Ну, вот и он, завершающий этап операции по 'раскачке' и оценке имеющихся ресурсов. Ломка через колено своих, родных ангелочков.
Не думал, что придётся идти на крайние меры. Считал, удастся решить проблему мирно, полюбовно - когда все понимают друг друга и идут навстречу. Но человеческий фактор слишком мощная и слишком непредсказуемая штука, и даже самые близкие по духу люди, которых, кажется, знаешь и полностью понимаешь, и которые понимают тебя, могут подложить большую свинью.
Еще вчера я был готов добиваться своего мягче, используя дипломатию - как в том анекдоте про мексиканского мачо и дочь Октавио Феррейра. И у меня получилось бы... Но, porca troia, это моя вендетта, или нет? Кто здесь главный? Я или всякие Анариэли с Бергерами и Светлячками?
Они должны знать своё место. И если я их на него не поставлю, если буду сюсюкать и уговаривать...
...То придется сюсюкать и уговаривать их до конца своих дней.
...Обострять в моём положении просящего? Да-да, с точки зрения логики - бред. Но иногда иначе просто нельзя. И если политика - искусство возможного, то мне, как обычно, снова нужно сделать невозможное.
Норма, оставшаяся сегодня за оперативную, выделила для наших 'посиделок' амфитеатр - всё равно помещение пустует. Зал огромный не только по корпусным меркам - такой и в городе составит достойную конкуренцию многим по вместимости и акустике. Я эмоционально просил её отключить запись на время моего представления, но сам понимал, это из разряда фантастики. Запись будет, хотя и не для тиражирования среди личного состава. Но последнее и не нужно - моим приглашением воспользовались почти все, кто был сегодня вечером на базе - и резерв, и выходники, и отпускники. Так же съехались все хранители, кто мог, кому позволяли тактические условия - принцы находились во дворце, охраны им требовалось минимум. То есть, я собрал аншлаг, около ста пятидесяти человек, что для корпуса цифра архивнушительная. Говорить при таком стечении народа о конспирации бессмысленно, завтра и безо всякой записи о моих планах узнают все, включая королеву, старших офицеров и её высочество Лису-Алису. Хорошо это, плохо? Я ведь действую как бы неофициально, никто о моих проблемах и деяниях 'не знает'... Эдакая легализация со знаком 'минус', когда помочь мне будет так же нельзя, но придется делать вид, что они вообще тупые и слепые, и ничего не понимают.
Но это теория. На практике весь корпус давным-давно всё знает, весь личный состав обсуждает мои планы и действия не один день... Просто 'закрывать глаза' и 'не видеть в упор' придется значительно более ярко.
Ладно, лицемерие в среде местного террариума считается добродетелью, так что справятся. И юные девочки, и тем более умудренные опытом и битые жизнью матери-командиры.
Боялся же я всего одно существо, приснопамятную рыжеволосую сеньору с генерал-майорскими регалиями. Только она могла поставить палки в колёса так, что у меня реально начнутся проблемы. Но тут уж поделать ничего нельзя - или все, или никто.
Когда часы показали восемь, в зал зашли последние из ожидаемых гостей, попросившие через коллег и напарниц подождать - хранители девятой группы. Под предводительством незабвенной Васильевой, само собой. Прошли с каменными рожами, сели в самом низу. Хотели расположиться в боковом секторе, отдельно, но я встал грудью - я и остальных девочек рассадил только по центральному сектору аудитории.
- Изображение будет панорамное. Завихрения визора изгибаются, вот так, и те, кто будет сидеть сбоку... У них линии сместятся. А сзади пойдёт наложение картинки с другой плоскостью панорамы. Нет, мы включали проектор, хорошо видно только оттуда.
- Панорамное изображение? - хмыкнула Васильева.
- Чико будет кино показывать, - как бы пояснила девочка, которую я знал, как Кровавую Мэри, с иронией и сарказмом. Мне кажется, или среди обилия стерв в стенах корпуса девятая опергруппа и тут выделилась, собрав самые сливки?
Я был непробиваем, и, наткнувшись на мое каменное лицо, хранители всё же пересели.
- Все в сборе? - встал я в центре 'пятачка' нижней площадки. Ответом мне стал общий гул в зале. - Отлично. Тогда попрошу тишины.
- Хуан, пара вопросов! - подняла руку Васильева, дождавшись, когда в помещении все звуки улягутся, но опередив меня на доли секунды.
- Слушаю? - напрягся я. Да, напрягся. Потому, что вдруг осознал нечто, что мне не очень понравилось. Мы - соперники. И не только из-за Бэль.
