Свалка
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Эквадор, весна 2007 года. Седьмой в группе, одиннадцатый в финале. Тема - "Мир погибшего пластика".
|
Скажи-ка, дядя, ведь недаром...
М. Ю. Лермонтов
Железо разгоралось плохо, даром что пирофорное. Томаш уже и дул на него, и водой, как положено по инструкции, смочил, - бесполезно. Зигфрид некоторое время смотрел на его мучения, потом встал и вышел наружу, в темноту. Негромко звякнул металл по металлу, ударила струйка жидкости в жестяное дно, а когда звуки прекратились, Зигфрид появился в дверном проеме, держа в руках банку из-под детонаторов.
- Держи, - он протянул ее Томашу. Тот взял - примерно на четверть она была наполнена дизелином. Томаш смотрел на Зигфрида с таким нескрываемым удивлением, что тот добавил:
- Ну, знаю, приказано беречь горючку - что ж теперь, мерзнуть? Ладно, - он махнул рукой, - война спишет. Давай, плесни маленько.
Томаш тщательно примерился и выплеснул дизелин на вяло тлеющее железо. Несколько капель упали на земляной пол и быстро впитались. Зашипело, Томашу показалось, что сейчас погаснет совсем; но прошло несколько секунд - не погасло, потом еще несколько - пламя стало чуть ярче. Дизелин - не мобилин, сразу не вспыхивает. Чем и ценен в боевой обстановке: машину с дизельным двигателем поджечь труднее, пусть и ненамного...
Железо разгорелось, осветив красным внутренность самодельного очага, лица Томаша и Зигфрида, и стены маленькой складской подсобки, в которой был сложен очаг, и окошко под потолком, заваленное снаружи мешками с землей. Подсобка находилась в полуподвале, да и сам склад - на две трети врыт в землю.
- Не демаскируемся? - озабоченно спросил Томаш.
- Ты, курсант, я гляжу, чересчур буквально всё понимаешь. Своей-то головой тоже думай иногда. Вон, гляди, в какую трубу оно уходит, - Зигфрид показал рукой на длинную трубу бывшей вентиляции. Колено от нее было кое-как пристроено к очагу. - Пока искра наружу вылетит, десять раз успеет погаснуть. И с той же горючкой - прикинь сам: у танка запас хода с полной заправкой сколько? Триста километров. А сколько он реально, в боевых условиях пройдет - говорили вам? Средний пробег танка в боевых условиях двадцать восемь километров, а все остальное сгорит к чертям, когда его подобьют. Так что ж теперь, даже и на растопку не взять?
Зигфрид был прав, тем более что в пустыне по ночам бывает холодно, но Томаш все-таки заметил, исключительно для проформы:
- Это в среднем. А в каждом конкретном случае может быть и меньше, и больше.
- Ну, если в нашем конкретном случае будет больше, считай, лишний день на свете проживешь. Ты только банку убери подальше.
Томаш встал и отнес банку с дизелином в угол. Зигфрид толстым арматурным прутом, загнутым в виде кочерги, разбил надвое разгорающийся брикет пирофорного железа и подбросил к нему еще пару - из стружки сплава алюминия с магнием. Потом пошарил на полу сбоку от себя, нашел котелок и флягу с водой. Наполнив котелок, он поставил его на толстую чугунину, уложенную на очаг сверху.
Томаш принес вещмешок, достал из него пачку с чаем и банку консервов. Зигфрид надорвал пачку, понюхал.
- Ивовый. Наверняка и коры добавили. Ну, ладно, в этих краях оно даже лучше. От поноса помогает.
- От поноса лучше дубовая, - заметил Томаш.
- Лучше, кто ж спорит. Только с дубовой ты бы пить не смог. Пробовал?.. Так, а здесь что? - Зигфрид уже вертел в руках банку с консервами. - "Содержание натурального мяса сорок процентов". Ну, сорок - это они свистят, двадцать пять максимум, но все равно нехило. Нет, точно что-то серьезное будет, не зря вас прислали.
В приемной Президента единственным источником света оказалась лампа на столе адъютанта. (Луис Антонио Мерсабес называл своих секретарей адъютантами, на военный манер.) Над столицей третий день висели низкие тучи, сыпал мелкий дождь, а ветра почти не было, и ветрогенераторы давали энергии еще меньше, чем солнечные батареи. Приходилось экономить.
Доктор Бронеслав Зданович, советник Президента, прошел стандартную проверку службы безопасности: металлоискатель, оружия нет; мобильные средства связи выключите и положите сюда; смотрите, не мигая, на красную точку, отвечайте просто "да" или "нет": есть ли у вас намерение причинить вред Президенту Мерсабесу? - Нет! - Очень хорошо, можете проходить, Президент ждет вас.
В кабинете на большом письменном столе слабо светился только экран компьютера, а настольная лампа горела на низком "кофейном" столике в углу. Рядом сидел в кресле Мерсабес в форме генерал-полковника - самое высокое звание, какое могли присвоить своей властью министры наступления или обороны. Маршальские звания находились в ведении лично Президента, а он, по свойственной ему скромности, с этим не торопился, как не торопился и награждать себя регалиями. Поэтому мундир Мерсабеса украшала единственная звездочка ордена Европы третьей степени, полученного им еще до избрания.
Второе кресло занимал другой советник, доктор Алан Честер, третье было свободно.
Президент поднялся, поздоровался за руку со Здановичем. За спиной доктора в это время проскользнул адъютант, поставил на столик кофе и снова вышел в приемную.
- Мини-кабинет в сборе, - сказал Алан Честер. - Настоящий кофе - вот что мне больше всего нравится в наших посиделках.
Мерсабес, против ожиданий Алана, на "посиделки" не среагировал.
- Нашел что-нибудь? - спросил он Здановича. Тот кивнул. - Показывай.
Президент развернул карту на половину столика, сдвинув чашки на другую. Карта была крупномасштабная, полукилометровая.
