Аннотация: Произведение пишется исключительно по настроению и так, как хочется автору. Тем не менее, ценные замечания, если таковые найдутся, будут учтены)))
Глава 2
- Рин! Слезай, а то все пропустишь! - вихрастый паренек нетерпеливо дернул за ногу другого. Тот сидел на заборе и, не отрываясь, смотрел куда-то завороженным, полным восхищения взглядом и настойчивые увещевания друга пропускал мимо ушей.
- Рин! Да куда ты уставился?
Никакой реакции.
- Эйдерин!
Если спросить у любого мальчишки, проживающего в нижнем городе, чего больше на свете ненавидел Рин, то каждый бы без запинки ответил: собственное полное имя. Смельчаки, которые решались проверить так ли это, возвращались домой в синяках и побоях, и надолго усваивали урок. Кнуд, как лучший друг, знал в чем причина этой жгучей ненависти, и в любой другой ситуации ни за что бы не использовал подобное обращение. Но не сегодня.
Рин дернулся, как от пощечины, и уставился вниз.
- Опоздаем, - нажимал друг.
- Ты... Да ты... - от возмущения он задохнулся.
- Ты же сам хотел увидеть его, - Кнуд специально сделал ударение на последнее слово.
Аргумент был весомый, так что мальчишка сменил гнев на милость и уже хотел спрыгнуть, как зацепился штаниной за расщепленную доску и, вскрикнув, неуклюже грохнулся вниз. Кряхтя поднялся и зло процедил:
- Рухх подери!
- Ну ты даешь, - цокнул языком Кнуд, - больно?
Из большой ссадины на ладони сочилась кровь, но Рин не обратил на нее никакого внимания, расстроено разглядывая порванные на коленях штаны.
- Совсем новые...
- Теперь мы точно опоздаем.
- Успеем, если поторопимся.
Он вытер кровь пучком травы, отряхнулся и заковылял следом за другом.
Народ медленно стекался к центральной площади. Каждый год, на праздник длинных теней, в их городе проходила ярмарка. В Хэйндсел съезжались торговцы, бродячие артисты, колдуны и предсказатели. Но этот праздник должен был стать особенным. Ходили слухи, что именно сегодня прибудет один из тириитов - носителей кровавой руны огненного демона, об подвигах и деяниях которых вот уже не один век складывались песни и легенды. Точно приедет он или нет, никто не знал, но пропустить столь громкое событие мог только полный болван, или такой фанатичный служитель Нелл, как Гюнхэл, отчим Рина.
- Запомни, Эйдерин, - любил повторять он, - твоя жалкая душонка принадлежит нашей милосердной богине, и землю ты топчешь, только благодаря ее воле. Одной ей ведомо, ради чего ты все еще ешь, спишь и болтаешься у меня под ногами.
Рин и не понимал, почему и ради чего все еще жив, ходит и дышит. Ведь стоило попасться отчиму на глаза, когда тот был пьян и с плетью в руках, оставалось только просить у Великой Нелл сил перенести боль и выжить. Порол отчим сильно, жестоко, со знанием дела.
По злой иронии судьбы, Гюнхэл был лекарем. Лучшим во всем нижнем городе, где среди грязи и нищеты зараза цвела как плесень на сыре, который большинство его жителей видело лишь на лавочных прилавках. Но его, бездушного человека, интересовали лишь монеты, которые он получал за вырванный зуб, отрезанный палец или же за пойло неопределенного цвета, лечащего от лихорадки. Возможно, именно благодаря Нелл, Рину удавалось до сих пор выжить? Кто знает? Конечно он запросто мог избежать плетки: улизнуть на улицу и пересидеть "опасные моменты" в надежном укрытии. Если бы не одно "но". Вошедшему во вкус крови Гюнхэлу уже было все равно кого бить, и тогда под удар попали бы его младшая сестренка, братишка или мама. Этого Рин не мог допустить. Поэтому, валяясь в кровати после очередной порки, молил не о смерти, хотя в те минуты и желал ее как никто другой, а именно о том, чтобы выжить, защитить самых близких людей.
Сейчас, шагая по запыленной улице Хэйндсела, мальчик даже представить не мог, какое бы изощренное наказание устроил его "благочестивый" отчим, узнай о том, что его пасынок нарушил приказ держаться от тириита за сто акренов. И если его поймают во время представления... за жизнь придется бороться всеми силами. Но упустить такой шанс... Да ни за что на свете!
- Сильно влетит, если старикан заметит твое отсутствие? - Кнуд словно мысли читал.