Мы - лидеры. Харизматичные, умные, расчетливые. Готовые рисковать и идти до конца за свои желания и стремления. Хорошо, что она держалась поодаль это время - сие спасло нас от ненужной войны, которая юного сочинителя, то есть меня на заре жизни в этих стенах, и погубила бы. Здесь есть устав, есть офицеры, есть порядки, как и есть лица, несравнимые с нами по статусу; но кроме этого есть и остальной коллектив, и двух первых ролей в нём быть не может
...Ну, немного преувеличиваю - двум лидерам в этих стенах, если они не старшие офицеры и не желают целенаправленно уничтожить друг друга, разойтись всё же можно. Однако нам придётся схватиться на узком поле боя, и 'сверху' останется только один. Да-да, Бэль. Мы будем сражаться за влияние на неё, и это станет моментом истины, кто чего стоит.
Судя по глазам Васильевой, она это поняла гораздо раньше меня, и её неприязнь вызвана в том числе оным пониманием. Что ж, драться - так драться. И первой моей битвой в этой борьбе станет произведение на неё впечатления. Чтобы ей было не зазорно зачехлить пушки и ракеты хотя бы на время. Добиться вооруженного нейтралитета и партнёрства, отложив вопрос 'кто сверху' на как можно более поздний 'потом'. Нет-нет, это не иллюзии, два лидера не уживутся, тёрки всё равно останутся. Но воевать лучше шпильками, а не ракетами и деструкторами. Просто договариваться о вооруженном нейтралитете она будет только с ОЧЕНЬ сильным Хуаном, который сможет произвести на неё ОЧЕНЬ большое впечатление; любого иного растопчет, используя все доступные средства (и эту лапочку не стоит недооценивать)
Что ж, цель поставлена, начнём. А для начала перекинем мячик на её поле - пусть вскроет козыри.
- Хуан, я хочу задать вопрос, который тебе покажется неприятным, - начала Васильева-Светлячок. - Какой смысл того, что ты нас здесь собрал? Зачем ты собрал ВСЕХ?
- А что, не могу собрать девочек и рассказать очередную сказку? - весело скривился я.
- Ты не поверишь, но девочки знают о твоих проблемах. И морально поддерживают. Но от тебя ждут не слёз и плачей перед всеми, а конкретный план действий, с четким перечнем шагов и списком людей, кого ты намерен для этого использовать.
То есть, - она картинно обернулась, - минимум сто человек здесь - лишние. Зрители. А раз зрители... То это не план, а пиар, рекламный ход. - Эта бестия прострелила меня ледяным насмешливым взглядом. - Мне кажется, реклама и слёзы с жалобами - несколько не то, чего от тебя ждут, учитывая твою репутацию.
- С чего ты взяла, что я собираюсь плакаться и просить помощи? - продолжал улыбаться я.
В ответ ироничная усмешка. Из разряда: 'Мальчик, ну до чего ты предсказуемый!'
- У тебя нет плана, Хуан, - продолжала она гнуть свою линию. - И занимаешься ты не его составлением, а всякой ерундой. Куда-то ездишь, с кем-то разговариваешь... Тогда, как насиловавшие девочку подонки разгуливают на свободе, и разгуливают смело, ничего не боясь. Тебя тут называют 'рыцарем в алмазных доспехах'. Не знаю, что за аналогия, из какой это сказки, но ты не тянешь на рыцаря. Ты жуешь сопли, а не действуешь. И максимум, чего достиг, это подарить цветы какой-то посторонней шлюхе, не связанной с насильниками, напрягая ради этого все силы этого заведения. Слабо, Ангелито! Очень слабо!
По залу поднялся гул одобрения и негодования. Одобрения слов Васильевой, негодования моим поведением. Светлячок лишь озвучила то, что у остальных крутилось в уме. Причем с самой неприглядной стороны. И если я сейчас вдруг начну оправдываться... Ну, если вдруг сдуру допущу такую ошибку... Сам себя похороню.
Вот значит как? Ну, хорошо, поиграем по-твоему. Я мило, с лёгким налётом грусти и сожаления улыбнулся, отдавая марсианке этот раунд. Пусть куражится. Чем выше взлетишь, тем ниже падать, а сегодняшний удар (о, какая немыслимая ирония) я изначально нацелил на девяносто восемь процентов на Васильеву, и только на неё. Остальных хранителей хотел приплести 'паровозом', на эмоциональной волне. Ну, кушай, девочка!
- Твои предложения? - не дрогнул на моём лице ни один мускул.
Она же посчитала мою реакцию маской, под которой я скрываю растерянность её правотой. От чувства удовлетворения её аж перекосило, глаза вспыхнули:
- Поскольку мы все свои, и у большинства из нас есть опыт, предлагаю не устраивать общего собрания, а пройти куда-нибудь в более спокойное место... Скажем, мне, тебе, Анариэль и Оливии. И еще нескольким человек от каждой опергруппы. Плюс, тем, кого планируешь взять со своей стороны. Вместе мы всё обсудим, обдумаем и выработаем чёткий план, для реализации конкретно под наши силы. Чем больше народу, Хуан, тем сложнее это сделать, поверь.
- Тянешь одеяло на себя? А потянешь? - Я усмехнулся, но усмешка выглядела не слишком уверенной.
