В очереди к врачу областной детской поликлиники было несколько человек. Чтобы впустую не терять время, Лена вытащила из сумки блокнот, с которым никогда не расставалась. Рифмы наплывали сами собой - и Лена уже не обращала внимание на все, что происходило вокруг. Но вдруг услышала голос:

  - Ты пишешь стихи?

  Обернулась и увидела девочку, которая, похоже, только что присела рядом с ней. Вьющиеся длинные волосы, красивое, но бледное лицо, усталый взгляд - это не могло не поразить.

  - Я тоже пишу, - не дождавшись ответа, сказала девочка. - Только никому не показываю. В моих стихах - очень личное.

  Они познакомились, обменялись электронными адресами и телефонными номерами. Девочку звали Надеждой, на вид ей было лет 12-13. Полгода назад у нее заболело колено. Врач посоветовал его согревать, но болезнь не отступала - наоборот, боль усиливалась. Наконец у Надежды взяли анализы, сделали рентген.

  - Сразу направили в областную больницу, - поведала девочка. - Вчера ночью подслушала, как плакала мама, а отец ее успокаивал. Утром спросила маму, а она: все, якобы, будет хорошо. Но глаза у нее такие грустные, - Надя замолчала, а потом тихо сказала: - Врач меня уже осмотрел, мама еще в кабинете. О чем они там говорят?

  Было заметно, что ее больше всего интересует ответ именно на этот вопрос. Но тут из кабинета врача вышла Надеждина мама. "Тебя кладут в больницу. Пойдем, дочка", - женщина не смогла скрыть тревогу в голосе. Надежда медленно поднялась с больничной скамейки и, хромая на правую ногу, пошла за мамой.

  Через несколько дней Лена позвонила Наде, но ее мобильник молчал. Прошло почти три месяца. Лена уже стала забывать о случайном больничном знакомстве, как однажды, просматривая свою электронную почту, увидела письмо от Надежды, в котором та сообщила, что у нее обнаружили саркому нижней трети правого бедра. Лена посмотрела в словаре: саркома - это злокачественная опухоль. До этого она мало что знала о раковых заболеваниях. Считала: это исключительно "взрослые" болезни. Неужели они поражают и детей?

  Лена решила навестить Надю. Но на ее просьбу сообщить свой адрес девочка написала:

  

  "Все - родные, соседи, учителя, даже школьные подруги - меня жалеют, и я не могу с ними быть откровенной. А с тобой мы едва знакомы. Пусть так и будет. Трудно прятать в себе грустные мысли, а тебе, на расстоянии, могу их доверить".

  

  Так началась между ними интернет-переписка. Надежда писала Лене очень редко - когда врачи отпускали ее домой.

  В октябре 2011 года она призналась:

  

  "Иногда кажется: уже не выдержу этой боли. Так никто не страдал, как я. И так никто не мечтал, не ценил каждое мгновение, каждый вздох. Так никто не радовался, когда просыпаешься и чувствуешь, как молодой солнечный лучик играет на твоем лице - хочется схватить его руками, прижать к груди. За что мне такие страдания? Хочется кричать, куда-то бежать, разорвать на себе одежду, бить свое тело... Но сдерживаю себя. Вижу, как тяжело маме. Она ободряет меня, но улыбка у нее такая вымученная, такая неестественная. Нет, я должна выдержать. Здесь, в больнице, я открыла важную истину: чужую боль переносить тяжелее, чем свою собственную. Особенно тогда, когда не можешь ничем помочь своей родной дочери. Это бессилие приносит такие страдания... Но мама держится. Знаю, что плачет украдкой в коридоре. И не хочу усиливать ее боль. А если у меня не хватит сил?"

  

  Спустя месяц Лена получила новое письмо от Надежды:

  

  "Хожу на костылях, опухоль на колене увеличилась. Две недели назад сделали операцию: гнойный аппендицит. "Химию" пришлось прервать. Да и денег не хватает на химиотерапию. Нужны еще три флакона. Отец в долгах, работает на двух работах, чтобы выплатить кредит, который взял на заводе еще в начале лечения. Мама из-за этого грустит, пишет в различные благотворительные организации, обращается к волонтерам. Жить мне или нет - решают деньги?

  Осталось только ждать и верить... А пока нас отпустили домой".

  

  В начале декабря Надежда сообщила:

  

  "Вдруг почувствовала себя взрослой. Нет, детство еще не кончилось. Жизнь только начинается. У меня все впереди: путешествия, море, институт, любовь, собственные дети... А если всего этого не будет? Если впереди только тьма? Становится страшно ... Неужели тупик? За что?

  Едва выдержала "блок химии". Скололи всю руку, трудно было ставить катетеры. Очень ослабла. Поэтому, наверное, меня постоянно преследуют простуды. Ходить не могу уже и с помощью костылей. Меня носят. Но готовлюсь к поездке в столичную клинику. Там проведут обследование, а затем заменят пораженную саркомой бедренную кость на имплантат. Сначала буду передвигаться на костылях, а когда нарастут мышцы, научусь ходить, как все здоровые люди. Хотя бы на одной ножке, но так хочу ходить сама. Возьмутся врачи за это? Ведь метастазы пошли уже в легкие. Мама ничего не скрывает от меня - это моя просьба. Перед тем, как отправить тебе письмо, перечитала его - и ужас охватил: в четырнадцать лет пришлось такие медицинские термины узнать.

