Мягко и уверенно шуршали за бортом двигатели. Конус света падавший с панели над столом ярко освещал красиво сервированный стол, оставляя салон в прозрачном полумраке. В бокалах подрагивало темно-красное, как венозная кровь, вино. Я безоглядно, спиной вперед, летел сквозь ночь в неизвестном направлении, в компании симпатичного мне мужика по имени Алмазбек, которому я неделю назад помог снять с операционного счета Еврокомиссии шестьдесят миллионов евро. Нормально... Алмаз сделал глоток вина и положил на стол салфетку:
- Пойдем спать, Алексей. Отдыхать лучше отдохнувшим.
Кровать не оправдала моих опасений. Она оказалась в меру мягкой и достаточно длинной. Я задернул штору. Повернулся на бок спиной к борту. Самолет качнуло вверх-вниз. И я заснул, медленно кружась, как невесомое перышко. Разбудил меня аромат свежесваренного кофе. Что может быть лучше? Сквозь иллюминаторы пробивались золотые лучи восходящего солнца. Я сел на кровати и выглянул в окно. Мы летели над бесконечным океаном. "Гольфстрим" уже плыл по солнечным волнам, но поверхность воды ещё оставалась укутанной туманной лазоревой дымкой предрассветных сумерек. На сине-лазоревой глади цветочными венками лежали круги маленьких островов.
Я отдернул занавесочку и направился к столу прямо в пижаме. Алмаз уже был одет в рубашку с тропическими цветами, побрит и свеж, как утренняя роза. О чем я ему и сообщил.
- Прекрати, - взмолился он: - Только не начинай опять. У меня после вчерашнего, знаешь, как пресс болит?
Что-то жрать хочется... Для меня немного странно, обычно я до обеда почти ничего не ем. Мои тело и дух пребывали в редкой гармонии, и я умял фруктовый салат, яичницу с хрустящим беконом и припущенными помидорчиками, и оладышки с медом. И три больших "эспрессо". Алмаз взглянул на меня с уважением. И завистью. Он ограничился чашкой кофе и миндальными сухариками. Подошел командир, обратился к Алмазу:
- Доброе утро, сэр. По местному времени шесть пятьдесят утра. Мы получили разрешение на прямой заход на посадку, прибытие через семнадцать минут. Предпочитаете идти на посадку или оставаться на крейсерский высоте?
- Превосходная пунктуальность, капитан. Предлагаю идти на посадку. Нас ждет напряженный день - подражая английским манерам в тон ему ответил Алмаз.
Стюард принес мне стопку аккуратно сложенной одежды. Я с удивлением взглянул на приятеля. Тот пожал плечами:
- Я тебе не дал времени собраться, так что прихватил кое-что подходящее.
В яркой рубашке, светлых брюках фасона "чино" и парусиновых туфлях я почувствовал себя ещё более превосходно. Двигатели перешли на холостые обороты, "Гольфстрим" заскользил к земле. В смысле, к воде. В самый последний момент из океана прямо под колеса выпрыгнула бетонная полоса. Самолет завернул на стоянку. "Международный аэропорт Мале" прочел я на приземистом двухэтажном здании главного терминала. Значит, рыбалка на Мальдивах. Ну, с клевом тут явно проблем не возникнет.
Откинулась дверь, и в салон поднялись два щупленьких местных пограничника. Попросили всех оставаться на местах. Выглядели они по сравнению с их киргизскими коллегами неубедительно. Но зато пропустили наши паспорта через переносное считывающее устройство и только потом аккуратно поставили печать. Первое впечатление о мальдивском воздухе у нас сложилось отвратительное. Хотя... Где это возле самолетов пахнет фиалками? После промозглых серых сумерек поздней бишкекской осени теплое и многоцветное тропическое утро вызвало прилив радости. Подрулил простенький бусик и повез нас на противоположную сторону аэропорта, к терминалу внутренних рейсов. То есть, причалу. Нас встретили с почетом и отвели к пришвартованному неподалеку "твин оттер" на поплавках.
