с намерением обойти хотя бы ближайшие улицы, просто из интереса, и Лёшка всего в десяти метрах от калитки увидел... Аню!
  
   - Анюта!!! Ты к нам? - Сказать, что он обрадовался, значило ничего не сказать. Лёшка уже как-то свыкся с мыслью, что они увидятся только вечером, если вообще увидятся, а тут - на тебе. - Анют?
  
   - Да. Меня отпустили. - Аня улыбнулась. - Решили с ходу проверить, пропаду я или нет с моим немецким.
  
   - И как? Пропала? - Лёшка засмеялся. - Слушай, давай вместе пропадём? - Он хитро глянул на стоявших рядом родителей.
  
   Отец с мамой молча улыбнулись, глядя на них, потом отец, спохватившись, поднял вверх указательный палец.
  
   - Стоп. Аня. Давай, ты сходишь с нами до магазина? Я так понимаю, что здесь не очень близко. Погуляем заодно. Лёшка у тебя, конечно, нахватался словечек, но боюсь, что сейчас они у него все из головы выветрились... - Он красноречиво развёл руками в стороны, одновременно указав ладонями на Аню и на Лёшку, мол, посмотри сама на себя и на него. Лёшка и в самом деле сейчас выглядел, может, даже глупо - стоял и глазел на неё. Глазел оттого, что не ожидал её скоро встретить, думал, что родня заберёт; и оттого, что вот сейчас вдруг заново увидел её, под этим ярким, горячим, совсем не рижским солнцем, вот такую - в коротких белых обтягивающих шортах, белой же майке и с надетым на лоб полупрозрачным козырьком, да ещё и в солнечных очках. Выглядела она прям как на картинке, и теперь Лёшка смотрел на неё, как в первый раз...
  
   До магазина было идти около полутора километров. Попетляв сначала по узким кривым улочкам, они вышли на довольно широкую улицу, с сильным движением, остановились подождать просвета в потоке машин, чтобы перейти, и тут впереди послышался негромкий рокот мотора. Лёшка вскинул голову... впереди и слева, всего метров четыреста-пятьсот от них, поднимался вверх от деревьев небольшой самолётик, таща за собой на заметном отсюда тонком белом фале планер. У Лёшки ёкнуло сердце... он провожал глазами пару в воздухе, пока не очнулся оттого, что Аня дёрнула его за руку - переходить улицу. И переходя, сообразил - раз поднялся самолёт, то здесь рядом должен быть аэродром... надо сходить!
  
   В магазине они сначала минут пятнадцать ходили вдоль полок с продуктами и просто смотрели, что сколько стоит. Было непривычно дорого - переводя марки в свои рубли, они только качали головами. А когда увидели цену за буханку хлеба, то даже папа крякнул, поднял руку и погладил пальцем переносицу.
  
   - Алён, может, это такой... для богатых магазин? - Он неуверенно усмехнулся. - Странно только, что Владимир нас сюда послал. Может, он думает, что мы богатые?
  
   Мама пожала плечами.
  
   - Вроде бы мы ясно говорили, что нам надо гостиницу или комнату подешевле... - Она внимательно осматривала полки, брала с них некоторые упаковки, смотрела надписи. - А потом, я так поняла, что они тоже здесь всё покупают... если хочешь, давай сейчас не будем ничего брать, кроме самого нужного? Вечером спросим его ещё раз?
  
   Из магазина они вышли только с небольшой сеткой, которую нёс папа. Окинув взглядом стоянку перед входом, почти забитую машинами, сориентировались, и пошли назад к дому. Но тут Лёшка взбунтовался, и повернувшись к Ане, вполголоса спросил:
  
   - Слушай, тебя надолго отпустили?
  
   Она посмотрела очень удивлённо.
  
   - Да... вообще-то на сколько хочу... а что?
  
   - Давай найдём аэродром? Я не могу, я хочу его увидеть.
  
   Аня опустила голову, но Лёшка успел увидеть - она улыбается. Значит, всё хорошо... и точно, через несколько секунд она посмотрела на него - открыто, прямо, с лёгкой улыбкой, и сказала негромко:
  
   - Ну пойдём... лётчик.
  
   Лёшка улыбнулся её иронии, повернулся к родителям.
  
   - Пап, мам, мы скоро вернёмся...
  
   - Куда? - Мама удивлённо посмотрела сначала на него, потом на Аню. - Куда уже?
  
   - Тут недалеко. Мы скоро, мам.
  
   - Алексей, не кушали ещё!!! Какое скоро, небось, до вечера пропадёте! И куда? А если заблудитесь?
  
   - Мам, не до вечера. Мы быстро! - Лёшка схватил Аню за руку и, повернувшись, быстро пошёл назад - туда, где, по его прикидкам, прятался за домами и деревьями аэродром. Заблудитесь. Гм. В городке размером меньше их Кенгарагса... ох, мама...
  
   *****
  
   Аэродром был маленький, с прямоугольным лётным полем шириной метров двести и длиной всего в каких метров четыреста. Может, пятьсот. С одной стороны стояла пара низеньких зданий, маленькая, всего метра три-четыре в высоту, вышка, и небольшой ангар - наверное, для самолётов. И главное - вдоль одного из зданий в ряд стояли несколько планеров и пара миниатюрных, прямо игрушечных - так Лёшке сначала показалось - самолётов. Он присвистнул, посмотрел на Аню.
  
   - Блин, я такие самолёты только на картинках видел. Пойдём ближе, Ань? Ты только посмотри, какие прикольные! Наверное, на одного-двоих... - Лёшка, как зачарованный, перебегал взглядом с самолётов на планера и обратно. - Пойдём ближе?
  
   Они прошли по узкой, метра два шириной, полевой дорожке, явно предназначенной не для машин, а для тракторов, и оказались за длинным, низким зданием, рядом с которым стоял большой щит с нарисованным планером и какой-то надписью по-немецки. Аня, прищурившись, посмотрела на щит и перевела:
  
   - Аэроклуб Гелнхаузен. Лёш, это получается, вроде клуб по интересам? - Она хмыкнула. - Ну да, кто-то вырезает из бумаги, а кто-то нарезает по небу...
  
   Лёшка обиделся.
  
   - Я из бумаги не вырезаю. У меня все... - Он запнулся на секунду. - Ну, почти все модели летают. И они не из бумаги!
  
   Аня посмотрела на него удивлённо.
  
   - Лёш, я же не имею в виду тебя. Тут получается, это у кого-то хобби такое - иметь свой самолёт или планер. Летать. Просто хобби. А из бумаги, между прочим, можно очень красивые вещи делать. Украшения, игрушки... и есть люди, которые этим всерьёз занимаются. Я же не про тебя, Лёш. М-м? - Она улыбнулась, примиряюще, и Лёшка сразу остыл.
  
   Они прошли через выезд на лётное поле, остановились. Прямо перед ними стоял маленький самолёт, отсюда было видно, что в кабине - всего четыре места. Лёшка смотрел на него со смешанным чувством - с одной стороны, было видно, что это такая маленькая машина, что летать на ней - словно на мопеде в небе. С другой стороны, это был всё-таки настоящий, летающий самолёт... Тут Аня переступила чуть вбок, и встала прямо перед ним, и самолёт враз вылетел у него из головы. Она стояла рядом, совсем рядом - не делая даже малейшего шага вперёд, он мог обнять её... но опять, в который раз, не решился. Такое чувство у него было, что ему надо что-то очень-очень дорогое - и хрупкое взять, и хотелось - и страшно было. Только взял снизу руками под локти, волнуясь от её близости, и сказал охрипшим враз голосом:
  
   - Слушай, давай к планерам пройдём?
  
   Аня, не оборачиваясь, усмехнулась - с досадой. Лёшка, Лёшка... глазами обнимаешь, аж чувствуется, а так - боишься...
  
   - Ну, пойдём...
  
   Не могла она понять его робости. А он никак не мог решиться - всё казалось Лёшке, что она такая... словно с неба к нему сошедшая. Думал не раз, что сделает это, хотел... но вспоминалось всё время, как она тогда, на озере, отстранилась от него, и каждый раз как холодом окатывало от этого воспоминания.
  
   *****
  
   Первый день закончился в доме Владимира. Все собрались на просторной кухне, за столом, обговорили, кто чем будет заниматься завтра. Владимир посоветовал сразу не кидаться в поездки, а день-два-три погулять прямо здесь, попривыкать, отдохнуть с дороги. На вопрос о магазине - что за цены такие, для богатых, что ли? - удивлённо помолчал, досадливо махнул рукой:
  
   - Да обычный это магазин. Самый обычный. Для всех. Просто тут цены на некоторые продукты другие, ну и до кучи вам непривычно, вы же всё в свои деньги переводите. А ещё вам, наверное, странно, что большинство покупателей на машинах. Вот и всё.
  
   Лёшкины родители переглянулись.
  
   *****
  
   В воскресенье все сначала отоспались, по договору с вечера не будя никого. Потом, позавтракав, чем получилось - продуктов они вчера купили действительно только самый минимум - и раскачавшись, действительно пошли гулять. Родители за день обошли весь Гелнхаузен, полюбовались двумя стоящими напротив друг друга церквями в старой части города, поднялись наверх и прошли по узкой дорожке в лесу, бежавшей уже выше самых верхних домов, и нагулялись вдоль речки, протекавшей внизу долины, через нижний город. А Лёшка через два часа такого гуляния взбунтовался и сказав, что никуда не потеряется, удрал опять на аэродром - пока они гуляли в верхней части города, он видел, что оттуда периодически поднимались самолёты, таща за собой планеры. Но после обеда он заскучал и отправился к дому Владимира, хотя знал, что Ани дома наверняка нет. Так и оказалось, и остаток дня прошёл для него очень скучно - до почти восьми вечера, когда вернулись из Франкфурта Аня и её родители. Домой они оба вернулись уже после двенадцати, и спать Лёшка лёг только к двум ночи. А в понедельник утром, с наслаждением потягиваясь в постели - он продрых аж до одиннадцати - он услышал, как стукнула входная дверь, раздались несколько шагов, и отец - чёрт возьми, Лёшка почти никогда не слышал, чтобы отец так говорил! - очень напряжённо, негромко, с болью в голосе, сказал в коридоре:
  
   - Алёна, ну пожалуйста, я прошу тебя!!! Успокойся!!!
  
   Мама ответила что-то нечленораздельное. Лёшка напряг слух... мама плакала?? Он сначала застыл на кровати, потом медленно, бесшумно поднялся и натянул джинсы. Родители тем временем прошли в большую комнату, и теперь их голоса стали немного приглушённее.
  
   - Алёна, я прошу тебя! - Лёшка слышал, что отец тоже очень нервничает. - Слышишь? Просто - успокойся!!! Довольно уже того, что было!
  
   - Успокойся? Вспомни смоленскую очередь!!! - Последние два слова мама почти выкрикнула - тяжело, с болью. Лёшка взялся рукой за ручку двери. Да что у них случилось? - Вспомни этот ужас!!! Вспомни Оренбург!!!
  
   И тут Лёшка услышал, что она точно заплакала. Он не выдержал, открыл дверь и, сделав несколько шагов по коридору, оказался в большой комнате. Мама сидела на диване, откинувшись к спинке, положив голову затылком на подушку, и держала рукой лоб. Из-под ладони текли слёзы. Отец сидел рядом, с очень тяжёлым, мрачным лицом, искаженым болью, и держал её за другую руку. Лёшка постоял несколько секунд, потом несмело сказал:
  
   - Мам... а, мам?
  
   Алёна тихо вздохнула, опустила руку. Посмотрела на него.
  
   - Ничего, сына. Это пройдёт. - Она повернулась к мужу. - Принеси мне мокрое полотенце, пожалуйста.
  
   Лёшка осторожно шагнул к дивану, присел рядом с мамой, взял её за руку. Сначала она даже не шевельнулась, но через несколько секунд повернулась к нему.
  
   - Не пугайся, сына. - Она прерывисто вздохнула. - Это пройдёт...
  