- Вот, - показал Зданович, - граница проходит по реке, дальше шестикилометровая зона. От реки до гребня Хиддинского хребта двенадцать-пятнадцать километров - где как. Вот здесь, сразу за шестикилометровой зоной, - он обвел карандашом кружок, - перед Третьей войной был химический комбинат. А вот здесь...
- Если его разбомбили в войну, - перебил Мерсабес, - вряд ли что-нибудь осталось. Сгорело.
- Там уже нечего было бомбить, - сказал Зданович. - Его разрушило землетрясением еще до войны. Здесь добывали нефть, и в земле образовались... как бы это сказать... пустоты, что ли. Они спешили выбрать, что можно, ничем их не заполняли.
- Области пониженного пластового давления, - уточнил Честер.
- Ну да. И однажды около трехсот квадратных километров местности просто провалились. Абсолютные высоты уменьшились на величину от шести до двадцати метров. А с хребта сразу сошел оползень и завалил место, где был завод.
- Это уже лучше, - заметил Мерсабес. - И что там может быть, под этим оползнем?
- Оборудование - реакторные колонны, емкости, всякие там трубопроводы - вместе с тем, что в них осталось. На складах могло быть несколько сотен тонн продукции. Емкости или железнодорожные цистерны со стиролом - завод выпускал в основном полистирол на привозном сырье.
- Стирол - это что? - спросил Мерсабес Честера.
- Жидкость, - коротко ответил тот.
- На топливо годится?
- Вряд ли. Он очень быстро полимеризуется. Скорее всего, за это время он уже весь превратился в полистирол. Но и это неплохо. Выход топлива из полистирола - до шестидесяти процентов по массе.
- Откуда ты это знаешь? - недоверчиво спросил Мерсабес. - Ты же математик, а не химик.
- Ну, когда ты назначил меня советником, пришлось вникать и в физику, и в химию, и даже в геологию.
- Кому сейчас нужна геология? - отмахнулся Мерсабес, потом обернулся к Здановичу. - У тебя что-то еще?
- Да. Дело в том, что на заводе собирались пустить линию переработки отходов пластмасс...
- В топливо? - перебил Президент.
- Вряд ли, по-моему, эту технологию изобрели позже. Скорее, во что-нибудь другое, не в этом дело. Линию перед землетрясением еще только монтировали, а отходы уже принимали со всей Европы. Вот здесь, - доктор нарисовал на карте еще кружок, - шестьдесят гектаров полигона для хранения отходов - попросту свалки. Треть в шестикилометровой зоне, а остальное у южных. Оползнем полигон почти не задело. Сюда свозили исключительно пластмассу, ее здесь могут быть десятки тысяч тонн. Возможно, без разбора по видам, зато и без посторонних примесей. И, насколько мне известно, катализатор Миллера позволяет переработать любой пластик?
- Почти любой, - уточнил Честер, - только с разным выходом топлива. Ну, и с разным соотношением фракций: мобилина, дизелина и джетола.
Неведомая почти никому, затерянная в пустыне железнодорожная станция была зачем-то оборудована хорошим двухъярусным бункером. Нижний ярус из монолитного железобетона, врытый в грунт на тридцать с лишним метров, выдержал бы килотонн двадцать-тридцать даже при прямом попадании.
Полковник Жак Лемье ядерной атаки не ожидал, поэтому расположился на верхнем ярусе. Здесь он занимался двумя делами сразу: ждал распоряжений и пил виски. Закуски не было; в подобной ситуации главное - правильно рассчитать темп, но это вопрос опыта, а опыт имелся. К тому же напиток был добротной довоенной выделки (в заброшенном пакгаузе нашлась, как ни странно, коробка с двенадцатью бутылками), что упрощало задачу.
От бутылки в три четверти литра оставалось чуть меньше половины.
Полевой телефон молчал, компьютер тоже не сообщал ничего нового, что еще ни о чем не говорило: мобильные диверсионные группы с той стороны могли перерезать кабель. Постоянное сокращение штатной численности частей (а куда деваться, население страны не растет, а наоборот, уменьшается!) ударяло в первую очередь по тем службам, где автоматика плохо заменяет человека: разведка, охранение, техобслуживание. Со взводом тяжелых танков неплохо справлялись два человека, при помощи автоматики и телемеханики. То же и у зенитчиков, и артиллеристов. А численность оружейников или технарей в бригаде уже практически сравнялась со штатом боевых подразделений...
Радиостанция тихо шуршала в режиме дежурного приема - ну, это уже на крайний случай, сигнал по радио может перехватить любой. Вот и получалось, что самый надежный способ - послать нарочного с пакетом, как во времена Первой войны.
Полковник долил виски в стакан, в котором оставалось едва на донышке, посмотрел на часы и поднял трубку другого телефона - для связи с подразделениями собственной бригады. Он нажал одну из кнопок и, когда аппарат соединился с телефоном командира артиллерийского дивизиона, сказал в трубку единственное слово:
- Давай.
Чай был уже выпит, консервы съедены, сухари сгрызены. Зигфрид завалил проем очага, через который подкладывал брикеты, обломком железобетона, и единственным источником света в подсобке осталась раскалившаяся докрасна чугунная плита. Был еще фонарик в командирской машине, но в нем уже садился аккумулятор, а запустить двигатель, чтобы подзарядить его от бортовой сети, было нельзя.
При тускло-красном освещении складки на лице Зигфрида казались еще более резкими, чем при ярком магниевом свете горящей стружки.
Через несколько минут по бетону пробежала трещина - от неравномерного нагрева, - но арматура внутри не давала ему развалиться на части. В подсобке сделалось заметно теплее, зато чувствовалось, что из дверного проема тянет холодом, несмотря даже на то, что дверь выходит в помещение склада, а не прямо наружу.
- Сходи, возьми там чехол с какой-нибудь машины, - сказал Томашу Зигфрид, - да прихвати молоток и костылей штук несколько.
Томаш принес, что нужно, они завесили дверь танковым чехлом, и стало почти уютно. К запаху горелого металла они притерпелись и почти его не замечали. А спальные мешки принесли с собой заранее.
