Друга с Ольгой я нигде не нашел. Взял из отведенного мне номера полотенце и пошел на озеро. Купаться. От расположенного амфитеатром корпуса к берегу шли пять рядов коттеджей. По обеим сторонам центральной аллеи тянулись ряды розовых кустов. Сбоку от аллеи стояли группкой три яблони. Их ветви гнулись под тяжестью красных яблок. Похоже, они поспели уже после того, как сезон закончился и отдыхающие разъехались. В пятницу вечером народ наверняка подваливал оттянуться на выходных, но в среду мы оказались единственными постояльцами. Во всяком случае, на всей огромной территории я никого больше не встретил. Дело шло к вечеру. Низкое солнце слепило, но не грело. Днём на Иссык-Куле может и жарко, но сентябрьские вечера уже прохладные. Интересно, а как вода?
Мелкие волны плескались о пустынный пляж. В паре метров от берега песок кончался. Сквозь мутноватую воду виднелось каменистое дно. Разделся, вдохнул влажный ветерок. Стало зябко, и я засомневался в разумности своих намерений. Прочь колебания! Зашел в воду по щиколотку. Меня пронзило арктическим холодом. Не знаю, какой температуры плескалась вокруг меня вода, но казалось странным, что она ещё не замерзла. Скользя по голышам, бросился вперед, но дно оказалось пологим и даже через десяток шагов вода едва доходила мне до середины бедер. А ступней я уже почти не чувствовал. Тогда я присел, а потом лег на спину. Мое тело окаменело. Я плескался и орал в голос от холода и восторга целую минуту. Осипнув и посинев, заковылял назад, спотыкаясь онемевшими ногами о камни. Схватил полотенце и начал бешено растираться. Кожа порозовела. Снаружи тело горело. А внутри сохранялась приятная прохлада, которая наполнила меня легкостью и свежестью. Я парил над землей как аэростат.
По дороге к корпусу сорвал яблоко, присел на лавочку. Солнце закатывалось за скалистый хребет на краю горизонта. В темнеющем небе одна за другой зажигались звезды. Взбодренный окунанием мозг начал заново прокручивать события дня. И быстро пришел к очевидному выводу, что я перегнул палку. Причем сильно. Кто-то зачем-то приставил ко мне "наружку". Но никаких агрессивных мер другая сторона не предпринимала. Ходили, снимали, что такого? То, что мне это не понравилось, ещё не причина начинать военные действия. А теперь по итогам дня мне можно предъявить нанесение тяжких телесных повреждений, похищение человека, незаконное ограничение свободы, неоказание помощи, кража транспортного средства, намеренное причинение материального ущерба. Да, ещё несообщение о найденном оружии. Даже в случае поглощения статей, пять лет мне обеспечены.
Но ещё хуже, что я объявил войну, не имея ни малейшего представления о противнике. Если действительно местный криминал, то надо уносить ноги. Эти не пойдут писать заявление в полицию. У них свой закон. Неприятно засосало под ложечкой, но я прожевал огрызок яблока и взял себя в руки. В "Дельфине" нас найти трудно. Пансионатов только в Чолпон-Ата с десяток, а в получасе езды в обе стороны ещё двадцать. "Дельфин" к тому же пансионат полуведомственный, неспроста меня именно сюда определили. Своя охрана. потом нас все-таки трое. Меня незаметно вывезти за ворота не так просто. Проще замочить на месте, но это уже беспредел. Я же никого не убил, а воровской закон в этом смысле справедлив. Ладно, довольно писать кипятком. Напартачил, факт, но что толку теперь хлопать себя ушами по щекам. Проехали.
Друг и Ольга, укутавшись пледами, сидели на балконе третьего этажа в шезлонгах и наблюдали закат. Помахал им снизу рукой. Друг уперся на перила и внимательно осмотрел меня сверху:
- Ты где был?
- Купался...
- Ну, и как вода?
- Жуть, - честно ответил я.
- А как вообще? - настаивал Друг.
- Пора, наверное, выпить, - ответил я опять честно: - Но вот закусить нечем.
- А обещал "все включено"... - видимо Оля ущипнула его за деликатное место, потому что он вдруг резко сменил критику на милость: - Так и быть, заходи.
С балкона синел в лиловых сумерках Иссык-Куль. За ним стеной стояли горы. Внизу шуршали желтеющей листвой тополя, наполняя воздух осенней горчинкой. Дышалось легко и свободно. Прохладная водка легла на душу росой.
- Так куда ты испарился? - вернулся Друг к очевидно интересовавшей его теме. И чего вилять?
- Заметил наружку. Стало интересно, кто. Решил выяснить.
- Выяснил?
- Выяснил.
- И кто?
