Аннотация: Ветер, песок и пустота. Заброшенный город посреди сухой пустыни, над которым треснуло небо. Странник, некогда сбежавший отсюда. Теперь он возвращается обратно. Хватит ли у него сил и смелости разорвать нависшую над городом пелену проклятья, которую он же сам сплёл в прошлом?
Хроносигилл
Трещина в небе стала видна ещё за много миль от города. Путник шёл вперёд через пески, и она то скрывалась за гребнями дюн, то показывалась вновь: разлом мироздания, рассёкшая небеса рана, пылавшая зловещим сиреневым светом. И с каждым шагом она приближалась. К тому времени, когда путник вышел наконец к городу, трещина уже нависала над самой головой, распростёршись на половину неба, и в её недрах стало видно мерцание странных искр: словно бы там, по другую её сторону, прятались иные и чужие звёзды.
Путник взобрался на вершину последнего бархана - и замер, до боли стиснув в руке дорожный посох. Город лежал перед ним на виду. Путник поразился, насколько тот успел измениться.
Не было зрелища печальнее. Раньше его называли жемчужиной песков, оазисом пустыни, красой Востока и ещё многими хвалебными словами - и все они были правдой. Ныне он был растерзан пустыней и стал такой же её частью, как те выщербленные ветром скалы, которые часто попадались путнику по дороге. Улицы замело песком, целые горы которого скопились у стен и дверей домов. Крыши покосились или полуобвалились. Слетевшие с петель ставни хлопали под ветром, который гулял по улицам и вздымал на перекрёстках небольшие песчаные вихри. Дюны надвинулись на город и почти поглотили крайние дома. И всюду - бездвижность, тишина, запустение. Нигде не виднелось ни души. Только ветер играл струйками песка.
Путник смотрел на город, который оставил и в который теперь вернулся - и понимал, что не в силах сделать последние шаги и войти туда. Он размотал тряпки, которыми во время долгого перехода через безводные земли обернул лицо так, что открытой была только щёлочка глаз. Его лицо, смуглое и ещё вовсе не старое, огрубело от сухого ветра и заросло густой бородой, которая прибавляла ему сразу десятки лет. Одет он был в длинный серый халат, или балахон, на голове у него был тюрбан, а на плече сидела мелкая птичка с жёлтым брюшком, которую обычно не встретишь в таких краях - синица.
Путник полез в карман, достал немного крошек высохшего хлеба и протянул птичке. Та перепорхнула ему на ладонь и принялась их склёвывать, а сам он ещё раз поднял глаза на пустынный город, тяжело вздохнул и пробормотал:
- Я не могу, Роанна. Вина и страх убивают меня.
- Ци! Ци! - просвистела в ответ синица, - именно поэтому, Карим! Ты и должен! Ци!
Странник - его звали Карим - в последний раз бросил взгляд назад, но там были лишь пески пустыни и только ветер сдувал с барханов песчаную позёмку. Тогда он сжал зубы и сделал ещё один шаг вперёд - шаг, который дался ему тяжелее всего остального путешествия.
Главные ворота были распахнуты настежь. Одна из створок покосилась и криво лежала на земле. Камень перед воротами, на котором некогда было выгравировано название города, сейчас почти занесло песком, а буквы стёрлись. На его вершине покоился крысиный череп.
Карим миновал его и шёл по главной улице города. Когда-то здесь по краям дороги росли пальмы, а меж ними журчали фонтаны. Теперь дно опустевших водоёмов покрывал слой песка, а с вершин пальм вяло свисали вниз, подобно истрёпанным флагам, мёртвые коричневые листья.
Вокруг по-прежнему не виднелось не души, но люди здесь были. Карим кожей чувствовал взгляды из-за полуприкрытых ставень. Но у него не получалось понять, что осталось в этих взглядах - страх ли, злоба ли, надежда ли.
Всюду был песок - он скапливался в углах, скрывал пороги домов и скрипел на зубах. И надо всем этим раздирала небосвод трещина, которая даже посреди дня окрасила полнеба в лиловый цвет, затмив собою солнце.
На городской площади он встретил первого человека. То был нищий старик, который сидел, привалившись к бортику высохшего фонтана. Он невидяще смотрел перед собой и не сразу заметил подошедшего к нему путника.