- Я - профессионал, - как бы безразлично ответила эта дрянь, когда поднявшийся по залу гул немного стих. - И девочки - тоже. Может мы не эксперты уровня некоторых офицеров, не гении теории планирования, но за какой конец винтовку держать знаем и в боях участвовали. А большего нам и не надо.
Гул поднялся несильный, и не надолго. Основным мотивом недовольства девочек стало то, что каждая из сидящих в амфитеатре хотела участвовать в вендетте - другие сегодня в принципе не пришли. А Васильева взяла и всех обломала, назвав вещи своими именами. Однако фактор последней надежды, что их возьмут вопреки всему, играл на меня, а не неё, и это стало её первой ошибкой.
- Хуан, у нас получится! - продолжила эта дрянь, не замечая, что оступилась. - Хватит заниматься ерундой, пошли!
Всё, достаточно. Теперь мой раунд.
Улыбнувшись еще более искромётнее, как только мог, я обратился к залу:
- Уважаемые сеньориты! - Есть, мгновенно воцарилась тишина. - Сеньорита Васильева здесь пытается играть в штаб отдела специальных операций ВКС... Но я её несколько разочарую. Я собрал вас всех не для этого... В смысле, не для разработки плана операции. Точнее, НЕ СОВСЕМ для этого.
Тишина зазвенела.
- Я хотел бы сделать для всех несколько важных объявлений. Но сначала хочу показать вам кое-что.
- Нет, это не запись с места трагедии, - покачал я головой. - И не ролик с виновными, или ещё кем-то. Это нечто другое. Впрочем, вам лучше посмотреть самим.
Кивнул, подав знак. Девчонки Терезы приказали искину отключить в помещении свет, одновременно включая местный голографический проигрыватель. Настолько мощный, дающий настолько сглаженную картинку, что даже запись с любительского устройства на нем смотрелась довольно приятно.
Запись эту я компоновал из множества, из сотен фильмов, переданных Оксаной, сестрой Макса. Она не хотела отдавать их, считала меня убийцей, и только крест и письмо, написанное братом собственноручно, подтопило лёд. Она позвонила мне через несколько дней после казни, но коробку с вещами передала через порог, не впустив в квартиру, молча и не смотря в глаза. Так сказать, исполнила последнюю волю брата, хоть и не была согласна с этим его решением. Ну, и на этом спасибо.
Только просмотр фильмов в свободное время занял у меня несколько месяцев. В основном записи касались быта осажденного подземного города, интервью у людей, которых я не знаю, память о которых осталась только в этих плёнках. Самое же ценное находилось в хронологическом конце - те самые записи с боевых скафов, которые Макс принимал до последней секунды, до самого взрыва бомбы. По ним можно было сделать полнометражный документальный фильм как патриотического окраса, так и совсем наоборот... И я таковой сделал. По крайней мере, приложил все силы и все способности для этого. Господин Ноговицын, увидь этот монтаж, убьёт меня... Но с другой стороны, он знает, что не святой, и... Сам виноват. У каждого из нас наступает время собирать камни. Фатум, закон воздаяния - ничего личного.
Первым на картинке возник бункер, подземное помещение. Панорамный обзор в сто градусов - действительно, с боковых секторов ничего не увидеть. Помещение большое, в нем находилось человек двадцать народу, может и больше. Что-то вроде комнаты эмоциональной разгрузки - были видны спортивные тренажеры; во всех концах стояло оружие, виднелись части совсем недавно снятых доспехов и биоскафандров. Люди сидели, лежали, занимались, играли в карты, спорили или чистили оружие. Люди разные, и в смысле национальной принадлежности, и расовой. Лишь лёгкая форма цвета красно-серого хаки у всех, местами тёртая и не совсем чистая, а местами рваная и откровенно грязная, выдавала в них принадлежность к единой монолитной категории людей - членов боевого подразделения.
- Привет! С вами в эфире снова я, Максим Копылов! - раздался закадровый голос человека, держащего камеру. - Стажер медроты третьего батальона ополчения Десногорского укрепрайона.
Сегодня четыреста восемнадцатый день обороны города, и я веду свой репортаж из казарм роты охранения участка вольфрамового завода, где мы продолжим общаться с доблестными бойцами ополчения и шестой интербригады, защищающими Смоленск.
Камера поплыла, охватывая убогость интерьера бункера. Обшарпанность стен, плесень на потолке. Ржавую решетку вентиляции... Усталых людей, искусственно поддерживающих себя в бодром состоянии духа. Обветшалую местами рваную форму... И шевроны старой республиканской армии с большой пятиконечной звездой. Снимавший не обращал внимания на такие детали, совершенно искренне считая их обыденностью, и одно только это угнетало.
- Сегодня тринадцатое июня две тысячи четыреста тридцать седьмого года. Идёт четыреста восемнадцатый день обороны Смоленска, война на планете длится пятый год. Спросим, кто что думает по этому поводу?
