Кунсткамера, Hunter812 : другие произведения.

Костя конь. Набросок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   Костя Конь.
  
  
  
   Костя Конь сидел и мечтал.
   Он взял провода, которые шли к магнитофону, потрогал их пластмассовую шкуру, покрутил, и тут - нервно вскочил, взмахнул этими проводами, точно ямщик - плеткой, ударил воздух.
   Косте скоро исполнялось тридцать.
   По телевизору совсем недавно шел боевик....
   Костя сделал оборот вокруг своей оси и ударил шкаф ногой. Шкаф затрещал. Из него посыпались его сугубые, шкафовые мысли. Из самого угла высунул свои досужие усики таракан. Прощупав биоволнами пространство, таракан хотел вновь уйти в темноту одеял, но последовал второй удар. Вновь развернувшись, Костя ударил шкаф в дверцу.
   Не долго думая, таракан сполз на пол. Ему открылась красная плоскость.
   Костя встал в боевую стойку и прокрутил над головой связку проводов. Дальний конец этих проводов отключился от магнитофона. Магнитофон упал, потеряв первую "калитку". Колесико от кассеты понеслось под кровать, где сидел второй таракан.
   Еще удар!
   Глаза у Кости росли очень близко. Глаза - это всегда производные от семечек света. Когда-то свет сажали прямо на кожу, и он расцветал глубокими растениями. Но не все семена расцветают. Некоторые так и остаются семенами.
   Под кроватью был еще один таракан. Он был отвлечен.
   Костя вновь ударил по шкафу.
   -Ты что, дебил!? - закричала из коридора мать.
   Когда-то у Кости была жена, и он на ней тренировался.
   -Здравствуй, ролик от кассеты! - улыбнулся второй таракан.
   -Тр-р-р, - ответил ролик.
   -Что ты носил вокруг себя?
   -Ленту, тр-р-р.
   За окном шел маршрутный автобус номер 2. Все, без исключения, люди ехали на центральный рынок. Среди них было семь старух, девушка Нина, два парня. Парни ехали за носками. Остальные - за картошкой. Водитель курил. Он никогда не мечтал. Его звали Вячеславом. Он родился в 1959-м году. Был дважды женат. От первой жены детей не было. При половых актах она всегда думала о еде, и потому у нее не происходило зачатие. От второй жены у Вячеслава было двое детей. Старший сын учился в институте на юриста. Младший - на экономиста.
   Костя вновь поразил шкаф. Усталая дверца отвалилась, и, вновь развернувшись, Костя вбил ее в другой конец комнаты. В том краю когда-то висела фотография Шварценеггера, но Костя уже забыл, что она там была. Ментальная тень Шварценеггера колыхнулась. Дверца шкафа упала между ней и кроватью.
   -Ча, - сказал Костя.
   Второй таракан увидел усики третьего таракана и пошел трогать эти усики. Когда они соединились, то узнали, что на кухне, за газовой плитой, лежит кусок жареной картошки. Этому куску уже три дня, и он хороший, вонючий, душевный.
   -Там - все наши, - сказал третий таракан.
   -Костя, ты слышишь или нет? - вновь закричала мать. - Ты дебил или кто?
   -Ты чо? - ответил Костя гневно. -
   -Да что же ты там делаешь?
   - Тебе какое дело??
   Костя прошел к углу комнаты, подобрал дверцу, хотел было приделать ее назад, но передумал. Дело в том, что он ничего не умел. Он вряд ли сумел бы приделать ее на место.
   Единственное, что у него хорошо получалось - подключать к своему раздолбанному магнитофону провода, а другой конец этих проводов - к вываливающейся, точно кишки из разрезанного живота, розетке.
  
   * * *
  
  
   Тишина. Звезды. 20 часов 35 минут. Второе сентября. Белая звезда сидит на небе. Ей хорошо. Ей ничего не нужно. Она - звезда.
   Костя тоже сидит. Вокруг - пески оврага. Покинув поселок, он спустился сюда, чтобы помацать коноплю.
   В ходе мацанья Костя мечтает. Может быть, и не сам он мечтает. Может быть, это ему само мечтается.
   Автомысли.
   Автоголова.
   Автоглаза.
   Авторуки.
   Автоноги.
   Автонаправление для познания.
   Существует такой тип уверенности, внутри которой мысли не допускают существование иного. Все прочее - инопланетно, чуждо. Это - песчинка в глазе, которую нужно непременно выбросить. Тут нельзя говорить про раковину, так как жемчужина - это прекрасно. Поэзии в мире гораздо меньше, чем стихов. Ученый скажет, что здесь нет познания.
   Но нет.
   Познание бесконечно.
   Руки трут листья замечательной травы. Мозг автомечтает, глядя на звезды. Но он не думает о звездах. Он может лопнуть, если его научить думать о звездах. Одну половинку черепа найдут здесь, вторую - ниже, возле трассы. Там она будет лежать выемкой кверху, иногда покачиваясь на ветру. Куски мозга повиснут на деревьях. К утру они высохнут, и никто не поймет, что это за лоскутья. Но субъект спокойно возвратится домой, так как у него есть вторая голова.
   Днем раньше Костя смотрел фильм, где дрались большие пацаны.
   Он мацает. Вскакивая время от времени, он крутиться вокруг свой оси, чтобы совершить удар. Ему удается сломать два стебля травы. Тогда он подходит к дереву и начинает его бить. Кора дерева пориста. В этих порах - пыль и свет звезд. Но она не знает о вечности. Это - очень короткое дерево. Им питаются муравьи.
   -Ча!
   -Ха!
   -У!
   -А!
   Костя один, но ему не скучно.
   Разве ему может быть скучно с самим собой?
   Нет, ему никогда не было скучно с самим собой. Человек, умеющий мечтать, счастлив на век.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
   Звезда сидит на небе.
   Костя продолжает мацать.
  
  
   * * *
  
   Однажды Косте было 28 лет, и он почему-то решил, что он - рэппер. Тогда он поехал в город и устроился работать на стройку. Каждый день он носил по стройке мешки с цементом. Брал ведро. Стучал им о крыльцо, высыпал приставший ко дну сухой раствор, набирал свежий бетон и тащил его на второй, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый этаж.
   Вечером он ужинал вареной картошкой и одноразовым супом "Mivimex".
   С ним в комнате жил парень по имени Веталик. Веталик был родом из одного аула, где жило 128 человек, и все они пасли овец, получали овечье молоко, а после из него производился очень вкусный копченый сыр. Веталик тоже работал на стройке. Узнав, что Костя - рэппер, Веталик сочинил, что он тоже рэппер. Он рассказал об этом Косте.
   Они переоделись и пошли на дискотеку.
   На дискотеке играл "Саш". Мигали красные, синие, зеленые фонари. Костя смотрел на девочек и мечтал.
   Вообще, он всегда мечтал о девочках, и у него ничего никогда не получалось. В его жизни была одна единственная женщина - его жена, но он с ней развелся, так как он на ней отрабатывал удары руками и ногами, а она не понимала, что это - всего лишь тренировка.
   -Дебил, - говорила она.
   -Ты чо! - возмущался Костя, разворачивался и производил удар ногой.
   -Дебил!
   -Ты чо! Я же по-хорошему тебя прошу!
   Всех остальных женщин Костя сочинил. Их было очень много. Они были каждый день. Прошлым вечером, выйдя за хлебом, Костя сочинил прекрасную даму на черном "Мерседесе".
   -Это произошло неожиданно, - рассказывал он Веталику, - я даже ничего и не успел подумать. Я был нужен ей только на пять минут.
   На следующий день эта вспышка еще не была забыта. Впереди было еще двадцать четыре часа, чтобы забыть об этой даме на "Мерседесе". Но и в их теле можно было еще жить и уверять себя. У Кости Коня был поразительнейший дар - он точно верил в то, что сочинял. Тем более, когда это касалось девчонок. Костя, мечтаяясь, уходил. Перед его глазами можно было помахать рукой, и это бы ни к чему не привело.
   Костя был Мастером мечтаний.
   -Офигеть, - сказал тогда, в момент рассказа о даме на "Мерседесе" Веталик, - ты, слышишь, а я один раз девку в сортир завел, понял?
   Было неизвестно, врет ли Веталик.
   Но Костя - он точно не врал. Он завсегда был очень честным. Он всегда говорил то, что видел.
   На следующий день привезли плитку - гофрированную, красную. Сама гофрированность
   напоминала клинопись, и потому в этих знаках чувствовалась мысль. Плитка, может даже, умела говорить. Она явно смеялась над грузчиками. Может быть, она кого-то и уважала. Например, самих богов укладки, плиточников.
   Глядя на них, на плиточников, Костя тоже думал, что он - плиточник. Но плитка хохотала над ним, и он не мог с этим ничего поделать. Плиточники же обладали этим твердым, надменным чутьем. Умело орудуя инструментами, они заставляли плитку склоняться. Приклеиваясь к полу, она теряла девственность и навсегда переходила в иное состояние бытия.
   -А ты в армии служил? - спросил у Кости плиточник Гриша.
   Спросил он просто так. Он ничего не хотел. Гриша был хороший, толстый парень. У него была машина "шестерка" и маленький, удобный, сотовый телефон. Костя немного ему завидовал, так как часто мечтал о сотовом телефоне. Несколько раз он даже сочинил, что телефон у него был, но он его потерял.
   -Да, а чо? - Костя ответил вопросом на вопрос.
   -Да нет, ничо, - сказал Гриша.
   В следующий раз, когда Костя нес плитку, Гриша вновь спросил:
   -А что делал после армии.
   -Да так, - ответил Костя многозначительно.
   Он уже явно ощущал, что Гриша явно "чего-то" хочет. Несколько следующих заносов красной гофрированной плитки Костя мечтал о том, как подерется с Гришей.
   Удар ногой.
   Ча!
   Удар с разворота.
   Оперкот.
   Ча!
   Пара небольших джебов объясняет зазнавшемуся плиточнику, ху есть ху.
   - А я на Украину после армии ездил, - сообщил Гриша вскоре.
   Он еще что-то рассказал, и Костя понял, что разбираться с Гришей теперь не нужно. Они охотно поговорили. Где-то подсознательно Костя понимал, что его, изучающая биоволны, злость подействовала на соперника правильным образом.
   - Мы сначала с братом помидоры собирали, - рассказывал Гриша, - но дело это оказалось невыгодным. В тот год мало помидоров уродилось. Мы, блин, дураки были. Думали, что каждый год урожай большой, нужно только руки протянуть. Ну, он мне говорит, мол, нафиг нужно, братан, всю жизнь на дядю горбатиться. Сейчас, мол, все по-другому, нужно только руки протянуть, и все у тебя будет. Лето поработаем, потом всю жизнь отдыхать будем....
   Вечером Костя пошел за хлебом. Перейдя через трамвайные пути он остановился, закурил и стал смотреть на машины.
   Ему понравился большой черный "Мерседес" с очень выразительным лицом. Решетка радиатора напоминала рот. "Мерседес" смеялся вперед себя. Важно, спокойно. Он был хозяином положения. Большинство остальных машин, проезжающих мимо, тоже смеялось, но то был простой, однозначный смех. Можно сказать, смех лысый, ни на чем не основанный. Ну, что такого могли сказать о себе вялые, вырубленные топором, "Жигули"?
   Косте тотчас представилось, что у него тоже есть "Мерседес". Черный, глазастый, удивленный собственной важностью. Двери его пластичны. Открываются, будто лебедь крыльями машет. Колеса толстые, директорообразные. Задних фонарей много. Слишком много, чтобы не понтоваться.
   На секунду он вспомнил про свою бывшую жену Свету, и, как будто, что-то даже потеплело в его голове. Но ты был случайный всплеск. Он явственно увидел перед собой новый воображенный холст - он приезжает на "Мерсе" в поселок, и все, видя это, лопаются от зависти.
   -Привет, Костик, - здороваются с ним люди.
   Но он теперь сам выбирает, с кем ему здороваться, а с кем - нет.
   Имеет ли право непростой человек на равных общаться с простолюдинами?
   На радостях Костя еще закурил. Он стал перечислять всех тех девчонок, о которых он мечтал. Но, перечисляя их мысленно, он постоянно находил несовпадение. Половину из них он вроде бы уже и познал, хотя, с другой стороны, этого никогда не было.
   Костя понял, что встал перед настоящей дилеммой. Как относиться к тем девчонкам, которые были уже побеждены в его мечтах? Быть уверенным, что это так, или все же оставлять в себе место для сомнений.
   Он уже не на шутку волновался. Курил третью сигарету подряд. В угасаемом вечере она превращалась в бледный оранжевый огонек.
   Он вполне мог простоять так до утра, если бы не появился хозяин "Мерседеса".
   -Э! - прикрикнул он.
   Это был зажиревший спортсмен, лоснящийся от удачи.
   Костя вздрогнул, но мечты не сразу отпустили его.
   "Мерседес" продолжал ехать по поселку, и он, поглядывая по сторонам, искал себе очередное развлеченье.
   -Вера.
   -Оля.
   -Марина.
   -Света.
   -Ира.
   -Наташа.
   -Алла.
   -Юля.
   -Кристина.
   -Жанна.
   -Аня.
   -Э, ну ты чо там стоишь, э? - крикнул спортсмен, раскорячив свои пальцы.
   Только тут Костя его увидел.
   Вообще, он парень ершистый был. Где-то в глубине души он мечтал о том, что он - спортсмен. Боксер. Каратист. Конфуист. Ушуист. Он посещал немало секций. И, хотя это не произвело должного результата, Костя был уверен в том, что он - явно не прост.
   -Ты чо? - возмутился Костя.
   -Не понял? - разозлился спортсмен. - Что ты от меня хочешь?
   -Ты, да я ничего от тебя не хочу! - сказал Костя грубо.- Я просто стою и курю, это ты чего-то хочешь.
   -Я хочу? - нервно улыбнулся толстый. - Ты, слышишь, ты стоишь и смотришь мне прямо в лицо, и говоришь при этом, что это я от тебя что-то хочу. Сам рассуди?
   Он открыл дверцу, завел двигатель и, высунувшись из окна, сказал на прощанье:
   -Осел.
   -Ты, я тебя найду! - стал кричать Костя.
   Но машина тронулась, и ничего не оставалось, как пойти в магазин и купить хлеба. Но просто так хлеба Костя не купил. В магазине ему понравилась продавщица, и, попытавшись было с ней познакомиться, Костя попал на мужа.
   -Спокойно, парень, - сказал муж.
   -Ты, я спокоен, - ответил Костя очень круто, - это ты нервничаешь.
   -Я нервничаю?
   -Человек сам в праве решать, с кем ему общаться, а с кем - нет.
   -Ты это о моей жене говоришь?
   -А ты сам подумай.
   Конфликт этот разрешился быстро - в магазин вошел Веталик и увел Костю от греха подальше. Все дорогу Костя ерепенился.
   -Ты, да я бы его покалечил.
   -Купим водки, а, - предложил Веталик.
  