   Лёшка испуганно, непонимающе посмотрел на неё, на отца. Тот сделал знак - иди со мной, и пошёл в ванную. Лёшка встал.
  
   - Мам, я сейчас...
  
   В ванной отец, прикрыв дверь, мрачно сдёрнул с вешалки маленькое полотенце и сунул под кран.
  
   - Мы пошли с утра в магазин, за продуктами. И ей там стало плохо. Упала в обморок. Хорошо, что я как раз подошёл к ней, сзади. Она упала почти на меня, и я успел её подхватить. А когда очнулась, шептала - это же мы победители, это же мы победили в войне... почему они живут лучше нас? Отнеси ей... нет, погоди, я сам. Подожди здесь. - Он быстро вышел. Лёшка снова услышал в комнате их голоса - негромкие, довольно спокойные. Во всяком случае, много спокойнее, чем пять минут назад. Через пару минут отец вернулся, прикрыл дверь.
  
   - Я сначала не понял, думал, ей стало плохо от жары. Оказалось - она просто посмотрела ещё раз на эти полки и вспомнила магазины у нас дома. - Отец вздохнул. - М-да. Вот такие дела.
  
   Лёшка тихо спросил:
  
   - А что это она про Смоленск?
  
   Отец поднял лицо к стене напротив, вздохнул. И Лёшка увидел, как у него по лицу скользнуло выражение... сильного гнева? Ярости? Бешенства? Он замер, подумав, что отец так злится на него - за вопрос, но тот вздохнул ещё раз, и через несколько секунд ответил, довольно спокойным голосом.
  
   - Это было, когда мы в прошлом году ездили в Москву. Назад не было билетов, мы решили поехать в Смоленск и там пересесть на другой, проходящий поезд, на Ригу. Но там был почти целый день от поезда до поезда, и мы пошли гулять по городу. И увидели очередь. - Он замолчал, вдруг стиснул зубы. Лёшка услышал, как они скрипнули... - Очередь в четыре ряда, длиной метров двести. Не очередь, а колонна людей... Мы поразились - какой такой дефицит там дают, что люди согласны стоять такую чудовищную очередь, и прошли в начало. А в начале был молочный магазин, Лёха... - Отец снова замолчал, у него на скулах заиграли желваки. - Эти люди стояли просто за молоком... в основном женщины... я не поверил своим глазам, вошёл в магазин... меня не хотели впускать, пока я не сказал, что я не собираюсь что-то покупать, что я просто ищу знакомую... Сын, это было даже не молоко!!! - Последнее предложение он сказал чуть ли не шёпотом, и снова замолчал, опустив голову. Через несколько секунд он продолжил глухим голосом, не поднимая головы, срываясь иногда на шёпот. - Это было то, что твоя бабушка называла обрат... ты знаешь, что это такое? Когда на молочном комбинате из цельного молока сепарируют жир, остаётся этот самый обрат - остаток молока, почти вода, у него жирность примерно три десятых процента... он уже почти ничего не стоит и почти ни на что не годится. Его заливают в одну из цистерн молоковозов, и отдают крестьянам... какие-то копейки, кажется, всё же отсчитывают за него. Моя мама этим обратом поила свиней и телят... А там, в этом магазине, продавали молоко с жирностью полпроцента, и люди стояли такую страшную очередь, чтобы его купить... Полпроцента, сын!!! Оно было почти прозрачным, это молоко... его продавали на разлив, и через поллитровую бутылку был виден свет... Когда мы шли прочь от этого магазина, мама шла и плакала, долго... шептала - мучают людей... - Он опять сделал паузу. - Вот так, сын... Она сказала потом, уже в поезде - вот в этой очереди, в этом молоке и есть для неё вся советская власть.- Он вздохнул, тяжело. - А в Оренбурге была её сестра, несколько лет назад... рассказывала. Там было то же самое... может, ещё хуже.
  
   Отец замолчал. Лёшка тоже молчал. Он начал понимать всю беду, всю тяжесть, которая сейчас давила и отца, и мать... Отец глянул на него, положил руку на плечо.
  
   - Пошли, сын. Мама там...
  
   Они вышли из ванной, и с огромным облегчением увидели, как мама выглянула из кухни. Она даже смогла им улыбнуться.
  
   - Кофе делать, будете пить?
  
   *****
  
   На следующий день они поехали во Франкфурт, и целый день неторопливо гуляли по городу, делая фотографии. А когда вечером возвращались к вокзалу, увидели то, чего не заметили днём: что привокзальный район - несколько кварталов - не что иное, как огромный притон. Мама вздрагивала и прижималась к отцу всё сильнее, потом оглянулась на идущего немного позади Лёшку и взяла его тоже под руку. Только на вокзале, уже на перроне, она отпустила обоих, посмотрела на них, потом назад - туда, где был центральный выход в город, и за которым, всего в тридцати-сорока метрах от здания вокзала, на лестнице, уходящей в подземный переход, они увидели целую компанию самых настоящих наркоманов - один, не обращая внимания ни на кого и ни на что, спокойно делал сам себе укол в руку, закатав рукав грязной рубашки. И прохожие, десятки людей, спокойно проходили мимо, точно так же не реагируя на то, что видели... Посмотрела грустно, повернулась в другую сторону, к рельсам, уходящим от вокзального тупика вперёд... шагнула к отцу, улыбнулась обоим, и, сцепив пальцы обеих рук на его плече и положив на них голову, сказала:
  
   - А когда приедем домой, я сделаю вам пиццу. Я разобралась с духовкой. Хотите?
  
   Отец, обняв её за талию, посмотрел внимательно в глаза, улыбнулся и поцеловал:
  
  - Радость ты моя... конечно, хотим.
  
   *****
  
   В следующие дни родители просто отсыпались и наслаждались ничегонеделаньем. Они решили просто отдыхать. Не мотаться каждый день куда-нибудь, не искать распродаж, музеев, концертов, а просто отдыхать. Съездили во Франкфурт ещё раз, съездили на целый день в Фульду - мама сказала, что ей очень понравился город, и на второй неделе они отправились туда ещё раз. Побывали в маленьком, совсем недалеко, в паре остановок по железной дороге плюс кусочек по шоссе, лежащем курортном городишке с какими-то солевыми источниками; и вернувшись оттуда, мама с восторгом рассказывала о каком-то зоопарке на природе, где настоящие олени и косули не боятся людей и берут корм из рук, и даже попрошайничают при этом. Гуляли по узким полевым дорожкам, уходившим Бог весть куда, и возвращались под вечер на электричке или так же - пешком, иногда пройдя за день, как они говорили, километров пятнадцать-двадцать... Вечером включали ненадолго телевизор, пытаясь хоть сколько-то понять, о чём там речь. В первую неделю они почти каждый день, обычно с утра либо к обеду - вечером становилось слишком людно - ходили на гору, в маленький открытый бассейн, так - на час-полтора. Потом, по настоянию Лёшки, начали ездить на озеро - не на великах, а на электричке, и потом доходили несколько километров от вокзала пешком. Папа, правда, сначала ворчал - получалось дорогое удовольствие искупаться, но поплавав раз в нормальной, мягкой, живой воде, к воняющему хлоркой бассейну остыл: и, начиная со вторых выходных, начал с вечера интересоваться у Лёшки, нужны ли им с Аней завтра с утра велосипеды. На второй неделе Лёшка заметил, что у родителей появился загар - и блеск в глазах.
  
   Лёшка с Аней в эти дни не могли встречаться так часто, как хотели - её родители обижались, если она не соглашалась ехать куда-то с ними. Но ей удалось договориться, что она два дня из трёх всё-таки сама решает, что делать. И они очень быстро узнали, что относительно недалеко есть хорошее озеро, нашли ещё один велик, и почти каждый день ездили туда - иногда подождав, пока вернутся откуда-нибудь Лёшкины родители, из-за велосипедов. Уже через неделю оба покрылись ровным, тёмным загаром - погода стояла очень хорошая, дождь, хоть и лил несколько раз, но, как по заказу, ночью - либо под утро. Как-то само собой получилось, что Аня, наверное, больше ездила повсюду с Лёшкой и его родителями, чем со своими - и второй раз во Франкфурт, и оба раза в Фульду, и на тот маленький курортик к оленям она поехала с ними, даже без Лёшки - впрочем, он сам был виноват, захотел в очередной раз пойти к аэродрому, а ей туда уже не хотелось совсем.
  
   Так прошло полторы недели из двух. Наступил четверг...
  
   *****
  
   Утром, за завтраком, мама сказала Ане, что есть разговор, что отец хочет с ней поговорить. Он ещё спал, пришлось подождать с полчаса, пока он проснётся - это время Аня скоротала у телевизора, вслушиваясь в немецкую речь. Когда отец, наконец, прошёл на кухню, Аня вошла следом, глянула вопросительно. Тот кивнул головой на стул. Мама села с ним рядом.
  
   - Аня, есть серьёзный разговор. О тебе.
  
   Аня от неожиданности слегка растерялась, перебирая в голове события последних дней. Да нет, вроде бы ничего не случилось такого, чтобы им быть недовольными... разве то, что она действительно дома только ночует, пропадает с Лёшкой...
  
   - А что?
  
   Отец вдруг улыбнулся.
  
   - Аня, да ты не настораживайся. Просто мы поговорили с Владимиром и его женой... о тебе. Они говорят, что в принципе возможно, чтобы ты приехала сюда учиться... в университете. Подумай, дочуль, как это было бы замечательно?
  
   Аня смотрела на него непонимающими глазами.
  
   - Как учиться? А экзамены, а язык? А жить где? Вы что, ненормальные, это же сколько денег надо?
  
   - Анечка, ты не волнуйся. - Мама улыбнулась. - Понимаешь, это действительно возможно. Мы поговорили с Владимиром... в общем-то, нужно почти только твоё желание. Денег нужно не так уж много, язык у тебя уже есть... а жить можно у них, у них есть свободная комната. - Она улыбнулась ещё раз, радостно и даже вроде торжествующе, не сомневаясь, видимо, что услышит "да", или "конечно" или ещё что-нибудь такое, положительное. А у Ани вдруг стукнуло сильно сердце, почти останавливаясь, бросило что-то холодной волной в голову, перехватило дыхание - Лёша... Они хотят, чтобы я училась здесь, а он будет там... Ой, мама...
  
   Родители сидели напротив неё, радостно улыбаясь. А она опустила голову, чувствуя, что не может, просто не может сейчас им что-нибудь сказать. Что они её наверняка не поймут и обидятся на "нет"... ей внезапно пришла в голову вроде хорошая мысль, и она схватилась за неё:
  
   - А чему я тут учиться-то буду? Дома я знаю, куда пойду... а здесь?
  
   Отец ободряюще улыбнулся, кивнул головой.
  
   - Да здесь можно то же самое найти, дочуль. Здесь и в Фульде, и во Франкфурте, и в Дармштадте университеты, и даже, кажется, не по одному. Не волнуйся! Ты только представь - европейское образование! Ну?.. - Он улыбнулся снова, радостно.
  
   Аня снова опустила глаза. Что делать? Мама, мамочка, что же делать? Да вот она, мама... сидит напротив и уже радуется, что ты будешь учиться за две тысячи километров от... от Лёшки... Вот тебе и подарок ко дню рождения... (День рождения у Ани был через три дня, в воскресенье). Она взяла со стола стакан, встала, налила себе воды из крана, выпила. Постояла, глядя в окно, повернулась к родителям.
  
   - Я не могу сейчас ничего сказать... я хочу подумать. Это всё слишком неожиданно.
  
   Отец с мамой переглянулись. Лицо у мамы стало озабоченным.
  
