Кузина Лада Валентиновна : другие произведения.

Изгнанники Темногорья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ознакомительный фрагмент. Продолжение "Темногорья". Мёнгере лишают трона Золотого города, уродуют и отправляют в изгнание. Больше всего на свете Мёнгере мечтает отомстить и вернуть утерянное. Ее находит Хранитель пути и предлагает сделку: пройти светлой дорогой между темными мирами. Тогда она сможет загадать любое желание. В междумирье Мёнгере встречает двух незнакомцев: парня, утратившего крылья, и парнишку с зелеными волосами. Теперь им втроем предстоит стать командой. И никто не знает, что проигравших на этой дороге ждет лишь смерть. Книга вышла: https://www.labirint.ru/books/633317/

  Яблоневая долина
  
  В уютный домик над рекой я все-таки вернусь.
  Открою дверь своим ключом -
  Там пусто. Ну и пусть.
  Я молча сяду у окна. И буду век сидеть.
  Сидеть и губы в кровь кусать.
  В надежде умереть.
  И будет роком тишина висеть над головой.
  И будет век напоминать,
  Что нет тебя со мной.
  И просижу я у окна сто долбаных веков.
  И вдруг какою-то весной услышу звук шагов.
  Я тут же стану на крыло -
  Легка и весела.
  Открою дверь тебе скорей,
  А это смерть пришла.
  
  (с) Юлия Камышева
  
  Пролог
  
  Низкорослая лошадка, запряженная в телегу, медленно трусила по грунтовой дороге. Даже надвигающийся вечер и понукания возничего не прибавили ей прыти. Да и все вокруг притихло. Солнце неспешно кренилось к горизонту, птицы лениво перекликались между собой. Только тени становились гуще, обещая долгожданную прохладу. Да ветер слегка шевелил ветви деревьев, обступивших торговый тракт, и казалось, что они перешептываются.
  
  Дно повозки было плотно заставлено плетеными корзинами и глиняными кувшинами. Между ними с трудом уместилась женщина, мужчина правил лошадью. Оба невысокого роста, черноволосые и с румянцем во всю щеку - свидетельство крепкого здоровья. Гусиные лапки вокруг глаз говорили о веселом нраве. В Яблоневой долине все жители отличались добродушием. Спутник что-то сказал женщине, и она заливисто расхохоталась. В это время небо пересек светящийся предмет. Темный, цвета остывших углей, похожий на укороченное веретено. Он летел чуть выше деревьев, оставляя за собой белый дым.
  - Погляди-ка, Марта, - заметил мужчина, - какая странная штука.
  - Интересно, что это? - Марта проследила за непонятным объектом.
  Тот скрылся за ближайшим леском, а потом громыхнуло. Да так, что в ушах зазвенело. Лошадка встала, как вкопанная, часть кувшинов раскололась, а с деревьев посыпались листья.
  
  Мужчина спешился.
  - Пойдем, Марта, посмотрим.
  Сказал и сам себя еле услышал, точно в уши пакля набилась. Марта начала отнекиваться:
  - Да я что-то боюсь, Вилли. Давай, лучше дальше отправимся.
  Но мужчина уже зашагал к ставшему густым столбу дыма. Марте ничего не оставалось, как последовать за ним. В глубине леса был заметен урон. По деревьям точно косой прошлись, срезав макушки. Трава обуглилась, дышать стало нечем. Ближе к центру взрыва стволы разметало, словно чурки в городках. А между ними темнело углубление. В нем лежал упавший предмет. Он медленно остывал, покрываясь пеплом. А затем что-то скрипнуло, звякнуло, и предмет распался на две части. На дне ямы осталась люлька с младенцем.
  
  Вилли спрыгнул вниз и достал ребенка.
  - Марта, он живой, - донесся из ямы его голос.
  И в подтверждение его слов младенец разразился плачем, да таким громким и обиженным, что сердце сжалось.
  - Вилли, поднимай его, - заволновалась Марта.
  Она заглядывала в углубление со страхом и надеждой. Двадцать лет, как они с Вилли женаты, а ребеночка так и нет. Неужели небо услышало ее просьбы? Вилли с трудом выкарабкался из ямы, Марте пришлось помогать. Он передал ей младенца, и она с радостным волнением впервые посмотрела в лицо своего сына.
  
  Глава первая. Приш
  
  Яблоки поспели, и над долиной повис фруктовый аромат. Неповторимый запах антоновки смешался с нежно-сладким духом летних яблонь. К ним примешался медовый и конфетный ароматы. Поверх наложился грушевый дух нового сорта. Приш почувствовал, как рот наполняется слюной. Он взял из корзины яблоко и вонзил зубы в красно-зеленый бок. Брызнул сок. Хорошо. Скоро он с родителями отправится на ярмарку, где будет торговать фруктами и сидром. Тот уже настоялся в бочках с прошлого года. На сидр идут поздние плоды. Янтарного цвета, наливные, так что даже косточки просвечивают сквозь кожуру и мякоть, наполнившуюся карамельным сиропом. Во всем Темногорье нет сидра вкуснее, чем в Яблоневой долине, это все знают. С небольшой хмелинкой, а цветом, как сосновая смола. На вкус такой, что язык трубочкой сворачивается. Пьешь его и пьешь, и только прилив сил чувствуешь, и настроение поднимается. А голова ясная. Первое вино на посиделках, когда надо и людей посмотреть, и себя показать. Нет усталости от долгих плясок, стирается ненужное смущение, и беседа льется до первых звезд. Именно тогда и договариваются о свадьбах. Сидр - напиток влюбленных.
  
  Приш ощутил удар в спину: Лиза, младшая сестренка, кинулась яблоком. Он потер ушибленное место и погрозил кулаком. Но Лиза уже залезла под телегу: попробуй, достань оттуда. Ей лишь бы играть с братом в догонялки, но Пришу надо помогать родителям. Это Лизе всего шесть лет, а он уже совсем взрослый - пятнадцать исполнилось. Еще пара лет - и совсем жених. Можно будет себе сидр на свадьбу оставлять и сватов засылать. От мыслей о свадьбе Приш вспыхнул изнутри. Хотя... А что такого? Ведь на самом деле пора себе невесту присматривать. Впрочем, и не надо присматривать. Чего уж там, даже Лиза знает, что ему нравится Алиса, дочка односельчанина. Черноволосая, как все жители долины, чуть что вспыхивающая нежным румянцем, и хохотушка. Когда Алиса смеется, у Приша мурашки по спине бегут. А сердце начинает так биться, что страшно: вдруг выскочит? И кажется, что ног нет - паришь над землей. Один раз так засмотрелся, что муха в открытый рот влетела. А Алиса лишь пуще расхохоталась. Ей и палец достаточно показать, уже смешно.
  - О чем мечтаешь, жених? - отец хлопнул по плечу.
  Ну вот, даже задуматься нельзя, сразу заметили. Приш привычно взял из рук отца тяжелую корзину и поставил в телегу. Отец запряг лошадку, и они втроем отправились домой.
  
  Мама уже напекла пирожков с яблоками и шарлотку. Приш налил из кувшина парное молоко и сел обедать.
  - Подожди, сначала борщ, - мама подвинула глубокую тарелку.
  Маме лишь бы покормить! Хотя борщ она вкусный варит. Наваристый, на сахарной косточке, и настолько густой, что ложка стоит. А еще зелень и чесночок крошит и сметану добавляет. За уши от борща не оттянешь.
  - Ну как урожай? - поинтересовалась мама.
  - Замечательный, Марта, - ответил отец. - В этом году яблоки, как никогда, уродились. Один к одному. Будет чем на ярмарке торговать.
  - Ты это каждый год говоришь, Вилли, - мама улыбнулась, и на ее щеках появились две ямочки.
  У Алисы тоже ямочки образуются, когда она смеется. И все время хочется их потрогать. И страшно, словно в бездну шагнуть.
  
  Приш залпом допил молоко и вышел из-за стола. Сейчас они с отцом снова отправятся в сад. Надо снять оставшиеся летние яблоки - на выходные всей семьей поедут на ярмарку. Приш сам станет торговать, ведь родителям помощь требуется. Оба не молоды, отец наполовину седой, да и у мамы точно паутина в волосах запуталась. Другие уже внуков в этом возрасте нянчат, а им приходится детей поднимать. Сначала Приш с неба свалился, как мама рассказывала, а потом уже Лиза - подарок судьбы, которого не ждали. Повезло с родителями. Если бы не они, он мог бы погибнуть. А они спасли его и как собственного ребенка воспитали. Хотя он с детства знал, что родители - неродные. Да и как не знать: у Приша темно-бронзовая кожа и волосы цвета травяной поросли. А еще на пальцах присоски имеются, поэтому он может карабкаться и на стену, и по стволу яблони - не упадет. Первый помощник по хозяйству. Всех за пояс заткнет, любая девушка такому другу рада будет. Наверное.
  
  Иногда сомнения одолевали: вдруг Алисе он совсем не нравится? В смысле как парень? Может, она видит в нем лишь мальчишку, которого знает с детства? Ну да, он и в росте другим не уступает, и силой не обделен, но все же... Вдруг ей приглянулся кто-то из парней долины: темноволосый, с обычной белой кожей? Как бы узнать? Точно! Надо пригласить ее на свидание. Если не откажется, то дело в шляпе. Эх, только как бы смелости набраться? Он, Приш, может забраться на самое высокое дерево, а вот с Алисой ведет себя как рыба: лишь молча рот открывает. Но решено: после ярмарки он подойдет к ней, иначе сам себя уважать перестанет.
  
  ...Торжище располагалось в центре Темногорья, неподалеку от башни тысячи вокзалов. Приш снова загляделся, рассматривая ее. Высотой до неба, молочного цвета с изображением морских животных. Тут и медуза с длинными щупальцами, и гигантский кальмар, и морская звезда с осьминогом, и множество прочих тварей. Иногда Приш мечтал залезть на самую высоту и все внимательно разглядеть. Говорят, с такой вышины все крохотным кажется. Жаль только, что вечно времени не хватает. А еще рассказывают, что через эту башню можно попасть в разные миры. Вот бы ему отправиться в путешествие! Может, где-нибудь он бы отыскал людей с цветом кожи, как у него, и смог бы найти настоящих родителей. Так хочется их увидеть. Пришу стало неловко: Марта и Вилли любят его как своего, а он желает узнать, кто его родные отец и мать. Но ведь наверняка с ними что-то случилось. Ведь не могли они отправить сына неведомо куда, как надоевшую игрушку.
  