Камера 'пошла' вперед и остановилась возле одного из парней, молодого мужчины с волевым лицом и шрамом на щеке, сидящем на кушетке полулежа, сцепив руки в замок на затылке. - Скажите, что вы думаете по этому поводу?
- Макс, отвали! - произнес боец, не раскрывая глаз.
- Ясно. - Камера переместилась на его соседа, сидящего на своей кушетке с ногами и что-то читающего в виртуале. - А что скажете вы?
Виртуал погас, открывая зрителю совсем юное, почти мальчишеское лицо светловолосого парня.
- Привет!.. - помахал он рукой. - Я - Стас!
- Да-да, это по-прежнему наш Стас, - подтвердил голос. - Напомни, Стас, откуда ты?
- Из Пскова.
- Стас из Пскова. Интербригада. Что скажешь по поводу войны и наших шансов на победу?
- Скажу, что пока мы живы, враг не пройдет! - Стас поднял вверх сжатый кулак, но эмоций в его возгласе было не много. Скорее привычка говорить одни и те же слова. - Мы будем гнать этих ...лядей до самого имперского сектора! А потом вышвырнем за пределы планеты, в космос.
- А ты? - Камера сместилась к еще одному отдыхающему бойцу, работающему с гантелей. Тот обернулся. - Для начала представься.
- Макс, ты задолбал! - выцедил боец. - Каждый раз одно и то же!
- Тебе что, сложно? - по-свойски фыркнул Макс.
Вздох.
- Андрей. Из Питера. Доволен?
Судя по всему, державший камеру улыбнулся.
- Итак, что скажешь по поводу военной обстановки на текущий момент?
- Скажу, что всё хреново. Но мы победим. Если уж эти ...ляди больше года не могут нас выковырять... Да не одни, а вместе с амигосами... Мы выдержим. А потом погоним их назад. Потому, что за нами правда. Это наша земля.
- Ты останешься здесь после победы?
На лице парня проступили следы борьбы.
- Я подумаю, - честно ответил он. - Тут с гравитацией не всё в порядке. Я привык, что если вещь что-то весит - то весит, - подбросил он высоко вверх тяжелую гантелю килограмм на шестнадцать, какую на Земле выжимал бы, лишь использую специальную технику.
Камера вновь поехала, и приехала к одному из тренажеров. Там тоже занимались, остервенело рвя жилы, перетягивая тяжести, но делала это женщина.
- А это наша Ингрид. Хэлоу, Ингрид! - позвал парень.
Сеньорита в майке с оголенными бицепсами лет тридцати, с раскосыми глазами и кожей слегка-слегка шоколадного оттенка, выдающих в ней яванку, отложила штангу и поднялась, похлопывая руками. Прошептала что-то неразборчивое, из которого я понял лишь 'Fuck...'
- Ингрид из Австралии, - 'перевел' оператор. - Доброволец из далекого Союза. Как тебе здесь, Ингрид?
- Пощьёль нафиг! - искрометно улыбаясь, проговорила яванка, складывая пальцы буквой 'V'. Видно, русским владеет не так, чтобы, и пользуется этой фразой на все случаи жизни. Затем снова легла и взяла штангу в руки, подняла... И вновь принялась работать на скорости.
- Она до сих пор не привыкла к нашей силе тяжести, - покровительственно усмехнулся оператор. - Хотя на Марсе уже больше двух лет. Никак не поймет, как это так, вес у тела совсем небольшой, а вот масса точно такая же, как дома.
- ...Fuck!.. - Сеньора что-то повторила на своем языке, явно предназначавшееся Максу.
Смена плана. Другой бункер, по виду - спальное помещение. Ряды коек. Большинство - пустые. Кое где лежат люди, спят мертвецким сном - измот и усталость чувствовались даже по эту сторону визора. Множество кроватей были незастелены, некоторые представляли собой сборище грязи. Видно, они уже никогда не дождутся обитателей.
- Четыреста двадцать девятый день, - тихо продолжал всё тот же оператор. - Мы держимся.
Камера поехала вправо, высветив человека, стоящего на зелёном коврике на коленях и непрестанно кланяющегося.
- Это Ибрагим. Но его сейчас трогать не будем, он молится. А это Лайнен. - Еще дальше вправо, стал виден светловолосый пухлолицый невысокий парень, развалившийся на койке. Так же изможденный, но улыбающийся до ушей. - Микки, привет! Расскажи что-нибудь?
Парень заговорил. Язык не был мне знаком даже приблизительно, в целом его можно описать, как произвольная и очень-очень быстрая комбинация звуков вроде 'олла-лала-риллаа'. С обилием гласных, в том числе удвоенных.
- Микки называет себя Суомилайнен. Но мы его зовём просто Лайнен.
- Но-о-о! СУОМИлайнен! - возражающее воскликнул парень, но судя по глазам, давно смирился с коверканием, просто воспринимает его как повод проявить эмоции.