Когда Карим узнал нищего, его сердце словно пронзила острая стрела печали. Когда-то это был ректор городской академии. Когда-то они были хорошими друзьями. Как много времени провели они вместе в мудрых научных беседах и в обсуждениях городских проблем! Теперь он разительно состарился и поседел. Миской для подаяния ему служила перевёрнутая профессорская шапочка, в которой не было ничего, кроме наметённого туда ветром песка.
Карим сглотнул горький комок в горле и окликнул давнего друга. Старик медленно повернул голову на приветствие - и не узнал его.
- Путник, что привело тебя сюда? - прокряхтел он, - здесь ничего нет. Уходи скорее. Здесь только песок и уныние.
- Я хотел навеки изгнать самого себя в пустоту и искал её, - промолвил Карим.
- Ужаснее того, что ты сейчас сказал, я ничего в жизни я не слышал, - отозвался нищий, - но что ж, ты её нашёл. Садись. Будем, раз так, сидеть тут вместе до скончания вечности.
Карим прислонился к фонтану рядом с ним и предложил старику флягу с водой. Тот медленно потянулся рукой в её сторону, взял и механически, без особого желания, выпил.
Карим разглядывал городскую площадь. Когда-то она кипела людьми и шумом. Там толпились возле колодца женщины, там плескались в фонтане дети, там выступали акробаты, там стояли торговые ряды, там околачивались стражники - и всюду встречались, расходились, говорили люди. Ныне же здесь была только пустота и тишина. Площадь кругом обступали полуобвалившиеся дома. Только ветер развеивал по камням мостовой крохотные буруны песка.
- Как тебя зовут? - спросил нищий.
Путник напрягся и с усилием выговорил:
- Карим.
Он тут же бросил в сторону собеседника острый взгляд, ожидая какой-то реакции на своё имя, но ничего не последовало.
- Хочешь узнать, что здесь произошло? - спросил спустя некоторое время нищий.
Карим промолчал. Он хорошо знал это. Старик, однако, воспринял его молчание как согласие и начал говорить:
- Когда-то это был прекрасный и цветущий город. Здесь процветали и наука, и исскуство, и торговля. Куча людей жила здесь, и все были довольны жизнью. Со всех концов земли приходили сюда караваны. Правил городом добрый и благородный султан, которого звали... как же его звали?.. забыл. Ещё у него был великий визирь, первый советник. Они были братья-близнецы. Но характеры у них двоих различались: один был человеком дня, другой - человеком ночи. Визирь не был злодеем, он тоже радел за благо города, но он предпочитал справляться со всем скорее при помощи ума и хитрости, чем при помощи чести и широты души. И вот однажды случилось несчастье.
Старик ткнул пальцем в небо над головой:
- Это называется истончение реальности. Метафизический изъян. Ты, наверное, даже не понимаешь, что это значит! - в его голосе на мгновение скользнула былая профессорская гордость, - наверное, мы сами виноваты. Что-то у нас в городе, выходит, уже было дурно, иначе бы оно не появилось. Так или иначе, сначала оно было маленьким, потом разрослось, и оттуда стал падать странный чужеродный дождь, который разрушал и сжигал всё. Это происходило чаще и чаще. Стало ясно, что ещё немного, и на нас обрушится настоящий потоп, который не оставит камня на камне.
- Ци! Камня на камне! - захихикала синичка, - скорее песка на песке! Ци! Ци!
- Цыц, - легонько щёлкнул её по клюву Карим.
- Лучшие мудрецы и волхвы нашей академии не могли понять природу этого зла и найти способ противостоять ему, - продолжал старик, - ректор академии... как его звали?... забыл... он тоже потерпел неудачу, и султан в гневе выгнал его из университета. Но я не злюсь на него. К тому времени все уже сидели в страхе по домам, ожидая очередного гибельного дождя, и носа не совали наружу. И тогда султан передал всю власть над городом визирю, а сам с горсткой храбрецов отправился в путь через пустыню - найти кого-то знающего, кто мог бы нам помочь.
Карим, невольно захваченный рассказом, хотя он и знал всё это, спросил:
- И что было дальше?
- Визирь тоже ведал тайные науки, - ответил нищий, - он просижывал целые ночи за свитками и книгами. Он вызывал целые полки джиннов, задавал им хитрые вопросы и заставлял их служить ему. В результате он смог сделать то, что не удалось учёным. Чтобы избежать грядущего разрушения, он остановил в этом городе время. Он свернул время в кольцо и запечатал при помощи некоего предмета. Этот предмет, по-научному он называется хроносигилл, временная печать, он спрятал в подвале дворца и приставил к нему волшебную стражу из джиннов. Но это было даже излишним, потому что никто и не пытался разрушить заклятье. Время остановилось, и трещина в небе тоже перестала разрастаться.
