Кусто Ирина Сергеевна : другие произведения.

Предисловие к Мистерии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лабиринт - глубины человеческой психики: вместилище Диониса, принявшего облик Минотавра, и путеводная нить Ариадны для того, кто дерзнет вступить в Лабиринт! Потом... Ариадна станет развращающей роскошью, и человек вынужден будет вернуть ее Дионису. Но зачем она Дионису? Путеводная нить из глубин Бессознательного - связующее звено звериного и человеческого. Казалось бы, ничего не стоит уничтожить ее, но рука не поднимается от ужаса пред последствиями. Две великие силы - две стихии, объединенные тонкой нитью. Разорви ее - и человека не станет: Разум погибнет, Зверь ослепнет... Неужели греки видели так глубоко? Или нам только мерещится это при долгом разглядывании сумеречного прошлого?
  Предисловие к мистерии.
  
  Лабиринт - глубины человеческой психики: вместилище Диониса,
  принявшего облик Минотавра, и путеводная нить Ариадны для
  того, кто дерзнет вступить в Лабиринт! Потом Ариадна станет
  развращающей роскошью, и человек вынужден будет вернуть ее
  Дионису. Но зачем она Дионису? Путеводная нить из глубин
  Бессознательного - связующее звено звериного и человеческого.
  Казалось бы, ничего не стоит уничтожить ее, но рука не подни-
  мается от ужаса пред последствиями. Две великие силы - две
  стихии, объединенные тонкой нитью. Разорви ее - и человека не
  станет: Разум погибнет, Зверь ослепнет...
  Неужели греки видели так глубоко? Или нам только мерещится
  это при долгом разглядывании сумеречного прошлого?
  
  
  
  Я открыла глаза и увидела пред собой верзилу, стоящего на коленях в позе влюбленного рыцаря и вопящего с интонацией привокзальных попрошаек: "Я столько лет искал тебя и наконец-то нашел!"
  Затравленно озираясь, я обнаружила, что мы находимся одни в вагоне полуночной электрички, которой давно пора уже коротать ночь в тупике Ярославского вокзала. Сквозь полумрак экономного освещения, я не могла точно определить, сколько верзиле лет, но, вероятно, между тридцатью и сорока. Говорят, у шизофреников осенью наступает период обострения, прибавим к тому долгий дождливый сентябрь...
  - Господи! - мысленно взмолилась я, - И за что ты посылаешь на мою бедную голову непосильные трудности? Меньше всего на свете мне в свои сорок с хвостиком необходимы признания не только от какого-то психа, но и от вожделенного крестового короля, да еще после бессонной ночи и изматывающего дня. Мне хочется домой. Я засну там, положив под голову даже полено. Кажется, Маяковский так спал, или еще кто-то. Им, поэтам революции, хронически не хватало светового дня, и они старались отдавать безделью минимум времени. Но я сейчас проспала бы двенадцать часов на полене, как на перине, лишь бы меня оставили в покое.
  Я протерла глаза, в надежде, что Господь смилуется, и верзила исчезнет. Но не тут-то было. Пылкий поклонник не исчез и остался столь же материальным, как запыленные сиденья, перекатывающиеся по полу пустые бутылки из-под пива, да равномерно расплеванные шкурки семечек. Можно было бы, конечно, применить весьма успешную в мире животных тактику пресмыкающегося: замереть, потом неожиданно вскочить, заорать и помчаться к кнопке вызова милиции. Но, во-первых, я вряд ли добегу к своей цели лидером, а во-вторых, она, кнопка, скорее всего, окажется неисправной. Остается тянуть время в надежде, что на очередной остановке кто-нибудь войдет, и я осторожно поинтересовалась у нежданного воздыхателя: "А Вы уверены, что нашли именно то, что Вам нужно?".
  - Да! Это ты!
  Патетически воскликнул он и облизнулся, как изголодавшийся бродяга перед тушкой зажаренного поросенка.
  - Молодой человек, - я постаралась сделать голос скрипучим и сложила все имеющиеся в наличии морщины в гримасу сострадания, - Боюсь, Вы ошиблись. Я старая. Мне сорок лет. Вы, вероятно, не разглядели меня, как следует при таком тусклом свете. С кем не бывает...