- Он знает русский, просто притворяется, - пояснил снимающий. - Микки у нас пилот-исстребитель. Ага-ага, вот тут, под землёй, пилот-исстребитель!
- О, ишштеребиттеле! - пропел боец.
- Лайнен, как тебе тут? - окинул рукой вокруг оператор. - Жить можно?
- Жиить можьно! - закивал собеседник. Но сильно хотеть домой. Суоми... - И вновь перешел на свой язык. Видимо, описывал красоты Родины. - Когда всьо это закончитьсья, я приглащьяю всех, кто это видит, к себе домой, в Турку! Будем празднОвать! ПоедИм на озеро...
Смена картинки. Видно, камера включилась случайно. Вид с шлема, заброшенный тёмный тоннель. Слышен гул далёких взрывов, после каждого тоннель качается, иногда сверху осыпается песок и пыль. Мимо бегут люди с оружием, им навстречу несколько человек, женщин, в скафах с логотипом медиков - красным крестом и полумесяцем - тащат раненых.
- Макс, давай сюда! - один из голосов, но сразу видно, запись звука идёт с внутренней линии связи. Вид 'подбежал'.
- Кто?
- Вот этого бери, и вот этого. В барокамеру. Оксанка, больше пены! Больше пены, мать её, не донесём до камеры!
Съемка шла с верхушки шлема, лиц видно не было. Только слышна какая-то возня, женские усердные пыхтения и маты шепотком, как мужские, так и женские.
- Взяли! Этого первого!
- Маш, готовь зажимы. - Та же волна, но явно ещё в другом месте.
- Трое операбельных! Иваныч, трое операбельных!
- 'Двухсотые'?
- Двое. ПОКА двое.
- Так, парни! Взяли! Взяли, взяли, я сказал! Потащили!
- Макс, с дороги!
- Господи, сколько их? - А это кажется девушка, почти девочка, прибежавшая вместе с Максом.
- Шесть. Все, кого успели вытащить. Остальных завалило.
- Раскопаем! - чей-то возглас в сердцах.
- 'Таксы'? - А это уже Максов детский голос.
- Хуже, 'кроты'. И за ними трое 'бульдогов' проскочило. Наши там по трём уровням пытаются ловить.
- Так, ну вы работаете, или где? - рык определённо старшего по званию командующего медиками мужчины с грубым прокуренным харизматичным баритоном. Мужчина в возрасте, на слух лет пятьдесят. Тот самый Николай Иванович, майор медслужбы старой республики. Он же 'Дядя Коля'.
Надо сказать, оператор не скучал, подбежав, сразу прикрепил к висевшей на плечах конструкции одного раненого, затем с другой стороны - другого. Оба тела были обильно покрыты герметиком - специальной пеной для удержания давления в скафандре. Марс не Венера, там такое можно. Конечно, получается не всегда, и чаще после разгерметизации человека спасти не удаётся... Но по статистике последней войны, пена спасла очень и очень много жизней, почти каждую третью. Или четвёртую.
- Этот - всё. - Тоже мужской голос со стороны.
- Иваныч, барокамера готова! - А это голос женский, как бы издалека.
- Макс, давай! Пулей!
Вновь пыхтение обладателя камеры. Два 'скафа' по бокам от снимающего приподнялись и медленно поплыли назад, прочь от этого тоннеля, к месту, откуда снимавший сюда вошел. Еле-еле отрываясь от земли, а где-то и волоком. Гравитация на Марсе, конечно, низкая... Но тела были в скафандрах, штурмовых доспехах, а это вещи нелёгенькие. По моим прикидкам, паренёк в этом кадре тащил груз, эквивалентный ста килограмм в земном 'жэ'. Для четырнадцати лет многовато.
- Внимание! На отметку проскочило три 'бульдога'! - раздался сигнал по общей линии, оперативно более старшей. - Три 'бульдога'! Персоналу не забывать про оружие!
- Да понял я, понял! - Макс с ношей как раз зашёл за угол. Обернулся. Камера краем зацепила болтающийся за его плечом огромный рельсовый 'алтай'.
Вид сменился. Мимо протопало несколько человек в штурмовой броне - десантные тяжелые скафы с опознавательными знаками старой республики. Человек десять, хотя по записи сказать трудно. За ними неспешно, но от этого совсем даже немедленно, проехал 'бульдог', тоже со звездой красно-серой расцветки на боку. Всего один. Тяжело парням с роботами! Точнее, БЕЗ роботов. Ой, как тяжело! Война в атмосфере это война в первую очередь роботов...
- Прорвёмся! - Это Макс, сам для себя. Уперся в землю... Р-раз, шаг. Упёрся... И-ещё шаг. Я досмотрел запись до конца, одного из раненых до барокамеры он не донёс, несмотря на герметик. Андрея. Из Питера. Ниже, в самом углу картинки, уже я сам своей волей прикрепил цифры '430'.
Смена картинки.
- ...Пятеро, мать вашу! За один день! Куда это годится?