Ослабленный стенами склада, донесся пушечный выстрел, через полминуты - очень далекий разрыв. Потом еще, и еще...
- Что это? - спросил Томаш. - Началось?
- Наши по нейтральной полосе садят, - спокойно, чуть небрежно ответил Зигфрид. - Каждый день так.
- Зачем?! - удивился Томаш.
- А черт их знает! У командования свои резоны. Я так думаю - для поддержания воинского духа. Чтоб ты сейчас думал о долге, а не о том, как пойдешь в парадной форме с девочками по Проспекту Республики. Вот так полчаса, может, час постреляют, потом перестанут. Спи давай, сегодня больше ничего не будет.
Зигфрид лег, расстелив на полу спальник, Томаш последовал его примеру, однако не спалось. На стрельбу он уже не обращал внимания, что-то другое мешало...
- Господин поручик, - начал Томаш. Зигфрид перебил:
- Зиг. Или Зигфрид.
- Зигфрид, а почему уроды? Они мутанты?
Несмотря на мировую компьютерную сеть и спутниковое телевидение, информации с той стороны поступало очень мало. К тому же в условиях войны (мирный договор не был подписан, только перемирие) информация, предназначенная для широкой публики, тщательно фильтровалась. В программах новостей иногда показывали сюжеты, снятые в Южной Федерации; как правило, короткие, составленные из нескольких совсем коротких фрагментов, и толком рассмотреть что-то в этом мелькании было невозможно. Да Томаш и не любил смотреть новости: закадровый текст и слова дикторов казались ему лживыми из-за излишнего пафоса.
- Да нет, - ответил Зигфрид, - просто так называют. Люди как люди, только черные.
- Как негры?
- Нет, негры не такие. У этих только кожа, как у негров, а лицо, волосы - всё другое. Они там все перемешались. Арабы, негры, индийцы, кто там еще... Говорят, даже евреи есть.
- А вы... а ты их видел?
- Живых - нет. Только убитых. Говорят, где-то их брали в плен, но при мне ни один урод не сдался.
Зигфрид не стал говорить, что пару раз ему случалось видеть живых уродов - тех, которых он лично добивал. Танкистам все-таки приходится этим заниматься не так часто, как, например, пехоте.
Томаш помолчал, потом опять спросил:
- Нам в училище говорили, что у них стрелковое оружие довоенное, даже без стабилизаторов. Это что, в самом деле?
Поколение, родившееся после Третьей войны, называло довоенным все, созданное до нее. Как, впрочем, было и со Второй, и с Первой войнами.
- Да нет, с продольной стабилизацией еще встречается, - ответил Зигфрид, - а с поперечной - да, можно сказать, нет. И старья хватает, без всяких стабилизаторов. Только имей в виду, из автомата времен Второй войны какой-нибудь урод попадает в цель лучше, чем ты из винтовки с полной стабилизацией. Так что лишний раз из-за брони не высовывайся.
- А как же они его стабилизируют?
- Руками.
Томаш замолчал, осмысливая сказанное. Потом замолчала артиллерия - провокационный обстрел нейтральной полосы закончился, так и не дав результата. Соглашение о перемирии разрешало обеим сторонам обстреливать шестикилометровую зону. Мотивировка всегда была стандартная: "заметили подозрительное движение".
А потом нарушил молчание Зигфрид:
- Томаш, тебе сколько оставалось учиться?
- Так - полгода, но нам сказали, что после этой операции присвоят звания досрочно.
- А сюда вас как: добровольно или по приказу?
- Кто согласился, те добровольно. А кто не согласился, тех приказом.
- А в чем тогда разница? - на этот раз удивился Зигфрид.
- Кто добровольно, тем сразу присвоят звание поручика. А если принудительно, то подпоручика, как обычно после училища.
- А ты как?
- Конечно, добровольно, - ответил Томаш с некоторым удивлением. - Все равно ведь пошлют, так что ж мне, от звания отказываться? Зигфрид, а ты с какого звания начинал служить?
- С рядового, - усмехнулся Зигфрид. - Тогда еще экипажи были по два человека. Я водителем был. Потом, когда сделали по одному человеку, мне присвоили капрала. Командир танка - так тогда это называлось.
- А кем же ты командовал, если экипаж - один человек?
- Танком, конечно. Ну, а дальше - сам знаешь.
Дальше Томаш знал. Экипажей в боевых машинах теперь не было совсем, два человека управляли четырьмя тяжелыми танками из командирского, легкого. В основном - по лазерному каналу; радиоканал считался вспомогательным, так как создать помеху радиосигналу проще, чем лазерному лучу. И назывался Зигфрид не командиром, а оператором танкового взвода. Командир - это уже начиная с роты.
- Слушай, курсант, ты бы дрых, что ли! - сказал Зигфрид, делая вид, что сердится. - А то, если завтра начнут, поспать не дадут.
- Почему?
- Потому что всегда ночью начинают.
- Десятки тысяч тонн! - возбужденно сказал Мерсабес. - Видишь, Алан, как скромный архивариус открывает месторождение полезных ископаемых?! А ты говоришь: геология! Уроды об этом знают? - спросил он Здановича.
- Я пользовался цифровыми копиями бумажных документов, - ответил тот. - Скорее всего, в сети они доступны. И южным тоже.
- Кому принадлежала эта территория перед Третьей войной? - спросил Мерсабес, разглядывая карту.
- Какой-то арабской стране, не помню какой. Тогда было много государств, гораздо больше, чем сейчас, а я специализировался на другом регионе и другой эпохе.
- А нам - хотя бы когда-нибудь, временно?
- Никогда. Компания, которая построила завод, была межнациональная, а землю под полигон они арендовали. Кстати, от той арабской страны тоже могли остаться архивы. Бумажные - вряд ли, а электронные - вполне. На каком-нибудь совершенно постороннем сервере, где-нибудь в Южной Америке или, например, в Китае.
