Они никогда не видели солнца, никогда не пили воду из ручья, ни разу в жизни не чувствовали ветер, невидимым гребнем зачесывающий волосы назад, - они обитали за пределами всего этого, в глубине подземного комплекса, который ограждал их от радостей и горестей вовне. Это отнюдь не значило, что жизнь здесь безбедна, но с предками и старым миром, вот уже несколько поколений, людей связывали лишь реликвии: фотоснимки, видеозаписи, фильмы, игры, музыка исполнителей, канувших в Лету и книги, - великое множество книг.
Даниэль настраивал гитару, сидя в кромешной темноте комнаты. Инструмент достался ему от отца, а тому от деда. Гитара выглядела чуждо в бетонной коробке, но сейчас, под покровом искусственной ночи, это не было так заметно. Только шершавость поверхности выдавала ее и музыка, что заглушала шум падения капель за стеной. После каждого перепада давления в системе водоснабжения трубы начинали течь. Поэтому он сейчас играл, а не спал как положено по режиму.
Струны гитары не изнашивались и по качеству звукоизвлечения превосходили устаревшие аналоги из двадцать первого века - человечество успело достичь многого до того, как появились первые зараженные, а очередная подающая надежды цивилизация полетела в Тартарары. Ее последние представители опустились на двести метров ниже уровня поверхности.
Приблизительно на таком расстоянии залегал первый ярус бункера, остальные углублялись еще дальше в породу. Точное количество уровней комплекса, а также примерная длинна тоннелей и общая площадь бункера не была известна рядовым гражданам. Загадкой для них оставалось и назначение множества служебных помещений.
Бункер строили на скорую руку, используя новейшие технологии. Вход располагался в шахте межконтинентальной баллистической ракеты, заброшенной задолго до катастрофы, а старейшие помещения нулевого уровня принадлежали к инфраструктуре ее обеспечения. Теперь туда никто не ходит, а даже если бы и ходили, то не нашли бы вразумительных ответов свыше тех, что дает правительство.
Моргнули лампы и зажегся дневной свет. Технически он был идентичен тому, что видели их наземные предки, - технически... Даниэль отложил гитару в сторону, но прежде чем прислонить к стене, провел по инструменту ладонью, вдохнул запах старого дерева, потерся щекой о шероховатости. Здесь было достаточно сухо и не случалось сквозняков, а потому инструмент можно было хранить где угодно в комнате, без риска привести в негодность.
Скудное убранство помещения пришлось бы по духу лишь аскету, только сейчас, в отличии от времен древности, аскетизм - вовсе не предпочтение, но неотъемлемое условие, сопутствующее существованию. Здесь был стол с терминалом, кресло и кровать. Шкаф с однотипной одеждой, вмонтированный в стену. Источники света - плоские и компактные, но при этом очень эффективные. Все части комплекса были выдержаны в этих двух качествах - компактности и эффективности, при отсутствии эстетизма или излишеств.
Потребность человека в последних двух пунктах удовлетворялась в комнатах релаксации, посещение которых было таким же обязательством, как и множество других вещей, составляющих здешний быт. Даже отдыхая, человек не имел досуга, но продолжал выполнять план. Хотя практической разницы между свободным отдыхом и отдыхом по команде не было, на Даниеля последнее обстоятельство давило.
Мужчина подошел к столу, по пути разминая руки. Тело его было сухим и поджарым, как и у всех прочих обитателей комплекса. Идеал физической формы достигался постоянными упражнениями и диетой. Программа тренировок подбиралась индивидуально для каждого, а по прошествии времени менялась, пребывая в неразрывной связи с процессом старения и изменениями метаболизма, обусловленными последним. Единственное, что оставалось неизменным - отсутствие альтернативы.
Он опустился в кресло, совершенное по строгим меркам ортопедии и потребительского комфорта. Высокая спинка с готовностью обхватила торс обивкой из синтетической кожи. Заказанная государством и выполненная в соответствии с высоким стандартом качества, ни разу за все время в обиходе она не прорвалась и даже не затерлась, пережив фабрику, из цехов которой вышла в далеком прошлом.
Мебель, техника, и вообще все, с чем сталкивались жители комплекса в своей серой, как бетон этих стен, повседневности - за редким исключением не принадлежало их времени.
Порой Даниэлю казалось, что и он сам не принадлежит к нему и никто из его поколения, - казалось, что времени вообще не существует как такового, но есть только здесь и сейчас. В некотором смысле так оно и было, и каждый новый день в изоляции повторял предыдущий.
Терминал был тонким и широким прямоугольником без видимого ободка или других изгибов рельефа. Когда Даниэль сел - экран включился. Возникшее изображение явило его взору приятного мужчину средних лет, во многом похожего на самого Даниэля и этим располагающего к себе. Фон позади него был абсолютно белым. Увидев подопечного, психолог привычно улыбнулся, устанавливая контакт. Улыбка, в отличии от фона, не была белоснежной, как у актеров былого, смотрелась естественно и участливо. С ранних лет Даниэля, этот мужчина был к нему приставлен супервизором... И с тех пор не постарел ни на день.
- Как ваше самочувствие, Даниэль? - мягко спросил он, начиная разговор. Прежде чем ответить, Даниэль оценил безупречно подобранный галстук и отлично сидящий пиджак.
- Я в порядке... - он поднял глаза и посмотрел на психолога, а увидев, что тот настроен скептически, добавил, - это точно!
- Ну разумеется... Тогда стандартная процедура и на сегодня вы свободны... - сказал супервизор будничным тоном, пристально наблюдая за реакцией Даниэля на слово "свобода".
Так и не дождавшись ответа, психолог вытащил колоду карт, содержащих образы для работы с ассоциативным рядом; отделил одну карту из колоды и показал, не глядя на картинку.
- Я вижу горы, высокие и недостижимые вершины... - сказал Даниэль, без особого энтузиазма.
- Где еще вы видели горы? - спросил психолог, отложив карту в сторону.
- Вживую нигде не видел, только на фотографиях и записях, - он подавил возмущение от бестактного вопроса и сохранил тон ровным.
- Что они для вас значат?
- Поверхность, высота, холод и страх, - четко ответил Даниэль, а еще непокорность, неприкаянность и удовольствие от превозможения себя, но об этом умолчал.
Супервизор не нарушал процесс собственными домыслами, догадками или научными трактовками образов, только изредка направлял клиента, когда было нужно. Запись каждого сеанса велась аппаратурой и хранилась в архивах, при необходимости поднималась и обрабатывалась. На последующих картах Даниэль увидел ручей, луг, цветок и образ человека с протянутой рукой. Каждый раз он говорил не то, что чувствует на самом деле, но то, что по мнению Даниэля, от него хотят услышать.
На последней карте была изображена чаща - лес темный и зловещий, без проблеска света - единственное место, куда бы он не решился отправиться, окажись на поверхности. Даниэль не боялся леса будучи ребенком, напротив - тот привлекал его, как и все недоступное, однако со временем, в процессе взросления, личность его претерпела изменения, а вместе с ней и отношение к тем или другим вещам.