- А потом?
- Потом все вышли на улицы и радовались. Но очень недолго. Ибо скоро стало ясно, что не растёт не только трещина, но и вообще всё. Ничего не менялось, ни хорошего, ни плохого. Ничего не становилось больше, разве что песка на улицах. Всё начало чахнуть и зачахло, но при этом ничто не погибло. Всё впало в оцепенение. Всё остановилось. Ничто не может родиться, ничто не может умереть. Вот таков наш город. И таким он будет всегда.
- Пытался ли кто-нибудь уйти? - с трудом справляясь с волнением в голосе, спросил Карим.
- Да, но только поначалу, - сказал старик, - потом на это уже не было ни сил, ни желания. Хроносигилл выпил из нас все чувства. И кроме того, ты не вырвешься из кольца времени, раз угодив в него. Для нас пустыня раз за разом выводит обратно к городу. Прямые дороги сворачиваются в круги. Её невозможно перейти.
- А визирь?
- Его очень давно не видно, - ответил нищий, - говорят, что он нашёл способ умереть и таким образом освободился из плена. Возможно. Я готов в это поверить. Если кто-то и мог оказаться достаточно хитёр, чтобы выпутаться из этой ловушки, то это он.
На этом он разом смолк, и было видно, что он потерял всякое желание разговаривать.
Некоторое время оба сидели в тишине. Над ними в небе, в глубине трещины, колыхались полотнища мерцающего сиреневого огня. Странные отсветы падали на камни мостовой и на стены домов.
Затем Карим медленно проговорил:
- Я слышал в своих странствиях похожую историю... о городе, где запечатано время. Но с другими деталями. Султан и визирь были одним и тем же человеком. Днём к людям выходил султан, ночью - визирь. Конечно, если бы они никогда не показывались вместе, это заподозрил бы даже самый глупый человек, поэтому изредка правитель использовал двойников. Когда случилась беда, султан сделал вид, будто удалился из города, но на самом деле он просто отдал всё своё время личине визиря, чтобы посвятить дни и ночи созданию заклятья. Тогда он действительно смог остановить течение истории и создать хроносигилл. Тот был похож на драгоценный бриллиант, сияющий собственным светом. Этот камень визирь поместил в сердцевину лабиринта, который находится в подземелье королевского дворца, и приставил к нему охрану из таинственных неживых стражей. Но вскоре он, как и все, понял, что сделал ненамного лучше. И тогда он решился сделать то, в чём раньше только притворялся: он тайком покинул город и отправился в путь. Как создатель хроносигилла он был неподвластен эффекту кольца и потому смог пересечь пустыню. После чего он исходил многие страны и города, пытаясь найти нечто, что могло бы спасти его родной город от беды.
Старик устало пожал плечами. При этом две небольшие струйки песка с шуршанием просыпались из его рукавов.
- Любопытная теория. Но какая, в сущности, разница? Хочешь дать нам надежду, что когда-нибудь он спасителем вернётся из-за края пустыни? Это уже не имеет значения.
- Ци! Ци! Ци! - птичка запрыгала на плече у путника и клюнула его за ухо, - это правда неважно! Ци! Расскажи! О самом главном!
- Да, - продолжил Карим, - и вот в своих странствиях этот султан или визирь встретил мудрую девушку по имени Роанна. Её называли слагательницей снов. Она умела лечить душу человека через сны и посещать сны других. Она жила в зелёном-презелёном лесу, на залитой солнцем поляне, в небольшом и очень уютном резном домике. Рядом, журча, протекал лесной ручей, над которым она сделала мостик и поставила водяное колесо. Ты, наверное, даже и не можешь уже представить такие места, но поверь мне - это правда! Как там было здорово! Вся поляна была в цветах, и каждое утро на них оседало целое облако разноцветных бабочек! А какие птицы сидели там и пели на деревьях - с бело-красным оперением! А...
Старик вздохнул. Путник пресёкся.