  Народу на ярмарке полно. Кого только нет. И цирковые, и актеры, и даже волшебники. Устраивают по вечерам представления, запускают в небо огненных драконов. А еще показывают разные картины, совсем как настоящие. Диковинных животных и необычные миры. Отец обещал, что они останутся с ночевкой, так что будет время побродить по городу. Дома здесь приземистые, сложены из светло-серого камня. А в долине избы построены из дерева, поэтому всегда пахнет смолой и лесом. И яблоками. Их ароматом пропитано все в долине. А в городе всем понемногу: потом, пылью, выпечкой и корицей, черепицей с крыш, раскаленным булыжником. Его здесь много: не только здания, но и дороги камнем вымощены, а в долине все тропинки грунтовые. А еще здесь растут каштаны, а дома у Приша - яблони. Но все равно ему тут нравится. Городок небольшой, расположен на возвышенности. Внизу протекает река, а вокруг холмы, поросшие глухим лесом. И у города, и у края одно название - Темногорье. Видимо, из-за гор вокруг городка.
  
  Яблоки и сидр расхватали, как горячие пирожки. Приш только и успевал взвешивать да сдачу давать. Народ за товаром приехал из самых отдаленных уголков Темногорья. Многие наслышаны об Яблоневой долине и ее урожае. Даже мохноног приходил из гильдии дорожников. Сверху человек, а внизу ноги, как козла: мохнатые и заканчиваются копытами. А копытца блестят, точно их воском натерли. Мохноног сказал, что держит постоялый двор неподалеку от торжища. Так и называется незатейливо: "Постоялый двор Плута". Пригласил у него остановиться. Ну, гильдию дорожников все хвалят, так что вопрос с ночлегом решен. Приш взвесил последние яблоки и засобирался: надо еще за покупками успеть. Родители думали ему и Лизе на осень обновки взять. Да еще мама себе сапоги желала приобрести. Но Приш решил: как только ему вещи купят, он отпросится. Хочет один побродить. Ведь неудобно в его возрасте гулять с родителями, как малышу.
  
  Плотные брюки из серо-зеленой ткани купили в лавке по соседству, там же приобрели несколько рубашек, два свитера и мягкие невесомые ботинки. Хорошо, что Приш - парень, ему много одежды не надо. Не то что Лизе, одних платьев штук пять. Замучился, пока она всё перемерила. Когда с покупками закончили, он отпросился у родителей. Но сразу же увязалась Лиза:
  - Приш, возьми меня с собой!
  Ну вот! Вечно она как хвостик. Но мама перехватила дочку:
  - Давай мы с тобой еще в лавку за пирожными и конфетами сходим. А с Пришем вечером встретимся, на представлении.
  Приш неловко обнял маму и чмокнул в щеку. Она всегда его понимала, будто мысли читала. А отец сунул деснар* и подмигнул: мол, заработал, сынок. Приш взял деньги и отправился по рядам.
  ___________________________________________________________________________
  * деснар - серебряная монета в Темногорье. Один деснар соответствует десяти медным однарам. Десять деснаров - золотой стонар.
  
  Глава вторая. Темногорье
  
  Торговые ряды ломились от фруктов. Сочные абрикосы с персиками, душистые дыни с пузатыми арбузами, россыпь спелого винограда вперемешку с медовыми сливами. Такой дух стоит, что пройти спокойно нельзя - глазами все бы съел. А еще медовая лавка, где и малиновый мед, и гречишный, и липовый - одних названий несколько десятков. Приш купил мед в сотах и отправился дальше. День клонился к вечеру, продавцы стали закрывать лавки. Приш заглянул еще в одну. Это был небольшой магазинчик с украшениями для девочек и женщин. Приш пожал плечами и собрался выйти - ему-то это зачем? Он же не кладоискатель, чтобы рыться в девичьих безделушках. Как вдруг в голову пришла мысль: у Алисы послезавтра день рождения! Точно. Он подарит ей заколку или цепочку с кулоном, а потом пригласит на свидание - вот и повод. А заодно можно и маме с Лизой подарки присмотреть, им приятно будет.
  
  Он долго мялся у прилавка, пока продавец, пожилой мужчина, не поинтересовался:
  - Кому ищете украшение, молодой человек? Своей девушке?
  Приш так смутился, что уши полыхнули огнем:
  - Нет, конечно! Для сестры - у нее скоро день рождения.
  У продавца дернулся кончик рта, точно он попытался сдержать усмешку.
  - Тогда, наверное, самое лучшее для сестренки? - с этими словами продавец высыпал на прилавок украшения.
  У Приша глаза разбежались: столько всего! Аж рябит. Он завис над всеми этими брошами, колечками, серьгами.
  - А что бы вы посоветовали? - наконец выдавил он из себя.
  Продавец жестом фокусника вытащил из кучи тонкую цепочку с подвешенными на ней темно-фиолетовыми камнями. Казалось, они висят в воздухе сами по себе, как звезды на небосклоне. Приш смог лишь кивнуть - в горле неожиданно пересохло.
  - С вас девять однаров, молодой человек, - произнес продавец.
  Все оставшиеся деньги.
  
  На представление Приш не шел - летел. Он смог это сделать - купить подарок для Алисы! Правда, на подарки для мамы и Лизы денег не хватило, но ничего страшного. Он в другой раз им что-нибудь возьмет - в следующие выходные опять на рынок поедут. А теперь у него есть причина договориться с Алисой о свидании. После такого подарка она точно не откажется встретиться с ним. И он пригласит ее на мост Глогха. Это каменное сооружение протянулось над долиной, соединяя две горные гряды. В виде огромного, замершего в прыжке зверя. С длинной узкой мордой, мощными лапами и массивным телом. Никто не знал имя строителя и в честь кого такое название. Мост однажды возник над ущельем, чтобы навсегда вписаться в окружающий пейзаж.
  
  Родители уже ждали его возле подмостков, заняли лучшие места. Лиза показала леденец на палочке:
  - Хочешь облизнуть?
  Приш отрицательно мотнул головой: он уже взрослый. И тут же ощутил вину: сестренка с ним всем готова поделиться, а он ей никакого подарка не купил. Мог бы тот же мед в сотах оставить. Почему он такой недогадливый? Он осторожно дернул Лизу за косичку, та сразу же улыбнулась довольно и наябедничала:
  - Мама, а Приш меня за волосы хватает.
  Но мама только пшикнула:
  - Тише вы, представление начинается.
  Тут же потемнело, словно солнце погасили, как уличный фонарь. Занавес распахнулся, и на сцене появились тени.
  
  Как живые, тени заполонили собой подмостки. То становясь деревом, то человеком или мохноногом, а то превращаясь в страшное чудовище. Тени рассказывали историю о проклятых, которые пришли в Темногорье по темному пути. У Приша мурашки побежали по коже: до чего же торжественное, хотя и мрачное представление. Полное опасностей, ужасов и приключений. Приш не заметил, как зрелище полностью захватило его. Словно он сам шел этой дорогой, долгой и короткой, волшебной и страшной одновременно. Да и никто не остался равнодушным. Когда представление закончилось, воцарилась тишина: зрители не сразу стряхнули с себя навеянные чары. Зато потом грохнули аплодисменты. Приш чуть ладони не сбил, так громко хлопал. А Лиза даже завизжала от восторга, настолько понравилось. Всю дорогу до постоялого двора щебетала: пересказывала увиденное.
  
  Даже в трактире никак не могла угомониться.
  - Это что ж такое интересное вы рассказываете, барышня? - поинтересовался хозяин постоялого дора.
  - Сказку! - выпалила Лиза. - Про темный путь и людей на нем. Мальчика, девочку и дяденьку. Они шли к радуге, а за ними гналось огромное чудовище.
  Плут приглашающе махнул рукой. Приш с семьей расселись за столом. Мохноног накрывал, а Лиза все трещала. Приш подвинул к себе тарелку с окрошкой, взял ломоть свежего ржаного хлеба и принялся есть - проголодался. Целый день на воздухе. Тут хочешь - не хочешь, а аппетит нагуляешь. Плут водрузил на стол кувшин с травяным чаем, пышные слойки и розетки с вареньем. Можно макать слойку в варенье и запивать настоем. Красота!
  
  Приш набивал желудок и рассматривал постоялый двор. Массивные столы и под стать им скамьи из северного дуба. Гладко отполированные, покрытые темной морилкой и лаком. Такие и великана выдержать смогут, не сломаются. На стене горят огоньки. У Приша тоже есть дома огонек, похожий на белую шапочку одуванчика. А здесь их так много, что их свет придает залу праздничное настроение. Красивая магия. Высокая стойка, за которой обычно находится хозяин постоялого двора. А на полках за стойкой чего только нет. Толстые пузатые бутыли подпирают друг друга. Хрустальные, из толстого стекла, глиняные, даже кожаные - среди них Приш разглядел и сидр Яблоневой долины. Стало приятно за свой труд.
  - И тут перед ними дверь появилась, и они все вернулись домой, - Лиза умудрялась говорить даже с набитым ртом. - Хорошая сказка.
  - Хорошая, - подтвердил Плут, - только не сказка, а быль. Несколько десятилетий назад все произошло.
  
  На пол с громким звоном упала ложка - мама от удивления выронила.
  - Что вы такое говорите, господин хороший? - с тревогой спросила она.
  Плут пододвинул табуретку к столу и сел рядом.
  - Чистая правда, госпожа Марта, клянусь гильдией дорожников! Мой дядюшка Флут рассказывал, когда я еще пешком под стол ходил. Именно к его постоялому двору и вывел путников темный путь.
  Приш аж полыхнул: ничего себе! Оказывается, это чистая правда. Не может быть! А Плут продолжал:
  - Говорят, что существует три пути, проходящие через миры Темногорья: светлый, темный и серый. И по ним можно попасть в странные места, куда так просто доступа нет.
  У Приша от удивления рот открылся: ничего себе! Правда, он сразу же его захлопнул - до чего же вредная привычка так сильно изумляться. Приш слушал и мечтал: вот бы ему пройти по одному из путей. Столько бы всего удивительного увидел, было бы что Алисе рассказать. Да и в ее глазах он сразу бы героем стал.
  