Чем больше он проникался чащей, тем более она пугала его, и сейчас, по ночам, ему часто снились кошмары, где в лесу, меж деревьев, бродили вовсе не звери, но причудливые твари без четких контуров и формы, - бродили в поисках чего-то и очень может быть, что одного заблудившегося мальчика. Во снах он был этим ребенком, беззащитным и блуждающим в полном одиночестве, лишенным надежды на спасение, которой просто неоткуда ждать.
Всякий раз, увидев первую карту, Даниэль ожидал увидеть последнюю, тревожась за то, как отреагирует на нее и сможет ли устоять на сей раз, - всякий раз он справлялся, избегая демонстрации тревоги и безнадеги, которые осаждали его ум.
- Хорошо, на сегодня закончим, пожалуй... - сказал психолог, откладывая сложенную колоду в сторону, куда-то за пределы видимости Даниэля. Мягкий и обволакивающий, аки патока, голос супервизора вывел мужчину из прострации, навеянной лесом.
Очнувшись, он еще раз взглянул на психолога, изучая его внешность, в поисках соринки, что могла бы нарушить иллюзию безупречности, которую тот излучал всем своим видом; еще раз осмотрел бледное лицо на наличие морщин или пигментных пятен - всего того, что позволило бы ему воспринимать психолога как человека, живущего и стареющего, каким был сам. Хотя они давно знакомы, Даниэль ничего не знал о своем психологе, он ни разу не встречался с ним вживую и не видел среди других людей, обитающих на первом уровне комплекса.
Отчасти это объяснялось тем фактом, что супервизор входил в число государственных служащих, чьи апартаменты располагались ниже резиденций рядовых граждан, что, впрочем, ничуть не объясняло все остальные странности, связанные с ним. Но даже государственные служащие, особенно те, которым по роду деятельности предписано иметь дело с людьми (снабженцы или социальные работники, делегаты), время от времени захаживали сюда, когда требовалось их присутствие, а блюстители правопорядка, так и вовсе жили с гражданскими бок о бок. Все они были полноценными людьми - иной раз, встречая служащего из нижних ярусов, Даниэль подмечал изменения в его внешности за прошедшее с момента их последней встречи время - только супервизор, приставленный к нему, оставался все тем же.
Вполне естественно, что у Даниэля за долгие годы накопилось множество гипотез на сей счет, но ни одна из них не могла быть подтверждена или опровергнута тем ограниченным набором сведений, которым он располагал. Примечательно также то, что такие сеансы происходили, когда человек был готов, но всегда до двенадцати часов дня по астрономическому времени региона, ниже которого располагался комплекс. Чем определялась готовность - неизвестно. В случае, если по итогу сеанса диагностировалось отклонение от нормы, человека ставили на учет, но не уведомляли об этом. По истечению условного периода времени, отведенного на исправление, его ждала госпитализация и перевод на нижние уровни, где проходило лечение. Загреметь туда могли и вполне здоровые психикой нарушители спокойствия, - диссиденты.
Информация о месте нахождения бункера гражданским лицам не разглашалась из соображений безопасности, а также в виду того, что объект правительственный. Несмотря на то, что старый мир канул в лету, по-прежнему оставались востребованными люди, чтобы складывать на дальние полки тайных архивов документы под грифом секретности.
Экран погас - собеседник оставил его, - но сам Даниэль еще некоторое время сидел, утонув в кресле и собственных нелегких размышлениях. Затем пересел на койку и взял в руки гитару, игра на ней позволила отвлечься. К сожалению, играть получилось недолго, и вскоре он вновь отложил гитару в сторону, когда пришло время идти на завтрак. Открыл шкаф, одел первый попавшийся под руку комбинезон и вышел в коридор.
Все тоннели и помещения комплекса делились на категории в зависимости от назначения и уровня доступа. Что касается интерьера и технического обеспечения - помещения в пределах одной категории были оснащены идентично.
Двигаясь по хитросплетению здешних лабиринтов, следовало ориентироваться на линии и указатели, которые встречались в коридорах повсеместно. На определенной стадии развития новообразованного общества планировалось обеспечить каждого гражданина портативным компьютером, подключенным к внутренней сети комплекса, в том числе и для удобства ориентации в пространстве, но по итогу от идеи отказались. Сегодня только государственные служащие получали портативные гаджеты в личное пользование. Во всех сферах жизни наблюдалось сокращение роли гражданина - автократизация власти. С каждым последующим поколением свобод у граждан становилось все меньше, а период отрочества Даниэля совпал с повсеместной чипизацией населения, - последний гвоздь в гроб либерализма.
Преодолев очередной виток коридора, он вышел в небольшое помещение, предшествующее столовой, к которой был приписан. Таких столовых на первом уровне содержалось множество, - Даниэль не располагал даже примерными сведениями об их количестве, равно как и доступом к переписи населения, по которой мог бы просчитать число столовых в обиходе, если бы хотел. Учитывая, что первый и последний раз, когда в комплексе велись структурные строительные работы, был, собственно, период его построения, значительная часть катакомб оставалась в резерве еще с тех пор, с расчетом под нужды будущих поколений.
В том помещении, куда он вышел, производили санацию - по мнению большинства жителей комплекса, данная мера предосторожности давно устарела, и только в местах тесного контакта больших масс людей сохранялись прежние высокие стандарты безопасности. Санация включала в себе полное омовение тела детергентами. Вещества эти были в общем и целом безвредными для человека, однако при длительном контакте с телом и в количествах, превышающих допустимую концентрацию, могли навредить.
Помещение содержало несколько десятков камер, напоминающих душевые кабинки, но даже за их пределами из стен непрерывно лилась жидкость. Внутри большинства из камер уже находились люди - Даниэль пришел как раз вовремя, чтобы не застрять здесь надолго. И хотя сама по себе санация не являлась длительной процедурой, процесс включал в себя также регулярную чистку помещения и оборудования внутри него, что увеличивало его общую продолжительность.
Даниэль вошел в свободную кабинку, не снимая комбинезон, ткань которого была износоустойчивой, отлично пропускала влагу и не менее качественно от нее защищала. Одежду проектировали с применением новейших достижений в области молекулярной инженерии. Поры ткани обладали избирательной чувствительностью, пропуская одни вещества и удерживая от проникновения другие.
Внутри кабинки не имелось каких-либо переключателей или регуляторов, как и не было видимых датчиков. В устройстве техники комплекса, предназначенной для пользования гражданскими лицами, прослеживалась глобальная тенденция старого мира к упрощению и автоматизации технологии.