- Черт! - раздраженно сказал Мерсабес. - Не пойму я американцев! Ну, ладно, нужна им сеть - оставили бы на своей территории, но зачем им всемирная спутниковая? Кто угодно может узнать что угодно - только уродам на руку!
"Когда наша разведка добывает по сети информацию с той стороны, ты, наверное, так не говоришь", - молча подумал Зданович. Честер же бесстрастно заметил:
- У людей свои принципы: нейтралитет и свобода информации. Могут у них быть принципы?
- Принципы иметь легко, когда своя нефть еще осталась, - заметил Мерсабес. - Но у меня они тоже есть.
- Ты имеешь в виду "не торговать с уродами"? - спросил Алан.
- Да! Все, что нужно моей стране от уродов, я беру только силой. Тебе что-то не нравится? - с вызовом спросил Мерсабес.
- Мне не нравится этот принцип. Я предпочитаю торговать.
- Алан, народ проголосовал за меня, значит, за этот принцип тоже, потому что я так говорил всегда! Когда тебя на демократических выборах изберут в Президенты, ты будешь строить политику на своих принципах.
- Тони, не витийствуй, ты не на митинге, - ответил Алан. - Ты отлично знаешь, что демократических выборов в нашей стране не будет до тех пор, пока ты жив. Или думаешь, что я тебя переживу?
Это был наглый вызов. Когда все трое учились в одном классе, Мерсабес страшно злился, если его называли вторым именем, да еще и уменьшительным. А чего стоил намек на то, кто кого переживет!
Президент бросил на Честера свирепый взгляд, отставил свою чашку и подошел к письменному столу. Он посмотрел на экран компьютера, взял со стола пойнтер, прикоснулся им к экрану, потом еще...
- Что у нас там? Бригада полковника Лемье? - негромко пробормотал он.
- Дожили, - иронически заметил Честер. - Президент и главнокомандующий вооруженными силами Соединенных Штатов Европы лично планирует операцию на уровне армейской бригады.
- Бригаду, конечно, надо будет усилить... - негромко сказал Мерсабес самому себе, затем посмотрел на Честера. - А что делать, если нет толковых командующих? Приходится самому.
- А ты уволь Крюгера. Утечек информации останется столько же, не меньше, но и не больше. Зато будет больше хороших военачальников, вот увидишь!
Фридрих Крюгер был министром внутренней безопасности.
- Уволишь его, - проворчал Мерсабес. - Как бы он меня не уволил...
- Крюгер связан с корпорацией "Моби Дизель", его так просто не сковырнешь, - заметил Зданович и сам испугался собственной смелости. А потом, решив, что терять нечего, сказал то, что давно хотел сказать:
- Луис, извини, но мне тоже это не нравится...
- Что не нравится? - спросил Мерсабес.
- Операция, которую ты... Подожди, я закончу! - поспешно сказал Зданович, увидев, как Мерсабес набирает в легкие воздух для ответа. - Понимаешь, война как способ обеспечения ресурсами не окупается! Вспомни последний конфликт с Южной Федерацией! Мы потратили на него четыре тысячи двести тонн горючего, не считая всего другого, а что получили? Несколько свалок с залежами пластмассы, общие запасы около восьми тысяч тонн. При выходе в сорок процентов - а это очень хороший выход топлива с таких залежей - получится три тысячи двести. Тысяча тонн чистого убытка! По условиям перемирия пришлось установить шестикилометровую зону, там остались залежи где-то на три тысячи тонн. Самое крупное месторождение, тысячи на четыре, если не больше, пришлось поджечь при отходе - ни себе, ни людям...
- Они не люди, а уроды, - сказал Мерсабес. Честер молча поморщился. - Ты, я смотрю, тоже углубился в проблему! Ты хоть знаешь, что эти данные секретные?!
- Луис, это все есть в сети! - воскликнул Зданович. - Пойми, воевать за ресурсы - не метод! Мы всегда тратим на войну больше, чем получаем от нее! Да, наши страны в свое время постарались, вывели и грязные производства, и отходы в Азию и Африку. Кроме разве что России - но русские свалки невозможно разрабатывать, там все перемешано. Теперь залежи пластмассы оказалось в основном в Южной Федерации, но это не...
- Могли бы и покупать, - небрежно заметил Честер. - Нефть же покупали когда-то у арабов.
- Да? А что бы мы продавали им взамен? - вскинулся Мерсабес.
- Кобальт, - сказал Честер. - А еще лучше - готовый катализатор. Выгоднее.
- Можно было бы вообще обойтись без мобилина! - перебил Зданович. - Вон, Южная Америка перевела транспорт на спирт и ни с кем не воюет. И пластмассу там не перерабатывают в горючее, а пользуются ей, как пластмассой. А у нас давно вся реквизирована.
- Выкуплена, - возразил Мерсабес.
- Принудительно, - уточнил Честер. - Между прочим, удобная была штука - пластмасса, вспомни свое детство!
- С памятью у меня все в порядке, - заверил Мерсабес, - только я что, по-твоему, должен ставить чье-то личное удобство выше интересов нации? И из чего, скажи, нам делать такие объемы спирта? В Европе, между прочим, сахарный тростник не растет!
- Из древесины, - ответил Честер.
- Древесина идет на пироксилин! - резко возразил Мерсабес. - Я уже не говорю о бумаге, дельта-древесине и гетинаксе, они и так в постоянном дефиците! Кстати, тебе известно, что тротил тоже получают из полистирола?
- Так тебе не понадобится столько пироксилина и тротила! И горючего тоже столько не понадобится, его сейчас на шестьдесят процентов забирает армия! А на все остальное наших запасов хватит, может, еще и дефицит рассосется! Русские и финские леса; вся европейская степная зона - солома, между прочим, тоже источник целлюлозы, в Китае из нее бумагу делают...
