"Капитуляция" - так называется глава из воспоминаний Н. Я. Мандельштам о годах сталинского режима: капитуляция "интеллигенции" перед невиданным прежде террором.
"Крик "За что боролись?" раздался в самом начале двадцатых годов и сразу умолк. Народ ещё не безмолвствовал, а молчал, готовясь жить и благоденствовать. Интеллигенция же на досуге занялась переоценкой ценностей - это был период массовой капитуляции... Во главе движения капитулянтов были тридцатилетние, успевшие побывать на войне. Они вели за собой младших. Вообще в те годы действовали люди тридцати-сорока лет. Старшие, если они уцелели, молча отходили в сторону. В основе каждой капитуляции лежала предпосылка, что на смену "старому" пришло "новое", а тот, кто держится за "старое", останется на бобах. Это воззрение было подготовлено теорией прогресса, а также историческим детерминизмом новой религии. Капитулянты расшатывали все старые представления хотя бы потому, что они старые и, следовательно, отслужили свой срок. Для огромного числа неофитов никаких ценностей, истин и законов больше не существовало, кроме тех, которые нужны были сейчас и назывались для удобства классовыми. Христианская мораль с лёгкостью отождествлялась с буржуазной, а вместе с ней - древняя заповедь "не убий". Все казалось фикцией. Свобода? А где вы её видели?... Никакой свободы нет и не бывало... Искусство, а тем более литература, только и делали, что выполняли заказ своего класса - из этого прямой вывод: писателю следует с полным сознанием и пониманием дела перейти к новому заказчику... Из обихода исчезло множество слов - честь, совесть и тому подобное. Развенчать эти понятия не так уж трудно, когда открыт рецепт развенчивания.
Характерно, что всяким понятием в те годы орудовали в его чистом, то есть абсолютно абстрактном виде, без малейшего учёта его социальной, человеческой и земной природы. В таком виде они легко поддавались низложению: ничего нет проще, чем доказать, например, что нигде в мире нет абсолютной свободы печати, а затем заявить, что вместо суррогатов, которыми тешатся жалкие либералы, лучше с мужественной прямотой добровольно отказаться от всяких потуг на свободу. Эти схемы казались убедительными, потому что незрелые умы не доросли ни до ограничительных понятий, ни до отрицательных определений.
Психологически всех толкал на капитуляцию страх остаться в одиночестве и в стороне от общего движения, да ещё потребность в так называемом целостном и органическом мировоззрении, приложимом ко всем сторонам жизни, а также вера в прочность победы и в вечность победителей. Но самое главное это то, что у самих капитулянтов ничего за душой не было". (Н. Я. Мандельштам. "Воспоминания").
Народ и сейчас ещё не совсем безмолвствует, но готовится "жить и благоденствовать" под эхо бомбардировок в Алеппо, обеспечивающих на месяц-другой цену нефти в 50 $ за баррель. На смену "старому", перестроечному поколению приходит "новое" - валдайское, идущее вместе без чести, совести и тому подобных классовых "пиндосьих" пережитков. Хватает среди "нового" и моторол, и гиркиных-стрелковых, для которых фикция - заповедь "не убий". Про иллюзорность европейской свободы легко растолковывают пропаганцы с говорящими фамилиями - пушковы, киселёвы, подкопаевы. Раскапывают прах курганов и курганят охальные памятники прохановы и кургиняны. Добродеевно государственный заказ на "критику" исполняют щукины, берязевы, шаргуновы, на "литературу" - нелепые конкурсы сайтов с помпезными именами. Михáлковы капитулянты крутят свои мультфильмы. И всё - во фраке, с бабочкой, "народники", "интеллигенты", успевшие побывать на "холодной войне"...
"Мы так жить будем, что наши внуки нам завидовать будут", - акробатическая установка премьера Черномырдина ныне, можно сказать, реализована в полной мере премьерами от Единой России.
"Чиновничьи слои свободных профессий" - те, которые пишут "романы" и "поэмы", "дискутируют" на телеканалах, троллят в Интернете - даже не представляют, какой "свет в конце тоннеля" светит их внукам. Виллы их в Великобритании и, Бог знает, где ещё тамошние правительства однажды национализируют, счета в банках закроют, самих их на родине объявят в розыск, родственники попадут под люстрацию. Они даже не представляют себе всего этого, потому как у самих капитулянтов ничего за душой нет:
"Исторические судьбы интеллигенции темны и расплывчаты, потому что этим именем часто называют слои, не имеющие на это права. Разве можно назвать интеллигенцией технократов и чиновников, даже если у них есть дипломы или если они пишут романы и поэмы? В период капитуляции над подлинной интеллигенцией издевались, а её имя присвоили себе капитулянты" (Н. Я. Мандельштам. "Воспоминания")
После капитулянты дули в трубу и говорили, как, к примеру, Асеев, что одиноки теперь из-за того, что боролись с кремлёвским горцем. Ничего правдивого в их словах нет: придёт новый горец, они и ему подмётки целовать будут, а после рассказывать сказки о борьбе, о боях без правил, о том, что "вечный бой... покой нам только снится"... и бла-бла-бла...
"Что общего у какого-нибудь Тихонова или Федина, - спрашивала Н. Я. Мандельштам, - с нормальным русским интеллигентом? Только очки и вставные зубы. А вот новые - часто ещё мальчишки - их сразу можно узнать и очень трудно объяснить, каковы те признаки, которые делают их интеллигентами".
Новых - не так много, но они есть, и не только "мальчишки". Но только на эту интеллигенцию да на здравый смысл вся надежда.