  Мохноног зажег лампу, вокруг которой запорхали белые мотыльки.
  - Только одолеть эту дорогу можно лишь втроем, - повествовал он. - Никто не должен отстать или потеряться по дороге. И тогда возможно дойти до радуги, где исполняются самые заветные желания. Любые, даже несбыточные.
  Мысли Приша сразу же скакнули: а что бы он загадал? Чтобы Алиса в него влюбилась? Так она и так сразу его полюбит, как только он путь одолеет. Ведь это не каждый может. Что же тогда? Узнать, кто его настоящие родители? Да, хочется, но жалко на это единственное желание тратить, когда есть вещи важнее. Лучше пусть Марта и Вилли живут долго и счастливо. Здоровья бы им побольше. Да, хорошее желание, нужное.
  - А еще дядюшка поведал, что вроде бы существует еще один путь - бесцветный, о котором никто ничего толком не знает, - Плут все рассказывал о путях. - Но это только слухи.
  
  Мохноног погасил лампу, и всех потянуло в сон. Хозяин постоялого двора отвел постояльцев в комнаты. Пришу достался небольшой, но уютный номер. Стены обиты деревом, над кроватью висит картина с морем и кораблем. Рядом ванная комната, отделанная голубой мозаикой. Приш подумал, что надо бы принять в ванну, но смог лишь добраться до кровати - дремота сморила веки. Не зря говорят, что дорожники владеют секретом приготовления чая, дарующего крепкий сон. Всю ночь ему снился луг, покрытый цветами: сиреневыми, оранжевыми, голубыми, розовыми, алыми, бледно-желтыми. А над ним повисла радуга.
  
  Глава третья. Подарок для Алисы
  
  После сна осталось приятное послевкусие. Словно случилось что-то настолько хорошее, что сердце от этого стало огромным и теперь не умещается в груди. Вскоре постучали: мама позвала завтракать. Внизу уже собрались постояльцы: кто-то распродал товар еще в субботу и теперь собирался домой, а кто-то вновь спешил в ряды. Приш зевнул от души: рано разбудили, солнце только поднимается. На улице еще темно. И будто в ответ на его мысли сразу же засияла башня тысячи вокзалов - точно ее стены были покрыты отполированными пластинами. Хотя ничего такого Приш не замечал.
  
  Он заинтересованно взглянул в окно: нет, надо будет как-нибудь залезть на башню - для него это пара пустяков. Он на любой вертикальной поверхности держится легко, повезло с присосками. Приш посмотрел на руки: обычно их и не заметно, спрятаны в подушечках пальцев. Зато при необходимости появляются. Удобное приспособление, многие парни завидуют.
  
  Рассвет добрался до крыш и окрасил их в алый. Затем засверкали окна, будто их хорошенько отмыли. Заблестела листва, тронутая первой позолотой. Все же на дворе урожайник* - начало осени. Совсем скоро листья побуреют и облетят, зато появятся белые мухи*, и наступит зима. Но до этого далеко. Они успеют собрать урожай поздних яблок и сделать самый лучший напиток - сидр.
  
  В соседнем окне кто-то отворил окно, и солнечный луч попал прямо в глаз Лизе. Она зажмурилась и несколько раз чихнула. Смешная у нее привычка - все время чихает на солнце. В этом время подоспел завтрак: Плут принес стакан молока для сестренки и кувшин морса - для остальных. Поставил черничный пирог и тарелку печенья. Так рано плотно есть не хочется, а вот перекусить - самое то.
  
  Лиза выпила молоко, и теперь над губой виднелась белая пена.
  - У тебя молоко на губах не обсохло, - давясь от смеха, сообщил Приш.
  С сестрой вечно так - умудряется испачкаться. То после пирога останутся черничные усы, то как сейчас - словно пена для бритья. Глаз да глаз за ней нужен, иначе так и пойдет на улицу. Приш передал Лизе полотенце и проследил, чтобы она тщательно вытерлась. А то будут над ней смеяться.
  
  Ну улице было прохладно - все же начало осени. Днем еще пригревает солнце, и кажется, что на дворе лето, но ночь не обманешь. Приш накинул на себя куртку и забрался в повозку. Рядом примостилась мама с Лизой, папа залез на облучок. Мама укрыла Лизу пледом, та немного посидела, а после свернулась калачиком и уснула. Телега мелко тряслась по мостовой, и Приш раззевался. Как же спать хочется! Да и ладно, что он здесь не видел? В следующие выходные снова приедут с новым урожаем. Он примостился рядом с сестрой и задремал.
  
  Дома Приш помог родителям разобрать повозку. Мама принялась хлопотать по дому, а они с отцом отправились в сад - следовало сорвать поспевшие яблоки, пока не попадали. А то побьются и начнут портиться. Их тогда только на варенье. Хотя мама варит такую вкуснятину, что пальчики оближешь: каждая долька будто плавает в янтарном сиропе. Уметь надо.
  
  Вечером Приш достал цепочку: до чего же красиво. Алисе она точно понравится. Завтра Приш ее подарит и пригласит на свидание А там будь, что будет. Хотел убрать украшение, а Лиза тут как тут:
  - Ой, что это у тебя?
  Все время она незаметно подкрадывается. Как лисичка. Приш показал цепочку.
  - Ой, какая хорошенькая, - Лиза запищала от восторга. - Это кому?
  - Алисе, - смутился Приш. - У нее завтра день рождения.
  Лиза захлопала:
  - Я знала, знала, что она тебе нравится!
  Приш покраснел: хоть у него кожа бронзового цвета, а все равно - предательская краска выдает. Но молчать не мог - словам стало тесно в груди, о чувстве хотелось поделиться со всем миром.
  - Да, - ответил он. - Наверное, я ее на свидание приглашу.
  А сам покосился на сестренку: как она воспримет? Не высмеет ли? Но Лиза лишь запрыгала:
  - Замечательно! Она согласится! Вот увидишь! Ведь ты самый лучший.
  Конечно, Лиза его любит - ведь она сестра, но стало легче. Завтра все получится!
  
  Понедельник, как по заказу, получился солнечным и теплым - хорошее предзнаменование. Приш с утра бы побежал к Алисе, но работу никто не отменял. Сначала дела, потом все остальное. Он едва не взлетал на деревья - хотелось быстрее освободиться. Отец только удивлялся такой прыти, а Лиза подхихикивала - она-то догадывалась в чем дело, но молчала.
  
  Яблоками набили корзины и водрузили те в телегу. Пришу хотелось соскочить с повозки и бежать: до чего медленно! Эх, были бы у него крылья... Птицей бы метнулся, а приходится ждать. Так что дома помог отцу выгрузить корзины, схватил подарок и понесся к Алисе. Хоть бы она дома была! А то ему не терпится скорее увидеть ее. Да и решимость страшно растерять. Как бы снова все слова не позабыть.
  
  Приш побежал по деревне - его дом находился чуть выше остальных в долине, на склоне. Если посмотреть с моста вниз, то видны лишь глиняные крыши - будто рассыпавшиеся пряники посреди зеленого плюша. Все утопает в зелени: яблони повсюду. Только осенью долина меняет убранство на золотой наряд, а зимой - на белый. И все время так красиво - до сердечного замирания. Вроде видишь каждый день, но, когда остановишься, присмотришься - все, это любовь навсегда. И не представить, как можно жить где-то в другом месте. Он бы, Приш, не смог. Здесь его дом.
  
  Пока мчался, обо всем передумал, только не о нужном. А когда добрался до центра деревни, где возле маленькой площади расположился дом Алисы, понял, что все правильные слова выветрились. И сердце бешено заколотилось от волнующего предвкушения, да так, что голова закружилась, и на ногах стоять - никакой возможности.
  
  Приш отошел за ближайшее дерево - надо успокоиться. А то наговорит всякие глупости. Он несколько раз глубоко вздохнул. Нужно собраться. Достал из кармана сверток и приготовился. И тут раздался стук: кто-то кинул камушек в окно. Приш высунулся из-за яблони: неподалеку стоял Маттис - парень с противоположного конца поселка. Ему недавно исполнилось шестнадцать. Высокий, плечистый, с румянцем во всю щеку - словно сошел с вывески молочной лавки. Мол, пейте свежее молоко, ешьте сметану и станете такими же здоровыми.
  
  Приша затошнило: что этот здоровяк здесь делает? Неужели... Дверь распахнулась, и на крыльцо вышла Алиса.
  - Привет, Маттис, - улыбнулась она.
  А у Приша сжалось сердце - почему она так любезна с этим переростком? В ушах зазвучал набат: внимание, опасность!
  - Я прослышал, у тебя день рождения. Поздравляю.
  Да кому нужны его поздравления?! Приш сглотнул: волнение комом встало в горле.
  - Спасибо большое!
  Отсюда не рассмотреть, что Маттис вручил Алисе. А тот не промах: тянется к ней губами, решил поцеловать.
  
  Словно кровавая пелена перед глазами. В ушах гул, руки сжались в кулаки. Да как это придурок смеет?! Что он себе вообразил?! Приш не помнил, как выскочил из-за укрытия, как набросился на Маттиса, забыв об всем.
  - Отойди от нее! - лишь яростный крик, а дальше безумие, стирающее память.
  И локти ходят взад-вперед, следом за кулаками. А этот здоровяк сначала и не пытается защищаться, лишь уворачивается. А потом и Маттис начинает работать руками, и Пришу тоже достается. А на краю сознания слабый шепот: "Приш, Маттис, не надо! Вас же..."
  
  И Приш обмяк, поняв, что натворил. Маттис тоже замер, удивленно разглядывая свои руки, будто не веря, что мгновение назад молотил ими своего соперника. Алиса испуганно воззрилась на них:
  - Вы что... Вас же... Нельзя же так!
  И замолчала. "Хороший" Алисе достался подарок на день рождения. Никому такого не пожелаешь. И сделанного не скрыть: уже подтянулись односельчане. А это значит... Приш сглотнул. Господи, что же он натворил?! В долине запрещены драки - от этого будущий урожай портится, яблоки начинают горчить. Что же с ним будет?
  
  Подошел отец и мотнул головой в сторону дома: мол, иди к себе. Приш ссутулился и отправился назад. Выроненная цепочка осталась лежать рядом с крыльцом.
  ____________________________
  * урожайник - сентябрь
  * белые мухи - снег
  
  Глава четвертая. Золотой город
  
  Если смотреть на Алтанхот с высоты птичьего полета, сразу бросается в глаза геометрическая точность, с которой построен город. По центру - дворец правительницы, напоминающий диск солнца. От него лучами разбегаются улицы. В одном из миров Темногорья известна поговорка: "Все дороги ведут в Рим". А в Алтанхоте знают: поместье из розового мрамора - центр мира. Ведь именно там живет повелительница Золотого города - другое название Алтанхота.
  