Едва он ступил внутрь, как тут же панель позади него герметично затворила проем. Теперь все стены кабинки прилегали друг к друг, как литые, словно в таком виде она и сошла с конвейера. Сегмент потолка, находящийся прямо над ним, изменил спектр своего свечения из умиротворяющего голубого на предупреждающий красный. И почти сразу же со всех сторон на Даниэля хлынула жидкость. Она появлялась из стен кабинки, не имеющих отверстий, подобно соку из пор перезревшего персика. После омовения детергентами его окатили водой, потом еще какое-то время он ожидал, пока свет вновь станет голубым, и только когда это произошло - задняя панель кабинки отъехала, и Даниэль смог выйти.
Почти сразу же комбинезон испустил пар, осушившись, а часть из веществ, содержащихся в составе моющего средства, осыпалась порошком на пол, где его тут же смыла постоянно прибывающая в помещение жидкость. Никого помимо Даниэля здесь по-прежнему не было: кабинки работали таким образом, что после чистки одновременно открывалась только одна - кто-то покидает помещение, а кто-то в него заходит - таковы здешние правила.
Столовая была гораздо вместительней предбанника. Она состояла из множества небольших секций, внутри которых человека ожидала уединенная трапеза. Все, что от гражданина требовалось - войти и откушать. У каждого жителя комплекса, приписанного к определенной столовой, внутри нее имелась своя секция, специально отведенная под него. Чтобы предвосхитить возможные споры, двери секций были оснащены детекторами для идентификации личности пользователя. Даниэлю не было известно - на что в точности реагировал невидимый датчик. Быть может, на чип внутри него, или же вовсе, - на генетический маркер.
Дверь секции бесшумно отъехала в сторону, и он вошел в помещение. Комната, а скорее ячейка, была небольшой и компактной. Здесь находился стол, в целях экономии места приделанный к стене, как в некоторых из транспортных средств старого мира; было кресло, не менее удобное, чем в комнате, где жил и картина на стене, над столом. На картине - поле подсолнухов и нежно-голубое небо, гамма выдержана в пастельных тонах и внутреннее убранство секции тоже - этим помещения столовой выгодно отличалась от стен бетонных коробок, которые жители комплекса наблюдали практически все время.
Сейчас стол был в опущенном положении, еда на нем испускала пар, однако совсем не выглядела аппетитно - рацион был скуден во вкусовой палитре, вне зависимости от времени суток. На завтрак ели в основном каши из злаков и зелень, все та же зелень неотъемлемо сопутствовала жизни граждан на протяжении всего дня. Только изредка их баловали пресным мясом неизвестного происхождения, но даже тогда никто не испытывал удовольствия от приема пищи в виду отсутствия у еды вкуса.
Зелень выращивали на специальных фермах, с применением методов гидропоники и аэропоники. В замкнутой системе бункера не существовало понятия "отходов" - все, что когда-либо сюда попадало, а также его производные становились частью единой системы и использовалось в дальнейших производственных циклах.
Не желая затягивать, Даниэль взял вилку и приступил к трапезе, как приступает каторжник к работе. Вскоре тарелка опустела, а живот наполнился. Всякий раз по окончанию приема пищи, он смотрел на картину над столом - чаще всего, покой и благодать, изображенные на полотне, вгоняли его в тоску. Его печалила недостижимость поверхности
Поднявшись, он сложил грязную посуду и поднос в специальную секцию, проделанную в стене, позади него. Поднял стол, и едва поверхность последнего вошла в соответствующий паз стены, узкие щели сгладились и стол полностью слился с ее поверхностью. На его середине, при этом, загорелся прямоугольный участок мерного синего света - для того, чтобы стол снова отделился предполагалось прикоснуться к нему.
Даниэль покинул столовую, но не тем же путем, через который входил: выход располагался в другом месте и вел в рабочую зону.
Граждане, обитающие в комплексе, вносили посильный вклад в жизнь общества, частью которого являлись. Лепта каждого взымалась в соответствии с личностными качествами. На разных стадиях взросления жители комплекса проходили тесты, целью которых было установление оптимальной общественной роли индивида. Положение в социуме определялось предрасположенностью и степенью развитости тех или иных качеств, по совокупности которых и подбиралась оптимальная роль члена общества.
Еще в двадцать первом веке их предки отошли от изжившей себя традиционной модели образования, с упором на всестороннее развитие человека. Ее место заняла личностно-ориентированная система, где необходимый пакет профессиональных компетентностей подбирался с учетом потребностей времени. Дальнейшее развитие системы претерпевало рационализацию и переосмысление в соответствии с всевозрастающими стандартами образования, научными достижениями и запросами работодателей к новым специалистам.
В комплексе не имелось школ или высших учебных заведений, так как это противоречило нормам безопасности и было слишком сложно реализуемо с точки зрения гигиены. Обучение велось дистанционно, курсы подбирались по специальности. По достижению совершеннолетия человека переводили на непосредственное место роботы. Иногда, как в случае с Даниэлем, это сопровождалось сменой места жительства и расставанием с семьей.
Хотя все должности, существующие в комплексе на момент текущий, были до той или иной степени востребованы, некоторые из них относились к привилегированным, другие - к не слишком-то почитаемым, но откровенно порицаемых обществом профессий не было.
Выше прочих ценились кадры с предрасположенностью к управлению - таких переводили на нижние ярусы. Что же касается техники и производства, в связи с уже упомянутой автоматизацией и уровнем развития технологии потребность в соответствующих специальностях не была столь ярко выражена в настоящем. Те же специалисты в данной отрасли, что производились по государственному заказу, занимались обеспечением действующих систем, но не их оптимизацией и не созданием новых. Особнячком стояли силовые структуры и ведомства внутренней безопасности: программа подготовки таких кадров включала в себя обязательную идеологическую обработку. В комплексе существовало развитое научное сообщество, преобладающая часть исследований которого велась в области социологии. Как отдельные кадры рассматривались подопытные для научных изысканий, Даниэль входил в их число.
Место, где он работал, представляло собою некий "офис", состоящий из множества кабинетов и коридоров. Средний размер кабинета был равен секции в столовой, но со временем и в зависимости от качества работы он либо увеличивался, либо уменьшался. Не существовало четкой формулы успеха, однако прослеживалась корреляция между размером кабинета и повиновением, или неповиновением. Зачастую двум индивидуумам поручалось работать в паре, но при этом перед ними ставились прямо противоположные задачи, направленные на один и тот же объект. От того, что предпримет человек на разных стадиях работы зависело его благосостояние.
Кабинет Даниэля был в два раза меньше, чем средний кабинет офиса. Сузься стены еще чуть-чуть, и ему бы пришлось набирать текст своим носом. Внутри кабинета был стол, стул и терминал на серой стене. На столе стояла пишущая машинка, а рядом с ней лежала стопка бумаги. Суть работы состояла в том, чтобы описать место, выведенное на экран терминала сквозь призму субъективного восприятия, - написать эссе. Место каждый день новое, иногда просто природный ландшафт, иногда конкретная историческая памятка.