- Вроде местный криминал.
- А что им до нас... в смысле, до тебя?
- Не дошло дело до вопросов. Но собеседники живы.
- Хрен с ними, я вообще-то не очень любопытный, - сдался Друг, разливая по рюмкам водку: - Быть Добру! Пошли ужинать.
В ресторане на тридцать столиков кроме нас посетителей не оказалось. Тем не менее в уголке негромко играли гитара и саксофон. Заказали озерного судака. Оля глоточками тянула чилийское белое. Друг выглядел спокойным и абсолютно уверенным в себе. Девушка сняла маску матрасной тигрицы, под которой оказалась миловидное и кроткое существо, смотревшее на Друга полными нежности и обожания глазами. Я чувствовал себя третьим лишним. После того, как вялый разговор окончательно забуксовал, пожелал "молодоженам" спокойной ночи, взял в буфете бутылку армянского коньяка, нарезанный лимончик, три шоколадных конфеты, и отправился восвояси. Балкон запер, дверную ручку надежно подпёр спинкой стула, и мгновенно заснул.
V.
Когда я открыл глаза, едва светало. В розовых кустах ещё горели фонари, придавая аллее романтическую атмосферу. На середине озера из тучи к воде бесшумно опускался кривой хобот смерча. Стояла поразительная тишина. Полный штиль. В тополях запела птичка, вслед за ней другая. Мелодично щебечет, но все равно хотелось уменьшить громкость. Где тут пульт от птички?.. Я принес на балкон стол и столик, поставил на него блюдечко с лимоном. Отличный завтрак. Свежо... Налил коньяку. На запах настоящий. На вкус тоже. Пожевал лимончик. Поверхность озера посинела. Ночное плоское небо заголубело и выгнулось куполом. Тополя прибавили яркости неунывающей листве. Заалели искорки роз.
В голове так ничего и не складывалось. Информации я насобирал уже изрядно, но она оставалась аморфной массой. Не хватало искры. Озарения. Я никак не мог решить, на какой версии сосредоточиться. Где поставить запятую. Казнить, нельзя помиловать? Тогда надо считать признаками вины и отравление в Оше, и предшествовавшее ему нежелание везти меня на границу, и сопротивление Джанибека финансировать предложение наркоконтроля, и пулевой шрам на моей голове, и фортель с присуждением тендера, и моё падение с лошади, и вообще, всё-всё-всё. А если в этих действиях нет единого умысла? Тогда казнить нельзя, помиловать. Насколько вероятно, что цепь событий последних недель никакая не цепь, а всего лишь результат стечения обстоятельств? Надо ждать искры, решил я. В конце концов, не прошло ещё и двух месяцев со дня моего приезда. Время есть, надо накапливать материал. Если в офисе имеет место криминал, мои действия в конце концов заставят его участников принять меры, которые не оставят никаких сомнений. Активные действия по сокрытию следов преступления есть отличное доказательство вины. Я решил надеяться, что они окажутся не слишком радикальными.
На этом то ли от утомления, то ли от коньяка аналитический процесс забарахлил. Пора развеяться. Солнце пригревало. Легкий бриз шлепал о берег нано-волнами. Но особой тяги купнуться я не ощущал. От пляжа в озеро уходили мостки на опорах, которые заканчивались квадратным патио под навесами от солнца. По пути туда на коротких шпорах стояли над озером два мини-сруба с крохотными окошками. Позвонил на ресепшен. Оказалось, баньки. Чтобы индивидуально париться согласно вкусам, аппетитам и кошельку. Сходить в баню показалось привлекательным. Спустился к озеру по розовой аллее. Прошел по мосткам, настеленным из палубного бруса. В ожидании электрика присел на лавочку около ближней избушки, лицом к пансионату и сиявшему в небе за ним солнцу. До берега метров двадцать. Потрясающая тишина. Минут через десять подошел паренёк, открыл толстую дверь. Аккуратный предбанник со столом и лавками. Аккуратно сложенные свежие простыни. На окошках занавесочки из веселенького ситца. Шайка с ковшиком. На вешалке войлочные колпаки. Электрик щелкнул толстым выключателем. В парилке загорелась лампочка. Паренёк получил сто сомов чаевых и подмигнув, поинтересовался, не прислать ли кого спинку потереть. Я посмотрел на него укоризненно и попросил чаю и бутербродов. Коньку оставалось ещё полбутылки.