Полетели на юг над ожерельями зеленых бусинок-атоллов в оправе бирюзового мелководья. Примерно через час гидроплан приводнился. Мы сошли на деревянный плот, покачивавшийся на коротких волнах. Метрах в двухстах прямо из воды поднимался плотный частокол пальм. Нас доставила к нему дхони с элегантно загнутым носом и двухтактным мотором. Поселились в соседние бунгало, разделенные двумя десятками метров густого подлеска высотой в полтора человеческих роста. Я скинул ботинки, которые мне жали, и пошел на разведку. Островок оказался круглой формы диаметром семь минут. Его пересекали тропинки, посыпанные шелковистым белым песком. Вот это воздух, какой надо воздух! Ноздри щекотал аромат неизвестных цветов с нотками океанской соли. На противоположной от бунгало стороне острова находился причал, ресторан и сувенирная лавка. Купил шорты, плавки, стильную соломенную шляпу фасона "федора", просторную рубашку с огромными малиновыми цветами на желто-оранжевом фоне, темные очки, маску, трубку и ласты. Когда я вернулся, Алмаз ждал меня на веранде, качаясь в гамаке. Он поднял на лоб темные очки. "Алэн микли". Пестрая оправа ему очень шла, смягчала грубоватый римский профиль. Профессор окинул меня прищуренным то ли от яркого света, то ли от хитрости взглядом и удовлетворенно хлопнул себя ладонью по рельефным кубикам пресса:
- Рыбалка завтра с утра. Сегодня ныряние с аквалангом.
- Большое спасибо, но я предпочитаю маску с трубкой, - возразил я: - Не нырял и не буду. Водоизмещение не способствует.
- Хозяин-барин, - щедро улыбнулся атлет Алмазбек, небрежно поиграв грудными мышцами: - Тогда до встречи. В районе ужина.
Облачившись в шляпу, плавки и очки, я опять пересек остров и залез в просторный бассейн возле ресторана. Сел на подводную табуретку возле бара и заказал "лонг айланд айс-ти". Символ беззаботного отдыха в тропиках. Водка, белый ром, джин, текила и куантрó, чуть разбавленная колой и каплей лимонного сока. При употреблении в полупогруженном или подвсплытом состоянии не имеет конкурентов. Не надо хихикать, это два существенно отличающихся друг от друга положения тела в воде. Утолив предполуденную жажду тремя стаканами "чая", я , понятно, сомлел. Добрался кое-как до бунгало и рухнул на кровать. В открытую дверь дул теплый ветерок. За полосой ослепительно белого песка плескалось бирюзовое море, переходившее на горизонте в небесную лазурь, по которой плыли кудрявые белые облачка. Глазея на эту красоту, я сопротивлялся сну целых сорок секунд.
Проснулся к обеду. Словно поднялся из прохладной темной глубины на залитую солнцем теплую поверхность. Выбор передо мной стоял нелегкий. Или обед, или плавание с маской. Ладно, перекусить можно и попозже. Окружавший остров риф находился метрах в пятидесяти от берега. Между рифом и пляжем лагуна глубиной до двух метров. За рифом бездонный океан. Над пляжем шуршали кроны пальм. В небе стояли пухлые облачка. Зашел по колено. Сел на песок, надел маску с трубкой. Лег на живот и заскользил по поверхности, едва шевеля ластами. Начинался отлив, лагуна была еще полна воды. Её дно оказалось сплошь покрыто коралловыми валунами по два-три метра в обхвате, разделенными узкими проходами. Воды над ними осталось уже маловато для моей осадки, но к проходу в рифе вел канал, очищенный от коралловых глыб. Отлив подхватил меня и понёс к проходу через риф. Разгон и...невесомость. Ощущение полета. Впереди и по сторонам голубая бездна. Плотная, почти осязаемая.
Глубоко подо мной из синего тумана проявился и так же таинственно растворился призрачный силуэт рыбы размером с теленка. Я повернул направо вдоль рифа. Но по моей спине бегали мурашки, и я то и дело косил глазом в бездну. Мальдивы славятся акулами... Риф уходил вниз почти вертикально. Тут и там на разной глубине подо мной висели кучками аквалангисты. Вокруг сновали рыбки. В коралловых норах прятались жирные мурены. Время для меня остановилось. Почувствовав утомление, встал в воде вертикально и, перебирая ластами, высунул из воды голову. Оказалось, уплыл так далеко, что мой пляж почти скрылся за закруглением берега. Пора назад.
