Аннотация: ... но пусть уста твои не исторгнут ложь. Ибо пойдя по его пути, ты рискуешь повторить его судьбу...
... но пусть уста твои не исторгнут ложь. Ибо пойдя по его пути, ты рискуешь повторить его судьбу...
Повозка то и дело подпрыгивала на ухабах, разобрать при такой тряске собственные записи становилось почти невозможно. Благо, я помнил их практически наизусть. Столько лет я перебирал крупицы знаний и отделял зерна от плевел, чтобы сейчас, наконец, выйти на финишную прямую в моих изысканиях, найти, наконец, Свечу Инквизитора. Ее последнее пристанище. Кто мог бы предположить, что свое временное упокоение она найдет в руинах монастыря?
Сколько времени прошло с тех пор, как я начал ее искать? Много. Больше десяти или двадцати? Сейчас и не вспомнить. Но, в масштабах истории, сколько времени на самом деле нужно, чтобы найти то, что раньше казалось не более чем легендой?
Порыв ветра взметнул опавшие листья у дороги и зашелестел листами бумаги, вороша мои записи. Первая страница.
Да, все началось именно с этого. История первого инквизитора, который перестал бороться за правду, но стал бороться за идею. Сколько их, таких борцов постепенно утрачивает чувство реальности? Сколько из них понимают, что борясь за идею они приносят больше вреда, чем пользы? Сколькие могут очнуться от дурмана собственного разума, покореженного изменениями? Этот не смог. Тогда и родилась Свеча. Легенда.
Впитавшая всю ненависть его жертв и ложь самого Инквизитора, не чуравшегося любых методов для достижения своих целей, его одержимость и его безумие, Свеча стала вратами и инструментом. Если верить легенде, Свеча была в руках Инквизитора, когда тот умер. Опять же по легенде, умер он, когда за ним пришли те, кого он так или иначе лишил жизни. Души невинных. Они отобрали его жизнь, но дали жизнь самой свече, позволяя ей наказывать за обман.
Если верить тому, что я успел узнать, Свечой мог воспользоваться каждый, но один раз в жизни. И ею пользовались. Пользовались те, кого оклеветали, кого предали, кому навредили ложью, и не было никаких иных способов как отомстить, так и восстановить свое доброе имя. Ею пользовались те, кто знал правду, и был абсолютно уверен в вине тех, кому он хотел отомстить. Но Свеча никогда не могла отомстить невиновному. Тот же, кто пытался заставить Свечу мстить обманом... тут данные расходятся, кто-то говорит, что лжецы сгорали в пламени, как жертвы Инквизитора, кто-то говорит, что они просто умирали на месте, но итог всегда был закономерен. После свершившегося Свеча всегда исчезала. Чтобы через время всплыть в другом месте.
Я следовал за упоминаниями о ней из поселения в поселение, пока последнее упоминание не привело меня... сюда.
Дорога кончилась, упершись в стену леса. Возница сплюнул на землю, и терпеливо дождавшись пока я, собрав пожитки, выберусь на твердую землю, молча отправился обратно, чудом развернув повозку на узкой лесной дороге. Ну что же, дальше пешком.
То, что лес сменился на жутко заросший монастырский сад, я понял лишь тогда, когда уткнулся в огрызок стены, отличимый от природных образований лишь наличием каменной кладки. Похоже, поход будет сложнее, чем я предполагал. Даже если природа и не уничтожила вход в подвал, который, судя по бумагам, и был моей конечной целью, то найти его будет совсем непросто. Но остановиться сейчас означало лишь одно: отказаться от труда почти половины собственной жизни. А на это я не был согласен даже при условии, что в случае неудачи мои останки вольются в окружающий пейзаж не менее органично, чем сами руины.
При ближайшем рассмотрении руины оказались не в таком плачевном состоянии, как это показалось вначале. Да, изрядно заросшие там, где обвалилась крыша или рассыпались стены, пострадавшие от сырости или непогоды, захваченные лесом, но непокоренные там, где проглядывала каменная кладка пола, двора, внутренних помещений; даже колодец, оказалось, был еще пригоден к использованию при условии, что вы захватили с собой ведро. Ведра у меня не было, но и пить я предпочитал из лесных ручьев.