  - Нет! - воскликнул он, умиленно сложив у груди ладони, - Ты была во сне, как ангел. Во сне люди не умеют притворяться!
  - Значит, если бы я, скажем, грызла семечки, Вы прошли бы мимо?
  - Скорее всего... И так никогда тебя бы не встретил.
  Можете себе представить, что я подумала о скупердяйке-старушке, не пожелавшей уступить мне пятьдесят копеек и продать кулек семечек за последние мои два с полтиной. Я бы, конечно, не стала по-свински расплевывать их по вагону, подобно некогда сидящим рядом попутчикам. Я бы складывала их в кулачек, аккуратно, как мышка, а потом положила бы в урну на вокзале, не просыпав ни крошки...
  - Тебя зовут Ирина! Ты снилась мне во сне.
  Прервав мои горькие раздумья, прогундосил нежданный воздыхатель. Откуда ему известно мое имя? Неужели покопался в сумочке, пока я спала, и заглянул в удостоверение? Граждане! Будьте бдительны! Нельзя спать в общественном месте, даже если вам невмоготу. Это неприлично и, как выяснилось, небезопасно.
  - Молодой человек, Вы расслышали, сколько мне лет?
  Я ему явно польстила, но пусть думает, что у меня ко всему прочему еще и плохо со зрением.
  - Годы не отразились на тебе!
  - Я - старая дева. Если женщина к тридцати годам остается старой девой, это - патология. В моем случае, это - патология в квадрате...
  Боже мой, что я несу! Разве я виновата, что все эти годы вокруг плавали только одни крокодилы. Но, с другой стороны, перефразируя крылатое изречение известного философа: "Живущий средь крокодилов! Подумай, может быть, ты сам и есть крокодил".
  - Просто, ты ждала меня. Мы созданы друг для друга!
  - Я не умею готовить и не люблю стирать, и... встаньте, молодой человек, Вы безнадежно перепачкаете джинсы.
  - Какое это имеет значение?
  - Знамо, какое: если я - Ваша единственная, стирать их придется мне.
  Мой аргумент показался ему убедительным, и он сел на противоположную лавку. Глаза его оказались совсем близко, и мне почудилось, что когда-то давным-давно я смотрела в них при досадных обстоятельствах.
  - Дело в том, молодой человек, что у меня однокомнатная квартира, и мы прописаны там с братом, который скоро женится. Его невесту зовут Женя.
  - Очень хорошо.
  - Что хорошего-то? Я не смогу Вас прописать. Подумайте хорошенько. Посмотрите на меня еще раз. Я далеко не ангел. Я храплю во сне. Просто, здесь не совсем удобно спать, а так я заглушила бы рев электрички...
  Поезд мчался, монотонно отмеряя километры, и не собирался останавливаться.
  - Пора бы доехать, однако, - мысленно вздохнула я.
  - Ир, - неожиданно обыкновенным голосом произнес верзила, - Ты меня совсем не узнаешь?
  Я сделала глаза, как у рыбы-телескопа, и почему-то принялась усердно отряхивать колени его джинсов, потом, удовлетворенная результатом, спросила: "Я должна Вас узнать?"
  - Тебя зовут Ирина Палкина. Мы вместе учились в школе номер семьсот пятьдесят.
  И я вспомнила белобрысого зловредного мальчишку с карими глазами и оттопыренными ушами, навешивающего на всех ярлыки со скоростью, которой позавидовал бы самый крутой компьютер. Это он придумал мне прозвище "оглобля", тогда как все ласково величали меня палочкой-выручалочкой. Только сейчас я понимаю, что он мне здорово польстил. Во-первых, потому что я и на палку-то не тянула, скорее, на колобок. А во-вторых, оглобля по рангу выше палки. Так вот с его легкой руки, а вернее языка без костей, меня все в классе стали называть оглоблей. Можете себе представить: идет учитель по коридору и слышит: "Эй! Оглобля, дай задачку списать". Оглядывается в надежде увидеть нечто высокое, стройное и натыкается взглядом на низенькое, упитанное, конопатое существо, то есть, на меня.
