Аннотация: "Параграф 5. Понимание как системно-ценностный феномен" в моей монографии: О.Б.Соловьёв. Понимание и культура: Интенции понимания в социокультурной среде. Saarbrucken: LAMBERT Academic Publishing, 2011. С.
5. Понимание как системно-ценностный феномен
Курс лекций, прочитанных в Великобритании в 1848 г. Р. У. Эмерсоном, американским философом из числа "сторонников новых взглядов", начинался со слов: "Каждое явление одной своей гранью связано с органами чувств, другой - с нравственными оценками. Роль интеллекта в том и заключается, чтобы при появлении одной из этих граней выявлять другую: рассмотрев внешнюю сторону, обнаружить обратную. В нашем мире нет совершенно одномерных объектов"(84). В это же сотрясаемое революциями время К. Маркс и Ф. Энгельс, поставив перед философией задачу преобразования мира, объявили, что вся прежняя философия, описывая мир, упускала из виду то обстоятельство, что всякое теоретизирование является продуктом общественных отношений, а значит, всякий факт имеет идеологическую подоплёку. Нигилист Ф. Ницше сентенцией "Бог умер" подчеркнул ценностное происхождение категорий и их обесценивание: именно мы в качестве деятелей вкладываем и извлекаем ценности из совокупности сущего. "Мир слишком стар", - согласится великий бунтарь Артюр Рембо и за полсотни лет до М. Хайдеггера возьмётся за деструкцию фундаментальных понятий.
Для понимания "интеллектуального собеседника" от нас требуется разделить с ним его правоту, принять и соотнести свои убеждения с его собственными: только в диалектическом движении принятия и отталкивания системы ценностей другого оформляется человеческая индивидуальность. Г.-Г. Гадамер пояснял: "когда мы пытаемся понять текст, мы не переносимся в душу автора, в её устройство или конституцию, и уж если говорить о том, чтобы "переноситься", то мы переносимся в то, что он подразумевает как смысл. А это означает не что иное, как то, что мы стремимся допустить, признать правоту (по самой сути дела) того, что говорит другой человек. Ведь если мы хотим понять, мы попытаемся ещё более усилить аргументы собеседника"(85). Взаимосвязь понимания с системой ценностей, многомерность объектов, зачастую не доступных нам в сфере чувственного, но доступных в сфере смысла, с наибольшей ясностью проступает в явлении ментальной толерантности.
Понимание - необходимое условие толерантности по отношению к системе ценностей, носителем которой выступает, в частном случае, человек, в общем - социум. Со своей стороны, ментальная толерантность является одной из предпосылок понимания на том основании, что любая культура существует как аксиологическая система, ценности которой являются в то же время и индивидуальными ценностями. "Культура, - полагал М. К. Мамардашвили, - не совокупность... готовых ценностей и продуктов, лишь ждущих потребления или осознания. Это - способность и усилие человека быть, владение живыми различиями, непрерывно, снова и снова возобновляемое и расширяемое"(86). Л. С. Выготский, описывая развитие психики как процесс освоения человеком ценностей культуры и цивилизации, различал "натуральные", данные природой психические функции и функции "культурные", приобретённые в результате интериоризации, усвоения культурных ценностей. Понимание, в этом смысле, это бытие в культуре, переживаемое духовное состояние. Рассмотрим подвижную взаимосвязь понимания и ментальной толерантности, при разрушении которой не остаётся места ни тому, ни другому.
