Пролог......................................1
Часть I ЖАЖДА...............................7
Часть II ЛАБИРИНТ.........................228
Часть III ПРОНИКНОВЕНИЕ...................633
Эпилог....................................667
Возможности человека не измерены до сих пор. Судить о них по предыдущему опыту
мы не можем - человек еще так мало дерзал.
Г. Торо
Пролог
Сначала была Пустота - полная, всеобъемлющая, не имеющая ни начала, ни конца. Даже когда прошла Вечность, она такой и осталась, но из нее явилось "Нечто" и назвало себя Ронном.
После было Решение... и возник Космос, который стал частью Ронна. Так зародились Форма и Материя.
Далее Ронн создал Принципы развития и существования, а также Время, в соответствии с которыми возникала из небытия и уходила в небытие Материя.
Ронн породил Свет и Тьму, Добро и Зло, которые, согласно его Принципам, образовали Гармонию и должны были существовать в оппозиции - такой же незыблемой, как и принципы, лежащие в их основе, уравновешивая друг друга.
Для себя Ронн установил два основных принципа, которым следовал неукоснительно, - Целесообразность и Эволюция.
Можно было бы сказать, что теперь у него началась тихая и спокойная жизнь, но это было не так.
Являясь мировым Сознанием, но не имея непосредственных органов чувств, он во многом постигал себя через созданное им, в частности - через ощущения живых существ, через их чувства вкушал Любовь, Ненависть, Страх, Боль, Холод, Тепло - другими словами, все то, что давала и дает Материя.
1
Со временем Ронн познал все, что только возможно... Но это противоречило принципу Эволюции - поэтому, давая жизнь новой цивилизации, он ждал Нового Познания, которое дополнило бы его копилку Знаний и Ощущений. Проходя с каждым миром полный цикл его развития, впитывая до сих пор неизвестное и, соответственно, эволюционируя,
Ронн в конце концов (когда возможности очередного созданного им мира иссякали, что в корне не соответствовало его принципу Эволюции) без ложного милосердия, руководствуясь только принципом Целесообразности, превращал выработавшую свой ресурс, но еще живую Материю в мертвую космическую пыль. Он оставлял ее в этом состоянии на миллионы лет, чтобы впоследствии опять вдохнуть в нее жизнь, но уже в новой комбинации.
За всю его историю существовало только несколько удачно выбравших свой путь развития цивилизаций, которые, не останавливаясь, прогрессировали, постоянно умудряясь сохранять не только Внутреннюю, но и Внешнюю Гармонию, обходясь без малейшего вмешательства в свою судьбу Ронна. Но это были единицы на триллионы существующих миров, во всем их многообразии и многомерности.
Словно вспышки молний, мелькали тысячелетия, и все труднее давались ему необходимые зерна прогресса - все возможные формы жизни исчерпали себя, повторяя уже бывшее ранее.
Настала очередь Земли.
Из горсти газопылевой туманности он создал Солнечную систему с ее девятью планетами. Тщательно оценив ситуацию, Ронн поместил Землю на необходимом расстоянии от Солнца и пустил ее по наиболее целесообразной орбите. Снабдил атмосферой и водой, ожидая появления биологической формы жизни. И оказался прав, когда она объявила о себе первыми одноклеточными организмами. Ронн проследил всю цепочку развития - от простейших до Человека.
Момент, когда человекообразная обезьяна, впервые взяв дубину, раздробила череп сначала саблезубому тигру, а впоследствии и своему сородичу, ликующий Ронн назвал Выбором Человека.
Ронн с восторгом упивался новыми приобретениями. За всю несказанно долгую Историю его Эволюции такое встретилось буквально в нескольких цивилизациях, да и то далеко не так красочно и эффектно, как здесь, на Земле. Новый мир был словно создан для бурных чувств и страстей. Сама жизнь кипела яростным пламенем то Любви, то Ненависти, то Жестокости, то Самопожертвования. Эта цивилизация казалась лишенной тончайших оттенков, но ее недостатки с лихвой покрывались буйством сочных красок и ощущений.
Иногда даже Ронн замирал в изумлении и говорил: "Однако..."- И если бы у него был загривок, как у человека, и пятерня, он бы непременно почесал его, как, он видел, это делают люди.
Какое обилие крови, в ней тонет разум, но в последний момент все спасает жадный и обильный глоток Любви, восстанавливая равновесие на беспощадных весах Ронна. А он, поглядывая на их беспристрастный механизм с вновь беспощадно оживающими часами, всерьез задумывался - а уж не сделать ли исключение для землян? Все эти правила их слишком сдерживают... и ведь рано или поздно нарвутся... пойдут в ход Принципы - особенно Целесообразность - и ... только пух полетит от любимой планеты. Эх... эх...
Ронн отлично понимал - этот мир со всей своей видимой силой и глубоко спрятанной слабостью несовершенства-мощнейшая инъекция его уставшему от монотонности и давно не ощущавшему ничего кардинально нового сознанию.
Но Закон есть Закон, и нарушать его не годится.
А через минуту сам себе возражал: "Но бывают же исключения- нет правил без исключений".
И происходит странное (Ронн давно заметил у себя такую особенность): когда доходит до споров и душевных терзаний вместо одного Прозрачного сидят уже два Ронна:
Один- Белый, другой - Черный, а Принципы тут же, как и положено, рядом, как бы в стороне, но на виду.
В ход идут умные доводы, спор в разгаре, и Целесообразность, хоть и немного пощипанная, торжествует:
- Давай пошлем Странника,- предлагает Белый РОНН,- он умен и, пожалуй, честен.
- Лучше бы он был беспристрастен,- немного неуверенно возражает Черный Ронн,- а то, как и ты, начнет сопереживать... потакать...