  
  
  
   * * *
  
  
  
  
  
  
  
   Когда Косте было шестнадцать лет, он получил кличку Конь. Вскоре это было уже не прозвище, а настоящее звание. Окончив школу, Костя подался в СПТУ, и там его встретили весело, душевно.
   -О, Конь, ты - тоже сюда?
   В чертятнике было завсегда хорошо. Никто не учился. Никто ничего не писал в тетрадках. Впрочем, иногда что-то и писали, но то происходило лишь на занятиях отдельных преподавателей.
   Изучали трактор.
   Изучали детали от комбайна.
   Травы было много, и курили ее повсеместно. Выбежав на перемене на грязный двор, раскуривали косячок там же. Не отходя от кассы. Часто дрались. Одной из популярных тем чертятниковских заводил было стравливать между собой учеников и выяснять, кто из них кому даст. В тот момент все бросали учебу, мчались что было дури во двор. Там толпа собиралась в круг где-нибудь за углом учебного корпуса. Свистели. Поджучивали.
   -Давай, слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Подготовка к драке всегда длилась дольше, чем сама драка. Чаще всего, после первого серьезного удара все заканчивалось. Если ж кто боялся, то ему кричали:
   -Сыкун!
   Помимо того, что это слово расшифровывалось как трус, учился в чертятнике согбенный парень по прозвищу Сыкун. Был он наркоманом разноплановым. Умел получать наркоту из солутана. Делал пластик. Мацал траву везде, где только ее видел, и потому руки у него всегда были зелеными. Лицом Сыкун был очень серьезен. Казалось, он знал тайны человеческих глубин. Разговаривал мало, главным образом, с кентами. Курил беломор. С каждым днем сгибался все сильнее.
   В сортире большими буквами было написано:
   " СЫКУН - В РОТ БЕРУН".
   Костя тоже несколько раз дрался, но эти драки как-то так, непонятно, все заканчивались вничью. Был у Кости большой друг. Слава Дейкин. По-другому, Сява Дейкин. Они сидели за одной партой и отвешивали друг другу подзатыльники. Вечером собирались вместе. Костя выносил из дома моновский магнитофон "Весна 302", заряженный батарейками. Батарейки эти в то пору всегда были дефицитом, отчего их приходилось постоянно вынимать из батареечного отсека, брать плоскогубцы и выкручивать из каждой из них черный угольный стержень. В образовавшуюся дыру заливали солевой раствор. После того, как аппарат вновь оживал, друзья шли за гаражи, садились на большое бревно и там радовались общению друг с другом. Покурив травы, послушав тяжелый рок, они отправлялись шляться по улицам в поисках приключений. Если в тот день была дискотека, то они шли на дискотеку и там сидели на скамейке у стены, поглядывая на танцующих. Они никогда не танцевали, так как это было западло.
   Встретившись как-то очередной раз, они набрали кассет, чтобы слушать. Среди них было две "МК-60", одна "МК-60-1", одна "МК-60-5", "SKC", "Maxell", Maxwell" и "Maxwelle". Особенно ценились прозрачные кассеты. Считалось, что у них - особенное качество. Костя не на шутку волновался, когда ему попадалась кассета с оранжевыми роликами. Он вставлял в этот ролик палец и начинал суетливо вращать кассету, наблюдая за тем, как перематывается пленка. Все прочие кассеты он перематывал тучкой. Тут вот в чем дело было: во-первых, "Весна-302" мотала только в одну сторону, да и то, под конец кассеты у нее уже не хватало силенок, и пленка останавливалась. Приходилось перематывать вручную. Во-вторых, у Кости был очень старый, просто доисторический, японский плеер красного цвета, у которого отсутствовали калитка и крышка от батареечного отсека. Сей плеер Костя Конь слушал на кухне. Штекер от гнезда наушников подключался к радиоточке. Звук был тихим, будто с того света доносился, и Костя этим особенно гордился.
   -А у тебя есть "Акцепт" 85-й год? - спросил Сява.
   -Нет. У меня был, я его Тютюну отдал, а тот его потерял.
   -Так пойдем, заберем у него что-нибудь.
   -А, я его кассету тоже потерял.
   -А что это было?
   - Пхил Коллинз.
   -А что это?
   -А ты что, не слышал?
   -Нет.
   -Да так, чисто легкий музон.
   -А "Сепультура" есть?
   -Нет.
   -У тебя ж была.
   -Не, не было.
   -А "Напалм дет"?
   -Нет, только "Дет".
   -Давай слушать.
   -Нет, у меня "Каннибал Корпс" есть.
   -А, я слышал.
   -И как.
   -Да ни чо.
   -А "Обитура" есть?
   -У Бегина есть.
   -А ты новый "Парк Горького" слышал?
   -А.
   -Что а?
   -Слышал.
   -Да ладно.
   -Ты, да я тебе говорю, Чернух в чертятник приносил.
   -Классный?
   -Ваще. Не помню, как называется.
   -А я знаю, как называется.
   -Как?
   -"Москоу Коллинз".
   -Ты, да ладно.
   -Ты, да я тебе говорю.
   Вечер был теплый, комариный. Луна висела у самого края поселка, глодая этот край своим леденцовым светом. Ветки, утыкаясь в светило, начинали золотиться и радоваться. Собаки, чувствуя отраду, выли. Местные жители сидели по лавочкам, сплетничая. Мама Кости чистила на балконе большую рыбку.
   -Костя, ты куда! - кричала она нервно, и, наверное, без злобы.
   -Да мам, мы тут, по улице погуляем, - отвечал Костя.
   -Ты что, дебил! - заводилась она тогда, ты на часы-то смотрел?
   -Да мам, мы недолго.
   - Да где ж недолго! Я ж тебя знаю! А рыбку кто будет есть?
   -Да мам!
   Обуздать Костю было невозможно. Поставив магнитофон себе на плечо, обхватив его одной рукой, она увеличил громкость. Играл "Удо", 90-й год. Подпевая, то бишь, подвывая, Костя мотал головой в такт барабанам. Но трава, что была выкурена часом ранее, не перла. Требовалось еще, но в карманах у Сявы зияла космическая брешь.
   -А ты читал Библию? - вдруг спросил тот.
   -Нет, - Костя вздрогнул.
   -А.
   -А ты что, читал?
   -Читал, - ответил Костя многозначительно.
  
  
   * * *
  
  
   Годами позже Костя стоял на вокзале и ждал электричку, чтобы доехать до своего поселка. У него в кармане почти не было денег, и ему предстояло двигаться почти, что зайцем. Он только, что вышел из тюрьмы, где сидел три месяца за избиение своей бывшей жены. На душе у Кости было грустно и философично. Он спокойно реагировал на то, как мимо проходили сотрудники милиции. Он знал, что главным в поведении с ними было не смотреть строго в глаза.
   Глядя на стройные ряды ларьков, он мечтал о пиве.
   Мечтая о пиве, он вспоминал умных людей, коих повстречал он в тюрьме. Да, в тюрьме было гораздо больше правды, чем здесь, во внешнем мире. Люди там все сплошь были серьезными мужиками, способными сделать дело, не раздумывая.
   Эх, только бы пива....
   Поезда надменно шумели, напоминая длинных металлических змей. Они несли судьбы людей через всю страну. Подумать только, какая-та случайная мысль, рожденная вот в этой духоте, сейчас только мнется, только пытается опериться, чтобы завладеть головой, а развиться, стать замыслом или идеей ей предстоит за сотни, а может, тысячи километров отсюда.
   У Кости не было сигарет.
   Тогда он пошел и стрельнул сигарету.
   -Братан, есть сигареты.
   Братан молча протянул сигарету.
   -Братан, а не будет спичек.
   Братан молча вынул из кармана зажигалку, и Костя прикурил.
   -Спасибо, братан, - поблагодарил Костя и с гордостью добавил, - а то я только, что из тюрьмы....
   До дома была всего два часа пути. И два часа - до электрички. Костя курил и мечтал. Он явственно ощущал, что подсознание его не обманывает, и впереди его еще ждут свершения. Все еще наладится. Он сумеет жениться. Он отомстит тому, кто теперь со Светкой. У него будет много девчонок и дорогая машина.
  
  
   * * *
  
  
   Когда Костя служил в армии, его часто стравливали с другими пацанами, и он то получал, то не получал. Все зависело от обстоятельств. Служил вместе с ним очень большой молодой человек по имени Саша, главное занятие которого было накачивание своего тела. Все свободное время Саша проводил возле железячек. Он ел метан, что и не скрывал.
   -Сначала начинаешь с одной таблетки, - рассказывал он, - а потом делаешь пирамиду. Две, три, четыре, пять, шесть, и так - доходишь до тридцати таблеток в день. Тогда тебя вообще распирает. С каждым днем мышечная масса растет, как на дрожжах. Потом начинаешь сбавлять таблетки. Иначе потом, когда ты перестанешь качаться, жир спадет, останется кожа, и все будет на тебе висеть, как на старухе.
   -А где взять метан? - поинтересовался Костя.
   -В аптеке. Но просто так ты его не купишь. Обычно, его только по блату продают.
   Спустя месяц после окончания срока службы Костя вспомнил, что еще недавно идея стать большим и сильным занимала его не на шутку. Он подошел к шкафу и попытался было ударить его ногой, но шкаф показался ему твердым. После попытки его ударить сложилось даже впечатление, что шкаф способен ответить. Тогда, бросив это неблагодарное занятие, Костя открыл дверцу шкафа, где было большое зеркало, снял футболку и стал изображать из себя качка. Он очень старался, и местами казалось, что он очень даже и здоров. Пусть и не очень подкачаны руки, зато шея стоит многого. Ему вспомнилось, как в армии у него частенько спрашивали:
   -Костя, а ты не качался?
   -А что, видно?- отвечал он с гордостью.
   -Не, не видно. Просто шея у тебя большая. Как у качка.
   Стоя перед зеркалом, Костя с достоинством смотрел на свою шею.
   Мне только двадцать лет, думал он. Самый возраст начинать качаться. Кости заканчивают свое формирование лишь к двадцати пяти. Если я буду долго висеть на перекладине, я еще смогу подрасти. За год, за два, я сумею стать большим. А потом посмотрим, кто из нас больше - я или Шварценеггер?
   Костя сделал шаг назад и встал в боевую позу.
   -Ча! - закричал Костя и приготовился к удару.
   Он посмотрел на свое отражение в зеркале, показал зубы и сделал несколько ударов по воздуху. Сосредоточившись на предстоящем бое, он присел и тут же закричал в стиле каратистов из таиландских фильмов 70-х годов.
   -Костя, ты что там делаешь? - крикнула из кухни мать.
   Костя не ответил. Сосредотачивая внутри себя ментальную силу, он развернулся и ударил шкаф ногой. Послышался треск, но шкаф выдержал.
   -Ча!
   -Ча!
   -Ча!
   -Ча!
   -Ты там что, с ума сходишь? - вновь закричала мать. - Вернулся, дебил! Отец твой дебилом был, слава богу, отвязалась от него, тут еще один дебил.
   У Кости был отчим. Отец же в ту пору сидел в тюрьме за воровство.
   Спустя неделю, наблюдая за Костей, можно было проследить несколько картин, характерных для того периода.
  
   Первая.
  
   Вечер. Пыль. Повсеместность пыли так велика, что даже дышать темно. Она проникает повсюду. Если не дышать, то она станет попадать в органы дыхания через уши. Если заткнуть уши, то она проникнет в мозг через поры и там захохочет.
   Звон металла. Будто бубенцы. Будто корова идет через луг, и на шее у нее - колокольчик. Это чтоб не скучно корове было.
   Пыхтенье.
   Это не то характерное "ча, которое раздавалось в комнате Кости, когда он хотел победить шкаф.
   Металлическая труба. Две металлические трубы. Три металлические трубы небольшого диаметра. Проволока. Детали от тракторов, одетые, нет, прикрепленные к трубкам. Старая тахта. Одна гантель весом 1 кг. Одна гантель весом 2 кг.
   Молодые люди. Кол-во: от 2 до 5.
   В подвале дома пыль стояла столбом. Когда же Костя вместе с товарищем по прозвищу Клава спускались вниз и начинали качать железо, она поднималась в воздух и висела в таком состоянии до следующего утра. Подвал этот был общим. Спускаясь вниз, жильцы дома шли мимо этого стилизованного спортивного зала, наблюдая пыхтящих качков. Железки, привязанные проволокой к трубке, звенели. Из чугунной трубы канализации просачивалось дерьмо. Оно капало тут же. Лужи, впрочем, не было. Канализационная масса впитывалась в толстую пылевую подушку. Возвращаясь из своих подвалов, жильцы несли с собой банки с закрутками. Они смотрели на Костю и сотоварищей и качали головами.
   -Главное, шесть подходов, - сказал Костя.
   -Восемь, - возразил Клава.
   -Все зависит от веса.
   -Нет, от веса ничего не зависит.
   -Я знаю.
   -Главное, это число подходов и число раз, сколько ты поднимешь вес.
   -Да.
   -Если поднимать неправильное число раз, то мышцы могут перестать расти. Один культурист испортил свои мышцы, когда делал пять подходов по двадцать один раз.
   -Да, я знаю. Подашь жим лежа?
   -Давай. Как ты думаешь, сколько здесь килограмм?
   -Не знаю. Сто, наверное.
   -Да нет, нет тут ста.
   -А сколько?
   -Килограмм тридцать.
   -Да ты чо! Какие тридцать?
   -Ладно, давай.
   Костя хорошо знал, что нужно соблюдать правильную диету. Есть сметану и творог. Пить много воды. Костя ел семь раз в день, и друзья постоянно его подкалывали:
   -Костя, а Костя, а сколько ж ты гадишь?
   -Ты чо! - возмущался Костя.
   -Нет, Костя, ну скажи, а, сколько раз в день ты в туалет ходишь?
   -Ты, я щас тебе объясню! Хочешь?
  
  
  
   Вторая.
  
  
   Сюда, собственно, можно включить взаимоотношения со шкафом. Они были постоянными, и, всякий раз, осматривая себя на предмет появления новых мышц, Костя становился в стойку и говорил "ча!"
   -На работу тебе надо, - сказал как-то ему отчим.
   Отчим говорил плохо. Глотал слова. Он считал, что разговоры - это не мужское занятие. Часто его трудно было понять. В пьяном же виде он и вовсе мычал. Но тут вышло, что сказал он четко, на что Костя не на шутку обиделся.
   -Ты чо! Да ты знаешь, что я могу тебя одной левой!
   Костя кинулся было драться, но мать его остановила и обозвала дебилом.
   Тогда он вернулся в свою комнату и стал разводить в банке детское питание. С некоторого времени Костя употреблял его двенадцать раз в день. Банку с разведенным сухим молоком он брал с собой в подвал. Делая несколько глотков после каждого подхода, он ускорял рост мышечной массы.
   Съев дозу детского питания, Костя проглотил несколько таблеток метана. Запил минеральной водой. Сходил к холодильнику, открыл дверцу и подъел сметаны. Чисто пару раз.
   -Костя, сел бы да и поел нормально, - сделала замечание мать.
   -Я лучше знаю, - ответил Костя.
   Вернувшись в свою комнату, Костя включил магнитофон. Это был "Акцепт". Слушая "Акцепт", Костя рассматривал фотографии качков, коими была оклеена вся квартира. С каждым днем в ней становилось все меньше свободного места, куда бы можно было наклеить новых качков. Костя покупал все новые и новые журналы, и матери постоянно приходилось пересматривать свой бюджет.
   Костя мечтал. Взгляд его мутнел, и внешний мир исчезал. Он видел себя победителем большого качковского фестиваля. Его изображение печатали лучшие издания. Его приглашали в кино. За ним бегали девчонки.
   Тут, вспомнив про девчонок, Костя и вовсе забылся. Он перечислял в уме всех своих знакомых. Он мечтал глубоко и проникновенно. За окном тогда шумел дождь, и он помогал костиному невозвращению из мира грез.
   Тот вечер был рекордным по количеству намечтанных подруг.
  