Этическое "ядро" феномена понимания слагается тем, что понимание между общественными субъектами обусловливается проникновением в систему ценностей другого, в другую организацию социальной памяти, и всегда с ней сопряжено, ведь в любом тексте - понятии, обычае, артефакте, который мы стремимся понять, заключены моральные, политические, религиозно-нравственные, мировоззренческие приоритеты той или иной цивилизации и культуры. "Нашему бытию /послушно/ принадлежит то, что мы всегда движемся в определённом понимании бытия", - с этой мысли В. Бимель начинает изложение фундаментальной онтологии М. Хайдеггера(87). Можно сказать, что система ценностей воплощена, экстериоризована в человеческой деятельности, к которой возникает терпимое или нетерпимое отношение со стороны социокультурного окружения. Взаимообусловленность понимания и ментальной толерантности носит характер диалога культур и исключает иллюзию того, что можно ничего не понимать, но относиться терпимо, уважать. Отношения между людьми имеют свои основания не в знании, как отмечал Г.-Г. Гадамер, а в готовности к герменевтическому опыту, или, иными словами, в готовности к пониманию.
Системно-ценностный характер ментальной толерантности подлежит изучению во всём богатстве исторического материала метафизических воззрений прошлых эпох. Герменевтика, по Г.-Г. Гадамеру, должна исходить из следующего: "тот, кто хочет понять, связывает себя с предметом, о котором гласит предание, и либо находится в контакте с традицией, изнутри которой обращается к нам предание, либо стремится обрести такой контакт", однако "связь его с сутью дела не может отличаться той беспроблемной и само собой разумеющейся слитостью, что характерна для непрерывной традиции"(88). В полярности близости и чуждости в понимании, известной гуманитарной науке как проблема антикваризма и презентизма, Г.-Г. Гадамер видел основание задачи герменевтики. Обширный фактический материал о наличии ценностных установок в актах понимания дают труды С. С. Аверинцева(89).
Что значит понять философа? - вопрос риторический. А. В. Ахутин полагает, что "ответ на этот вопрос зависит от того, как мы понимаем вообще, что такое философия и что делает человек, занимаясь ею". Он пишет: "Иван Карамазов, как мы помним, - из тех людей, которым надобно мысль разрешить, а не миллион приобрести. Философия и растёт отсюда, из этой онтологической муки, которой жив человек. В корне своём она - со всеми её "космологиями", "логиками" и "гносеологиями" - есть не что иное как "разрешение мысли", решающее наше бытие. Не решение представлено в философской системе, решание"(90). Говоря метафорически, понимание возникает как разрешение присущей индивиду "онтологической муки", как интимно-личностное обнаружение его "скрытой веры". Другой неизменно сопутствующей стороной этого разрешения будет объективация "скрытой веры" во внешней предметной деятельности - в приятии или неприятии тех или иных образцов жизни, деятельности и поведения. Это значит, что понимание и толерантность выступают как культурно взаимосвязанные полюса "онтологической муки" субъекта, онтологически укоренённые феномены философской веры.
В данном случае мы имеем дело с интенциональностью сознания на понимание смысла, выраженного знаком, или текстом, и потому не можем уклониться от вопроса: "О понимании чего идёт речь?". В некоторых случаях смысл может быть выявлен только как итог разветвлённой, комплексной деятельности многих людей (кинофильм, театральная постановка) или живого человеческого переживания (стихотворение, мы используем формулировку Ю. М. Лотмана, это тоже сложно организованный смысл), но он всегда опосредован знаком, текстом. В основу различения традиций философствования мы кладём представление об интенции понимания как исчерпывающем объекте философского исследования: открывает ли человек в рефлексии нечто более чем человеческое - Бога, мировой разум, жизненный порыв либо непосредственной достоверностью обладает сам процесс мышления, а открывающееся в нём бытие и Бог есть лишь преобразованная человеческая субъективность. Это различение Х. Патнэм называет двумя философскими темпераментами, или перспективами, по отношению к которым истина получает либо экстерналистскую (в духе метафизического реализма), либо интерналистскую (в духе когерентного плюрализма) интерпретацию.