До сумерек удалось обследовать территорию и найти место для ночлега. Как я и подозревал, большая часть построек уцелела лишь частично. От библиотеки, трапезной и госпиталя остались лишь фрагменты. Чуть больше повезло спальням монахов и помещениям для паломников. Лучше всего сохранилась сама церковь, местами в окнах остались даже витражи, в другие, просунув ветви, приветливо помахивали ими молодые деревца. Несколько деревьев сумели прорасти даже внутри, уютно расположившись на своеобразных "полянках", устланных мхом и лесной травой.
У одной из таких полянок я и расположился, обосновавшись в углу со своим нехитрым скарбом, организовал лежанку и костер, раз за разом перечитывая свои записи при неверном свете пламени, под неодобрительные взгляды святых на уцелевших витражах.
Сон был тягостным, каким-то липким, такое бывает во снах, когда хочешь бежать, но не можешь спастись от непонятной и необъяснимой невидимой опасности, которую ты, тем не менее, чувствуешь шкурой. Этот сон был таким же, но мне не нужно было бежать, наоборот, мне нужно было идти к ней, к цели, но меня постоянно что-то отвлекало, оттягивало от цели, не позволяя к ней приблизиться. Сейчас я уже не вспомню, что снилось, вроде как сначала я видел самого себя спящим привалившись спиной к стене, с листами бумаги на коленях, которые выскользнули из ослабевших пальцев, потом мимо моего спящего тела стали проходить полупрозрачные монахи, увязавшись за ними, я видел, куда они ходят и что делают, кажется, я искал спуск в подвал, но постоянно, ведомый чьей-то волей, следовал то за одним, то за другим монахом, а потом один из них захлопнул перед моим носом дверь; на меня дохнуло холодом и я проснулся.
Открыв глаза, я понял, что сижу в той же позе, что и видел себя во сне. Судя по костру, прошло не так уж и много времени. Следовало отдохнуть и выспаться, прежде чем с утра приниматься за более детальное исследование руин. Что я и сделал, убрав записи и устроившись на ночлег.
Утро особо не отличалось от любого другого, пожалуй, за исключением того, что проснулся я замерзший до такой степени, что едва мог пошевелить пальцами.
Вновь загоревшийся костер и горячий завтрак помогли вновь собраться с силами и приняться за то, зачем я, собственно, и забрался в такую глушь. Следовало найти вход в подвал.
Почти половину дня я потратил на поиски, но в конце концов усилия мои оказались вознаграждены. Чему немало поспособствовали записи о самом монастыре. В архивах сохранилось немало записей о великолепной библиотеке, которая в свое время была самой известной в округе, и упоминаниям о том, что от взглядов посетителей особо ценные экземпляры хранились в подвальном хранилище. Пришлось немало попотеть, прежде чем мне удалось сдвинуть несколько блоков из развороченной то ли молнией, то ли корнями молодых деревьев, дальней стены церкви. Там то и открылся лаз, тут же дохнувший на меня запахом затхлости и сырости. Даже возможность того, что подвал изрядно пострадал от тех же деревьев, времени или дождей, не умаляла моего ликования.
Закрытый фонарь разбрасывал желтые блики по влажным камням стен подвала, то тут, то там с потолка, подобно лианам, свешивались корни деревьев, пробившие потолок и теперь ищущие опору внизу. Иные корни, подобно диковинному узору, спускались по стенам белесыми червями. Уютно здесь не было. Время от времени сзади налетало дуновение ветра, обдувавшего затылок подобно дыханию идущего позади гиганта.
Подвал был большим. Не знаю, сколько точно, но у меня ушло несколько часов на то, чтобы найти ту самую тайную библиотеку. Некоторые переходы были засыпаны, один вывел меня в большой зал с остатками лежанок. Похоже, здесь монахи скрывались от летнего зноя. Другой переход, попетляв, привел в помещение, где хранились сейчас пушистые от наростов плесени бочки. Еще несколько рано или поздно выводили или к тем же засыпанным переходам, или цепочке малюсеньких комнат. Должно быть, уединенных келий. Я пробовал оставлять меловые знаки на поворотах и перекрестках, но они то ли исчезали там где я их ставил, и появлялись в совершенно новых местах, то ли все переходы здесь были копией друг друга. Что было странно, так как один и тот же рисунок корней на стене я абсолютно точно проходил раза три, двигаясь абсолютно прямо.
В итоге в библиотеку я вышел, кажется, совершенно случайно. Как и все здесь, она оказалась в удручающем состоянии. Бесценные тома сейчас или раздулись и слиплись от влаги, став абсолютно нечитаемыми, или поросли все той же вездесущей плесенью, или лежали горкой грязи вперемешку с остатками рассыпавшихся в труху полок.