   *****
  
   Вечером того же четверга, перед третьими выходными в Германии (в понедельник они должны были сесть в автобус на Ригу), собравшись на этот раз на квартире у Лёшиных (Владимир пришёл тоже) все задумались: чего бы такого успеть ещё предпринять, может, даже всем вместе? Через минут десять разговоров повисла пауза, и вдруг оказалось, что все выжидательно смотрят на Владимира. Он неуверенно усмехнулся, кашлянул, и сказал:
  
   - Ну возьмите да съездите куда-нибудь подальше. На выходные. Здесь вы уже много посмотрели... Не хотите? В принципе, можно было бы даже в Мюнхен, оттуда уже Альпы видать, но это далеко и немного хлопотно. - Он замолчал, раздумывая. - А если где-то не так далеко... скажем, в пределах трёхсот километров...или даже двухсот пятидесяти... - Владимир помолчал с полминуты, потом вдруг хитро прищурился. - О! Хотите съездить к одной из самых известных немецких легенд? О Лореляй?
  
   Через примерно полчаса выяснений и разговоров так и решили. Договорились, что туда поедут все на электричке - с пересадками, но зато можно будет посмотреть немного ещё раз и Франкфурт, и какие-то города по пути, где им предстояло делать пересадки - Лимбург (Владимир немного оживился и сказал, что там красиво) и какой-то Нидерланштайн. Владимир и Ойген съездили на вокзал, привезли билеты на поезд и распечатку, на которой было указано, где, как и на какие поезда пересаживаться. Владимир позвонил куда-то в справочную и заказал им комнаты в отеле. А обратно он, немного подумав, пообещал всех привести на машине - в воскресенье вечером.
  
   *****
  
   Поездка на поезде Лёшке с Аней не очень понравилась. С одной стороны, поезда были удобными - тихими, с мягкими сиденьями, в одном они даже попали в вагон с кондиционером. С другой стороны, взрослые никак не могли взять в толк, что они не едут именно куда-то, скорей-скорей, а гуляют, и зачем-то нервничали на каждой пересадке, то боясь попасть не на тот поезд, то - не на тот путь, особенно женщины. После последней, третьей пересадки, в Нидерланштайне, Аня наклонилась к Лёшке поближе:
  
   - Слушай, а ты понял, какая здесь система? Опоздал на поезд, просто жди следующего. А следующий через каждый час или через два - я посмотрела, тут такое расписание.
  
   Лёшка покачал головой.
  
   - А билеты? Снова покупать?
  
   - Да нет, они не на поездку, а на выходные. Так и называются - шонесвохэнэндетикет, билет хороших выходных. И я посмотрела - по каждому билету можно аж впятером ездить все выходные по всей Германии куда хочешь. За девятнадцать марок. Только скоростными поездами нельзя пользоваться. - Аня хмыкнула, откинулась на спинку сиденья и стала смотреть в окно, на реку - поезд шёл по берегу, местами довольно близко от воды. Между рельсами и водой бежала лента шоссе, на реке то и дело встречались корабли - то пасажирские, то грузовые. Берега реки поднимались вверх настоящими горами и придвигались всё ближе к воде, тесня реку. Анин отец поднялся со своего места:
  
   - Нам выходить.
  
   Поезд пошёл дальше, а они остались на маленьком, как на какой-то захудалой пригородной станции, перрончике. Сбоку стояло небольшое здание вокзала, а впереди и немного сбоку они увидели на реке очень странного вида посудину, светло-жёлтого цвета, на которую как раз заезжали легковые машины. Аня, посмотрев внимательно на дорожные знаки - шоссе проходило теперь вплотную к железной дороге - и сказала громко:
  
   - Смотрите, вот эта штука - паром! Вот это да, моста через реку нет!
  
   За ними поднимались наверх по ложбине меж двух холмов ряды домов. Прямо перед ними, на противоположном берегу, раскинулся небольшой городок, вдоль реки шла бетонная набережная, сразу за ней - ещё одно шоссе или городская улица, с другой стороны которой стояли в первом тесном ряду небольшие разноцветные домики, за ними поднимались вверх ещё несколько рядов домов, до самой макушки холма; и среди них, словно корабль, высился каменный замок - красивый, хорошо сохранившийся, довольно большой, с флагами на башнях и стенах. На берегу, на бетоне набережной, рядом с причалом для кораблей, висел длинный плакат белого цвета, с хорошо различимой отсюда надписью "Sankt Goar".
  
   На пароме отец незаметно для остальных сунул Лёшке в руку бумажку в двадцать марок, и тихо шепнул: "Цветов потом купишь!", указав глазами на Аню. Лёшка благодарно кивнул. О том, что у Ани завтра был день рождения, он, разумеется, помнил, и о цветах думал и сам. Только как раз денег у него и не было, а пойти куда-нибудь за полевыми - Лёшку брало сомнение, что получится что-то найти. Ни васильков, ни ромашек он почему-то нигде не видал.
  
   Отель оказался маленьким, и стоял в ряду домов на набережной, всего метрах в двухстах от причала для парома. Пожилая женщина-портье при входе выслушала сбивчивые объяснения и вопросы, спокойно положила ключи на стойку и кивнула в сторону неширокой деревянной лестницы.
  
   - Ваши комнаты наверху. Завтрак с шести до восьми утра. - Она улыбнулась. - Добро пожаловать!
  
   *****
  
   Ещё с парома, при переправе через реку, все увидели, что замок здесь не один. Позади, на берегу с железной дорогой, высился ещё один, немного поменьше размером, и ниже по реке Алёна увидела ещё - тоже стоял на крутом склоне, словно паря над рекой, километрах в трёх ниже по течению от паромной переправы, и смотрелся вот так, издали, через слегка голубой от летнего марева воздух, очень красиво и гордо. Но выйдя из отеля и осмотревшись, все решили сначала пойти куда-нибудь покушать, а потом снова переправиться через реку, чтобы попасть на косу с памятником Лореляй. И подняться в замок, который остался на том берегу. В итоге это заняло часа четыре - пока то, пока сё, пока сходили на косу к памятнику - оказалось не так уж близко и скоро, пока потом вернулись и дождались парома, пока вернулись назад - часы показывали уже почти шесть вечера. Взрослые решили пойти в отель, передохнуть, и потом снова куда-то в кафе, поужинать. А Аня с Лёшкой отговорились тем, что кушать пока не хотят - по жаре есть действительно не очень хотелось, больше пить, но у них была с собой бутылка колы - и отправились наверх, к замку, договорившись с родителями, что если их не будет в отеле, то они придут в то самое кафе.
  
   Поднявшись по узкой улочке, извивавшейся среди домов так, что Лёшка только удивлялся - ну как так можно строить? - они сначала оказались на небольшой стоянке, заполненной машинами и туристическими автобусами. Дорожка к замку начиналась прямо со стоянки, и почти сразу кончалась мостиком, перекинутым через довольно глубокий - ров? Да нет, это был, вообще-то, не ров, просто берега реки уходили вниз очень круто. А кончался мостик почти у стены, и за ней, за широким проёмом, был уже внутренний двор замка.
  
   Через примерно полчаса-сорок минут они обошли всё, посмотрели небольшую выставку предметов старины, удивившись тому, как уютно и красиво отделаны помещения внутри, вышли во двор и прошли на небольшую терассу, с которой открывался просто шикарный вид на реку. Лёшка всё время чувствовал, что что-то не так - Аня почти не смеялась, не шутила, и явно постоянно о чём-то думала. Когда они вышли на терасску, он опёрся локтями на толстую каменую стену, постоял, наблюдая за рекой и кораблями на ней, и повернулся к ней, снова увидев нахмуренные брови.
  
   - Слушай, красиво здесь как... блин, никогда не думал, что речные корабли могут быть такими большими. - Он помолчал несколько секунд, потом не выдержал. - Аня, что-то случилось? Ты сегодня какая-то... словно думаешь сильно о чём-то.
  
   Аня глянула на него коротко, повернулась снова к реке. Постояла немного, вздохнула.
  
   - Лёш, у меня просто плохие новости. - Он увидел, что у неё дрогнули губы, сжимаясь в упрямой усмешке.
  
   - Случилось что-то? - Лёшка только что хотел сказать ей - подожди меня здесь, я быстро... но теперь уже надо было подождать самому, хочешь не хочешь.
  
   - Пока нет. Но... - Аня запнулась, замолчала снова. Лёшка только что готов был сказать ей "погоди, постой здесь", и умчаться к выходу. Где-нибудь должен же быть туалет? Но теперь уже не мог. Какие плохие новости?
  
   - Что?
  
   Аня глянула на него ещё раз, коротко. Повернулась к реке спиной.
  
   - Лёш, мои хотят, чтобы я уехала сюда, где-то здесь учиться. Здесь, в Германии. Родители уже почти обо всём договорились. - Она глянула на него ещё раз, и он увидел - она расстроена. Сильно расстроена. А его эта новость словно обухом по голове ударила - она уедет? Как это? Совсем? Это же на пять лет, на целую вечность!!! Как? Он постоял, глядя на неё, не зная от растерянности, что сказать, и только и смог, что хрипло выдавить из себя:
  
   - Ну... для тебя так лучше, конечно...
  
   Тут он снова почувствовал, что ещё одно дело просто не терпит больше никакого отлагательства.
  
   - Слушай, я сейчас... сейчас вернусь. - Лёшка рванул к выходу из замка, пытаясь вспомнить, был там туалет, на стоянке, или нет. Обернулся на ходу. - Погоди!
  
   Он ещё увидел, как Аня повернулась снова к реке, и рванул вперёд. Туалет, что был во дворе замка, он просто не заметил, а на стоянке не оказалось, потому, оглянувшись по сторонам, Лёшка спустился со стоянки вниз, под стену замка. И пока снова поднялся наверх, прошло каких минуты три-четыре. А подойдя к мостику, он увидел через арку входа, во дворе... Аню, которая, обняв, целовала какого-то парня!
  
   Они стояли почти посреди двора, всего метрах в тридцати от него, боком к нему. Лёшка увидел, как она провела рукой по его щеке, постояла немного, явно что-то говоря - проклятье, он даже видел, как счастливо она улыбалась! - и ткнулась лбом ему в плечо... Видел, как он обнимает её!!!
  
   Лёшка отступил вбок, встал за каменной стеной, привалился к ней спиной. Вот оно что... вот оно... Он не замечал, что дышит, словно только что пробежал стометровку, не заметил, что пальцы правой руки яростно скомкали и выбросили бумажку в десять марок, которую он только что нашёл, поднявшись к мостику, не почувствовал, что с тёплой стены на шею переполз шустрый муравей... Через несколько секунд он оторвался от стены, огляделся по сторонам. Вот к чему она это сказала - что будет здесь учиться...
  
   Лёшка шагнул на мостик, и, не оглядываясь, пошёл прочь. Пройдя мостик и кусок стоянки - до улицы, он почувствовал, что по щекам текут слёзы. Блин... теперь что? Он чувствовал, что не хочет теперь ни в отель, ни в кафе, ни куда-то ещё - только уйти куда-нибудь, где его никто не будет трогать, спрашивать о чём-то... найти какое-то место, где никого не будет... Он пошёл вниз, к реке, а выйдя на набережную, вспомнил, что родители должны быть уже в кафе - значит, мимо отеля можно пройти спокойно: и пошёл по набережной, по тротуару, уходя прочь от замка. И от Ани...
  
   Через где-то километр-полтора городок кончился, и Лёшка пошёл по шоссе, видя, что оно всё равно идёт по берегу реки. Ещё через примерно полкилометра ему вдруг стукнуло в голову - куда топать-то, смысл какой? И он свернул с шоссе к реке, продрался через прибрежные кустарники и спустился почти к воде. За исключением шума редких машин за спиной, здесь было тихо. Плескались редкие волны о прибрежные камни, нависали над водой плети ив, и рядышком, шагах в пяти, журчал, сбегая с горы в реку, ручеёк - так, сантиметров тридцать шириной. Он осмотрелся - какими-то невидящими глазами, не думая даже о том, чего хочет и что видит; но увидел, что одно из деревьев вблизи выросло с небольшим наклоном к воде, а прямо под ним, рядом со стволом, лежит большой, плоский, сухой камень. И Лёшка шагнул вперёд, сел на этот камень, откинулся спиной к стволу дерева и закрыл глаза. Было больно в груди, и как только он расслабился, из глаз снова сами собой потекли слёзы.
  