- В общем, ребята, вижу, вы неплохо подготовились, - перебил Мерсабес. - Если бы на моем месте был Фриц Крюгер, он бы решил, что это заговор. Но вот что я вам скажу. Во-первых, ваш вариант никуда не годится, и на него никто не пойдет. Вы представляете, сколько народа работает на заводах "Моби Дизель"? А на танковых, авиационных, снарядных? Если все они останутся без работы - это, знаете, еще хуже, чем война! А во-вторых, решение уже принято, войсковая операция будет проведена. И если она пойдет, как надо, это будет как раз тот случай, когда мы получим больше, чем потратим.
Когда в бункере наконец появился посыльный с приказом, полковник Лемье только что разлил остатки виски из бутылки - третьей из найденных двенадцати. Компанию ему составлял его заместитель, полковник Сноубол. Еще одну бутылку они перед этим прикончили вдвоем, а самую первую Лемье уничтожил накануне в одиночку.
Стаканы пришлось спрятать в сейф - посторонним незачем знать. Лемье расписался в получении, посыльный отправился восвояси, спиртное извлекли из сейфа. Лемье неторопливо выпил свой стакан (с закуской снова был напряг) и только тогда разорвал пакет. Он прочитал приказ, разложил на столе карту и, сверяясь с бумагой, нанес на нее несколько точек. Потом выругался, резко распрямился и почти швырнул приказ Сноуболу:
- Какой идиот это придумал?!
Тот взял, посмотрел на подпись в конце.
- Подписано Фогелем. Но он ссылается на директиву главнокомандующего.
- Два стратегических гения! - саркастически заметил Лемье.
Дивизионный генерал Фогель - командующий войсками пятого приграничного округа и его непосредственный начальник - всего полтора года назад был подполковник контрразведки, и даже не оперативник - штабной.
- Говорят, - Лемье криво усмехнулся, - Президент раньше был интендантом?
- Говорят, - спокойно подтвердил Сноубол.
- Так какого черта суется командовать?! Неужели без него некому?
- Вы же знаете. У Фогеля тоже нет боевого опыта.
Это Лемье знал.
- Крюгер, собака, везде продавливает своих людей, - сказал он сквозь зубы. Сноубол не стал поддерживать разговор на опасную тему. Лемье снова уткнулся в карту.
- "Занять рубеж, перейти к обороне, ждать дальнейших распоряжений". Стратеги! - проворчал он. - Если я остановлюсь на гребне, а не пройду дальше минимум на два километра, уроды, когда очухаются, первым делом попытаются вернуть гребень себе! А они быстро очухаются. А прорвутся хотя бы в одном месте - начнут стрелять по гражданским, и я же обеспечивай им безопасность. - Он посмотрел на Сноубола. - Я пройду за гребень и займу оборону вот здесь, - Лемье решительно провел линию на карте.
- Если вы нарушите приказ, - осторожно сказал Сноубол, - а операция по какой-то причине сорвется, на вас могут возложить вину за провал.
- А если я его выполню, - возразил Лемье, - она провалится обязательно! Вот тогда всех собак точно повесят на меня.
Он снова взял приказ, еще раз прочитал, хмыкнул:
- Два батальона аэромобильной пехоты и минометный дивизион! Хорошо хоть, наш главный командующий не забыл усилить бригаду... "Для вывоза из развалин завода..." Они что, думают, что мы их раскопаем своими силами? У меня, между прочим, одна саперная рота, им и без раскопок будет чем заняться.
- Возможно, у этих гражданских своя техника, - предположил Сноубол.
- Значит, еще ее придется охранять. Не знаешь, что и хуже, - заключил Лемье.
- Курсант, ты хоть пробовал управлять танковым взводом? - спросил Зигфрид.
- Нас учили, - ответил Томаш.
- И как выучили?
- За экзамен оценка "хорошо".
- Ну, показывай, что умеешь.
Они залезли в командирский танк, и Томаш показал. Он очень старался, время от времени оглядывался на Зигфрида, пытаясь понять реакцию. Тот в конце концов даже сделал замечание:
- Ты давай, не за мной, а за машинами следи!
Когда Томаш выдал все, что умел, Зигфрид недолго помолчал, потом сказал:
- Да, для экзамена это, наверное, хорошо... В общем, поведешь командирскую машину, связь тоже на тебе, и за воздухом будешь смотреть. А с боевыми я сам... Ну-ну, не дуйся, курсант, вас там неплохо выучили, но здесь все немножко серьезнее.
Наступление началось, как и говорил Зигфрид, ночью. С вечера, еще засветло, выдали спирт; Зигфрид отлил часть в кружку, развел пополам водой и заставил Томаша выпить. Без закуски. Жидкость была теплая, Томаш боялся, что развезет, однако ничего подобного не произошло, лишь появилась бесшабашная уверенность в движениях и ощущение ясности, даже какой-то прозрачности в голове. Сам Зигфрид тоже выпил, только неразбавленного.
В положенное время начался обстрел нейтральной полосы, в положенное время закончился. А еще через несколько минут град снарядов и мин обрушился на территорию Южной Федерации между шестикилометровой зоной и Хиддинским хребтом. И под аккомпанемент артподготовки танки начали форсировать реку.
В половине седьмого утра первые машины достигли перевалов. К половине двенадцатого весь гребень контролировался бригадой, кроме одной вершины, самой высокой в этой части хребта. Фронт бригады ушел уже на два-три километра за гребень, и уроды заняли на вершине круговую оборону. Их обстреляла артиллерия, два раза накрыли ракетными залпами с вертолетов; вершина стала на несколько метров ниже, чем указано на карте, но окруженные уроды все еще огрызались. Теперь по ним неторопливо бил минометный взвод, отвечая двумя-тремя минами на каждую автоматную очередь.
С чем вышло лучше некуда - так это с воздухом. Два ближайших аэродрома, где могла базироваться авиация уродов, уничтожили сразу воздушными налетами, и господство в воздухе теперь обеспечивалось небольшим числом истребителей.
В тылу бригады в это время переправлялась по понтонному мосту через реку колонна гражданской техники: экскаваторов, бульдозеров, грузовиков. Специалистов: химиков и инженеров - доставили на место вертолетом, рабочие ехали с техникой на грузовиках.