  
   * * *
  
   Вечер был темным и липким. В его влаге ходили комары. Если б у людей имелись специальные приборы, то бишь, специальные линзы, с помощью которых можно было бы видеть комаров в более крупном ракурсе, они бы поразились лицам комариным. Глаза горели. Свистели вовсе не крылья. Свистели сами комары. Лица комариные. Хоботки. Острые, голодные, заточенные. Днем, прячась в листве, представители паразитической фауны точили эти свои хобота на оселках. Находясь в процессе отвлеченной заточки, молчали они самозабвенно. У них не было никаких идей, и они даже и о крови не помнили.
   Пока не пришел вечер.
   Темный и липкий, по которому можно было ходить.
   Приближаясь к коже, комары входили в пике. Ячейки кожи отражались в инфракрасных визорах глаз.
   Укол.
   Вхожденье.
   Включенье насоса.
   Выпивая сладкий нектар, комары впитывали в себя мысли. Некоторые из них после того несколько часов говорили. Смысл слов не мог добраться до их микроскопических, почти молекулярных, мозгов, но они все повторяли и повторяли.
   -Жерих, - сказал один комар.
   -Коробок, - ответил другой.
   -Красноперка, - произнес третий.
   Они пили кровь Кости Коня, и когда тот проснулся, то убил двоих. Вскочив, он включил свет и погнался за третьим. Гонялся, гонялся, пока не упустил. Комар перевел дыхание. Икнул. Пообтер заточку свою об обои. Снова икнул. Произнес:
   -Жерих.
   Это был тот самый раб божий, который пил кровь при мечте о жерихе. Но все дело было на самом деле в том, что утром Костя собирался на рыбалку. Он уже приготовил снасти. У него было несколько мотков лески, которые молчаливо полеживали в кульке. Коробка крючков.
   Включая заглотунчики.
   Был очень большой, злой просто таки, крючище. Костя мечтал поймать сома. Всякий раз, когда вместо сома он ловил какую-нибудь задумчивую корягу, Костя разочарованно бил рукой воздух.
   Ему было в ту пору шестнадцать лет.
   Он слушал "Accept".
   Сява Дейкин тоже слушал Акцепт, но на рыбалку с Костей ходить он не решался. Впрочем, раза два-три он ходил. Дело было вечером, и это его не напрягало. А утром, в шесть часов, перед школой, Сява ни за что бы не пошел.
   Под кроватью мерно шумел магнитофон "Электроника 311". Там была кассета. Пленка уже давно перемоталась до конца, и Костя не обращал на этот факт никого внимания. Динамик в 1,5 ватт поскрипывал. Откуда-то из глубины, издалека, доносилось радио "Маяк".
   -Сегодня.....- сообщал диктор.
   Больше было не разобрать.
   Потом играла народная музыка. Пел хор бабушек. Костя спал, и во сне к нему приходили электрические колебания. Он не мог разобрать конкретные образы. Да и к чему, собственно говоря, символы? На хлеб их не намажешь. И на их самих ничего толком и не намажешь. Мечтать они не помогают. Для их эксплуатации нужно профессорское мышление, а это - западло.
   Правда, когда сверстники иногда заявляли, что многие явления человеческой жизни - западло, он в глубине души не соглашался. Разве можно быть совершенным бревном. Разве могут полюбить такого девчонки?
   -Девчонки, - пробормотал он во сне.
   -Читать - западло,- прокричал как-то на уроке Тютюнников.
   -Го го го, - засмеялся Костя тонком голосом.
   -Костян, а слабо с Петрухом подраться? - спросил Тютюнник.
   -Ты чо! - ответил Костя уверенно.
   -Ништяк, махачка будет! - прокричал Бык.
   Костя спал, а радио, бормоча, почесывало его кожу. На волнах медленно шли комары. Они напоминали марсиан, которые, вспоминая про синюю бутылку, насылали в новый, великанский мир, свои души.
   Укус!
   Но Костя спит. Симптоматические сны окунают его в себя, точно перо в чернильницу.
   Утром же Костя сидел на берегу.
   До солнца было далеко. Оно катилось за круглым краем, в другом мире. Совсем далеко была Япония. Четыре года назад в школе еще учился Сергей Кропко, который очень любил Японию. Вообще, он часто восклицал. Потом кричал:
   -Япония!
   Краткую сентенцию, вырванную взрывом эмоций, можно было прослушать в любом конце школы. Но начинал Сергей с Индии.
   -Индия! - кричал он от нечего делать.
   На его портфеле было написано DDR.
   -DDR! - кричал Сергей.
   К последнему классу школы у Сергея накопилось немало специальных слов, и он их скандировал с некоторой периодичностью. У этой, к слову сказать, у этой цикличности была закономерность. Но разговор не об этом. Если Костя вдруг и вспомнил об этом, то произошло это слишком случайно. Выстрел мысли, блеск глаз, и вновь в отражении их - мутная, загрязненная река, по которой то и дело проплывают коряги. В бледном, розоватом полумраке, планируют комары. Им всем есть дело до Кости, и тому приходиться постоянно двигаться, чтобы согнать их.
   Рыбы все нет и нет.
   На первой снасти, согласно первой короткой мечте, должен был сидеть жерех. Нету жереха. И плотвы нет. Крючок пуст, гол, лыс, черен. Самый край его, там, где от острия отделяется злая заусеница, подржавел. Рыбе-то все равно, ржав он или нет, потому как на пути от крючка до сковородки не так уж много минут.
   Но нету рыбы.
   И на второй снасти нет ничего.
   Костя забрасывает самодельные, сделанные из бузины, удочки, вынимает сигареты "Столичные" и курит. В том кармане, где лежат столичные, в уголку расположился пузыречек с ароматной эссенцией. Это - чтобы заедать.
   Дым - это альтернатива. Если бы Косте разрешали курить официально, он бы, может, и не курил. Или, если б курил, то - чай. Или лавровый лист.
   А солнце уже дальше, чем Япония. Его края краснеют. Им, краям, стыдно за Кости, что у него до сих пор нет жереха, и вообще ничего нет, кроме сконцентрированной мечты.
   Костя думает о девчонке из его подъезда. Ему рисуется случайный половой акт, который ему так необходим, ибо сверстники в школе давно уже хвастали своими победами.
   - Прикинь, Костян, что было, - сказал Батут.
   -Что было? - спросил Костя.
   -А ты что, не знаешь?
   -Ты, да откуда я знаю.
   -Ты, да слышишь, - возмутился Батут, - ты чо, спишь?
   -Ты, да сам ты спишь! - стал быковать Костя.
   -Слышишь!
   -Слышишь!
   -Слышишь!
   -Слышишь!
   -Слышь!
   -Ты, да слышишь!
   -Ты, да ты чо! Слышь!
   -Слышь!
   -Слы!
   -Слы!
   -Ты, да слы!
   -Слы!
   Но конфликт уладился легко. Батут был слишком одухотворен в те минуты, чтобы драться. Он бы, конечно, подрался, но радость была светла, неземна. Он не мог не поделиться. Тем более, что с Конем был намедни спор. Ситуацию спасало то, что рядом никого не было. То бишь, не было свидетелей, при участии которых неминуемо была бы организована махачка. Весь класс отправился бы тогда за школу смотреть, кто кому даст.
   -Не ссы, Костян! - кричала бы одна половина класса.
   -Ты, давай, Батут! - кричала бы другая половина.
   Драки такого рода были, как правило, рейтинговыми. Проигравший опускался в классификации местом ниже. Выигравший либо поднимался, либо оставался на своем месте.
   Костя в тот момент находился строго посередине. Он уважал лидеров, но вспыльчивый характер мешал ему, и он никогда не пропускал нанесенных ему обид. Лиц, занимавших в классной иерархии низшие места, он понемногу полашивал. Бывало, что и пинка отвешивал. Все зависело от настроения.
   -Слышь, Костян, - проговорил Батут, немного подумав, - ты, помнишь, говорил, что мы Сипуху на толпу не раскрутим.
   -Ну, - удивился Костя.
   -Слышь, мы ее раскрутили.
   -Ты, да ладно.
   -Ты, да я тебе говорю.
   -Ответь.
   -Кто отвечает, тот во рту не замечает.
   -Ты, да слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
  
   Солнце уже торчало у края неровной земли. Там, между листьями, просвечивались крыши села. Про это село говорили, что жить в нем западло. Было оно за рекой, и ничего в виде его особенного не было. Там кричал петух. Листья спокойно покачивались, отвыкая от недавней темноты. Немногим поодаль села уже трещал трактор. Второй трактор неспешно выбирался из гаража механизированной бригады. Раскачегариваясь, он распространял вокруг себя синеватого духа. Внутри сидел тракторист. Небритый, недомытый, с бодуна. Он курил сигареты "Прима" и слушал цокотящий мноновский мажок.
   Костя дернул удочку и извлек из своей среды обитания пескаря.
   -А, - сказал он жадно.
   Сняв трепещущую рыбку, он кинул ее в кулек. На радостях он осмотрел все снасти, но ничего там не было. Ни жереха, ни сома, ни сазана, ни карпа, плотвы, ни пескаря.
   Была пятница. В школу идти не хотелось. В преддверии выходных Костя хотел достать перекись водорода, чтобы обесцветить себе волосы и в таком виде пойти хиповать на дискотеку. Перекись имелась у Мосбрюкира. У того мать работала в больнице. Сам Мосбрюкир не красился. Выходя в свободное время на пустырь, он напрягал свой страстный взгляд в поисках белены. Найдя оную, он припадал к земле и откусывал головку. Вскоре его начинала ломать дурка, и так его колбасило несколько дней. Кличка у Мосбрюкира была Сыкун. Однажды, не дойдя до туалета, он решил описать местечко под лестничной клеткой, и там его поймала уборщица. Поговаривали, что поймала чисто за струю, и привела она его именно за струю прямо к директору.
   Костя ж в тот день подрался с Бегиным из-за Пушкина.
   Урок вела учительница, которая, в угоду жестам, говорила мало, но страстно. Поднимая руку, она сжимала большой и указательный пальцы, изображая щепотку.
   -Пушкин! - восклицала она.
   Ее восторг разделяли лишь две отличницы и три хорошистки. Всем остальным было наплевать.
   -Пушкин!
   Щепотка приподнялась вниз, расслабила хватку вдохновения и высыпало восторг на пол.
   Его никто не подобрал.
   -Гы Гы Гы Гы Гы, - заржал Бегин, - Пушкин.
   -Бегин! - ахнула учительница, пытаясь не отпустить невиданный литературный экстаз.
   -Слышь, ты - Пушкин, - хохотнул в сторону Бегина Тютюнников.
   -Ты чо, офонарел? - возмутился Бегин.
   -Ты - тоже Пушкин, - хохотнул Тютюнников в сторону Быка.
   -Бык! - захохотал класс.- Бык- Пушкин!
   У Быка был низкий рейтинг, и его можно было лошить.
   -Бычаро! - загоготала Света Е. - Гы!
   Учительница еще пыталась привести настроение класса в нормальное русло, но - тщетно. Тогда была весна. Природа просыпалась. Солнце усиливалось. Мухи шли на вылет. Высовывались из теплеющей земли цветы. Половое созревание молодежи получало новый допинг. Рейтинговая борьба в школе разгоралась с новой силой.
   Тогда-то и вспомнили про Костю.
   -Костя, а спорим, что ты - Пушкин, - стал настаивать Батут.
   -Ты чо! - возмутился Костя.
   -А спорим, ты не дашь Сому.
   -Чо? Дам!
   -Махачка! - обрадовался Тютюнников. - Сом говорит, что он даст Коню. Да же, сом?
   -Ну, - согласился сом.
   Теперь же Костя ожидал другого сома. Река была мелкой, с прорехами их каменных и песчаных кос, на которых суетились утренние птицы. Спать не хотелось. Весь сон разогнала несуществующая рыба.
  
