С наступлением лета начались ежегодные перестановки. В сад, в крытые галереи, перенесли парты, а в классах на втором этаже разместили тюфяки, и девочки спали на полу: многие - особенно из старших - оставались на каникулы в институте. Кровати же в это время красили и чинили. Когда ремонт дошел до первого этажа, спать перешли наверх. А когда парты вернулись на свои места, в галереях устроили столовую. Родных теперь принимали в саду.
Лето проходило размеренно и монотонно. Первую половину дня Тася посвящала подготовке к деятельности пепиньерки: под руководством классных дам и самой Maman входила в тонкости своих обязанностей. После же обеда она проводила время в саду за чтением или вышиванием, одновременно присматривая за воспитанницами.
Младшие играли в разбойников, используя для этого группы кустов, окаймлявшие большие лужайки, и обсаженную старыми ивами заднюю аллею, которая всегда была темна и прохладна. Популярностью пользовались и гимнастические игры. Особенно "гигантские шаги" (1), стоявшие на передней площадке, усыпанной светлым песком: девочкам нравилось вертеться вокруг них, будто взлетая. Старшие же вели себя чинно, как настоящие дамы, гуляли парами по аллеям или уединялись в большой круглой беседке в центре сада, налево и направо от которой шли куртины (2) немудреных цветов.
Слушая веселый смех и крики, Тася немного завидовала воспитанницам: ей теперь по статусу не положены подобные развлечения. А так хотелось присоединиться! Вздохнув, она опустила взгляд в книгу, слегка щурясь от яркого солнца. Но уже через пару минут снова отвлеклась.
В саду защебетала какая-то птичка, и вокруг нее тут же собралась толпа девочек, слушавших ее с замиранием сердца. Тася улыбнулась - не так давно она точно так же бегала слушать пташек и искала с одноклассницами птичьи гнезда.
Немного поодаль девочки кормили бездомных кошек, которые во множестве собирались в институтском саду. Воспитанницы брали над ними шефство и приносили своим кошкам говядину от обеда, покупали молоко.
- Тася, сколько от Петербурга до Сергиевой Приморской пустыни? - раздался рядом звонкий голос, и Тася с улыбкой посмотрела на подошедшую к ней Надю из пятого класса - озорную, но добрую девочку с тугими темными косами.
- Что за фамильярность! - возмутилась проходившая мимо фрау Штюц. - Она теперь для вас Наталья Кирилловна!
Фрау Штюц неодобрительно покачала головой, выразительно посмотрела на Тасю, как бы говоря: "Будь с ними построже", - и пошла дальше.
- Девятнадцать верст, - Тася доброжелательно улыбнулась, и Надя подняла взгляд, улыбнувшись в ответ, тут же расцветая.
Ну, как можно с ними быть строгой? Она прекрасно понимала, как несчастные девочки тоскуют по семье, как жаждут ласки. Разве можно их лишить хотя бы малого утешения?
- Спасибо! - радостно поблагодарила Надя и умчалась к подругам.
Они собрались небольшой стайкой и чинным шагом пошли по аллее вокруг сада. Это был один из институтских обычаев - ходить на богомолье. Приняв круг сада за полвесты и узнав расстояние до какого-нибудь монастыря, девочки отправлялись в путь. Дорогой велись исключительно благочестивые разговоры, привал делался лишь через пять верст, а доходя до места, вставали на колени и молились.
Тася с умилением понаблюдала за богомолками и снова погрузилась в чтение.
***
В конце июля по институту пронеслась тревожная весть: Германия объявила России войну. Сообщение слегка обеспокоило Тасю, но особого значения она ему не придала. Может, еще ничего страшного не случится и все быстро закончится. Пока, во всяком случае, Петербург продолжал жить обычной жизнью, а Тася занималась своими новыми обязанностями.
Осенью институт вновь наполнился веселыми, шумными, отдохнувшими за лето девочками. Набрались новые маленькие кофульки (3), которые ходили с красными носами и заплаканными лицами и просились домой.