Пока баня грелась, я грелся на солнце, потягивая теплый коньяк. Голова прояснилась, вернулось ощущение гармонии. Надел колпак, сел на верхнюю полку. Закрыл глаза. Выключил мысли. Пропотел. Поддал пару. Помахал полотенцем. Действительно, одному как-то не то. Вышел проветриться. Чай и бутерброды уже стояли на столе. Чай оказался крепкий, горьковатый. То ли бессмертник, то ли зверобой. Пошел на второй круг. Вроде всё как надо, но не то. Определенно не то. Чтобы добавить остроты ощущений, решил окунуться в озере. До поверхности воды метра три. Глубина полтора. На дне песок. Раскинул руки и упал в озеро спиной. Вода показалась умеренно прохладной. Поплескался. По железной лесенке вылез обратно. Завернулся в простыню и прищурившись, поднял лицо к солнцу.
От берега по мосткам двигались трое мужчин. Шагали по-деловому, в ногу. Их приближение не вызвало у меня беспокойства. Манера поведения, сосредоточенное и целенаправленное продвижение говорили за себя. За десятилетия совместной работы с различными органами я научился различать их сотрудников за версту. Поэтому сел на лавочку, поправил на себе простыню и с удовольствием глотнул коньку. Сыр на бутерброде чуть заветрился, но всё равно вкусно. Метрах в пяти посетители перестроились. Двое встали спина к спине, контролируя мостки в обе стороны. Учитывая полную безлюдность, выглядело глупо. Разве что ожидалось нападение вражеских аквалангистов. Или парашютистов. Умора. Третий подошел ко мне и не представившись, протянул мобильник. Мой.
- Здравствуйте, Алексей Борисович. Извините за беспокойство. Эрталбеку байке позвоните, пожалуйста.
Я нажал кнопку быстрого вызова. Мне показалось, что Эртал ответил ещё до первого звонка:
- Здравствуйте, Алексей Борисович. Извините за беспокойство, - вот заладили, подумал я: - У нас тут ситуация совершенно неординарная. Срочно возвращайтесь.
- И как ты это себе представляешь?
- Я попросил нашу службу помочь. Всё будет организовано в лучшем виде.
- Но я тут не один...
- Не беспокойтесь, никого не бросим.
- Ваши друзья уже предупреждены и, наверное, собрались, - подтвердил визитёр.
- Не очень, - уклончиво ответил представитель Службы сразу на оба вопроса.
Я оделся. Сделал ещё глоток коньяку. Предложил по бутерброду моему эскорту. У корпуса стояли два черных "ландкрузера", далеко не новых, но чисто вымытых. Друг и Ольга уже были погружены в один. Меня пригласили в другой. На трассе повернули налево, и через Чолпон-Ату просвистели на бреющем. Ни один из скучающих на обочине гаишников не пошевелился. Бросил прощальный взгляд в сторону озера. В общем, нормально всё получилось. Неплохо бы ещё пару часиков подышать тополями и розами. Да и Другу утренний секс скомкали. Но зато с ветерком и охраной. Вопросов сопровождающему я не задавал. Он тоже молчал. Коньяк приятно плескался в желудке. Я настроился на скучную трехчасовую поездку и собрался задремать, но к моему удивлению водитель довольно резко притормозил и завернул направо. Я успел заметить указатель на аэропорт. "Ландкрузер" с Другом и Олей с трассы не свернул.
- Передайте другу, - я протянул особисту ключи от квартиры: - Могу на работе задержаться.
Тот молча взял их и положил в бардачок. Мы остановились у двухэтажного здания-куба, судя по ослепительной побелке построенного совсем недавно. Внутри оно состояло из просторного зала. По левой стене располагались четыре двери, за которыми, вероятно, находились офисы. Стоек регистрации или буфета, двух обязательных атрибутов аэропорта, не наблюдалось. Кроме нас ни души.
Противоположная от входа стена, вся из стекла, выходила на летное поле. На нем стоял один-единственный лайнер типа "кукурузник". Светло-серой окраски и без регистрационного номера или иных опознавательных знаков. Завыло магнето. Лопасти винта дрогнули и сделали четверть оборота. Один из цилиндров кашлянул и плюнул сизым дымом. Пропеллер крутанулся бодрее и разбудил второй цилиндр. Дым из глушителя полился густыми клубами. Остаток мотора подтянулся, выхлоп стал прозрачнее. Опершись о железную ступеньку, взобрался в самолет. Вдоль бортов откидные железные лавки. На них лежали парашюты. На длинных ремнях, такие в полете кладут под задницу как подушку. И помягче, и попа к лавке не примерзает.
- Вы меня что, десантировать над офисом будете? - в недоумении проорал я на ухо сопровождающему, стараясь перекричать тарахтение мотора. Тот в первый раз за всё время проявил какие-то эмоции. Улыбнулся:
- Нет, инструкция, техника старая, - и ловко помог мне надеть сбрую из ремней.