- Не заметит, - Рин передернул плечами, демонстрируя свой равнодушный настрой, хотя по спине и пробежался холодок. - У него операция сегодня. Ногу будет отрезать.
- Ого... Неужто старому Виллему?
- Да... Видел бы ты его, нога такая черная, опухшая, вот-вот червяки выползут.
Кнуд скривился: Рин очень часто сгущал краски, описывая тот или иной недуг, но он никак не мог к этому привыкнуть.
- Так на что ты там, сидя на заборе, пялился? - паренек решил сменить тему.
Рин нахмурился, отвернулся.
- Да ладно тебе, никому не скажу, обещаю.
Они шли по узкой мостовой, по обеим сторонам которой нависали посеревшие от грязи и пыли двухэтажные дома, практически сливавшиеся с ползущими по небу свинцовыми тучами, готовыми пролиться на землю тяжелым дождем.
- А может, - Кнуд хитро улыбнулся, - на кого?
По щекам Рина разлился румянец, и он смущенно кашлянул.
- Да харош уже, давай, колись!- друг хлопнул его по плечу.
Мальчишки уже подошли к концу улицы, ведущей на шумную центральную площадь, как из переулка выскользнула девушка в шелковой, небесно-голубого цвета шали. Длинные, почти по пояс, пшеничные волосы, развевались на ветру, ярко-синие глаза восторженно сияли. Она грациозно скользила в плотном потоке людей и вскоре скрылась из виду.
- Нет... ты... - растерянно пробормотал Кнуд, заметив реакцию друга. - Даже не думай!
- О чем?
- О ней! Об Авейле!
- Я и не думал, - Рин тут же уставился в землю и ускорил шаг. Почти побежал.
- Она же дочка пекаря! - торопливо продолжил он. - Ты в своем уме? Хочешь работу потерять? Думаешь, ее отец позволит таким как ты, полотерам, хоть на акрен приблизиться к ней?! Даже если твой отчим варит для него Рухх знает какие зелья?
- Ничего я не думаю! - буркнул Рин и оставшийся отрезок пути провел в угрюмом молчании.
Улица привела их к центральной площади. Обычно пустующая, широкая и просторная, сегодня она показалась ребятам необыкновенно маленькой, неспособной уместить всех, кто приехал на праздник. Раскрыв рот, они протискивались между рядами торговцев, раскинутыми шатрами артистов и предсказателей, завороженно наблюдали, как ловко опускают острые клинки в горло шпагоглотатели, как быстро подкидывают в воздух тарелки и мечи жонглеры, как меряются силами самые отважные зеваки с могучими борцами. Но больше всего народу столпилось возле внушительных размеров сцены: представление только начиналось и, судя по странной руне, золотом начертанной на пурпурном занавесе, именно тут надлежало выступить тирииту.
Ребята, получив по пути несколько пинков и подзатыльников, с трудом протиснулись сквозь толпу зрителей. И вовремя: заиграла музыка, люди притихли, ожидая появления самого загадочного в мире человека - носителя демонической руны.
Наконец, занавес заколыхался, открылся, явив народу... темно-бардовый, бархатный плащ. Он висел в паре локтей от земли, и полы его трепетали от небольшого ветерка. Потом, под удивленный ропот толпы, плащ медленно поплыл к середине сцены, остановился. Раздался громкий хлопок, площадку накрыл белый дым. Народ ахнул, неотрывно следя, как постепенно материализуется в плаще человек. Вот появилась его голова: с длинными седыми волосами, лохматыми клокастыми бровями, крючковатым носом, упрямо сжатыми губами. Затем проявились его руки, в черных кожаных перчатках, и, в завершение, - ноги, в башмаках такого же цвета. Мужчина сделал шаг к краю сцены, театрально поклонился. Толпа взорвалась аплодисментами.
Кнуд тоже громко захлопал в ладоши, а вот Рин не знал, что и думать. Безусловно, столь необычный выход к зрителям поражал воображение, но, выходило, что этот человек в плаще ничем не отличался от балаганных артистов, а ведь он великий маг... Или нет?
- Добрый вечер, жители Хэйндсела, - мягкий, глубокий голос тириита растекался тягучим медом. - Я очень... Очень рад стоять сегодня здесь, перед вами. Как известно, нас, сынов демона, боятся, уважают. Но, увы, не любят.
Среди зрителей раздались смешки.
- Да-да. Можно ли любить того, кто никогда не ответит тем же? - он широко раскинул руки, и теперь стал похож на огромную летучую мышь. - То, о чем твердит молва - истинная правда. Настоящий маг лишен чувств, ибо они мешают ему творить то, что назначено высшими силами.
- А как же с бабами-то крутить? - выкрикнул кто-то.