- Роанна приняла визиря, - затем сказал он, - и посредством своего искусства смогла узнать его историю. Она и сказала ему, что делать, - Карим глянул на нищего, - и вот что это было. Она сказала, что тот должен вернуться и исправить свою ошибку. Благодаря этой ошибке он понял, как ужасно, когда ничто не умирает и ничто не рождается, а теперь ему надо дать умереть тому, что старо, и дать родиться тому, что ново. Карим с болью в душе согласился. Но одновременно он понимал, что ему будет очень трудно это сделать, ведь он сам принадлежал прошлому, и до сих пор делал всё в надежде возродить былую славу своего города. Поэтому Роанна решила, приняв обличье птицы, последовать за ним в путешествие и, если понадобится, помочь ему решиться.
Карим снова взглянул на нищего, который сидел, низко опустив голову.
- Как ты думаешь, получится это у него? - спросил он, - хватит ли у него смелости сломать собственный хроносигилл и обрушить на город предначертанную, но отсроченную гибель? Что ты сам об этом думаешь? Хотел бы ты ему помочь? Или остановить его?
Старик ничего не ответил, и, склонившись к тому и заглянув ему в лицо, Карим понял, что тот мёртв.
Вернее, нет. Карим потряс нищего за плечо, и тот негромко всхрапнул. Он просто спал. Ибо в этом городе всё умирало, но ничто не могло умереть.
Тогда Карим поднялся на ноги и перевёл взор на огромное сооружение, высившееся вдали над остальным городом - купол султанского дворца, ныне потрескавшийся и провалившийся внутрь.
Там, в подвалах дворца, были тайные проходы в другие подвалы, а там - в третьи, а в тех - проходы в подземные пещеры. Туда и лежала дорога путника. Он пробирался по узким коридорам, о существовании которых никто, кроме него, не ведал, спускался по крутым винтовым лестницам и скоро вышел в огромную каверну.
Это было странное место. С потолка на длинных верёвках спускались гирлянды масляных светильников, горевшие до сих пор, и сверху же ниспадали огромные бесчисленные полотнища из плотной, тяжёлой фиолетовой ткани, которые сходились под разными углами и так образовывали стены самого настоящего лабиринта.
Между этими покровами бесшумно двигались, неся свою вечную стражу, существа, схожие с человеком, только выше и стройнее, облачённые в тёмные, матово поблескивющие доспехи. Их лица скрывали длинные маски точно из такой же фиолетовой ткани, из какой состоял весь лабиринт. Эти покрывала крепились на лбу, по краю шлема, и свободно опускались до груди. Только на уровне глаз в них был проделан единственный разрез. В руках стражи держали древние бронзовые лампы, горевшие необычным золотистым пламенем.
Хранителей было много, они ходили группами по двое и могли охватить взором все окрестности сразу, но Карим знал схему и частоту их маршрутов, потому что когда-то сам её составлял. Он тихо, осторожно, постоянно озираясь, пробирался между водопадов тканей. Кое-где он аккуратно приподнимал завесы и опускал их уже с другой стороны, кое-где прорезал в них проход ножом, кое-где отступал под их укрытие, прячась от проходящего мимо патруля.
Несмотря на все предосторожности, он то задевал ногой камень, то случайно спотыкался о лежавшие на земле складки полотнищ, после чего, казалось, всё вокруг начинало шуршать, и тогда замирал в испуге. Стражи проходили мимо, совсем рядом, иногда в шаге от него, иногда даже ближе, если с другой стороны завесы - почти касаясь его плечом - но никто его не заметил.
Так Карим понемногу приближался к центру пещеры и всё явственнее слышал в воздухе тихий мелодичный звон, словно бы откуда-то сыпались сотни тонких льдинок. Вскоре он отогнул угол очередной завесы - и зажмурился от света, ударившего ему в глаза. Впереди, на каменном пьедестале, был он. Хроносигилл. Похожий на огромный, размером с яйцо, бриллиант, сияющий собственным внутренним светом, он висел в воздухе над постаментом и медленно вращался против часовой стрелки, бросая на окружавшие его полотнища и на пол тысячи хрустальных бликов. Звук, похожий на пение льда, исходил от него.
То был самый центр пещеры. Постамент располагался в середине большого круга. Сначала обрывался лабиринт завес, затем шло немного пустого пространства, а затем - три круговые ступени, ведущие к хроносигиллу. Стражи нигде не виделось.
Карим долго смотрел на сверкающий камень и на белые вспышки его граней, никак не находя в себе сил выйти из-за занавеса.