   * * *
  
   День отошел. Полный скоростей, наполненных тягой к обогащению, он мерно угас, упав в руки темных часов. В это время правил телевизор. Он, существо общественное, основательное, умел находиться в различных совмещенных состояниях, что было как полезно, так и бесполезно. О вреде говорить тут было бесполезно, так как синий экран завсегда приносил пользу и рабам, и господам, а также и тем слоям, которые находились в постоянной миграции между двумя состояниями.
   Телевизор семейный был тепл и пластмассов.
   Телевизор одиночек пах алкоголем.
   Телевизор полубездомных работяг часто продолжал содержать лампы. В нем был огромный переключатель каналов. Чисто для плоскогубцев. Или для круглогубцев. Или - для весьма сильных пальцами людей.
   Возле телевизора стояла рыба, и свет большой, очень желтой и горячей ламы, отражался в ее чешуе. Это был словно бы свет далекой Кассиопеи, наполненный трудным романтизмом.
   По другую сторону от рыбы стояло пиво.
   1,5 литра. Пластик средней твердости. Суховатая пена. Исправленная вода. Отнюдь неаскетическая, уверенная этикетка.
   Один стакан валялся на полу и хрустел с частотой один хруст/мин. Он был тонкопластмассов. Одноразов и безразличен. В его жизни не было шансов, и он не думал, чтобы не терять свой короткий пыл в промежутке между магазином и вонючим мусорным пакетом.
   Кружка стояла на столе. Из нее пил Веталик.
   -Я буду сочинять рэп, - сказал Костя.
   Он сосредоточился, взял карандаш и попытался начертать в блокноте слово, но карандаш не писал. Костя попытался было его наточить, но точить было не чем. Нож был туп. Одноразовая бритва не помогала. Энтузиазм - не заточка, им воспользоваться было нельзя.
   -Возьми стекло, - посоветовал Веталик.
   -Какое стекло? - не понял Костя.
   -В коридоре есть стекло.
   -Дурак, что ли?
   -Не хочешь, как хочешь. Я не прикалываюсь. Я в армии точил карандаш стеклом.
   -Да ладно.
   -Да я тебе говорю. Я как-то решил написать письмо маме, а ручки не было. Стал спрашивать у пацанов, ни у кого не было ручки. Я говорю, да вы чо, бараны, что ли, почему у вас нет ручки, ну и пришлось идти к прапору, а у того тоже не было ручки. Был только карандаш, только не наточенный. Ну, он мне его дал, а я говорю, вы что ж, товарищ прапорщик, дали мне ненаточенный карандаш. А он протягивает мне кусок стекла. Я попробовал и наточил.
   -Нифига себе.
   -Ладно, давай пить пиво. А то остынет.
   -Щас.
   -А про что ты хочешь рэп сочинить.
   -Я еще не знаю. Мне кажется, нужно про жизнь. Про мотоциклы. Про девчонок. Чтобы всем было понятно.
   -А. А я вот пел рэп, - Веталик почесал голову, - вообще ни о чем. Типа, эй, ребята, вот и я, чисто я...
   Веталик сам не знал, для чего он сочинял. Ему даже и не скучно жить было. Он говорил, лишь бы говорить. На Костю же это действовало весьма странно - он, переставая слушать, садился на корабль забвенной слепоты. Рассказывая, он находился вдалеке, и, если бы Веталик поводили рукой перед его лицом, эффекта бы не последовало. Костя бы все равно ничего не заметил.
   - А я пел рэп с одной девчонкой, - сказал Костя вдруг.
   -Когда? - удивился Веталик просто так.
   -В клубе. Ты помнишь тогда не пошел?
   -Нет.
   -Ты еще на хате остался.
   -Нет.
   -Ну, как тебе сказать. Мы тогда еще ездили вагон выгружать.
   -А, так тогда я ездил до Ирки. Она сказала, что даст, а сама не дала. А ты ж говорил, что чисто на вокзал расписание поездов поедешь смотреть.
   -Ну, я тогда и попал в клуб.
   -Да ладно.
   -Да ты что, не веришь мне?
   -Верю. Это я так. Просто. И что вы там пели?
   -Я встретил девчонку.
   -Ага.
   -Я шел по улице, а она сидела на скамейке и сказала: молодой человек, а не могли бы мне помочь. Я удивился. Ну, хорошо, говорю, могу помочь. Я даже ни о чем не думал. Ее звали Людой. Я почему-то так сразу и подумал, что ее зовут Людой. Мне кажется, я ее где-то раньше видел. Может быть, во сне. Честно. Я не вру. Ты не думай, что мне просто так может что-то присниться. Я спрашиваю, чем вам помочь, девушка. А она говорит, давайте зайдем в парк за кусты. Ну, я ничего не подумал. Мало ли, чем можно помочь. Может, при всех некультурно. Ну, я ничего и не думал. Мы зашли, а она смотри мне в глаза и говорит: поцелуй меня. Я так офигел, что и сказать ничего не мог. Что, спрашиваю. Делаю вид, что не понял. А она снова говорит: так ты поцелуешь меня или нет? И, при чем, так уверенно говорит, я даже заменжевался. Стою, как дурак, не знаю, что сказать. А она смотрит на меня, и, не отводя взгляда, встает на колени.
   -Да? - спросил Веталик на половину безразлично.
   -Ну, я стою, а она мотню расстегивает....
   -Офигеть, - ответил Веталик, - вот это тебе подфартило.
   -А со мной часто такое бывает, - поделился Костя, - даже и не знаю, почему такое происходит.
   Кружка медленно говорила со стаканом. Стакан все спорил и спорил, и было ясно, что, не смотря на одинаковое предназначение, у них разный язык. Все дело было во времени. Железная кружка могла и впрямь прожить целую вечность. Если б ее поставить в такой долгий шкаф, где бы ее вообще никто не трогал, где бы она не участвовала в войнах желудка и разума, она бы, пожалуй, могла пережить одно целое человечество. Исследователи следующего человечества, найдя ее, построили бы музей кружки.
   -Если честно, я не очень люблю оральный секс, - поделился Костя, - это бывает у меня слишком часто.
   -У меня это тоже часто бывает, - ответил Веталик, - когда у меня была Оля, она только и делала, что сосала.
   -Ты не понимаешь! - воскликнул Костя разгорячено, - я не говорю о постоянных отношениях. Это случается со мной спонтанно.
   Кружка опустела и вновь наполнилась. Стакан хрустнул.
   Один стаканохруст за одну пивоминуту.
   -Вечность и близко и далеко, - сказала кружка, - если бросить меня на землю, я сгнию очень быстро. В тех местах, где отбилась от меня эмаль, дыры появятся скоро. Но мой остов будет существовать гораздо дольше, чем можно подумать. Скелеты динозавров находят до сих пор.
   -Хр, - ответил стакан.
   -Я - проводник, - продолжала кружка, - через меня протекают промежуточные человеческие состояния. Слюна человека и человек слюны, умирающие в слабом алкоголе насекомые, подноготная грязь, песчинки цементы с безалаберных рабочих руки. Я знаю покой и бездомность.
   -Хр, - ответил стакан и умер.
   Веталик смял стакан и выбросил в урну.
   -Слышь, - сказал он Косте.
   Но тот не слышал, и дело тут было вот в чем: совсем небольшая доза спиртного требовалось Косте, чтобы, вдруг отключившись, упасть и не двигаться. При чем, упасть он мог где угодно. Ни место, ни конфигурация этого места, не играла никакой роли. Иногда, (было дело) Костя кричал: "Буратино!", и только потом падал. Сам Буратино был не при чем. Как-то по накурке ему случилось видеть фильм, в котором герой, накурившись, кричал "Буратино!".
   Но на сей раз Буратины не было. Костя пал молча, замолчав на полуслове. На следующий день уже не помнил про "вчерашних" девчонок.
   Когда был день, солнце больно ударило Косте по затылку. Китайские мастера говорят, что человек, ищущий мировой восторг, завсегда открыт. Он полон дыр, в которые проникает злой ветер. Заползая как можно дальше под кожу разума, он начинает раздражать психику, точно песчинка - глаз. И, сам того не понимая, человек начинает беспорядочно хотеть. Конкретизировать это хотенье не обязательно. Во всех своих проявлениях, оно одинаково по сути. Езда на эмоциях - это же самое, что использовать компьютер в качестве стула, сознательно отказываясь его включать.
   Зачем? В стульном своем состоянии он более эмоционален, - скажут хотящие, - какая скука видеть в нем систему. Это сложно.
   Более глубокие философы легко угадали бы в этом простое отвращение к познанию. Но Костя Конь как будто и не отказывался познавать. Он упорно заявлял, что знает английский язык очень даже хорошо, также - что он байкер, также - боксер, также - еще кто-то. Он, конечно, забывался быстро, переключаясь на мечтания о девчонках. И от того солнце било его больно. Цепляясь за вывернутые, словно кишки, мечтания, солнце вызывало в голове Кости сильные головокружения, и работать было невмоготу. Он бубнил себе под нос рэп, и трудно было установить авторство текста.
   -Костя, ты что? - спросил его Федор, плиточник пятидесяти лет, красный, пропитый, но - успешный.
   -Чо? - удивился Костя.
   -Ты что, поешь?
   -А, - отозвался Костя.
   Ему было все равно. Он и сам не знал, кто он теперь - строитель, спортсмен, рэппер или кто-то еще. Мечты его уже давно обособились, превратившись в отдельный аппендицит.
   Мечты его болели. Ему был необходим прорыв, но до конца дня было еще далеко.
   Зайдя за уголок, Костя вынул косяк и курнул. Трава была темно-серой, беспонтовой, сорванной на хозяйском огороде. Но все же, Косте хватило. Среди луж душевного помутнения вдруг расступились тучи. Выглянула звезда.
   Девчонки! - подумал Костя.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Еще до того, как Светка стала Костиной женой, еще задолго до того, как он с ней разошелся, и - просто за миллиард лет до того, как он получил срок за избиение Светки, Костя качался в спортзале, пыхтя и плюясь мечтами. Не смотря на то, что стилизованный спортивный зал был уже описан автором ранее, стоит вернуться, ибо сие ест картина не простая, а, быть может, и эпохальная. Совсем не обязательно брать в расчет уровень громкости поступков, чтобы говорить о личности. Многие девиации эпохи напрямую зависят лишь от судьбы. Потому, если бы Костя родился в какой-нибудь правительственной семье, он наверняка стал бы известным. Судьба поступает с такими людьми, как водка - с поплавком. Даже самые неимоверные усилия не могут утащить сына эпохи, сына класса, на дно. Я говорю это лишь для того, чтобы доказать, что почти всякая личность достойна описания. Многих людей считают примитивными лишь потому, что у них нет денег. Богатых же одноклеточных зачастую обожествляют вне зависимости от качества этой единственной клетки.
   Потому, относительно личности Кости, внутри этой особенной, ни на что не похожей системы, подвал занимал особенное место. Спустя год после начала качания Костя уже порядком утомился. Он уже не был столь решительным в своем рвении. Мечта так и оставалось мечтой. Шварценеггер был больше. Становиться меньше он не хотел не в какую. В Косте же, напротив, ничего не менялось.
   Увеличивалась лишь шея.
   И больше ничего.
   Клава, товарищ Костин, за год сумел порядком подкачаться. Мышечная масса Клавы увеличилась не сильно, зато Клава был жилист, словно спортивный скелет. Качаясь, то бишь, поднимая веса, Клава скелетоподобно улыбался, пыхтел так громко, что люди на первом этаже слышали.
   Из канализационной трубы продолжало сочиться дерьмо.
   -Фу, - говорили товарищи, которые приходили посмотреть, как Костя качается.
   -Что вы понимаете? - отвечал Костя. - Что вам не нравится.
   -Костя, ты хоть бы здесь убрал.
   -А я и так убираю.
   У Кости была очень замечательная, очень тревожная скамейка для жима лежа. Ложась на нее, нельзя было до конца быть уверенным, что возвратишься с нее живым. Помимо того, что сама скамейка ужасно шаталась, незакрепленные на трубе железячки пытались соскользнуть. Когда им удавалось сбежать, вся самодельная штанга перекашивалась на одну сторону и с грохотом осыпалась. Прибегал кто-нибудь с первого этажа.
   -А-а-а-а-а-а! - с таким криком прибежала как-то соседка.
   Со Светкой Костю познакомились друзья, и, поначалу, у него не было никаких шансов. Не то, чтоб в Светке было что-то особенное. Просто Костины глаза были посажены слишком близко, и, глядя на мир, они постоянно цеплялись друг за друга. От того им постоянно приходилось смотреть на самих себя. Так, разговаривая с человеками, Костя никогда никого не замечал. Светка же была простой и блондинистой. Ей жилось весело, так как она любила улыбаться.
   -Что вы здесь делаете? - спросила она, однажды попав в подвал.
   -Занимаемся спортом, - ответил Костя, докуривая сигарету.
   -А разве можно совмещать сигареты и спорт? - спросила Светка.
   -Я сам так раньше думал, - ответил Костя, - а потом я познакомился с Эдиком. Он сказал, что курить в меру можно. Даже когда ты тренируешься, ничего страшного, если однажды ты покуришь.
   Тут надо заметить, что в жизни Кости всегда присутствовали странные магические персонажи, которых никогда не видел. Сочинил ли их Костя сам, было загадкой. Эдик был один из таких Костиных магов.
   Гранд борьбы, боевых единоборств, бокса, качания железа, жил на захолустном хуторе. Там, по Костиным словам, он скрывался, приехав в Россию из Ташкента. После общения с таинственным гуру Костя поклялся качаться до конца дней, а также понемногу переквалифицироваться на занятия боксом.
   -Ты бы лучше работать пошел, - сострил один из Костиных товарищей.
   -Ты чо! - закипел Костя.- Тебе объяснить, кто я такой?
   -Костя, хватит дурью маяться, - произнесла мать, - я тебе работу нашла. Будешь в банке охранником работать.
   -И чо! - воскликнул Костя.
   -Ты чо, а, - возмутилась мать.
   -Ничо!
   -Костя, когда ты делом займешься?
   -А я и так делом занят!
   -Каким?
   -Я спортом занимаюсь!
   -Ну, так в секцию иди, там хоть преподают-то нормально. Вы хоть бы дырку в трубе заделали, а то все говно-то течет.
   -Слышишь, не выводи меня!
   -А ты меня не выводишь? Только и слышишь - купи мне специальное питание, то детское питание, то творожок. Когда сам деньги зарабатывать будешь?
   -Как накачаюсь, так и буду зарабатывать.
   Конфликты подобного рода происходили постоянно, и Костя никогда не проигрывал. Если он кому-то и проигрывал, то уж близким - никогда.
   Словом, с тех пор, как Костя в первый и последний раз повстречал русского мастера Эдика, в его подвале висел крапивной мешок, в котором был песок. После удара рукой в воздух вздымалась едкая пыль, которая, захватив все затхлое воздушное пространство, владела им, и больше ничего. Если ж Костя мутузил мешок долго, в спортзале было не продохнуть. Но это ничего не меняло. Клава продолжал пыхтеть, звеня трубой-штангой. Костя продолжал издавать страшные вопли, поднимая восемь раз довольно легкие веса.
   Он был уверен, что накачаться можно даже очень маленькими весами. Главное - поднимать их по восемь раз.
   -А зачем тебе спорт? - спросила Светка.
   -Чтобы быть сильным.
   -А разве ты слабый?
   -Нет. Но я хочу быть еще сильнее. Видела когда-нибудь выступления по бодибилдингу?
   -Нет.
   -По телевизору иногда показывают.
   -Культуристы - по-другому, - подсказал Клава.
   -А.... А зачем тебе быть таким?
   -А он таким и не будет, - усмехнулся Клава.
   -Ты чо, Клава, - разозлился Костя.
   С тех пор Костя понемногу встречался со Светкой. Они сидели на различных лавочках. Костя курил сигарету, Светка попивала лимонад. Костя частенько брал с собой творожок.
   -Мне нужно часто есть, - говорил он.
   -А сколько раз в день ты ешь? - спрашивала Светка.
   -Шесть, семь раз.
   -А что ешь?
   -Стараюсь есть много молочного. В нем много протеина. Еще я ем детское питание.
   -А зачем детское питание?
   -В нем также много протеина. Еще я иногда покупаю специальное питание для культуристов.
   -А когда ты накачаешься?
   -Скоро, Свет.
   -А когда ты женишься, то тоже будешь качаться?
   - Посмотрим. Смотря на ком я женюсь.
   -У тебя много предложений.
   -Гм, - Костя усмехнулся, - у меня всегда много предложений. Я никогда не был обделен в этом отношении.
   Звезды улыбались Косте, и будущее рисовалось ему в самых лучших цветах.
   Костя - качок.
   Костя - боксер.
   Костя - большой.
   Шварценеггер упал и отжался.
   День N. Город. Улицы, полные черного мерседесья. Мерседесьё скалится узкими ртами, круглыми глазами, и внутри - очень большие пацаны. И вот, Костя вновь встречает Эдика. Эдик огромен. Он знает тайны. Костя теперь не менее огромен.
   Большие встречаются. Большие обнимаются.
   -Здравствуй, друг, - говорит Эдик, - я вижу, мои уроки не прошли напрасно.
   Мечты разлетаются серпантином. Большая, широкая, полная девчонок жизнь. Глаза, покидая орбиты, касаются друг друга.
   -Чем это меня? - спрашивает себя правый глаз.
   -Что это было? - спрашивает левый глаз.
   Глаза были рядом, однако, находясь в режиме постоянного наслаждения от самих себя, они так и не заметили соседа. Каждый из глаз думал, что он - единственный. Улыбаясь собственной значимости, он видел девчонок.
   -Девчонки!
   -Девчонки!
   -Девчонки!
   -Девчонки!
   Девчонок много, они повсюду. Их одежда сексуальна. У них большая грудь, с проступающими через тоненькую блузку сосками. Розовые губы мечтают о всех видах половых отношений. Ножки длинны и спортивны. Костя ж стоит на пьедестале. Он большой. Он больше, чем Шварц.
   -Я долго искал встречи с тобой, - говорит Костя Эдику, - ты - мой учитель.
   -Я горжусь, - отвечает Эдик.
   Вереницы спортсменов идут по улицами города, чтобы отдать дань уважения Косте.
   -Костя, ты что, спишь? - спросила Светка.
   -А? - удивился Костя.
   -Ха ха ха ха ха ха.
   -Знаешь, а мне никогда не бывает скучно наедине с собой, - поделился Костя, - я даже и представить себе не могу, что такое скука. Поговоришь с друзьями, а они еще и жаловаться начинают. Мол, жизнь такая, сякая, хочешь одного, а все не так. А мне не скучно. Мне кажется, я могу разговаривать с самим собой сколько угодно. Я - как будто не один.
   -Может быть, тебе никто не нужен? - засмеялась Светка.
   -Нет. Мне нужна ты.
   Но на тот момент Светка так еще не думала. Будучи человеком воздушным, она никогда не размышляла о предстоящем. Жизнь для нее была светла и сиюминутна. Она работала в универсальном ларьке, стоящим на тихой тенистой улице поселка. Лето было жарким, но в тени жара эта не ощущалась.
   На одной полке лежал хлеб.
   Напротив лежали носки.
   На центральной витрине, под стеклом, залегали сникерсы и сигареты. Они дружили.
   В картонных ящиках хранились консервы с переваренной килькой, конфеты, мука, сахар, соль. Полка, предназначенная для цветка, несла на своей спине магнитофон "Сунну". Так, как FM-радио в ту пору в поселке еще не было, Светка слушала кассеты. У нее было много записей русский исполнителей:
   "Божья Коровка", "Ласковый Бык", Светлана Лазарева, Кай Метов, Вадим Казаченко, группа "Комиссар", "Нэнси".
   Иногда Светка читала новых популярных авторов: Доценко, Пронина, Сухова. Ее радовало, что она живет в хорошее время, когда существуют книжки, которые возможно читать и не напрягаться. Костя же, услышав от кого-то таинственное слово "Ницше", время от времени произносил его. Оно странно переплеталось с его тайными мечтами о силе и девчонках.
   В тот вечер, вернувшись домой, он влез на чердак своей многоквартирной трехэтажки, посмотрел на звезды и вынул косяк. Ему тотчас стало хорошо. Мечты стали сильнее. Допинг окрылил их, и он совершил несколько ментальных путешествий. Героинями его романов становились соседки по подъезду, молодые и не очень, бывшие одноклассницы, подруги друзей. Забывшись, он не думал вовсе. Когда же отпустило, Костя спустился с чердака, вошел в квартиру, лег на кровать и чуть было не заснул. Но, опомнившись. Он перегнулся через край и включил магнитофон.
   Это был "Дэт".
   По накурке он заставлял нервную систему испытывать парашютные ощущения.
   Можно было подумать, что жизнь после того момента у Кости нисколько не изменится. Тот же ритм руководил его разумом. Он ел семь раз в день, и столько же раз заходил в сортир, ибо глупо было думать, чтобы подобные эксперименты с пищей могли пройти тихо и безнаказанно.
   По утрам он выедал банку детского питания "Малыш". Но это - не в расчет.
   Спустя час, покурив, ел то, что находил в холодильнике: красный деревенский борщ, котлетки, плов, что-нибудь еще.
   Далее, после бесцельного путешествия по мечтам в духоте своей комнаты, в углу которой тусовались тонкие, словно балерины, сенокосцы, он съедал творожок.
   Таких творожков в течение дня было четыре. Второй творожок сочетался со сметаной и стаканом молока. Третий он запивал чаем, так как кто-то из друзей заявил, что в чае содержится много белка.
   Последний творожок шел вечером. Иногда - во время свидания.
   Не смотря на это, здоровее Костя не становился. У него росла лишь шея.
   -Костя, говорят, нужно есть много мяса, - сказал Клава, снаряжая трубу-штангу колесиками от культиватора.
   -В мясе много волокон, - ответил Костя.
   -Не в любом мясе, - возразил Клава.
   -В свинине.
   -В свинине мало. В говядине больше.
   -Наоборот.
   -Хочешь сказать, что волокон много и в курице?
   -Нет. Но в курице мало калорий. От нее нет никакой пользы, - ответил Костя важно.
   -А я, Костя, ем уток и гусей. Посмотри. Разве не видно. А ты, вот, все творожки свои ешь.
   -Да что ты понимаешь. Вот, накачаюсь, тогда посмотрим, кто из нас прав.
   -Посмотрим.
   -Что, не веришь?
   -Верю, верю, Костя, - отвечал Клава, щелкая рондолевыми зубами, - а давай я тебе утку принесу. Померим объем бицепсов до утки и после.
   -Ты, да ты меня замучил. Если хочешь знать, я уже столько книг по культуризму причитал, что тебе и не снилось. Думаешь, я только и умею, что железо качать? Я читаю советы мастеров. Эдик говорил, что главное - не объем пищи, а количество подходов.
   -А книгу о вкусной и здоровой пище читал?
   -Ты что, прикалываешься? Ну, время покажет. Еще увидишь, я буду больше, чем Шварценеггер.
   Костя взял трубку, надел на нее колесики от культиватора и стал качать бицепс. Вес "штанги" был килограмм 15, но, так как измерить его было нечем, Костя считал, что поднимает килограмм 60, не меньше. Совершив с великим шипением шесть подходов, он опустил орудие и сделал дыхательное упражнение. Пыль в подвале продолжала виться облаком. В те моменты, когда канализационная труба оживала, выдавая шипение, из щели в мир спорта просачивалась очередная порция дерьма.
   -Хоть бы заделать ее чем-нибудь, - проговорил Клава.
   Встречаясь со Светкой, Костя всячески пытался намекнуть ей, как он хочет ею завладеть. Но попытки эти были неудачны. Все его рассказы сводились к девчонкам. Светка относилась к ним спокойно и весело.
   И вот настал момент, когда Костя уже не мог терпеть. Все дело в том, что его половая жизнь в мечтах утомляла разум, и, чтобы облегчить вымышленное наслаждение, ему постоянно приходилось прибегать к онанизму. Абстрагируясь, он не ставил новых девчонок под сомнение. Но Светка была реальной, а была ли в его жизни реальная девушка, была ли хоть раз, он и не знал. Судя по мечтам, была целая масса. Если ж взять воспоминания, то - то ли да, то ли - нет. Но кто ж сам себе признается в подобном казусе?
   Желание же живого тела нагнеталось. Подсознание доводило Костю до исступления.
   Культуризм не помогал.
   Впрочем, если бы Костя использовал по-настоящему большие веса, ему бы, должно быть, было легче. Но колесики тяжелее не становились. К траве он прикурилися, и она лишь немного его успокаивала.
   Подходящий момент выдался однажды. То была большая пьянка на реке, где собралась толпа. Здесь были и друзья Костины, и товарищи, и даже несколько девчонок, с которыми он согрешил мысленно. Была и Светка. Сам факт того, что пришла она не с ним, а с подружкой по прозвищу Миролда, Костю просто уничтожал.
Он не мог поверить.
   Какая жуткая неблагодарность!
   Какая бесконечная бездна женского цинизма!
   Пошевелив пласты воспоминаний, он как будто нашел моменты половой близости со Светкой. Но, в те же моменты, перед глазами явно проплыли очертания кафеля туалета. Он отогнал эти невзрачные видения. Вновь настроился на сладкие мечты, и вновь - тщетно. Судьба прощала ему других девчонок. Он и вправду был с ними. Разве кто-то мог теперь это отрицать? Но Светку она хранили. Чего хотела эта астральная злодейка?
   Костя загрустил и вынул косяк.
   -Это косяк? - спросил его один товарищ, которого звали Валентин.
   -Да, а чо? - улыбнулся Костя медленно.
   -Ты что, дурак?
   -А что?
   -Ничего. Я считаю, что курить косяк - это западло.
   -Да я так. - вздохнул Костя, - я - не в серьез. Думаешь, Валентин, я много курю? Я так - иногда. Для снятия напряжения.
   -Лучше спортом заниматься, Костя.
   -Сказанул. Я и так занимаюсь.
   -А чем, если не секрет?
   -Бодибилдингом.
   -Получается?
   -А что, не видно?
   -Да нет, шея у тебя большая. Видно, что качаешься.
   -А так, вообще?
   -Давай лучше выпьем, Костян.
   -Да я ж не пью.
   -Да ладно тебе. Вечер-то смотри какой!
   Валентин налил водки, и они выпили.
   Вечер и впрямь был светлым. Золотистый свет, опадая в реку, заставлял ее дышать чисто и вдохновенно. Жарившийся на углях шашлык был поэтичен. Корочка звала к парусам. Вино, что поливали сверху, напоминала алмазную росу.
   Водка была холодна. Ее заморозили в высоком белом холодильнике. По воле разогнанного фреона, она, победив летнюю жару, окунулась в антарктическую узь. Слой льда покрыл стекло. Загустев, сорокоградусная дева ждала скорых сношений с разумом.
   На покрывале девушки раскладывали продукты. Резались красные помидорчики. Огурчики чикались вдоль. Оливки в жестяной банке напоминали маринованные планеты Солнечной системы. Гусиный паштет мазался на хлеб тонким слоем. Частички его, уходя в воздух, мечтали о встрече с лесом, но дух шашлыка был сильней. Даже дневные птицы проснулись и завидовали.
   Костя, безусловно, пытался отвлечься. Выйдя к самому берегу, он поговорил с собой о культуризме, и некоторое время ему и впрямь было легче. Но вскоре все началось заново. Смотря на белые Светкины ножки, он ощущал энергетическую дрожь и силу несостоявшегося. Светка хихикала, общалась со всеми, кроме Кости. Светка даже пыталась обниматься с Валентином, и Костя бы непременно попытался показать свою силу. Но он был слабее. Все его мышцы казались теперь блефом.
   Светка.
   ... Нет, девчонки.
   Девчонки.
   Девчонки.
   Девчонки.
   Девчонки.
   Костя тут вспомнил про давнюю звезду Иру Голюзину. Небосвод вдруг вспыхнул от неожиданной кометы. Нырнув в мысль, Костя обнял Иру. Упав на колени, он поцеловал Иркины ноги.
   -Ты - моя, - проговорил он.
   Когда-то Костя пытался делить Ирку с конкурентами, но конкуренции тут никакой не было. Все было гораздо проще.
   -Костя, а ты чисто куришь? - спросила она грубовато.
   Она приезжала лишь иногда. Она жила в другом городе, который казался Косте большим. Она любила дергать Костю за уши. И больше ничего.
   Но слишком много было.
   Слишком уж много было пройдено.
   Слишком о многих сексах с Иркой он уже всем рассказал.
   Никто не верил, так как знали. Просто было не до приколов.
   -А почему у тебя такая большая шея? - спросила она как-то зимой.
   -Девчонкам нравится, - ответил Костя.
   -Что сидишь, скучаешь? - спросил Валентин.
   -Да так, - ответил Костя.
   Шашлык уже подошел. Всем было весело. Начиналось таинство пьянки, которые в поселке познавалось в раннем возрасте. Массовые посиделки продолжались у местных жителей от школы до свадьбы. Потом же правили жены.
   Половина холодного льда от бутылок с водкой уже отпало, но от этого не было хуже. Водка была хороша, словно настоящая любовь. Опадая на светлое дно пластиковых стаканов, она зарождала первые тосты.
   Всем было весело. Костя грустил.
   После первых двух Светка не повернулась к нему.
   Тогда он решил утопиться.
   Нет, Костя бы никогда не утопился. Он слишком сильно любил себя, чтобы просто так, из-за какой-то недающей бабы, загубить в себе целый необъятный космос. Но то, что это - шантаж, он и сам не понял. Автомат подсознания самостоятельно высчитал правильное решение. На пульте горело несколько красных лампочек. Одна зеленая. Колыхались стрелки. Шел желтоватый дым.
   -Все! - закричал Костя, вскочив на ноги.
   Многим тот крик был до лампочки. Многие и тогда, и после понимали, что ничего бы не было.
   Несколько человек бежало ловить Костю, а тот несся к реке, которая в тот сезон была так мелка, что от одного берега до другого была по колено. Но, мечтая сгоряча, он хотел прыгнуть "головка", зарыться в ил по самую свою большую шею и умереть от удушья.
   Перепрыгивая через канаву, по которой в реку спускали фекальные массы, Костя прокричал о своей любви.
   Лучше не быть, чем без нее!
   Лучше умереть, чем без нее!
   Черный ил войдет в рот липкой колбасой. Вдавливая воздух внутрь, он пропоет о вечной погибели. Ивы над могилой буду печально петь по весне.
   Она осталась одна.
   Его больше нет.
   Если внимательно смотреть на крест, то, вычисляя пропорции координат относительно звездный морей, можно увидеть ту единственную галактику, которая смотрит прямо на могилу.
   Да, там его душа. Ушедшая. Любящая.
   Светка не сразу поняла, что же происходит, а когда поняла, то слабый разум ее не выдержал. Она немало смотрела фильмов, чтобы понять, что это - не случайно.
   -Я тебе сейчас по лбу дам, - сказал Валентин, поймав Костю у реки, - ты что, всем нам праздник хочешь испортить? Я ж тебе говорил, завязывай ты с этой травой. И пить тебе нельзя. И вообще, Костян, завтра пойдешь на работу устраиваться. Я проконтролирую.
   -Завтра суббота, - ответил Костя.
   - Не важно. Я все равно утоплюсь. Я не могу без нее.
   -Надо его поколотить хорошо, - заметил товарищ по имени Леха, - у него тогда мозги на место встанут. Условные рефлексы выработаются. Он больше не будет так делать.
   -Бейте, хоть убейте! - прокричал Костя. - Я не могу без нее.
   -Костя, ты что, дурак? - спросила подошедшая Светка.
   - Я все равно утоплюсь!
   -Зачем, Костя?
   -Если ты не будешь моей, я утоплюсь! Я клянусь, я утоплюсь!
   -Костя, баран, - заявил кто-то из друзей.
   -Мне все равно! Мне все равно! Или она будет со мной, или - ни с кем! Слышишь меня, Света.
   Костя плакал.
   Все, кроме Светки, считали, что это - не искренне.
   Тем не менее, завоевание Светки состоялось. Через полтора года они поженились. Спустя пол года - разошлись.
  