- Да он беспристрастен,- чувствуя, что вот-вот убедит, радуется Белый Ронн,- беспристрастен - ведь в нем столько же тебя, сколько и меня... Ну? По рукам?
- Ладно... Черт с тобой, по рукам.
Белый Ронн довольно крякает - тоже у людей перенял, да и Черный не отстает - по "рукам". Откуда, спрашивается у Ронна руки? Да и зачем они ему?
2-3
- А где он сейчас, Странник-то?- спрашивает Черный Ронн.
- Кто его знает? Вселенную где-то латает... да пока и не к спеху - вопрос решен. А послать успеем.
- Что ж, решен так решен,- вяло отзывается Черный и исчезает.
Исчезает и Белый, а остается вместо них только один - Прозрачный - довольный и примиренный с самим собой.
Среди великолепных вилл и коттеджей, теснящихся в маленькой долине и по склонам поросших лесом холмов, затесался невзрачный старый дачный домик - ветхий и скрипучий - с буйным диким садом. Даже старожилы не помнят, чтобы там кто-то жил... даже ближайшие предки старожилов.
Кто-то когда-то сказал, что этому дому больше сотни лет, но тогда ему никто не поверил - так вспоминали предки старожилов, но с тех пор прошло много-много лет, и уже нет тех предков, и минула еще сотня лет, а дом все стоит - такой же ветхий и старый.
О нем ходят легенды и дурная слава, в которые верят, пожалуй, только дети. Говорят, что тут когда-то пропадали люди и иногда из неба появлялись ужасные смерчи. Да и вообще, время было смутное - не то, что теперь.
Сколько ни ждали, что дом рухнет от старости, - не дождались, а сносить, неизвестно почему, не решались, а может, и побаивались, хоть и мало кто верил в те легенды. Но поразительное дело: иные дома в округе, что когда-то были совсем новые в то время, когда этот - развалюхой, уже снесли и построили новые... и те снесли, а он как был, так и стоит, и не берет его время. Чудеса!
Хочешь не хочешь, а поверишь в легенды.
Пробовали прибрать его к рукам разные люди, но все как-то сразу теряли к нему интерес, и вновь дом пустовал. А злые языки распускали слухи, что, мол, не зря бегут оттуда - защищают дом тайные силы и напускают страх на всякого, кто туда сунется. Опять же, никто не верил этим глупостям, но вечерами его старались обходить стороной, да и не только вечерами.
Поэтому, когда однажды в нем появилась неожиданная посетительница, никто об этом не узнал.
Незнакомка прошла по его комнатам, словно уже раньше бывала здесь, то ли ища что-то, то ли вспоминая. Ее следы тонули в толстом слое пыли, будто в неглубоком снегу, но она не обращала на это внимания. Когда же взгляд ее отливающих изумрудом глаз коснулся старой фарфоровой вазы, стоящей на столе в гостиной, она, несмотря на печаль, видимо совсем недавно, но стойко въевшуюся в ее черты, улыбнулась:
- Надо же! В это трудно поверить - прошла целая вечность, а она стоит все там же.- И, осторожно взяв вазу в руки, смахнула с нее пыль, будто та была единственным представляющим интерес и заслуживающим внимания предметом в доме. - Я думаю, так будет лучше.
После этого женщина вышла на крыльцо и окинула взглядом сад, пытаясь в нем что-то найти, но, не сумев, спустилась вниз. Там, где, видимо, раньше находился цветник, сейчас яростно сражались за жизненное пространство буйные заросли крапивы и бурьяна, и она, сорвав несколько васильков, вернулась в дом.
Не налив воды, поставила цветы в вазу.
- Это, конечно, не розы...- Она села на стул, неподвижно и тяжело глядя перед собой.
Ее красота за эти годы нисколько не увяла, а наоборот, приобрела штрихи неземной, может быть, космической красоты, немного пугающей, но нисколько не отталкивающей.
Если бы кто-нибудь сейчас увидел ее в этом доме, то скорее всего принял бы за молодую прекрасную колдунью... и на две трети ошибся: она не была молода в человеческом понимании, и тем более не была колдуньей, но то, как она оказалась здесь, и то, что она хотела сделать, совсем не было похоже на привычные вещи даже для людей начала двадцать третьего века.
Перед тем как погиб их мир, им предлагалось спасение, но... он был уверен... несмотря ни на что... он был уверен... услышав свои мысли, она вздрогнула, а при слове "был" ее покоробило. Но оно теперь самое верное - он был, и больше его нет... но поступил, скорее всего, правильно... Хотя она в этом и не совсем уверена.
А потом их мир погиб, и за мгновение до смерти он успел посмотреть ей в глаза, прощаясь. Всего миг, но очень долгий миг - и неведомая сила увлекла, спасла из хаоса, и она не сразу даже поняла, что спасена. Пока спасена. У нее
4-5
еще есть немного времени, чтобы попытаться... пока враждебное пространство не возьмется за нее. Оно уже начинает давить - женщина провела рукой по шее, словно расстегивая ворот рубашки...
Она помнит его лицо, его тело, она помнит его мир, их мир, и ее сознание способно вернуть все, ее сознание способно сделать многое... Правда, сегодня уже несколько раз пыталась, но ничего не вышло... А пространство душит все сильнее.
Теперь с помощью вазы, которую он так любил, на которой запечатлелись его мысли - осколки умершего сознания, ей удастся воссоздать образ, который уже не только стал ярок, но вроде бы ожил... а вместе с ним и весь их мир.
Сейчас она отдохнет и повторит все сначала.
Часть I
ЖАЖДА
Умей принудить сердце,тело,нервы Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: "Иди"
Р.Киплинг
Глава 1
Винт проснулся, как всегда, от одного и того же ночного кошмара - страшного ощущения жажды...когда утолить ее невозможно, потому что вода недоступна. Кругом только рыжие, серые, бурые скалы, поблескивающие мелкими каплями и жилками кварца, создающего иллюзию свежести в этом каменном, пышущем зноем пятне смерти.