  А стрельба из рогатки... Нам с подружкой влепили строгий выговор за то, что мы понаставили синяков бумажными пульками Ленке - отличнице. Но наказали нас несправедливо, потому что палили мы по Валерке и его дружку Кольке ответным, кстати, огнем. И не наша вина, что они за эту отличницу прятались.
  Да мы, собственно, никогда и не питали друг к другу нежных чувств. Я тогда была влюблена в красивого высокого мальчика из параллельного класса, а он, по-моему, всех девчонок считал ниже своего (метр с кепкой) достоинства и устраивал им (и мне в том числе) разные мелкие пакости. После восьмого класса он ушел из школы, больше я о нем не вспоминала, и вдруг... Надо же, как меняются люди.
  Я, впрочем, как была, так и осталась коротышкой. Разве что из колобка превратилась в... спичку. Ма-а-ленькое такое худое нечто. Конопушки, отравившие добрую половину моей юности, куда-то исчезли. Должно быть, в страну солнечных зайчиков. Зато рыжие волосы приобрели каштановый оттенок и стали, пожалуй, единственным предметом моей гордости. Но в наше время, когда ничего не стоит лечь спать брюнеткой, а проснуться блондинкой, никто не обращал внимания на мою шевелюру.
  Валерка же из шкодливого мальчишки превратился в громадного качка. Даже уши остепенились и прилипли к коротко стриженому черепу.
  - Ты, правда, - старая дева, - поинтересовался он таким тоном, точно все наши сорок лет мы были закадычными друзьями.
  - Да иди ты...
  - Обычно дамы в подобных случаях грозятся заступничеством благоверных мужей.
  - Но ведь это малоэффективно. Где он, благоверный? Зато я, не от мира сего, здесь. Свяжешься, не отмоешься.
  - Логично. Но на пьяного урода вряд ли подействует. Не боишься ездить одна в такую поздноту?
  - Бог не выдаст, свинья не съест.
  - Но ведь есть и другая пословица: "Береженого бог бережет".
  - Теперь ты намерен читать мне нотации?
  - Боже сохрани! Просто шел мимо. Смотрю, спит дама одна во всем вагоне. Пригляделся, и... ба-а-а!
  - А я бы тебя не узнала.
  - Мужал на стороне.
  - Ну, и как жизнь. Ты, я надеюсь, не старый холостяк.
  - Обижаешь, - запыхтел он, полез в потаенный карман рубахи и вытащил фотокарточку счастливой семейной четы: он, она и пара ушастых Валерок лет двенадцати.
  - У сердца носишь?
  - А как же. Я их, знаешь, сколько ждал.
  - Так чего же ты, дон Жуан, несчастный, обнадеживаешь одинокую женщину? Я чуть было не поверила и не бросилась тебе на шею. Одиноких дам отлеплять очень трудно.
  - Так уж и бросилась... Угрожаешь что ли?
  - Да нет. Как я могу отнимать папашу у таких лопоухих малышей. Если они к тому же и пакостники, каким был ты, то суровая отцовская рука им просто необходима.
  - А ты-то как поживаешь?
  Поезд начал сбавлять ход и медленно подполз к перрону. В вагон ввалилась веселая ватага молодежи, овеянная запахом дешевого пива, с магнитофоном, покрасневшим от бреда, который его заставляли орать благим матом.
  - Ну, вот, веселее стало. Какая станция-то?
  - Не хочешь отвечать?
  - Помнишь байку: зануда - это тот, кто на вопрос, как дела, начинает их обстоятельно излагать.
  - Мне, правда, интересно. Я ведь искал тебя: выглядывал в толпе маленьких рыжих девчонок.
  - И каков результат?
  - Женился на высокой брюнетке.
  - Надеюсь, наша встреча не разрушит твоей семьи.
  - Теперь, пожалуй, нет.
  - Ну, и слава богу.
  - И все-таки, как ты живешь?