  У Золотого города серебряная царица. Мёнгере правит им уже пять лет - с тех пор, как по праву заняла трон, выточенный из бивней вымерших гигантов. Их кости изредка находят в пустыне, когда жадные пески уступают напору ветра. Большая часть идет на продажу в соседние города, но часть бивней оседает в Алтанхоте и служит украшением покоев правительницы. Ведь Мёнгере - живое воплощение Луны, дочь серебряного дракона и жрицы храма.
  
  Храм небесных светил находится неподалеку от дворца. Ведь именно он поставляет цариц Золотому городу. Раз в пять лет проходит избрание. Девушки от двенадцати до шестнадцати лет получают шанс занять трон Алтанхота. Но не все, а только самые красивые - воспитанницы храма. Девушек собирают во дворце, рядом с ними становится правящая царица - в этот миг она уравнивается с другими. Лишь совершенство служит пропуском к дальнейшей власти.
  
  Цариц в Алтанхоте было много, а вот живых воплощений Луны мало. Мёнгере вторая за время существования города. Значит, ей суждено править долго и счастливо, сохраняя молодость до самой смерти. А дочь лунного дракона будет жить очень долго - с красотой отца ей передалось и его долголетие.
  
  Мёнгере подошла к блестящей пластине и придирчиво осмотрела себя: на завтрашнем испытании ей некого опасаться. Кожа такая тонкая, что кажется, под ней можно рассмотреть водную сеть вен. И настолько светлая, что цветом напоминает вешники - цветы, растущие в сердце пустыни. Те даже белее древних костей, над которыми веками трудились песок и ветер. В лунном свете кожа начинается бледно мерцать, лишний раз доказывая связь правительницы с небесным светилом. Волосы оттенка потемневшего серебра дождем спадают до самого пола, а огромные глаза цветом напоминают чернила, разбавленные водой. Недавно во дворец приносили полудрагоценные камни, аметисты. Царица приказала сделать из них серьги - чтобы подчеркивали глаза.
  
  Губы у правительницы чуть пухлые. В самую меру. Мёнгере идеальна: тонкими руками, изящными ступнями, узкой талией, длинными ногами. Всем своим обликом она напоминает фарфоровую статуэтку: прекрасную и хрупкую. Нет никого краше в Золотом городе. И скоро все вновь в этом убедятся. А невезучие претендентки навсегда скроют лица плотной тканью и отправятся служить в храм небесных светил.
  
  Даже странно, что именно ее мать, из отверженных неудачниц, удостоилась внимания лунного дракона. В легендах рассказывается о драконах, солнечном и лунном, которые иногда посещают Землю в человеческом облике. Мёнгере хлопнула в ладоши, к ней тотчас подбежала служанка, до этого прятавшаяся за колонной, чтобы не оскорблять взор царицы своим неидеальным видом.
  - Я желаю слушать сказку о драконах, - повелела правительница.
  Служанка склонилась в поклоне, села в ногах Мёнгере и начала речь.
  
  Давным-давно, когда не было ни ночи, ни дня, жили-были супруги: Луна и Солнце. Все время на небосводе проводили они рука об руку. Не было на свете более любящей пары, пока не случилась между ними размолвка. Прилетела как-то в дом супругов серая птица, сорока. Долго вертелась рядом с ними, охала и ахала, а потом сказала:
  - Гляжу я на вас, уважаемые Солнце и Луна, и никак не пойму: кто же из вас красивее? И вы, прекрасная Луна, всем хороши, но и вы, Солнце, ничем не хуже. Как же мне, бедной, узнать: кому из вас следует больше поклоняться?
  
  Призадумались супруги: на самом деле, кому же? Первой слово взяла Луна:
  - Конечно, же мне. Ведь все знают: я круглобокая и блестящая.
  Но тут Солнце ответило:
  - Я тоже круглобокое, не хуже тебя. И сияющее. Рядом со мной тебя сложно заметить.
  Луна не согласилась:
  - Ты ослепляешь. На тебя никто долго смотреть не может, ты ранишь глаза. Зато мной можно любоваться без устали.
  Усмехнулось Солнце:
  - Все знают, что своего света у тебя нет. Ты и блестишь только потому, что отражаешь меня.
  
  Обиделась Луна, тяжело ранили ее речи супруга. Так, слово за слово, они рассорились. Ударило Солнце в сердцах Луну, да с такой силой, что отломился от нее один бок и искрами разлетелся в разные стороны. С тех пор на небе сияют звезды. В слезах убежала Луна от мужа на другой край небосклона, оставляя за собой белый шлейф. И эта дорога теперь называется Млечным путем.
  
  Так и живут Луна и Солнце, не видя друг друга. С Луной воцарилась ночь, а где Солнце - там день. В память о прошлом Луна каждые четыре недели становится полной. А потом, день за днем тает, от боли и горечи. А сорока, которая послужила причиной ссоры, поменяла цвет на черно-белый, как ночь и день. И всем известно: сорокам верить нельзя.
  
  Мёнгере вздохнула: легенда старинная и очень длинная. Пока дождешься, когда речь пойдет о драконах, заснуть можно. Но боги не любят, когда люди проявляют неучтивость. Поэтому надо придерживаться повествования с особой тщательностью. Служанка перевела дух и продолжила:
  
  Хоть и велика была обида, а любовь все же сильнее. Всеми силами пытались дотянуться Луна и Солнце друг до друга. Но могли лишь посылать лучи, как весточку. И когда встречались лунный и солнечный свет, рождались драконы: серебряные и золотые, дети небесных светил. Только одно огорчало родителей: детей было мало и лишь одни мальчики. Потому наделили они их умением превращаться в людей, чтобы драконы могли продолжить свой род.
  
  Мёнгере повернула голову и вновь увидела свое отражение. Ничего драконьего в ней нет. Как там в храмовых описаниях было? "Дракон трижды обернулся вокруг храма. Телом он походил на огромного змея. Под кожей перекатывались мышцы, будто огромная волна шла от хвоста к голове. Цвет чешуи напоминал чищенное серебро: почти белая. От нее исходил слабый свет. Жрицы вышли из храма и склонились в приветствии. И тогда дракон обернулся мужчиной: высоким и статным. В его глазах отразился Млечный путь: казалось, что в них плавает туман. Серебряные волосы длиной достигали бедер. Он подошел к одной из жриц, взял ее за руку и повел внутрь храма". Что ж, Мёнгере не дракон, но обликом она пошла в отца, а не в мать-неудачницу.
  
  "Наверное, лица, как всегда, были скрыты, вот он и выбрал мать", - Мёнгере никак не могла понять, что заставило дракона отдать предпочтение жрице, а не тогдашней правительнице города. Хотя царицам портить беременностью фигуру нельзя, но это тот случай, когда возможно исключение. Или нет? Но кто бы воспротивился воле сына богов? Его выбор был бы ясен. А жрица... Да, лишь красивые девушки служат в храме, но все они, все, хуже царицы. А так бы она, Мёнгере, была бы еще прекраснее. Ведь нет предела совершенству.
  
  Глава пятая. Правительница Алтанхота
  
  Светила луна. Мёнгере стояла на балконе покоев и смотрела вверх. На ее лицо падал звездный свет. Внизу шелестели пальмы. Их шум смешивался с пением песков, окружающих Алтанхот. Лишь восточной стороной город соприкасался с рекой, белой Омирук, но звуки оттуда не доносились. Их относило ветром. И ветер звал, бередил душу, навевал тоску. И Мёнгере не выдержала: взмахнула руками, оттолкнулась ногами от мраморной плитки и взлетела драконом.
  
  Миниатюрный серебряный дракон стрелой разрезал ночное небо. Воздух свистел в ушах, с силой бил в морду зверя. Но дракон наслаждался: долгожданная свобода. Прочь из дворца, из Золотого города. Туда, где светит луна, небесная бабушка. С каждым взмахом крыльев он поднимался все выше. Над плоской крышей розового дворца, над острыми скатами храма, над домами знати и простолюдинов. Все здания построены из светлого песчаника, который добывается в горах по соседству. Только часть домов украшена желтым мрамором, который и дал городу название - Золотой. Его привозят с юга в больших количествах, хотя беднякам он все равно недоступен.
  
  А вот редкий розовый мрамор везут издалека, откуда-то из-за моря. Омирук на севере впадает в Великий океан. Говорят, за ним есть другие земли и страны. Климат там более суров, а люди носят теплые одежды. Во дворец как-то приводили торговцев, они рассказывали удивительные вещи. Про огромных мужчин, у которых волосы растут на лице, про диковинных зверей. На массивных кораблях мрамор привозят в устье Омирука, где распродают всю партию. Затем, на местных плоскодонках его сплавляют вниз по реке. За время путешествия цена мрамора вырастает в несколько раз. Ведь пересечь Великий океан - опасное занятие. Такое под силу лишь опытным мореплавателям. А потому розовый дворец - редкая жемчужина Черного побережья*.
  
  С трех сторон Алтанхот окружает пустыня. Ее золотые пески приносит в город злой самум. И тогда Алтанхот словно лежит на грудах золота. Такое бывает во время порубежника*, на границе зимы и весны. В это время ночи настолько холодные, что приходится накидывать палантин, а ветер свистит все дни напролет, засыпая город песками. Но вскоре приходит весна, и распускается вешник, первый привет тепла.
  
  Дракон сделал виток и повернул к реке. В лунном свете она будто бы замерла, сделавшись похожей на пролитое молоко. Дракон нырнул в светлые воды и, изгибаясь всем телом, поплыл, оставляя за собой волны. Несколько раз он погружался вглубь, распугивая рыбу. Даже речные чудовища - закованный в броню крокодил и мощная речная лошадь - постарались убраться с дороги. Дракону они на один зуб.
  
