Атмосфера в обществе (август-декабрь 1990 года) : 13 августа президент СССР М. Горбачев издал указ о восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20-50-х годов. 15 августа - президент СССР издал указ о возвращении гражданства СССР 21 диссиденту, проживавшему на Западе. 30 августа Верховный Совет РТ принял Декларацию о суверенитете Татарстана. 2 сентября - самопровозглашение Приднестровской республики в Молдавии. 16 сентября - многотысячная демонстрация в Москве с требованием отставки правительства Н. Рыжкова и в поддержку программы экономических реформ "500 дней". 19 сентября - в базе данных InterNIC зарегистрирован домен SU. Так родился советский сектор Internet. 1 октября - россиянам разрешили верить в Бога: председатель Президиума Верховного Совета СССР А. Лукьянов подписал постановление Верховного Совета СССР о введении в действие закона "О свободе совести и религиозных организациях". 9 октября - принят закон СССР "Об общественных обьединениях". 10 октября - сооснователь либерально-демократической партии Владимир Богачев заявил агентству "Постфактум", что имеет доказательства того, что Жириновский был завербован КГБ, когда учился на юрфаке, в обмен на прекращение заведенного на него дела за валютные операции. 23 октября - городу Горький возвращено его историческое имя "Нижний Новгород". 27 октября - Верховный Совет Чувашской АССР принял декларацию о государственном суверенитете. 17 ноября - М. Горбачев представил на сессии Верховного Совета СССР программу вывода страны из кризиса. 3 декабря - Верховный Совет РСФСР принял Закон о земле, разрешающий крестьянам частное владение землей, но без права ее продажи в течение десяти лет. 20 декабря - Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе объявил о своей отставке с поста министра иностранных дел СССР в качестве предупреждения об угрозе антидемократического переворота в стране. 27 декабря - постановление Верховного Совета РСФСР об объявлении 7 января - православного Рождества Христова - нерабочим днем.
На следующий день после первого и последнего городского собрания "демократов", Николай уже был в Союзе кооператоров, который размещался в каком-то дореволюционном офисе, переделанном большевиками под заводской Дом культуры. Работать сообща обоюдно желали и Карпов, и Камилов, так что общий язык они нашли сразу. То, что Николая "попросили" из комсомола, Шайдара не смутило, а почему-то обрадовало:
"Будешь работать в нашем Союзе кооператоров. Зачислим в штат референтом, а фактически будешь заниматься организацией партии сторонников рынка в республике. Я подниму своих людей через связи Союза кооператоров, ты - своих сторонников среди депутатов городского Совета".
На том и договорились. Вечером большинство вновь вступивших в ДПР, присутствовавших на скандальном собрании в университете, пришли на свое первое заседание в Союзе кооператоров. Были жаркие споры, но все сошлись во мнении, что если народофронтовцы не хотят конструктивной работы и довольствуются митинговщиной, то сторонникам союза интеллигенции и предпринимателей надо спокойно заседать отдельно. А если не получится заручиться поддержкой лидера ДПР Травкина, и присутствующие не смогут убедить популистов приступить к созданию серьезной организации, то придется работать самостоятельно. Партия - очень серьезное дело. И раз уж заявили о ее создании, то отступать некуда, надо всерьез браться за работу.
Кроме того, несмотря на заведомую провокационность газетных критиков, справедливость в их упреках была. Учитывать национальную и региональную специфику в своей политической деятельности обязательно требовалось. Особенно в условиях, когда в СМИ шла массированная обработка сознания для провозглашения суверенитета республики. В условиях разваливающейся экономики и бюджетов сепаратистскими лозунгами региональная власть спасала от Москвы надежную статью пополнения бюджета - нефть. Это было понятно, но и опасно для целостности страны, развития рынка и демократических свобод. Слепыми и немыми в этих условиях политическим активистам оставаться было преступно. Маханием флагов на митингах этой проблемы не решить. Ситуация требовала от политической организации выработки стратегии, подготовку законодательства, поиска своих сторонников среди избирателей.
...В Союзе кооператоров работали два референта, секретарь, бухгалтер, шофер и председатель Союза. Все подчиненные Камилова с недоумением и страхом смотрели на нового референта. Оказалось, что неуютность в Союзе кооператоров была не только от стен красного уголка заводского Дома культуры, в котором по-прежнему красовались красно-революционные скатерти на столах и тумбах под строгим, но справедливым надзором гипсового Ленина.
