Мантия леса
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
В. Нерусский.
Сборник стихов
"Мантия Леса"
Величие клопов.
Запотело лицо от любви.
Да и ты тяжела наверху.
Посмотри же теперь, посмотри,
Снег умерший с небес спорхнул.
Ты о чем говоришь - бледна,
Словно осень - твоя душа,
Когда в черную ночь поезда
Убегают, пути верша
Но зачем, для чего пришла?
Я с годами теперь не нов.
Лишь собака письмо принесла
О величии всех клопов.
Ты горюешь, что старость - смерть,
Очи липкие - от тебя,
А у стула - опять круговерть,
Возле печки, где нет огня.
Снег разверзнется грустной мглой,
Корабли эти - строгий ряд,
Переправят меня с тобой
В подземельного мира град.
* * *
Два заката краской розовой
Поливают себя, живые.
Видят - делятся они позами,
Неразумные, но живые.
Ветер лижет их кожу нежную,
Хочет дальше пойти гулять,
Только это, наверно, спешно-то,
Вряд ли ветру их так познать.
Шар воздушный под солнцем кружится,
Скоро слижет его поцелуй,
Но пока, созерцая, тужится
Вниз спуститься сквозь ветродуй.
Дамы юные, недоспелые.
Бледно марево рук- витрин,
В двух закатах на груди белые
Посыпают себе кокаин.
Дали мечутся, несерьезные,
Неопасные, но живые,
В них еще - недостача с грозами,
Дали любят дела такие.
Муж армянистый, переулочный,
Волосатый и очень гнутый,
Наблюдает за этим шуточно,
С этим он - гражданин попутный.
Осень-97.
Колесом прокатилась осень
По тебе, да по мне - на вокзал.
Ветер вечность уныло попросит
Опуститься в хрустальный бокал.
Тени сумерек воют на крышах,
Словно звери Хаоса злясь,
А я духом взлетаю выше,
В переменчивой вьюге мчась.
Горб.
Мой горб чернеет на спине.
Он видел кили кораблей.
Но мыслей стар уж пыльный короб,
Он познавал в лесах зверей.
Старик три дня не видел света,
лежа в прокованном гробу,
Ему на дно несли билеты,
Чтоб оказаться там, в зобу.
Мой горб беседует с немыми,
О вы, идущие в леса,
Там Сатаны виски тугие
Затянут белые власа.
* * *
Все знания мира вам доступны,
Но недоступен свет меча,
И потому всегда преступна
В Аду последняя свеча.
* * *
Плывешь ты черными ночами
И слышишь шепот Гудеа,
Гробницы сын идет с ключами
Сквозь мрачный шторм и сквозь ветра.
На башне, пагубой взращенной,
Как на лице - огромный прыщ.
Он видит нож, и с ним - ученый,
А на столе лежит Ильич.
* * *
В сердце ночью приходит с иглой
Седовласая Гершинанна.
Она дарит мне непокой
И беззвездную даль стакана.
Боги свергнуты, но земля
Выпускает их для мученья,
Дети наглые, их пленя,
Поздравляют их с непрощеньем.
Гудеа.
Я жил так мало, но беспечно.
Под покрывалом- три жены
Меня любили быстротечно
С спокойным умолком весны.
Стихи, что проза, накалялись,
Сходил с ума в вине Аккад,
И сонмы духов испарялись,
Когда рассвет вступал в наш град.
Меж звезд, уставших от дозора,
Шел специальный человек,
Он был велик, в том нету спора,
Но также - пагубен вовек.
Но чемпион в метаньи копий,
Всех спас отважный Гильгамеш,
Так не пришел к нам сын утопий,
Крестатый муж своих надежд.
Манерно реки разливались,
И из-за дальних берегов
Ко мне дары передавались,
Подборки суетных рабов.
В своей излюбленной манере
Я призывал к себе трех жен
И жил спокойно, жил без веры,
Безбрежным счастьем утолен.
* * *
Свет потух.
Ночь.
Кричит в ночи петух.
А я люблю тебя, дочь.
Звезда не жива,
Но в ней - огненный дар.
Я люблю тебя допьяна,
Выпей мой вар.
Крыши дышат,
Но молчит камыш,
Я - тебя выше,
А ты - спишь.
* * *
За колонной спрятались студенты,
Их собрали в тесном полумраке,
Будут песни литься перед просветленьем,
Будет как свеча гореть Gaudeamus.
Волнистый язык.
Дайте ему курить,
Вкруг тишину роя,
Не то могу убедить
Стекла в зрачках твоих я.
Не то я могу тесать
Бревна жизни своим языком,
Чтоб каждую суть доканать
Адским своим холодком.
Далей больных янычаров
Штормы собой перепил,
Его между волн метало,
Он дрался, но жил.
И он пережил все сомненья,
Великий волнистый язык.
Теперь он поет сновиденья,
В отставке накормленный штык.
* * *
Ветер в колеснице
Гонит лошадей,
Не дает напиться
Память вешних дней.
Я лежу в гробнице.
Лица потускнели,
И шумят века,
Смолкли минестрели,
Пали облака,
Их во тьму одели.
* * *
Где-то за рекою,
Там, где нет огней,
Уводили трое
Да табун коней.
Там цыган цыганку
Под копной имел,
Песни под тальянку
Соловей свистел.
К хате подкатили,
И коней - в сарай,
И, смеясь, разлили
Водку через край.
* * *
Во дворе - темно.
Спит Армавир.
Луну в ведро
Кто-то кинул и снес в сортир.
Новый год 93.
Из синих гор
Едет Егор.
Едет, едет.
Никак не приедет.
На аэродроме,
Вертолетов кроме,
Много селян-
Летчиков спиртом они веселят.
* * *
Земля доится жаждой.
Северная поет ртуть.
Если тебе не важно,
Может немного меня курнуть.
Мне навсегда одиноко.
Я, словно бог, маюсь.
Слушай, иди, черноокая,
Я люблю парус.
* * *
Мимо кладбища люблю ходить.
Здесь им закрыло рот.
Я люблю видеть ту нить,
Что смело идет в водоворот.
Я вижу смены течений
И лечащего врача,
Который пускает растение
В кожу не хуже меча.
Я вас люблю, могилы,
Великий нездешний покой
Сковали прохладные силы,
Зовут, завлекают домой.
Лечащий врач осторожен,
Но слишком опасен азарт,
В череп, чей сон не тревожен,
Колоду кидает он карт.
* * *
Прохлада живет ручьями,
Прохлада приходит с дождями,
Туманы идут в этажи,
Молчат за кустами ежи.
* * *
В надежде слабой умереть
Я лезвие не брал,
В мечтаньи сильном отозреть
Я провода связал.
Стенает ток, и он - святой,