   Мимо него проходили по реке корабли, по другому берегу дважды прошла электричка, вторая - уже в поздних сумерках, а он всё сидел, изредка меняя позу, и не хотел идти назад. И словно проглядывая отснятое кино, вспоминал последние три месяца - все их встречи. Пришла ему пару раз в голову мысль - родители-то волнуются, наверное... но не хотел Лёшка появляться в отеле, не хотел расспросов, не хотел теперь встретиться с Аней и с тем парнем... потому продолжал сидеть, безучастно смотря то на воду, то на небо, где начали появляться первые звёзды. Сидел и ждал - когда ж, наконец, станет не так больно... но снова и снова, как ни старался он подумать о чём-то другом, вставало в памяти Анино лицо, словно картина. Вот она смеётся - он хотел откусить от её мороженого и попал в него носом... Вот молча улыбается - они разговаривают о его моделях... Вот она стоит по пояс в воде и смотрит на него расширенными глазами - у неё получилось проплыть первую пару метров... И не было, никаких сил не было - да и желания тоже - отвернуться от этой картины, он словно всматривался в неё с жадным желанием запомнить, уложить её где-то глубоко в себе, спрятать в себе навсегда, сохранить... Больно было от неё - но не хотел отвернуться, смотрел, вспоминал снова и снова...
  
   *****
  
   Где-то под утро он вдруг задремал, прямо так - сидя. Или не задремал, а просто отключился от всего, что было вокруг, и сидел, вроде бы видя и слыша, но ни на что не реагируя... в чувство его привёл шум электрички на другом берегу. Лёшка вздрогнул, посмотрел на бегущий куда-то короткий, всего в четыре вагона поезд, и сообразил - идёт дождь... Вода на реке стала словно матовой, и Лёшка слышал, как этот дождик шуршит по ней и по листве. Тихий, ласковый июньский дождик... тёплый... он сидел под деревом, и наклон ствола защищал его, но не полностью - плечи и руки были покрыты редкими, прорвавшимися сквозь листву каплями. Холодно от них не было, совсем. Лёшка размазал их по коже, посмотрел, как эти полоски высыхают... потом наклонился вправо, подставив голову падающим каплям, посидел так. Выпрямился, провёл руками по волосам. Волосы стали мокрыми, но прохлады это голове не дало. Очень уж тёплый был этот дождь, и очень тёплым было это утро.
  
  Дождь июньский тёплый-тёплый...
  
  Эта строчка словно тихонько выплыла откуда-то, в груди снова защемило ей в ответ... Дождь июньский... тёплый-тёплый... Лёшка посидел, достал из кармана джинсовки свой бумажник - где-то там должен был быть рекламный буклетик из отеля, с адресом, потом - маленькую ручку. Строчки ложились на скользкую бумагу, местами оставаясь почти невидимыми - там, где сильно совпадали цвета чёрных чернил и рекламы. Ложились быстро, словно он записывал уже готовое стихотворение. Словно выплескивались из него.
  
  Дождь июньский тёплый-тёплый.
  Листья намокают.
  Ветерок неугомонный
  Где-то отдыхает.
  
  Знает - нужно всем помыться,
  Снять усталость с стеблей.
  Наконец воды напиться
  От горячки летней.
  
  Смыть следы песчаных слёз
  С каждого листочка.
  Тени свежей запасти
  Каждому кусточку.
  
  Подставляю каплям руки,
  Голову не прячу.
  Легче не становится
  От тех тёплых капель.
  
  Не пускает кожа влагу
  К душе воспалённой.
  И не чувствую прохладу
  В капле принесённой.
  
  Мне с груди бы вынуть душу,
  Да в грозу, да в небо бы!
  Память молний веником смести,
  Чтоб её как не было!
  
  Только вот без памяти
  Станет душа мёртвая.
  И носить её такую
  Больше не смогу я.
  
  Подставляю каплям руки,
  Голову не прячу.
  Под дождём июньским тёплым
  Внутрь слезами плачу.
  
   Он прочитал стихотворение полностью, посидел, чувствуя, как от этих строчек снова и снова отзывается грудь болью, что он сам не может прочесть спокойно то, что только что написал. И что так и надо - внутрь. Не плакал Лёшка... но сами лились у него слёзы, против воли. Не мог он их сдержать, забивал стиснутыми зубами внутрь, делал резко вдох в полную грудь, закрывал глаза - веки, последняя преграда, предательски сдавались, и не держали солёную влагу. Посидел, спрятал бумажку в карман джинсовки. А дальше-то что? Лёшка вытер руками лицо, опёрся снова локтями о коленки, скользнул взглядом по другому берегу. Вдруг всплыло в памяти - а где-то здесь же сидела когда-то Лорели... и тоже, наверное, думала, что всё пошло прахом... а теперь говорят, что она топит корабли и людей... Хм... мстит, получается? Странно... Глупо как-то... Лёшка смотрел на бегущего по штанине муравья, не замечая, что уже давно стиснул зубы. А я? Может, правда, настучать этому по голове?.. Нет, не пойдёт... Аня его любит, я сделаю ей больно... Он яростно размазал муравья по штанине и тут же пожалел - зря, этот-то точно ни в чём не виноват. Блин, что тут можно сделать-то?
  
   Через ещё полчаса или час - Лёшка как-то потерял отсчёт времени, замечал только, что наверху, над берегом, всё сильнее и сильнее разгорается небо от вставшего уже солнца - дождик кончился. И метания его тоже кончились... ничего нельзя было сделать. Если она любит этого парня - конечно, любит, чего ради такая встреча ещё... вот почему она сказала, что уедет сюда учиться... здесь - он.
  
   "Блин, ну зачем столько времени голову морочила?" Но тут, с этой мыслью, Лёшка почувствовал - не то... какая-то фальш была в этой мысли, и главное, вспомнились анины глаза... не может быть. Ну как можно так смотреть в глаза - и обманывать?..
  
   Как, как... так же, как от поцелуя уворачиваться... оставь... ей нужен другой, вот и всё... какая теперь разница? Лёшка сглотнул, проводил равнодушным взглядом плеснувшую водой около самого берега рыбу. Если ей нужен другой, то что тут можно сделать?
  
   Можно было только уйти. Но возвращаться в отель не хотелось совсем. Встретиться с ней снова... может, и с ним? Успеется, потом... Лёшка посмотрел на реку, на видневшееся отсюда сквозь листву начало косы, на которой стоял памятник Лореляй. Хм... а она мстит... а смысл? И мстит-то ведь, получается, другим... не тому, который её предал. Сказать бы ей, что она неправа. Подойти и сказать... столько лет ерундой занимается... Он усмехнулся пришедшей в голову мысли, представив себе эту картину - он стоит перед памятником и излагает каменной девке свою точку зрения... прикольно. Трибуну ещё поставить... а ну и пусть? Правда, подойти и сказать? Вон, отец говорит, в мире ничто не исчезает, просто мы не знаем, куда всё уходит... значит, и она где-то есть? И то, что он ей скажет, тоже не исчезнет... а вдруг?
  
   Мысль понравилась. Лёшка крутил её в голове и так, и этак. Вспомнилось, что многие открытия тоже были совершены на основе предположений, считавшихся когда-то безумными... да взять хотя бы то же открытие пенициллина! Хм... почему бы и не сказать памятнику то, что хочется сказать? Только добираться далеко до неё, блин... и долго... через реку-то - двухсот метров нет, а тут пока до парома, пока до неё назад по берегу, потом ещё по косе этой. Доплыл бы за несколько минут, потом по тому берегу повыше пройти и назад... а, в конце концов, почему бы и нет?
  
   Да нет... может, тут запрещено плавать? Суда ходят... Лёшка посмотрел вправо-влево по реке. Влево ни одного судна видно не было, хотя река просматривалась километра на полтора, если не больше, а справа близко был поворот, и видно было всего метров на триста, но тоже - ни одного судна и тишина. Только приглушенный шум очередной электрички на другом берегу. А, мне-то что? Кто тут смотрит...
  
   Ещё минут двадцать он сидел и думал - правда, переплыть реку вплавь? И, в конце концов, решившись, поднялся на затёкшие ноги, потянулся, спокойно прошёл по берегу, нашёл укромное местечко - где оставить одежду, и медленно разделся.
  
   Вода была не сказать, чтобы тёплой. Река всё-таки. Но Лёшка прикинул расстояние - ну, минут пять-шесть плыть, течение поможет... не страшно. И, аккуратно ступая по камням, вошёл в реку, окунулся для затравки, постоял несколько секунд, глянул ещё раз по сторонам - не появилось ли какое-нибудь судно на реке, наклонился и сильным движением толкнулся ногами вперёд. Течение подхватило его сразу, Лёшка почувствовал - дно ушло вниз очень быстро, почувствовалась сильная, большая вода... наверное, от глубины такое чувство, Анин отец говорил, что река здесь очень глубокая... Аня... эх, Анечка, милая...
  
   Лёшка снова, уже в который раз, стиснул зубы. Анечка, милая... где ты сейчас... наверное, с ним?.. Он плыл спокойно, не спеша, пытаясь рассчитать, куда его вынесет течение - к середине косы с памятником или ещё ниже? Почему-то стало вдруг холодно в воде, он почувствовал этот холод так, словно пробыл в реке уже чуть ли не полчаса. Но оглянувшись, Лёшка увидел, что уже одолел треть расстояния между берегами и решил не возвращаться. Перейдя на кроль, для скорости, он прикинул, что всего через минуты три-четыре, наверное, доплывёт до берега... его уже несло мимо самой косы и были ясно видны толстые железные кольца, заделанные в бетоные заливки на берегу, для швартовки кораблей. Уже точно большая половина пути была позади... и тут правую ногу свело судорогой.
  
   "Дурак, не разогрелся же... просидел долго на берегу, остыл... надо было разогреться..." Лёшка попытался разогнуть ногу силой мышц, но это не удалось. Нога сложилась, как перочинный нож, и болела всё сильнее. Тогда он бросил грести, согнулся в воде и стал распрямлять ногу обоими руками. То, что он опустился в воду, его не взволновало - главное ногу распрямить, а там пойдёт уже легче... и в пылу борьбы с ногой и болью под коленкой он не сразу заметил, что вода вокруг него слишком быстро темнеет. А когда наконец заметил, то понял, что он уже минимум на глубине метра в четыре.
  
   "Чёрт... так же правда утонуть можно... Это что тут, течение такое, с вихрями?" Лёшка рванулся наверх, рванулся, уже забыв о ноге, почти одними руками пытаясь выгрести наверх от непонятно откуда взявшегося течения. Но вода спокойно и неумолимо сдавила тело, пискнула в ушах, потом, через несколько секунд, нажав сильнее, выдавила внезапно из лёгких часть воздуха... пузырьки его, рванувшись наверх, щекотнули лицо. "Аня, милая... Аня!!!" Лёшка уже изо всей силы бил по воде руками, пытаясь разглядеть наверху сквозь быстро растущую толщу воды хоть кусок неба. Но в глазах потемнело, глубина надавила на тело без всяких шуток... ещё через несколько секунд в голове вдруг словно товарный поезд пронёсся, с грохотом, лязгом, уханьем, вздохами рессор... и вдруг стало тихо, очень тихо. Абсолютно тихо. Словно кто-то захлопнул тяжелую звуконепроницаемую дверь.
  
   Лёшка, замерев, удивлённо смотрел перед собой. Под водой откуда-то появился свет - именно появился, не включился, а усилился быстро и уверенно, ровно, как будто специально для того, чтобы глазам не было неприятно от резкого перепада. Шёл он ниоткуда, словно сама вода начала светиться, был какой-то зеленовато-желтоватый, не тёплый, но спокойный и тихий... и в этом свете он увидел прямо перед собой нагую девушку, сидящую на большом камне. А сам он словно висел в пространстве перед ней, метрах в трёх, не касаясь ничего ни руками, ни ногами... во всяком случае, так он себя ощущал в этот момент. Висел и смотрел на неё оцепенело, не веря тому, что видел... И она тоже спокойно, очень спокойно смотрела на Лёшку. Смотрела, словно картину рассматривала.
  
