Ночь была темная, с ворсом. Заводы, что гудели на окраине Перми, напоминали зубы адского существа. Заводов было много. Никто не мог с точностью определить, какое время года царило в этой чернильной мгле. К тому же, густота нарастала. Станки усиливали силу металла. Разум, впитывая мощь переработок, выходил за собственный край, чтобы вернуться изменившимся.
Так, первым желанием Сергея Змеи, стали именно консервы.
Никто и никогда не определит, каким именно образом появился Сергей Змея.
В один день Сергей Змея проник через длинный коридор в кабинет инженера. В кабинете глухо пахло мазутом и проводами. Шум станков колыхал стены, отчего старый холодильник "Саратов", что призван был хранить пустую посуду и кульки с продуктами, работал вдвое громче.
Сергей Змея осмотрелся. Он увидел банку пива, на голове которой топорщился тонкий крючок для открытия.
Сергей Змея был страшно голоден, но, так как после его возникновения прошло только несколько часов, он не знал, как есть, что есть, да и само понятие еда еще не было для него понятно. Свернувшись в тонкий черный клубок, втягивая незнакомые запахи, он вибрировал. Его большие глаза отражали предметы. В дверях стоял прораб. Он курил. Змея вдыхал, понимая, что сигаретный дым ему совершенно не нравится. Желудок у него был еще минимален. Тут было необходимо первое посещение нутра пищей.
Но, повторюсь, Сергей Змея только родился. Он появился в одном из станков, где мысли были особенно концентрированными. Они напоминали напиток из цикория, одну баночку которого можно пить целый год. Никто не знает, насколько их вектор зависел от менталитета рабочих.
Станки стояли в ряд. Рабочие на своих местах пили через одного. Курили сигареты также через одного. Двое из десяти любили фантастику. Трое - боевики. Четверо постоянно посещали матчи футбольной команды. Один был страшным мечтателем. Ему казалось, что с любой из машин можно найти общий язык посредством импрессий.
Возможно, все дело было именно в том.
Но никто об этом не знает. Это невозможно доказать.
Первая вспышка Сергея Змеи была такой же черной, как и лощеная поверхность его кожи. И мы не будем здесь вдаваться в особенности этой иной, просто невозможной физиологии. Остановимся на том, что Сергей Змея сумел появиться.
Остальное - дело техники.
Первый человек, который отразился в невероятных глазах Змеи, был прораб.
-Апч-хи! - воскликнул он.
Разум Змеи вздыбылися. Он понял, что решительно запомнит эту фразу на всю жизнь.
-Апч-хи! - еще раз воскликнул прораб.
Развернувшись, он заставил свой взгляд пробежаться. Змее показалось, что его заметили. Уменьшив диаметр кольца, в которую он был свернут, Сергей подался назад. Но он не знал, боится он или нет. У него даже не было никаких инстинктов. Сергей Змея был чист. Впрочем, определенная склонность к индустрии у него сохранилась. Это был своеобразный след от пуповины. При мысли о том, как металлический вал кружится в черном, смазанном узене, в коридорах подул ветер. Дверь открылась. Прораб обернулся: он думал, что кто-то пришел, но там никого не было.
Сергей Змея вздрогнул и тут изрек что-то: то ли сентенцию, то ли действие воли. Это было самым первым желанием. Змея ощутил своим взглядом пивную банку. Подхватив ее, он почувствовал жажду. Еще, еще, и еще. Жадно глотнув пенящуюся массу, Змея понял настоящий восторг. Он питался, а банка оставалась закрытой. Он ел глазами. Пиво убывало. Банка плакала, ее внутренняя полнота умирала, захлебываясь от убывания. Каждый новый глоток вдохновлял Сергея Змею. Он понимал, что впервые пьет, впервые ест, впервые наслаждается.
Впрочем, до той поры, он уже кое-что знал:
Скручивание.
Наблюдение.
Ощущение опасности, что исходило от любой посторонней от Змеи вещи.
Наконец, банка была пуста. Ощущая, что его внимание - это оружие, Сергей свернулся черным маслянистым реостатом. Отныне любая банка, закрытая на заводе, была его целью.
-Иван Петрович, что это вы тут стоите? - спросил слесарь Петровский.
-Стою, курю, - ответил прораб.
-А чего пиво не пьете?
-Какое пиво? - удивился Иван Петрович.
-Как же? Вот, на столе у вас стоит.
-А.... Так она уже третий день стоит.
-Не может быть! Как пиво три дня может стоять, Иван Петрович?