Большое помещение с обшарпанными столами и стульями, выстроившимися в центре буквой "Т", напоминало общую спальню казармы. Интимно уединиться для откровенного разговора по душам со своими единомышленниками практически было негде. Но главный дискомфорт исходил от неопределенности ближайшего будущего. Члены Союза кооператоров были недовольны, что их председатель работает неэффективно и при этом еще раздувает штат сотрудников. Так что в связи с приближением очередной отчетно-выборной конференции Союза кооператоров перед всеми сотрудниками Союза маячила перспектива остаться без работы. Это давило на сознание. А тут еще появились новый референт Карпов и ежевечерние диспуты допоздна его политических сторонников.
Спортивно подтянутые и кряжистые кооператоры во время своих визитов к Камилову с недоумением поглядывали на инородные лица благообразных старичков-интеллигентов из вузов, экзальтированных дам разных возрастов, студентов. Всех "демократов" объединяло желание идти к рынку и надежда на улучшение своего материального положения. Но, когда кооператоры присматривались к активным сторонникам рынка из числа интеллигенции и части рабочих, то выяснялось, что не все из "демократов" были способны к этому рынку двигаться и его понимать. У одних не было способностей, у других - здоровья, у третьих - смелости. Четвертых сдерживали семейные трудности, бытовая неустроенность. А кому-то просто катастрофически не хватало интеллекта. И, тем не менее, все эти сторонники рынка собирались вместе. При том, что голосование лебедя, рака и щуки еще никогда не трогало воз с места. Первым "демократам" требовалось время, чтобы это понять. Приватизации пока не было, и практика еще не развела рыночников в разные общественные страты.
Предприниматели видели, что у политизированной публики было много идеализма в глазах и ни грамма прагматизма. Как страждущий курящий безошибочно в толпе выделяет себе подобного, чтобы попросить дефицитную тогда сигарету, так и кооператоры наметанным глазом определяли, что среди первых "демократов" мало найдется людей, с которыми можно говорить конкретно и по-деловому. Да и, главное, о чем?
О мужчинах лет тридцати-сорока, подъезжавших к Союзу кооператоров по делам на своих ржавых "Жигулях" - "копейках" (а особо форсистые и удачливые лихачили на модных "зубилах" - "восьмерках" и сверхмодных "девятках"), говорили, что они "кооператоры". Слово "предприниматель" еще не прижилось, а о "новых русских" даже слыхом не слыхивали. Под "кооператором" подразумевали прежде всего ремесленника-кустаря, производящего некачественный товар с завышенной ценой. И неважно, был ли ты авторитетным адвокатом, стоматологом с частной практикой, или производителем модных "вареных" джинсов. Все равно "кооператор".
Люди отмечали в "кооператорах" главное: первые предприниматели были ремесленниками в своем бизнесе. Потребители обращали внимание на мелкий масштаб и соответствующую организацию дела, большие физические затраты, безмерный рабочий день. "Кооператора" сознание пока не смешивало с гангстером, которого считали "рэкетиром". Это позже под термином "новые русские" эстрада и кино внедрили в сознание образ гангстера, легализующегося в бизнесмены.
Здоровые мужики в расцвете сил, с руками, которыми можно гнуть подковы - строители, ремонтники, швейники, пищевики, юристы, фермеры - с недоумением поглядывали на затею организовать "партию" рыночников из интеллигенции. Людям дела было не до стратегий и дальних перспектив. Они боролись за ежедневное выживание. На абстрактные потуги интеллигенции навстречу рынку ремесленники смотрели тоже абстрактно и безразлично - не было конкретного предмета для разговора.
Карпов этого пока не понимал, но чувствовал дистанцию в разговорах с предпринимателями. Он краем уха слышал беседы кооператоров с Камиловым и понимал их с трудом. Речь шла о нормативных документах и налогообложении, правильном обсчете только что введенного налога на добавленную стоимость. Для Николая оказалось большим открытием, что, если в русском языке "прибыль" и "доход" слова-синонимы, то для бухгалтера и предпринимателя между ними, оказывается, гигантская разница, исчисляемая тысячами рублей.