Теперь риф находился у меня по левую руку. Продвижение вдоль него потребовало неожиданных усилий. Как будто приходилось плыть против течения. Отлив, догадался я, и начал энергичнее месить воду ластами. Впереди показался проход внутрь рифа. Не тот, через который я выплыл. Но я решил, что не прочь прогуляться до моего бунгало по берегу. Стоило приблизиться к желанному проходу, как бьющим из него подводным потоком меня отнесло метров на пять в океан. Внутри у меня появилось неприятное ощущение. Другой дороги к берегу не было.
Я отдышался. Подплыл как можно ближе к проходу. И включил ласты на "полный вперед". Мне удалось удержаться на месте. Я включил "самый полный", потом "самый самый полный" и по сантиметру начал продвигаться вперёд. Когда я вошёл в проход до колен, правую ногу начало сводить. Воздуха, который я всасывал через трубку, катастрофически не хватало для бешеной работы ногами. Потемнело в глазах. Я начал задыхаться. Из последних сил прорвался внутрь рифа и свернул с фарватера. Поток отлива ослаб. Но мое положение оставалось отчаянным. Мне удавалось держаться на месте, но приблизиться к берегу уже не хватало сил.
Попробовал встать. Глубина оказалась по горло. Меня тут же понесло назад. Инстинктивно ухватился за коралл, но от пронзительной боли отпустил пальцы. Поверхность коралла оказалась покрытой острыми бороздками и одновременно очень скользкой. Лег на живот и, выплюнув трубку, попытался плыть по поверхности, глотая воздух ртом пополам с горькой водой. Но так я не видел, куда рулить. Коралловые клумбы ещё закрывало сантиметров десять воды. Не рассчитав, я наехал на одну животом. Вода замутилась кровью. Берег не приближался. Вода в лагуне убывала, но очень медленно. В проходах между кораллами её ток становился всё сильнее. Я цеплялся, подтягивался и толкался, уже не обращая внимание на боль. Несколько раз задел кораллы ногами. Силы убывали стремительно, как отлив.
До кромки воды оставалось каких-нибудь два десятка метров. Но с тем же успехом она могла находиться на другом берегу океана. Я начал захлебываться и терять координацию. По пляжу в мою сторону шли двое мужчин. Из последних сил я в отчаянии замахал руками, попытался крикнуть. Увидел, как они бросились ко мне, и начал тонуть. Обе ноги свело, меня поволокло к рифу. Я был лишен способности управлять своим дрейфом и пару раз основательно приложился о кораллы. Оставалось одно, пропадать. Но тут меня схватили за вытянутые руки, перевернули на спину, чтобы дать мне возможность дышать, и поволокли к берегу. Когда начал цепляться попой за дно, посадили на песок лицом к хищному океану. От порезов на руках, ногах и животе к нему тянулись по поверхности воды кровавые червячки. Мои спасители, Алмазбек и его охранник, стояли передо мной. Ноги у обоих тоже пострадали. Алмаз с улыбкой протянул мне руку. Опершись на неё, я поднялся на ноги. Мы обнялись. Струйки моей и его крови смешались в воде.
- Ну, ты даешь, Алексей, - с тревогой произнес мой спаситель: - Так ведь и утонуть можно...
- Можно, - согласился я, с трудом шевеля языком: - Но не сегодня. Спасибо, Алмаз...
- Глаз благодари, - без тени иронии ответил Алмазбек: - Он мне подсказал, что ты попал в беду. И прямо к тебе привел.
Пока мы шли по пляжу к бунгало, мало-помалу отдышался. Мышцы ног то и дело сводило, приходилось останавливаться и разминать их. Но по большому счету обошлось без серьезных травм. Если не принимать в расчет кровоточащее самолюбие. Последним актом мужества стало вымыться под пресным душем. С мылом. Но я эту пытку перенес вполне сносно. Промокнулся полотенцем. С часик посидел на ветерке, подсушил порезы. Солнце закатилось в замок из взбитых облаков, поднимавшихся на горизонте от самого океана почти до звезд. Стемнело. Вдоль дорожек зажглись фонарики-светляки. В пальмовых кронах проснулись стаи летучих собак. По теплому песку я направился в сторону ресторана.