Самое же страшное - понимание медленного, мучительного и неизбежного конца, когда жажда станет невыносимой и заслонит своим жаром весь окружающий мир, сначала до изнеможения измотав тело и выпив из него все соки, а позже до последней капли высушит волю к жизни, превратив еще недавно сильного человека в полуживой труп, но, к его же счастью, ненадолго. Наконец-то отключится сознание - последний щедрый подарок жизни перед с мертью. В эти минуты он будет видеть голубые озера с кристально чистой, холодной водой, живописные полноводные реки, водопады, изливающие живительную серебристую прохладу плотными струями ему на голову, возвращая энергию и жизнь.
И он, поддавшись этому обману, придет в себя, потратив последние драгоценные крохи сил, спрятанные в самых заветных тайниках организма. Ему хватит их для того, чтобы открыть глаза и получить последнее в своей жизни разочарование.
А чуть позже сверкающие под солнцем скалы сольются в сплошную, пылающую адским пеклом цепь огненных протуберанцев, неумолимо сжимающих свой круг, центром которого был он.
Виктор рывком сел в постели, словно пытался вырваться из прошлого, неотступно следующего за ним в настоящем, отбросил одеяло и опустил ноги на пол, чувствуя ступнями холод паркета. Сквозь полуоткрытое окно в комнату проникала ночная июньская прохлада вместе с
6-7
приятным, умиротворяющим шелестом листвы. Где-то вдалеке раздался электрический вой троллейбуса, а через двор, в доме напротив, еще кто-то смотрел телевизор - его голубовато-серое мерцание пробивалось сквозь густые кроны старых тополей и лип.
Свежий ночной воздух слегка охладил разгоряченное лицо, донося гипнотическую музыку спящего города.
Он любил эти звуки, он любил ночной город, и вообще он любил ночь... даже несмотря на кошмары.
Ночь будила в нем то, что убивал день, - надежду. Это повторялось снова и снова - сводящая с ума синусоида надежд и разочарований... Когда она началась?
Винт прошел в ванную комнату, включил душ, некоторое время с наслаждением прислушиваясь к звукам льющейся воды.
Когда же это началось?
Пожалуй, задолго до Афгана, еще в детстве, когда дед Василий открыл тайну их семьи... Да. Примерно через год после этого.
Он направил на себя струи ледяной воды, постанывая от наслаждения. Самое лучшее, что может быть, - кристально чистая ледяная вода. Не все это понимают, а тем более ценят... Одна из подлинных радостей, которые дает жизнь.
Виктор налил из-под крана полстакана воды и, глядя на его запотевшее стекло, сделал глоток, смакуя ее вкус словно то был драгоценный нектар. Слава богу, в Минске еще некоторые районы снабжаются артезианской водой... Что может быть лучше?
Он поставил красивый стакан чешского стекла на стол. У него стало привычкой - воду пить только из красивой прозрачной посуды, наслаждаясь ее видом, вкусом, запахом. Конечно, так было не всегда... Перемены приходят неожиданно, сразу меняя не только отношение человека ко многому, но и самого человека...
Виктор уселся в кресло перед окном, но его устремленный в ночь взгляд видел не зелень в свете неяркого фонаря, а распаленные жарой горы с далекими, недосягаемыми, подрагивающими в мутном мареве вершинами.
В течение последних нескольких лет воспоминания не отступали ни на шаг, особенно по ночам, но это происходило не от его бессилия перед ними или мраком, из которого они возникали, а потому, что он страстно стремился к воспоминаниям, мечтая вернуть свой затерявшийся среди прошлого мир, а бессонница и ночь уже давно превратились в надежных, никогда не подводящих союзников.
Шквальный перекрестный огонь вдавил их в скалы, не давая поднять головы. Сколько осталось в живых из пятнадцати человек? Неизвестно. Вряд ли больше пяти.
Виктор чувствовал, как за шиворот сыплются мелкие осколки камней и песок, выбиваемые пулями из скального выступа прямо над его головой, а один из них оцарапал висок, и тоненькая струйка крови медленно тянулась вниз, через всю щеку, к подбородку.
Опять влипли - третий раз за последние полтора месяца. Третий раз их расстреливают в упор, не дав пройти от места высадки и десяти метров.
Если раньше их с воздуха прикрывал вертолет, производивший высадку группы, то сейчас... Виктор скосил глаза вправо вниз, где глубоко в ущелье догорал их вертолет, точнее, то, что от него осталось. Полчаса назад, едва высадив их и поднявшись в воздух не более чем на пять метров, он получил сразу несколько прямых попаданий из гранатометов, бросивших его обратно на горизонтально лежащую скальную плиту, с которой только что взлетел. Чадя черным дымом и ревя израненными, но еще живыми двигателями, он тщетно пытался удержаться на узкой площадке - его левым бортом тянуло в пропасть.
8-9
Пули вгрызались в обшивку вертолета, выбивая из него звуки, напоминающие грохот пустой кастрюли, катящейся по ступеням, и он медленно заваливаясь набок, опрокинулся вниз. Раздался грохот его падения на дно ущелья и за ним - сильный взрыв, разметавший обломки далеко в стороны. Дверь от кабины подбросило высоко в воздух, и она, с металлическим лязгом, громыхая о скалы, грохнулась обратно на площадку.
Вертолета больше нет, а значит, шансов выбраться отсюда стало меньше: четыре часа лёта в самое сердце Гиндукуша - сколько же уйдет времени на то, чтобы вернуться?
Одни горы кругом... И жара.
Не имея возможности даже вытереть пот, Виктор чувствует, как медленно плавится под испепеляющим солнцем. Скалы и обломки камней настолько раскалены, что прикосновение к ним вызывает боль.Как долго это продлится? Либо он скоро погибнет от пули или гранаты душмана, либо живьем зажарится под солнцем, бьющим в него прямой наводкой.