По случаю начала занятий служили молебен, после которого все собрались в большой зале. Многочисленные речи сводились к тому, что надо хорошо себя вести и учиться. Старшие не особенно и слушали, больше тихонько переговариваясь, делясь новостями после каникул. А маленькие стояли, затаив дыхание - испуганные, растерянные. Тася с состраданием наблюдала за ними: сразу вспоминался собственный ужас, когда она впервые попала в институт. После торжественной части девочки, приседая, поблагодарили начальство и разошлись по классам, весело болтая и смеясь.
Кофульки заозирались, пытаясь понять, что им теперь делать и куда идти. Тася вместе с другими пепиньерками подозвала их к себе. Каждая выбирала себе по три-четыре воспитанницы. Их обязанностью было помочь девочкам освоиться в институте, проверять уроки, следить за поведением - словом, всячески опекать. Пепиньерки, заблаговременно ознакомленные со списками, уже знали, как кого зовут и даже соперничали между собой, выбирая подопечных из лучших семей.
Тася не стала ввязывать в споры с товарками - просто взяла трех оставшихся девочек. Таню Варламову - смуглую, подвижную вертушку, уже успевшую где-то испачкать пелеринку; тихую, с большими серыми глазами, полными слез, и двумя тонкими русыми косичками Сашу Давыдову; и с виду невозмутимую полненькую Катю Заранскую. Собравшись возле Таси, точно цыплята вокруг наседки, они смотрели на нее с надеждой и доверием, от которых потеплело на сердце. Никто прежде не смотрел на нее с таким безграничным доверием. И она твердо решила всеми силами заботиться о своих подопечных.
Тася постаралась внушить им, чтобы старательно учились - что это необходимо не только родителям, но и им самим, и проводила девочек в дортуар, по пути рассказав основные институтские правила:
- В дортуаре днем оставаться нельзя. Все свободное время проводите в классе под присмотром классной дамы. В столовую, в церковь, вечером в дортуар и утром из дортуара ходите только в сопровождении классной дамы. После уроков я приду помочь вам готовить домашнее задание. Если возникнут какие-то проблемы обращайтесь ко мне или к классной даме.
- А у нас строгая классная дама? - бойко спросила Таня.
Тася помолчала, вспоминая, кого поставили к седьмушкам, и покачала головой:
- Нет. Фрау Сильберг - добрая. Но вы не вздумайте ее снисходительностью пользоваться. Иначе я буду вас наказывать.
Девочки дружно покивали и с улыбками хором заявили:
- Мы все поняли, мадемуазель!
Тася потрепала их по макушкам. Кажется, у них обещают сложиться хорошие отношения. Девочки повеселели, из глаз исчезли слезы, они уже с любопытством осматривали помещение, которое станет им домом на семь лет. Тася поздравила себя с маленькой победой.
Вечером она пришла вместе с фрау Сильберг проведать подопечных. Электрическая лампочка под голубым колпачком в виде груши слабо мерцала, едва озаряя своим мертвенным светом ближайшие кровати и оставляя во мраке дальние углы. Тишину нарушало только мерное дыхание спящих девочек. Долгий суматошный день закончился, теперь можно отдохнуть и морально подготовиться к начинающимся учебным будням.
***
Первую половину дня, когда шли уроки, Тася была свободна и вольна заниматься своими делами. Обычно она посвящала это время чтению или изредка выходила на прогулку. Воспитанниц крайне редко выпускали из института, и, проведя в Петербурге семь лет, Тася почти не видела города. Так что сейчас она нагоняла упущенное, знакомясь со столицей, которая быстро очаровала ее своей красотой. Особенно она любила пройти по Знаменской улице, на которой располагался институт, до Воскресенской набережной и погулять по берегу Невы. Широкий водный простор убаюкивал своей спокойной величественной гладью.