  Серебряный зверь вынырнул и поднялся ввысь. Его тянуло к единственной черной точке - храму небесных светил. Темное, мрачное здание словно поглощало свет. Стены из тяжелого базальта с крохотными окнами давили на пространство. Внутри всегда царил полумрак и прохлада. Разглядеть что-либо можно было с трудом: окружающие предметы скрывались в тени. Да и сами жрицы мрачными одеждами походили на тени. Вот и сейчас одна из них поднялась на крышу Храма. Драконье зрение позволило разглядеть ее до мельчайших подробностей: Невысокая, стройная. Смуглая кожа, видимая на открытой коже лица. И большие миндалевидные глаза цвета раухтопазов. Они смотрят с тревогой, страх выплескивается из них наружу и с головой топит дракона. Просыпаясь, Мёнгере слышит слова: "Берегись!"
  
  Правительница вскочила: сердце билось, словно собираясь вырвать из клетки груди. Сон... Всего лишь сон. А ведь ей понравилось быть драконом. Ну почему? Почему ребенок дракона и человека рождается человеком? Она, внучка богов, должна вести жизнь смертного. Не совсем обычную жизнь, но и не ту, которой она достойна. А ведь так хочется отправиться за Великий океан, узнать, что находится в северных землях. Потрогать загадочный снег, который из белой и холодной ваты превращается в воду. Узнать про птицу из легенды - сороку. Говорят, она живет где-то там. Будь Мёнгере драконом, она бы правила миром. Золотой город - достойный алмаз, но он лишь малая доля всех сокровищ. Все народы должны поклониться серебряной правительнице.
  
  Странный сон. Что это за женщина из храма? Понятно, что жрица. В храме их около пятидесяти. Всеми руководит настоятельница. У нее две помощницы: одна заведует хозяйственными вопросами, вторая отвечает за поклонение богам. Именно она отбирает девочек в храм. Каждый год она объезжает город и проводит смотр среди семилеток. Самых красивых забирает с собой - они будут служить небесным супругам. Мало кто из девочек попадает в храм, отбор очень суров. Да и в любой момент новая послушница может отправиться назад - если у нее появится какой-либо недостаток.
  
  После двадцати пяти лет жрицы уходят из храма - богам не нужны старухи. Лишь настоятельница и ее верные помощницы покидают свой пост со смертью. Послушницы лиц не прячут - это произойдет только после выбора правительницы. До этого девочки служат в храме, выполняя разные поручения старших. А еще учатся. Мёнгере никогда не общалась с другими - ее держали отдельно. С детства она понимала свою исключительность - ведь она родилась в храме.
  
  Она не знала, что такое семья - у нее не было ни отца, ни матери. Точнее, были, но она никогда не видела никого из них. Лица всех жриц скрыты тканью. Ни одна из них не выказывала девочке особого расположения, не гладила по голове, не прижимала к себе. Всего этого Мёнгере не знала и не нуждалась в нем. Живым богиням бесполезны смертные родственники, достаточно небесных.
  
  Тем более, у нее всегда был друг, тайный. Кроме Мёнгере его никто не видел. Рыже-серый пушистый зверек с большими глазами и длинными ушами и хвостом. Похожий на пустынную лисичку, фенека, только меньше. Фенека Мёнгере видела, когда с несколькими жрицами отправилась в пустыню. Ей, как родившейся в храме, устраивали экскурсии за его пределы, чтобы она видела людей, как они живут. Во время поездок ее лицо закутывали, как и остальным, оставляя лишь узкую щель для глаз. Позже Мёнгере поняла, зачем, - чтобы никто не узнал о дочери дракона. Ведь тогда ее жизнь могла подвергнуться опасности. В храме ее защищали, но на улице больше возможностей, чтобы убрать растущую конкурентку.
  
  Тем было страннее, когда ей стали устраивать курсы выживания. Началось это, когда Мёнгере исполнилось пять. Помимо языка, математики, истории, географии и астрономии ее начали учить тому, что никогда не пригодится вечной правительнице Алтанхота. Приготовлению пищи, разведению костра, владению оружием и навыками самообороны. Сразу несколько жриц, отвечающих за охрану храма, каждый день проводили с ней тренировки.
  
  От усталости Мёнгере порой не могла уснуть. И тогда прибегал друг, девочка дала ему имя - Хухэ, малыш. Хухэ ложился рядом, сворачивался в клубок, а Мёнгерэ гладила его. Хухэ начинал посвистывать, и вскоре девочка засыпала. Но с тех пор, как Мёнгере стала царицей, Хухэ исчез. Видимо, решил, что она слишком взрослая для него. В последний раз он появился, когда Мёнгере отвезли в пустыню и оставили там, дав с собой лишь два бурдюка с водой и пшеничные лепешки. Он показался за барханом, когда она, выбившись из сил, не знала, куда ей дальше идти. Хухэ появился и пропал, но Мёнгере верно выбрала направление и вернулась в город.
  
  До этого ее полгода учили разбираться в звездной карте и картах, составленных проводниками караванов, а заодно читать знаки в пустыне. Охотиться, ставить ловушки, самой изготовлять лук и стрелы, находить воду - странные занятия для будущей правительницы. Помимо этого, много времени жрицы с ученицей проводили и на воде - Мёнгере училась плавать и ловить рыбу. А еще готовить лекарств. Зачем ей все это? Уже пять лет она правит городом, и ни одно из этих умений не пригодилось. Да и в будущем не понадобится.
  
  Появились служанки. Одна помогла избавиться правительнице от ночной сорочки, вторая держала на руках приготовленное платье. Серебристо-серое, оно шелком окутало фигуру, выгодно подчеркнув достоинства. Сегодня все вновь убедятся, что Мёнгере лучшая. Затем прислужницы приступили к волосам: осторожно расчесали длинные пряди и уложили в высокую прическу. Вдели в уши аметистовые серьги, нацепили на руки широкие дымчатые браслеты, выкованные из небесного камня. Тот упал в горах с оглушительным взрывом, до этого прочертив на небе огненный путь. Многие сочли это плохим предзнаменованием, но правительница велела найти и привезти камень. Из него получились неплохие украшения.
  
  Мёнгере повели в тронный зал. Она шествовала мимо толстых колон, украшенных искусной резьбой, мимо высоких, до потолка окон, в которые было вставлено редкое стекло. По мраморным плиткам с изображениями зверей: льва, охотящегося на антилопу, жирафа, тянущегося к ветке. Мимо портретов бывших правительниц, вдоль мраморных стен, от которых веяло прохладой. По своему дворцу.
  
  А вдали звучал хор, приветствующий серебряную царицу Золотого города. Гимн отражался от потолка, дребезжал в окнах, отскакивал от колонн. Казалось, поет сам дворец.
  "Подобная луне,
  Серебряная, как звезды,
  Что сияют в ночи.
  Ты идешь,
  И тебе поклоняются все.
  Ноги твои - две быстрые газели.
  Руки подобны юрким змеям.
  Глаза - бриллианты.
  Ты идешь,
  И радуются наши сердца:
  Идет прекрасная,
  Живое божество.
  Ликуйте, люди!"
  
  Хор торжествовал, и Мёнгере вслед за ним тоже. Алтанхоту не нужна другая правительница. Мёнгере справится с этой ролью лучше остальных. Золото отлично сочетается с серебром. Правительница вошла в зал и посмотрела на претенденток: всего четверо, негусто. С каждым годом красавиц становится все меньше. Пять лет назад рядом с нею стояло шестеро. Да и зачем они нужны? У города есть она. Правительница еще раз взглянула на соперниц. Странно. Показалось, что одна из них бликует. Желтое свечение... Что это?! И сердце камнем рухнуло в живот: похоже, у Золотого города будет другая царица - золотая. Дочь солнечного дракона.
  ______________________________
  * Черное побережье - название материка, где расположен Золотой город.
  * порубежник - февраль.
  
  Глава шестая. Первый изгнанный
  
  Весь вечер Приш провел в своей комнате, спрятавшись от домочадцев. Да и они точно забыли про него. Даже Лиза не тревожила брата. Мысли лихорадочно скакали, возвращаясь к основной: он попрал закон долины. Можно защищать свою жизнь или имущество, но выяснять отношения с помощью кулаков - нет. Даже дети старше пяти лет знают это правило, а он, Приш, сорвался. И что теперь? Что с ним будет? О том, что ждет нарушителя думать не хотелось. Эх, пусть бы это был сон, просто сон. Неужели ничего нельзя исправить? И Алиса... От дум о ней стало еще хуже. Позвал на свидание, называется. С днем рождения "поздравил". Какой же он дурак!
  
  Приш трижды ударил себя кулаком по лбу. Глупец! Почему у него все не как у людей? Хотя... Он же и не человек, точнее, не обычный человек. Он пришелец с другого мира. Может, на его родине все по-другому? Но не узнаешь. Где он, а где его планета. Туда не долететь. Или... Есть же башня тысячи вокзалов. Правда, Приш никогда не слышал, чтобы кто-то путешествовал по иномирью, но он может стать первым. Отправится туда и отыщет свой родной дом. И родителей, настоящих. Они его пожалеют, наверное. Если они живы.
  
  Дверь скрипнула.
  - Сынок, поужинай, - Марта принесла тарелку с едой.
  Приш обиженно засопел, мол, ничего мне от вас не надо. Будто другие были виноваты в его бедах. И мать тихо вышла. Тут он не выдержал и разрыдался, как девчонка. Что с ним будет? Как же страшно. Он не хочет, не может... Он же неспециально сорвался! Приш сам не понимает, что с ним произошло. Ярость оказалась сильнее благоразумия. Да и Маттис тоже дрался! Хотя тот всего лишь защищался. Но все равно несправедливо.
  
  Хлопнула входная дверь - вернулся отец. И Приш замер, как испуганный заяц, его пробил холодный пот. Наверное, папа принес известия. Хорошие или плохие. Сердце заколотилось, точно в истерике, стало нечем дышать. Паника грозила сожрать, как голодный зверь. Но тут на пороге комнаты появился Вилли и позвал на кухню. Приш быстро вытер слезы и вышел к домашним. А дальше как в тумане.
  
  У мамы неестественно белое лицо. Лиза сидит в углу, как надувшаяся мышь, непривычно молчаливая. А отец... Его всегда спокойный, уверенный в себе отец, отводит взгляд, его руки трясутся.
  - Вот что, - Вилли сглотнул, будто слова застряли комом в горле, - мы поговорили и надумали, что решение отложим до завтра. Давно не было ничего такого в долине. Может, и обойдется. Только ты, сынок, побудь пока дома. Не надо тебе на улицу.
  Конечно, не надо. Да и у Приша духа не хватит показаться, нужно отсидеться, пока память о его проступке не сотрется. А там видно будет. Может, как сказал отец, и образуется все.
  