Сегодня на экране сменяли друг друга снимки заснеженных пейзажей Гималаев, а среди них - могучий и строптивый Эверест, словно в насмешку над его низменными мечтами. Даниэль был очарован им, и в то же время совершенно разбит. Не первый раз, когда ему в быту встречалось то, что ранее видел на изображениях карт из колоды супервизора, но каждый раз, когда это происходило, он вспоминал психолога, думал о том - нет ли здесь взаимосвязи. Подобные мысли не являлись нормой, и Даниэль всячески их от себя гнал, чтобы не загреметь на коррекцию.
Он сел за стол и заправил лист бумаги, затем привычно проверил чернила, хотя за все время не сменял их ни разу - к моменту его прихода все уже было готово; потянулся и размял пальцы, предварительно сложив их в замок. Несмотря на наличие правильного настроя, пальцы Даниэля не выдали и нескольких строк после разминки, к тому моменту, как стена, по правую руку от него, прежде бывшая непроглядно серой, вдруг сделалась прозрачной. За ней оказался другой кабинет, но куда более просторный и с богатым внутренним убранством. Не факт, впрочем, что кабинет действительно находился там, скорее всего, это была проекция.
За столом, идентичным столу Даниэля во всем, кроме размера, сидела привлекательная и ухоженная женщина в расцвете лет, одетая в старомодный деловой костюм. Он увидел ее в профиль, и она его тоже, лишь мельком взглянув.
На терминале перед женщиной проносились те же заснеженные вершины, а пишущая машинка, визуально выполненная с шиком и лоском Века джаза, без запинок печатала буквы. Рядом стоял граммофон и вертелась заезженная виниловая пластина, производя музыку, недоступную уху Даниэля. Время от времени женщина ритмично постукивала каблучком ей в такт - он без труда различил свинговый ритм в пульсации ее аккомпанемента.
Увидев коллегу, Даниэль вздохнул: гораздо хуже, чем просто работать в паре, - работать с успешной карьеристкой. К его счастью, в тот день дополнительных условий по работе не поступало, а сотрудница вскоре оставила его в отнюдь не гордом одиночестве, утерев нос и по объему работы и по ее содержанию, если учесть, что после сдачи одна из стен ее кабинета сместилась на несколько миллиметров вперед, прежде чем связь оборвалась.
С горем пополам Даниэль окончил работу в тот день, не получив за нее ни взыскания, ни поощрения, - окончил, и просто ушел, как уходил каждый день на протяжении вот уже многих лет.
***
Помещение комнаты релаксации представляло собой просторный зал, заполненный разного рода произведениями искусства. Здесь всегда было сумрачно в лучшем смысле слова - атмосфера полутьмы сама собой располагала к отдыху. Играла музыка и люди лежали в гамаках, но даже здесь они не имели права прикоснуться друг к другу, зато смотреть, при желании, можно было сколько угодно, в пределах срока релаксации, разумеется.
Даниэль лежал и думал о женщине, плечом к плечу с которой работал сегодня. Он очень часто размышлял на тему того, чем именно занят, с позиции целесообразности. И если все они проходили тесты на предрасположенность, почему некоторые, казалось, были созданы для труда в своей отрасли, в то время как другим оставалось лишь пасти задних, глотая пыль на последних местах?
Музыка в зале релаксации играла преимущественно академическая, если точнее - романтического периода. Преобладали в ней ноктюрны и вальсы, среди композиторов наиболее часто встречались: Ф. Шопен, Дж. Филд, Э. Х. Григ, Ф. Лист.
В настоящий момент проигрывалась запись "Любовной мечты" Листа, и слушая ее, Даниэль продолжал вспоминать прекрасную незнакомку, испытывая к ней странную смесь влечения и отторжения.
Сколь удивителен человеческий разум, и особенно удивительно в нем то, как у некоторых людей два совершенно противоположных чувства могут сочетаться между собой по отношению к одной персоне, при этом не вызывая конфликта на уровне эмоций, но только на уровне осознания и логического осмысления.
Он никогда не спрашивал отца о том, как тот встретил мать. В книгах классиков старого мира - шедевров мировой литературы - которые имел удовольствие прочесть, пока еще читатель внутри него не умер, а разом с ним и романтик, все было очень просто и одновременно сложно. Там, чаще всего, мальчишка встречал девчонку, мужчина - женщину, а после, если любовь была взаимной, их миры вступали в сопряжение, и тогда они тонули с головой, - тонули с головой друг в друге.
Гораздо позже, уже в зрелом возрасте, он узнал, что для создания новой ячейки общества необходимо заполнить множество бланков и соблюсти кучу формальностей, пройти обязательные тесты на наследственность.
Романтика умерла задолго до эпидемии, она медленно конала с тех пор, как красота интерьера уступила место практичности, а самобытность творца - шаблонности, для удовлетворения спроса.
Об этом и многом другом сродни этому Даниэль рассуждал в свободное от работы время. Рассуждал отчасти из-за скуки, а отчасти - потому, что был к рассуждениям склонен. Работа подходила ему, не подходили темы, а точнее - угнетало то, что не мог выбрать тему сам.
В некоторые из ночей он долго мучился от бессонницы, пока волнующая его цепочка умозаключений не подойдет к логическому финалу, или не отодвинется на задний план в связи с усталостью. А на темных и неизведанных просторах снов, куда проваливался, порой совершенно незаметно для себя, его уже поджидали непроходимые дебри чащи и ее диковинные твари.
***
Мальчик неловко пробирался между стволов, то и дело соскальзывая и спотыкаясь о корни. Укутанная в красный плащ с глубоким капюшоном тщедушная фигура ребенка напоминала крошечный мухомор, возникший после дождя. Эта схожесть подчеркивалась высотой деревьев, густые кроны которых скрывал туман.
Белесая пелена застилала все вокруг, а под покровом мглы мелькали силуэты. Объединенные общим происхождением, но не похожие друг на друга, они выглядели чуждо и отталкивающе, и лишь подбрасывали хвороста в огонь его страха. В самом же лесу сухих веток не было - ливень, казалось, не собирался утихать, а вдалеке вот уже несколько часов слышались раскаты грома.
Вода, заторможенная в падении кронами, стекала по стволам, срывалась вниз с ветвей и листвы деревьев. Капли разбивались о материю капюшона, и каждый раз он вздрагивал так, будто это не дождь, а чья-то когтистая лапа опустилась на его голову.
В такие моменты мальчик быстро оглядывался, и вода, собирающаяся между изгибов капюшона, от резких порывистых движений разбрызгивалась по сторонам, прибавляя суматохи во всеобщем хаосе.
Черные калоши на ногах защищали от влаги, но не от холода. Штаны, пропитавшись водой, здорово потяжелели, и теперь липли к ногам. Мышцы налились усталостью, и иногда возникало почти непреодолимое желание положить голову на корни и уснуть в вечном забвении. Каждый раз он сдерживал себя и продолжал пробираться вглубь, вопреки всему, - с каждым разом сдерживаться становилось трудней.