Понять деловых людей без собственной практики было практически невозможно. Кооператоры о чем-то спорили, шумели, объединялись и размежевывались перед своей годовой конференцией. Все очень напоминало депутатов и политические организации. Но суть происходящего все равно ускользала от Карпова. Однако Николай как историк хорошо понимал, что предприниматели - единственная объективная сила, которая в будущем и должна стать двигателем не только экономики, но и политики страны. Надо, чтобы общество хотело увеличить степень свободы и четко видело единственный путь к этому - в организации собственного дела. Когда над тобою нет надсмотрщика на плантации, управляющего в имении, мастера на заводе. Николай был убежден, что не требуется указывать взрослому человеку, желающему работать, что ему делать. Вот в чем свобода. Но свобода эта не абсолютна. Она ограничена запросами рынка, определяется им.
Только вот как реализовать идею свободы? Никто ничего толком не знал. Даже государство в лице Горбачева. Генеральный секретарь ЦК КПСС много говорил о необходимости развития рыночных отношений, но не торопился давать своим гражданам стартовый капитал через приватизацию государственной собственности. Других источников для быстрого старта в бизнесе после лет коммунистических реквизиций и обобществления почти никто и не видел. Кроме некоторых талантливых актеров, спортсменов, инженеров, ученых, которые обнаружили капитал в своих собственных уникальных возможностях и квалификации. Но для развития массового рынка уникальные способности отдельных личностей плохо подходили.
И это была не вина предпринимателей или чиновников, а особенность момента. Никто не имел опыта. Свобода воспринималась еще абстракцией, как слова Генерального секретаря ЦК КПСС. Который про свободу говорил отдельно, а про собственность все еще никак не мог додумать, разделяя две стороны одной медали. А что это за абстрактная свобода без свободы распоряжения чем-то конкретным, никто не понимал. Горбачев призывал прививать "чувство хозяина". В СССР еще трудно осознавалось, что хозяин - это владелец чего-то, чем он может свободно поступать по своему усмотрению. Как не может быть чувство сытости без пищи, так и не может быть чувство хозяина без собственности. Еще никто не понимал значение слова "господин" как свободный распорядитель собственности.
Короче говоря, незрелый рынок порождал незрелых предпринимателей и незрелую политику. Но все очень хотели быть абстрактно свободными и конкретно богатыми. Отчего повально и инстинктивно тянулись к рынку. Что делать - никто не знал, и оттого все спорили, спорили, спорили.
И все же это был спор конструктивных идей, а не митинговщина. До единомыслия и понимания оставалось еще очень далеко, но разговаривать друг с другом оказалось возможно. Труднее было договориться с Москвой. Сразу после балагана на общем собрании Николай не торопился ехать в центральный офис ДПР и рассказывать о произошедшем. Для него важнее было сохранить людей в организации, наладить хотя бы минимальное взаимопонимание с бизнесом. Все-таки ряд предпринимателей - хороших знакомых Шайдара - поддержали "демократов" и даже вошли в политическую организацию. Это уже был результат, с которым не стыдно было показаться и в столице.
Однако, как выяснилось, не торопился Николай зря. Ахмедшин уже побывал в Москве и представил деятельность Карпова в нужном для себя свете. Так что Николая встретили ледяным холодом какие-то дамы из аппарата Травкина. На дамах была печать бывших инструкторов райкома партии. Эту ни с чем не сравнимую стать Николай научился уже видеть за время работы в райкоме комсомола. Дамы слушали Николая, цинично посмеиваясь. Было видно, что мнение в столице о событиях в его организации уже сформировано. Что Карпова неприятно удивило. Как же можно принимать решение, не выслушав аргументы обеих сторон? Однако для Карпова это был ясный показатель качества менеджмента в партии...
Сидя в кабинете, промокший под августовским дождем по дороге к травкинскому офису, Николай понимал, что нежелание слушать аргументы не столько унижает его - за ним, депутатом, авторитет в Совете и среди избирателей, мнение десятков сторонников среди политических активистов и поддержка среди местного капитала. Скороспелость закулисных выводов показало качество управления объявленной всероссийской партии. Да может ли аппарат Травкина управлять российской организацией? Бросалось в глаза, что - нет...
В родном городе Ахмедшин уже знал о безуспешности визита Карпова в Москву и торжествовал. При встрече на каком-то координационном совете разных неформальных политических организаций, Ахмедшин подливал масла в огонь:
"Да знаешь ли ты, с кем ты связался? Откуда у Камилова взялся первоначальный капитал? Его папаша - директор комбината. К нему по разнарядке прислали несколько машин с ВАЗа для распределения между работниками по государственным ценам. А папаша "толкнул" их по рыночным за пределами завода, а рабочим - дырка от бублика. После чего его сынок бросил работу завлаба в университете и стал первым кооператором республики! И ты с ним имеешь дело!"