Полдень.
Мысль о том, что он один в окружении множества врагов, которые наверняка знают место его укрытия и вот-вот появятся перед ним, совсем не испугала.Что ж, если это и есть конец, то он очень скоро узнает, насколько были правы Сонг и дед Василий... и, пожалуй, не только это.
Виктор поморщился от острого недовольства самим собой - нашел время для сомнений...
Стрельба постепенно ослабевала и через несколько минут прекратилась полностью - в почти полной тишине раздавался только треск пламени, пожирающего останки вертолета ста метрами ниже укрытия Виктора.
Откуда они появятся? Это выяснится, похоже, прямо сейчас, хотя существенного значения иметь не будет...
По противоположному склону ущелья быстро скатывались, поднимая дорожки пыли, душманы. Их было много, и вели они себя здесь не так, как там, у 'зеленки', где после быстрого налета оставляли позади себя убитых, раненых и гарь горящих грузовиков, быстро отступая назад, в горы.
10-11
Душманы подошли к догорающему вертолету, недолго постояли около него, оживленно, громко что-то говоря и жестикулируя. Несколько человек остались внизу, остальные направились вверх по склону... Скоро они будут здесь.
Винт пристально всматривался в противоположный склон, зная, что там остались снайперы. Он чувствует их... как и многое другое...
Дед Василий боялся, что сила, проявлявшаяся у внука, опасна для окружающих и самого Виктора... Зря боялся - губы искривились в иронично-сожалеющей улыбке - скоро все закончится и никому никогда он не сможет причинить вреда.
12-13
Винт дождался паузы между очередями, выскочил из расщелины, прыгая и стремительно ныряя между каменными выступами, он удалялся вглубь скал, надеясь там оторваться от преследователей, а в ушах неотступно звучал голос деда Василия: 'Когда дело касается собственной жизни, то все гуманные принципы и убеждения отступают перед слепой силой инстинкта самосохранения'. От себя Виктор мысленно добавил: 'Как правило'.
Еще полчаса непрерывного петляния, прыжков, пробежек, уносящих его от смерти, и Винт выбрался на гребень, а еще через минут десять остановился на его верхней точке и осмотрелся.
Отвесная стена, обрываясь вниз на сто - сто пятьдесят метров, отрезала путь на юг, а пройдя еще немного, он убедился, что пропасти ожидают его на западе и на востоке, и без веревки спуститься не удастся.
Дальше всего находился обрыв на западе - до него еще метров восемьдесят - сто, и чуть меньше до восточного. Это все пространство, по которому еще можно передвигаться, но преследователи появятся скоро, не позднее чем через пол-часа.
Он, тщательно сориентировавшись на местности, определил возможные подступы с северного направления - оттуда появятся душманы. С остальных трех сторон его надежно защищают отвесные стены, круто обрывающиеся вниз.
Устроившись в тени, Винт стал фактически невидим среди ослепительно сверкающих кварцем и слюдой под невыносимо ярким солнцем скал. Очень бы пригодились темные очки, но они остались на месте высадки, как и его небольшой рюкзачок, в котором было все необходимое, в том числе сухой паек, магазины к автомату, аптечка, карта местности, бинокль.
Скоро они появятся и... Виктор поймал себя на мысли, что рассуждает о предстоящей схватке с врагом как о чем-то отвлеченном, не имеющем отношения к нему лично, а привычное, неотъемлемое от него спокойствие позволяло сконцентрироваться на предстоящем, отбросив лишние эмоции и переживания... И так было всегда.
В минуты боя подобное состояние психики являлось огромным преимуществом.
'Пожалуй, то, что ты не боишься, как многие, важнейшее твое достижение',- всплыли в памяти слова деда, вытирающего кровь с разбитой губы восьмилетнего внука, которого поколотили старшие ребята. Конечно же, он видел, как все происходило с самого начала, но заступаться не хотел: такие ситуации - тоже составная часть их игры, в которую и дед Василий, и Виктор втянулись давным-давно... А игра незаметно перестала быть игрой.
14-15
Прислонившись спиной к немного сохранившей прохладу скале, Винт положил перед собой 'Калашников' и два запасных рожка к нему.
Отстегнул от бедра финский нож, любовно осмотрел его холодное, отливающее синевой лезвие... Если душманы сдуру допустят дело до рукопашной, то... сильно ошибутся... Да, в этом случае у него появится еще один шанс, но только вряд ли дойдет до этого.
Жарко... Время перевалило за полдень.
Винт снял с пояса флягу - пустую и ненужную - у самого дна пробитую пулей. Он повертел в руках бесполезный сосуд и аккуратно отложил в сторону. Отсутствие воды все усложняет, и в этом обстоятельства повернулись против него.
Перед заданием, перед самым вылетом уже хотелось пить, но у.него твердое правило - ни приема пищи, ни воды до боя. При попадании пули в живот все сразу будет кончено
Виктор облизал пересохшие губы, но язык тоже стал сухим и шершавым, настойчиво требуя хоть глоток воды.
Ни снега, ни льда, которые, как правило, на значительно большей высоте, а здесь - одни камни. Зато ста метрами ниже слышен грохот водопада - именно там протекает одна из горных речек, и начало она берет, наверное, с той снежной шапки - его взгляд устремился к высокому пику, обрамленному снегом и льдом, сияющими, словно бриллианты, под беснующимся солнцем.
А может, и не оттуда течет река. Какая разница. До воды в любом случае не добраться, единственный выход отсюда - через северный склон, но оттуда сейчас придут душманы.
Стараясь отвлечься от усиливающейся жажды, он вспоминал все происходившее в вертолете после вылета. Всех 'сразу же огорошила цель заброски - ликвидация Ибрагим-бека - главаря одной из банд. Это было неожиданностью для всех, кроме капитана Родионова. Даже для лейтенанта Курочкина.