Съёмка велась нагрудной камерой. Лиц находящихся рядом видно не было, в кадр попало лишь две девочки, сидевшие сбоку стола командира - интеллигентного по виду, но очень сурового и злого, разъярённого человека. Причем злость и ярость для него в последнее время, очевидно, нормальное состояние. Полтора года сидения под землёй, полтора года осады - тут кто угодно сдаст!
- Марина, какого вы отправили парней по сто третьему?
- Но в сто четвёртом же мины!
- А в сто третьем 'бульдог'! И вы знали, что они прорвались примерно в этот район!
- Но Павел Сергеевич...
- Знать ничего не хочу! Смерть Карины на твоих и только твоих руках! Думать надо прежде чем делать или говорить! Как там того парня хоть звали?
- Сегодня четыреста сорок второй день обороны Смоленска. - Вновь грязный серый бункер комнаты отдыха. Кто-то читает, кто-то чистит оружие. Четверо в центре режутся в магнитное 'домино' - есть на Марсе такая старинная игра. Настроение гнетущее, и даже голос снимающего дрожит больше, чем в прошлый раз. - Меня зовут Максим Копылов, стажёр медроты третьего батальона ополчения Десногорского укрепрайона. Сегодня мы посмотрим в динамике, как меняется настроение бойцов. Вот ты, - камера наехала на одного из отдыхающих, парня со светло-русыми волосами и суровой внешностью с огромной татуировкой на всю руку, от локтя до плеча. - Это Эрик, наш снайпер. Эрик, что скажешь? Какие ощущения после вчерашнего боя?
Эрик поднял глаза, грустно и очень устало усмехнулся. Я же в этот момент внимательно рассмотрел татуировку - солнцеворот, он же свастика, за ним красивый меч, смотрящий вниз. На заднем плане трубы и дудящие в них ангелы. Ангелы изображались схематично, но количество труб посчитать было возможно - четыре с одной стороны, три с другой. Ангелы апокалипсиса.
- Если наша раса не остановит амигос на этом, последнем рубеже, - проговорил боец на очень чистом руссом, почти без акцента, - то туда ей и дорога. Но я буду драться до последнего. Ты это хочешь услышать?
- Не совсем. - Максим замялся. - Мы же выиграли вчерашний бой. Я думал, ты скажешь что-то ободряющее.
- А я и сказал ободряющее! - зло ухмыльнулся герой кадра.
Смена вида. Та же запись, то же помещение. Камера наехала на играющих в домино. Четверо мужиков брутальной внешности, один, самый авторитетный на вид, лет шестидесяти. Камера, естественно, наехала на него.
- Михалыч, скажи что-нибудь.
- Колобок, отвали, а? - не повернул голову в его сторону авторитет.
- Михалыч, мы снова выиграли. Всех положили. Почти без потерь. Если бы не тот тоннель, вообще бы... Но то случайность! А на базе уныние, все как дури обожрались. От которой плющит на 'грустняк'.
- Дури, говоришь? - хмыкнул 'авторитет'. - Рыба! Вот вам, нах! Выкусите! - Это обращение к коллегам по игре.
Поставив в игре точку, тот, кого назвали Михалычем, повернулся и посмотрел на нас, сидящих по эту сторону визора, пронзительным взглядом.
- Устали люди, Максик. Очень устали.
- Но мы ведь победим? А, дядь Федь?
Михалыч опустил голову.
- Сложно сказать, Максим. Но отступать нам некуда, а значит, драться будем до конца.
- Хрена там! - громко закричал голос в стороне. Камера тут же развернулась на говорившего - им оказался здоровый мужик, сидящий в стороне на кушетке. - Хрен вам! Отставить пораженческие настроения! - Вскочил, подбежал к столу. Навис, как бы возвышаясь над Михалычем:
- Мы погоним эту плесень! Обязательно погоним! Как только Метрополия пришлёт подкрепления, как только до этих уродов дойдёт, что Марс это всё! Последний рубеж! И погоним!
- Ни хрена не погоним! - вскочил Михалыч, срываясь в ответ. - И никаких подкреплений не будет, Паша! Выкуси, а не подкрепления тебе!
Кто, от кого ты хочешь подкреплений? От ЭТИХ? - он презрительно скривился, показывая рукой куда-то за спину. - Барыг, готовых Родину продать за кусок хлеба с салом? Она им нужна, эта Россия?
Нету у нас с тобой Родины, Паша! Была, да вышла вся! Продали и отдали её эти толстосумы, предатели! Ты, я, парни, - окинул он рукой вокруг. - Ингрид, Микки, Эрик, Мумба... Ибрагим ещё... Всё! Нету больше никого! Никого не осталось!
Никого не осталось ТАМ, пойми ты, дурья твоя башка! Нет идеи! Нет правды! Те, кто за правду, за пять лет сюда все давно перебрались! А кто остался - они не за нас!