- Роанна, - прошептал он, - если я это сделаю, всему настанет конец. Та жизнь оборвётся. Прошлого уже будет не вернуть. Вообще ничего будет не вернуть. Даже надежды вернуть уже не будет.
- Ци... надежды для прошлого уже нет, - так же тихо прощебетала синица, - ци, ци... так не губи же надежду для будущего.
Карим кивнул, помедлил и выскочил из-за полотна. В несколько скачков он преодолел расстояние до пьедестала, взлетел по ступенькам и схватил хроносигилл. Драгоценный камень лёг ему в руку и ожёг холодным огнём. Его сияние просачивалось сквозь ладонь и било в щели меж пальцами.
Карим поднёс хроносигилл к глазам - и в очередной раз замешкался.
- Может быть... - пробормотал он, - ещё не всё потеряно... может быть, если бы я отнёс его к кому-то, кто разбирается...
Синица безмолвствовала.
Тут Карим будто что-то почувствовал и поднял голову. Стражи лабиринта, все до одного, стояли сплошной стеной вокруг нижней ступени и глядели на него, безмолвно и неподвижно. В их руках чадили лампы. Никто не издавал не звука.
Карим очень медленно обернулся вокруг своей оси. Везде он видел всё то же - стоящие в отдалении фигуры в чёрных доспехах, и лица, завешенные фиолетовой тканью.
Очень медленно Карим поднял руку с хроносигиллом вверх. Стражи так же медленно проcледили за ней взглядом. Никто не делал ни малейшего движения.
И тогда Карим с размаху швырнул камень вниз себе под ноги. Хроносигилл врезался в пол и разлетелся вдребезги.
В следующий миг земля содрогнулась - сильно, гулко, вся разом, как если бы она была барабаном и в тот барабан ударили.
И если бы Карим оказался тогда на поверхности, он бы увидел, как время распрямилось с силой сжатой пружины, трещина в небе за один миг разверзлась от края до края и целиком захлестнула синеву небосвода. Сквозь неё хлынуло иное небо - странное сиреневое небо, усыпанное искрами многочисленных светил и лун, усеянное коричневой, голубой и алой пылью звёзд. И с этого нового неба тут же водопадом обрушился на землю, на город и на пустыню жгучий серебрянный дождь, который в считанные минуты стёр их с лица земли.
Но этого Карим не видел. Он только ощутил, что мироздание куда-то падает. Всё накренилось, сместилось и соскользнуло прочь. Странное чувство: он стоял на ровном месте, и ничто будто не двигалось, но голова кружилась, и не переставало казаться, что вместе со всем вокруг валишься в пропасть.
Стражи синхронно, как один, ударили себя кулаком в грудь и поклонились бывшему повелителю. Из ламп выплеснулся огонь, в мгновение ока охвативший их фигуры. Спустя мгновение пустые доспехи, по которым бегали язычки пламени, рухнули на пол.
Сверху начал доноситься гром ливня, бьющего о землю.
- Вот и настаёт конец всему, - глухо молвил Карим, - конец моему городу, истории, трудам и жизни моей. Ты довольна, Роанна?
Синица молчала. Покосившись на своё плечо, Карим понял, что птичка куда-то исчезла.
От потолка начали отваливаться пласты камня. Через образовавшиеся бреши потянулись вниз первые серебрянные нити дождя.
"Даже она оставила меня в этот час" - с горечью подумал Карим, - "я потерял всё. Всё превращается в ничто. Мир распадается".
В тот момент, когда купол пещеры окончательно рухнул и ливень со всей мощью грянул вниз, он запрокинул голову и закрыл глаза, готовясь принять гибель.
Но гибель не приходила.
Карим удивлённо открыл глаза. Дождь хлестал с дикой силою, почти сбивая с ног. Через обвалившийся потолок и верхние этажи сиял яростный алый свет нового неба. Камни, металл и ткань на глазах обращались в дым и с шипением испарялись. Фиолетовые полотнища одно за другим оседали с высоты и падали на землю, чтобы спустя миг унестись паром над ручьями похожей на ртуть воды.
Её могучий поток вырвался из боковых ходов пещеры, опрокинул Карима, потопил его, увлёк с собой и вынес из подземных глубин на поверхность. Карим яростно сражался с ним, бил руками и ногами, стараясь выплыть наверх, и наконец вынырнул, отплёвываясь от воды и жадно глотая воздух. Он уже оказался снаружи, и удивительное зрелище предстало там перед его глазами.