Обычно они вылетали для прикрытия попавших в переплет бойцов либо для захвата небольших плацдармов, действуя в тесной связке с другими подразделениями, где невозможно было подключить крупные силы, а требовался максимальный эффект в самые сжатые сроки. В таких случаях группа 'Омега' была незаменима. Теперь ее больше не существует... а тогда, всего пять часов назад, капитан Родионов раздал каждому по фотографии Ибрагим-бека, быстро и лаконично отвечая на вопросы.
Сухощавая фигура и костистое лицо делали его похожим на ястреба. Винт давно для себя отметил - внешность не только отражает в себе основные черты характера, но и является почти точной копией сущности человека, содержит в себе то, что прячется в самой глубине, сознательно или бессознательно скрываемое им не только от окружающих, но и часто от самого себя.
Все в Родионове говорило - это вояка до глубины души, истинное призвание которого - война. Даже родись он сто, двести, тысячу лет назад, вероятно, был бы солдатом либо,
16-17
в крайнем случае, разбойником. Едва ли Винт знал других людей, которые бы так упивались процессом кровопролития, как капитан. Он этим не напоминал никого, и никто, даже отдаленно, не обладал подобным качеством: ни Виктор - спокойный, хладнокровный и, как многим казалось, безразличный ко всему происходящему, ни множество других солдат и офицеров, сумевших побороть свой страх, ни тем более те, кто не смог побороть его.
В другой обстановке - мирной и спокойной - Родионов едва ли смог бы жить. Он наслаждался опасностью - это стало для него настоятельной потребностью, даже больше - жизненной необходимостью. Подобно наркоману, ему требовались все большие дозы острых ощущений, и, надо признать, получал он их в избытке.
Эта его особенность, как и в высшей степени профессионализм, давно стали общеизвестны. Ему поручались самые трудные, казалось, невыполнимые задачи, Родионов охотно брался за них. Не всегда достигался положительный результат, но и он говорил лишь о том, что в данной ситуации лучшего просто не существовало.
Капитан, будто ангел смерти, наслаждался происходящим, и иногда казалось, что сам процесс значит для него больше, чем конечная цель. Несмотря на множество экстремальных ситуаций, в которых он оказывался постоянно, до сих пор ему везло - ни одного ранения, только несколько шрамов перечеркнули лоб и щеку, что еще больше придавало внешнему облику Родионова соответствие прорывающемуся наружу истинному 'я'.
К уважению, которым пользовался капитан и среди солдат, и среди офицеров, примешивалась изрядная доля страха, а слишком фанатичная преданность богу войны не оставляла места в его жизни для дружбы с кем бы то ни было. Некоторые считали: он эталон офицера; другие же - что у него не все в порядке с головой. Но ни те, ни другие не сомневались в исключительном военном везении, сопутствующем ему в бою: долгое время и солдаты, уходившие вместе с ним на задания, редко получали серьезные ранения, а смертельных случаев за целый год в его группе не было ни одного.
Но за последние полтора-два месяца все резко изменилось: всего несколько рейдов, и его отряд потерял три четверти состава - убитыми и тяжело раненными. Сам Родионов, как всегда, не пострадал, но в глазах его появилось новое - теперь из них сквозило холодным бешенством, до времени сдерживаемым, а потому наиболее страшным. Самолюбие капитана получило сокрушительный удар, даже не столько из-за гибели людей, сколько из-за обстоятельств, вышедших из-под контроля и бросивших ему вызов.
Ведь он и в самом деле считал себя выдающимся солдатом, а удачу и везение приписывал неким силам, витающим над полем сражения и отдающим свое предпочтение и покровительство самым смелым и искушенным в искусстве войны.
Почему же теперь они оставили его? Неужели нашелся кто-то более достойный?
Иногда в голову приходили мысли, что он слишком глубоко увяз в своих домыслах и фантазиях, но фантазии значительно облегчали душу, а когда-то и спасли от ежедневного ужаса войны.
Даже не верится, что она в первое время являлась для него настоящим кошмаром, а Родионов, тогда еще старший лейтенант, так же как и все, боялся. Да-да, боялся взрывов, пролетающих над головой пуль, смерти. Еще боялся позора. Не дай бог, если б кто узнал, что он испытывал мандраж перед боем... и самый настоящий, правда, хорошо скрываемый страх в бою.
Раньше ему казалось, что кто-то догадывается, и это стало навязчивой идей... и тогда на помощь пришли фантазии. К самый разгар боя ему казалось, что невидимые, сверхнадежные доспехи прикрывают все его тело, гарантируя полную неуязвимость.
Постепенно страх пропал.
-Вместе с ним пропало что-то еще, важное и необходимое, без чего очень тяжело, а может, и невозможно в мирной жизни, которая отсюда недосягаемо далеко, где-то там, за снежными хребтами Гиндукуша... Но здесь оно не имело никакого значения, или почти не имело.
Еще в вертолете Виктор понял: и это задание обречено на неудачу. Как ему удавалось предвидеть или предчувствовать события, он особо не задумывался. С тех пор, когда он ощутил в своем 'я' присутствие таинственной силы, многое и нем изменилось, появились ранее не замечаемые качества,
18-19
а некоторые, наверное, до сих пор им еще не узнаны - ждут своего часа.
- Винт, я вижу, у тебя есть вопросы,- глаза Родионова остановились на нем,- выкладывай.
От места выброски до лагеря Ибрагим-бека - два часа ходу. Непосредственно нападения на лагерь не планируется - в группе из пятнадцати человек десять вместо автоматов имеют снайперские винтовки. Убить предводителя душманов предстоит с большого расстояния, не вступая в контакт с врагом - так планируется, а что получится в действительности - видно будет.