  
  
  
  
   * * *
  
  
  
   Южная ночь. Южный ветер. Хочется еще сказать, Южный Крест, но нет его. Далеко он. То - земля за краем земли.
   Но и здесь можно поймать дыхание оного, втянув в себя сладкий дым.
   Звезды уже близки к мечтам.
   Но что в них? Что может быть особенного в их липком свете? Приклеиваясь к небесной сфере, они пытаются на что-то претендовать.
   Может быть, они предъявляют.
   Костя был ужасно зол, если узнавал, что ему кто-то предъявляет.
   -Ты что, хочешь мне предъявить?
   Предъявы в поселке сравнивались с посягательствами на честь.
   -Ма, у тебя что, есть предъява?
   -Да что же ты за дебил! Я просто хочу, чтобы ты устроился на работу!
   -Ты, ты еще будешь решать, как мне жить!
   -Да что ты матери-то тыкаешь? Тебе уже скоро тридцать лет, а ты еще нигде толком не работал.
   -Ты, я тебя еще раз спрашиваю, ты мне хочешь предъявить?
   Костя был уверен, что умеет разговаривать по понятиям.
   Он бы и со звездами поговорил по понятиям, если бы они услышали.
   Но, в любом случае, они предъявляли.
   Косяк пыхнул. Дым взмеился, высверлив окно в ментал.
   Внизу по поселку шли толпы. Была суббота. Молодежь шла на танцы. Уже более десяти лет на танцах работал ди-джей Сергей. Это был единственный человек в районе, у которого была косичка, и, при чем, никто не говорил ему, что он - лох и непацан.
   Сергей был настоящим ди-джеем. Он крутил на танцах старые и новые песни. Уже более восьми лет неизменным хитом дискотеки был медляк "Ах, какая женщина". Наряду с этим, ах какую женщину продолжали крутить по местному телевидению, поздравляя местных жителей.
   Костя ощущал настоящее абстрагирование.
   Быть может, именно он был в прошлой жизни Кантом.
   Впрочем, Брюс Ли.... Нет, он умер, когда Костя уже родился...
   Повинуясь неожиданной вспышке, Костя вскочил и стал отжиматься. Отжавшись двенадцать раз, он устал. Да, годы уже не те. Прислонившись к бордюру, Костя Конь смотрел на смутные очертания крыш домов.
   -Гэ! - кричали на улице.
   -Гы!
   -Э!
   -Нэ!
   -Ух, люблю двух!
   Последняя сентенция относилась к популярным колхозным афоризмом, и произносивших сей экзерсис уважали необыкновенно.
   Еще одной из популярных тем была разговор про хорьков:
   -Слышь, ты что, с женой пойдешь?
   -Нет, с хорьком.
   -Братан, пойдем на харя.
   -Слышь, а девки будут?
   -Да, Вася за хорьками поехал.
   -О, смотри, какой хорек пошел.
   -У моего хорька такие сиськи!
   На крыше было хорошо. Хорошесть была выражена еще и тем, что на душе у Кости было тихо и мирно. Как будто и не было ничего. И тут дело не в плохом. На самом деле, нервы - это те же провода, которые могут плавиться при увеличении тока. Когда тока нет, наступает типологический сон. Переизбыток электронов может дать старт особым состояниям. Трава тут не всегда помощник. Если б Костя продолжал качаться, ему бы помогал спорт. Но он уже и не помнил, что качался. Мимо бликов его воображения двигались девчонки, и он не спешил выбрасывать руку, чтобы ухватить одну из них.
   -Гэ! - крикнули внизу.
   -Га! - был ответ.
   -Слышишь, - крикнул еще кто-то.
   -А-а-а-а-а! - раздался веселый крик.
   Толпы, двигавшиеся на танцы, вопили, напоминая пещерных людей. Собственно, та ночь и правда напоминала пещеру. В ней было темно, узковато.
   -З-з-з-з-з-зь, - сообщил Косте комар.
   Костя хохотнул, так как не боялся комара. Он думал о том, что у него когда-то был мотоцикл. Нырнув в передний пласт мысли, тот, что шатался прозрачным сгустком в самом начале лица, он быстро пролистал все то, что могло прийти ему в голову.
   "Харлей"?
   Но "Харлей" представлялся плохо. Смутно, холодно, без резонанса. Даже мысли об Эдике не помогли.
   Нет, Эдик не видел, как он ездил на "Харлее".
   И дело было вовсе не в том, что Эдика и правда могло не существовать, и, что однажды ночью, такой же узкой пещерной ночью, Костя мог признаться себе в этом. "Харлей" почему-то не обрадовал его.
   Девчонки.
   Но как бы смотрелись девчонки, если бы они сидели впереди на баке. Десять девчонок с огромными грудями, и Костя, не могуч, но - на мотоцикле.
   "Минск".
   -Ты, да это западло, - сказал вдруг невесть откуда появившийся Тютюнников.
   -Тютюн! - ответил Костя уверенно.
   -Ха, Конь! - засмеялся Тютюнников и пропал.
   Костя вдруг загрустил - идея о мотоцикле помутнела, перевернулась, будто тарелка с супом и пролилась. Он припал к земле, чтобы собрать ее, но тщетно - мысли впитались так быстро, что не осталось даже мокрого места.
   -Девчонки, - произнес Костя и улыбнулся.
   -Ух, люблю двух! - закричали на улице.
  