"Знаешь что? Мы создаем организацию для борьбы за рынок и демократические свободы, а не для обслуживания интересов конкретного предпринимателя. Если у тебя есть какие-то претензии к Шайдару - обращайся в суд. Мы не собираемся существовать на деньги какого-нибудь одного кооператора, мы работаем на всех и потому рассчитываем на поддержку многих".
Но про себя, для сведения, Николай эту информацию Ахмедшина отметил.
"Интересно, - подумал Карпов, - из каких источников у него такая осведомленность? Похоже на правду. Тем более, что он знает, что его слова легко проверить. Но вопрос не в этом. Никто персонально никакого предпринимателя обслуживать не собирается. Все же кто ему поставляет такую информацию?"
Вскоре Карпову пришлось на деле доказывать, что политическая организация - не карманная собачка хозяина. У Камилова, как и у многих предпринимателей, выработалась привычка, что его подчиненные выполняют его приказания. Этого же самого он ждал и от политической организации. Шайдар считал, что инвестор (он) скажет, то партия беспрекословно выполнит. И также беспрекословно это решение поддержат сторонники политической организации.
Но Николай считал совсем по-другому. У массовой психологии другие законы. И они не подвластны механистическому подходу и нажиму. Такой нажим только вреден для результата. Логично, что подчиненные в фирме подчиняются предпринимателю. Потому что получают у него зарплату. А вот получат ли избиратели какую-то полезность от законодательной и публицистической деятельности партии - это еще не факт. И потому Карпов понимал, что избирателя невозможно заставить, как наемного сотрудника. Политического сторонника нужно убеждать специфическими приемами, доступными гуманитариям.
Николай еще не привык к тому, чтобы в России, то, чему его обучали в университете, называли модными словечками "public relations". Но прямолинейный нахрап бизнеса потенциально вызывал протест не только у избирателя, но и у специалиста по работе с общественным сознанием. Это казалось Карпову верхом непрофессионализма. Так симпатии людей не завоевывают. И бизнесу надо учиться прислушиваться к мнению специалистов. Как владельцу предприятия нужно учитывать предупреждения главного инженера и главного технолога о соблюдении технологии для получения товара.
Но Николай понимал и другое: пока бизнес скоротечен и имеет мало возможности думать о завтрашнем дне, то понимания гуманитария и предпринимателя не наступит. Это был серьезный, объективно вызревший конфликт внутри организации. Лечь в карман отдельного предпринимателя для Карпова означало отказаться от доверия избирателей. Без доверия общественной организации не бывает. Николай читал в прессе про "диванные партии" и понимал, что такая ситуация объективна и складывается повсеместно. Ее надо было преодолевать и требовалось проявить характер.
Другая проблема состояла в многослойности задачи создания политической организации. Организация избирательной кампании - это один законченный производственный цикл и отдельная профессия. Выработка законодательства для бизнеса - другая профессия. И она должна базироваться на практическом опыте работы в этой сфере. Обоснование правильности пути и необходимости его законодательного обеспечения - выработка стратегии и идеологии - это третья отдельная профессия. На все нужно иметь отдельные бюджеты, специальные усилия и специфические технологии. Из-за отсутствия практики Карпов тогда этого еще не понимал и схватился за все сразу. И был обречен на провал.
Зато до Николая очень быстро дошло, что реальная власть - это управление чем-то конкретным. Почти всегда - собственностью и материальными благами. В политике и СМИ - управление общественным мнением. Но если в умах твоих сторонников сумятица, то и управлять в общем-то нечем. Карпов видел, что единства в общественном сознании пока нет. Векторы отдельных усилий гасили друг друга из-за противоположной направленности.
В таких условиях быть посмешищем для проницательных людей, наблюдающих за происходящим со стороны, Карпову не хотелось. Репутация - тоже капитал. И сыпать бисер перед дилетантами было уже опасно для собственного будущего. Перспективу надо обеспечивать самому. Поэтому, когда Шайдар попытался превратить его из политического организатора в еще одного референта Союза кооператоров по выполнению не относящихся к его делу поручений, Николай принял решение оставить пост генерала без армии и добровольно стать безработным. Это было страшно для будущего семьи. Но это было необходимо.
Николай думал, что этим сохранял себя для политики. Но жизнь показала, что он сохранял себя для бизнеса.