Если бы у кочующих племен, обитающих здесь, возникла такая необходимость - они бы назвали родину Каменным лесом. Именно это название (и вполне заслуженно) однажды присудят ему экспедиторы.
С высоты Каменный лес фактурой напоминает растрескавшуюся от засухи почву. С той лишь поправкой, что край этот цветет и буяет, а трещины здесь куда глубже, и весь лес - это одно гигантское нагромождение скал, опутанное лозой и прерывающееся каньонами, - пустующим пространством между породой.
Местные растения особенно крепки корнями и отлично приспособлены к условиям среды обитания. Отдельные разновидности, подражая грибам, даже избавились от потребности в свете, переселившись в толщу тверди. Они обитают в самих скалах и питаются за счет сородичей наверху, а последним взамен поставляют недостающие ресурсы: воду из подземных источников, залегающую слишком глубоко для видов, растущих на поверхности, и минералы, растворенные в ней.
Во время дождливых сезонов на дне каньонов текут реки. По ним из внутреннего моря на нерест плывет рыба, минуя Каменный лес и впадая в океан на юге. Реки в такие полноводные периоды перенаселены. Доходит до того, что рыба выпрыгивает из воды, и кажется, будто в реке больше живности, нежели жидкости. Некоторые из рыб потом возвращаются обратно в реку, другие - менее везучие - еще недолго трепыхаются, зажатые меж жвал хищных насекомых, прежде чем быть пережеванными и поглощенными ими.
Кроме людей, в Каменном лесу не водится млекопитающих: они попросту не поспевают за окрестностями, - слишком уж быстро здесь все меняется.
На вершине одной из скал разместилось племя аборигенов. По численности оно было совсем небольшим, а большему здесь и не выжить. Рядом с людьми и ближе к краю скалы сидели жуки - гигантские скарабеи - изредка поднимая пластины панциря и вороша крыльями, как бы проверяя те на готовность. На одном таком жуке умещалось до трех человек. Их тяжелые и толстые надкрылья изнутри покрывали рисунки, а с внешней стороны у самых больших и старых особей были вырезаны барельефы: только так можно было сохранить культуру и знания, не имея возможности говорить (колебания воздуха - первое, что привлекало местных хищников) и будучи лишенными постоянного места жительства.
Племя Наездников - одно из удивительных племен Каменного леса! Человеку не покорить природу - эту мудрость наездники впитывают с молоком матери, и хотя они обладают самосознанием, никто из племени не отделяет себя от мира, в котором живет. Напротив, они идут на сближение с внутренним зверем. Учатся быть больше животными, чем людьми, однако не деградируя, но развиваясь по-особенному, - так, как возможно только здесь и для них.
Люди лежали на земле, не двигаясь. Большинство расположилось посредине возвышенности. Их тела были укутаны специальными покрывалами, сплетенными из лозы. Укутаны так, что с высоты не отличить от прочей зелени. Над ними изредка пролетали насекомые. Не рискуя приближаться к скарабеям, они высматривали добычу попроще. Когда пролетали, слышно было как трепещут крылья. Часть из людей пряталась между жуков - самые маленькие, неприметные и чуткие. Прислонившись одним ухом к земле, а рукой закрывая второе, они слушали Каменный лес.
Глазами наездники почти не пользуются - слишком уж часто обманывают: большинство насекомых имеют защитный окрас. Данное правило распространяется не только на мирных травоядных обитателей Каменного леса, но и на хищников. Разница состоит лишь в применении камуфляжа: первые спасаются - вторые охотятся.
Вдруг всеобщая идиллия была нарушена, а земля задрожала. Скарабеи оживились, принялись нервно ерзать и перемещаться. Люди тоже оживились, но виду не подали: они большую часть времени общались при помощи рук, сигнализируя нажатием пальцев; приспособились чувствовать малейшие сокращения мышц под кожей сородичей. Жизнь здесь не требует сложных коммуникаций, а потому и развитой системы обмена информацией изобретать не пришлось, и, хотя несомненно у наездников в ходу был уникальный стиль невербального общения, был он примитивен и заточен под Каменный лес.
Пола плетеного покрывала едва заметно приподнялась, а из-под нее выглянул туземец, осматривая местность. Его внимание привлек один из дозорных, лежащих на краю, среди жуков, указав на источник дрожи. Таковым оказалась скала на западе, прежде бывшая высочайшим пиком окрестностей и отличающаяся от прочих практически полным отсутствием растительности на ней, необычайно гладкой поверхностью, а также заостренной вершиной, тогда как большая часть скал в наивысшей точке имели ровную площадку, вроде той, на которой расположилось племя.
Теперь же скала пришла в движение и двигалась она по направлению к их стоянке. Действо сопровождалось все нарастающим грохотом обвалов и тектоническими сдвигами на местности. Внизу каньонов, по дну и стенам, с огромной скоростью мелькали силуэты. Мелькали так, что человек непосвященный мог бы подумать, будто это тени, которые отбрасывают тучи, гонимые ветром, - мог бы подумать, если бы не полный штиль и безоблачное небо наверху. На самом же деле - это убегали бескрылые насекомые, спасаясь от бедствия. И крылатые тоже спасались: жужжащими эскадрильями они проносились над людьми, в то время как те незаметно общались между собой наощупь.