  Сегодня пела песни. Мама сначала удивилась, а потом присоединилась ко мне. Такой дуэт мы создали! Попросила маму вынести меня на свежий воздух".

  

  Через неделю Надя прислала еще одно письмо:

  

  "Опять капельницы, антибиотики. Новый год, к сожалению, придется встречать в палате. Если все будет хорошо, к Рождеству приедем домой, потом нужно будет немного передохнуть и ехать в Киев на обследование, там, скорее всего, заменят пораженную кость имплантатом. Мама с содроганием думает о том, что из-за кризиса имплантант мог подорожать.

  Так хочется увидеть мир! Кроме родного города и областной больницы, нигде не была. Перед тем, как заснуть, всегда мечтаю о море, плескаюсь в нем, а потом превращаюсь в птицу, парю в небесной выси и лечу в горную пещеру, где живет колдун - повелитель гор и лесов. Он поит меня целебными травами, читает молитвы и заклинания. И болезнь отступает".

  

  В середине января Надя позвонила из Киева:

  

  "Вот мы наконец в Киеве! Приехали сегодня, начали делать обследование. И уже назначили химиотерапию. Обрадовали, что имплантат должен быть бесплатным!!! На днях жди от меня письма: мама девочки, с которой лежу в палате, пообещала дать ноутбук".

  

  Но письмо Надежда прислала только через две недели:

  

  "Было совсем плохо. Ничего не хотела есть. Анализы плохие. Когда покапали тромбоконцентрат, стало легче. Появился аппетит: попросила киви или слив и домашнего кваса. Опухоль уменьшилась, но через несколько дней резко упал уровень лейкоцитов. Нас с мамой перевели в закрытый бокс. Там круглосуточно нужно быть в стерильных масках. Когда анализы улучшились, нас вернули в обычную палату. Съела жареного картофеля и соленого огурчика, шашлыка с луком. А потом так сладко уснула, ни разу не просыпалась ночью. Уже могу обходиться без обезболивающего. Неужели случилось чудо, и я выздоровею? А самое большое чудо в мире - это жизнь. В больнице многое начинаешь понимать по-взрослому.

  Вспоминаю свою жизнь до болезни. Хорошо училась, была лидером в классе, ни одного концерта в школе не проходило без меня, посещала танцевальный кружок, пела. А сколько друзей у меня было! Но это была другая жизнь. Я так любила делать себе различные прически, и куклам своим шила разные наряды, наряжала их. А теперь больше всего ненавижу зеркала. Не могу в них смотреть - себя не узнаю: кожа и кости, лысая голова, похожая на пришельца с другой планеты.

  Мои подруги, с которыми познакомилась в областной больнице, уже умерли. А так хочется жить, даже если у тебя саркома, если тебе делают химиотерапию, от которой выпадает роскошные волосы. Хочется забыть о таблетках, капельницах, уколах, забыть про боль, невыносимую боль. Забыть о "химии"... От нее плохо, тошнит, из носа идет кровь, тело сводят судороги. Это такие муки... Родное лицо склоняется надо мной, а я со слезами тихо говорю: "Мама, я не хочу умирать... Мама, помоги..."

  

  Следующее письмо Надежда написала уже в марте:

  

  "В Киеве провели "блоки химии", но операцию по замене коленной кости на имплантант врачи делать отказались. Даже не назначили лучевую терапию легких. В выписке слова, пугающие своей обреченностью: "Лечение закончено". Да нет, я еще поборюсь - для себя, для мамы и папы, для всех, кто заботится обо мне. Согласна даже на ампутацию ноги, чтобы только жить. Волонтеры ищут возможность лечения за рубежом.

  Каждый день одно и то же: антибиотики, капельницы, маска на лице, прогулки в коляске - на 15 минут. Сама научилась вводить себе обезболивающее через катетер. Но боль отступает лишь на два-три часа. Правая нога синюшная, отечная. Боли иногда такие невыносимые, что прошу отрезать ногу.

  Но вчера удивила родителей: боксировала воздух руками, а умываясь, бросала в маму брызги, и очень весело смеялась. У родителей от этого даже лица посветлели".

  

  Последнее письмо от Нади Лена получила в июле:

  

  "Неделю назад было очень трудно. Постоянно кашляла, в мокроте появилась сукровица. Плохо стала видеть, в глазах все расплывалось. Когда "печет" в легких, когда задыхаюсь, когда болит нога, тогда мама гладит мою грудь и опухоль на колене - и становится легче. Волонтеры договорились о лечении в Израиле. Но нужны доллары. Мне даже страшно сказать, сколько надо... Где взять такие большие деньги? Добрые люди помогают. А если не успеют собрать нужную сумму?

  Теперь гемоглобин поднялся, зрение улучшилось. Пью овсяный отвар. Хотя напиток и не очень приятный, но мне говорят, что поможет".

  

  ...В один из августовских вечеров зазвонил мобильник. На мониторе телефона высветилось имя Надежды. Но Лена услышала незнакомый женский голос: "В телефонном справочнике дочери нашла твой номер. Значит, вы были знакомы. Надежда умерла три дня назад..." Слова матери утонули в рыданиях.