Вторая танковая рота, куда присланных из училища курсантов определили помощниками операторов, охраняла землеройную технику. Вместе с колонной грузовиков и бульдозеров танки подошли к развалинам завода. Тогда, много лет назад, на них обрушился не оползень, как говорил слабо разбиравшийся в предмете Зданович, а просто рухнула часть хребта по вновь образовавшемуся разлому. Грунт больше чем наполовину состоял из песка, и за прошедшие годы ветры местами сдули его полностью, обнажив развалины с покореженной аппаратурой.
- Что это? - спросил Томаш, разглядывая развалины через триплекс.
- Где? - не понял Зигфрид.
- Вон, слева, - ответил Томаш. - На трубе какие-то наросты, как сосульки. Лед же не может здесь быть, правда?
Зигфрид повернул влево командирский прибор наблюдения. На помятой трубе, на изломе, явно не предусмотренном проектом, висела "борода", действительно похожая на сосульки, только желтовато-серого цвета.
- А! Это не лед. Это, наверное, пластмасса какая-то.
Пластмассу, из которой делают моторное топливо, Томаш видел впервые в жизни. Точно так же его деды и прадеды никогда не видели нефти и не думали о ней, наполняя мобилином баки автомобилей. Только тогда он назывался не "мобилин", а "бензин". Или "бензол"?
Когда гражданские приступили к работе, рота получила новый приказ: патрулировать по периметру залежь пластмассы. Танковые подразделения мало подходят для таких задач, лучше их поручать моторизованной пехоте, но пехота охраняла территорию завода, где среди развалин диверсионная группа могла подкрасться к работающим вплотную. Танки там были совсем бесполезны. К тому же свалку в свое время разместили на равнине, горы начинались дальше. Местность была пересечена пологими, неглубокими лощинами, да кое-где торчали из песка скальные обломки причудливой формы; просматривалась она хорошо. Свалка находилась, в сущности, в тылу бригады, и полковник решил, что танкисты с патрулированием справятся. Боевой устав в подобных случаях требует перейти с дистанционного управления машинами на непосредственное, посадив в каждую по человеку, но у Лемье не было лишних операторов.
Уроды очухались к середине следующего дня. Бригада к тому времени почти закончила инженерное оборудование позиций, с окруженной вершины больше не стреляли, работы на площадке завода шли полным ходом.
Беда пришла, откуда не ждали, - с воздуха. Налетели самолеты - русские штурмовики времен Первой Афганской войны, в начале века проданные в какую-то африканскую страну, безнадежно устаревшие, даже не сверхзвуковые. Третья часть была сбита средствами ПВО, и истребители помогли, хотя и замешкались сначала. Но сразу за штурмовиками на бригаду двинулись танки и пехота. Танки были совсем древние - времен Второй войны, тоже русские. Лет сто назад их десятками и сотнями продавали в те же африканские страны генералы, полковники, а случалось, и прапорщики, впервые почувствовавшие вкус к коммерции и оценившие, что это такое - быть состоятельными людьми. Одни из них потом сели (в основном прапорщики), другие выбрались в большое начальство (после чего некоторые тоже сели); самые умные не стали светиться и в результате устроились неплохо.
Орудия этого бронированного хлама не имели стабилизаторов; чтобы выстрелить, танк должен был остановиться. В эти моменты их и били - из пушек, гранатометов, противотанковыми ракетами, но уроды все лезли и лезли, не считаясь с потерями. Они никогда с ними не считались. Сколько их там живет, к югу от хребта, в их уродской Федерации: шесть миллиардов, восемь, пятнадцать? Никто этого не знал.
Потом пришла вторая волна штурмовиков. Истребители уже барражировали в воздухе, но малая скорость штурмовиков сейчас оказалась преимуществом. Они действовали на малой высоте, где истребители вынуждены были тоже переходить на дозвуковую скорость, чтобы при неосторожном маневре не врезаться в землю. А, поднявшись выше, истребители лишались возможности использовать против штурмовиков ракеты. Тепловая головка самонаведения ракеты, пущенной сверху, захватывала вместо самолета объект на земле: горящий танк или бронетранспортер, или сбитый раньше самолет - и шла на него прямым ходом, благо цель не пыталась уйти от нее противоракетным маневром. Оставались еще пушки, но их снаряды устройств самонаведения не имели.
Все же почти половину штурмовиков удалось сбить. Но уроды все наступали. Их косили пулеметы и артиллерия; минометные установки залпового огня поднимали на воздух целые гектары вместе со всем, что там было, а они лезли и лезли. Там, у себя на юге, они плодились, как кролики; никто их не считал, они сами-то себя никогда не считали! А в Европе десятилетиями уменьшалась численность населения. Поэтому уроды могли себе позволить эту роскошь - завалить своими трупами южный склон Хиддинского хребта, а полковник Лемье должен был постоянно держать в памяти категорическое требование боевого устава: беречь личный состав.
Имея современное оружие, триста спартанцев могли бы не то что остановить - перемолоть в труху всю армию персов. При одном условии - если бы хватило боеприпасов.
Полковник Лемье попросил у своего начальства боеприпасов поздно вечером, после третьего авиационного налета. Снова удалось сбить около третьей части самолетов противника, однако настораживало то, что с каждым налетом их становится все больше.
Одновременно он попросил начальника гражданских помочь ему с транспортом.
Начальник механизированного отряда - так называлась его должность. Слово "механизированного" он, представляясь, обычно не говорил - чтобы солиднее звучало. Согласно приказу, гражданские не подчинялись полковнику, и тот не мог приказать им отдать грузовики для подвоза снарядов. Пришлось, как это ни противно, проявлять дипломатические качества. Кинув в рот жевательную резинку, чтобы хоть как-то перебить запах виски, Лемье пришел в палатку начальника отряда.
Тот был согласен помочь, предупредил только, что машины ушли с грузом пластмассы, выбранной из песка.
- Разгрузятся - будут в вашем распоряжении, господин полковник. Я дам указание.