  Приш вернулся к себе. Внезапно проснулся аппетит. Он взял тарелку с кукурузно-тыквенной кашей и навернул ее. Очень вкусно. Мама всегда добавляет в кашу сливочное масло и мед. Сладко и сытно. Приш выпил чай с вишневым пирогом. Странно, что мама не спекла яблочный. Но думать об этом не хотелось, как и о другом. Приш разделся и лег в кровать. Пусть этот день быстрее кончится.
  
  Утром он проснулся и как обычно выглянул в окно. На ближайшей яблоне Приш увидел черные листья и яблоки - вся нижняя ветка побурела за ночь. И вчерашний страх вернулся - не обошлось. Проклятие на нем, Прише, и на долине. Теперь день за днем будет разрушать любимый дом. И средство только одно... И от этого никуда не деться. Да и он сам не хочет стать причиной гибели родного места. Приш вышел в горницу. Мама и Лиза тоже смотрели в окно, отца не было.
  
  Он подошел к маме и обнял. Рядом уткнулась Лиза. Что тут говорить? И так все понятно. Лиза тихонечко заскулила, Приш потрепал сестренку по голове. Ну вот что делать? Что? Только одно - он должен уйти. Но как же не хочется. Приш мечтал о путешествиях, далеких мирах, заглядывался на башню. А вот себя вне Яблоневой долины и не представлял. И не знает, как жить дальше.
  
  Возвратился отец. Он ничего не сказал, лишь сел за стол. Обхватил голову руками и молчал. И от этой безысходности стало еще хуже. Видимо, в глубине души Приш надеялся - папа что-нибудь придумает. Ведь с папой можно не бояться ничего на свете, он защитит ото всего. А теперь... Теперь Пришу придется самому отвечать за себя. Не получится больше прятаться за широкой отцовской спиной.
  - Когда, Вилли? - почему-то в мамином вопросе Пришу послышалось карканье вороны.
  - Сегодня, Марта, - ответил отец. - По всей долине пятна пошли. Очень быстро распространяется. Нельзя ждать.
  Мама охнула и грузно села на скамью, точно ноги подкосились. Лиза залилась пуще прежнего.
  
  Приш откашлялся:
  - Я знаю и готов.
  Он изо всех сил старался казаться уверенным, а не то как сестра - сядет рядом и будет рыдать.
  - Тогда будем собираться, - и Пришу почудилось, будто жизнь раскололась на две части: до и после. И что ждет его в "после" - неясно.
  Сборы вышли тяжелые. Мама пыталась составить список, но у нее ничего не выходило. Тогда отец решил:
  - Оставь, Марта. Сейчас приготовим самое необходимое, денег дадим. А потом навестим его и привезем остальное. Ведь не на всю жизнь расстаемся. Просто он теперь в городе жить будет.
  
  А ведь на самом деле! Это Пришу нельзя появляться в долине, а остальным навещать его можно. Немного полегчало. Пока остановится на постоялом дворе Плута. Затем узнает, у кого из жителей можно комнату снять. В школу запишется, в златнике* как раз уроки начнутся. И подработку себе найдет, чтобы у родителей на шее не сидеть. Ведь им тяжело придется без помощника - Лиза еще маленькая.
  
  Через три часа все были готовы. Отец запряг лошадку, Приш в который раз проверил вещи: все ли на месте? Хотя родители дали денег, их лучше не тратить, оставить про запас. Кто знает, что может произойти в чужом городе?
  Они всей семьей сели в повозку: мама и Лиза проводят его до моста. А там они расстанутся, до выходных. На целых пять дней. Не верится - никогда еще такого не было. Не готов Приш к разлуке. А тут Лиза еще вцепилась в него как клещ и отпускать не желает.
  - Давайте вместе с Пришем поедем! Не хочу без Приша.
  
  Ну куда родителям без долины? Это как дерево без корней попробовать пересадить на чужое место. Погибнет. Он крепко обнял сестренку:
  - Скоро увидимся. Вот увидишь - даже соскучиться не успеешь. Знаешь, как быстро время пролетит.
  А у самого сердце заныло, словно в нем образовалась пустота, и там целыми днями ветер насвистывает грустную мелодию. А тут еще крик, далекий и слабый.
  - Подождите!
  Алиса! Бежит изо всех сил. Волосы растрепались, сама красная - запыхалась. Бросилась к Пришу на шею и расплакалась. И сказать ничего не может. Лишь потом с трудом вымолвила:
  - Я приеду в город. Упрошу родителей. Жди меня! На ярмарке встретимся.
  И пихнула что-то ему в руку, записку. Поцеловала в щеку и унеслась обратно. Видимо, чтобы домашние не узнали, что она к Пришу бегала. А в записке всего три слова: "Я тебя люблю".
  _______________________________________________
  * златник - месяц, соответствующий нашему октябрю.
  
  Глава седьмая. Незнакомец
  
  Приш с тоской смотрел в окно: отцовская повозка уменьшалась на глазах. А вскоре и вовсе скрылась за поворотом. Вот и все: он остался один. Отец привез его в город, договорился с хозяином постоялого двора и уехал, чтобы вернуться до ночи. Теперь Пришу предстояло решать все вопросы самому: и с подработкой, и с учебой, и с проживанием. Правда, Плут, хозяин гостиницы, обещал помочь. Он очень распереживался, узнав, в чем дело. Никак не мог поверить.
  "Да разве бывает, чтобы из-за мальчишеской драки изгоняли? О-о-очень странно. Для парней драка - обычное дело", - Приш вспомнил слова Плута.
  
  Вот и выходит, что никакой он, Приш, не монстр, а обычный парень. Только обычный для всего мира, а не для Яблоневой долины. Эх... Ничего не исправить. Даже захоти он возвратиться, не сможет. Для него путь навсегда закрыт. Будет бродить рядом с домом, а дорогу не найдет. Долина не для всех. С давних пор так повелось. И вот теперь Приш среди отвергнутых. Даже не верится. Кажется, что это сон, наваждение. Что вот сейчас откроет глаза, и будет все по-старому. Как?! Как вернуться назад и все отменить? Он бы многое отдал, чтобы все поправить.
  
  Приш развернул записку, и сердце заныло. А ведь если бы он не оттягивал разговор с Алисой, все могло сложиться по-другому. Ну почему так?! И разве согласится Алиса уехать ради него из дома? Как бы он на ее месте поступил? Ответа на этот вопрос Приш не знал.
  
  Хотелось плакать, очень. Но Приш понимал - легче не станет. Он часто представлял будущее: как вырастет, женится на Алисе. Они построят свой дом и разобьют сад. Все, как у родителей. А теперь жизнь сделала крутой виток, и что за поворотом - неясно. И полная растерянность: как быть дальше? Не готов он к этому. Приш затворил окно и лег в постель. До ночи еще два часа, но сидеть в одиночестве не хотелось. И куда-то идти - тоже. Поэтому он укрылся одеялом и уснул.
  
  Утром он вскочил, точно от удара: проспал! Пора ехать в сад! И тут же обмяк: вспомнил. И две быстрые слезинки вытекли из глаз. Приш вытер их и уставился в потолок. Тянуло навсегда остаться в этой комнате, скрыться ото всех. Но деваться было некуда - Приш поднялся, умылся и спустился вниз. В зале никого не было, лишь кто-то сидел за дальним столом, но Приш не мог его разглядеть.
  
  Появился Плут. Мохноног тщательно вытер стол, за который уселся Приш, притащил тарелку с омлетом и стакан яблочного сока. Приш проглотил все, даже не почувствовав вкус. Ел по привычке, а не для удовольствия. Мохноног вертелся рядом. Плуту хотелось хоть как-то ободрить несчастного парня.
  - Ты это, не думай, - начал он, - все хорошо будет. Завтра сходим с тобой на соседнюю улицу, в школу тебя запишем. Там неплохая школа, я соседей поспрашивал. А что насчет подработки - можешь мне помогать. Устроим тебя в гильдию дорожников. Согласен?
  
  Приш кивнул головой: какая разница? Он сейчас на все согласен. Мохноног продолжил:
  - Жаль, конечно, что у тебя все так вышло. Но можно и у нас жить. Вот увидишь, Темногорье - замечательный город. Не хуже твоей Яблоневой долины.
  - А что у парнишки стряслось? - из дальнего угла раздался голос.
  Пришу он напомнил воронье карканье. Кажется, у него что-то со слухом стряслось. Уже второй раз такое.
  Мохноног нахмурился: посетитель ему не нравился. Сидит уже второй час, никак не уйдет. А заказал всего на пару однаров - пустой чай, даже от пирога отказался. И одет бедно: линялые штаны да куртка в заплатках.
  - Ничего страшного, уважаемый, - ответил Плут, - все уже разрешилось.
  - А мне кажется, нет, - незнакомец вышел из-за стола и направился к ним.
  
  Пришу показалось, что тот не идет, а шествует. Голова вздернута, подбородок выставлен вперед. Тяжелый плащ шлейфом струится по полу. Черные пряди волос спадают на бледное лицо. Приш моргнул: мерещится же всякое. Парень как парень. Постарше его самого, и видно, что не из богатых. Только лицо необычное. Нос с горбинкой, и выражение высокомерное, будто незнакомец слишком много о себе думает. А плаща никакого и в помине нет.
  - Так что у тебя случилось? - неожиданно улыбнулся посетитель. - Рассказывай.
  
  И Приш выложил все. Плут бросал на него предостерегающие взгляды, но Приша будто кто за язык тянул. Поведал как на духу. А незнакомец лишь слушал, ни разу не перебил. А потом ухватился рукой за свой подбородок. Его длинные пальцы шевелились, точно лапки паука, и Приш никак не мог оторваться от этого зрелища.
  - Так ведь, - незнакомец, наконец оторвал пальцы от лица, и широко развел руки в стороны, - можно же вернуться в долину. Есть один способ.
  Приш, как зачарованный, спросил:
  - Какой?
  - Путь, - ответил, незнакомец, - путь между мирами. Слышал, наверное?
  