Когда же очередной рой миновал пик, а движущаяся скала была уже на полпути к стоянке племени, ощутимо нарастив при этом скорость, из-под покрывала на вершину вдруг, как по команде, четко и слажено, высыпали люди. Пока часть из них складывала маскировочную попону, другая - готовила скарабеев к вылету.
В полете наездники не использовали седел или другой сбруи - летали без страховки и креплений. Распластавшись на животе, они цеплялись за передний край панциря руками, а ноги вставляли в прорезь между грудными отделом и надкрыльями; полетом управляли за счет смещения массы тела. Чтобы управлять такой махиной, как здешние скарабеи, веса одного человека недостаточно и потому - летали обычно парами, а иногда и по трое. Только старейшины племени летали по одному на самых крупных особях - тех, чьи панцири украшала резьба. Наиболее опытные среди всех наездников, они за годы странствий и сожительства настолько сроднились с жуками, что установили с теми контакт на уровне мысли. Поэтому их стиль полета отличался от стиля молодых наездников. Эта связь между людьми и насекомыми также позволяла держать жуков в узде и не давала тем покинуть наездников на произвол судьбы, или же вовсе, - обернуться против них. Именно совет старейшин управлял племенем, - у наездников не имелось единого вождя.
Как только последний из всадников занял свое место на спине скарабея, тяжелые пластины панциря поднялись, открывая рисунки содержащие знания о примитивном быте племени, а крылья расправились. Сначала трепыхания были слабыми, однако быстро наращивали темп и обороты. Жуки, готовясь ко взлету, сменили угол наклона, опустив головы вперед и приподнявшись на задние лапы. Одомашненные они за счет все той же связи со старейшинами принимали решения синхронно - так эффективно, как дикие особи не могли. Движения крыльев поднимали пыль с вершины в тех немногих плешах на ее поверхности, где не росла трава. Почва вибрировала.
Первыми от земли оторвались старейшины. За ними потянулись и все остальные наездники, в порядке убывания старшинства и, соответственно, массы скарабея: чем легче, тем скорее взлетает особь и тем она маневреннее. Спустя несколько секунд после эвакуации произошло столкновение.
Огромная скала, набрав разгон, врезалась в то место, где еще недавно находилась стоянка Наездников, раздробив его на множество частей. Во все стороны полетели крупные обломки и более мелкие брызги камней, поднялось облако крошева. Это самое облако прослеживалось по всей траектории движения скалы и только сейчас, в самом начале ее фатального шествия, пылевая завеса понемногу развеивалась, открывая ужасающую картину разрушений. А среди тех новообразованных развалин уже вовсю копошились насекомые.
Каждый такой катаклизм приводил к нарушению маскировки и очень многие обитатели Каменного леса тогда погибали, - вымирали целые популяции. Не непосредственно из-за катаклизма, но в виду того, что каждая новая подобная катастрофа перетасовывала карты в гаданиях на жизнь или смерть, формируя новый уникальный расклад природного отбора. Впрочем, даже вымирание целого вида здесь проходило незамеченным, учитывая, что нет ученых и защитников природы, чтоб беспокоиться, а также потому, что на каждый вымерший вид приходилось по несколько новых. И ниши никогда не пустовали, а пищевые цепи, - не сокращались: всегда невообразимой длины.
Эскадрилья скарабеев поднялась высоко над Каменным лесом, выискивая, где бы разбить новую стоянку. Ветер трепал волосы всадников. Они не смотрели вперед, но, прижавшись всем телом к жуку под собой, слушали вибрации панциря; по переменам их частоты наездники могли определить состояние насекомого, а вместе с ним и опасность на пути.
Только старейшины смотрели прямо перед собой. Они видели, что не одна только эта скала пришла в движение, но множество катаклизмов разворачивалось внизу в настоящий момент, - видели и знали, почему так происходит. Знали, что те скалы - и не скалы вовсе, а рога исполинских носорогов-големов, вылепленных Миношем - падшим богом, что давным-давно был изгнан своим народом в этот мир из иного, - изгнан задолго до людей и даже до выхода жизни из океана на сушу, - изгнан за проступок, которому нет оправдания.
Издревле так повелось: те гиганты, как заводные механизмы, время от времени пробуждаются ото сна. Пробудившись, они крушат все вокруг, движимые неведомым простым смертным алгоритмом, выполняя задачи, предписанные им создателем и запечатленные на их языках, заложенные тем самым в основу их существования. Не живые и не мертвые, их плоть - глина, что тверже камня, а глаза - драгоценные камни. Они не имеют свободы воли и не могут размножаться, но по жилам их течет кровь, - черная кровь недр.