   - Я тоже захотела посмотреть на тебя... - Голос прозвучал ясно и чётко, словно всё это было не под водой, а на земле. Молодой, красивый, девичий голос. - Но зачем ты пришёл?
  
   Лёшка, не веря своим глазам, узнал Лорели - точно такую, какая она была на памятнике, стоящем на речной косе. Только памятник там был большой, а здесь она была совершенно нормальной девушкой, с длинными светлыми волосами... с тонким, чётко очерченным лицом, с прекрасным телом, с чудесными, завораживающими, тянущими к себе зелёными глазами... "Боже мой, какая она красивая" - пронеслось у него в голове. "А он её не любил..."
  
   - Я?.. - Он не мог собраться с мыслями. - Я... да... ну... - Тут вдруг в голове всплыло - она же топит, губит всех, кого может, и его, наверное, тоже так же... и сразу вспомнилось, чего ради он полез в воду. - Я хотел тебе сказать кое-что...
  
   - Что же? - У неё в лице - не на губах, в одних глазах - появилась лёгкая улыбка.
  
   - Не топи никого, Лорели... не надо этого делать... - Тут вдруг промелькнуло в голове - как это он с ней разговаривает? Она же вроде немка, должна по немецки говорить... а он с ней - по русски?.. и всё понятно?.. и вообще - под водой?.. Что это всё такое-то?
  
   Улыбка исчезла из её глаз.
  
   - А ты знаешь, кто тонет? Они все предатели. - Она сказала это спокойно и очень уверенно. Словно следователь, имеющий на руках все улики.
  
   - Лорели... это неправильно... не все, совсем не все... - Лёха всё ещё никак не мог собраться и вспомнить те слова, которыми он убеждал её там, на берегу, в мысленном разговоре. - Так нельзя...
  
   - Они получают, что заслужили. - Теперь у неё в лице не было и тени улыбки. Но смотрела она по-прежнему спокойно.
  
   - Лорели, это нельзя... Ты же просто топишь людей, кого получится! - Лёха всё ещё путался в мыслях и словах, и никак не мог вспомнить, что же он хотел ей сказать, что-то самое главное, самое важное.
  
   Она сделала движение левой рукой, ладонью вперёд, словно толкнула что-то к нему.
  
   - Иди. Ты не мой. Ты не предавал...
  
   - Куда иди? - Лёха вдруг почувствовал, что вода вокруг него, словно поезд, медленно, мягко-мягко тронулась с места и понесла его куда-то прочь. - Подожди, это куда?
  
   - Ты любишь, и любим... ты не предавал. Ты не мой. Иди.
  
   От её "любим" у Лёшки больно резануло в груди, сами сжались зубы... он уже хотел было сказать ей "нет", что она ошиблась... но тут сообразил, что ещё чуть-чуть, и его куда-то унесёт от неё, и он так и не успеет, просто не успеет сказать то, что хотел... и вдруг, не думая уже и не пытаясь больше вспомнить именно те слова, закричал, просто закричал ей:
  
   - Лорели, ты же любила его! Я знаю, он предал тебя, но ведь ты любила его! Неужели ты хотела бы, чтобы он умер? Ведь нет же!.. Лорели, даже если кто-то виноват - ведь другие тоже не хотят!!! Что ж ты делаешь?
  
   Вода повлекла его быстрее, свет начал исчезать, таять... но он успел ещё увидеть, как она сначала медленно опустила глаза, а потом и голову, повернув её немного налево... и ешё раз услышал прямо в голове - "Ты не мой... иди". Свет исчез, и к Лёшке оглушительным залпом вернулись сразу все чувства - давление толщи воды (особенно больно было в ушах и в груди), боль где-то в диафрагме, которая мучительно, рефлекторно пыталась растянуть лёгкие, чтобы вдохнуть - воды?.. Боль под коленкой, от не до конца прошедшей судороги, и во всём теле - оттого, что он уже непонятно сколько времени не мог вдохнуть воздуха... и он ударил по воде и руками, и ногами, рванул наверх ещё раз, изо всех сил, чувствуя, что мышцы уже плохо слушаются, уже дёргаются сами в начинающихся от удушья судорогах...
  
   Лица вдруг коснулся воздух, и Лёшка попытался вдохнуть. Вдохнуть не удалось, в лёгкие, после небольшой порции воздуха, внезапно хлынула вода, и они отозвались такой дикой режущей болью, что будь это на земле, он, наверное, просто упал бы. И он тут же, не успев и не сумев сделать вдох, закашлялся кашлем без выдоха, выжимающим, вырывающим лёгкие из груди напрочь, рефлекторно попытался вдохнуть ещё раз, потом - крикнуть, и ему показалось, что он кричит, кричит изо всей силы - "Люди!!! Кто-нибудь!.."
  
  *****
  
   Когда Лёшка пошёл к выходу из замка. Аня сначала медленно прошла за ним несколько шагов, но остановилась. Ну вот, сказала... что теперь? Дура, лучше было бы молчать! Мало ли как всё повернётся, это ж только так всё, желания... и не получится ничего, в конце концов... Она снова и снова вспоминала, как вдруг потухли у Лёши глаза, как он потом медленно, как будто с усилием, сказал - ну... для тебя так лучше, конечно... А с другой стороны - а если так всё и получится? В последний момент сказать? Ещё хуже... Лёшенька... ну что ж мне делать?..
  
   - Аня, ты?! - Громко ахнул, почти закричал кто-то рядом с ней. Аня невольно повернула голову, глянула вправо от себя. - Аня, ты??!
  
   Рядом, в двух шагах от неё, стоял какой-то рослый парень, стоял, вытаращив радостно глаза, и уже протянув к ней руки. Она на какое-то мгновение смутилась, но только на мгновение... и через секунду точно так же, как он, распахнула глаза ему навстречу.
  
   - Андрюшка? Ты??? Ой!.. Ты?.. - Это действительно был Андрюшка, её двоюродный брат, её лучший друг детства, вечный товарищ в играх, обидах, проказах и всём прочем, из чего детство и состоит, друг, который несколько лет назад вдруг исчез из её жизни и остался только как редкий-редкий голос в телефоне...
  
   Андрей шагнул к ней, не опуская рук, и она сама - тоже, и встретившись, она почувствовала, как он вдруг подхватил её и крутанул вокруг себя.
  
   - Аня!!! Ну точно, я так и знал, что где-то здесь тебя найду!!! - Андрей обнял её, прижал к себе, и расцеловал в щёки. А она не удержалась, просто не удержалась от нахлынувшей радости, и тоже поцеловала его в щеку, а потом, подняв руку, погладила по колючей щеке.
  
   - Андрюшка, какой ты большой стал... щетина колется... - Аня улыбалась и жадно оглядывала его, вспоминая картинки детства и сравнивая с тем, что видела теперь. - Откуда ты здесь?..
  
   - Так отец же звонил, сказал, что вы приехали! - Андрей снова обнял её, прижал к себе. - Анютка! Ё-моё! Отец сказал, что вы на эти выходные сюда, к Лореляй поехали, вот я и приехал! Он говорил, завтра поедет сюда, а я решил - сегодня приеду! И сразу сюда, до замка. Вот как чувствовал!!! Ё-моё, Аня, ты же совсем взрослая стала! - Он тоже радостно-жадно разглядывал её, отступив теперь на полшага и не отпуская её плеч.
  
   Аня улыбнулась, сдержанно. Ей стало легко и радостно - и оттого, что Андрей вдруг появился - такая встреча! - и оттого, что он это сказал, а наверное, больше оттого, как он это сказал - с нескрываемым восхищением, сказал так, что в простой фразе она услышала вдруг другое, совсем не то, что эти слова на первый взгляд значили. И, постояв так ещё секунду-другую, она ткнулась ему лбом в плечо, просто от избытка чувств, сразу подняла голову, и сказала:
  
   - Ох, Андрюшка... как здорово, что ты здесь! Сейчас, подожди немного... подождём одного человека...
  
   - Ты не одна здесь? - У него в глазах запрыгали чёртики. - Ну, этого следовало ожидать... - Андрей ещё раз окинул её взглядом, очень многозначительным, по прежнему улыбаясь. - И кто он, местный?
  
   - Андрюшка, перестань. Увидишь сам, он сейчас придёт. Мы сюда вместе приехали. - Аня повернулась лицом к выходу из замкового двора. - Лучше объясни наконец, как вы здесь вообще оказались. А то мне и тогда никто ничего толком не сказал, и до сих пор - тоже. И вообще, рассказывай всё! Сейчас же! - Она, улыбаясь, взяла его под руку, потянула к выходу из замка.
  
   - О, это такая история... главное, отец. - Он прижал её руку своим локтем к себе, положил на неё вторую. - У него же много было знакомых всяких... когда его тогда, в январе восемдесят пятого, послали в командировку в Бонн, один знакомый попросил его провезти сюда рукопись. Знаешь, из тех, которые в Союзе не печатали... Отец согласился. А здесь оказалось, что это либо была просто подстава, либо его вычислили, и ему сказали - или ты делаешь то, что мы скажем, или заводим дело об антисоветчине и будешь сидеть. А он сказал - я должен подумать, дайте мне полчаса... а сам ушёл из гостиницы и взял, да в тот же день попросил здесь убежища. Мало того, потом, через три дня, встретился с теми, кто ему грозил и сказал - если моя жена и сын не будут здесь через месяц, то будут через год или два, но с большим скандалом. Выбирайте, мол. - Андрей, улыбаясь, покрутил головой. - Он потом мне как-то сказал - был риск, большой... был. Но тогда уже было начало восемдесят пятого года... наверное, они уже просто сами понимали, что проигрывают. И нас с мамой всего через три недели вызвали в наш местный паспортный стол, втихаря... потребовали новую фотографию, вроде для дела, а через неделю вручили ей загранпаспорта и сказали - через месяц чтобы вас тут не было. И напоследок намекнули, что лучше никому не рассказывать... Вот и всё. - Андрей качнул головой, улыбнулся грустно. - Я уже год как школу закончил, учусь... отец работает, мама дома - учителя русского языка и русской литературы здесь не требуются... так, подрабатывает понемножку... Ну, придёт он, наконец, твой знакомый?
  
   - Придёт, придёт... дальше рассказывай. Всё рассказывай! - Аня вновь и вновь улыбалась, глядя на Андрея - так непривычно было видеть его на почти голову выше ростом, возмужавшим, раздавшимся в плечах... и уже с щетиной на щеках.
  
   Но ещё минут через десять она начала беспокоиться - Лёшка не появлялся. Андрей заметил, что она почти не слушает, посмотрел внимательно, помолчал несколько секунд:
  
   - Аня, так где он, твой знакомый?
  
   Аня глянула виновато, пожала плечами.
  
   - Не понимаю, Андрюш. Он просто пошёл в туалет. Слушай, пошли туда, поближе...
  
   - Как его зовут? Давай я зайду и позову его? - Андрей невольно улыбнулся. - Ну что делать, а вдруг проблема какая...
  
   Аня нерешительно оглядела двор замка, глянула на часы. Уже прошло минут двадцать, даже больше... Где ж он есть? Она повернулась к Андрею.
  
   - Слушай, он, может, не заметил, что туалет прямо здесь, во дворе? Пойдём к выходу...
  
   Они молча - Андрей почувствовал её растерянность и замолчал - прошли к выходу из двора, прошли по мостику, вышли к стоянке машин. Лёшки не было.
  
   - Аня, послушай... а ты уверена, что он не ушёл в отель? Это далеко, нет?
  
   Аня удивлённо посмотрела на него, подумала.
  
   - Не знаю. Вообще... знаешь что, давай, сходим туда. Быстро - туда и назад. Вдруг он действительно там. Может, кто-то из наших тут был... - Аня уже и сама не верила в то, что говорила. Ладно, если Лёшка пошёл в отель - мог бы и предупредить, блин! - но чтобы кто-то из родителей пришёл и не подошёл даже... нет, не может быть.
  