  
  
  
  
   * * *
   Ира Голюзина тоже была одной из девчонок.
   Но воспоминания о ней гасли. Костя не видел ее уже восемь лет, впрочем, совсем недавно, встретив друга детства Сергея, он сообщил:
   -А ты знаешь, что было?
   Глаза Костины странно сверкнули. В них как будто был приклеен улей с настоящим, лукавым, чистым и умным пороком. Таким, какой любят носить в заднем кармане души режиссеры и мультипликаторы.
   -Знаю, - ответил Сергей.
   Он не знал, но - также и знал. Приехав в поселок, придя домой, он как-то случайно первым делом вспомнил про Костю:
   -Ну, как там Костя, ма?
   -Ох, лучше не спрашивай. Совсем парень пропадает.
   -Знаешь, кого я видел? - спросил Костя все так же ехидно.
   -Кого? - спросил Сергей.
   -Ирку Голюзину.
   -Она что, приезжала?
   -Да.
   -Надо же. Я думал, она давно за мужем, и сюда не ездит.
   -Да нет, - хихикнул Костя таинственно.
   -А, - понял Сергей, ощутив вялую скуку.
   Он знал, что Косте вновь померещились армии девчонок.
   -Мы неплохо провели время, - заметил Костя.
   Сергей поддержал Костю без энтузиазма, хотя и добавил, что, мол, молодец, времени зря не терял, так и надо.
   Все остальное сгладили мечты.
   Спустя два дня пена волн поглотили приезд Иры Голюзиной, и пустота вновь стала пустотой. Девчонки же все в поселке были на одно лицо. У них был, понятное дело, характерный местный акцент. Где-нибудь в другом месте их сразу же узнавали.
   В маленьком селе они были все - королевны.
   В городе их называли колхозницами, и они очень даже хорошо знали свое место. Далеко не лезли, дружили лишь с выходцами из колхоза, каждые выходные ездили поклониться земле родной.
   Когда-то Ира казалась Косте доступной, и он, в надежде на чудо, разговаривал с ней о всяких разных девчонках, о спорте, пробовал подергивать ее за волосы, щипал на руки, выкручивал пальчики. Как он полагал, выкручивание пальчиков обязательно должно привести к должным результатам.
   У Иры была сестра Лена, которая верила в торжество японского бога.
   -Тут, я смотрю, все пацаны - чисто лохи, - говорила Ира, покуривая сигарету.
   Косте в тот год было 20 лет, и букеты его мечт только начинали плодиться. Спорт был юн, бандитом себя он не считал, коллекции девчонок были еще пусты. Он тогда еще и понятия не имел, что такой концепт, как коллекция, может иметь место в мире человеческих мыслей. Мама регулярно покупала ему творожки и пыталась устроить на работу.
   - Лохи? - усмехнулся Костя. - Кто тебе такое сказал?
   -Никто. Сама вижу.
   -Я смотрю, ты много, что видишь.
   -Да. Приходишь на дискотеку, и потанцевать нормально нельзя. Все пацаны - чисто бабуины. Узнают, что ты - неместная, начинают сбегаться, начинают кричать, делить тебя. Думают, что все неместные - это инопланетяне, и что неместная девка тут же пойдет трахаться.
   -Тут очень много серьезных людей, - заметил Костя.
   -Ты тоже серьезный?
   -Я? Как тебе сказать? Ну, скажем так, я - на последних ролях.
   -А что ты делаешь?
   -Сейчас я занимаюсь спортом.
   -Да что-то не видно.
   -Ты что, смеешься? Ни одна девчонка не может просто так пройти мимо меня.
   -А....
   - Не спорю, я еще не дошел до той кондиции, чтобы выступать. Но не сомневаюсь в том, что мне это удастся. Когда я буду очень здоровым, посмотрю, как ты поговоришь.
   -А когда ты будешь самым здоровым?
   -Скоро, скоро, Ира, дай срок.
   -Да, шея у тебя, в принципе, ничего. А с остальным нужно еще поработать. А чем ты занимаешься?
   -Бодибилдингом. Плаваньем.
   -А где ты плаваешь?
   -В реке.
   -Блин, там же по колено!
   -Ну и что. Я нахожу глубокие места и плаваю.
   -А. А я думала, у вас тут бассейн есть. А спортзал?
   -У нас - собственный спортзал.
   -Молодцы.
   -К нам и девчонки ходят.
   -Качаются?
   -Не только, - ответил Костя с намеком.
   -А что они еще там делают?
   -Тебе скажи, - проговорил Костя гордо и многозначительно, - ты тоже захочешь.
   -Я смотрю, ты гордый какой-то. Да ты и настоящих спортсменов то и не видел.
   -Да что ты говоришь! Приходи, посмотришь. Может, чем-нибудь позанимаемся.
   -Чем это ты собрался заниматься?
   -Увидишь.
   -Ты что, дебил?
   -Мне мама тоже говорит, что я - дебил. Вы прямо сговорились.
   -Ты, да отстань, придурок! Что ты мне пальцы крутишь?
   -Приятно?
   -Идиот!
   -Я знаю. Все женщины уважают силу!
   -Костя! Дебил!
   -Приятно!
   -Осел!
   Ира отскочила и толкнула Костю в спину. Тот был польщен. Кручение пальцев раззадоривало его, и он чувствовал, как энергетические клапаны начинают раскрываться. Если можно было сравнить те клапаны с мидиями, то это были мидии с большой долей ожидания. Большинство песчинок были им не по размеру, и они лишь присматривались. Но подходящий материал все-таки существовал. Его можно было засосать, и там иметь ему мозги.
   То был момент, когда в течение двух недель подвал-спортзал посещала целая толпа Костиных товарищей:
   Кабан, Бян, Вадик Теплый, даже Сява Дейкин пару раз хаживал. Опустившись в нижние пределы спорта, глотнув смесь пыли и стекающего из трубы дерьма, Ира вздохнула. Она привыкла к цивильным городским понтам, но приколы не были чужды ей.
   -Ага, чисто спорт, - произнесла она, наблюдая, как в облаке пыли двигаются фигуры.
   -Пш-шпшпшп! - прошипел Клава, поднимая связанные проволокой детали от трактора.
   -И! - грозно выкрикнул Костя и толкнул трубку, по обоим сторонам которой раскачивались железки, тоже - от трактора.
   -Ых, ых, ых, ых, - говорил Бян, поднимая гантель в 2, 5 кг.
   Облака тоже ыхали и шипели.
   По узкому подвальному коридору шел Костин сосед Степан Самуилович. В правой руке его была трехлитровая банка с овальными помидорчиками, раскраснелыми, шатающимися в солевой идиллии на фоне большого листа хрена. В другой его руке тоже была банка. В ней белела очень хорошая, очень позитивная капуста.
   Степан Самуилович очень сильно фигел, если не сказать - хуже, ибо такой раскачки он не видел со времен царя гороха. Впрочем, на Костю было не принято обижаться. Большей частью его смущали неизвестные ребята.
   -Здрасти, - сказала ему Ира.
   Она была уверена, будто первый канал ЦТ.
   -Здрасти, - ответил Степан Самуилович подозрительно.
   Он продолжил с вой путь наверх, пока не скрылся за дверью, что вела из подвала в мир.
   - У нас немного неубрано, - сказал Костя, - но мы же не просто так здесь собрались.
   -А чем воняет? - осведомилась Ира.
   - Вот наши штанги, - продолжил Костя, - это - Кабан. А это - Бян. А это - Вадик.
   -А я увлекаюсь сатанизмом, - заявил Сява Дейкин.
   Однажды зимой, месяца за два до свадьбы со Светкой, Костя был в гостях у упомянутого раньше Сергея. На улице уверенно мело, что, собственно, было вещью крайне необычной для юга. Ветер посвистывал. Водка, что стояла на столе, поминутно выглядывала в окно и спрашивала:
   -Кто свистит.
   На столе было много рыбы.
   Костя втихаря курнул, и все его выпасли, кроме, разумеется, Светки. Продолжая наивно похихикивать, она общалась с гостями. Играла музыка. Костя порывался включить "Дет" или "Напалм Дэт", или, на крайний случай, "Акцепт", но его остановили со словами: "Костя, ну ты что, один здесь?".
   -Ты, да нормально, - ответил он, но это не подействовало.
   Тогда, к сожалению, к радости ли, к чему-то еще, вдруг появилась Ира Голюзина. Оказалось, что она приехала к бабушке на пару дней, чтобы вдохнуть здешнего тепла, однако нарвалась на снег. Снег тогда шел, как говориться, по всей земле, и выбирать было нечего. Только наливать и пить.
   -Классно, - сказала Ира, - давайте бухать.
   В толпе все были знакомы с детства. Большинству было по 22- 23 года, и потому все считали себя умудренными опытом. Говорили о былом. О годах, что унеслись в черную пучину времени. Пили уверенно, хотя еще и не до конца профессионально.
   Светка, безусловно, надеялась. Но Костя был Конем. Оставив невесту, он переключился на Иру Голюзину, и вскоре приставал к ней в открытую. Светку успокаивали в другой комнате друзья.
   -Хочешь посмотреть, что у меня есть? - спрашивал Костя, делая роковую улыбку.
   Глаза его расширялись от возможного счастья. В любом случае, оно было. Его не могло не быть, как любили повторять молодые люди. Реальность всегда представляла из себя плод воображения, одетого в пальто судьбы. Но фильм про матрицу тогда еще не вышел, до него было несколько лет, и потому Костю еще не умели жалеть. Один из парней хотел Костю даже побить. Просто так поколотить, для профилактики.
   Однако, передумал. И другие передумали.
   -Ты дебил? - спросила Ира Голюзина.
   -Между нами уже многое, что было, - улыбнулся он.
   -А, - ответила Ира пространно, - а ты как, спортом еще занимаешься?
   -Я встретил одного человека, - ответил Костин хохоток, усыпанный иной зимой, - на хуторе. Туда приезжала одна моя родственница из Москвы. Но мы - чисто формальные родственники. Там у меня бабка живет. Я с ней очень неплохо провел время. Я, наверное уже рассказывал тебе. Если хочешь, мы можем съездить туда вместе.
   -Зачем, Костя?
   -Мало ли.
   -А что ты до сих пор не накачался?
   -Эдик сказал, что масса тела - это не важно.
   -Я поняла. Ты теперь - боксер.
   -Откуда ты знаешь?
   -По лицу видно.
   -Надо же.
   -А где твоя Света?
   -Сама виновата.
   -В чем?
   -Ир, это - наши дела.
   Зима заносила мгновения. Ей не суждено было долго прожить. Температура воздуха не опускалась ниже двух градусов мороза. К утру она резко пошла вверх и уничтожила зиму. Водка, что еще оставалась в одной из бутылок, нервно усмехнулась в след зиме:
   -Видишь, я тебя пережила.
   -Ну и что, - ответила зима, - надолго ли?
   И то была правда. Проснувшийся через час Сергей умылся, почистил зубы, и, осознав, что ни одна из этих процедур ему не помогла, взял толстостенный стакан и модернизировал свой организм стограммами. Он уверенно выдохнул. Жизнь стала на миллиметр сильнее.
   Костя же в ту ночь увидел необычайнейший сон. Он, вообще-то, редко видел сны, но никогда не высказывался по поводу снов с осуждением. Не в пример своей матери, которая любила говорить, "что я, дура, чтобы цветные сны смотреть?". Костя местами был метафизиком. Они даже как-то с Сявой устроили спиритический сеанс. Курнув, они прочитали заклинание, и тут же их свалил дикий дурняк.
   Косте снилось, что он достает из себя предметы. Поначалу он вынимал их изо рта, и там чего только не было. Но, по большей части, все это были вещи спортивные. Штанги, гантели, гири, лежаки для жима лежа. Был квадратистый футбольный мяч, у которого из клапана для накачки текло молоко. Внимательно осмотрев это молоко, Костя принялся пить. Он знал, что молоко очень полезно, и, чем больше он выпьет, тем здоровее станет. И, чем больше он пил молоко мяча, тем сильнее становился напор. Уходя по изогнутой дуге пищевода, молоко добавлялось в колышущийся желудочный резервуар. Там сияла кислота. Расщепляя всякое вещество, они искало в нем нужное. Находя протеин, кислота сияла.
   -Ура! - говорила она. - Протеин.
   Костя глотал метан, и кислота торжествовала.
   Но, когда Костя колол сам в себе в задницу раствор анаболика, жительница желудка оставалась не у дел. Она ревновала.
   Мяч продолжал доиться, и Костя вскоре понял, что его нужно немедленно выбросить. Иначе он захлебнется. Подбросив мяч, он пнул его, и тот улетел вон из поля зрения.
   Тут из ушей у него вылезла Светка. Туловище - из левого уха, а голова - из правого.
   -О, ты что, родная? - удивился он.
   -Идем на свадьбу, - ответила она.
   - На какую свадьбу? - не понял Костя.
   - Как на какую? На нашу.
   -А. Да, - ответил Костя.
   И тут у него из носа высверлился Сява Дейкин.
   -Я - сатанист, - крикнул он.
   -Пошел нах, Сява! - ответил Костя.
   -А ты слышал "Каркасс"?
   -Чо, дурак, что ли?
   -А ты знаешь, что "Парк Горького" правильно читается Горку Парк.
   -Ты, Сява, слышишь?
   -А новый альбом называется "Москоу Коллинз".
   Но тут движение предметов закончилось, и Костю поволокло. Он явственно ощутил, что течет по реке, и река эта зловонна. Он был к чему-то привязан. Веревка колыхалась и нагревалась. Опуская руки в жижу, он искал магнитофон.
   Но не было магнитофона. То был старый японский плеер, который в 90-м году тетка привезла из Японии. У него не было калитки и не работала перемотка, и Костя всегда носил с собой ручку.
   -Нагада тебе ручка? - спрашивали у него в школе. - Что, ученый, что ли?
   -Ты, да чо ты хочешь?
   -Конь!
   -Ты что, хочешь мне предъявить?
   Река ускорилась, выбрасывая Костю наружу. На секунду он ощутил удушье. А потом - свет. И - мать, кричащая, осуждающая.
   Он вышел из нее. Он вновь родился. Вместо пуповины были провода от магнитофона. Костя был в одежде.
   -Дебил! - кричала мать. - Да на что же ты мне такой дебил нужен?
   -Ты, ответь за свои слова! - закричал Костя в ответ.
   Проснувшись, Костя вышел на кухню. Дома никого не было. Мать работала бухгалтером в банке. Отчим трудился на осенизаторной машине водителем.
   Открыв в холодильник, Костя вынул творожок.
   Не спеша разворачивать бумажку, он сходил в свою комнату, принес магнитофон, скрутил конца проводов ( там не было вилки), и сунул их в розетку. Включил записи любимого своего исполнителя Удо Диркшнейдера и стал есть творожок. В процессе поедания он несколько раз вскакивал и ударял холодильник ногой. Делая разворот, он говорил:
   -Ча!
   Разгорячившись, он решил тотчас спуститься в подвал и качнуться. Так и сделав, он встретил в подвале Клаву:
   -Ха, Костя, - обрадовался Клава.
  
  
  
   * * *
   6
  
  
   Костя стоял на вокзале, чтобы ехать домой после тюрьмы
  
  
  
  
  
  
   История о поедании тетрадок.
  
  
  
