- Тогда зачем девчонки ему руки восстанавливают? - ярился я, пытаясь объяснить очевидное. - Если "валить" его, то смысл так заморачиваться?
- Это я у тебя хочу спросить, зачем они заморачиваются, - не отступала Паула. Какая-то кровожадная она сегодня. - Наверное, тренируются. Практикум. Но подонка надо "валить", и никак иначе. Такое не прощается, Хуан!
- Да нельзя его "валить", как вы этого не понимаете! - Я нервно заходил по ангару взад-вперед. - Нельзя этого делать. Мы не какие-то народные мстители, воздающие каждому по делам его, согласно нашему понимаю преступлений. Ключевая часть фразы "согласно нашим пониманиям"...
- А убивать сотню-другую бандитов во главе с хефе и команденте это как? Согласно нашим пониманиям или нет? - перебила она.
Вот что ей сказать в ответ?
Видя мою заминку, Паула продолжала яриться:
- Их ты собираешься убить за одну причастность к эскадрону гаучос. Хотя сами они, возможно, ни сном ни духом, что существуешь ты, существует Беатрис, и что кто-то из их дружков сделал вам больно. Они просто оказались не в той организации не в то время. А этот тип предал. ПРЕДАЛ, Хуан, чувствуешь разницу? Сделал так, что девочку насиловали!
Кажется, она начала выдыхаться. Ибо захлебнулась и сделала несколько тяжелых вздохов, продолжив тише:
- Слушай, я - имперка, многое в моей голове имеет совершенно иную ценностную иерархию, чем принято на вашей долбанной планете. Но почему мне кажется, что ты еще менее венерианен, чем я?
Ваши за один факт такого преступления, за одну только наводку, не говоря о подставе, загнули бы этого Иудушку раком и дали бы почувствовать, что есть такое насилие. И чувствовал бы он это долго, пока не умер бы от кровопотери. Нет, Хуан, если наказывать, то всех, и его - первого. А девочки, - кивок на нашу "медбригаду", - поймут. Практикум для них... И правда полезен.
Я устало перевел глаза на остальных, ища поддержки. Мия. Роза. Кассандра. Эти склонялись к менее кровожадному сценарию, но воздерживались от комментариев. Они выполнят любой приказ, и не будут жалеть, каким бы он ни был, но решать сами не хотели. Гюльзар... Эта тоже склонялась к тому, чтобы оставить Иудушку в живых, её религия предписывала не сеять в мире зло. А бессмысленное убийство ничем, кроме зла, трактоваться не может. Но защищать свою позицию она так же не станет, правда, по соображениям сугубо рациональным - нам этого подонка некуда деть. Смерть? Значит, такова его судьба, таков его круг жизни. В конце концов, с его смертью из мира уйдет другое зло, и только высшие силы могут оценить, к добру это или нет. Бред, но вся эта религия отдает бредом, разобраться в котором могут только философы-профессионалы.
Тереза же вообще отстранилась от конфликта, ушла проверять посты вокруг ангара - мы на территории Северного Боливаресса, мало ли. Плюс, на ней висела и наша "медбригада" - у девочек первая в жизни самостоятельная операция. Остальные "пятнашки" считали, что тем более не доросли до права высказывать своё мнение. И только Паула активно высказывала всё, что думает, пытаясь силой навязать своё видение.
Марина... Марина стояла, опустив голову. Ей хотелось убить этого гада, как сестре, но как врачу претила мысль об убийстве. Да и личные связи... Она слишком хорошо знала этого парня, чтобы даже мысленно представить его мертвым. Убитым по её слову, её приговору. Взваливать такую ответственность на свою совесть она не хотела.
Беатрис же отвернулась. Стояла, смотря в землю безучастным взглядом, и я не мог понять, что творится в её юной душе? Видел борьбу, видел живой огонь, вспыхнувший в глазах впервые за последние дни... И видел нечеловеческую усталость, опустошение от удара в спину человека, которого считала близким.
- Ладно, заканчиваем прения, - отрезал я, не глядя красноволосой в глаза. - Время еще есть, подумаю. Сейчас же не мешайте, хорошо?
После чего облегченно вздохнул и уверенно подошел к Беатрис. Мягко обнял, потащил в сторону:
- Тигренок, пойдем, отойдем.
Мы прошли к самой стене ангара, чтобы без спецсредств нас никто не слышал (а со спецсредствами девчонки слушать не будут по этическим соображениям). За нашими спинами моментально вспыхнул спор - молчавшие в моем присутствии лица решили высказать огненному демону свою точку зрения, осадить. Почему без меня? Наверное, как и Марина, не хотели брать на себя груз ответственности за тяжелое решение, а сейчас, без моего давления присутствием, им легче. Получится, нет, не знаю, но фальцет Сестренок и поддерживающий их меццо-сопрано Кассандры звучали убедительно. Ну и хорошо, пускай коллективно выпустят пар - в сложившейся ситуации это полезно для всех присутствующих.
Я развернул Беатрис лицом к себе, посмотрел в глаза. После притянул и уткнул в своё плечо:
- Всё, можешь плакать.
Повторять дважды не потребовалось. Тигренок, крепившаяся всё это время, послушалась и разрыдалась. Мощно, искренне, выплескивая наружу давно мучившие эмоции. Выпуская из себя дрянь, что за две с половиной недели накопилась. Это была не истерика, оздоровление организма. Но главное, на неком энергетическом, невидимом уровне я почувствовал, что после сегодняшней демонстрации передо мной совсем другая Беатрис, не та, которую я знал совсем недавно. Более взрослая, более.. Опытная? Но и более спокойная, уверенная в себе. Уверенная во мне, что я защищу, огорожу, что за моей спиной она будет в целости и сохранности. А что еще женщинам надо для успокоения? Сам факт того, что она разревелась по команде говорит о том, что я стал для нее больше, чем другом и бывшим случайным любовником. Старшим братом, которому можно доверить всё-всё-всё, и всегда опереться...
