Темное подвальное помещение магазина представлялось крошечным на фоне иных бутиков; обстановка не располагала к длительному блужданию вдоль рядов ассортимента, прицениваясь и выбирая, да и не было его в наличии, в таком объеме; товар скрывался до поры до времени от любопытных взоров редких посетителей, а еще - здесь никогда не торговались. Приходилось, порой и много клиентов принимать за день, однако по большинству времени лавка все же пустовала. Дело обстояло в том, что торговля здесь не привязана к сезону, и, соответственно, не шла в ногу с нуждами людей: предприятие вообще было довольно специфическим, но не рискованным, если придерживаться правил; товар - единичным, отличающимся от случая к случаю, лишенным массовости спроса, однако никогда не теряющим в актуальности.
Что же касается внутреннего убранства: в первую очередь вошедшему в глаза бросался старый прилавок и столы вдоль правой стены от парадного входа, к ней вплотную прилегающие; за прилавком - дверь, что вела вовнутрь, в подсобные помещения, и помимо хозяина, туда не был допущен никто более. На одном из столов - разделочная доска и глубоко посаженный в нее тесак, - посаженный с ощутимой яростью, и оттого пробивший доску с виду чуть ли не полностью, а может и так - стало быть, тогда сидел он, как недовколоченный гвоздь, и в доске, и в столешнице в придачу. Последняя покрыта множеством царапин и застарелых пятен, и вообще весь стол - целиком и полностью породистый старинный антиквариат, впрочем, ежели когда и имевший ценность в качестве культурного наследия, то теперь необратимо растерявший ее, попав в безалаберные руки; под тем же столом - груда обломков искореженного металла: раньше - по большей части тесаки да большие ножи (имелись также парочка крупногабаритных топоров и одна пила), нынче - все та же безблагодатная рухлядь на переплавку. Над столом - место для инструментов, но почти нет самих инструментов (преимущественно все они почили внизу, столкнувшись с чем покрепче качественной стали), только двухголовые вилки и плошки во всем разнообразии, прежде разбросанные по заусекам, но теперь - когда места хватало - почему бы и не повесить здесь?
На другом столе, внешне идентичном первому, разве что чуть лучше сохранившемуся, стояла клетка и заключенный в нее годовалый ребенок, мальчишка, сейчас - единственный живой в комнате. Его глаза - карие, волосы взлохмаченные, но короткие, а кожа белая, но не слишком-то бледная и это несмотря на длительное заключение, о продолжительности которого свидетельствовал внешний вид, в целом и в частности, лохмотья одежды на нем, давно прибывшие в полку половых тряпок. Мальчик нескончаемо вопил, так пронзительно и по-невротически воздействуя на разум, как могут только самые отпетые мелкие негодники. Он, стесненный обстоятельствами заключения и, вопреки ситуации, уверенно стоял на пухлых ножках, будучи откормленным, с легкостью расшатывал относительно тяжелую клетку, настойчиво требуя выпустить на волю и, казалось, совершенно не боялся возвращения поработителя.
В углу правой стены, ближе к передней, располагался котел, впритык втиснутый в угол; все прочие углы поросли паутиной, однако тот казался сравнительно свободным от ее липких объятий, впрочем, не целенаправленно освобожденным в процессе уборки, а, скорее, походя: хозяин места был высоким и потому собирал паутину головой лишь проходя мимо, из чего следовало, что в других углах он бывал крайне редко. Сейчас котел пустовал, а к середине его полости образовался заметный слой накипи, указывающий на частое применение и редкую чистку - владелец, по всей видимости, в довесок к большому росту и невнимательности, был, к тому же, не слишком искушенным в опрятности.
Здесь не имелось окон и даже узких бойниц ближе к потолку, кои частенько бывают при таких подвалах, как и не было люстры. Освещение же создавали немногочисленные искусственные источники, расположенные не упорядоченно по всей площади пустующего пространства.
Однажды дверь отворилась, впустив на мгновение шум улицы и отразив свет на стенах непроглядно темного коридора. Малыш притих в своей темнице, с любопытством ожидая, пока вошедший спустится. Как выяснилось, то был мужчина средней привлекательности, но ухоженной внешности. Он не был мускулистым, был рослым и ладно сложенным - почти атлет, но, как это иногда бывает, без своей в том заслуги - от рождения. Его буйные волосы, может в прошлом и по вороному черные, как описывают листовки, а также очевидцы преступлений, - теперь обесцвеченные, выжженные зноем Палингерии от кончиков и почти до самих корней, спускались ниже плеч и, хотя в обиходе он имел обыкновение их завязывать, сейчас были распущены. Печально известный Мордрет фон Трейл собственной персоной! Исследователь, авантюрист, писатель, волшебник и просто прожженный плут - Мордрет вобрал в себя все то, что цивилизация в людях неустанно искореняет и, по мнению общества законопослушных граждан, правильно делает. Не иначе как из-за неприятия людьми и жил в глуши диких земель, преимущественно безвылазно; жил у себя, в так называемом Замке слоновой кости, а там имел все, что нужно для жизни и даже больше этого. Таким образом, раз уж явился на черный рынок, значит дело было веским.