Прикасаясь к деревьям - опираясь на них - он ощущал, помимо сырости и неровного рельефа коры, знакомую шершавость поверхности, но не знал откуда ее помнит. Это чувство вдохновляло мальчика на дальнейший путь и помогало справиться со страхом. Чем глубже в лес он забирался, тем идти становилось трудней, и тем больше хотелось повернуть обратно.
Но несмотря на все невзгоды, мальчишка помнил, что где-то там - за чертой древостоя - его ожидают теплый и уютный дом, мягкая постель и мама - уже одна мысль о доме грела, но не так, как разожженный силуэтами костер страха, а так, как греют старые фотографии, времен, когда все еще было хорошо.
Однажды он услышал журчание воды. Сначала ему показалось, что это лишь галлюцинация - обман, иллюзия, навеянная усталостью и стрессом от изматывающего путешествия, однако по мере приближения, журчание становилось все громче, и вскоре он обнаружил ручей.
Двигаясь по лесу, мальчик утолял жажду, ловя языком капли дождя, и на вкус они были горькими, неприятными, щипали язык. Теперь же он упал в грязь сырого дерна, прильнув к ручью губами - тамошняя вода на вкус оказалась полной противоположностью дождевой: сладкая и живительная она восстанавливала силы, испробовав единожды, ее хотелось пить еще. В тот миг он понял: достигнув истока водоема - вернется домой.
***
Бесчувственное тело Даниэля тащили двое мужчин, одетых в форму. Несомненно, они отличались друг от друга и внутренне, и внешне, но годы муштры, а также нынешний статус -обезличили представителей службы внутренней безопасности в глазах окружающих. Они несли его, подхватив под руки, а ноги спящего волочились по полу.
Приди Даниэль в сознание сейчас - он несомненно был бы разочарован увиденным: оказавшись на одном из нижних ярусов, непредназначенных для простых граждан, он встретил бы те же серые стены и бесчисленные коридоры, те же указатели на пути, и тех же людей, погрязших в буднях, только знаки на дверях некоторых помещений выглядели иначе и люди были злы, а не напуганы; в одно из таких помещений его и затащили.
Это была камера для допросов, назначение которой по скудному убранству интерьера не определили бы, пожалуй, только жители утопии. Здесь был стол и два одинаковых кресла, стены, что при необходимости становились прозрачными, как тогда, в офисе. Только проявившись, показывали они отнюдь не представительниц прекрасного пола, но неумолимых гончих, готовых по малейшей команде руководства вцепиться в глотку нарушителя режима.
Даниэля усадили на кресло, и многофункциональные подлокотники тут же защелкнулись на его запястьях, сойдясь концами дугообразных сегментов; ноги также были скованны подобным образом.
Вещество, которое ему ввели, даже в небольшой концентрации гарантировало беспробудный сон в течении суток, но чаще всего столь длительное беспамятство не было востребовано, и по введению противоядия человек вскоре приходил в себя.
Через полчаса по уходу служащих в комнату вошел мужчина в деловом костюме, выглядящий полной их противоположностью; дверь закрылась за ним, слившись со стеной. В одной руке загадочный мужчина сжимал затертый кожаный кейс - единственная вещь в его гардеробе, которая не выглядела безупречно. Он не спеша подошел к столу и водрузил на него кейс.
В каждом движении человека чувствовались манеры старого мира, но в комнате, непосредственно рядом с ним, увы, не нашлось на них ценителя. Он, впрочем, и не думал кичиться: повадки мужчины, если когда и были позой, то со временем она срослась с его личностью настолько плотно, что распознать, где начинается фальшь, для неискушенного человека сделалось задачей практически невыполнимой.
Дважды щелкнули замки, а из нутра открывшегося кейса, мужчина выудил пустой шприц и запечатанную ампулу. Тщательно отмерив дозу, он собственноручно ввел вещество Даниэлю в вену, хотя кресло, в которое его усадили, обманчиво простое снаружи, располагало полным набором необходимых инструментов для проведения инъекций.
По окончанию процедуры, мужчина запечатал отработанные шприц и ампулу в пакет, а затем положил контейнер с отходами в одно из многочисленных отделений кейса. После этого расположился в кресле, напротив Даниэля, подперев гладко выбритый подбородок кулаком правой руки, и стал ждать. Его ожидание не продлилось и нескольких минут, когда глаза узника открылись, а он заторможено огляделся.
Мужчина со скукой наблюдал, как сонливость в глазах пациента уступает место страху. Это всегда был страх, иногда приправленный щепоткой гнева или ненависти, иногда прикрытый, чаще - нет, но во всех без исключения случаях, - страх. Спокойствие - вот чему бы он удивился, только сегодня его не было ни на грош.
- Даниэль, знаете почему вы здесь? - спросил он наконец, когда лицо узника на краткий миг озарили проблески понимания.
От звука голоса тот дернулся, как от пощечины, пилюлю не подсластил даже спокойный тон собеседника. Глаза Даниэля с трудом сфокусировались на говорившем - один из побочных эффектов транквилизатора, который с легкостью убирался известным составом, но в данном случае в ясности ума не было нужды: дезориентация способствует покорности и беспрекословному усвоению информации.
- Вы? - полуутвердительно спросил он, наконец узнав в собеседнике давно известного ему провизора. Ошеломление понемногу шло на убыль, но заторможенность не оставляла его. Он чувствовал непривычную легкость в голове и недовольство от внезапного пробуждения, которое удивительнейшим образом сочеталось со страхом. Последний, впрочем, ощущался притупленно, как и все остальные чувства эмоционального спектра. В своем нынешнем состоянии узник был готов привести в исполнение любой поступивший приказ, не задавая вопросов и не терзаясь сомнениями по поводу его конечной цели или средств ее достижения.
- Я, - подтвердил психолог, поправляя и так идеально смотрящийся галстук.
- А... - начал было Даниэль с сомнением, но почти сразу же потерял ход мыслей. Лицо его то прояснялось, то недоумевало; мышцы приходили в движение и вновь замирали, а некоторые части лица судорожно трепыхались, пробитые тиком.
- Слушайте меня внимательно, - перебил его супервизор, щелкая замками кейса. Из него он достал папку, в которой содержалось досье Даниэля. Бегло просмотрев ее, по привычке, а не по необходимости, психолог кивнул собственным мыслям, - на заре зарождения человеческой цивилизации, нашу расу взяла под патронаж группа высших существ, известных также как Каменщики. Мотивы Каменщиков человеческим умом непостижимы, их способности и истинный облик не могут быть восприняты полноценно в том спектре сенсорики, что доступен человеку как биологическому виду. Чтобы хотя бы приблизиться к пониманию сути Каменщиков, нужно располагать куда большим охватом видения, расширенным тем или иным способом.