Небо падало вниз ажурным серебрянным дождём, который стирал с лица земли всё, что возможно, расплавлял и превращал в текучее прозрачное стекло. Оседали стеклом здания, становились стеклянными реками улицы, превращалась в стеклянное море пустыня. От города не осталось ничего, кроме жидкого стекла. И это стекло тут же застывало, образуя удивительные, плавные ступенчатые напластования, внутри которых волшебным образом играл и преломлялся свет. А из этих стеклянных холмов и лугов сразу же начинали расти странные, неземные деревья с прозрачными стволами и матовыми серебрянными листьями. Было видно, как движется сок у них внутри. И без малейшей задержки на ветвях этих прозрачных деревьев вырастали плоды - большие, круглые, словно хрустальные, с мерцавшим внутри них алым светом. А под этими деревьями уже со стеклянным перезвоном шелестела трава цвета инея.
Это был самый странный, самый инородный, самый чуждый пейзаж, который Карим когда-либо видел. Но он был прекрасен.
Вокруг него стояли и другие люди, которых ливень вымыл из стен их домов, и, подобно ему, они зачарованно взирали вверх, глядя на полыхающее сиреневым огнём небо и на струи дождя, похожие на сверкающую серебрянную мишуру. Дождь смывал их одежду, словно грязь, взамен облекая их в туманные плащи. Дрожащие брызги воды создавали вокруг их плеч и головы искристую кайму, похожую на небольшие крылья.
Странник, который раньше был правителем города и этих людей, глубоко вздохнул и подставил лицо под дождь. Он чувствовал, как тот смывает с него пыль пустыни, смывает терзания и тревоги, смывает старое лицо, смывает прошлую историю и имя. Дождь одевал его новой жизнью и давал ему крылья. Можно было даже попытаться взлететь - прямо в это странное новое небо. Странник оттолкнулся от земли и...
...проснулся.
Он лежал на узкой, чистой, аккуратно застеленной кровати в том домике сновидицы, откуда начал свой долгий путь. Вокруг были так хорошо знакомые стены из светлого дерева. Потолок украшал по краю резной узор. Сквозь раскрытое окно падал свет летнего дня, ветерок колыхал белые занавески.
Сновидица, которая сидела рядом на стуле, убрала руку с его лба, потянулась и встала.
- Долгая прогулочка вышла, ничего не скажешь! - воскликнула она.
Странник - нет, его звали Карим - поднялся с постели, очумело моргая.
- Двинули выпьем чаю, - предложила сновидица, - надо восстановить силы!
Всё ещё никак не в силах придти в себя, Карим в ошеломлении поплёлся за ней на кухню. Сновидица уже хозяйничала возле плиты. Карим не успел и опомниться, как получил в руки стопку тарелок и повеление расставить их на улице, затем - поднос с печеньем и приказ отнести его туда же. Вскоре чайник засвистел, и сновидица, обхватив ручку полотенцем, вынесла его на крыльцо. Там у неё стоял лёгкий летний столик и две простые скамьи. Карим был усажен на один из них, получил в руки большую глиняную кружку с чаем и машинально отхлебнул.
- Устал? - дружелюбно улыбнулась ему целительница.
- Роанна, - Карим подался вперёд, облокотившись о стол, - так это был всего лишь сон?
Сновидица помрачнела.
- Что значит "всего лишь"? Сны - это тебе не шутка. Да, это был твой сон, но это не значит, что произошедшее в нём - неправда. Отправляйся в новый путь и однажды, не скоро, но ты найдёшь этот лес. То место принадлежит тебе, не забыл?
- Думаю, уже не принадлежит, - отозвался Карим и перевёл взгляд на лесную поляну, которая расстилалась перед крыльцом. Стоял прекрасный солнечный день. В зелёной траве пели насекомые. Вокруг ствола гигантской сосны гонялись друг за другом две огненно-рыжие белки.
- Что-то ты, славный молодец, не весел, - подмигнула ему Роанна, - или недоволен чем? Всё ж закончилось хорошо! Никто не умер, все свободны. Отжившее ушло. Новое рождено. Вот, возьми зефирку.
- Спасибо, - рассеянно отозвался Карим, взял зефирку и в раздумьях прожевал. Потом он сказал:
- Извини, я пройдусь немного. Мне надо подумать.