То же запустение; грязь, паутина и звук капели заполняли библиотеку, как и весь подвал. Обойдя помещение по периметру, я остановился внезапно, словно налетев на стену, или получив крепкий удар под дых. Утратив на некоторое время способность дышать, я не мог отвести взгляда от предмета, столь знакомого мне по гравюрам и рассказам. Предмета, который я искал столько лет, но до последнего мгновения сомневавшийся в его реальном существовании.
Свеча стояла на разбухшем от влаги и перекосившемся столе. Казалось, что ее не коснулось время, не коснулась сырость, царившая в подвале, не коснулась даже пыль. Сумев все же вздохнуть, и почти сразу поперхнувшись сырым воздухом, я приблизился к столу, желая рассмотреть ее во всех деталях.
Да. Все было как по книге, по описаниям. Она была именно такой, как о ней говорили. Изначально белая, она покрывала потеками воска высокий резной подсвечник, похожий больше на жезл, почти до самого основания. От самой свечи осталось не так много. Но столько же ее было уже при самом первом ее упоминании. Отпечаток ладони в воске, у середины подсвечника. Я так и не смог понять, принадлежит этот отпечаток тому самому Инквизитору, или же кому-то из моих предшественников.
Рука потянулась к Свече сама по себе, и, лишь подсвечника коснулись мои пальцы, как огонь на ее фитиле вспыхнул сам по себе. Фонарь выпал из второй руки сам по себе, но отдернуть руку от Свечи я уже не мог. Наоборот, ладонь удобно легла поверх следа чужой руки, устроившись в выемках воска так, словно след был оставлен мною. Пламя вспыхнуло ярче, выделив фигуру, что отделилась от темноты, и в мгновение ока воспламенилась сама.
Следовало бы бежать, взять свечу и бежать. Покинуть этот подвал, но я не мог пошевелиться, не мог отвести взгляда от горящей фигуры, что приближалась ко мне, а перед ней волнами тек сам огонь. Совсем скоро выход оказался отрезан, я остался в невидимом круге обрамленном жадными языками пламени. Фигура остановилась у самой границы круга, и я смог рассмотреть его. Инквизитор. Он горел, но не сгорал, он был соткан из пламени, но в то же время я мог рассмотреть каждую деталь его одежды, мимики, дыхания. И глаза. Его глаза горели тем же самым пламенем.
- Ты пришел за правдой, или за местью? - Его голос был хриплым, глухим, но в то же время я слышал каждое слово так отчетливо, словно оно звучало у меня в голове.
- За правдой.
Его глаза сузились. Я знал, что он делает, откуда-то знал, не смотря на то, что ни в одной книге или записи этого никогда не упоминалось. Он заглядывал в мою душу. Слова могут лгать, а знания - нет. И я знал, что он там видит. Мою историю, причину того, что я так долго и отчаянно искал Свечу.
Почти половина моей жизни назад. Все началось со лжи. "Каменщик" и его сыновья. Земли моей семьи слишком долго мозолили глаза владельцу карьера. Даже не только земли, сколько то, что сокрыто в их недрах. Именно их ложь и стала причиной заточения отца и последующей его смерти, когда подкупленные громилы просто убили его. Смерть матери от горя утраты, и новый удар, когда купленные чиновники подтвердили, что наши земли "захвачены незаконно". Что, впрочем, не помешало "захваченным землям" довольно скоро перейти во владения "Каменщика". Тогда я лишился всего: семьи, владений и доброго имени. Я не смог ничего доказать.
- У меня не осталось ничего...
- Не осталось ничего. - Подтвердил Инквизитор, и протянув за границу круга руку, внезапно прижал ладонь к моей груди напротив сердца. - Твоя правда.
Пламя перекинулось с его руки, подобно воде расплескавшись по моей одежде, коже, волосам, казалось, даже внутренности вспыхнули, но тем не менее это пламя не несло боли, оно горело, но не сжигало.
- Ты будешь гореть, но не сгорать. Твоя плата за правду - еще одна душа в копилку моего искупления. Твоя награда - месть тем, кто солгал. Их плата - огонь.
Пламя вспыхнуло ярче - ослепив, заставив закрыть глаза. Сумев проморгаться, я понял, что сижу на полу подвала. Рядом лежит чудом не погасший фонарь. Свечи не было ни в руках, ни рядом, Инквизитора тоже не было, не было и огня. Лишь на груди саднил ожог, похожий на отпечаток ладони.