Иногда Тася заходила в Летний сад - побродить по аллеям и полюбоваться на скульптуры. Именно там она любила читать письма от Лизы Бергман. Подруга сдержала слово и, хотя редко, но писала. О том кружке, в который она звала Тасю, Лиза ничего не рассказывала - возможно, не могла. Ведь наверняка этот кружок нелегальный. Зато делилась новостями из дома, гордостью за старшего брата Мишу и много с нежностью писала о младшем - Илюше. Тася в ответ рассказывала о своих буднях, воспитанницах и отношениях с товарками, которые пока складывались ровные и спокойные. К новой жизни она быстро привыкла. Обязанности не казались тяжелыми. Ее подопечные, хотя иногда и шалили, как все дети, в основном слушались ее и учились прилежно.
С наступлением октября Тася стала меньше гулять - с Невы дул ледяной пронизывающий ветер, пробиравший до костей. Выходить на улицу не хотелось, и она все свободное время проводила в своей комнате, свернувшись в кресле с книгой в руках.
Раз в неделю Maman приглашала ее к себе и ласково осведомлялась о том, как она справляется, хорошо ли ведут себя девочки. Тася неизменно отвечала, что все прекрасно, даже если они вели себя не совсем примерно. Она еще помнила себя в их возрасте и не хотела выдавать их шалости. В конце концов, они всего лишь дети - пусть радуются детству, пока оно не закончилось. Зато три ее подопечные в ней души не чаяли, прибегали к ней по любым вопросам и просто поболтать. И даже выбрали ее своей душкой.
У седьмушек был обычай выбирать себе душку из старших. К ней подходили здороваться по утрам, с ней гуляли по праздникам в зале, угощали конфетами и знакомили с родными во время приема. Вензель душки вырезался перочинным ножом на пюпитре (особо смелые даже выцарапывали его булавкой на руке). Однако душкой выбирали ученицу старших классов, а не пепиньерку. Поэтому Тася была поражена и одновременно глубоко тронута, когда сначала Саша угостила ее конфетами, принесенными матерью. Потом Таня подозвала ее, когда Тася дежурила в приемной, и представила отцу - усатому важному чиновнику:
- Папенька, это Наталья Кирилловна.
Тот улыбнулся так, будто был наслышан о ней, и с теплотой в голосе ответил:
- Приятно познакомиться, мадемуазель.
Тася, страшно смутившись, пробормотала ответные приветствия и, сославшись на работу, поспешила отойти.
Наконец, Катя принесла ей пирожных - причем своих любимых. Уж не говоря о том, что все три неизменно подходили к Тасе утром перед завтраком, придумывая наивные предлоги, чтобы сказать пару слов и вернуться к одноклассницам, сияя довольными улыбками.
Поняв, что происходит, Тася, памятуя еще об одном институтском обычае, строго предупредила своих воспитанниц:
- Не вздумайте совершать ради меня подвиги - я не хочу, чтобы вы попали в неприятности.
Девочки покивали, но Тася не была уверена, что они послушаются, особенно Таня. Катя была слишком ленива для подобных выходок, Саша - слишком робка. А вот Таня - своенравная, озорная, упрямая и смелая до безрассудства - являлась постоянным источником беспокойства.
В тот день, придя в класс после уроков, чтобы помочь девочкам с домашним заданием, Тася обнаружила только двоих. Саша с Катей сидели за задней партой и, склонившись над тетрадями, старательно писали, от усердия слегка высунув языки. Поздоровавшись с фрау Сильберг, бдительно наблюдавшей за классом со своего места возле кафедры, Тася подошла к ним и спросила:
- А где Таня?
Обе одновременно вскинули головы, посмотрев на нее с надеждой в широко распахнутых глазах.
- В лазарете, - грустно ответила Саша, - она вчера выбегала в сад раздетая и простудилась.
Тася сокрушенно всплеснула руками: что ж за непоседа такая! Ведь просила же: без подвигов! Но нет, Тане обязательно надо сделать по-своему.