Он вошел и остановился, втянув изящными ноздрями выдающегося орлиного носа затхлый воздух помещения - обладая острым нюхом и умом, Мордрет безошибочно определил мощное амбре телесных нечистот, впрочем, не обратил на то ровным счетом никакого внимания, ибо сам имел дело с подобным в повседневности, а потому не находил запах отвратным и уж тем более невыносимым, как по мнению многих. Мужчина был одет в старомодный фрак, даже по меркам времени до его изобретения, и, хотя фраки еще ни разу не были в ходу, с первого взгляда становилось ясным, что одет старомодно. Также, и что не вязалось с официальным видом джентльмена, сквозь его ноздри была продета кость, а поджарое тело, совсем незаметно под одеждой, покрывали татау.
Едва удостоив безразличным взглядом ребенка в клетке, который тем временем продолжал пытливо следить за незнакомцем и каждым его движением, Мордрет уверенно, как и всегда, и во всем, ударил миниатюрной ладонью по звоночку на прилавке и с той стороны стены, из подсобных помещений, тут же донеслись звуки отодвигаемой мебели. Дверь отворилась со второго раза и со скрипом. Сначала появился нос, затем лицо, а точнее морда, потом и весь хозяин, напоминавший человекообразную жабу, раздувшуюся до огромных размеров и надутую, как воздушный шар. То был огр-людоед Карваджи.
Огров часто путают с троллями, хотя они даже не из одного роду-племени, байки же эти сами огры и распускают, а проверить на достоверность никак нельзя. Все потому, что троллей, там, где люди, к настоящему почти не осталось, ибо сидят они в таких клоаках, что поди доберешься, а от прогресса подле себя хиреют и вымирают. Огры же любят революции и, вообще, все перемены на заре их возникновения; до того, как новый строй состарится и обрастет законами - все потому что им ближе хаос, нежели порядок; в отличии от огров тролли предпочитают тишину и покой: так они спят, прикинувшись камнями где-нибудь в горах, островами при озерах, или холмами вспучивают равнины. Огры же - коренные обитатели топей, как и некоторые разновидности троллей, если находят неповоротливых сонь среди трясины, тогда донимают, будто назойливые комары громадин коров, ведь всегда мечтали быть ими, а в реальности они просто огры - завистливые и злые, недостаточно большие, чтобы жить счастливо и считаться полноценными великанами: крошки среди исполинов. Мордрет фон Трейл отлично ладил с Карваджи, а тот умело совладал с детьми, которыми торговал, и еще он обожал деньги, а также блага, что они приносят. Поэтому и встретились сегодня.
- Ты знаешь, зачем я пришел! - сразу ухватил жабу за скользкий язык клиент, вместо приветствия, и, хотя при личном разговоре Мордрет обычно делал акцент на "ты", его "Я" - всегда нависало над собеседниками с большой буквы, даже когда обсуждался не он.
- Я знаю, маг, и у меня есть то, что нужно, - деловитый огр радостно осклабился, потирая ладони четырехпалых конечностей, покрытые бородавками, его голос был сродни скрипу пустых детских качелей. Там, где он проходил, оставались опустевшие коляски, а еще Карваджи отличал превосходный аппетит, как, в общем-то, и всех огров без исключения, - сейчас принесу, погоди пока...
- Да поживее! Я не намерен провести в твоем болоте целый день... - он передернул щегольскими усиками, достал сигарету с мундштуком и закурил без спросу.
Карваджи вновь исчез в подсобке, а после принялся вносить клетки одну за другой, располагая их на стойке перед покупателем. Разных размеров и возрастов, во всех из них были детеныши, от не менее разных матерей и отцов, но все, без исключения, от разумных существ - ведь то был не питомник или приют, то была Лавка ненужных детей - по крайней мере так гласила вывеска, приколоченная над дверью. Часть из содержанцев клеток плевались огнем, часть потела кислотой, у некоторых - не было конечностей (норма для них), у некоторых - их напротив было полным-полно, но никогда не слишком много - все без исключения вопили.
Мордрет приступил к осмотру: время от времени Карваджи доставал карапузов, чтобы тот мог изучить получше, но изымать большинство из них было чревато последствиями: обыкновенные человеческие детеныши огру годились только если на похлебку, а все здесь представленные, стало быть, - твари из иных миров или из глубин этого. Мордрет сновал среди них, как доктор на осмотре, иногда подолгу зависая, словно обдумывая увиденное, иногда шевеля губами, сверяясь с известным лишь ему одному перечнем требований. В такие моменты он походил на оценщика лошадей: некоторым заглядывал в зубы, иным же - проверял копыта; все время осмотра хмыкал или прицокивал языком. Среди прочих, в одной из клеток, попалась ему миловидная девчушка в бальном платье: ее огромные печальные глаза лучились сиренью, в руках была прекрасная фарфоровая кукла. Стоило моргнуть, как чудная фиалка тут же упорхнула, как бабочка, исчезнув бесследно, оставив напоминанием о себе лишь необъяснимый налет ностальгии и запах цветов. Тогда лицо Мордрета исказилось столь неприсущей ему гримасой: казалось он вспомнил что-то из далекого детства - детства, которого украденные людоедом малыши были лишены, вспомнил первую свою любовь, или давно потерянного друга, а нет..., как оказалось, - просто чихнул. И от того чиха, один из детенышей в клетке рядом отбросил ласты: у волшебника в ответ на красоту имелась только аллергия редкой степени циничности.