  В горле у Приша пересохло: то, о чем говорил неизвестный, не укладывалось в голове. Ведь это же не про него. Такую дорогу может одолеть лишь герой. А он, Приш, обыкновенный парень. Нет в нем ничего выдающегося. Он отрицательно замотал головой:
  - Нет, это не для меня. Да и не верю я в эти сказки!
  Выкрикнул и устыдился: подумают, что он испугался. А незнакомец откинулся на стуле и снисходительно улыбнулся:
  - Сказки - так сказки. Как скажешь.
  Он встал и ушел из зала.
  
  Плут начал лихорадочно убирать со стола.
  - Непонятный тип, неприятный какой-то. Явился вчера поздно вечером, когда я уже дверь запирал. И даже от ужина отказался, мол, неголоден. И на что мне такой постоялец? Никакого дохода от него.
  Приш слушал вполуха, а мохноног не унимался:
  - И ничего толкового тебе не сказал, только взбаламутить хотел. Нечего тебе про эти дороги думать, не для тебя. И в Темногорье проживешь прекрасно. Правда, ведь?
  Приш угукнул. Почему-то говорить совсем не хотелось. Он произнес:
  - Я прогуляюсь.
  И ушел.
  
  Листья медленно опадали. Один из них застрял в волосах, и Приш раздраженно смахнул: прямо как надоедливые мысли, которые никак не хотят вылезти из головы. Интересно, то, о чем говорил неизвестный, правда? Хотя... Плут раньше же рассказывал о дороге между мирами, темной. И о тех, кто ее прошел. Мол, это по-настоящему было. Родственник Плута сам этих путников видел. Так значит, Приш может вернуться домой? Ну, конечно, он не собирается пускаться в авантюру, просто так размышляет. Как бы поточнее узнать?
  
  И тут впереди Приш заметил край плаща. Как у того незнакомца, хотя тот был в простой куртке... Не раздумывая, он бросился догонять. Но человек был неуловим. У Приша даже дыхание сбилось. Улица, поворот. Дом с геранью в окне. Снова перекресток. Плащ маячит справа. Серое здание. На окне красная герань. Опять! Тут выбоина - одного булыжника в мостовой не хватает. Плащ слева. Приш повернул и чуть не врезался в незнакомца.
  - Не устал за мной бегать? - съехидничал тот.
  Приш замотал головой:
  - Что вы про путь говорили? Тот, который между мирами?
  
  Незнакомец сделал приглашающий жест:
  - Ну, не на улице же об этом. Пойдем.
  У дома с цветком оказался внутренний дворик, куда вела неприметная калитка. Приш толкнул ее и словно попал в другое измерение. Плакучая ива, уронившая ветви в пруд, розовые кусты. Множество цветов: пурпурные, алые, сиреневые, синие, желтые... И запах, от которого голова кружится.
  - Нравится? - поинтересовался незнакомец, будто сад был его заслугой.
  - Ага, - от волнения голос охрип.
  - Присаживайся, - словно по мановению волшебной палочки возникла беседка, увитая девичьим виноградом.
  
  Приш сел в мягкое кресло. Неизвестный пододвинул к нему кружку чая и шарлотку:
  - Угощайся.
  А потом замолчал, точно ушел в себя. И пока Приш не доел угощение, так и не произнес ни одного слова.
  - Ты ведь знаешь, - начал незнакомец, когда Приш поел, - что Темногорье похоже на шишку. Я не про город, а про наш мир.
  Приш пожал плечами: не помнит он этого. Но неизвестный продолжал:
  - Стержень шишки, так называемая ось - башня тысячи вокзалов, которую ты видел. От нее расходятся дороги в тысячи миров. Каждый мир - чешуйка шишки. И попасть туда можно лишь через башню. Зашел в лифт, выбрал нужный этаж, а дальше на поезд. Или телепорт. Но тебе это не надо, - добавил он, заметив недоуменный взгляд Приша.
  
  У того побежали мурашки: страшно и притягательно одновременно. Но жаль, что башня не для него - ведь там наверняка можно отыскать родной мир Приша.
  - А есть дорога для избранных. Для ушедших из дома - темная, для изгнанных - светлая. И если пройти ее, то в конце окажешься у начала радуги. И вот там, - неизвестный поднял указательный палец, - можно загадать желание. Любое.
  В груди похолодело от предчувствия. Точно дорога уже позвала Приша. И от этого стало сладостно и не по себе.
  - И можно вернуться домой, - закончил собеседник. - В тот, где тебя вырастили, или в тот, где ты родился. Ты уж определись, пожалуйста.
  Незнакомец резко поднялся:
  - Мне пора. В общем, если решишься, надо просто сказать: "Я выбираю путь". И подождать, пока появятся попутчики. Вас должно быть трое. Вот и все.
  
  Он взмахнул плащом, которого то не было, то был, и исчез. Приш проморгался: вот же наваждение! Где это он? И как он забрался в чужой сад? Может, заснул и во сне начал бродить? Если хозяева увидят, шума не избежать. Приш толкнул калитку и вышел. Гулять расхотелось.
  
  Глава восьмая. Вторая изгнанная
  
  Мёнгере застыла, разглядывая соперницу. Длинные, до земли волосы. Пряди переливаются всеми оттенками желтого: от бежевого, как песок в пустыне, до янтарного. Глаза напоминают вечернее небо: глубокие, завораживающие. При взгляде на них кажется, что проваливаешься в лазурь. И есть риск, что не выкарабкаешься. Кожа чуть тронута солнцем. Очень красивая, но ничуть не лучше Мёнгере. Хотя какая разница? Девушка - дочь золотого дракона, и Мёнгере уже видит свое будущее, будто обладает способностями провидицы.
  
  Дальнейшее происходило, как в тумане. Правительница встала рядом с претендентками. Напротив застыли жрицы, городской совет, несколько жителей, приглашенных во дворец ради такого случая. Никто не усомнится в их выборе - все прозрачно. И они сами сейчас лишь проводники воли богов. Когда-то Солнце победило Луну, ведь она только отражала его свет. А теперь самая достойная из девушек станет управлять Золотым городом.
  
  Мёнгере чувствовала, что будет, и, конечно, все так и произошло. Ведь когда заранее знаешь, не оставляешь судьбе никакого шанса. Притягиваешь случившееся точно магнитом. И никаких мыслей, лишь тупое оцепенение. Все кончено. Осталась только оболочка, а самой Мёнгере уже нет.
  
  Верховная жрица озвучила предпочтение богов - солнечная девушка. Мёнгере впервые услышала имя новой правительницы - Канлехе. Теперь оно зазвучит по всему Алтанхоту. А ей предстоит... Мысли неспешно ворочались, никак не придя в себя после паралича. Но знание уже наплывало, как пена в волне прибоя. Мёнгере предстоит изгнание. А за ним смерть. У золотых песков слишком жаркие объятия, мало кто может перенести их.
  
  Две жрицы подошли и взяли бывшую правительницу под руки. Мёнгере попыталась вырваться, но хватка оказалась железной. Канлехе медленно приблизилась к ней. Ее руки тряслись, и следом за ними нож странно вибрировал, точно змея перед броском. Когда Мёнгере наносила шрамы той, кто царила в Алтанхоте перед ней, она не боялась. Нельзя обойти ритуал. Лишь после совершения его новая правительница может занять трон Золотого города по праву. А эту лихорадит, и взгляд затравленный, точно Канлехе, а не Мёнгере свергли с престола.
  
  Мнилось, что еще чуть-чуть и нож выпадет. И Мёнгере уже не была уверена, кто из них жертва: она или золотая девочка? Та смотрела с ужасом вперемешку с виной.
  - Или режь, или сама убирайся в пустыню! - выкрикнула ей в лицо Мёнгере.
  Новая правительниц вздрогнула, как от удара. У Канлехе нет выхода: или ритуал и трон Алтанхота, или она сама отправится в изгнание. Канлехе перехватила нож посильнее, зажала губу и провела надрез по правой щеке бывшей царицы. Затем - по левой. А у самой потекла кровь из прокушенной губы.
  
  На голову Мёнгере накинули ткань. Всю дорогу до храма ее вели жрицы. Щеки горели, словно их прижгли каленым железом. Платье намокло от крови. Бывшая правительница шла по мостовой, иногда спотыкаясь в местах стыков массивных камней. Тишина давила на уши, и Мёнгере слышалось шипение: "Обезззображжженная..." Нет худшего унижения, чем лишение красоты. Особенно для той, что несколько лет была первой среди красавиц. И плечи поникли, точно под тяжестью, и голова склонилась. Больше нет серебряной царицы Золотого города. Остался лишь портрет на стенах Розового дворца.
  
  За Мёнгере следовали невезучие претендентки - теперь им предстояло служить богам. Кто-то покинет храм в двадцать пять лет, а кто-то останется до конца дней, если присоединится к настоятельнице. Но они ничего не потеряли. Потому что ничем не владели. Всего лишь шансом - но не всем мечтам удается сбыться. Кто-то должен проигрывать. А вот быть на вершине, а после рухнуть - всегда больно. И не верится в происходящее, словно находишься в дурном сне. Кажется, еще немного и очнешься, но не выходит.
  
  Мёнгере отвели в крохотную комнату без окон. Жрица стянула с ее головы платок, наложила швы и обработала шрамы. Боль была такая, что хотелось орать, но бывшая царица лишь вцепилась мертвой хваткой в скамью. Щеки задергались, будто их повторно раскроили ножом на две половины. Мёнгере попыталась прикоснуться к надрезам и отдернула руку - ее изуродовали. Никто не станет ей больше поклоняться, слагать гимны, увековечивать изображения. А совсем скоро пески заметут и последнее упоминание о ней - ее саму. Теперь-то понятно, к чему были все те странные уроки. Видимо, мать знала о золотой сопернице и пыталась дать дочери шанс на выживание после изгнания.
  
  Значит, мать - одна из двух помощниц настоятельницы или сама верховная жрица. Будь она обычной служительницей, ей бы ничего не позволили. Но почему мама тогда ничего не сделала против дочери солнечного дракона? Один несчастный случай или болезнь, даже не смерть - просто неосторожность. Кто-то случайно облил девочку кипятком или толкнул на острый угол - и все. Не зря девочек держат отдельно друг от друга, все хотят править Золотым городом. Но мать же могла. Или нет? И если нет, то почему? Разве быть матерью правительницы плохо? Любая из матерей города мечтает об этом.
  