Начальник мехотряда был о военных не слишком высокого мнения, и исходивший от полковника запах спиртного это мнение не улучшал; но он старался быть корректным, так как понимал, что находится здесь и делает свою работу только благодаря Лемье.
- У вас здесь еще три грузовика. Я бы их тоже взял, - сказал полковник. - И я бы вам предложил прямо сейчас отвести технику к переправе.
- Что, так серьезно?
- Да. Я не уверен, что завтра смогу удержать уродов. Их слишком много.
- В таком случае я тем более не дам вам эти машины. Я оставил их, чтобы иметь возможность, если понадобится, вывезти людей.
- Слушайте, мне надо подвозить снаряды! - сказал Лемье, с трудом держась в рамках корректности. - Я не могу воевать без снарядов и патронов! Посадите своих людей в кабины, на платформы, хоть в ковши и увозите к реке. Кому не хватит места, я завтра утром вывезу вертолетом, обещаю. А вытащить отсюда вас всех - это я вам обещать не могу.
- Вы хоть представляете, что говорите?! - возмутился начальник гражданских. - В ковши! Это запрещено всеми правилами безопасности!
- Ну да, а под огнем им будет безопаснее! Как только уроды прорвутся через хребет, они первым делом начнут обстреливать площадку... Слушайте, отдайте машины добром, а то я прикажу своим людям взять их силой!
- И что, они будут стрелять?
- Будут! - сказал Лемье. Он совсем не был уверен, что отдаст такой приказ, но подействовало.
Вернувшись к себе (временную ставку Лемье оборудовал в бронетранспортере), он налил полный стакан и залпом выпил. Потом повертел в руках бутылку, слил остатки и допил. А отсутствие закуски сейчас было, пожалуй, даже к лучшему... Он еще раз связался с командованием, потребовал боеприпасов и поддержки с воздуха.
Тон полковника возмутил генерала Фогеля. В распоряжение бригады уже были отданы все резервы округа, оставался только неприкосновенный запас. Не имея опыта военных действий, Фогель не мог оценить, насколько реально необходимы такие количества снарядов и патронов. В то же время, как контрразведчик, он привык подозревать всех, поэтому решил вылететь в район боевых действий и разобраться в ситуации лично. Для сугубо штабного офицера, за восемнадцать лет службы ни разу не бывавшего там, где стреляют, это было по-своему мужественное решение.
К утру передовые отряды уродов, которые ночью обошли бригаду полковника Лемье с фланга, были от завода в шести километрах.
Второй взвод заступил на патрулирование в четыре часа утра. Зигфрид расставил тяжелые танки по краю охраняемой территории через полкилометра, заглушил двигатели - пока темно, надо слушать. Потом можно будет больше смотреть, а двигатели держать включенными, чтобы в случае чего не терять время на запуск и прогрев. Мотор командирской машины он тоже приказал выключить.
На всех четырех танках Зигфрид включил функцию автоматического распознавания угрозы. Для двух, располагавшихся на флангах, задал уровень приоритета "единица", для двух в середине - "двойка". Теперь фланговые машины могли игнорировать команды оператора, если самостоятельно обнаруженная угроза оценивалась системой как более серьезная.
Далекий шум моторов они услышали около половины шестого, когда уже почти рассвело. Пока Зигфрид ловил противника радаром, Томаш высунулся из люка и увидел его. Километрах в полутора, если не в двух, у отрогов хребта около десятка танков разворачивались из колонны в боевой порядок.
Получив нагоняй от Зигфрида за то, что высовывался наружу, Томаш завел двигатель командирской машины (Зигфрид в это время запускал моторы четырех тяжелых танков), и они двинулись по пустыне навстречу уродам.
- Старье, - сказал Зигфрид, разглядывая танки противника в командирский прибор, который давал четырехкратное приближение. - В основном Т-34, пара штук Т-62.
Томаш подробностей разглядеть не мог, он смотрел наружу через простые триплексы. А когда подъехали ближе, все уже кончилось - танки противника горели, у двух взрывами сбросило башни, на одном свесился из люка урод, который успел наполовину высунуться, когда Зигфрид подстрелил его из пулемета.
Из четырех танков взвода два получили незначительные повреждения - в основном оптических деталей.
Полковник Лемье, злой, как собака, разыскал начальника мехотряда.
- Какого черта ваша техника все еще здесь?! Я же вам говорил!
- У машин фары не оборудованы светомаскировочными устройствами, - сухо сказал начальник. - Я не мог их отправить просто так. А если бы воздушный налет?
После вчерашнего он чувствовал себя донельзя оскорбленным, и ему было даже немного приятно хотя бы таким способом досадить полковнику.
- Какой идиот придумал послать сюда машины без светомаскировки?! - возмутился полковник.
- Вообще-то, мне сказали, что я буду вести работы в тылу.
- Кто сказал?! Такие же штафирки, как вы?! Вы хоть знаете, что уроды уже в двух местах прорвались через горы?! Заводите свои землеройки, сажайте людей куда угодно и чешите к переправе с максимальной скоростью! Даже Т-34 движется быстрее этого, - Лемье махнул рукой в сторону стоявшего неподалеку экскаватора, - я уже не говорю про более современную технику!
Он развернулся, чтобы идти к себе, и негромко сказал:
- Штафирки! Ладно, не мог отправить, так хоть предупредить-то мог?
Услышавший его начальник мехотряда с апломбом заявил:
- Я не обязан перед вами отчитываться в своих действиях, и вообще, я вам не подчиняюсь!
Лемье резко развернулся, вырвал из кобуры пистолет и сунул дулом под нос ошарашенному начальнику отряда:
- С этого момента подчиняетесь! Делайте, что я сказал! И учтите, из вашего отряда вы отсюда уйдете последним!
Вторую атаку Зигфрид и Томаш отбили через полтора часа. Еще двенадцать уродских танков - десять старых русских и два поновее, израильского производства - горели на подступах к свалке. Зигфрид сказал, что оба раза они, скорее всего, столкнулись с разведкой - передовыми дозорами уродов.