   Оба скорым шагом спустились по улице вниз, прошли несколько десятков метров до отеля, вошли. Девушка-портье улыбнулась Ане, как знакомой, и она тут же сообразила - вот где надо спросить...
  
   - Простите, а... - Аня замялась. Как о Лёшке-то сказать? Кто он? - А герр Романов не появлялся?
  
   Девушка пару секунд подумала, вспоминая.
  
   - Вы имеете в виду герра Романова или молодого человека? Герр Романов, вероятно, у себя. А молодой человек не появлялся... - Она улыбнулась сожалеюще, дескать - и рада бы сказать "да", но - извините.
  
   Аня повернулась к Андрею. Тот слегка кашлянул, шагнул к портье.
  
   - Э-м... пожалуйста, если можно... если он появится, я имею в виду молодого Романова, скажите, чтобы подождал нас здесь, в отеле?
  
   Девушка спокойно кивнула, улыбнулась.
  
   - Нет проблем.
  
   Андрей повернулся к Ане.
  
   - Пойдём к твоим. Заодно увидим его родителей, если они здесь.
  
   Через минут десять они снова вышли из отеля и таким же скорым шагом пошли наверх, к замку. На улице Лёшки не было, в отеле он не появлялся. В замке они его тоже не нашли, и ещё через полчаса, обойдя замок по кругу, вернулись в отель, где ждали уже слегка встревоженные родители.
  
   *****
  
   Через час разговоров, пятых и десятых расспросов и выяснений Лёшкин отец предложил кому-то остаться в отеле, а остальным пойти поискать по городку, в обе стороны от замка. Никто не понимал и не мог представить, что могло произойти. Выбор - кому оставаться - пал сначала на Лёшину маму, но она решительно воспротивилась. Чуть не разгорелась было перепалка, но Андрей вовремя вмешался, сказав, что можно просто ещё раз попросить портье последить за входом, и если Лёшка появится, предупредить, чтобы оставался в отеле, вот и всё. Портье заметит обязательно, что кто-то пришёл, ведь на входе висит колокольчик и звякает каждый раз, когда открывается входная дверь.
  
   Договорились, что через час все встретятся перед отелем ещё раз, и разошлись - Анины родители направо по набережной, Лёшкины - налево, а Аня с Андреем снова пошли наверх, к замку, решив, что если не найдут, то поднимутся ещё выше, до последних домов. Аня уже злилась и рисовала себе картины, как устроит Лёшке головомойку. Нет, это надо же - просто взять и уйти, никого не предупредив! Что за ...!
  
   *****
  
   За остаток дня и вечер они встречались у отеля ещё не раз. В двенадцать ночи Лёшина мама устало села на скамейку перед входом.
  
   - Витя, звоните в полицию. Я больше не могу, мы этот городок, кажется, уже раз пять насквозь прошли. Господи, куда он делся?.. - Она посмотрела на мужа. На лице у неё уже начали выступать красные пятна, но она держалась. - Звони в полицию. Может, они что-то знают, его уже пять часов нет.
  
   - Алёна, пожалуйста, не нервничай. Пожалуйста. Он мальчишка. Он вернётся и расскажет какую-нибудь совершенно простую историю, и мы все посмеёмся над своими нынешними мыслями. И всё. Вспомни, сколько раз это уже было? - Виктор присел на скамью рядом с женой, обнял за плечи. - Милая, пожалуйста, не нервничай, да? А в полицию мы сейчас позвоним. Вон Женя с Аллой идут.
  
   Ойген с Аллой подходили медленно, издали увидев, что Лёшки нет. Виктор поднялся со скамьи навстречу.
  
   - Женя, давай позвоним в полицию. Алёна совсем волнуется. - Ему пришла вдруг в голову, как показалось, неплохая мысль. - Слушай, а может, он в полиции и сидит? Успел что-нибудь натворить?
  
   Ойген развёл руками.
  
   - Витя, я знаю столько же, сколько ты. Но пойдём... пойдём в отель, позвоним. Честно сказать, я и сам уже об этом думал....
  
   Мужчины вошли в отель, оставив жён на скамейке. Алла присела рядом с Алёной.
  
   - Алён, не переживай. Ну подумай сама, ну куда тут можно пропасть? Посмотри, какая идиллия кругом...
  
   - Алла. - Лёшина мама устало откинулась на невысокую спинку. - Я не знаю. Я не представляю. Я только чувствую, что с ним что-то плохо. Понимаешь? - Она повернулась к Алле. - Я просто чувствую: что-то плохо...
  
   - Алён, да это просто твои страхи... - Алла осторожно взяла Алёну за руку. - Это просто твои страхи, ты уже расстроилась, боишься незнамо чего. Вот и чудится всякое... страсти сама себе нагоняешь. А?..
  
   Стукнула дверь отеля, оба мужчины вышли на улицу. Женщины догадались сразу, по лицам - ничего.
  
   - Где Аня? - Алёна повернулась к Ойгену. - Женя, слушай, может, они всё-таки поругались, поссорились?
  
   Ойген покачал головой.
  
   - Нет, Алёна. Аня не стала бы от нас скрывать. Во всяком случае, я в этом уверен. Знаете, что... идёмте в отель, хоть чаю попьём. Четыре часа на ногах уже. И подождём Аню с Андреем, спросим ещё раз, раз вы сомневаетесь. - Он потянул входную дверь за ручку. - Я серьёзно, идёмте.
  
   *****
  
   Через минут двадцать Аня и Андрей снова пришли в отель, ещё с полчаса им пришлось выдерживать ещё один допрос с пристрастием. Аня уже просто психовала, и когда её спросили в очередной раз - не поругались ли они, внезапно сорвалась на почти крик - "Ну сколько раз можно говорить!!!" - и заплакала... пришлось её тоже успокаивать. В начале второго все снова вышли на улицу, оставив Лёшке записки на входных дверях комнат. Ещё один звонок в полицию ничего не дал. Ойген сообразил позвонить в местную больницу - тоже безрезультатно. Все разошлись по прежним направлениям, договорившись встретиться к двум перед таким уже знакомым входом в отель.
  
   В два ночи они собрались снова, все в одной комнате. Все подавленно молчали. Ещё один звонок в полицию не дал результатов, только дежурный посоветовал подождать до утра, и если мальчишка не появится, то прийти, написать заявление. Сначала все просто сидели - кто где устроился. Потом Андрей встал, прошёлся по комнате до окна, посмотрел на улицу, и повернулся к остальным.
  
   - Ну и что? Я вот тоже раза два-три пропадал. Шёл или ехал к кому-нибудь из приятелей в гости и оставался надолго. А если ехал, то потом бывало, что вечером автобусы не ходили уже, и меня оставляли ночевать.
  
   Ойген сердито посмотрел на него, фыркнул.
  
   - Да, только, наверное, звонили твоим родителям, сказать, что ты где-то ночуешь. Правда, нет?
  
   Андрей подумал немного.
  
   - Я точно знаю, что однажды не позвонили. Телефона там не было. Да, мои тогда наволновались...
  
   Аня, сидя на кровати, сердито вскинула голову.
  
   - Ну ты извини, а у него здесь тоже приятелей мешок, да? - Она сразу осеклась, опустила глаза, сообразив, что ляпнула не то и не вовремя.
  
   Ойген в очередной раз поставил на стол небольшой электрический чайник, взятый на время поездки у Владимира.
  
   - Кофе делать, будет кто-нибудь? Витя?
  
   Виктор рассеянно кивнул, не отрывая взгляда от Ани.
  
   - Да-да... - Он помолчал несколько секунд, пересел поближе. - Анечка, послушай... может, ты ему сказала просто что-то, ну так... случайно? Не ругались вовсе, а просто сказала что-то? О чём вы говорили?
  
   Аня глянула на него быстрым взглядом и снова опустила голову. Посидев так, наверное, с минуту, наконец, неохотно ответила. Тихо, только им двоим - Виктору и Алёне.
  
   - Я сказала ему, что возможно, буду где-нибудь здесь учиться.
  
   Виктор сжал руку вскинувшей голову Алёны, взглядом заставил замолчать.
  
   - И что было потом, Аня?
  
   - Что было? - Аня снова начала психовать. - Ничего не было! Он сказал, что ему нужно в туалет и ушёл, сколько раз это повторять надо? Мы не ругались, совсем не ругались, понимаете вы или нет?
  
   По её лицу было видно, что она ещё немного, и либо заплачет, либо что-то отмочит, может, даже сорвётся на крик. Виктор встал, сделал шаг, присел на корточки прямо перед ней, и взял её за руки.
  
   - Анечка, я ведь не говорю, что вы ругались. Послушай. - Он слегка сжал её руки в своих. - Вспомни, пожалуйста, вспомни - как Лёшка отреагировал. Это важно, Аня. Успокойся, пожалуйста. - Он говорил спокойно и очень негромко, но смотрел ей в лицо очень-очень внимательно.
  
   Аня на секунду подняла глаза на него, помолчала. Её плечи вдруг опустились, и она тихо, так, чтобы слышал только Виктор, сказала:
  
   - Дядь Вить, он... ну, как... сник просто. Был весёлый, а стал никакой. - Она снова опустила глаза и добавила, уже совсем шёпотом. - Я не хотела ему говорить... очень не хотела... но рано или поздно, наверное, всё равно пришлось бы... - Аня опять коротко глянула на Виктора, и он увидел: у неё на глаза наворачиваются слёзы...
  
   - Ну да... - Он сложил Анины руки на своей и начал слегка поглаживать сверху другой рукой. - Успокойся, Анечка... кажется, теперь понятно. Успокойся, хорошо?
  
   Виктор поднялся на ноги, обвёл взглядом остальных.
  
   - Значит, так... волноваться нам не стоит. Они не ругались, но... - Он запнулся на секунду. - В общем, лично я вполне допускаю, что он сейчас где-то от нас прячется, чтобы переварить одну новость. А может, не прячется вовсе, просто мы на него не наткнулись до сих пор. Аня ему сказала, скажем так, очень неприятную вещь.
  
   Алёна перевела взгляд с Виктора на Аню.
  
   - Аня, какая новость? - Два последних слова она сказала почти в унисон с Аниной мамой - та тоже вскинулась от слов Виктора, с широко раскрытыми от пришедшей в голову мысли глазами.
  
   Аня слегка вздрогнула, и от Виктора это не укрылось. Он мягко положил руку Ане на плечо.
  
   - Не волнуйтесь. - Он внимательно посмотрел на обоих родителей Ани. -Новостью стало то, что Аня может остаться здесь учиться. Или не остаться сейчас, но уехать сюда позже.
  
   Ойген и Алла переглянулись и спросили почти хором:
  
   - И что?
  
   - Как что? - Виктор по прежнему стоял, держа руку на Анином плече. - Это значит - разлука. Алексей в любом случае будет учиться в Риге.
  
   Повисла пауза. Надолго.
  
   *****
  
   Через минуты три-четыре молчания взрослые, многозначительно переглядываясь, без слов, глазами объяснили Андрею, чтобы он увёл Аню. Виктор стоял, по прежнему держа руку на Анином плече, и еле заметно поглаживая. Алёна пересела к Ане вплотную и крепко сжала её руку. Андрей кашлянул и охрипшим вдруг голосом сказал:
  
   - Аня, пойдём на улицу? Пойдём, походим по набережной?
  
   Аня встала, и он заметил, что губы у неё сжаты. Он ещё с детства знал, что это значило - что она что-то для себя решила.
  
   - Пойдём. - Она повернулась к родителям. - Мы через час вернёмся.
  
   Аня шагнула к столику, на котором стояла так никем и не тронутая кружка с заваренным кофе, отпила несколько глотков, взглядом предложила Андрею. Тот качнул головой - нет. Аня допила кофе и решительно, не оглядываясь, вышла из комнаты. Андрей вышел следом, и ещё идя по коридору, они услышали в комнате голоса родителей. Сразу все.
  
   Выйдя на улицу, они медленно пошли по набережной.
  