То, что опасность рядом, несмотря на большое расстояние до лагеря, Виктор почувствовал сразу, как только вертолет, нырнув за очередной хребет и немного спустившись вглубь ущелья, завис над небольшой горизонтальной площадкой.
-
Душманы, я их вижу,- вырвалось у него, хотя никого не видел, а только чувствовал.
Капитан, проследив за взглядом сержанта напряженно всматривается в ближайшие скалы.
- Ты уверен?
Его профиль хищно заострился, но Винт уловил, как за маской уверенности и силы промелькнула другая маска, тщательно скрываемая Родионовым от кого- либо. И это было сомнение.
-
На противоположном склоне, за валунами.- Теперь
Виктор знал, где они, даже примерно сколько их.- Около
сотни.
-
Около сотни? Да я не вижу ни одного... Винт, ты спятил. Родионов, недоуменно зыркнув на него, быстро прошел в кабину пилотов.
Лейтенант Курочкин, приложив вплотную к стеклу бинокль, внимательно смотрит в указанном Виктором направлении, его губы слегка шевелятся, и, он, не отрывая взгляда от склона, неуверенно говорит:
-
Мне показалось, что я тоже видел, но я не уверен... сержант; откуда ты знаешь, что их там около сотни?
-
Я в этом уверен, и важно, чтобы вы мне сейчас поверили.- Он заметил, что Родионов вернулся и уже стоит рядом, вслушиваясь в последние слова Виктора.
-
Мы из кабины ничего не заметили,- но в его голосе промелькнула неуверенность.
Все замечания, которые иногда высказывал Винт, оказывались весьма кстати, он будто чуял то, чего не могли предвидеть или знать другие, обычно немногословный, если уж что-то советовал, то в самую точку.
21
20-21
Но сейчас... Как он мог рассмотреть сразу столько душманов, если никто, кроме него, не видит ни одного человека.
Возможно, у парня просто сдают нервы, но и это на него непохоже.
- Да, но если там действительно душманы, то...- Курочкин многозначительно посмотрел на Родионова.
- У меня нет выбора - надо что-то предпринимать -
не бросать же все и возвращаться обратно,- и снова исчез
в кабине пилотов.
- Надо так надо,- механически ответил лейтенант, неотрывно всматриваясь в нагромождения скал.
Через минуту из вертолета, спустившегося еще ниже и зависшего в метре над скальной плитой, выпрыгивали десантники.
Винт, только успев коснуться ногами земли и случайно бросив взгляд на стоящего перед ним лейтенанта, увидел на его груди сразу несколько расплывавшихся темных пятен.
Лейтенант удивленно и испуганно хватал ртом воздух, не в силах сделать следующий вздох. Новый залп отбросил его, опрокинув на спину.
Из-за рева двигателей выстрелы с противоположного склона казались безобидными, еле слышными хлопками...
Где капитан? Наверняка убит или ранен... А может, и нет - ведь он удачлив, несмотря на полосу провалов, преследующих группу.
Винт отвлекается от своих мыслей - приступ жажды силен и не дает сосредоточиться. Он снова и снова проводит распухшим языком по сухим губам. Так, как хочется пить на высоте, наверное, больше не хочется нигде, ну, может, в пустыне.
А место он выбрал удачно - великолепно просматриваются все подступы, даже самые дальние. Если бы не вода - можно было б долго продержаться.
Как долго? Ровно столько, на сколько хватит патронов. А жажда теперь такой же опасный враг, как и душманы. И еще - солнце.
Засунув руку в широкую трещину, расколовшую зеленый гранит, он почувствовал приятную прохладу. Пошарив рукой, вытащил небольшой плоский камень и жадно приложил к губам, наслаждаясь его влажным холодком. Конечно, толку от этого нет, но все же хоть какое-то напоминание о воде.
'Пора бы им уже и появиться - не могли же они сбиться с пути'.- Винт отлично помнил, что единственная
22-23
возможность попасть сюда от места их высадки - это преодолеть несколько расщелин (не заметить которые нельзя), выводящих прямо к южному краю хребта, чем-то напоминающему небольшое плато, сплошь усеянное скалами и каменными выступами.
Виктор осторожно выглянул из своего укрытия, пытаясь определить, что делается далеко позади него, среди нагромождения снежных пиков, неприступных стен, хребтов.
Увиденное не обрадовало, но и не удивило - он знал это. На многие километры до самого горизонта - горы, преодолеть которые без снаряжения и без опытного проводника невозможно, или почти невозможно. Если бы даже удалось вырваться отсюда, то шансов добраться к своим очень мало. Вся территория находится под контролем душманов, и ему только остается, прячась от каждого встречного, пробираться окольными путями... знать бы еще, где они, эти окольные пути. Сколько дней или недель займет дорога - трудно представить.
'Когда же они появятся? А может, потому и не торопятся, что отлично знают - деться мне некуда, и не хотят терять лишних людей,- он снова коснулся языком губ.
Прошло еще около часа. Винт взял автомат и, сделав несколько шагов, размял начавшие затекать ноги. Несмотря на то, что он просидел в своем укрытии несколько часов практически не двигаясь и не тратя сил, чувствовалась слабость.
'Все дело в жаре и в жажде - усталость здесь ни при чем,- хмуро подумал Винт.- А духи отлично знают, что теперь со мной происходит... Отлично знают'.
Прячась за скалами, Виктор осторожно подобрался к самому краю отвесной стены и заглянул вниз: чистого полета метров сто и даже никаких выступов, зацепок - ничего.
Еще раз оглянулся назад и, убедившись, что душманов до сих пор не видно, двинулся вдоль края пропасти, внимательно вглядываясь в гладкую поверхность и тщетно надеясь увидеть подходящую трещину в ней либо неровности, которые, возможно, помогли бы ему спуститься.