По окончании осмотра он совершенно не остался доволен и, поразмыслив, вскоре раздраженно переспросил, все ли это из того, что у огра имеется в ассортименте на момент текущий? Улыбка разочарованного торгаша оставалась по-прежнему широкой, когда тот кивнул утвердительно, теряя тем самым клиента, и оттого казалась крайне неестественной: ограм не были свойственны человеческие эмоции, а для того, чтобы пользоваться успехом в обществе людей, им приходилось подражать. Конкретно данный представитель вида подражал весьма скверно за неимением практики, но находились среди жабелов (так огры именовались в простонародье) и те, кто слыли как воистину умелые притворщики.
Мальчишка в клетке на столе, увидев, что мужчина уходит, истово принялся раскачивать место собственного заточения; Карваджи, словно, только сейчас вспомнивший о нем, с ненавистью во взгляде мутных выпуклых глаз, бросился успокаивать бунтаря. И Мордрет тоже подошел, видимо решив повременить с уходом; удивленный огр отступил, давая клиенту проход. Маг, наклонившись, пригляделся и просунул палец в клетку. Малыш, недолго думая, вцепился в него, как выяснилось, довольно-таки острыми зубами, на что волшебник и не моргнул; место откушенной фаланги тут же покрылось чешуей, а, когда та осыпалась, более невостребованная, кончик пальца был уже целехонек, только розовая кожа говорила о недавнем увечьи. Мальчишка радостно смеялся, едва завидев результат проказы; кровь Мордрета стекала по его губам, его большие щечки зарумянились, а ручки быстро-быстро хлопали пухлыми ладошками.
- Что это? - безучастным тоном поинтересовался маг.
- В каком смысле, что? Ты сам разве не видишь? Мой обед! Вернее, он должен был им стать...
- Но, что-то помешало? - полуутвердительно спросил волшебник, не отводя взгляда от мальца; тот смотрел на него также внимательно, задумчиво ковыряясь в носу пальцем, - уже в тот миг Мордрет почувствовал связь между ними - тогда он опять чихнул.
Огр угрюмо кивнул под стол, при этом с горечью глядя на тесак, торчащий из разделочной доски, - с горечью, близкой горечи командира отряда, потерявшего достойного бойца. Заглянув под стол и обнаружив кучу погнутого и искореженного металла, Мордрет потребовал достать ребенка из клетки. Когда же огр выполнил требование клиента, тот сам, с трудом, уложил мальца на стол (брыкался мальчик будь здоров), и, замахнувшись тесаком, что было мощи обрушил лезвие на голову ребенка. В ту же секунду отшатнувшись, сделал несколько неуверенных шагов назад по инерции: тесак теперь засел у него во лбу, войдя точно посерединке - Знамение еще никогда не било столь прямолинейно!
- Я возьму этого! Заверни...
- Этого?! Но зачем он тебе?
- Знамение пожаловало... - он выдернул тесак из головы, словно только сейчас о нем вспомнив. Тебя все-равно только несварение ждет, если задумаешь, конечно, проглотить целиком, живьем, с тебя станется, - и это в лучшем случае, видишь ли, не человек он... А мне наверное будет прок... Да... Определенно... Но, даже если не будет... Отказаться же права не имею, в любом случае.
- Не человек? Но кто тогда?
- Почем знать? Да и без разницы, лишь бы под ногами не мешался, а песики (дети) - они такие, насколько я знаю. Ну ничего! У меня тоже клеток полным-полно. Заворачивай!
Огр завернул, но малой прогрыз пакет, - для таких случаев имелись пакеты покрепче, но и сталь он рвал зубами, как бумагу ножницы. Когда же варианты иссякли, Мордрет просто провел ладонью по глазам, закрывая веки, и тот уснул, а после схватил за ногу, как какую-нибудь тушку курицы и потащился к выходу
- А деньги?! - запоздало крикнул Карваджи, с головой погруженный в раздумья о том, как человек по виду мог оказаться не человеком внутри. Огру, и правда, было трудно понять аналогию с кукушкой, - ведь ни одна тварь мира не захочет стать огром.
- Я решил твою проблему - это стоит денег, не так ли? - Мордрет фон Трейл всегда имел доводы, чтобы ответить на подобные вопросы.
Не дожидаясь контраргумента и возможных возражений, входная дверь хлопнула, моргнув светом. Огр с досады сплюнул жижу: на три десятых она состояла из икры, на семь - из вылупившихся головастиков, - сплюнул, и, смирившись с участью голодного да обворованного, поплелся заносить товар обратно на склад: сегодня больше клиентов не ждал.