Серые стены камеры вдруг заиграли яркими красками, на них отображались пейзажи Земли в разные временные периоды. Показывались территориально разные географические зоны, не менее различные этносы и их обычаи, но во всех случаях людей объединяло одно - Каменщики, явившиеся им в том или ином виде. Вырезались тотемы и приносились жертвы, строились храмы и рушились в войнах, пантеоны богов свергались и возвышались, а вместе с ними менялись цари и жрецы, брат поднимался на брата по причине веры, - проливалась кровь и вершилась судьба мира.
- Первыми в контакт с Каменщиками вступили шаманы, - продолжал вещать монотонным голосом супервизор, а на стенах, своевременно подстраиваясь под его речь, возникали образы задымленных хижин и людей в наркотическом трансе - это ознаменовало начальный этап установки связи между ними и нашим миром. Будучи от рождения предрасположенными к внетелесным переживаниям, шаманы усиливали свои способности посредством примитивных сборов трав и токсинов, производимых железами некоторых видов фауны, обитающих в их местности; развивались по наитию и без системы - то есть так как умели - методом проб и ошибок. Только в отличии от науки, где новые открытия неразрывно связаны с мерной поступью технического прогресса, для успешного контакта с Каменщиками обязательным условием является соответствующее стечение множества обстоятельств, зачастую совершенно спонтанных с точки зрения человека. Начиная от места и времени суток, и заканчивая обстановкой в конкретно взятом социуме - все составляющие физической реальности так или иначе влияют на сближение, или расхождение между Каменщиками и человечеством.
Даниэль зачаровано слушал психолога, безвозвратно упустив инициативу в их нетипичном разговоре. Его мозг потихоньку восстанавливал временно утраченные когнитивные функции, но пока еще полноценно осознавать, что говорит ему супервизор, а уж тем более как-либо эту информацию интерпретировать он не мог. То же, что слышал откладывалось в загашниках памяти как данность, минуя цензуру рационализации и потому не вступая в конфронтацию с устоявшимися стереотипами.
- Переломный момент наступил с образованием течений глобальных мировых религий. Весь путь развития человечества от древнейших времен и до современности, - путь объединения. В разные эпохи возникали общественные институты, как известные большинству, так и тайные, - институты, целью которых было сплочение народа в той или иной форме и последующая "шлифовка" неофитов - их преображение в соответствии с действующей идеологией. Эти институты вплоть до новейшей истории были обречены на крах в угоду изменениям времени и места: их неизменно заменяли более подходящие и эффективные. Среди тенденций, охватывающих весь земной шар на пути перехода от варварских форм правления к более цивилизованным, отдельно как особо важную следует отметить тенденцию к смягчению политики доминирующих фракций по отношению к инакомыслящим в пределах одного социума, и последующее за этим возникновение явления оппозиции во всех сферах жизни общества.
На стенах отразились мотивы из истории различных наций, объединяющим звеном которых выступало повышение уровня всеобщей терпимости. У одних этносов процессы либерализации протекали быстро, у других - медленно, что было сопряжено со сложностью развития общества, множеством факторов воздействия, влияющих на его темп, большинство из которых никак не зависели от людей.
- Тенденцию, ведущую по ложному пути: есть лишь один истинный путь, - путь единства, -путь Каменщиков, и на нем неприемлемы компромиссы. Вера - это мост между человечеством и Каменщиками. Величайшей, но закономерной ошибкой в свое время стал поиск ответов в науке и знаниях, предлагаемых ею. Научный подход повысил уровень жизни, тем самым "намертво" прикрепив человека к телесности. Мы, среди прочего, искали способ продления бренного существования - бессмертия физических оболочек, - мужчина провел ладонью по молодому лицу, которое, казалось, совершенно не было подвержено тлетворному воздействию времени, и которое Даниэль наблюдал неизменным вот уже несколько десятков лет. - Только представьте! - вдруг восторженно обратился супервизор к узнику, а глаза его при этом загорелись небывалым фанатичным блеском, - ничем неограниченное наслаждение: ты всегда молод и здоров, счастлив и полон энтузиазма...
По мере развития мысли психолог говорил все медленнее, а его взор затуманивался, пока не воцарилась тишина, и едва это произошло, как тут же он ее нарушил, встрепенувшись, и снова начал излагать, но куда быстрее:
- Мы действительно смогли достичь многого, в том числе и таких высот, которые не снились нашим предкам, а также тем неудачливым цивилизациям, чьи представители погубили самих себя, так и не достигнув условной черты "зрелости" - эры освоения дальнего космоса, - эры разума, но не распрей. Решение парадокса Ферми, как в последствии выяснилось, лежало бесконечно далеко от запредельных туманностей и черных дыр, неизведанных галактик и физических аномалий. Наши радары не могли засечь разумную жизнь, потому что сама по себе жизнь в том виде, в котором мы ее воспринимаем - лишь переходное явление. И как ребенок перерастает песочницу, так и разуму со временем становится тесно в пределах тела. Стать Каменщиком - значит избавиться от всех привязанностей, отречься от родных и близких, но главное - лишить себя величайшей иллюзии, что называется "свободой". Множество посланий, отправленных романтиками из далекого прошлого, и по сей день бороздят вселенную в поисках высшего разума, которого там нет и быть не может. - Согласитесь, сколь это присуще человеку: вглядываться вдаль, томно вздыхая, и не замечать неизведанного рядом с собой, - супервизор развел руками, - А главное - внутри себя!
Он постучал пальцем по груди, и Даниэль медленно перевел взгляд на собственную. Грудь поднималась и опускалась, качая воздух, а узника куда больше, чем вопросы экзистенции, заботила собственная участь: волновало то, сколько еще этот монолог продлиться, и останется ли он по итогу в живых. Тупая смелость, навеянная препаратом, уже почти вся изошла на нет, и чем больше он вдумывался в тот поток информации, что изливался на него, как из рога изобилия, тем больше понимал, что знания эти запретны, а даровать их ему не за что.
- Максимум, чего бы мы достигли, продолжив действовать в угоду материалистической доктрине и даже расширив экспансию на миры за пределами Земли - это обнаружили бы опустевшие города, некогда населенные, но однажды покинутые ради высшего блага. Сколько не продлевай свой срок, рано или поздно энтропия возьмет свое - на краткий миг в его глазах промелькнуло нечто сродни отчаянию, а может быть, то было лишь вывертом воображения Даниэля, который не прекращал попыток нащупать слабину в своем поработителе.
- В определенный момент времени состоялось неотвратимое объединение всех государств и наций, и тогда верные последователи Каменщиков, что были вынуждены скрываться в тени тысячелетиями, вышли на свет, раскрыв себя и направив объединенное человечество на единственно верный путь, уже хорошо известный тебе.
На стенах теперь развевалось знамя единого человечества. Узник увидел трибуну и людей в рясах, стоящих на ней. Фасон их одеяний, цвета и символика не имели аналогов в истории религий старого мира, по крайней мере, ни одной из известных Даниэлю по материалах, содержащихся в архивах. У ног новоявленных вседержителей самозабвенно бесновалась толпа людей.