- Мы хотели ее навестить, - с ноткой разочарования сообщила Катя, - но фрау Сильберг не разрешила.
- А мы волнуемся: как она там? - жалобно подхватила Саша.
- Я схожу проведаю ее, если вы к моему возвращению закончите с уроками, - пообещала она, постаравшись придать голосу строгость.
Тася, конечно, в любом случае сходила бы в лазарет проведать Таню, но почему бы не придать девочкам большего энтузиазма в приготовлении уроков?
Саша с Катей усиленно закивали, тут же заулыбавшись. Потрепав их по макушкам, она покинула класс.
В просторной палате, полной света и воздуха, Таня была единственной пациенткой. Бледная, с каплями пота на лбу, она лежала, завернутая в одеяло, а рядом на тумбочке стояли пузырьки с лекарствами. Первым делом Тася поинтересовалась у медсестры о состоянии больной.
- Ничего страшного, - ответила та. - Она девочка сильная с простудой быстро справится. Уже послезавтра можно будет вернуться в класс.
Тася облегченно вздохнула и подошла к смущенно потупившейся Тане, присев на стул рядом с кроватью.
- Зачем ты это сделала? - огорченно спросила она.
- Я должна была, - Таня сверкнула глазами, явно гордясь своей выходкой.
Тася покачала головой:
- Я ведь просила тебя: никаких подвигов?
Таня упрямо насупилась, ничего не ответив. Ну что с ней делать?
- Танюша, пойми, здоровье надо беречь, - мягко произнесла Тася. - Я ценю твою преданность, но обещай, что больше не будешь так делать. Я верю, что ты любишь меня и без подобных безумств.
Таня молчала, опустив голову.
- И потом. Ты не подумала, что своей выходкой подставляешь в первую очередь меня? Значит, я плохо справляюсь со своими обязанностями, не смогла воспитать дисциплину у своих подопечных.
Таня вскинула голову, устремив на нее испуганный взгляд:
- Вас накажут?
Сдержав улыбку, Тася покачала головой:
- В этот раз, не думаю. Но если подобное повторится...
Таня вдруг порывисто обняла ее за шею, горячо прошептав:
- Не повторится. Обещаю.
Тася улыбнулась, успокаивающе погладив ее по спине. Она посидела с Таней, пока та не заснула, и вернулась в класс. По пути в коридоре ей навстречу попалась одна из пепиньерок - Людмила Петровна, которую все за глаза называли Людочкой. Поравнявшись с Тасей, она неодобрительно бросила:
- Довели ребенка до лазарета? - и с деланным сокрушением покачала головой. - Как можно быть такой безответственной?
Тася пораженно застыла:
- О чем вы?
- О том, что надо было сразу пресечь это их обожание, - фыркнула та, - а не доводить до крайностей.
Не дожидаясь ответа, Людочка пошла дальше, а Тася еще несколько мгновений растерянно смотрела ей вслед. Что это было?
- Не обращайте внимания, мадемуазель.
Тася вздрогнула и обернулась, обнаружив рядом Олю Мишакову - ученицу выпускного класса. Она весело и одновременно сочувственно улыбалась.
- Людочка просто завидует вам. Потому что вас седьмушки любят, а ее терпеть не могут.
Сделав это эпохальное заявление, Оля побежала в свой класс, оставив Тасю в еще большем недоумении. До сих пор ей даже в голову не приходило, что кто-то может ей завидовать. И что с этим делать, она не знала. Разве что последовать Олиному совету и не обращать внимания.
Когда она вернулась в класс, Саша и Катя, заметив огорченное выражение ее лица, сразу обеспокоились.
- Ей очень плохо, да? - чуть ли не хором спросили они.
- Нет-нет, - поспешила заверить их Тася. - С Таней все в порядке, она скоро поправится.
При виде их мордашек, расцветших счастливыми улыбками, Людочка немедленно вылетела из головы.
- А теперь покажите, как вы подготовили уроки, - велела Тася.