  Раньше мне часто снилась дорога, бесконечная, изматывающая, валящая с ног. Вдруг костерок на обочине. Стайка странников, волею случая собравшихся вместе. Завтра они разойдутся, кто куда, а сегодня: тихие беседы, советы, голоса. Что-то сродни окуджавскому синему троллейбусу: "Твои пассажиры, матросы твои, приходят на помощь". Кто-то заботливый и терпеливый тактично слушает мою исповедь, слушает и отпускает грехи. Поднимается солнце, и я взлетаю навстречу рассвету. Ах! Как крылато я жила после этих снов, покуда серые будни не высасывали их из памяти до капельки. И вот сейчас в дребезжащем загаженном вагоне я наткнулась на попутчика, что пришел из прошлого и в прошлое уйдет. У этой встречи нет будущего. И он, и я это знаем. Может быть, потому нам так легко друг с другом: встретились, перекинулись парой добрых слов, и вперед, каждый к своей цели.
  - Знаешь, меня ведь зовут не Ирина, а Ариадна. Мама начудила: ей перед моим рождением привиделся белый бык с синими глазами, и потребовал, чтобы дочку навали Ариадной, иначе ее ждет ужасная судьба. Представляешь, сочетаньице: Ариадна Палкина.
  Он усмехнулся.
  - Да ты бы задразнил меня до смерти, знай мою маленькую тайну.
  - Если бы я знал, что тебя зовут Ариадна, то погиб бы окончательно.
  - Так я тебе и поверила.
  - А ты была влюблена в Славку Меньшикова.
  - Откуда ты знаешь? Я ведь никому не говорила.
  - А тебе и говорить не надо было. Все было ясно без слов.
  - И многим было ясно?
  - Пожалуй, только мне. Я ведь следил за каждым твоим шагом.
  - Ну, и что ж ты, дурья башка, не подошел ко мне по-хорошему? Глядишь, на этой твоей фотографии рядом с тремя Валерками красовалась бы я.
  - Не - а...- протянул он, как бывало в детстве, отзывался на все мои предложения, - Ты бы надо мной посмеялась.
  - А вообще-то он прав, - подумала я. Даже в самых безумных фантазиях Валерка не представлялся мне в качестве ухажера.
  - И ты сбежал после восьмого класса.
  - Если бы знал, что тебя зовут Ариадна, то остался бы точно.
  - Как был злыднем, так и остался, - проворчала я, - хорош издеваться.
  - Послушай, а может быть, выдать тебя замуж за грека. И ты зазвучишь, скажем, Ариадна Сикейрос.
  - Глупый ты, Валерка. Вон в какого бугая вырос, а все туда же. У Ариадны не может быть никакой фамилии. Она звучит сама по себе: А-ри-а-дна! Лунная дева. Путеводная нить бога человеческих глубин.
  - Ну, ты и сказала.
  - Сказала, как есть.
  - Ну, и где же твой бог?
  - Вероятно, на Крите. Мучается в облике Минотавра.
  - Тогда тебе срочно надо на Крит.
  Хорошая мысль! Послать куда подальше шарашкину контору, эксплуатирующую меня без зазрения совести. Они давно нарушили договор, заморозив мою зарплату, уверенные в том, что я никуда не денусь. А вот и денусь! Завтра же напишу заявление об уходе, и на последние гроши - в Грецию.
  Где-то там, в разрушенном лабиринте царя Миноса мечется плененный собственной дикостью бог и ждет - не дождется убийцу-освободителя. Их сведет только Ариадна.
  Может быть, мама не придумала свой сон. Ведь она серьезно верила в то, что это имя меня хранит, и так отчаянно умоляла не менять его при получении паспорта. Я сдалась, в конце концов, паспорт - только бумажка, а откликалась всю жизнь на другое привычное имя: Ирина... Оно защищало меня от насмешек, но и не давало быть самой собой. Как видно, пришла пора стать тем, кем меня нарекли.
  Сказочный остров Крит. Угасающая и воскресающая легенда. Солнце, море, запах кипарисов. Как там, у Паустовского: увидеть и умереть. Никто даже не заметит пропажи. Я достигла той степени свободы, когда ты никому не нужен.
  Спасибо, Валерка!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"