Пробираясь дальше вдоль обрыва, медленно приблизился к противоположному краю плато. Здесь не так высоко, всего метров семьдесят - восемьдесят, но это не имеет значения - они также непреодолимы.
Вот, пожалуй, и все - сомнения отпали - другого выхода не существует.
Винт с жадностью смотрел на бурлящую, пенящуюся воду, с грохотом катящую и перекатывающую камни на дне ущелья. Несколько небольших водопадов высотой не больше семи-восьми метров сменялись более пологими, порожистыми участками реки. Водяная пыль, витающая в воздухе, переносилась ветром на ближайшие скалы, стекая по ним каплями живительной влаги. Ближайшие утесы играли пестрой гаммой красок: от темно-зеленого и коричневого до ярко-красного и светло-желтого. А над ними сияла радуга, еще больше возбуждая воспаленное жаждой воображение.
Сев на камень и положив автомат на колени стволом в сторону возможного появления душманов, Винт не отрывал взгляда от воды... Всего сотня метров... Непреодолимая сотня метров.
24-25
Годами приученное к беспрекословному подчинении воле тело непроизвольно расслабилось, скинув до минимума свои жизненно важные потребности. Органы чувств, в течение суток находящиеся в высочайшем напряжении назойливо сигнализирующие о переборе, требуя немедленного возвращения к нормальному состоянию, последний раз тщетно воззвали к разуму и, постепенно потеряв накал, заглохли в самой середине тела, превратившись там в не большую пульсирующую точку, еле дающую о себе знать Организм автоматически пытался найти новое состояние равновесия в экстремальной ситуации, грозящей затянуться надолго.
Виктор же, искусственно заглушив в себе желания и эмоции, превратился всей своей сущностью в единое устремление, мысленно перенесшее его прямо в пенящийся поток. Сила воображения дала возможность реально почувствовать ледяное прикосновение обжигающе холодной, но то же время такой желанной и необходимой воды.
Он даже ощущал, как упругие струи готовы были вот-вот, сбив с ног, понести его, переворачивая и погружая с головой, кидая о камни, по бурному течению.
Чтобы избежать этого, Винт изо всех сил уперся в гладкий, отшлифованный рекой валун, вибрирующий под руками... передающий энергию водного потока. Еще несколько минут - и концентрация достигла максимума, превратив человека и стихию в единое целое. Вибрирующее в унисон с водным потоком тело больше не было телом человека, и он неподвижно, словно изваяние сидящее на краю пропасти, неуловимо изменился.
Все его тело, поза, выражение полной сосредоточенности на лице подтверждали - да, это Виктор Байкалов... но его глаза изменились до неузнаваемости. Из обычных - невозмутимо спокойных и совершенно неагрессивных - они превратились в два темно-серых бездонных провала, за которыми маячила Вечность, и из нее исходила невероятная мощь. Она осязаемой волной изливалась на близлежащее пространство, безоговорочно и властно подчиняя его себе.
Вокруг протянулись невидимые концентрические окружности, образовавшие из крупных и мелких камней в радиусе пяти метров круги. Край скалы, не вписавшийся в неожиданно возникшую симметрию, не выдержав напряжения обрушившихся на него сил, с треском отломился и, описав в воздухе большую дугу, плюхнулся в в воду
Виктор, находясь в глубокой медитации, видел и чувствовал все происходящее. Наслаждаясь осознанием возрастающей силы, он с сожалением включил внутренний тормоз, не позволяющий ему полностью впустить в сознание это 'новое', помня запрет, живущий в нем с детства.
'Может быть, дед Василий все же ошибся, предостерегая меня от контакта с этой силой? Разве ужасное бывает прекрасным?'
Новый прилив энергии и жажда незаметно отступила.
26-27
Сейчас он чувствовал такую силу...
Впервые за долгие годы он ощутил приступ сильнейшего желания нарушить запрет, соблюдавшийся его предками. Все внутри протестовало и взывало к голосу разума: 'Ведь никто из них не знал, что это такое, кроме Сонга. Только он один испытал на себе подобную силу, и только лично он мог бы мне что-то посоветовать... но его давно уже нет... Есть только я и сила, готовая мне подчиниться, потому что другие, видимо, на это не способны'.
Далекий шепот мягко и ласково подталкивал к принятию решения: 'Ты на пороге Великого... Вся твоя предыдущая жизнь была лишь подготовкой к тому, перед чем ты сейчас стоишь. У тебя есть выбор: либо умереть в страшных мучениях, либо получить то, о чем люди мечтали тысячелетиями, но совсем немногие смогли приблизиться к тому рубежу, где стоишь ты... Делай выбор, делай правильный выбор'.
На мгновение мир, окружающий Виктора, погрузился в полную тишину. Даже казалось, утих грохот воды в реке и унялся свист ветра в скалах.
'Неужели действительно мое решение имеет такое значение? Но почему?'
Внезапно перед ним возник еле различимый туманный образ, чем-то напоминающий деда Василия, но это был не он, а значительно более молодой человек, видимо, китаец.
'Наверное, это Сонг... конечно же, это Сонг',- у Виктора от волнения перехватило дыхание, но он отогнал волнение, как привык делать всегда.- Я ничем не хуже его, то, что постиг он, могу знать и я... Мы с ним равны'.
В следующую секунду раздался голос Сонга:
- Ты хотел услышать это от меня... Что ж, слушай: нет большего зла для всего человечества, чем то, которое сможешь ему причинить ты, подчинившись ей... либо мог когда-то я. Сила, рвущаяся в тебя, враждебна людям... Когда-то я нашел выход, сейчас- твоя очередь.
- Почему ты считаешь, что я подчинюсь, а не она мне?
- Не в силах человека, слившись со стихией, противостоять ей. Стихия подавляет кого угодно.
- Но с тобой этого не случилось, почему же такое должно произойти со мной?