   Оба молчали. Андрей поглядывал на неё, очень серьёзно, хмурился иногда, пару раз вздохнул, но не заговорил. Аня заговорила сама.
  
   - Андрей, у тебя девушка есть?
  
   Он глянул на неё спокойно, пожал плечами.
  
   - Да, в общем-то. Но мы сейчас редко видимся. Жалко, конечно - лето...
  
   - Вот ты мне скажи, у тебя бывало, чтобы вы друг друга слышали? - Аня остановилась и повернулась к Андрею. Он удивлённо поднял брови.
  
   - Как это - слышали?
  
   Аня досадливо закусила губу, постояла немного молча.
  
   - Ладно, не сейчас. - Она повернулась и медленно пошла дальше по узенькому тротуару вдоль каменной набережной. Андрей двинулся следом. Дойдя метров через триста до места, где каменная стенка кончалась, уступая просто земляному берегу, они развернулись. Отсюда было уже видно чуть выше по течению косу с памятником Лореляй - узкая тёмная полоса на воде, отражавшей звёздное небо и редкие в этот час огни.
  
   - Понимаешь... мне кажется, что с Лёшкой что-то плохо. Я чувствую, слышу это. Понимаешь? - Аня повернулась к Андрею снова. Тот задумчиво кивнул.
  
   - Да. Такое бывает, наверное... тебе не холодно? - Ночь была очень тёплая, но он решил спросить, на всякий случай.
  
   - Нет, тут тепло. Андрей, пошли к отелю. Вдруг он придёт?.. - Аня взяла его под руку и потянула вперёд.
  
   Через примерно час они зашли в отель - отметиться. Родители по прежнему сидели в одной комнате, когда Аня с Андреем вошли, и не стали ничего спрашивать. Только Анина мама спросила:
  
   - Ребята, может, чаю хотите? Или перекусить чего?
  
   Оба мотнули головами - не надо. Андрей налил в стакан простой воды, выпил.
  
   - Слушайте, а как вы назад отсюда поедете?
  
   Ойген посмотрел на него, словно не понимая.
  
   - Откуда отсюда?
  
   - Ну, отсюда, из Гоарсхаузена? К нам?
  
   - Так Владимир обещал завтра приехать и забрать. - Ойген помолчал несколько секунд. - Точнее, уже сегодня.
  
   Все снова замолчали. Каждый думал о чём-то своём. Секунды потянулись, как резиновые... Ане скоро начало казаться, что они не складываются в минуты, что время стало каким-то бесконечно долгим... и она чувствовала, что волнуется всё сильнее и сильнее. Андрей, наконец, нарушил тишину.
  
   - Может, есть смысл ещё раз всем вместе выйти и пройтись, как вечером? Сейчас ночь, тихо, позовём его? Может, услышит. Только не кричать, а звать спокойно. Сейчас же далеко слышно...
  
   Родители зашевелились, начали тихо переговариваться между собой. Виктор кашлянул.
  
   - Гм. Давайте так. Сейчас два часа, чуть больше. Женя, Алла, мне кажется, вам не стоит идти ещё раз. - Оба сделали простестующие лица. - Нет, правда... а мы сходим, попробуем. Это неплохая мысль, вот так позвать. Эх...
  
   Ойген вздохнул.
  
   - Витя, идём все. Давайте так: встречаемся опять через час, у отеля. В три.
  
   В три часа, сойдясь у входа в отель, они почти ничего уже не сказали друг другу. Поднялись в комнату, стараясь не шуметь, расселись по тем же местам. Через несколько минут Андрей встал и включил чайник.
  
   - Дядя Женя, у вас кофе ещё есть?
  
   - Да ты бы спать пошёл лучше. И ты, Аня - идите, правда? Найдётся ваш Лёшка, куда он денется? - Ойген устало провёл рукой по лицу. - Сидит где-то, действительно... может, правда, из города ушёл куда-нибудь, и всё. Надо было пройтись по шоссе в обе стороны, хотя бы по полкилометра.
  
   Аня промолчала. Она давно уже не могла отделаться от ощущения, что нужно идти на улицу, куда-то идти, что что-то должно случиться. И это было очень тяжёлое чувство - ощущение беды. Страх.
  
   - Сделай мне тоже. - Она подвинула Андрею стакан. - Без сахара, покрепче.
  
   Аня глянула на часы. Было почти полчетвёртого. Она чувствовала, что страх, который теперь сидел в ней, понемногу становится сильнее. Андрей залил стакан водой.
  
   - Тебе сколько ложек? - Он уже высыпал в воду первую.
  
   - Ещё. - Аня мрачно посмотрела, как он размешивает растворимый кофе в обоих стаканах, и вдруг, беря свой, тихонько, одним пальцем, постучала Андрея по руке. Он повернулся. Аня почти беззвучно, одними губами, сказала:
  
   - Пьём кофе и уходим. Я не могу.
  
   Он понял её с полуслова, и через пять минут, поставив свой стакан, посмотрел на родителей.
  
   - Мы пойдём, ещё раз пройдёмся. Мы недолго в этот раз. На полчаса, может быть.
  
   Анина мама только вздохнула.
  
   - Куртки возьмите.
  
   Аня покачала головой:
  
   - Мама, тут теплее, чем в Риге днём. Мы пойдём.
  
   Выйдя на улицу, Аня покрутила головой, и, по какому-то непонятному чувству - а может, просто потому, что куда-то нужно было пойти - двинулась к перекрёстку, где от дороги ответвлялась улица, ведущая наверх, к замку.
  
   - Андрей, давай ещё раз сходим к замку.
  
   - Аня, сходить-то можно, но почему туда?
  
   - Не знаю. Давай сходим. В конце концов, по набережной и рядом с ней мы уже сто раз ходили.
  
   Поднявшись к замку, они не нашли никого и ничего. Постояли на мостике через ров, обошли по кругу автостоянку, позвали несколько раз - Лёша! Тишина. Даже не залаяли собаки. Аня повернулась, пошла к выезду со стоянки на улицу.
  
   - Аня, найдётся он. Вот увидишь. Знаешь, я вот попробовал себе представить - мне кажется, что я тоже мог бы так уйти и где-то засесть на его месте. Он найдётся. - Андрей шагал рядом с Аней, не замечая, что они идут всё быстрее и быстрее, вниз, к набережной. - В конце концов, он же знает, что сегодня надо уезжать!
  
   Тут он наконец заметил, что они почти бегут.
  
  - Аня, да не беги ты так! - Андрей попытался задержать её за руку. Аня же наоборот, схватила его и потащила за собой.
  
   - Андрюш, пойдём, пойдём... ну пожалуйста!
  
   Андрей, удивлённо и огорчённо на неё поглядывая, покачал головой, но ходу прибавил.
  
   *****
  
   Аня растерянно смотрела на реку. Уже был пятый час утра, начало светать, и всё было видно совершенно отчётливо. Только что, минуту назад, пока они почти бежали вниз по улице - крутому спуску к реке - у неё было какое-то странное чувство, какая-то уверенность, что ещё чуть-чуть, и она найдёт Лешку, что он, может, выйдет откуда-нибудь из-за угла, и скажет, как всегда - "Ой, Анютка! Привет!" А теперь она выскочила на набережную, и это чувство исчезло напрочь, и она стояла совершенно потерянная, не понимая, что дальше, куда бежать и где его искать. Андрей взял её за руку:
  
   - Аня, ну честное слово - ты... неправильно так волнуешься. Идём лучше в отель и будем ждать его там? Ну что может случиться, подумай?
  
   Аня повернулась к нему.
  
   - Андрей, я боюсь за него, понимаешь ты или нет? У меня какой-то страх, какое-то очень плохое предчувствие... мне кажется, что с ним что-то плохое случилось. - Она тоже схватила его за руку. - Андрей, ну подумай - куда он мог здесь пойти? Ну ты же здесь лучше всё знаешь!!!
  
   Андрей беспомощно пожал плечами. Куда можно пойти в городке размером триста метров на три километра? Да никуда, разве только выйти вон... Так он и сказал теперь. Аня, не ответив, резко повернулась к реке, и стала смотреть, как невдалеке от них причаливает к пристани паром. Внезапно лицо её изменилось, словно от какой-то догадки, и она снова схватила Андрея за руку:
  
   - Идём, скорее... - Аня быстро, почти бегом, пошла к парому. Андрей вздохнул, сунул руку в карман джинсов, через секунду, уже на ходу, вытащил, посмотрел на ладонь - хватит ли мелочи на билеты, если что.
  
   Двести метров до выхода к парому они одолели почти бегом, и оказались у турникета почти одновременно с ним. Молодой матрос ещё не открыл шлагбаум для проезда машин, а Аня уже стояла почти рядом с ним и, безбожно исковеркав от волнения немецкие слова, спросила, просто переведя в уме, как получилось, русскую фразу на немецкий:
  
   - Вы ведь не видите здесь молодого человека? Такой, примерно семнадцать лет?
  
   Матрос внимательно посмотрел на неё, подумал, и сказал:
  
   - Ну, этого - Он показал на Андрея, - я, будем считать, не вижу. Или надо не видеть кого-то другого?
  
   Он улыбнулся, глянул с улыбкой на Андрея. Тот шагнул ближе:
  
   - Нет-нет, мы действительно ищем одного парня... может, здесь был такой, лет семнадцати? Может, среди пассажиров? В джинсах и в зелёной майке...
  
   Матрос покачал головой, пожал плечами.
  
   - Нет, не замечал. - Он подумал, качнул ещё раз головой отрицательно. - Нет... Если вы хотите переплыть на ту сторону, то пройдите, пожалуйста, дальше.
  
   Аня постояла несколько секунд, глядя на реку, потом медленно прошла на паром, встала у борта, глядя на воду. Андрей отдал матросу деньги за проезд, подошёл к ней.
  
   - Аня, пожалуста... не переживай так. Он найдётся и всё окажется очень просто...
  
   У них за спиной на паром заехала последняя машина, водитель заглушил мотор, и стало тихо, только двигатель парома тихо пыхтел где-то под палубой. На набережную, прямо к воротам, закрывающим въезд на паром, тихо подкатилась со стороны шоссе "Скорая помощь", но места для неё на пароме уже не было. Матрос звякнул железными воротами, отделяющими паром от берега... и тут произошли сразу три события - потом Андрей вспоминал, и говорил, что всё произошло просто одновременно. Сначала на берегу коротко гуднул сигнал "Скорой помощи", и повернувшись, Андрей увидел, что водитель показывает рукой куда-то на реку. Тут же, где-то совсем недалеко от них, на реке, раздался негромкий звук, словно кто-то попытался втянуть воздух с каким-то странным горловым всхлипом или чмоком, сразу же закашлялся - и мгновенно умолк: а ещё раньше, чем эти звуки кончились, он почувствовал, как Анина рука с какой-то совершенно неженской силой нажала на его плечо и толкнула, так, что он чуть не упал: и повернув к ней голову, он увидел, что Аня висит в воздухе, уже за бортом, и через долю секунды упадёт в воду.
  
   - Аня!!! Аня-а!!! - Потом, позже, Андрей признался, что первая мысль у него была очень страшная... подумал, что Аня решила покончить с собой, прыгнула в воду... и когда через секунду-две он увидел, что она не выныривает, а со всей силы плывёт куда-то под водой, то заорал уже, не помня себя - "Аня!!!" - и одним движением вскочив на борт, сиганул в реку за ней вслед. А Лёшу в воде он сначала не увидел, и даже не обратил внимания на звуки с реки.
  
   Через секунд двадцать на воде уже качался спасательный круг, брошенный матросом, и немногие утренние пассажиры парома начали сбегаться к борту. Водители, увидев, что что-то происходит, вылезли из машин, присоединились к пассажирам, и совместными усилиями вытащили из реки всех троих, благо до набережной было всего несколько метров. Лёшка... висел у нескольких людей на руках, как тряпичная кукла. Но пока всё это происходило, из "Скорой" выскочили врач с санитаром и подбежали к ним. Дальше всё происходило уже быстро и чётко, и через полминуты Лёшка закашлялся, дёргаясь всем телом.
  