И Саша с Катей с готовностью протянули ей тетрадки с задачами по арифметике, а потом столь же дружно принялись наперебой отвечать задание по истории.
***
Вести с фронта приходили все более тревожные. На стороне Германии, Италии и Австрии выступила Турция. Тася с тревогой следила за новостями. В народе бродило недовольство войной, правительством, царем, ситуацией в целом. Она теперь боялась гулять по городу: там постоянно происходили какие-то волнения, повсюду собирались кучки рабочих, упоенно внимавших ораторам. Тася однажды из любопытства подошла послушать. И вроде бы все правильно говорилось, она готова была согласиться с каждым отдельным высказыванием, однако все вместе вызывало невольную дрожь. Она и сама не смогла бы сказать почему.
И Тася стала выходить из института только в случае крайней необходимости. Что будет дальше? К чему приведет эта война и эти беспорядки? Невольно вспоминались слова Лизы Бергман о лучшем новом мире. К слову, подруга совсем перестала писать, и Тася немного беспокоилась - вдруг с ней что-то случилось. От размышлений обо всем этом становилось страшно. Даже уютный закрытый мирок института уже не казался надежным и незыблемым, как прежде.
Рождественский бал позволил хотя бы ненадолго отвлечься и порадоваться празднику.
С утра окна Большого зала были открыты настежь, и к вечеру там установилась температура близкая к нулю. Рядом с залом в маленькой приемной устроили уютную гостиную с цветами в горшках. Любопытные институтки весь день бегали подглядывать за приготовлением праздника. Тася, вместе с другими пепиньерками и классными дамами, то и дело отгоняла их от дверей. Пару раз она видела темноволосую головку Тани, но она так быстро исчезала, что невозможно было застать ее на месте преступления. Зато ни Саша, ни Катя не показывались, терпеливо ожидая вечера.
Пепиньерки увлеченно украшали зал и наряжали елку, сами получая немалое удовольствие от процесса. Тася неплохо ладила со всеми, кроме Людочки, которая с той встречи в коридоре старалась уколоть ее при всяком удобном случае. Несколько раз пепиньерки и даже классные дамы пытались ее осадить, но на нее ничто не действовало. Тася предпочитала не отвечать на выпады и делать вид, будто Людочки не существует. Пока эта тактика неплохо работала.
- Не понимаю, зачем Maman ее держит? - заметила Вера Ольховская, с которой Тася сблизилась больше всего.
Они вместе натягивали гирлянду по периметру зала, и Людочка, проходя мимо, не преминула отпустить в адрес Таси едкий комментарий.
- Ну, она прекрасно справляется со своими обязанностями, - пожала та плечами. - А наши взаимоотношения - это наши проблемы, и Maman не касаются.
- Ага, то-то седьмушки боятся ее как огня, - скептично хмыкнула Вера.
Тася не ответила. Она была согласна с подругой, но обсуждать Людочку ей не хотелось. Видимо, почувствовав ее настроение, Вера сменила тему, принявшись рассказывать об очаровательном молодом человеке, с которым недавно познакомилась на приеме у тетушки. Тася слушала вполуха, в нужных местах улыбаясь и кивая. О кавалерах, которые постоянно вились вокруг нее, Вера могла болтать бесконечно.
Наступил вечер. Большой зал был залит огнями. Воспитанницы чинно расселись вдоль стен рядами, ожидая прибытия Maman. Многие зябко ежились и растирали покрасневшие от холода и покрывшиеся гусиной кожей руки. Другие кокетливо оправляли черные бархотки - "ошейники", - взбивали незаметно, как они думали, "кок" из мелко подвитых волос и украдкой кидали любопытные взгляды в сторону маленькой гостиной, где толпилась молодежь, то и дело заглядывавшая в зал. Тася невольно улыбнулась, вспомнив, как в прошлом году точно так же сидела с колотящимся в предвкушении сердцем.