...Это можно назвать "исцеление души". Она плакала, и слезами из нее выходили боль и ненависть, унижения и страх. И катализатором этого процесса стал один единственный момент, которого у неё не было всю ее недолгую жизнь. Она почувствовала ЗАЩИТУ.
Забота... Забота у неё была всегда, с самого детства. Её любили, она была нужной... Но вот ощущение того, что кто-то за тебя свернет горы и пойдет на любые, даже очень нелицеприятные и тем более незаконные шаги... Нет, этого в её жизни не было.
Я понял, что прощён. За всё, и что было, и что не было, и что только будет. Она моя, во веки вечные, как член моей семьи, моей стаи. Нет, сексуальных отношений между нами не будет, но вот роль младшей любимой сестренки она вполне может на себя взять. Причем поставив этим выбором окружающих, включая меня самого, перед фактом. Не знаю, но, наверное, оно и к лучшему? Я всегда был один в семье, мне всегда не хватало общения с близкими, всю мою жизнь. Знать, что где-то тебя и твоей защиты ждет младшая сестренка... Здорово!
Когда она успокоилась и обмякла, я провел ладонью ей по волосам:
- Тигренок, сейчас я буду говорить очень нехорошие вещи, которые тебе не понравится. Но прошу, дослушай. Хорошо?
Она кивнула.
- Этот парень... - Тяжелый вздох. - Да, он поступил плохо. Нет такого слова, чтобы можно было заменить его на "плохо", не потеряв в эмоциональном окрасе. Однако мир состоит не из белого и черного. Пауле трудно понять, она другая, она боец, но ты... Попробуй быть объективной, ладно?
Беатрис недоуменно нахмурилась.
- Будешь его защищать?
Спросила она спокойно, без эмоций. Вот она, целительная сила слёз.
- Не совсем. - Я покачал головой. - Попробую сам поступить по совести, хотя представить не можешь, как не хочется.
Она грустно вздохнула.
- Начинай.
- Он нравился тебе. Правда? И если бы не... Ребенок...
- Да. И что теперь? Разве теперь это может иметь значение?
Я покачал головой.
- Всё имеет значение. В общем... Ты тоже ему небезразлична. Я прочел это в нем, такое не скроешь. Мы все его ругаем, пытаем, без анестезии руки собираем... Н, кажется, за этим предательством есть что-то еще.
Она непонимающе хлопнула глазами
- Что?
- Не знаю точно. Я могу чувствовать людей, но не читать мысли. Потому опишу только свои ощущения, а не его планы. В общем... Я не удивлюсь, если выяснится, что этот парень взял золото не просто так.
Она гневно пронзила своими глазами мои. Но сдержалась. Я продолжил:
- Вот представь ситуацию, он любит тебя. До приказа Карлоса он так же любил тебя - если бы ты ему не нравилась, Карлос бы к нему не подошел. Это очень проницательная скотина, поверь, я с ним немного общался. Но ты беременна, твое будущее туманно, перспектив в силу возраста он не видит. И тут кто-то предлагает совершить ему бесчестный поступок. Да, бесчестный, и он знает, что пожалеет о нем. Но своим поступком он убивает двух зайцев - получает тебя, ибо герой, полез заступаться против превосходящих сил, и... Так же получает тебя, забрав у меня. Ведь ребенок означал бы, что ты была бы моей. Да, между нами ничего нет, но ты всегда бы оставалась членом моей семьи. И это незримо довлело бы над любым твоим кавалером. А так он забирает тебя из моей стаи, да к тому же получает несколько миллионов "приданного", на будущее. ВАШЕ будущее. Это не отменяет бесчестности и подлости, но согласись, мир далеко не прост и монохромен?
По щекам девушки вновь потекли слёзы.
- Я бы его никогда не простила...
- А ты бы и не узнала. - Я помолчал. - Люди идут на куда более ужасные вещи ради достижения целей. Ради власти, богатства, да и любви тоже. Лгут, убивают, грабят, подставляют, предают. Он предал, да, но никого не убил... Относительно, конечно. А по поводу тебя... Он сам бы тебя исцелил. Своей любовью, помноженной на раскаяние.
Нет, на самом деле это не такое уж страшное преступление, Беатрис. По сравнению с, например, Октавио Феррейра, который ест младенцев на завтрак и ужин, и мои слова не метафора, у которого руки по локоть в крови...
Но Феррейра - уважаемый человек, которого выгораживает от возмездия сама королева. Это же тип... Всего лишь мелкий пакостник рядом с ним. Всего лишь.
- Дерьмо он. - Она презрительно фыркнула. Но я увидел то, что хотел. Изменение во взгляде. Большую задумчивость и меньшую агрессивность. - Хуан, зачем ты мне это всё рассказываешь? Ничего ведь нельзя изменить.
- Затем, что приговор ему будешь выносить ты, - выложил я главный козырь. - Не сейчас - сейчас я не отдам его Пауле. Позже. Когда нервы у всех нас успокоятся. И хочу, чтобы ты приняла верное решение, за которое не будешь раскаиваться всю оставшуюся жизнь. - Я отстранил ее и взял за руку. - Пойдем. Девчонки должны заканчивать.
- Хуан... Спасибо! - выдохнула она и засияла. Я видел её счастливой впервые за эти долгие-долгие дни.