Интенция понимания - это деятельность сознания, направленная на понимание физического или ментального (психического) феномена, рефлексивный механизм существования единого объектного поля. Она невозможна без самосознания, полагающего человеческое "я" как нечто неделимое и отличное от окружающего его мира. Мир может быть одухотворённым - анимистическим, мифическим, исполненным божественной волей, либо лишённым духовноподобных сил, но "я" необходимым образом должно быть выделено как сообщающаяся с ним самостоятельная сущность, носитель содержательных представлений, субъект понимания. Объектом, или интентумом, понимания являются интенционально осознаваемые смыслы, продукты деятельности мыслящего "я". Следует иметь в виду, что когитальный субъект не сводим к эмпирико-психологическому индивиду: индивидуальный план существования мышления укоренён в надындивидуальной общественной природе сознания. Тем самым констатируя ту или иную интенцию - понимание одухотворённого мира в античности или Духа, сотворившего мир, в средневековье и т. д., мы описываем деятельность сознания, в которой фиксируем субъект и объект понимания, а также методологический комплекс применяемых средств.
Так, если определение счастья инвариантно во всех культурах как в онтологическом, так и в психологическом аспектах - это состояние целостности, самодостаточности, в то время как не-счастье - состояние недостаточности и потому страдательности, то интерпретации последнего как субстанциональности варьируют из одной культуры в другую. Будучи под властью дискурса, люди стремятся осмыслить прежде всего то, что представляется им высшим благом и обеспечивает "ощущение жизни", возможность быть счастливыми; как отмечал К. Д. Кавелин, "деятельность, в которую замешаны умственные процессы, немыслима без идеала; он ставит ей цель и даёт норму"(91). Каждая интенция характеризуется своими системно-ценностными приоритетами в мировоззрении, которые сформировались исторически, в ходе развития средств деятельности, приводившего, в свою очередь, к возникновению различных культур понимания окружающего мира и места человека в мире.
Согласно определению Г. Гегеля, философия есть эпоха, схваченная в мысли. Выявляя системно-ценностную сущность феномена понимания, мы разделяем убеждение М. Хайдеггера в том, что "ценности рушатся не сами только по себе, мы извлекаем ценности - прежде нами вложенные - обратно из мира. При полагании ценностей и низложении ценностей мы действуем и в качестве деятелей задействованы"(92). Выросшее из традиций понимания времени и бытия, понимание самого себя не может избежать аллюзий: обесценивая путём полной и окончательной субъективации философские категории прошлых исторических эпох, мыслители современности включаются в новое, опять же ценностное, истолкование. Пример, в котором налицо оба "измерения" смысла - онтологическое и ценностное, пример нового ценностного употребления старого онтологического понятия мы можем найти у родоначальника философской герменевтики Г.-Г. Гадамера(93).
Таким образом, в феномене понимания осуществляется трансляция не всегда чётко осознаваемой отправной точки, "ядра" деятельности - её системно-ценностного смысла, этической цели, направленности на результат. По мысли американского философа Д. Дэвидсона, общность убеждений нужна как базис коммуникации и понимания(94). Философствование, выявляющее эту общность, проясняет смысл деятельности и освобождает рефлексию из пут вещных гипостазированных представлений. Тогда всё, что прежде полагалось существующим в действительности, полагалось в качестве вещей-самих-по-себе, мы можем осознать как наше знание о своей деятельности. Мы можем осознать также и то, что референция входит в наши намерения как их неотъемлемый компонент. "Даже наши изначальные объекты - тела - уже являются теоретическими"(95), - подчёркивает У. Куайн, а значит, мы говорим о них на определённых онтологических языках, заведомо содержащих в себе семантические, синтаксические и прагматические предпочтения и доминанты(96).
Что может быть прагматически более значимо, чем понимание, пусть даже к знанию люди стали стремиться ради понимания, а не ради конкретной пользы? Надындивидуальная природа понимания как предмета онтологии, порождённого системно-ценностным историко-культурным окружением, обусловливает практическую значимость понимания в достижении инвариантности ключевых определений языковой картины мира и тем самым необходимую роль понимания в формировании толерантного нравственного сознания. И наоборот: реализация понимания на индивиде или группе людей, личностная интерпретация понятий той или иной аксиологической системы есть следствие "доброй воли" - ментальной толерантности самого субъекта.