- "Крутить" можно сколько угодно, - усмехнулся тиирит, - в этом деле чувства только мешают.
- И то верно, - расхохотались в толпе.
- Но вы спросите, зачем я здесь? - он таинственно приложил палец к губам, призывая к молчанию. - Я здесь с очень важной миссией. Дело в том, что мне нужен преемник.
Гробовая тишина окутала сцену, люди не сводили с мага взора, внимая каждому его слову.
- Тот, кто сегодня пройдет испытание, будет принят в ученики. И в последствии получит руну Тира.
- Вот это круто! - Кнуд пнул друга в бок. - Обладать силой демона! Ты как? Будешь участвовать?
Но Рин лишь молча тряхнул головой.
- Итак, - снова заговорил маг. - Я представляю дом целителей. Наряду с домом воинов и мудрецов, мы пользуется заслуженным уважением. Тот, кто пройдет мое обучение, получит власть над болезнями. Он сможет исцелить любого... Понимаете? Любого страждущего.
- Так уж и любого? - недоверчиво выкрикнула женщина, стоящая неподалеку от сцены. - Мой сын ослеп пять зим назад. Сможешь ли ты исцелить его?
- Именно поэтому я здесь, - мягко заверил ее маг. - Веди своего сына сюда! А тот, кто хочет стать моим учеником, пусть внимательно следит за моими действиями. Если он определит, как именно мне удается излечить болезнь, то я с радостью разделю с ним свои знания. Откройтесь магии и поймите ее природу.
На сцену, в сопровождении матери, поднялся худенький, изможденный мальчик, лет шестнадцати, ровесник Рину. Он то и дело спотыкался, в поисках опоры беспомощно шарил впереди себя руками. При сценическом освещении стали заметны и бельма на обоих глазах.
Тириит подошел к больному, стянул перчатку, положил руку ему на лоб, стал нашептывать что-то едва слышное. Несколько человек едва не влезли на сцену, чтобы расслышать слова заклинания, но тут же были отогнаны охранниками. Из-под ладони целителя выбилось слабое свечение, он заговорил громче, на каком-то странном языке. Свет стал ярче, а потом вдруг погас. Маг отвел руку, и мальчик открыл глаза. Ярко-синие. Совершенно здоровые. Мать вскрикнула, кинулась обнимать свое чадо, а потом рухнула на колени, покрывая поцелуями подол багрового плаща благодетеля. Толпа загремела, заулюлюкала. Такого здесь не видел никто и никогда. Тут же послышались крики: "Исцели меня...моего отца...моего ребенка", - они смешались в единый вой, требование, зов о помощи.
Больных он выбирал сам: поставил на ноги немощного старика, убрал горб у молодого парня-калеки, заверил не первой свежести девицу, что она, наконец-то, сможет зачать дитя, срастил кости в переломанной руке, снял жар у ребенка. Лечил, пока силы его не иссякли. Наконец, утерев со лба пот, он устало поклонился и заявил:
- Теперь я жду будущих учеников в своем шатре, - после чего удалился, оставив за собой молящие, негодующие крики тех, кто не успел получить желаемое избавление от недугов.
- Обалдеть! - Кнуд захлебывался от восторга. - Ты видел? Ты чувствовал? У меня прям волосы на затылке шевелились!
Ничего подобного Рин не ощутил, но согласно кивнул головой. Уже стемнело, и отчим наверняка закончил с операцией. Следовало торопиться домой, но Кнуд уже тащил его за руку к шатру, возле которого выстроилась внушительная очередь из желающих поступить в услужение к целителю. Двигалась она довольно быстро: пока что никому не удавалось завладеть вниманием тириита дольше нескольких минут.
- Я знаю точно, у меня получится! - Кнуд нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая своего череда пройти внутрь.
- И что ты ему скажешь? - иронично улыбнулся Рин.
- Ну...отвечу на его вопрос. Я точно знаю, как он исцелил всех этих бедняг.
- И как же?
Кнуд наклонился и тихо шепнул на ухо:
- Его тело - всего лишь инструмент в руках демона. Поэтому маги и не чувствуют ничего. Они - всего лишь оболочка Тира.
Рин едва не рассмеялся, но не хотел расстраивать друга. Сам-то он не лучше. У Кнуда есть хоть какая-то мысль, а вот у него самого... Не чувствовал он ничего во время "представления". Более того, к концу, разочарованный, даже заскучал...
- Ну, пожелай мне удачи! - Кнуд юркнул в шатер. Пробыл он там чуть дольше остальных. Рин даже подумал, что у него получилось, но тот вышел, грустный. Отрицательно мотнул головой и тяжело вздохнул. Однако тут же взял себя в руки и подтолкнул его ко входу:
- Твоя очередь.
