В течение недели свежеиспеченные компаньоны вели поиски господина Вильгельминов. Спустя семь дней напряженной работы Бел и Николай были вынуждены признать, что потерпели сокрушительное фиаско. Несмотря на то, что официальный статус разыскиваемого они выяснили достаточно быстро - Петр Григорьевич был, ни много не мало, действительным статским советником и состоял при московском охранном отделении - его настоящее местоположение определить не удалось. Обитающие в присутствие излишне угодливые секретари ссылались на то, что его высокоблагородие отсутствует, а где и когда вернется, то им знать не положено. Следующим шагом явилась попытка Николая, используя авторитет своего ведомства установить контакт с чиновниками более высокого класса. Но те, весьма любезные при знакомстве, после упоминания интересовавшей Россова персоны, замыкались, каменели лицом и однозначно давали понять, что к армейским они относятся, конечно, с уважением, но не боле, и лезть в свои дела никому не позволят. Единственный результат - информация о том, что Вильгельминов уже как больше месяца отбыл из первопрестольной, была результатом скорее случайной оговорки одного из представителей "охранки", нежели осознанного желания помочь Николаю в его поисках. Доведенный до крайности Камаил даже пытался выяснить у Бела, нет ли в ангельском арсенале некоего особого умения, которое позволит заставить, кого надо говорить правду. И был немало разочарован, узнав, что независимо от силы и статуса, создания подобные им сильно ограничены в воздействии на человека. Убеждать - сколько угодно, пугать - да ради бога, даже убить, если очень надо, но только не принуждать хомо сапиенс к чему-либо без его сапиенса ведома.
Решение же задачки пришло оттуда, откуда его ждали меньше всего. В воскресенье Россов был приглашен на пирушку по случаю получения очередного звания одним из своих сослуживцев - Петей Штаубергом, дельным и чрезвычайно порядочным офицером, который испытывал к Россову самые теплые чувства, так как именно его считал своим спасителем. Дело в том, что в силу возраста и служебного опыта именно Петр должен был заступать на службу в ту самую смену, которую Николай добровольно взял себе. А, учитывая, что юный Штауберг недавно обзавелся еще более юной, и весьма обаятельной госпожой Штауберг, избавление от ночных бдений в присутствии молодой офицер почитал за счастье, а Россова, как это не парадоксально звучит, за своего персонального ангела хранителя. Несмотря на занятость, Николай решил не отвергать просьбу своего поклонника присоединиться к празднующей компании - отказ мог быть неверно истолкован да и хороши еотношения с сослуживцами еще могут пригодиться. Гуляли в "Славянском базаре". Гостей было немного, человек тридцать. Представляя приглашенных, друг другу, Петя подвел к Николаю немолодого, дородного мужчину, самой примечательной деталью внешности которого был во всех отношениях выдающийся нос. Обладатель данной анатомической особенности был отрекомендован как двоюродный дядя виновника торжества, а также "душитель свободы из охранки". Дядя на слова племянника внимания не обратил, крепко пожал Россову руку и тут же предложил выпить за знакомство. После пятой рюмки "душитель" покраснел, повеселел и стал называть Николая "дорогим другом". Россов счел, что настал подходящий момент и поведал своему новому товарищу, что вот уже который день не может встретиться со своим дальним родственником, который (надо же какое совпадение) тоже служит в охранном ведомстве. Мол, на все его расспросы ему отвечают нечто невразумительное и никаких сведений не сообщают. Услышав фамилию разыскиваемого родственника, Петин дядя сделал таинственное лицо и сообщил, что речь идет о абсолютно секретной информации, которую он никому не должен сообщать, но поскольку Николай такой хороший человек и близкий друг его любимого двоюродного племянника, который ему как сын (а все потому, что своих детей у него нет), он сообщит Россову некоторые сведения, которые тот никому передавать не должен. После чего "душитель свобод" страшным шепотом поведал о том, что Петр Григорьевич Вильгельминов вот уже как два месяца пропал и для его розысков предпринимаются немалые, хоть и тайные усилия. На вопрос Николая, почему розыски ведутся тайно и как удалось так долго хранить все в секрете, Петин дядя объяснил, что скандал с исчезновением чиновника такого уровня да еще и из охранного департамента может случится не малый, межведомственные склоки еще никто не отменял, найдется немало тех, кто захочет на данном примере показать не состоятельность тайного сыска, а сохранению инкогнито немало способствовал тот факт, что жил Петр Григорьевич бобылем.
- Это все Кромвель, - сказал, как точку поставил уже изрядно захмелевший родственник.
- Какой Кромвель, - не понял Николай.
- Тссс, - дядя прижал палец к толстым губам, - Кромвель - это огого! Это, брат, птица. Мы его уже шесть лет ловим. Это не просто смутьян какой-нибудь. Революционер! Террорист! Очень опасен.
- А почему "Кромвель"?
- Это старая история, когда его в первый и последний раз арестовали. Он тогда студентом был. Агитировал, - фразы давались собеседнику Николая с все большим трудом, - он все стены камеры разрисовал картинками, на которых его императорскому величеству голову отрубают при самых необычных обстоятельствах. Ну и фамилия - Кромов. Вот и прицепилось к нему "Кромвель". Ну понимаешь, отрубание головы помазаннику божьему. Фамилия опять таки, - дядя задумался, и казалось забыл о существовании Россова.
- Но при чем здесь Вильгельминов, - Николай, как бы случайно толкнул родственника в плечо. Дядя покачнулся, икнул и ответил, - ну как же, Петр Григорьевич его розысками и занимался. Как раз в день своего исчезновения у него должна была состояться встреча с информатором, с которой он, собственно и не вернулся. Эх, говорили ему, возьми жандармов, а он: "доверенный человек, в интересах дела, спугнем", - "душитель" махнул рукой, взял заботливо наполненную официантом рюмку, выпил и загрустил. Воспользовавшись глубокомысленным забытьем собеседника и понимая, что этот источник информации, если так можно выразиться, пересох, Николай спешно покинул ресторацию.