"Если бы не Алмаз...", - крутилось в голове. И как это ему удалось так удачно оказаться в самый критический для меня момент в спасительном для меня месте?.. Может, действительно, глаз навёл? С одной строны, очевидная мистика. Но с другой, факт налицо. Случайность, как же. Больше вероятность миллион в лотерею выиграть... К ресторану я вышел в полной растерянности. Сел в баре у бассейна, но с сухой стороны. В воду как-то не тянуло.
Первый же стакан "чая" настроил меня на позитивный лад. Я уже работал над вторым, когда из пальмовой рощи появился Алмаз. Я помахал ему рукой. Он сел на соседнюю табуретку и с интересом взглянул на бурую жидкость в стоящем передо мной стакане. Внимательно выслушав моё объяснение концепции "лонг айланд айс-ти", он безоговорочно признал весомость поддерживающих её аргументов. Напугав бармена взрывом гомерического хохота, мы в две трубочки выдули мой коктейль и попросили повторить.
Есть, как ни странно, не хотелось. Заказали только тарелку жареной рыбы сегодняшнего улова. Раз её поймали, значит кому-то надо её съесть. Было просто здорово сидеть теплой ночью на крошечном острове посередине Индийского океана, рисовать на песке большим пальцем ноги, дышать ароматами ночных цветов и вздрагивать от внезапного шуршания крыльев летучих собак. Бишкек, офис, работа остались на другой планете.
- Алексей, тебе сколько осталось до пенсии? - прервал мои грёзы Алмаз неожиданным вопросом.
- Могу хоть завтра. Но сильно потеряю в деньгах. А нормально лет через пять-семь.
- И чего делать будешь?
- Работать буду, пока не выгонят,- ответил я со злостью. Такой прекрасный вечер, и под откос. Нашел тему, гад. И какое ему вообще дело до моих забот? - Пенсия такая, что с голоду не умрешь, но и досыта каждый день не наешься. Но я о будущем заранее не хочу думать. А то сон можно потерять. Время придет, жизнь подскажет.
- А зарплата большая?, - гнул свою линию Алмаз.
- Зависит от страны, - начал я уклончиво. На этот вопрос отвечать конкретно не полагалось. И тут меня прорвало. С чего эти игры в секретность? Чтобы ленивые дураки не завидовали? Или чтобы умные и работящие люди на смех не подняли? - Двенадцать килобаксов.
- Для Бишкека нормально, - бесцветным голосом определил мой финансовый вес киргизский миллиардер. Подцепил вилкой аппетитный кусок рыбы, на который я уже нацелился и отрпавил его себе в рот.
- Алмаз, при чем тут Бишкек? Мой дом в Европе, там жена, сын в Англии, дочка в в Испании. Всем трудно, всем надо помогать на ноги встать. Билеты покупать, чтобы хоть иногда собираться всем вместе. Подарки по праздникам делать.
- При таком раскладе не очень разгуляешься, - согласно и немного рассеянно закивал головой Алмаз, прицеливаясь к следующему куску.
- То-то и оно, - накатившая было злость опала пеной, но продолжать неприятный мне разговор не хотелось. Рыба тоже потеряла привлекательность. Усталость от дневных впечатлений брала своё. Я поднялся:
- Извини за неспортивное поведение, пойду. Когда завтра встречаемся?
- В пять на пирсе. Ты прав, надо выспаться как следует. А то забудем, зачем приехали...
Вернувшись к бунгало, вышел на пляж. Полная луна светила прожектором. Под куполом черного бархатного неба плескалось море интенсивного бирюзового цвета и чуть шевелились оливково-зеленые кроны пальм. По спине побежали мурашки. Я первый раз в жизни видел такие яркие лунные краски. Зрелище вызвало ощущение тревоги. Точнее, надвигающейся катастрофы. Ведь ночь, это полутона, оттенки серого. А тут бирюзовое море плескалось между белым песком и черным небом. Сюр какой-то. Я повернулся к океану спиной и пошел спать в о сопровождении своей лунной тени. Бездонной черной тени на белом песке.