- Может, не стоит?
- Давай - давай! Что ты как девочка мнешься.
Рин только фыркнул и решительно переступил порог шатра.
Внутри царил полумрак, так что он не сразу мог рассмотреть обстановку. Да еще пахло так резко, что голова немного закружилась, а к горлу подкатил комок тошноты. Он хорошо знал этот запах: отчим часто зажигал в приемной ветви дорм-дерева, отбивая таким образом смердящие "ароматы" гниющей плоти, гноя, черной крови, которые со временем пропитали стены их лачуги.
Тиирит сидел в высоком кресле, в дальнем углу шатра, и заметить его сразу было трудновато.
- Как тебя зовут, - голос его звучал устало и слегка раздраженно.
- Рин.
- Эйдерин, значит.
Сначала запах, а теперь еще и имя... все, что он так ненавидел из-за отчима... И зачем он сюда пришел? Разве что только высказать всю правду в лицо.
- Я - Рин, - поправил его он, - а вот вы - никакой не лекарь.
Маг вздрогнул, подался вперед, с интересом разглядывая дерзкого гостя.
- Все эти люди, которые исцелились на самом деле не были больными. Вы зародили напрасную надежду в тех, кто искал исцеления. Водили за нос тех, кто поверил, что может стать учеником великого мага. Мне жаль потраченного времени, а еще больше жалко своего друга, который так восхищался волшебством.
После некоторого молчания маг заговорил. Тихо и, как показалось, удивленно.
- Сотни, тысячи человек стояли на твоем месте, мальчик. Но ни один из них не имел наглости заявить, что я не обладаю теми способностями, о которых заявляю.
- Выступление с самого начала выглядело слишком наигранным. Оно больше походило на цирковое представление. А дальше... Когда на помост стали выходить больные... Не знаю, мне сложно объяснить, но эти люди, которых вызывали на помост, ничем не болели.
Маг закашлялся, и это кряхтенье постепенно превратилось в смех. Он поднялся с кресла, подошел к пареньку, наклонился и заглянул ему прямо в глаза. От этого колючего, проникающего взора стало не по себе. Рин внутренне поежился, но взгляда не отвел.
- А ты смелый малый. Знаешь, желающие пойти ко мне в ученики представили сегодня столько вариантов, каким образом вылечить недуг, что хватило бы на целую библиотеку по целительству. Их беда в том, что я действительно ничего не делал.
Рин ошарашенно выдохнул:
- Так это правда? То, что я сказал?
- И да, и нет. Все представленные больные, действительно, здоровы как быки и переживут еще нас с тобой, вместе взятых. Я не обладаю руной Тира, но тоже кое-что умею.
Он взял Рина за руку, перевернул ладонью вверх. Ссадина, после падения с забора, нехорошо воспалилась и сильно дергала. Маг положил свою ладонь сверху, и из нее вдруг полилось тепло. Оно окутало руку, забирая боль, затягивая рану. Вскоре на этом месте не осталось ни царапины.
- Но... как, - Рин недоверчиво крутил ладонь и так, и эдак.
- Для того, чтобы принять руну, нужен ум и невероятная отвага. Ты - единственный, кто не побоялся дать правильный ответ. Единственный, кто следил за моими действиями сердцем, а не корыстью. Для того, чтобы найти способного ученика пришлось пойти на эту, не спорю, грязную уловку. Но только так можно отличить обычный камень от истинного бриллианта. Я, Эйвон Коул из дома целителей, готов взять тебя в ученики и обучить всему, что знаю.
- Простите, но я не могу, - мальчик двинулся к выходу.
- Зачем же ты пришел сюда?
- Мне не нужно было... Мой отчим, он...
- Я пробуду здесь какое-то время, подумай над моим предложением.
Рин выскочил из шатра.
- Ну как? Почему так долго? Он тебя взял? - тут же засыпал вопросами Кнуд.
- Нет, - резко ответил тот, и побежал прочь.
Рин спешил домой, а в голове крутились слова лекаря. Подумать только, он прошел испытание! Единственный из многих, кто пытался... А ведь в шатре, когда Коул залечил ему рану, он почувствовал нечто... что нельзя описать словами. Может, у него правда талант? Эх, принять бы предложение, уехать отсюда и никогда больше не видеть ненавистную рожу Гюнхэла... Но бросить маму? Ани с Дааном? Оставить их одних? Он не мог так поступить. Ни за что на свете.