Потеряем Марс? Да на что он им! Каменюка за миллионы километров! Средняя Азия? Кавказ? Сибирь? Да зачем они нужны! Им ведь и так хорошо, и без них! И те, кто остался - С НИМИ, Паша! И пойдут за ними! И сделают всё, что им скажут 'сверху', нахваливая, какой мудрый у них президент, избежал новой глобальной войны с амигосами!
Все они предатели. Предатели, Паша! Ноговицын хоть предатель честный - открыто заявил, с кем он! А те твари ни с кем, они против всех! Против России, дубина!
Михалыч выдохся. Глубоко вздохнул, сел. Продолжил гораздо тише, обращаясь на сей раз ко всем, кто находился в бункере:
- Вот Максимка тут кино снимает, каждый день интервью берёт. И я с ним вместе за вами всеми смотрю, за компанию. И знаете, что скажу? Дураки мы. Все дураки.
Да, пораженческие настроения, - вскинул он руку, останавливая бойца по имени Паша, с которым только что спорил. - Все мы тут хорохоримся, рассказываем, как победим, как врага гнать будем. Да ни хрена мы не будем! Эх!..
Смена картинки. Полутьма помещения. Бункер, освещаемым искусственным, в смысле не стационарным прибором, а внешним, 'карманным' носителем. Видно, освещение на редуте к тому моменту - всё.
- Не получится, парни. - Голос того самого Михалыча. Самого его не видно, камера направлена на двух людей, выгодно выделяющихся на сером 'местном' фоне. Два огромных бритых качка, один лет тридцати, один - сорока, в военной форме-хаки, но... Неуловимо отличающейся от остальных. - Тоннель засыпан. Восстанавливать его не будут - амигосы там сюрпризов натыкали, больше людей потеряем. Так что мы отрезаны. И Десногорск отрезан. Совсем.
- Мы хоть как-то уйти можем. По наземке, если повезёт. - А это суровый, но потухший голос начальника медслужбы. - Да и кой-какие тоннели остались - если, амигосы, их не вычислили, конечно. Шансы есть. А в городе - всё. Полная герметизация. Они сами ушли на нижние уровни. Даже дёргаться бесполезно.
- Короче, парни. Офицеров у нас больше нет. Иваныч - самый старший, но он медик, - продолжил первый голос. - Потому демократия: я всех собрал, мы выслушаем вас и решим. Коллективно.
- И гражданские? - с ухмылкой бросил один из этой парочки качков. И после этой фразы стало понятно, чем он отличается от присутствующих. Акцентом. 'а'кающий и 'о'кающий, со своими фонетическими особенностями. Как говорят в Метрополии, Земной России, а не на Марсианских Центральных равнинах. Легендарный спецназ ГРУ.
- У нас нет гражданских, майор. - Михалыч покачал головой. - Медрота - тоже армия. А сейчас... Сейчас вообще все коллективно решать будем. - Тяжелый вздох. - И у них есть право голоса, право высказаться. Как у остальных.
- Ну-ну... В бою у вас тоже будет демократия? - лучились иронией глаза майора, но было видно, он просто цеплялся, пытался сорвать злость совсем за другое.
- В бою - то в бою. - Камера съехала и показала голову Паши из предыдушего ролика. Тоже суровый ополчене, и настроен решительно. - Но сейчас мы решим вместе. И вместе либо пойдём с вами, либо будем рвать когти
- Рвать когти? - Новый голос, его не было в текущем фильме-сборке. - Михалыч, что вообще происходит, что за хрень у нас творится?
- Давай, майор. - А это голос так же невидимого начальника медслужбы.
Спецназовец тяжело вздохнул, про себя выматерился и начал. Профессионально, издалека.
- Видели, у вас на поверхности что творится? - кивок в потолок.
- Чай, не слепые. И не в склепе сидим, - подал голос ещё кто-то. Суровый и авторитетный, в летах.
- Ну да, ну да. Знаете. Десногорцы ведь поэтому на нижние уровни ушли? Поближе к реакторам? Потому, что считают, что уж реактора амигосы бомбить не станут НИКОГДА и ни за что, даже если всё вокруг превратится в ад. Кстати, напрасно считают.
- Слышь, майор! Давай ближе к делу! - Ещё один голос. А пришлых тут явно не любят!
- Венериане перекинули сюда чуть ли не весь свой бурильный парк, - продолжил ГРУшник -. Но это не боты. И заниматься они будут не штурмом. Для штурма такой подземной цитадели даже у Венеры не хватит ресурсов. За бурами пойдут геологические бомбы.
Пауза.
- Да, они собрались похоронить Смоленск. - Майор внимательно оглядел присутствующих - камера передала его отчаяние и решительность обречённого одновременно. - Они не будут вас выкуривать. Они вас тут замуруют. Всех вас. А потом, после войны, будут потихоньку копать и отстраивать. Прихоранивая выкопанные косточки, естественно.
- Но зачем? - испуганно пискнул девичий голосок.