  
   История о поедании тетрадок имела место в СПТУ, где Костя как-то учился. Где, собственно, учился и товарищ его, Сява Дейкин.
   Прежде, чем съесть тетрадку, Костя, как, впрочем, и Сява, стояли во дворе учебного заведения и курили. Они вообще наслаждались тем, что можно было курить, ибо в года очень позднего СССР ученики еще не курили повсеместно в открытую в школах и средних специальных учебных заведениях. Теперь же, в первый год после того, как доктор СССР ушел работать в архивы, жить было куда веселее. Спокойное, равномерное курение, было наслаждением. Ясный, как небо, дым отвлекал от забот. Впитываясь в решетки легких, он производил процесс взросления. Одни тайны жизни отходили на второй план, другие возникали и улыбались. Они знали, что без них нельзя, и потому с легкостью садились на шею молодости.
   Рядом стоял Чернух. В руках у него был магнитофон "Романтик" с большими, очень квадратными, очень выразительными кнопками. Стрелочный индикатор креативно покачивался из стороны в сторону, подсвечиваемый маленькой девятивольтовой лампочкой. Возле динамика имелись наклейки от жвачек.
   - Это "Каркас"? - спросил Костя.
   -Нет, это "Мандрид".
   -Не "Мандрид", а - "Мэндрид" - поправил Сява.
   -Какая разница? - спросил Чернух.
   -Точно, это "Мэндрид", - заявил Костя, - у меня есть такая кассета. Я просто сразу же не заметил.
   На самом деле на той кассете, что была у Кости, была еще одна надпись:
   "Монсква".
   Это написал один его товарищ, который усомнился в существовании "Мэндрида". Он просто решил, что есть Мадрид, а "н" появилась в нем наподобие именования альбома "Парка Горького" "Москоу Коллинзом". Пэтэушники всегда отличались знанием английского языка.
   Тут на тротуаре, что окаймлял заведение, появился Мосбрюкир.
   -Привет, Сыкун, - поздоровался Чернух.
   -А, это ты, рыжий питух, - отозвался Мосбрюкир.
   -Слышь, сам ты питух.
   -Ты. Да пошел ты.
   -Ты. Да иди ты сам.
   - Нифинты себе. Слышь.
   -Ты, да я слышу!
   -Да слы!
   -Слы! Э!
   -Э! - прокричал кто-то со стороны турников.
   -Э, пошел нах, - ответил ему Чернух, - тут свои разбираются.
   -Э, куда ты меня послал? - крикнули от турников.
   -Ты, да пошел ты, слышь! - разозлился Мосбрюкир.
   -Сыкуняро, - ответили ему.
   Тут оказалось, что это - известный клоун Тютюнников.
   Даже Костя развеселился и стал восклицать:
   -Хо хо хо, Тютюн!
   -Конь! Конь! - радовался Тютюнников в ответ.
   Тютюнников мог так обезьянничать хоть до упаду. Тогда, перестав обращать на него внимание, Мосбрюкир уверенным жестом влез в карман. Рука в кармане том пошевелилась, изобразив аморфное карманное существо. В карманных вселенных, очевидно, только такие и обитали. Затем стало видно, как он обнаружил в кармане дырку. Просунул туда палец. Повертел. Если б посмотреть тогда на этот палец снизу, со стороны выхода из штанины, то палец напоминал бы мозолистого червя.
   -Чо? - спросил Чернух.
   -Да слышишь, - проскрипел Мосбрюкир плаксиво, - обажжи.
   -Чо?
   -Да ща.
   -Да кого ты там ищешь?
   -Ты, да ща, не кипешуй.
   Он изогнулся, и тут обнаружение произошло. Он извлек из кармана потерянную косячину и показал присутствующим.
   Чернух было возрадовался, но тут его магнитофон зажевал злого Мандрида, и пришлось вынимать скрученные, болезненные кассетные кишки.
   -Дай я, - сказал Костя.
   -В натуре, - простонал Сыкун, - дай ему, петушаро, Конь шарит.
   -Сыкун - в рот бирун, - ответил Чернух, возмущаясь тем, что его назвали петушарой.
   -Нц, - нцыкнул Мосбрюкир, бледнея в ожидании накурки, - ты запарил, братан. Ты, давай ужо курнем и айда, а?
   -Чо?
   -Ты, да чисто посидим, запарил. Шляпа будет вести.
   -Кого?
   -Хрена моего! Трактор!
   -Ты, может домой пойдем.
   -Нагада?
   -Молочища сварим.
   -Ты, да пошел ты нах со своим молочищем.
   Косте удалось разобраться со внутренностями Мандрида. Чернух засунул его в карман, а сам вынул другую кассету, на который наблюдались следы заводской этикетки. Артефакты несли кусочек от надписи "МК-60". Кассета была черной, непластмассовой, и это не ценилось. Чернух ее не раз разбирал. Однажды ему посоветовали смазать прокладки постным маслом, и, сделав это, он на два дня избавился от ужасного скрипа. Но вскоре скрип вернулся - то истезалась внутри магнитофонной калитки подушечка кассеты. Вынув подушечку, Чернух помацал ее иголкой. С тех пор она еще не скрипела.
   Это был "Напалм Дэт".
   Мосбрюкир взорвал косяк, и тот разошелся на троих.
   Покончив с ним, все трое отправились на занятие по трактору, которое вел преподаватель по имени Шляпа.
   -Тише, - говорил Шляпа каждые пять минут.
   Никто не обращал на него внимания, и он говорил сам себе. Только накуренный Чернух слушал его сосредоточенно. Трава пробила его на умняк, и он никак не мог с этого умняка слезть. Вторя ему, слушал про трактор пэтэушник по прозвищу Жиденок-младший. Мосбрюкир слушать пытался, но уши его не слушались, и он то и дело хватался за них, опасаясь побега. Мосбрюкир по натуре был романтик. С девками не дружил. Ел белену. Знал силу солутана. Смеялся, когда по телевизору шла заставка новостей. Любил сидеть в толпе пацанов на присядках, плюя перед собой густой пузыристой слюной, подсмеиваясь при этом, когда в воздухе проносились междометия. Он даже и на дискотеку не особо ходил, а когда ходил, то, принимая форму сдавленного годами скелета, клеился у стены, и там курил и плевал на пол. Когда подходила толпа, лицо его становилось особенно мудрым.
   Костя же чувствовал себя неспокойно. В первые десять минут занятия он отвесил несколько оплеух Сяве, и Сява ответил ему тем же.
   -Конь! - восклицал Сява.
   -Сява! - отвечал Костя.
   -Конь!
   -Сява!
   -Конь!
   -Сява!
   -Ты, да Конь!
   -Хи хи хи, Сява!
   На самом деле никто не знал, курнул Сява или нет. Он, может, и сам не знал.
   Тут же вот еще, что было:
   Сява, а по русски - Слава, жил в очень большой семье. Каждый год в этой семье происходил новый ребенок. В годы позднего СССР это было уже не так легко, как раньше. В первых приступах эсэсэра на детей денег уже не было, и тогда семья Дейкиных вступила в секту.
   Это были то ли Свидетели Иегова, то ли кто-то еще.
   Теперь, накурившись, Слава мог открыть религиозную литературу и подчитать. Найдя в ней какое-нибудь необыкновенное слово, он озарялся. В волнении, впрочем, сентенции быстро покидали его. Но то, что ему удавалось запоминать, он рассказывал Косте.
   -Ты, наверное, Сява, проповедником станешь, - усмехался Костя.
   -Ты дурак, Костян, ты не понимаешь.
   -Ты что, думаешь, я - совсем полный осел.
   -Масёл!
   -Ты, сам ты масёл!
   -Ты чо, а!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слышь!
   -Слы!
   -Да слы!
   -Ты, да слышишь!
   -Ты, да слы!
   Словом, не смотря на старую дружбу, в отношения Кости и Сявы вклинилось духовное недоверие. Костя считал, что, раз он уже несколько раз открывал библию, раз он слышал про библию из уст эфемерного Эдика, значит, он знал больше. Как-то по накурке Бегин рассказал ему про одну гадалку, которую он повстречал все по той же накурке. То бишь, не в ту самую накурку, а в одну из предыдущих накурок. Какие-то слова он слышал от матери. Кое о чем поведал телевизор. Впрочем, главным тут было мнение именно Эдика, существование которого мы условились брать под сомнение.
   Сява же был еще тот интерпретатор. Бывал он раза два на проповеди. Все остальное он досочинил, допридумывал, а потом забыл, что это он сам допридумывал, и верил себе, смеясь.
   Потому, при всяком удобном случае, друзья наезжали друг на друга.
   -Конь! - хохотал Сява.
   -Сява! - отвечал Костя.
   -Конь!
   -Сява!
   -Конь!
   -Сява!
   -Конь!
   -Сява!
   -Конь!
   -Сява!
  
   Дело это приметил Чернух. Повернувшись как бы случайно, он вдруг ощутил запах приключений.
   -Ты, - сказал он.
   Сказал он это слишком уверенно, и Костя понял, что Чернух хочет что-то предъявить. Он сосредоточился, но дурка бросила его в сторону. Не удержавшись, он покатился. Глаза его вертелись, и никто вокруг него того не понимал.
   -Конь! - прикрикнул Чернух.
   -Это кто там кричит? - осведомился Шляпа.
   -Конь, - прикрикнул Чернух, - вынь бананы из ушей.
   -Хе! - засмеялся Сява.
   -Конь, съешь тетрадку на спор, - сказал Чернух.
   -Ты, да легко, - ответил Костя, проносясь по склонам дурки на лыжах.
   -Конь! - обрадовался Чернух.
   Костю пробрало на "ха-ха", и, чтобы не ржать на весь класс, он схватил тетрадку и сунул ее край себе в рот.
   -Сява, давай, кто первый, - предложил Чернух.
   Тут немалую роль сыграл фактор толпы. Оставив Шляпу наедине со своим тракторным экспромтом, класс принялся скандировать, постоянно выясняя, а не слабо ли Сяве съесть тетрадку.
   У Сявы была простая, но очень плотная общая тетрадь в 96 листов.
   У Кости на обложки были изображены школьники, задушенные двойкой.
   На старт.
   Внимание.
   Марш!
   Костя уверенно жевал, глотал быстро, ощущая, как бумажная масса щекочет горло. Ему было проще. Единственную неприятность могла принести очень твердая обложка, к тому же, краска аскетического рисунка была ядовита. Сява же вырывал из тетради по одному листу, совал в рот и жевал со скрипом.
   -Сява, давай! - кричала одна половина. - Давай, Сява!
   -Конь! - кричали Костины болельщики. - Давай, Конь!
   -Сява, быстрей!
   -Э, делайте ставки!
   -Гэ!
   -Гы!
   -Га!
   -Сява, быстрей!
   -Конь! Давай, Конь!
   Вопреки ожиданиям, Косте выиграть не удалось. Более того, Сява, проигрывавший в течение всего поединка по причине толщины своей тетрадки, показал недюжинную волю. Когда Костя уже принимался на обложку, у Сявы впереди была еще половина, исписанная непонятно чем. Внезапно Сява ощутил страх поражения. Тогда он сумел мобилизовать себя. Глотая большими порциями, Сява догнал и перегнал Костю. Впрочем, к финишу они пришли с одинаковыми результатами.
   -Конь! - кричала группа.
   -Сява!
   -Гэ!
   -Гы!
   -Га!
   -Конь победил!
   -Хрен вам! Сява победил!
   Вскоре эта история обросла известностью, как судно - ракушками. Встреча Костю, знакомые говорили:
   -Ну, что, Костя, как там тетрадка.
   Впрочем, пэтэушная память - навек коротка. Спустя года спившиеся, вбитые в собственные проблемы выпускники, уже не помнили былого. Костя, кстати сказать, заведение так и не закончил. За неделю до экзаменов его, с Сявой на пару, выгнали из СПТУ за то, что они подрались друг с другом. Как и прежде, инициатором драки был Чернух. От нечего делать он решил стравить старых друзей, и это получилось у него с легкостью.
   Костя с Сявой инцидент вскоре забыли. Но СПТУ в их жизни уже больше не было.
  
  
   * * *
   8
  
  
  
   Ира голюзина-2
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Однажды качание железом достигло своего апогея. Энергия спорта испарялась и шла по улице уверенным паром. Ее ловили многие. Парни, вдыхая спортивный дым, вдруг ни с того, ни с чего, падали на землю и начинали отжиматься. Даже некоторые девушки пытались отжиматься, но это у них не особо выходило. Ощутив спортивный дух, в подвал к Косте пришел его старый товарищ, Кабан.
   Дух в подвале, правда, был иным, но это никого не смущало.
   Кабан был высок, худ, согбенен, культурен. Матерился он мало, и то - случаю. И то - не без стиля. Кабан шепелявил, и от этого его всегда было весело слышать. Ментально кабан был очень светел, солнечен. Траву покуривал он, как и все, ибо грех ее было не курить - росла она повсюду, и тех, кто не курил, люди не особо понимали.
   Спорт не мог призвать Кабана надолго. То была краткая мультисессия
   -Коштя, а сколько килограмм нада брать на грутть? - спросил Кабан, снимая футболку.
   - Начни с шестидесяти.
   -Ты что, Коштя, я же столько не подниму.
   -Ты что, это же мало.
   -Не, Костя. Давай мне десять килограмм.
   -Ты, Кабан!
   -Да што ты смиёщься, Костян! Давай десять килограмм.
   После никто уже не мог упрекнуть Кабана в том, что тот никогда не занимался спортом.
  
  
  
   * * *
   10
  
  
  
   Развод со Светкой
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
  
  
   Костя шел босиком по росе. Раскатываясь по упругим листам стеклянными шариками, роса холодила ноги. Косте было 14 лет. Он коллекционировал марки. У него был очень простой, очень обычный фотоаппарат "Смена 8м", на который он фотографировал панорамы оврагов.
   -Нагада? - спрашивали у него сверстники.
   Не то, чтобы они и вправду возмущались. Нет, их мало волновали чужие увлечения. Прочти ничего другого спросить они и не могли. Дело в том, что занятия фотографией были особенно модными с 1985 по 1988 год. По окончанию этого периода, многие мальчики клали свои фотики в запасники. Зато, замена этому занятию была хороша - торговля фотографиями Шварценеггера, Сталлоне, Саманты Фокс, Модерн Токинг, "Айрон Мэйден" и прочими героями. Снимки все были черно-белыми и размытыми. Покупая наиболее удачные образцы за рубль, рубль пятьдесят, два рубля, ученики оклеивали ими свои комнаты.
   Костя мечтал делать такие же снимки. Деньги его не интересовали. Важен был сам процесс. Несколько раз он пытался получить очень качественные оттиски, путем наложения двух листов фотобумаги друг на друга. Это происходило в подвале. В процессе участвовало несколько его товарищей.
   -Кофтя, - это туфта, - произнес Кабан.
   -Ты, да сам ты - туфта! - обиделся Костя.
   -Надо достать нормальную пленку.
   -Ты, да Кабан, ты, да где я ее возьму!
   -Кофтя, не предъявляй!
   -Ты чо! Ты еще не знаешь, как правильно предъявлять!
   В отличие от своих сверстников, Костя постоянно чем-то увлекался. На долго его не хватало, и одна страсть постоянно сменялась новой. Но с рыбалкой все было просто. Он то забывал про нее, то вновь вспоминал.
   Солнце плескало свой жар так далеко, что даже самые сильные лучи не могли пробиться к краю атмосферы. Она лишь краснела. В том месте, над темными очертаниями густых деревьев, над крышами поселка, горела одинокая звезда. Было хорошо. Можно было курить, так как никто не мог его заметить в столь ранее утро.
   Можно было курить в открытую.
   Это были сигареты "Лира".
   Звонко кричали петухи. По окраинам, в ожидании доения, мычали коровы.
   -Костя, нужно достать нормальную пленку, - сказал Косте Вадик Теплый.
   -Чо за пленку?
   -Нужно, чтобы нормальные кадры были. Посчитай - в упаковке фотобумаги - 50 листов. Покупаешь одну пачку, зарабатываешь полтинник.
   -Кофтя, так и мажок нормальный можно купить, - заметил Кабан.
   -Ты, да Кабан, да запарил ты меня со своими можками!
   -А что ты хочешь?
   -А я откуда знаю, Кабан.
   -Ну, вот, раз не знаешь, купим на всех мажок, тут в подвале поставим, будем слушать.
   -А где мы пленку возьмем? - спросил Костя.
   -Бегин продает, Кофтя, - ответил Кабан, - у него, знаешь, сколько пленок. И каратисты есть, и кунг-фу, и Брюс Ли, и Саманта Фокс, а групп у него - офигеть сколько.
   -Правильно не кунг-фу, а кон-фу, - ответил Костя.
   -Я спрашивал у Кота, он говорил, что правильно - куй-фу, - заметил Вадик Теплый.
   -Откуда он знает? - удивился Костя.
   -Дурак, он же занимается!
   -Чем он занимается?
   -Каратэ!
   -Ты, да сам ты каратэ!
   Восток краснел, разливаясь в реке. Костя вынул из старой, ржавой консервной банки веселого, крутящегося, похожего на гуттаперчевого мальчика, червя, поделил на несколько частей, нанизал на крючок. Встав, он раскрутил удочку и забросил леску в воду. Он мечтал о том, чтобы поймать большого, жирного жереха. Тогда б жерех был засолен, высушен, принесен в школу. Там бы Костя его б всем показывал, гордясь. Поплавок, попав в поток быстрого течения, лег на бок. Грузик притянул крючок ко дну, и там он зацепился за стебель липкого, желтоватого, камыша. Возможно, что плотва, крутившаяся в поисках экскрементов большой рыбы, медленно обглодала мотылявшуюся червиную половинку. Костя еще не знал. Он еще надеялся и мечтал. Но червя на крючке уже не было.
   Наступил день, и Бегин, конопатый, тощий юноша, принес в школу пленку со Шварценеггерами. Подойдя к окну, Костя пленку осмотрел. Черно-белые негативы местами пожелтели, но, в целом, впечатление создавалось хорошее. Арнольд светил с пленки белой улыбкой и структуристыми мышцами.
   -Чисто Коннон, - сказал Бегин.
   -Какой Коннон? - не понял Костя.
   -Дурак, что ли?
   -Ты, Бегин, ты чо?
   -Ты чо, никогда на видик не ходил?
   -Слышишь? Ты это мне говоришь? Да я каждый день на видик хожу.
   -И чо, на Коннона не ходил.
   -А, точно, - соврал Костя.
   -Ну вот. А это - Рэмбо. Там это, как его, Сталлоне. Смотрел?
   -Ну.
   -Ну чо, думай, берешь или нет?
   -Сколько?
   -Три рубля.
   -А чо так дорого.
   -Сейчас это ценится.
   -Давай за два.
   -На следующей неделе пленки уже будут по четыре рубля.
   -Ты, да ладно.
   -Не веришь, не надо. Не хочешь, я Тютюнникову продам.
   -А ему зачем?
   -Ты, да я чо, знаю?
   -У него же увеличителя нет.
   -Короче.
   -Ты, у кого короче, тот дома сидит.
   -Слышишь, что ты хочешь?
   -Ты, у меня только рубль пятьдесят.
   -Да. Звездишь.
   -Хочешь, карману выверну.
   -А ну.
   Костя вывернул карманы и показал свои рубль пятьдесят.
  
  
  
  
   * * *
   12
  
  
  
  
  
   Рэп.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   13.
  