Посреди зала, сияя бесчисленными огнями свечей и дорогими, блестящими украшениями, стояла большая, доходящая до потолка елка. Золоченые цветы и звезды на самой вершине горели и переливались не хуже свечей. На темном бархатном фоне зелени красиво выделялись повешенные бонбоньерки, мандарины, яблоки и цветы, сделанные старшими воспитанницами. Под елкой лежали груды ваты, изображавшие снежный сугроб.
Наконец, небольшой струнный оркестр заиграл полонез, и в дверях появилась Maman под руку с почетным опекуном. За ней следовали гости и пестрая толпа молодежи из столичных учебных заведений. Воспитанницы приветствовали прибывших глубоким реверансом и опустились на свои места лишь тогда, когда Maman и ее свита разместились на мягких красных креслах в глубине зала. Тихие нежные звуки вальса сменили тягучий полонез. Кавалеры торопливо натягивали перчатки и спешили пригласить дам.
Бал проводился для старших, однако кофулькам позволялось присутствовать, но не танцевать. Тася нашла своих подопечных среди моря темных, светлых, рыжих головок. Они, вместе с остальными седьмушками, сидели под портретом императора Павла - основателя института. Три подружки жадно наблюдали за танцующими старшими и приглашенными молодыми людьми. Их глазенки так и сияли восторгом. Поймав их взгляд, Тася ободряюще улыбнулась и кивнула. Они заулыбались в ответ, а Таня даже помахала и послала воздушный поцелуй.
По окончании условных двух туров (больше двух с одним и тем же кавалером делать не позволялось) институтки приседали, опустив глазки, с тихим, еле уловимым: "Merci, monsieur" (4) . Отводить на место под руку строго воспрещалось, а еще строже - разговаривать с кавалером.
Тася и сама с удовольствием потанцевала бы, да пепиньеркам не полагались развлечения - они должны следить за поведением воспитанниц.
- Mazurka generale! (5) - объявил дирижер.
- Mademoiselle, - раздался рядом с Тасей мужской голос, заставивший ее вздрогнуть, - permettez vous inviter. (6)
Повернув голову, Тася обнаружила среднего роста молодого человека с резкими чертами лица, темными глазами и темными вьющимися волосами. Вид у него был решительный и уверенный. Кого-то он смутно напоминал, однако она никак не могла понять кого. Тася с сожалением покачала головой:
- Merci, monsieur, mais je ne peux pas. (7)
Он удивленно округлил глаза, а в следующую секунду в них мелькнуло понимание, когда он обратил внимание на ее форменное синее платье.
- Oh, pardonnez-moi, (8) - он откланялся и отошел, отправившись приглашать другую девушку.
Тася с сожалением вздохнула. Ну, почему правилами пепиньеркам запрещается танцевать? Так хотелось повеселиться! Да и молодой человек ей понравился.
В десять часов зал стали проветривать, и все разбежались по коридорам и классам, превращенным в гостиные. Там стояли красиво задрапированные бочонки с морсом и оршадом. Институтский вахтер черпал из них стаканом живительную влагу.
После перерыва устраивалась кадриль исключительно для маленьких институток и подходящих им по возрасту кадетов - чтобы они тоже могли получить удовольствие от праздника. Седьмушки веселились от души: путали фигуры, бегали, хохотали, суетились.
После этого в двенадцать часов их повели спать, накормив предварительно бульоном и пирожками. Тася проводила подопечных до дортуара и, убедившись, что девочки легли, вернулась на бал. Теперь можно было немного расслабиться. Хотя за старшими тоже следовало приглядывать, все-таки с ними проще, чем с малышами.
К трем часам утра Тася вернулась в свою комнатку, уставшая, но довольная, и мгновенно уснула. Ей снился родной дом и бабушка, сидевшая у камина и читавшая ей Библию.
____________
(1) Столб с вертушкой наверху, к которой прикреплены веревки с лямками. Держась за них, играющие с разбега кружились вокруг столба.
(2) Клумбы
(3) Кофульками называли воспитанниц младших классов за кофейный цвет форменных платьев.