-
- Единственно правильное решение - не подпускать ее к себе ближе. Ты уже у опасной черты - смотри не переступи, и знай: все твои колебания - от страха и неуверенности. Тебе всего двадцать один год, и ты очень хочешь жить, но не пытайся искать в этом оправдания. Оно всегда изворотливо - ты и не заметишь, как поверишь в любую глупость, лишь бы в данный момент она успокаивала твою совесть.
Легкая обида на Сонга и досада на самого себя кольнули Виктора, мгновенно нарушив состояние глубокой концентрации.
- Мне не страшно умирать, и мне не жалко оставить жизнь.- Он пристально смотрел на Сонга, который молчанием, похоже, соглашался с ним.- Но я хотел бы... мне необходимо убедиться.
Винт больше не сказал ни слова, зная, что сказанного им достаточно. Давние события сквозь годы прорывались в его действительность... И Сонг знал это.
-
28-29
- Сонг, почему ты никогда не приходил до сегодняшнего дня?
- Потому что ты всегда сопротивлялся обстоятельствам, у тебя были силы им противостоять... а теперь пришло время того, что выдержать невероятно трудно, и ты можешь сдаться.
- Сдаться? Почему ты так решил?
- Именно в критические моменты жизни приходит искушение пойти по легкому пути, который кажется правильным, но только кажется. Потом за минутную слабость придется дорого платить. В твоем же случае плата будет куда жестче... Признайся сам себе - хоть малая доля правды есть в моих словах? Насчет же сверхэнергии запомни: она гораздо умней и хитрей любого человека и ждет только подходящего момента.
Все с тобой сейчас происходящее и есть для нее подходящий момент... А те?перь - прощай.
Силуэт Сонга медленно поплыл в воздухе, удаляясь и превращаясь в небольшое облачко тумана.
- Сонг, подожди.- Виктор рванулся вслед за ним, но это ничего не дало. Хриплым шепотом он продолжал звать его:- Вернись же, мне так необходимы твои советы...
До него донесся слабый голос китайца откуда-то из глубины синего, подрагивающего от жары марева, в которое превратилось в эти знойные дневные часы небо.
- Самое главное ты знаешь с самого детства...Помни об этом.
Виктор медленно приходил в себя, почувствовал тело, немного взбодрившееся и отдохнувшее. Кожу до сих пор покалывали иголочки, будто он только что вылез из холодной горной реки. Ощущения жажды, усталости и нервного перенапряжения полностью отступили под напором внутренней силы.
Другое дело - на сколько ее хватит. Извлекать энергию из внутренних резервов бесконечно долго не удастся, да и не имеет смысла. Стоит ли медленно умирать, по каплям теряя последние силы, чтобы в конце концов погибнуть от пули душмана.
Все-таки какое поразительное ощущение он испытал -неограниченная свобода и мощь, перед которыми отступают любые человеческие проблемы.
'Возможно, в моих руках разгадка величайшей тайны... но на моем пути стоит запрет Сонга. Разве он не может ошибаться?' Этот вопрос меня мучил всегда, с самого первого дня когда дед Василий впервые рассказал о тайне моих предков... А Сонг сам признался, что совершил ошибку, где же гарантия, что и сейчас он не даёт ошибочные советы?'
Винт встал и направился в сторону расщелины, где прятались душманы. Теперь он точно знал, что их десять человек, хотя в настоящее время его ощущения значительно притупились по сравнению с предыдущим состоянием и полностью пропала та сверхъестественная сила, которую Виктор с таким восторгом чувствовал еще минуту назад не только в теле, но и в близлежащем пространстве, которое ему полностью подчинялось.
Его взгляд коснулся окружностей, выложенных камнями, и вернулся к расщелине.
'Сонг прав, я абсолютно ничего не знаю об этой энергии: ни откуда она приходит, ни куда пропадает, ни того, что
30-31
ее порождает. Я только могу догадываться, но мои догадки совершенно ничего не значат, так же, как и догадки деда Василия'.
Виктор медленно приближался к ждавшим его в засаде душманам. Сам того не заметив, он сделал выбор. Теперь в его распоряжении каменная западня площадью в пятьсот квадратных метров с выжженными на солнце скалами и мучительная смерть от жажды в ближайшие дни, полные страданий и безнадежного ожидания. Или быстрая смерть прямо сейчас, когда он приблизится к рыжим скалам, издалека чем-то напоминающим хищную усмешку великана.
В горах много камней, скал, похожих своими формами на человеческий фигуры и лица в уродливой пародии, словно в кривом зеркале искажающими человеческую жизнь с ее убогими и непонятными проблемами... А может, не искажающими, а лишь, отражающими?
Когда до засады осталось метров восемьдесят, раздалась длинная автоматная очередь, поднявшая дорожку пыли в нескольких метрах перед ним. Виктор остановился и, не прячась, направил в сторону стрелявших автомат.
Он стоял во весь рост, не пытаясь найти укрытие.- Вот я и нашел решение... Сонг, тебе нравится?- Винт облизал начинавшие опять пересыхать губы. - Многострадальному человечеству больше ничего не грозит... во всяком случае, с моей стороны'.
Еще несколько длинных очередей, осыпавших пылью и осколками камней, но ни одна пуля не задела его.
Из-за камня высунулось бородатое лицо и на ломаном русском проорало:
- Руски, иды, иды,- и через секунду,- адыхай,- сопровождающееся взмахом руки в сторону обрыва. Дружный взрыв хохота и еще очереди, преграждающие ему путь вперед, к расщелине.
'Что и требовалось доказать - они хотят покуражиться, хозяева моей судьбы.- Он, презрительно сморщившись, попытался плюнуть, но ничего не получилось - во рту было сухо.
Винт повернулся спиной к душманам и побрел обратно, к тому краю плато, с которого было видно реку.