   Встреча со старыми кентами.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Осенний вечер.
   Воздух полон телевизионных линий.
   Сквозь полосы электронных колебаний из умов в умы медленно просачиваются дешевые и дорогие образы. Но дешевых больше, хотя шуршание денег за их спиной порой усиленно, укреплено маской минимальных лиц.
   Мало думать - не значит мало думать. Это - сведение процесса к минимуму, чтобы не засорять собственный рационализм посторонними течениями.
   Потребление.
   Испражнение.
   Современный мир прост. Если ты имеешь, то имеешь. Если не имеешь, то и не будешь иметь.
   Фильмы пузырятся морской пеной. Слизав ее с тех камней, на которые она осела, минимизировать себя может совершенно любой разум.
   В домах, что стояли по окраинам оврага, глаза питались слепком движений, вытянутых из 50-ти герц кинескопа. Блок радиоканала гонял, перегонял частоты из одного диапазона в другую. В блоке же разверток было жарковато.
   Вокруг ТДКС шипел таинственный ветерок, уходящий могучей струей в стеклянную стихию электронно-лучевой трубки.
   В доме Сергеевых сериал смотрели семьей.
   В доме Петровых было два телевизора. Первый - SONY, второй - "Рубин". Наличие "Рубина" отделяло когда-то Петровых от всех других граждан, которым приходилось жить в двумерностях черно-белых ящиков. Они гордились. Здоровались только с себеподобными. Собираясь вечерами для перемывания костей, бабушка Настя Петрова охала, рассказывая о том, кто что ест, у кого на проволоке какое белье висит. Бабушки-соохальщицы сообщали вести с любовных полей. Кто где женился, кто где развелся, у кого теща - говно, а у кого - свекровь - чудовище. Дети четы Петровых были в ту пору малы, и у них были мопеды. У Лешки - "Рига-11", с баком сзади. Лешка не мог потому на нем в горку ехать - бензин переливался. У Сергея - "Рига-13", с огурцом вместо выхлопной трубы.
   Относительно прочих граждан дети Петровых были круты.
   Телевизор "SONY" в первые годы своего существования придавал Петровым ощущение новых русских. Но после такие телеки стали появляться у жителей поселка в большом количестве, и Петровы перевели свою гордыню в другое русло.
   -Привет, - поздоровался Костя с Лешей Петровым, когда шел мимо их двора к оврагу.
   Леша прохладно кивнул. Хорошо еще, что кивнул. Мог бы вообще не заметить. Все дело в том, что у Леши была "шестерка" с крутыми дисками, и с простыми смертными он старался не общаться.
   -Кум! - кричал ему через дорогу Ваня Прокопов, - куды?
   С кумом Леша здоровался более активно. У него был сорок первый "москвич".
   -Да на поле картошку садить, - отвечал Леша.
   С другой стороны оврага, в хате Лебединских, звенел ламповыми грезами телек "Рекорд". Возвышаясь над полем тараканов, на кровати лежал Толик Лебединский, мужчина, которому еще не было сорока, но он выглядел на пятьдесят. Толик пять раз сидел, и, так как не знал ничего не иного, вновь собирался на тюрьму. Там хотя бы кормили:
   -Малый, сходи за сигаретами, - сказал он сыну.
   -А деньги где? - спросил тот, отрываясь от игры.
   Со своими соседями, Димкой и Генкой они играли в алкоголиков. Брали пустую бутылку и изображали распитие спиртных напитков.
   -На. Донского купи. Если не будет, блатные не покупай. Возьми "Примы".
   Осень была ранней, суховато-зеленой. Первые ушедшие листья вяли, не желтея. Опадая под деревья, они собирались в сухой ковер. С первым дождем им предстояло смяться и гнить, питая поздних насекомых приятной атмосферой.
   Костя протянул руки и стал мацать.
   Трава шелестела между ладонями с интеллектуальным звуком. Кожа стремительно зеленела. Если кто не знает, мацанье создано умными людьми. Это - чтобы когда мусора остановят и начнут трусить. Карманы вывернут, в носки залезут, станут напоминать, мол, помним мы тебя, родной, все ж знают, что у тебя трава есть - колись. А не чем колоться. Вся трава - это простая грязь на ладонях, которую не особо-то и видно. Зато потом скатываешь эту грязь, сминаешь в упругий, радостный шарик, и крапаль готов.
   Солнце укатилось за край оврага.
   Мац.
   Мац.
   Мац.
   Мац.
   Лучи пооранжевели, утолщаясь к своему началу. Позднее солнце склонялось к экзистенциализму. Все ранее ушло. Оставалась только чистая, выверенная мысль, капля природы, и в ней - ничего лишнего.
   Мац.
   Мац.
   Мац.
   Мац.
   На окраине поселка заиграл магнитофон. Слушали Наговицына.
   -Слава Богу, все это в прошлом, - сказал себе Костя, - но, если б я не был в тюрьме, то - как бы повзрослел духом.
   То, что Костя говорил, еще не значило, что он и правда говорил. Собранное на электродах мозга электричество светилось. Сгустки энергии, протягивая друг другу мосты, создавали поле, внутри которых прорисовывался овраг.
   Мац.
   Мац.
   Мац.
   Мац.
   Внутри энергетических контуров проходили девчонки. Костя не выдержал, скатал крапаль, и, смешав его с табаком, закурил. Сладкий дым проник в легкие. Костя закашлял, выплюнул первую порцию слюны. Закашлял еще, более глубоко, и отделившаяся слюна была вспенена и напоминала жвачку. Встав на четвереньки, Костя вдруг засмеялся. Приход был скорым и неожиданным, что, вообще-то, не ожидалось от беспонтовой анаши. Вполне могло быть, что эта трава росла здесь не случайно. Ее могли специально посеять здесь школьники.
   -Привет, - произнесла воображаемая судьба.
   -Кто это? - не понял Костя.
   -Это я
   Она обвила его шею невидимой змеей и усилила хватку. У Кости сперло дыхание, и, не вставая с четверенек, он упал на бок.
   -Я всегда с тобой, - произнесла судьба, - я внутри и снаружи.
   -Света? - спросил Костя.
   -Холодно, - ответила она.
   - Слышь, - он то ли сказал, а то ли - нет.
   А она продолжала жать его, вдавливая в землю, и Костя Конь все не мог сообразить, происходит это, или же, отказавшись от последних зерен логики, его разум бросился в объятия грёз.
   Поначалу второй аргумент казался даже справедливым: поодаль проплыл Шварценеггер.
   Гантели.
   Решетка - честная, правдивая печать, после чего ты - навек пацан.
   Костя хотел было встать, но оказалось, что кто-то стоит у него на спине.
   Наконец, и штанга мимо прокатилось. Это была настоящая штанга, ту, которую Костя никогда не держал в руках, и ребра железных блинов были обсыпаны растертыми в порошок таблетками метана.
   Костя стал смеяться. Он был силен. Он многое умел, и это этого хотелось бежать. И, если бы тело его поддавалось, он бы побежал.
   Рэп.
   Музоны покачали басами. Девчонки, почти голые, едва прикрывавшие специальные места, обступили Костю.
   -Го го го го го го, - смех не останавливался.
   Число девчонок стремительно росло, и, в какой-то момент их стало так много, что в овраге стало темно дышать. Девчонки сыпались с неба, будто яблоки в саду. Костя смеялся, не переставая, а девчонки раздевались, становились в неприличные позы, обнажая все свои тайные изгибы.
   Он уже забыл, что нужно мацать.
   Правд на земле всегда много. Когда-то у Кости были друзья. Но потом они исчезли из его жизни. Они пытались его избегать, и он знал, что будет час, когда он все докажет.
   Докажет все, и восторжествует ЕГО реальность.
   И теперь уже никто не может отрицать, что Эдик существовал, что он не зря наставлял его на путь истинный.
   Он был гуру.
   Может быть, перейдя определенный рубеж, сам Костя стал теперь гуру?
   Глаза его, выпадая вперед, столкнулись друг с другом и удивились.
   -Кто ты, слышь? - спросил левый.
   -Ты, да слышишь, - ответил правый.
   -Слышишь! - громко закричал левый.
   -Слышь! - разозлился правый.
   И тут она вновь проявила себя, и Костя понял, что девчонки - это лишь обои, нарисованные на его зрачках, а реальная жизнь жмет его в землю. Приподнимаясь, он достает до ее колен. Приподнимаясь еще, упирается в пах, и она тянет его в промежность, чтобы этой промежностью задушить.
   -Человек поначалу - пластилин, - зашипела она, зажав его голову между ног, - а потом - опять пластилин. А в гранулах пластилина обитают соки. И нет никакой разницы, что ты сделал, а что - не сделал. Сок программирует сам себя. Тебе лишь кажется, что ты можешь выбирать. Ты мечтаешь о девчонках? Сейчас ты нырнешь в мой колодец и будешь барахтаться, нюхая масло жизни.
   Костя упал на спину и посмотрел на небо, где выступила первая звезда.
   -Буратино! - захохотал он.
  
  
  
   * * *
  
   Однажды Костя решил, что он - боксер.
   Решение это созрело как-то неожиданно. Вообще, это был мгновенный мысленный плод. Косте было в ту пору 28 лет, и старые движения почти не освещали его память. Он уже не вспоминал года бодибилдинга, и ничего, что бы напоминало ему об этом, уже не оставалось. Впрочем, иногда он пытался качнуться. Придет, скажем, домой, то ли пьяный, а то ли накуренный, тут бы и спать лечь.... Да и собирается он лечь, как вдруг - посещение. А что именно посещает его, кто уж это знает.
   И падает Костя на пол и начинает отжиматься. Наотжимавшись, впрочем, не так уж много раз он отжимался, падает Костя в кровать и напоследок, перед тем, как утонуть в ночном ритме другой половины мозга, вспоминает Светку.
   -Сука!
   Сука и она.
   И мать ее.
   И сестра ее.
   И тот, кто с ней теперь.
   Вот только до сих пор не понятно, от кого же дочка. Светка упорно утверждает, что не от него. Костя настаивает. Всякий раз его посылает, и, как-то, он хорошенько ударил Светку ногой, когда пытался проведать дочь.
   -Да иди ж ты отсюда, Костя! - воскликнула Светка.
   -Ты чо, родная, попутала, - Костя вспыхнул, - я не к тебе, я дочке.
   -Да ты дебил или кто? - закричала Светка. - Да нахрена ж тебе не твоя дочка? А? Ну, каким же ты хреном ты в голову себе вбил, что она от тебя, если она - не от тебя. А? Может, ты у кого-нибудь еще попытаешься ребенка забрать? Просто втемяшится тебе в голову, что это - твой ребенок, и ты будешь приходить повидаться? Да ты, я смотрю, вообще дураком стал. Что, все так же и качаешься?
   -Не трогай спорт! - сказал Костя громко.
   -Да, помню, как ты решил плаваньем заниматься. Воды в реке по колено было, ходил туда, сюда....
   -Света, не зли меня, говорю! Ты же знаешь, что меня лучше не злить!
   -Ну, так и иди отсюда. Я с тобой говорить не хочу, а ребенок не твой, нечего тебе на него смотреть!
   -Ты чо, родная!
   -Костя, я милицию вызову!
   -Чо? Это ты со мной так? Я тебя на руках носил, я тебя, можно сказать, из грязи достал....
   -Ты? Да ты же дебил! Ты только и делал, что бил меня!
   -Значит, заслужила....
   -Костя, я иду милицию вызывать....
   -Ты, я тебя по-хорошему прошу....
   .... Однажды Костя работал. Проработал он месяц, устал. Мешал он бетон на стройке у частника. Происходило это в родном поселке, уже по возвращению из города, где ему вдруг взмечтнулось, что он - рэппер.
   О рэпе он уже не помнил, но стихи сочинять пытался. Иногда показывал друзьям, но тем было все равно.
   И вот, усталость давила его большим черным пластом. Он лежал на кровати, слушая кассету с записями популярных артистов эстрады. Эта была та же кассета, на которой 12 лет назад был записан "Дэт". Но Костя уже не помнил, что существовал "Дэт". И даже царапины на торце кассеты ни о чем ему не напоминали. А сделал он их на занятиях в СПТУ, когда был очень сильно накурен.
   Была теплая южная зима. Комары, выбиравшиеся из щелей вентиляции, были особенно злыми. Понимая, что жизнь коротка, они пытались выпить за один присест как можно больше крови. Если уж это был и последний глоток чужой жизни, то - зато какой! Едва Костя придремал, как армия свистящих бестий накусала пальцы его ног. Проснувшись, он принялся чесать укушенные места, как вдруг его осенило.
   -Ча!
   Костя вскочил и ударил шкаф. Шкаф затрещал, но не развалился. Лишь перекосилось внутреннее зеркало.
   -Ча!
   Костя сделал разворот вокруг своей оси и вновь ударил дверцу.
   На этот раз цель была достигнута: дверца отвалилось.
   На этом Костя вновь лег спать. А на следующий день произошло вот что: он вовсе не забыл, как намедни бил шкаф. Он стал представлять, что избил на улице какого-то придурка, который был офигенно не прав, и так вдруг сложилась целая логическая цепочка.
   -Слышь, - сказал ему придурок.
   -Чо? - не понял Костя.
   -Слышь! - громко повторил придурок.
   -Слы, - попытался уточнить Костя.
   -Ты, да слышишь, - сказал придурок крайне грубо, - давай поговорим.
   -Что ты хочешь? - спросил Костя.
   -Ты обидел Светку.
   -Я ее не обижал. Просто она была не права.
   -Она была права.
   -Я тебе по-хорошему говорю, она была не права.
   - Мне пофиг, слышишь.
   - Слышишь, это кому это тут пофиг? Что ты хочешь мне предъявить.
   -Ты, да что хочу, то и предъявлю.
   -Я еще раз говорю, в последний раз, что я был прав. Я пришел проведать своего ребенка. Я понимаю, что она - мать, но ребенок же не только ее.
   -Ты, да слышишь.
   Костя не хотел драться, но придурок полез первым. Костя был вынужден ударить ногой с разворота, а потом добавить серией боковых.
   Досочинив, он свернул на кривую улицу, и подошел ко двору, возле которого прямо на земле сидело трое парней. Все они были пьяны и разговаривали через "слышишь", "слышь" и "слы". Тут дело в том, что в каждом населенном пункте России существуют эти самые слова. В зависимости от сосредоточенности мысли на один квадратный сантиметр, эти, с позволения сказать, паразиты языка, имеют свой цвет и пафос. Чем меньше пункт, тем проще слова. Если убрать из обращения все матерные обороты, то останется не так уж много. Тут, конечно, можно вспомнить местных корифеев. Или корефанов. Ибо, слово корифей вряд ли можно использовать в местах примитивных обиталищ человеков. Если сказать, что ты читаешь, человеки сразу поймут, что вот оно. Вот оно. Западло. Заподлище.
   Гы!
   Но Костя считал, что он читал, хотя факт чтения зафиксирован не был. Листанье же присутствовало. Увидев вдохновенные изображения, он мгновенно включал механизм воображения.
   На полке у него лежал Достоевский.
   -Я читал Достоевского! - сказал он как-то с гордостью девчонкам.
   То были настоящие девчонки. Глупо думать, что в его жизни были светящиеся в ночи разума нереиды.
   -А, - ответили девчонки.
   -Слышь, мать, - гаркнула одна из девчонок, - Гы.
   -Да шо ты гакаешь!
   -Гы.
   -Слышишь, мать!
   Ближе к тридцати годам Костя уже обладал достаточным багажом мудрости, чтобы уверенно совмещать вымышленное и реальное. Общаясь с приезжими девчонками (теми девчонками, которые приехали на заработки в поселок из хуторов), они мог удовлетворять себя морально. Происходило соприкосновение разумом, мысли перетекали туда-сюда, и это была совершеннейшая диффузия. Секс здесь был так редок, что о нем не стоит и говорить. Как и прежде, половая жизнь Кости строила города в воображении. Деревенские же девчонки были еще и тем хороши, что ничего не оспаривали. Они и впрямь верили, что Костя - герой-любовник.
   Лишь одна девчонка усомнилась. Оставшись у Кости на ночь, она наблюдало явление Буратино: выпив две бутылки пива, Костя захохотал "Буратино!", упал и вдруг полностью отключился.
   -Не знаю, чем ты так хорош, - говорила она потом.
   -Ты всего не знаешь, - улыбался Костя, и правый глаз касался левого.
   Тогда ж была теплая, мокрая зима. Улицы поселка напоминали болото, по окраинам которого росла свежая, молоденькая травка. Собаки в эту зиму лаяли глухо, сонно. Кошки сидели на заборах, лижа у себя под хвостами. Было довольно тепло, а в том месте, где возле забора сидели парни, и сухо.
   Одного звали Васей. Был он родом с хутора Малинного, где было ровно тридцать домов. В поселке Вася работал на шабашке. Был Вася сух и громок. Матерился обычно, по-деревенски. Как и многие другие выходцы из маленьких мест, мечтал поехать в большой город, чтобы работать и разводить лохов:
   -Слышишь, да там чисто лохи!
   -Ты, да в натуре! - отвечал ему Виталик, парень из хутора Красного.
   -Ты, да там сотик забрать - херак - забрал.
   -Н-ну! - согласился Виталик радостно.
   -Ты, пацаны поехали, уже у всех по сотовому. Леха чисто в парке шел, смотрит, дитё с сотовым сидит. Сотовый навороченный, все херня
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"