Оказалось, несложно. Напоследок пристегнул вытяжной фал к идущему под потолком тросу. Командир обернулся в салон со своего возвышения. Отутюженный комбинезон приятного бежевого цвета. Черный матовый шлем с опущенным на лицо черным фильтром. Летчик вытянул правую руку в летной перчатке и оттопырил вверх большой палец. Я и охранник ответили тем же. Второй пилот двинул сектор газа, самолет резво покатился по бетону. "Кукурузник" вырулил на взлетную полосу, доехал до среза, развернулся и с ходу начал разбег. Оторвался быстро, а полоса под нами всё не кончалась. Километра два длиной, подумал я. Что-то ещё показалось необычным, но я не успел сообразить, что именно. Самолет начало потряхивать. Вверх-вниз, вправо-влево. Вверх-вниз, вправо-влево. Повернувшись боком к окошкам, я отвлекся на проплывавшие под нами горные хребты. По моим прикидкам, до Бишкека мы могли долететь самое быстрое за час с четвертью. Плюс ещё минут сорок на дорогу от аэропорта до офиса. Такая чехарда, а выигрыш во времени всего час. Что же такое могло случиться?
Мы начали снижаться. По правому борту показались пригороды Бишкека. Сбоку в дымке угадывались очертания аэропорта, взлетная полоса. Черная с обеих торцов от чирканья резины. Вот оно! Полоса в Иссык-куле была нетронутой колесами. Бишкекский аэропорт остался далеко слева от нашего курса. Сопровождающий забеспокоился, закрутил головой. До земли оставалось полсотни метров. Тряска усилилась. "Кукурузник" заложил левый вираж над крышами многоэтажек. Справа промелькнуло здание со шпилем и звездой на макушке. A-a-a, это старый аэровокзал. Доворот влево. Я сориентировался. Мы заходили на американское посольство. Обороты двигателя упали, в паре метров от конца крыла мелькнули окна третьего этажа новостройки. Едва не задев колесами уличные фонари, проскочили над проспектом с оживленным движением. Неожиданно под нами появилось бетонное покрытие. Удар колесами, хлопок, еще удар. Самолет резко завернуло вправо. Меня сбросило с лавки на пол. Что-то хрустнуло, фюзеляж опрокинуло на бок и закрутило.
В голове звенело. Болело ушибленное бедро. Перед глазами плавали фиолетовые круги. Я лежал на правом боку, лицом к кабине. Один пилот уже спрыгнул ко мне, другой выбирался из левого командирского кресла. Он поднес к губам небольшую рацию:
- Sparrow to Base. Right wheel blew out. No damage to cargo. Deplaning now. Over and out.
Второй пилот схватил меня за ногу и поволок к выходу. До меня дошло, что командир говорил по рации на английском. Сопровождающий попытался привстать. Свободной рукой пилот ударил его по голове наотмашь, и тот мешком осел обратно на лавку. Летчик распахнул дверку и спрыгнул на землю. Теперь ему удалось схватить меня за ноги обеими руками. Он приготовился выдернуть меня из самолета одним рывком. С момента удара колесами о землю прошло не больше минуты.
- Wait, I must cut the chute lanyard, - раздался у меня за плечами голос командира.
Фюзеляж завалился на правый борт. Дверь находилась в левом и смотрела в небо. В проеме плыло облако, похожее на крокодила. Моя голова и плечи из-за наклона пола оказались ниже колен. Сам я подняться из такого положения не мог. Не качок. К тому же у меня мало опыта адаптации к быстро развивающимся ситуациям. Я находился в ступоре и не сопротивлялся. Командир поднял меня под мышки и одновременно толкнул вперед. Мои руки дотянулись до порога двери, я ухватился за него и подтянулся. Туловище приняло вертикальное положение, и я увидел, как второй пилот присел и обхватил меня за талию. Командир толкнул меня сзади в плечи, и я мешком упал второму номеру на плечо. Теперь я видел только ноги летчика и бетонное покрытие. Сквозь трещину пробивался пучок жухлой травы.
Второй пилот начал с натугой распрямлять ноги. Но во мне всё же сто десять кило. К тому же, подтянувшись на пороге двери, я придал себе дополнительное ускорение, и мое тело всё ещё по инерции продолжало движение вперед. Летчика подо мной начало опрокидывать. Я видел, как он успел сделать шажок назад. Но сохранить равновесие всё равно не смог. Он с хрустом сел на кобчик и, придавленный моим центнером, опрокинулся на спину, со всего размаха треснувшись затылком о бетон. Если бы не шлем, кирдык. Я успел выставить вперед руки и смягчить контакт с бетоном. Кисти опалило болью, но кости выдержали. Я уперся оглушенному пилоту коленом в живот и поднялся на ноги. Наконец-то появилась возможность оглядеться.