- В американских землях формируется новая армия, - пояснил майор. Новый фронт. Венерианцы не смогли сломать через колено императора Себастьяна и имперцы активно помогают в деле создания оной. С Земли перебрасываются войска, регулярные. Под видом добровольцев. Причем как наши, так и имперские. Почему, как правительства договорились - не ко мне вопрос, я всего лишь военный, но это достоверная информация. Вашим друзьям наверху нужно срочно опрокинуть этот фронт, вышвырнуть оклахомскую группировку в имперские земли. И если не сделать этого сейчас, потом альянс метрополий стянет туда слишком большие силы и никакая Венера не поможет. У них фора всего в несколько месяцев. А тут ваша почти миллионная группировка в тылу... Сами понимаете.
- Им надо сделать так, чтобы вы, Смоленск, не смогли ударить им в спину, - взял слово второй боец, который чуть моложе, который до этого молчал. - А вот уничтожив вас, приняв капитуляцию, или изолировав, замуровав под землёй - им не принципиально. Вот они и решили не штурмовать подземный город в лоб, а обрушить нахрен всё, что у вас в первых приповерхностных сотнях метров. Под ноль.
- Но погибнут люди... - Снова девичесий голосок. Я знал только, что девицу зовут Маша, и всё. - Там же женщины. Дети. От взрывов пострадают резервуары с водой и воздухом... И нижние тоннели тоже... Осыпятся...
- Их это мало волнует, - покачал головой майор. Помолчал. - У нас было спецзадание. Мы должны были добраться до межпланетного передатчика, связаться с нашими и доложить обстановку. В Смоленске считали, если Москва поднимет бучу, обвинит Венеру в геноциде миллиона человек, амигосы не решатся на такой шаг и откатят операцию. Хотя бы время её проведения.
- И что? - Ещё чей-то голос из молодых. Спецназовец скривился.
- Амигосы сказали, что не воюют на этой войне. Что передали оружие тридцатой армии и ополчению сеньора Ноговицына, и всё, что те делают, на их совести. Дескать, это гражданская война, вот и...
- А Ноговицын? - сжал кулаки Михалыч.
- Никакой реакции. Кто-то в их штабе проблеял, что война есть война, и война гражданская. Что сверхдержавам не следует лезть в её ход - это некрасиво. И всё.
- Из Центра пришёл приказ - сдаваться, - снова заговорил второй спецназовец. - Мы - граждане Метрополии, нас дескать по-тихому обменяют на латиносов, если быковать не будем. То есть, в Москве нас похоронили и оптимизуют потери. Спасают кого можно, пусть даже через плен.
- А Смоленск... - Вздохнул глава медслужбы.
- Списан. Помощи не будет. - Майор покачал головой. - Только вы и ваша бомба.
- Бомба? - А это по-детски звонкий голосок обладателя камеры.
- Бомба? - вторил непонимающий женский голосок от сидящей рядом.
- Чё за бомба? - А это кто-то из молодых бойцов.
- Наш редут не просто так держится, парни, - взял слово Михалыч, обращаясь к своим, к сидящим вокруг стола бойцам-марсианам. - У нас тут приготовлен сюрприз для осаждающих. Приготовлен давно и не нами, с запасом. Просто так, на случай осады, любой - мало ли что. Когда это делали, подразумевали вражескую армию, десант -никто не думал, что это будут свои выродки.
- Что за бомба, Михалыч? Не томи!
- Коля, заткнись! - рявкнул главный медик.
- ЭМИ. Сто пятьдесят мегатонн, - выложил 'Достоевский'. - Выжжет нахрен всё на поверхности, всю область. До Нового Воронежа достанет.
- Место у нас здесь такое, рельеф, - пояснил глава медслужбы. - Таких объектов, как наш, несколько...
- Но только ваш ещё на плаву, ещё держится, - грустно усмехнулся майор из Метрополии.
- Поэтому 3,14дарасы и копают тут вокруг? - снова раздался чей-то обалдевший молодой голос. - А мы потому с редута и не уходим!
- Хотя нафиг нам не упал это вольфрамовый... - поддержали его.
- Четверо наших сдались, - покачал головой майор. - - Последовали приказу. Мы - нет, решили сражаться до последнего. Они не знали о бомбе. Мы - знаем. И мы у вас. Как вы решите, мужики - так и будет. Если сдадитесь - мы с вами. Решите уходить, прорываться - поможем огнём. За какой конец винтовку держать знаем. Вдруг и правда получится? А решите драться...
- Да кем, кем драться! - подскочил Паша из предыдущего ролика. - Нас тридцать! Тридцать человек, товарищ майор! Двенадцать ополченцев и восемнадцать бригадовцев! И пятеро гражданских в медслужбе! Три девочки и мальчишка! Да раненые, сорок шесть тел, кого в город до завала не успели отправить! Нету у нас редута! Нету у нас батальона! Никого нету!
- Зато у вас есть бомба, - одними глазами усмехнулся майор.