Он взобрался на мостик над ручьём и немного постоял там, кидая вниз камешки. Те приятно булькали. В кристально чистой воде сновали небольшие рыбёшки, а на её поверхности весело качались и плясали блики солнца. Всё вокруг было таким мирным и счастливым - бабочки, зверьки, трава и шорох листьев. Кроны леса шептали свои вечно древние и вечно новые песни, а в синем небе над ними проплывали редкие облака.
Карим перевёл взгляд на маленький, опрятный и красивый домик сновидицы, словно бы прислонившийся к стене деревьев у края опушки. Сновидица только что закончила развешивать простыни между столбами на дворе и теперь с беззаботным видом лежала на траве и читала книжку.
Когда она встала и направилась в дом, Карим двинулся навстречу и зашагал рядом с ней.
- Я понял, что меня гложет, - сообщил он мрачно.
- Ну? - отозвалась Роанна.
- Ты верно сказала, что теперь мой путь опять лежит туда, - изрёк Карим, - это действительно место, к которому я принадлежу и куда теперь обязан идти.
Они достигли дома, и сновидица поднялась на крыльцо:
- Ну и?
- Но почему опять одно и то же? - взволнованно спросил ей в спину Карим, - ну, не совсем то же, но... да, в прошлом этот город был, наверное, самым мрачным местом на земле. Песок, пустыня, запустение, опустошённость. Вот о чём была та история. Хорошо, что она кончилась. Но почему теперь не может начаться что-то радостное, чистое и светлое?
Роанна скрылась в доме. Карим не переставал говорить:
- Почему я опять должен тащиться в какие-то мрачные края? Мне это уже так надоело! Да, в этом новом лесу есть жизнь. Но там всё какое-то ненормальное. Сравни с тем, что здесь! Какая тут красота - как и должно быть. Не то, что там, куда надо идти. "Надо"... почему надо? Мне бы так хотелось пойти в какой-нибудь волшебный лес, где в воздухе плавают тысячи разноцветных огоньков. Или в зелёный городок у моря, где шепчет прибой, а ему отвечают горы...
Сновидица чем-то громыхнула на кухне.
- Да что там! - горячо продолжал Карим, - в мире есть тысяча мирных, спокойных, прекрасных мест, таких, как это! Почему моя дорога опять лежит в темноту? Ну, пусть не совсем в темноту, но по крайней мере опять в какие-то странные земли? Неужели в этом моя судьба и сча...
Мимо его уха просвистела сковородка, и путник едва успел увернуться. Он с испугом отскочил назад, а на пороге дома появилась разгневанная сновидица с ворохом кухонной посуды в руках.
- Пошёл вон! - заорала она, - ты мужик или нюня?! Ты же правил целым городом! Так возьми себя в руки! Или ты вообще ничего не понял?!
Она запустила в пятившегося Карима кастрюлей.
- Естественно, не будет тебе сразу берега моря! Естественно, не будет тебе разноцветных огоньков! После стольких лет в ночи и мраке чего ещё ты хочешь от собственной души? Или ты хочешь притащить эти свои инопланетные леса и небеса в тот самый зелёный городок у моря, к нормальным людям? Да на кой они там сдались?!
Ещё одна сковородка полетела в путника, тот едва неловко отбил её руками и ринулся в бегство, а вслед ему неслась кухонная посуда и крик Роанны:
- Ты должен быть вечно благодарен за то, что после пустыни, мёртвого города и всего, что ты натворил, тебе вообще было дано такое! Могло быть в тысячу раз хуже! Могло ничего не быть! Ты вообще мне руки целовать должен! Пошёл вон! И не возвращайся, пока не принесёшь мне оттуда какую-нибудь красивую веточку!
Перепуганный путник, спотыкаясь о корни, скрылся среди деревьев. Вскоре его и след простыл. Грохот посуды прекратился, и на поляну вернулись журчание ручья и пение птиц. Яркие лучи дневного солнца золотили траву.
К Роанне вышел из чащи молодой оленёнок, трогательно переступая на тонких ножках, и ткнулся ей в ладонь носом. Она отвела его к дому и щедро накормила каштанами из своих запасов. Потом собрала посуду, разбросанную по всей лужайке, унесла в дом и тщательно вымыла. А затем, закончив все дела, привалилась к дверному косяку, уставилась вдаль и тяжёло вздохнула.
- Эх, знал бы ты, - пробормотала она, - как хотелось бы мне поглядеть на тот стеклянный лес.