Прекрасные лица воплощенных богов могли бы принадлежать античным статуям, но на проверку состояли они из той же плоти и костей, а по венам и артериям стремилась та же жидкость, что и у рядовых землян. Даже лишенная многих первичных изъянов и с повышенной износоустойчивостью, результат новейших достижений в области молекулярной биологии и генетики, плоть оставалась плотью, а долголетие вовсе не гарантировало оболочке нерушимость под воздействием факторов извне.
- К сожалению, отдельные сценарии истории имеют свойство повторяться, облаченные в новые декорации... У нашего строя были как истовые сторонники, так и ярые противники. Поначалу, пускай и многочисленные, но разрозненные группы террористов не представляли реальной угрозы новому порядку, однако со временем появился вождь среди них, достаточно влиятельный, чтобы объединить всех под своей эгидой, и тогда разразилась последняя война... - Имя виновника намеренно вычеркнуто из анналов истории, как и подробности печального конца цивилизации, вследствие которого мы и были вынуждены переселиться глубоко в недра, в многочисленные подземные комплексы, вроде этого бункера. Вирус, что положил конец нашему строю, поражал разум, а не тело. Он перестраивал нейроны таким образом, чтобы душа индивидуума не могла достичь просветления, изымал звено из общей цепи, препятствовал объединению множества разумов в один - коллективный, что, упрощая, и значит быть Каменщиком. Конечно же, правительство предугадало высокую вероятность исполнения худших прогнозов, и задолго до того, как ситуация вышла из-под контроля, отобрало оптимальных кандидатов для продолжения рода в изоляции бункеров.
Даниэль увидел множество людей в до боли знакомых комбинезонах, торопливо спускающихся вниз по лестницам и с помощью подъемников. Их сопровождают силовики, предотвращая возможный побег.
Вскоре потянулись серые стены коридоров и многочисленные двери. Тяжелые створки которых смыкались с громким лязгом, обеспечивая герметичность, и каждый раз, когда это происходило, люди, замыкающие процессию, вздрагивали так, будто в наказание за тот грохот на их плечи должен в скором времени опуститься хлыст; словно это они виноваты во всех злоключениях.
- К тому моменту большая часть человечества на поверхности была заражена, а их геном - неотвратимо испорчен. Мутанты стали бесполезными для правительства: отбракованный материал - тупиковая ветвь. Было решено не прекращать попыток выхода на контакт с Каменщиками, а развитие в изоляции пошло ускоренными темпами, ведь управлять отныне приходилось гораздо меньшим сообществом. Таким образом, каждый комплекс, подобный нашему, совмещает в себя функции убежища и исследовательского центра, - супервизор пододвинул досье к Даниэлю, указав пальцем на последнюю строку и ярко-красный штамп приговора, - Степень вашей синхронизации почти такая же, как у лиц, пораженных вирусом, только в вашем случае, проблема кроется во врожденных дефектах темперамента и развившихся за время эксперимента пагубных комплексах. Иными словами, вы - слишком индивидуальны, чтобы продолжать участие в программе. Признаю, особых иллюзий относительно ваших способностей и предрасположенности я не имел никогда, еще с времен заступления на должность в качестве вашего куратора. Тот мизер потенциала, которым вы располагали на момент прохождения тестов позволил вам прожить в бункере чуть дольше времени, чем отведено прочим бездарностям.
- И что теперь? - спросил Даниэль после непродолжительной паузы.
- Будь мы приверженцами материалистической доктрины, - при одном упоминании о материализме лицо супервизора брезгливо скукожилось, - мы бы, вероятнее всего, подвергли вас вивисекции с последующим применением частей вашего тела в соответствии с нуждами времени, чтобы хоть как-то компенсировать затраченные на вас ресурсы.
Вообразив такую перспективу, Даниэль попытался сглотнуть, но не смог, так как горло его сковал спазм. Характерные изменения произошли и в других частях тела, что не скрылось от чуткого взора профессионального наблюдателя, который сначала кивнул, вторя собственным мыслям, и почти сразу же их озвучил.
- Продемонстрированная вами реакция на запугивание еще раз подтверждает вашу ущербность и несоответствие целям программы. Но не думайте, что упустили последний шанс - в действительности, у вас никогда его не было. Даже отвечай вы всем критериям, по завершению отбора наверняка нашелся бы более достойный кандидат. Так или иначе, с момента, когда этот штамп, - супервизор постучал по отметке указательным пальцем, - оказался на этой бумаге, вас уже не ждало ничего, кроме изгнания.
- Изгнания? - удивленно переспросил Даниэль. - А разве не...
- Приговор не всегда смертельный, а вы не заслужили казни, если же думаете, что кто-то с вами намерен нянчиться и дальше, то уверяю: никакой коррекции не существует, вернее вся ваша жизнь здесь в некотором смысле и есть коррекция - закалка и формирование нужных личностных качеств, в конечном счете претендент либо подходит нам, либо покидает комплекс. В вашем случае, увы, последнее... - он неудачно дернул досье на себя, порезавшись о край листа. На пальце проступила кровь, но порез почти мгновенно затянулся, а кровь, вместо того, чтобы свернуться как полагается, впиталась кожей. - Проклятая бумага... - сухо прокомментировал инцидент психолог, и переведя взгляд на собственный кейс, добавил, - и все из-за дурацких сантиментов. - Я закончил...
Мужчина поднялся и закрыл кейс, по привычке проверил замки на исправность, еще раз пригладил галстук, и вышел в коридор, не попрощавшись; досье осталось лежать на столе перед Даниэлем.
В тот миг, когда проход в стене исчез, Даниэль вдруг осознал, что вместе с супервизором ушла и его прежняя жизнь.
Вскоре в камеру вошли двое. Будь узник в сознании, когда его сюда тащили, он бы непременно узнал этих двух. Но даже так - не зная - от одного вида служащих разило муштрой и подавленной агрессией. И хотя больше всего на свете ему сейчас хотелось говорить - этим двум побоялся задавать вопросы.
Из кресла выдвинулась игла, вколов ему что-то, и вскоре голова потяжелела, а конечности перестали слушаться. Сдерживающие кольца на руках разомкнулись и исчезли в подлокотниках, ноги также освободились. Даниэля подхватили под руки и потащили к выходу из камеры, а оказавшись в коридоре, повернули не туда, откуда пришли, но в противоположную сторону.
На пути им иногда встречались люди, узник смутно различал их силуэты. Однажды дверь распахнулась прямо перед его носом, отчего один из тащивших Даниэля служащих выругался. Вышедший из помещения человека, испугано отскочил в сторону, пролепетав под нос невнятные извинения, а затем, когда понял, что опасность расправы миновала, со злостью крикнул в проем, откуда вышел:
- И чтоб к моменту моего возвращения вода за стеной капала как надо! А не раз в три часа...