В пять утра я стоял на причале в кромешной тьме. Луна уже зашла. С океана дул ветерок. Предрассветный час оказался прохладным. В тишине я услышал приближающиеся шаги Алмазбека. Он выглядел невыспавшимся. Мы молча, не здороваясь, спрыгнули в дхони, не было между нами вчерашней душевности. Оглушительно затарахтел движок. До прохода в рифе вода оставалась ровной. Но по мере того, как мы стали удаляться от острова, поверхность океана пришла в движение. Она поднималась и опускалась вокруг нас пластами. Как театральный задник. От этого космического колыхания меня начало мутить, и я уставился на горизонт.
Поначалу утро было выкрашено в обыденные оттенки серого. Постепенно в них начали проявляться цвета. Небо стало золотистым. Вода багровой. Рассвет на Марсе. Через час солнце поднялось над горизонтом, и окружающий мир приобрел привычные краски тропиков. Алмаз молчал, уперев взгляд в горизонт. Команда из пяти щуплых, как щепки островитян кирпичного цвета возилась со снастями. Капитан дхони, выделявшийся потрепанной фуражкой, истуканом сидел на табуретке и смотрел вдаль, придерживая валёк рулевого весла пальцами левой ноги.
От нашего островка осталась видна только пальмовая щетинка над горизонтом. По сторонам торчали ещё с десяток таких же клумбочек. Мы двигались внутри атолла диаметром в несколько десятков километров. Бригадир группы рыболовной поддержки зачирикал на дживехи. В прикрученный к бортам крепеж были вставлены длиннющие спиннинги толщиной в палец. Приманкой служили целые кальмары, зашитые в плотные мешочки. Наружу свисали только щупальца. Двойные крючки напоминали приспособление для пыток. Вдоль поддёва были закреплены два лезвия. Океанская рыба нападает на приманку очень энергично и старается проглотить её как можно глубже. Если крючок попал в желудок, дело сделано. По мере того, как рыба крутится и мечется, лезвия по спирали распарывают ей внутренности. Добыча теряет силы и перестает сопротивляться от потери крови.
Команда застыла у спиннингов. Наше с Алмазом дело оставались пока шестнадцатое, не мешать. Капитан повел дхони широкими галсами. Минут двадцать ничего не происходило. Меня начало клонить ко сну. Но тут безо всякого предупреждения метрах в двадцати из воды вертикально выпрыгнула рыба-меч. Мгновение постояла на хвосте и упала назад, подняв корону из брызг. По другую сторону дхони выпрыгнула еще одна. Чуть подальше третья. Спиннинг у ног Алмаза согнулся. Дхони ощутимо притормозила и накренилась на борт. Капитан прибавил оборотов хилому моторчику. Бригадир давал указания Алмазу, который то накручивал леску на катушку, то опять стравливал её. Катушка заполнилась едва наполовину. Спиннинг ходил ходуном. Вдруг распрямился, леска ослабла, и двухметровая рыбина ракетой взлетела из глубины метрах в пяти от нас. Я успел заметить её выпученный черный глаз и стекавшую по серебряному боку из раскрытого рта ярко-красную кровь. Группа поддержки радостно захлопала друг друга по плечам и спинам.
Взмокший Алмаз продолжал яростно накручивать ослабшую при всплытии рыбы леску. Теперь, похоже, добыча столь же стремительно уходила в глубину. Леска ударом натянулась, но выдержала. Спиннинг согнулся колесом. Дхони зачерпнула бортом воду. Катушка стала стремительно раскручиваться. Сработал тормоз, от неё пошел дымок. Экипаж с тревогой глядел по сторонам. Я представил себе, что произойдет, если добыча своим мечом ударит в дно дхони. Но второй раз рыбина сиганула в воздух поодаль, метрах в десяти. В прыжке её ощущалась усталость. И кровь изо рта лилась струей. Прошло ещё минут десять. Катушка мало-помалу заполнилась леской. Алмаз тяжело дышал. По лицу его градом катился пот.