Родного отца Рин потерял очень рано. Но очень хорошо помнил его гулкий раскатистый смех, густую бороду, которая всегда щекотала щеки. И еще тот день, когда его не стало. Помнил моросящий дождь, холод, белое, будто окаменевшее лицо матери. Языки пламени, пожирающее тело того, кто еще недавно крепко обнимал и подбрасывал высоко-высоко в воздух.
Мама рассказывала, что отец сорвался с уступа, когда пытался догнать отбившуюся от отары овцу. Лучше бы они остались без одной овцы, чем, в итоге, лишились всего. Дом и скот отобрали за долги, и вдова с малышом вынуждены были переехать в город, к двоюродной тетке. Она же в скором времени и сосватала мать этому выродку - Гюнхэлу. Деваться было некуда... да и сейчас ничего не изменилось. Куда идти? Ни денег - отчим все держит при себе, ни родственников, где можно было бы укрыться. К тому же Даан еще слишком маленький да болезный. Гюнхэл ему особый отвар готовит, говорит, что без него малыш умереть может. Так это или нет - проверять не хотелось.
Но в настоящий момент проблема стояла куда более серьезная. Операция на ноге старика Виллема. Если она прошла успешно, то отчим, наверное, уже пьяный, и спит. Это хорошо. Если же неудачно...он наверняка пьян, и наверняка не спит. Когда кто-то испускал дух на его кушетке, он надирался больше обычного. К тому же подмешивал себе в пойло какие-то травы: из-за них терял сон, становился невероятно сильным, буйным и вымещал злобу на других. В такие вечера на глаза лучше было не попадаться.
Проходя мимо дома Виллема, Рин притормозил, заглянул в окно: покойный, со сложенными на груди руками, лежал на кровати, возле него горела свеча, а его вдова, укутанная платком, читала молитву милосердной Нелл... Плохо дело...
Чем ближе он подходил к дому, тем беспокойнее билось сердце. Зря своих оставил одних, зря вообще потащился на ярмарку. Ведь знал же, что Гюнхэл надраться до беспамятства может и кулаки распустить! Приглушенные крики только подтвердили его опасения. Рин взлетел на крыльцо, дернул дверь, вломился внутрь. Отчим стоял, пошатываясь, посреди комнаты, широко расставив ноги. В самый угол, закрывая собой детей, забилась мама. По правой стороне ее лица растекался багровый синяк, глаз заплыл, распухшие губы разбиты в кровь. Она загнанно и беспомощно смотрела на мужа, тихо умоляя не трогать их,
Скотина! Никого не пожалел, даже Даана! На лбу малыша вздулся огромный синяк, а в широко раскрытых глазенках плескался такой ужас, что сердце сжалось. В висках застучало от вспыхнувшей ярости, дикая злоба сдавила дыхание. Глухо рыкнув, Рин схватил первое что попалось: табурет и со всей силы обрушил его на отчима. Удар пришелся в бок: Гюнхэл дико взвыл, завалился на одно колено. Рин тут же ударил снова, метя в череп, но отчим увернулся, подставив плечо. Перехватил руку нападавшего, вывернул ее. Искореженный табурет грохнулся на пол.
- А вот и ты, - осклабился он, обдав кислым запахом выпивки.
Не обращая внимания на боль в плече, Рин извернулся, лягнул что есть мочи Гюнхэла в живот. Тот охнул, согнулся, но пальцев не разжал. Выпрямился и с нечеловеческой силой швырнул мальчишку к стене. Он едва успел выставить руки, чтобы самортизировать удар, как отчим вцепился в шею и крепко приложил лбом о стоящий рядом шкаф. В глазах потемнело, Рин попытался высвободиться, но удар коленом поддых вышиб из легких воздух. А от следующего внутри что-то хрустнуло, разлившись по телу адовым огнем. Он скрючился, сжался в комок, пытаясь хоть как-то выдержать удары.
- Безбожник, - Гюнхэл с размаху пнул его ногой.
- Прекрати! Ты убьешь его! - на руке повисла мать, но он грубо отшвырнул ее прочь.
- Ты... защищаешь это отродье? Тириитского ублюдка?
- Пожалуйста...
Рыдания матери доносились откуда-то издалека, Рин тонул в море боли, захлебывался огнем, но все еще держался, цепляясь за жизнь как никогда прежде. Попробовал разлепить веки: перед ним мутнело лицо Гюнхэла.
- Думашь, я не узнаю? Ты ходил к нему! Ты отступился от Нэлл! Грязный выродок! Чтоб ты сдох!
От следующего удара снова что-то хрустнуло, и чернота, наконец-то увлекла его за собой.