   Ещё через минуты три паром отчалил от берега. Никто не кричал, не суетился, люди только качали головами и тихо переговаривались. Аня и Андрей сначала просто стояли рядом с Лёшкой, потому что врач сразу, с самого начала, глянул строго и сделал жест рукой - не мешайте: но через несколько минут, когда стало уже ясно, что Лёшка дышит и пришёл в себя, Аня вдруг опустилась рядом с ним на коленки.
  
   - Лёшенька... - Она коснулась рукой его лба. - Лёша... скажи что-нибудь...
  
   Врач, держа руку на лёшином запястье, глянул на неё, покачал было головой - мол, не надо, но встретив Анин взгляд, снова повернулся к Лёшке и больше ей не препятствовал. Андрей переступил с ноги на ногу, присел на корточки:
  
   - Как хорошо, что вы оказались здесь, доктор...
  
   Врач досчитал лёшкин пульс, глянул на Андрея:
  
   - Да нет, минут пятнадцать ехали. - Он выпрямился, поднялся на ноги. - Хорошо, что кто-то вовремя позвонил. Это вы Лора фон Рейн?*
  
   Последний вопрос он задал уже Ане. Та сначала будто не услышала, потом посмотрела удивлённо.
  
   - Как?.. Нет...
  
   - А кто? Она позвонила, сообщила, что случилось, где... - Тут он обернулся к машине, в которой раздался звук вызова по громкой связи. Санитар поднялся, подбежал к машине, схватил микрофон, сказал несколько слов, вытащил из кармана ручку и начал что-то записывать - видимо, адрес очередного вызова. Врач поднялся на ноги, смотря на Лёшку.
  
   - По хорошему его надо бы в больницу. Где вы живёте?
  
   Аня с Андреем переглянулись.
  
   - Далеко, доктор. За границей. Мы туристы...
  
   - А страховка, документы - у вас что-нибудь есть с собой?
  
   Аня немного смутилась.
  
   - Есть, но это всё... в отеле, не здесь...
  
   Врач подошёл к санитару, перекинулся с ним несколькими фразами - тот развёл руками, и вернулся к Лёшке.
  
   - В каком вы отеле?
  
   - Здесь, рядом... вот тот. - Аня показала рукой. Отель действительно был прекрасно виден отсюда. - Его фамилия Романов...
  
   Лёшка, не поднимаясь, повернул голову к Ане и вдруг тихо сказал:
  
   - С-страховку медицинскую з-забыли, наверное... Т-там, в Либлосе.
  
   - О-кей, если что, мы ещё заедем... - Врач ещё раз проверил у Лёшки пульс, посмотрел в глаза. Лёшка отвёл взгляд в сторону, тихо произнёс трясущимися от холода губами:
  
   - Аня, с-скажи ему, что я уже в порядке... п-правда, в порядке. Только холодно очень... т-трясёт.
  
   Врач вопросительно посмотрел на Аню.
  
   - Вы из России?
  
   - Нет... - Аня подумала несколько секунд, переводя лёшины слова. - Доктор, он говорит, что с ним всё в порядке, только ему холодно.
  
   Врач кивнул.
  
   - Это пройдёт. Давайте так... вам тут рядом. Ему скоро должно стать лучше, тогда идите в отель. Постель, попить горячего. Лежать. Если сегодня вечером или завтра станет плохо, обратитесь к врачу. У нас вызов, срочный... - Он поднялся на ноги, закрыл и поднял свой чемоданчик, постоял, смотря на Лёшку, покачал головой. - Скажите спасибо его спасительнице.
  
   - Кому? - Аня и Андрей спросили почти одновременно.
  
   - Как кому? Той женщине, которая позвонила и сказала, что на пароме надо помочь... как её... Лора фон Рейн. Я думал, это вы. - Врач пожал плечами, глядя на Аню, и пошёл к машине. Водитель в ней завёл двигатель. Аня с Андреем переглянулись, спрашивая друг друга взглядами - кто? - и оба тоже пожали плечами. Аня повернулась к Лёшке, постояла несколько секунд и опустилась рядом с ним на коленки.
  
   - Лёш... что случилось? Как ты туда попал?
  
   Лёшка посмотрел ей в глаза, и ему показалось, что она еле сдерживается, чтобы не заплакать. Он отвёл взгляд в сторону и столкнулся со взглядом Андрея - недоумённым, сочувственным, досадливым. Нет, это надо было заканчивать... Он повернул голову к Ане.
  
   - Аня... - горло почти не слушалось, Лёшку затрясло и он закашлялся. Аня сжала губы и нахмурилась, но не отвернулась. Лёшка хотел сказать ей - "иди", и не смог... что-то в шее сжалось предательски, и вместо слова выскочил из него какой-то полухрип-полукашель. Он помолчал, сглотнул... подумал про себя - нет, надо сказать... надо... блин, тяжело это как... - и снова, переждав, пока притихнет боль в груди и успокоится немного горло, вдохнул побольше воздуха и глянул ей в глаза:
  
   - Иди, Аня... иди к нему. Я знаю, ты любишь его... я видел, как вы встретились.
  
   Аня посмотрела недоуменно... через пару секунд недоумение в глазах сменилось испугом.
  
   - Кого его? Лёша, ты о чём?
  
   - Его... - Лёша шевельнул глазами на парня. - Иди к нему, Аня... будь счастлива...
  
   Последние слова он всё-таки не смог именно сказать, получилось только прошептать. И глаза пришлось при этом закрыть на какой-то момент, потому что в них снова ударила боль - та, что всю ночь терзала ему грудь, и опять брызнула наружу слезами. А Аня сидела рядом с ним, наконец поняв вдруг, что же произошло вчера вечером, и отчаянно борясь с желанием не то разреветься, не то треснуть Лёшку... ну куда попало, хотя бы по груди кулаками, а потом всё равно разреветься...
  
   - Лёшка, идиот! - Он открыл глаза и увидел, что она кусает губы. - Ты что, утопиться хотел?
  
   Он не смог ответить сразу. Снова затрясло дрожью всё тело и почти сразу - нижнюю челюсть, и ему пришлось напрячь все мускулы, уже в который раз, чтобы хоть чуть-чуть с этим справиться, и помолчать. Но он помотал отрицательно головой и увидел, как у Ани опустились немного, расслабившись, плечи.
  
   - Нет... хотел реку переплыть. - Ему пришлось говорить это сквозь стиснутые зубы, иначе челюсть начинала ходить ходуном. - А там вода такая... неспокойная. Затянуло меня... ногу свело.
  
   В голове у Лёшки по прежнему всё кружилось, от боли в груди было тяжело дышать, его снова и снова начинало трясти от холода, и в глазах временами начинало двоиться - то ли от воды, стекавшей с волос, то ли от головокружения, то ли от слёз. Но он увидел, очень хорошо увидел, как Аня покачала головой, будто не соглашаясь с чем-то, попыталась улыбнуться... вдруг резко протянула руки к его голове (у него проскочило ощущение, что она сейчас схватит его за уши и треснет затылком об землю, на которой он лежал), но не схватила, а взяла в руки его голову - нежно, ласково... и сказала со слезами в голосе:
  
   - Лёшка, какой же ты дурак... ну какой же ты дурак!.. Я же люблю тебя! А Андрей - мой кузен! Он уже несколько лет здесь живёт, мы не виделись давно!
  
   Анины руки скользнули с его головы ему на плечи, и она ткнулась лбом ему в грудь. Он посмотрел на Андрея (тот только качнул головой и развёл руками), опустил глаза на Аню... медленно поднял руки и обнял её:
  
   - Аня... милая...
  
   - Дурак... - Аня тихо, почти шёпотом всхлипнула... прижалась к его мокрой майке щекой и обхватила руками шею.
  
   От чувства её тела, её рук, охвативших сейчас шею, лежащих на его плечах, у Лёшки вдруг прошла дрожь от холода. Просто прошла, он почувствовал, что - всё, что он может теперь нормально говорить и нормально двигаться, не боясь, что мышцы выкинут какой-нибудь фортель.
  
   - Аня... - Он взял её за плечи, слегка потянул наверх. Аня послушно оторвалась от него, приподнялась, опираясь руками на его плечи, и Лёшка увидел её глаза. Заплаканные.
  
   - Что? - Она смотрела с обидой, кусала нижнюю губу, и хмурилась, стараясь не заплакать снова. А он смотрел на неё и думал, что нельзя, чтобы она плакала... что им надо, обязательно надо будет жить так, чтобы она никогда не плакала...
  
   - Какое число сегодня?
  
   - Двадцать восьмое...
  
   Лёшка опёрся одной рукой об землю и сел. Она тоже поднялась, и оказалось, что они сидят очень-очень близко, лицом друг к другу. И он протянул к ней руки, правой потянул её за плечо к себе, и когда она наклонилась к нему, подставил ей левую, укладывая её, как ребёнка, в свои объятья - спокойно и уверенно, как свою, по-мужски... поднял правую руку вверх, запуская пальцы в волосы, беря её раскрытой рукой за затылок... обнял, прижал к себе, медленно гладя рукой голову под волосами. Обнял так, что у неё невольно вырвался тихий, короткий стон - и от всего пережитого за эту ночь, и от ещё невыплаканных слёз в глазах, и от радости оттого, что он наконец обнял её так, как она всегда хотела - как свою, не стесняясь и не оглядываясь ни на что, нежно и крепко... И она тоже обняла его, прильнула, спрятала лицо под его подбородком, всхлипнула тихонько напоследок...
  
   - Милая моя, любимая... у тебя же день рождения сегодня... с праздником тебя...
  
   Она не ответила ничего, только шмыгнула ещё раз носом. А у него вдруг пискнула, наконец, в ушах вода, освобождая слух, и Лёшка услышал - рядом, на набережной, ездят машины, в реке плещется вода, а где-то далеко в небе щебечут ласточки...
  
  *****
  
   На Рейне, в среднем течении, на несколько десятков километров ниже места, где он сливается с Майном, на высоком (до 130-150 метров вверх от воды), обрывистом берегу приютился небольшой городок. Сейчас - впрочем, уже довольно давно - он называется Гоарсхаузен, в честь святого Гоара, христианского священника, жившего здесь в шестом веке. На косе, выдающейся в Рейн с противоположного берега, чуть выше по течению от городка, стоит памятник - работа русской художницы. Очень, очень красивая девушка сидит на камне, грустно склонив голову налево и вниз. Она будет так сидеть ещё долго, может, целую вечность... она из камня. Возле памятника часто можно увидеть новобрачных, которые приезжают к Лорели - существует поверье, что она помогает влюблённым сохранить, сберечь любовь. Каждый день мимо неё проплывает множество кораблей - движение на этой реке очень оживлённое, эта река - важная транспортная магистраль сразу для трёх стран Европы, а через них - и для многих других. Тут по прежнему иногда случаются аварии, потому что река делает немного выше по течению крутой поворот, и при этом опасно сужается, до всего ста тринадцати метров: и капитанам судов, как и в древности, нужно быть очень внимательными и осторожными при прохождении участка. А глубина достигает здесь двадцати пяти метров.
  
  Но какие-то речные происшествия здесь нечасты. И вообще, аварии в последние десятилетия стали редкостью.
  
   Капитаны, речники и все прочие люди, кто причастен к речному транспорту, говорят уверенно - это потому, что сейчас и суда, и сама река в этом месте оборудована хорошими и надёжными системами навигации, с радарами и прочими техническими новшествами.
  
   Может, они и правы.
  
  И первое "люблю", и первое "прощай",
  И первый настоящий поцелуй,
  Как бритва, чувством острый -
  Блажен, кто не забудет невзначай
  В теченьях наших рек,
  То спящих сонной одурью,
  То бешеных и грозных...
  
  
   Конец первой книги.

  
  _________________________________________________________
  
   * - Приставка "фон" применительно к имени в Германии указывает на дворянский титул. Буквально переводится как "с", "из", то есть "Лора из Рейна".
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список