В глубине появилась тень. Рыба всплыла на поверхность. Она ещё дышала и подергивала хвостом. Экипаж дхони надежно подцепил её крюком под горло и обвязал за голову веревкой. Капитан двинул ногой руль от себя и дхони легла на обратный курс. Рыба волочилась у борта. Её серый бок начал перламутрово переливаться. Алмаз заметил мой взгляд и похлопал добычу:
- Успокаивается. Пока она туда-сюда мечется на крючке, сильно разогревается. Высокий уровень адреналина даст мясу привкус. Надо дать ей остыть и успокоиться.
Капитан заломил фуражку на затылок и рулил в направлении пустынного горизонта. Рыба за бортом шевельнулась. Бригадир группы поддержки отдал короткую команду. Один из щуплых матросиков достал полуметровый нож и сделал неглубокий разрез за грудным плавником. Неожиданно для меня из него брызнула струя крови. Рыба дернулась. Черный глаз затуманился, потерял прозрачность и глубину. Погас. Рыбаки перевернули рыбу, и бригадир сделал такой же разрез на другом боку. За добычей по воде тянулся широкий кровавый след. Рыбаки непрерывно сканировали глазами океан вокруг. Прошло минут пять. Один вскрикнул и вытянутой рукой показал в сторону. Бригада слаженным движением перевалила добычу в лодку. В глубине воды за нами некоторое время скользил чей-то размытый силуэт. Потом исчез.
Алмазбек вытянулся на жесткой лавке, подложив под голову руки, и закрыл глаза. Он был мокрый насквозь и выглядел устало и помято. Его лоб прорезали две глубокие морщины. Солнце жарило вовсю, но под соломенным навесом, да с океанским бризом температура оставалась комфортной. Я оперся спиной о столбик, поддерживавший навес, и дремал с открытыми глазами. До острова добрались к одиннадцати. Улов подвесили за хвост и по традиции Алмаз с ним сфотографировался. Бригада впятером потащила рыбину на кухню.
- Понравилась рыбалка? - повернулся ко мне Алмаз. Это были первые слова, произнесенные им за все утро. В его голосе и во всем облике сквозил холодок превосходства.
- - Поздравляю, Алмаз, отличный улов! А какая борьба... У тебя, похоже, немалый опыт.
- Имею такую слабость, - с ноткой снисхождения ответил он: - У Мексики рыбачил. И у Новой Зеландии. И у Южной Африки. Здесь все примитивно до убогости. Там совсем другое дело. Культура обслуживания, катера, гостиницы, всё на высшем уровне. По настоящему элитно. Далековато вот только... Обед в два, потом сразу домой.
Время до обеда я скоротал в бассейне. Вчерашние порезы поначалу щипало. От "чая" все неприятные ощущение как рукой сняло. В теньке пальмы облокотился на край бассейна, вытянул ноги и застыл в позе снулой рыбы. Глядел в беспредельные океанские просторы и ни о чем таком конкретном не думал. Пролетела цапля. С внешней стороны рифа проплыла стайка из четырех крупных дельфинов. Они держались очень плотно и выпрыгивали из воды абсолютно синхронно. Ко времени обеда я выпил под литр "чая" и вернулся в состояние полного душевного равновесия. Сходил в бунгало, надел рубашку с красными цветами, брюки фасона "чино", шляпу и очки, прихватил с собой ботинки и направился в ресторан, подволакивая по теплому песку босые ноги.
Алмазбек уже сидел за столиком в тени и пил шампанское. "Дом Периньон" урожая 1971 года.
- Вот видишь, - обратился он ко мне, будто наш разговор и не прерывался на три часа: - Этого года у них здесь нет ни "Крюга", ни "Боллинжера". Есть еще розовое "лоран-перрье", но оно не в моем вкусе.
Я сделал глоточек. Прохладное вино показалось мне круглым, как речная галька. Во рту остался вкус растаявшей карамели и приперченной ванили. На закуску подали хвосты омаров с лимонным чатни на соусе"каджун". Ниточки бисерных пузырьков в бокалах завивались причудливой спиралью. Вокруг столиков бурно цвели шарообразные кусты. От них шел незнакомый, но очень приятный аромат. Океанский бриз шевелил кроны пальм. Алмазбек положил в рот кусочек омара с каплей чатни. Прожевал. Запил шампанским:
- Предлагаю тебя работать со мной.