В их взводе у одного из танков была перебита гусеница. Машина потеряла ход, хотя стрелять могла.
- Мы сможем ее отремонтировать? - спросил Томаш.
- Сейчас - нет. Ее лучше чинить втроем, нам к тому же и некогда этим заниматься. Свяжись с ротой, скажи, чтоб прислали технарей. Обстановку доложи, и вообще.
Томаш связался.
- Сказали - высылают техслужбу, - сообщил он через минуту.
- Если успеют, - задумчиво сказал Зигфрид. - Смотри сюда.
Он отодвинулся от командирского прибора наблюдения, и Томаш, извернувшись ужом, заглянул в окуляры. Прибор был наведен на склон хребта - далеко, наверное, километрах в десяти от них. Над склоном поднималось облако не то дыма, не то пыли.
- Это они? Сколько их? - спросил Томаш.
- Чертова уйма, - ответил Зигфрид.
Томаш неосторожно пошевелился, потерял равновесие и, чтобы не упасть, схватился за рукоятки, служащие для наведения оптики. Прибор повернулся, в поле зрения оказалась часть хребта у подножья, гораздо ближе к ним.
- А вон еще!
- Где? - Зигфрид метнулся к прибору, Томащ - на свое место.
Танков на этот раз было немного - шесть штук. Зато, кроме них, там были бронетранспортеры, из которых уже выпрыгивала на песок пехота.
Когда генерал Фогель разыскал в пустыне полковника Лемье, командный пункт бригады находился уже не у завода, а у реки в заброшенном доме без стекол. Вместо них окна были забиты ржавым железом.
На протяжении восьми километров от завода до переправы происходило то, о чем почти триста лет назад русский классик написал: "Смешались в кучу кони, люди", только вместо коней были железные машины, боевые и мирные. Подразделения бригады отходили к переправе, отражая фланговые удары уродов и пытаясь защитить гражданских. Колонну землеройной техники при очередном налете сильно потрепали штурмовики. Десантников, державших оборону на хребте, эвакуировали вертолетами. У завода еще продолжалась стрельба, но свободных вертолетов, чтобы послать туда, не было, приходилось ждать, когда вернутся машины с хребта. А пробиться к заводу по земле уже не было возможности.
Потери бригады составляли около тридцати процентов - терпимо. А вот от нормативного боекомплекта оставалось меньше четверти. Были потери и среди штатских.
Выслушав доклад Лемье и получив ответы на несколько уточняющих вопросов, Фогель сказал:
- Полковник, вы нарушили приказ и продвинулись в наступлении на три километра дальше, чем было предписано. Вы превысили полномочия и взялись приказывать начальнику механизированного отряда. Вы потеряли треть личного состава бригады. Наконец, вы командуете бригадой в пьяном виде...
- Нетрезвом - согласен, - нагло перебил Лемье, - но не пьяном, мой генерал, никак не пьяном! Кстати, вам налить?
- Я отстраняю вас от командования бригадой, - брезгливо сказал Фогель. - Передайте командование... - он недоверчиво посмотрел на стоящего рядом Сноубола. Скорее всего, они пили вдвоем. - Впрочем, я буду командовать лично. Относительно вас я приму решение после завершения операции. Пока можете быть свободны.
Лемье резким движением выдернул из кобуры пистолет - Фогель побледнел и отшатнулся, - перехватил его рукой за ствол и протянул генералу. Тот взял, и полковник, козырнув, повернулся кругом и утрированным строевым шагом пошел к выходу.
Отбив четвертую атаку (она началась через несколько минут после того, как захлебнулась третья), Зигфрид и Томаш подсчитывали потери. Два танка их взвода горели, еще один потерял ход после того, как в мотор попал снаряд. Танк не загорелся, но и двигатель не работал, и машина сохраняла относительную боеспособность только до тех пор, пока хватит заряда аккумулятора для работы сервоприводов и электроники.
Со стороны завода доносилась стрельба, к небу поднимался дым. Ждать техпомощи, судя по всему, не стоило.
Хуже всего было то, что не работала система лазерного управления танками, - снаряд разворотил башенку с лазерами. А командовать машинами по радио было невозможно, потому что уроды, столкнувшись несколько лет назад с дистанционно управляемыми танками, быстро сообразили использовать передвижные станции глушения радиосигнала. Сейчас глушилки где-то работали, и Зигфрид никак не мог их обнаружить.
И, в довершение всего, - взрывом снаряда снесло антенну радиостанции. Они остались без связи. Боевой устав предписывал в такой ситуации действовать по обстановке, а обстановка была неясной. Ясность наблюдалась в единственном пункте: уроды наступали...
Подозрительное движение у машины, потерявшей ход, первым заметил Томаш. Он рванул рукоятку управления зенитным пулеметом, повернул его вниз и на экране электронного прицела увидел двух уродов, лезущих на броню. Один из них пытался открыть люк.
Наверное, это был экипаж одной из подбитых ими машин. Томаш нажал на гашетку, ударила очередь...
- Что такое?! - спросил Зигфрид. Он посмотрел в свой прибор наблюдения, увидел два трупа на броне и понял все. А потом он увидел, как орудие танка начало поворачиваться в их сторону.
Система распознавания угроз среагировала на их пулеметную очередь, как на угрозу. Дистанционное управление не работало, и Зигфриду ничего не оставалось, как уничтожить собственный танк противотанковой ракетой.
- Последняя была, - сказал он, глядя на горящий танк с сорванной взрывом башней. - Ничего, Томаш, это бывает. Давай, подъедь рядом к последней машине.
Томаш подогнал командирский танк почти вплотную к последнему из тяжелых танков взвода. Зигфрид сказал:
- Значит, так. Я не знаю, был приказ об отходе или нет - скорее всего, был. Двигай к заводу... нет, лучше к переправе. Найдешь там любое начальство, доложишь ситуацию, ну, и все, что считаешь нужным.
- А ты? - спросил Томаш.