Предстоит подавать челобитную тем, кто откровенно презирает меня; тем, к кому ещё вчера потеряла всяческое доверие; тем, кого ещё позавчера считала своими близкими, кто пренебрёг этим статусом, легко и не задумываясь, растоптав наши чувства в пыли. Решить бы ещё, как подавать? По форме, по уставу, или, изощрившись красноречивым экспромтом, изобрести новую разновидность книксена, растекаясь в неоправданной лести, лицемерить и врать, прежде всего - самой себе. Противно... брезгливо... гадко...
Только бы поскорее всё прошло! Только бы поскорее отмыться! Только бы поскорее к нему, в уютные родные объятья, забыть этот кошмар, прильнуть!
Эх, если бы...
Переступить через себя и, чтобы хоть как-то избавиться от тошнотворного осадка, добравшись до жёсткого пустынного ложа, позволить себе запретное... Улёгшись на живот, опасаясь привлечь внимание, спрятать руки под одеялом, неудобно, тесно, но пальцы ритмично скользят по шероховатой, влажной поверхности, напоминая сладость его прикосновений. Полумрак. Дверь не закрывается. Только б никто не зашёл. Только б ни от кого не услышать громогласно-изобличающее:
- Чем это ты занимаешься!? Немедленно вытащи оттуда руки! Почему у тебя опять одеяло между ног! Не смей больше этого делать! Никогда в этом доме! Не смей!
Боль, унижение, стыд...
Резко встрепенувшись, застигнутая на месте преступления, не вправе ослушаться ненавистных пристальных надзирателей, я принимаю благопристойную позу и делаю вид, что засыпаю. Даже во сне они умудряются разлучить нас... Даже сквозь расстояния... Не комната, а проходной двор. Только бы скорее все утихли и разбежались по койкам! Только бы скорее вновь воцарилась тишина! Тогда я, осторожно озираясь вокруг, как клептоман в супермаркете, возвратившись к истокам, к тому, что должно принадлежать лишь ему, бесшумно повторю свою прерванную попытку испытать этот краденный, испуганный миг суррогатного наслаждения в одиночку, но всё-таки... с ним...
Закрою глаза и представлю, как там, вдалеке от меня, он тоже украдкой, под одеялом лаская восставшую непокорную плоть, не желающую мириться с разлукой, перелистывает кадр за кадром каждую сцену нашей близости, каждую встречу, каждое проявление нежности, каждый взгляд...
И содрогаясь в бутафорском, мучительно-горьком экстазе, я знаю, то же самое, в ту же секунду, происходит сейчас и с ним. Холодные слёзы ничем невосполнимой грусти и произвольная туманно-расплывчатая улыбка. Нахлынувшая волна потихоньку отступает, остаются щемящая слабость, усталость, долгожданный покой. Засыпаю... с единственной мыслью, только о нём... Блаженство...
Но первый утренний свет, беспощадно обжигая всё ещё сомкнутые веки, лишит меня сна, а вместе с ним... испарится возлюбленный образ. Теперь опять я должна погрязнуть в привычном кошмаре, в каждодневных пытках. Нет сил вырваться и прекратить. Нет возможности сдерживаться и терпеть. Плюнуть на всё, выплеснуть накопившийся гнев, и будь, что будет - тоже нельзя, против правил... Я кляну эту жестокую дипломатическую миссию бесконечно долгого ожидания. Я кляну это яркое солнце, и каждый рассвет, обрекающий меня на необходимость ещё один день скоротать здесь, затерявшись в омуте. И снова - с повинной, и снова - с поникшей головой, извиняться, не понимая собственной вины, изображать раскаяние за каждую крупицу счастья, соглашаться на бесчисленные условия, компромиссы, уступки, не получая взамен ничего. А за душой, отвращение, злость на саму себя за эту беспомощность, за робость в борьбе с обстоятельствами, за неспособность что-либо изменить, обречённость, отчаяние...
Да, у меня сейчас нет выбора, я не могу всё бросить к чертям на полпути к своей цели, ничто не развернёт иначе колесо фортуны в нашу сторону, никто этого не сделает, кроме меня самой. Как хорошо, что он это тоже понимает и ждёт, пока я, смиренно выполняю их абсурдные требования, заглушая внутри настырное эхо прошлых обид, всё что угодно, ради вожделенной амнистии и ради нашей следующей встречи, но только... уже навсегда. Увы, это -единственный шанс, чтобы снова быть вместе...