- А что делать? - сердце мое ёкнуло, но скорее с облегчением. Я опасался, что Алмаз попросит что-то конкретное, как в случае с миллионами Еврасек. Уик-энд на Мальдивах может быть бесплатным. Но это не значит, что он ничего мне не будет стоить.
- Я сейчас занят в одном проекте. Может быть, самым главным в моей жизни, - Алмазбек задумался: - По крайней мере, на данный момент. Из-за нелепой случайности его осуществление повисло на волоске. Ты мне очень помог. Больше того, выручил. Ты придумал отличный ход, и всё закончилось прекрасно. Деньги уже на моих счетах. Я озадачил агентуру, внедренную в различные структуры, собрать про тебя информацию. Это не первый случай, когда ты действовал быстро, решительно и эффективно.
Алмазбек сделал паузу. Может, чтобы дать мне возможность поблагодарить его за выраженное доверие. Может, чтобы позволить официантам водрузить посередине стола блюдо с пожареным уловом. Гарнир состоял всего-то из дикого риса с пряностями и батареей соусов от имбирно-апельсинового до барбарисового. Действительно, не слишком гламурно. Я вспомнил стружки чоризо. Очень бы подошли.
- И как вкус победы? - спросил я Алмазбека с улыбкой.
- Это вкус трофея, - ответил он мне в том: - Добычи. Вкус победы отвратительный. И запах тоже. Чтобы победить, приходится основательно испачкаться в в дерьме. И в крови... Так что ты скажешь?
- По поводу?... - уточнил я, с выражением тупой наивности.
- Участия в моем проекте, - терпеливо и с легкой усмешкой пояснил Алмаз.
- А что за проект? - - продолжал я тупить, в надежде вытянуть из него хоть какие-нибудь подробности.
- Деловой, но с элементами политики, - Алмаз взглянул на меня уже без снисходительной усмешки, и на дне его взгляда, словно в толще океанских глубин, возникла хищная тень.
- Алмаз, ты вроде серьёзный мужчина... - я с удовольствием жевал рыбу, запивая шампанским урожая 1971 года. Я в тот год четвертый класс окончил. В пионеры приняли. Люди, которые собирали урожай и делали это вино, давно умерли. Я пил консервированный свет погасшей звезды. Голос Алмаза вернул меня к реальности:
- Если я расскажу тебе суть проекта, то у нас не останется выбора. Тебе придется согласиться. А если все-таки откажешься, мне придется тебя убить. А оно тебе надо?
Где-то я уже это слышал. Именно в такой редакции. И совсем недавно. Где же, где же... в гостях у Абдымалика, вот где. Я решил, что дальше тупить нет смысла:
- Обойдемся без мелодрамы. Ты уж осуществляй свой проект как-нибудь без меня. Мы можем вернуться к этому разговору потом. Если захочешь. Я, конечно, твоим предложением польщен. Но и удивлен тоже. В бизнесе я смыслю мало. От политики стараюсь держаться подальше. Тем более, от киргизской, в которой вообще ничего не смыслю. Возможно, ты меня видишь связным с властными структурами Евросоюза... - я задумался, покушал рыбы. Алмаз молчал. Я подлил себе остатки шампанского: - Но я в эти структуры не вхож. Если захотят, сами пришлют тебе человека. Понимаю, со мной тебе было бы легче. И доверять. И под контролем держать. Но именно поэтому твои партнеры будут настаивать на их собственной кандидатуре, в лояльности которой они будут уверены. И тебе придется согласиться с таким раскладом.
- Связных может быть двое. Один их, один мой, - мой ход было несложно просчитать, и для Алмаза он не стал неожиданным.
- Так не бывает. Связной нужен один. Чтобы без свидетелей и посредников передавать инструкции. Ты будешь эти инструкции исполнять и отчитываться. Тоже напрямую. Тут ведь не колхоз, где дело решается голосованием. Кроме того, их связной развернет здесь свою агентурную сеть и будет за тобой приглядывать. Поверь на слово, я знаю, о чем говорю.
- Это и ежу понятно, - терпеливо согласился Алмаз: - Они, конечно, мне пришлют свои глаза. А ты станешь моим человеком при Еврокомиссии. Вполне официально. Послом по особым поручениям. Но это прикрытие, на самом деле будешь работать по линии бараньего глаза. Твоей первоочередной задачей станет создать сеть агентов влияния. И через неё выполнять конкретные задания.