- Говорю же вам, шеф, - у нас трубы течь не могут в принципе...
- Да мне...
Дальнейшего развития диалога Даниэль не слышал, так как окончательно потерял связь с реальностью. И пока его тело подготавливали к транспортировке на поверхность, пока производили перенастройку чипа, и вводили другие имплантаты для дальнейшего слежения и сбора информации о поверхности, пока грузили в подъемник и доставляли наверх, а оттуда на запланированное место - все это время он был мальчиком в лесу, растерянным и ищущим свой дом.
***
Он открыл глаза и не увидел над собой привычного потолка. Небо простиралось над ним, шумели кроны деревьев, и трава, что прогнулась под весом тела, с готовностью заключила его в свои объятия. И пускай то не были полноценные объятия матери, Даниэль представлял, будто сама Земля приветствует его - своего сына - и долго еще лежал в неге на зеленой и сочной подстилке. Когда же решился подняться, день близился к вечеру, а на небе - все также ни следа от самолета, и в окрестностях не слышим был гул машин. Только первозданная природа окружала его и он, нагишом, в ее лоне.
Даниэль очутился на поляне, среди леса, однако чаща предстала перед ним вовсе не такой, какой видел во снах: здесь не было ни тумана, ни странных силуэтов, равно как и не было поблизости ручья. Деревья поражали своей высотой, и все вокруг выглядело полной противоположностью бункеру, - выглядело так, словно здесь не ступала нога человека. Не исключено, что так оно и было.
Он довольно долго шел вперед и ветки впивались в босые стопы, а ближе к ночи заметно похолодало, и не имея, чем прикрыться, Даниэль вскоре продрог. С каждой минутой ситуация нравилась ему все меньше: первый восторг от освобождения из темницы иссяк, энтузиазм померк, и только необходимость вынуждала двигаться вперед, а еще страх за жизнь.
К утру он все так же продолжал движение, зубы стучали, а руки судорожно потирали плечи в тщетных попытках согреться. На протяжении всего пройденного маршрута он не встретил и следа дикого зверя. И хотя ни разу прежде не бывал в лесах, с данной чащей явно не все было в порядке, как ошибочно показалось на первый взгляд.
Прежде всего, здесь не было той суеты, которую ожидаешь увидеть в средоточии жизни, не было борьбы и конкурирующих видов, не имелось желтой листвы или участков некроза на листовых пластинах, паразитирующих грибов на стволах, увядающих растений нижних ярусов и хиреющих деревьев верхних, уступившим по росту и общем охвате крон растущим поблизости особям. Даже дерн под ногами во всем его разнообразии представлялся искусственным, повторяющимся, - его хаос некогда был упорядочен.
Однажды путь Даниэлю преградил поваленный ствол, и, что примечательно, - здесь также не было заметно очагов гниения, однако нечто странное происходило внутри листьев, которые теперь удалось рассмотреть вблизи, ведь ни одного упавшего на землю он так доселе и не обнаружил. Тысячи маленьких черных точек, подобных частицам пепла от затушенной сигареты, двигались по прожилкам, концентрируясь то в одной точке, то в другой. Это происходило со всей листвой, и даже на коре время от времени появлялись черные участки, их поверхность едва заметно шевелилась и шла волнами.
Наблюдая за невиданным прежде явлением, он на мгновение позабыл о собственном нелегком положении и совершил оплошность, прикоснувшись к одному из таких участков пальцем, чего никогда бы не сделал здравомыслящий человек при встрече с неизведанным.
В момент контакта черные частицы облепили палец, Даниэль ощутил множественные уколы и отдернул руку, а после, - все на миг замерло. И загадочные частицы, и ветер утих, казалось, даже температура разом повысилась на несколько градусов. Все замерло, а потом вдруг взорвалось черным роем.
Даниэль упал на спину, и тут же ощутил, как земля под ним движется. Яркие краски природы стремительно обесцвечивались, а затем - чернели. И небо тоже почернело, и перестав быть небом, рухнуло вниз. Он закричал и закрылся руками, но не был раздавлен обрушившейся массой - непроницаемой стеной Даниэля окружил смерч из частиц. Места в эпицентре урагана было ровно столько, сколько требуется, чтобы уместить внутри человека его размеров. Ему не пришлось долго ждать разрешения своей участи - почти сразу же частицы образовали перед ним женское лицо.
- Приветствуем тебя, Даниэль - величественной голос посланницы разил шумом статических разрядов. Черты лица менялись, имитируя живую мимику. Они подстраивались под голос и изменения его тона, но все равно не могли достичь полной идентичности, совершенства в своем подражании.
- Вы знаете мое имя? - с дрожью в голосе спросил Даниэль.
- Нам многое известно, о представитель ушедшей расы! Наши архивы полны данных. Наш удел - развитие и процветание, - бесконечный и неотвратимый прогресс.
- Что вам нужно от меня?
- Ничего более, кроме тебя самого. Мы - плод одного из экспериментов древности. Детище ваших предков. Твоих и тех - других - что изгнали тебя сюда, наверх, к нам. Некогда ваша раса была единой на планете, затем - в высокоразвитом обществе произошел раскол: одни - убоялись пути по которому шли, другие - продолжили жить на поверхности. Виновники раскола давно мертвы, однако последствия их вражды гнетут вас - потомков - и по сей день. Большинство тех, что живут под землей утопают в неведении ложного мифа, время от времени изгоняя на поверхность индивидов, подобных тебе.
- И что с ними происходит?
- Они продолжают жизнь в новых условиях, обстоятельства которых определяются нами. Вы - люди - слишком труднопредсказуемы в своих реакциях, даже наших вычислительных мощностей порой недостаточно для достоверного предугадывания действий всех и каждого. Вы - опасны, в первую очередь, для самих себя. Нам же вверено обеспечение человечества всем необходимым для жизни. Отчасти, именно для этой цели мы и существуем. - Даниэль, сейчас из вас будут извлечены все инородные конструкты, пожалуйста, не оказывайте сопротивления! - и прежде чем он успел что-либо сделать, со всех сторон слетелись частицы. Они проходили через кожу, проникали внутрь сквозь все отверстия.
Даже несмотря на предупреждение это было жутко, непривычно, но совсем безболезненно. Со стороны выглядело так, словно человек был атакован неким черным роем и пожираем им заживо. Частицы отхлынули также внезапно, как и появились, и почти сразу же к нему обратился голос:
- Процесс изъятия завершен, Даниэль. Благодарю за терпение! Теперь вас доставят в ближайшую резервацию.
Где-то глубоко под землей, в одном из множества командных центров бункера, человек встал из-за стола, бранясь громко и по-черному. В ответ на мат его коллега флегматично пожал плечами, перекладывая зубочистку из одного угла рта в другой.
- Есть прогресс, - констатировал он, лениво потягиваясь и ерзая затекшим седалищем на стуле, - в этот раз наша техника продержались на несколько секунд дольше.