Вот чёртов глаз, подумал я с грустью, и на Мальдивах нет от него покоя. А вслух предложил, причем от души:
- Пошли кого-нибудь из своих профессионалов. Того же Эртала.
- Пошлю, - Профессор согласно кивнул: - Но не Эртала. Мне нужны три законспирированные сети, действующие независимо друг от друга. Они смогут работать и на поиск информации, и на её вброс. Но киргизам в Европе работать трудно. Им трудно втереться в доверие, они изначально воспринимаются, как чужие. Другое дело, ты. Согласен? В принципе?
- Ну, если в принципе... - предложение мне понравилось. Опыт такой работы я имел. Народу в окружении источников знал немало. Алмаз прав, конечно. Я действительно за последние десять лет в Брюсселе примелькался. Стал своим или нет, трудно сказать. Но то, что встрече со мной в коридорах никто уже давно не удивлялся, факт.
Издали донеслось комариное жужжание. По мере приближения оно становилось более басовитым. Низко над океаном скользнул силуэт гидросамолета. Он приводнился, подняв белый бурун. Алмаз положил приборы на тарелку, с грустью посмотрел на на гору несъеденной рыбы и пустую бутылку из-под шампанского, которую я воткнул горлышком в ведерко со льдом. Решительно скомкал и бросил на стол салфетку:
- Пора, мой друг, пора. Нас ждут великие дела...
Гидроплан оторвался от бирюзовой глади и, ложась на курс, сделал вираж над островом. Внизу проплыл мой домик. Сверкнул солнечный зайчик от маски, которую я оставил на песке. С внешней стороны рифа делали круги две акулы.
Процедура отправления из Мале прошла незаметно. Пока заводили моторы, рулили, да взлетали, я сосредоточил внимание на стакане виски "мортлак" выдержки в двадцать один год. Как только виски закончилось и "Гольфстрим" занял крейсерскую высоту, я лег спать. Есть не хотелось. Тем для разговора не осталось. В Бишкеке мы приземлились около трех утра. Напоследок хлопнул тройной "эспрессо", но оживил он меня ненадолго. по местному времени, от которого я не успел ещё отвыкнуть. А три утра, это три утра. К тому же холодно и сыро. Луна прыгала за лохматыми тучами, которые гнал по небу пронизывающий ветер. Вроде та же луна, но куда ей до мальдивской с ее цветопредставлением. Желтый свет прожекторов задушил все остальные краски. Кроме черной. На прощание обнялись. Алмаз пристально посмотрел на меня и мизинцем левой руки чуть оттянул вниз нижнее веко на левом глазу.
Да помню я, помню, хватит уже, ну...
Через полчаса мы подъехали к парадному. Я открыл дверь и опустил правую ногу на асфальт.
- Сумочку не забудьте, - буркнул охранник.
На заднем сиденье слева действительно лежала небольшая дорожная сумка. В темноте я не обратил на неё внимания.
- Ваша, ваша, - развеял сомнения водитель, наблюдавший в зеркало заднего вида за выражением моего лица.
Моя, так моя. Легкая. Вроде пустая. Отпер замки на входной двери. В квартире темно и тихо. Такое ощущение, что отсутствовал месяц. Ни с того ни с сего захотелось есть. Просто условный рефлекс какой-то. Прошел на кухню. Бросил сумку в угол. Открыл холодильник. Ни тебе омаров, ни теплой чечевицы под стружкой жареной чоризо. Да-а-а. И виски "боумор" не видать. Не говоря уже о шампанском урожая 1971 года. Налил полстакана водки. Ух, хорошо пошла... Закусил опостылевшей корейской капустой. Поднял сумку с пола, поставил на кухонный стол. Расстегнул молнию. Шесть пачек баксов в вакуумной упаковке. Купюрами по сто. Вскрыл одну наугад испачканной в корейской капусте вилкой. Взьерошил. Вы не в церкви, вас не обманут. Шестьдесят килобаксов. Моя зарплата за полгода. Если премия, то я с уловом. Если аванс, то на крючке. С двойным лезвием на поддёве.