  Это всегда привилегии для семьи. Сама Мёнгере подписала несколько указов, по которым некоторые плодородные угодья вдоль реки перешли храму. Интересно, кто же из города мать Канлехе? И почему никто не слышал о солнечном драконе? Или от Мёнгере скрывали?! Одни вопросы без ответов. А впереди ночь. И потом ночь - вечная. И хочется спать. Потому что нет никаких сил, слишком много всего произошло. Пусть побыстрее все кончится.
  
  У воды, которую дала жрица, был сладковатый привкус - видимо, туда что-то добавили. И вскоре Мёнгере провалилась в сон - подействовало снадобье. Ей повезло - ничего не приснилось. Ни кошмаров, ни удивительных историй. Крепкий сон спокойного человека. А затем за ней пришли. Положили на кровать дорожную одежду и велели собираться. Время остановилось, а затем стремительно принялось отсчитывать часы в обратную сторону. Сколько их всего осталось?
  
  ***
  Сто пятьдесят четыре часа до.
  Лицо непривычно спрятано за повязкой, лишь глаза оставлены открытыми. Словно она вернулась во времена детства, когда ее существование скрывали ото всех. Щеки ноют, никак не успокоятся. Но Мёнгере старалась не обращать на это внимание и запомнить город в последних лучах солнца, точно видела впервые - пыльное золото, покрытое наветом вечности.
  
  Из храма свернули налево - к дороге, ведущей на юг. Если ехать по ней, попадешь в соседний город. Всего трое суток неспешного пути. Она никогда не бывала там, но любила слушать истории путешественников. Вдоль Омирук располагалось несколько государств-городов. Вся жизнь сосредотачивалась возле воды - именно она была главным достоянием Черного побережья. Без воды приходила смерть - темная женщина в мрачных одеждах. Хотя пески цвета золота, их внешность обманчива - они служат темной повелительнице. И пусть Мёнгере вывезли через южные ворота, путь ей предстоял на запад - в великую пустыню.
  
  Глава девятая. Мертвая пустошь
  
  Сто двадцать часов до.
  Жарко. Горизонт только окрасился золотом, а пот уже заливает глаза. Позавчера ехали всю ночь - луна щедро освещала дорогу своей внучке. Наверное, жрицы молили богов об этой милости - ведь днем по пустыне передвигаться невозможно даже на выносливых верблюдах. После полудня пришлось останавливаться на отдых в тени барханов. Разбили шатер и легли спать. За Мёнгере никто не следил - вернуться в город нельзя, ее сразу убьют. А из пустыни другого выхода нет. Давно никто не пересекал Мертвую пустошь в ее центре, лишь старые легенды повествуют о смельчаках. Теперь даже дети пустынь не рискуют забираться вглубь пустоши.
  
  Но Мёнгере все продумала. Когда ее оставят, она сделает крюк, чтобы попасть на дорогу к соседнему городу. Это в Алтанхоте она изгнанница, а на новом месте ее жизни ничто не угрожает. Она сможет там жить. Наверное. Но пока рано заглядывать так далеко вперед. Главное - выбраться живой.
  
  Сто восемнадцать часов до.
  Ее бросили. Кинули сумку с продуктами и бурдюк с водой. Жрицы развернули верблюдов и отправились назад. Теперь выживание Мёнгере зависит лишь от нее. Ведь она умеет ориентироваться по караванным тропам и звездам. Ее учили. Пять лет назад. И она все уже забыла или почти все. А надеяться не на кого.
  
  Сто шесть часов до.
  Пора подниматься. Брести по этим пескам, пока хватит сил. Тело ломит от невыносимой усталости - мышцы отвыкли от работы. Беззаботность и нега расслабили тело, отучили трудиться. И можно кусать локти, но не исправить: она сама виновата, не расшифровала подсказки, которые дала ей мать. Но даже размышлять об этом тяжело. А пока нужно смазать шрамы.
  
  Девяносто девять часов до.
  Все. Если она не остановится, то вскоре свалится без сил. Воды в бурдюке осталось на донышке, а без воды верная смерть. И лишь бы она не перепутала направление. В полночь на небе появится Белая Корова*, по ней Мёнгере проверит, правильно ли идет. А пока надо поужинать.
  
  Мёнгере достала кусок вяленого мяса, сухую лепешку и принялась жевать. Щеки вновь задергало от боли. Как бы не пошла кровь. Но не есть нельзя, Мёнгере может ослабнуть, а пустыня этого не простит. Еды осталось дней на пять от силы. Давно Мёнгере не приходилось задумываться об этом, ведь повелительнице достаточно только пожелать.
  
  За это время надо успеть добраться до людей. Хотя без пищи и можно обойтись несколько дней, главное - чтобы воды хватило. Она сделала несколько глотков и обернулась. Неподалеку росла шайтанова колючка - значит, вода есть и неглубоко от поверхности. Растения без нее не могут. Теперь только бы докопаться до нее. И Мёнгере принялась рыть песок.
  
  Девяносто шесть часов до.
  Белая Корова зажглась на небосклоне, и Мёнгере облегченно вздохнула: она не оплошала. Звезда указывала на центр пустоши, а задача Мёнгере двигаться на юго-восток. Она верно угадала направление. Дня четыре, и она доберется до нужного места. Мёнгере посмотрела вверх и вспомнила легенду, связанную со звездой.
  
  Когда-то давным-давно, когда небесный пастух еще не гнал тучные стада по Млечному пути, жила-была обычная корова. Точнее, не совсем обычная. Была она цвета молока от ушей до кончика хвоста. Единственная белая корова на все темно-рыжее стадо. Хозяева на нее нарадоваться не могли: спокойная, с хорошим нравом, да и молока дает больше всех. А коли есть молоко, значит, есть и сыр со сметаной. Голодным никогда не останешься. Что еще надо старикам для счастья?
  
  Но на беду имелись у них завистливые соседи. У тех-то было сразу несколько коров, но им покоя не давало счастье стариков. И как-то опоили они белянку плохой травой. Занемогла корова и вскоре померла.
  
  Загоревали старики: как им жить? Ведь не смогут без кормилицы, ждет их голодная смерть. Услышала их стоны да причитания Луна и пожалела. Спустилась к ним на землю и сказала: "Будет ваша корова самой яркой звездой на небосклоне - путеводным светом для заблудившихся путников. А вы станете созвездиями Старика и Старухи". Как сказала, так и свершилось. Старик и Старуха вечно находятся друг возле друга, а Белая Корова - чуть поодаль, щиплет небесную траву. А из ее молока образовался Млечный путь.
  
  Двадцать шесть часов до.
  Песок повсюду: в одежде, в глазах, рту. Забился даже в нос. Кажется, что легкие заполнены им. Песок в шрамах. Каждый день Мёнгере смазывает их мазью и ощущает мелкие крупицы под пальцами. Даже финики скрипят на зубах. Вещи пропитались потом. Мнится, сними одежду, и она не упадет, а останется стоять, как статуя, просолившись. Песок и солнце - основные спутники Мёнгере. А еще голод и постоянная жажда. Еды осталось на день, и приходится беречь остатки. А воды мало. Тех крох, что удается добыть, хватает лишь для того, чтобы не умереть. Но Мёнгере не сдается: она обязана дойти. Осталось немного - она точно знает. А пока даже волосы превратились в сплошной ком, не расчесать.
  
  Час спустя.
  Оазис! Крохотный, всего пятьдесят шагов в поперечнике. Но настоящий оазис, и есть вода. Он расположился в углублении между дюнами, и Мёнгере разглядела его, взобравшись на самую высокую. Спрессовавшийся песок противно пел под ногами, но она не зря карабкалась вверх, теряя силы. Оазис... Чудесное место для путешественника. Мёнгере так и не наткнулась на караванную тропу, где могли быть колодцы. И сейчас это место стало подарком богов. Мёнгере рассмеялась впервые за последние дни: да, она внучка богов, и удача благоволит ей.
  
  Закат этим вечером был на удивление красив. Всполохи красного и оранжевого окрасили небо. Мёнгере приняла это как хороший знак - редко кому удавалась увидеть такое зрелище, лишь пару раз путешественники рассказывали об этом. Хорошо лежать в тени пальм после купания в озере. Удалось смыть грязь и вымыть волосы и даже прополоскать одежду. Давно ей не приходилось заниматься этим. Сорванные финики притупили голод - ничего, завтра она достигнет цели своего путешествия.
  
  Мёнгере долго не решалась посмотреть на свое отражение. Затем приблизилась к воде, встала на колени и заглянула в озера. Две полосы запекшейся крови. Мёнгере аккуратно промыла их водой. Уже образовалась плотная корка. Наверное, потом это будет не так ужасно, но сейчас... Ей хотелось плакать. Когда угроза смерти немного отступила, утрата красоты всплыла с новой болью. Ей всю жизнь придется прятать лицо.
  
  Справа почудилось движение. Мёнгере вскочила, и зверек метнулся в сторону. Фенек, ушастая лисичка. Не взрослая особь, а подросток. Осторожно выглядывает из-за ближайших зарослей. Мёнгере кинула ему финик, и зверек осторожно приблизился. Все так же настороженно поглядывая, обнюхал предложенное угощение и съел.
  "Какой ты забавный", - произнесла Мёнгере вслух.
  Голос скрипел, как песок под ногами. Скоро она разучится говорить.
  
  Уши зверька шелохнулись - он явно прислушивался.
  "Ты похож на моего друга, - продолжила Мёнгере. - Его звали Хухэ. Правда, никто никогда его не видел, кроме меня. Когда я была маленькой, думала, что Хухэ ловко прячется от других. А потом поняла, что его никогда не было. Я его выдумала".
  Фенек осторожно приблизился и сел совсем рядом. Мёнгере хотело погладить зверька, но она боялась, что он убежит.
  "Последний раз я его видела в пустыне. Хотя, может, это была обычная пустынная лисичка, как ты, которую я приняла за Хухэ. Я очень по нему скучаю. У меня никогда не было кого-то близкого. И раньше я никогда об этом не задумывалась. А сейчас мне его не хватает".
  
  Фенек улегся рядом и зажмурился, словно речи бывшей правительницы его усыпляли.
  "Можно я буду звать тебя Хухэ, пока ты рядом? Мне очень страшно. Я не знаю, что будет со мной, а мне очень хочется жить. Раньше у меня было все, а я не знала, чего хотеть. Я теперь все желания свелись к одному - просто жить".
  Мёнгере обернулась - фенек куда-то исчез, и она испытала ужасное разочарование.
  
  Час до.
  Пески сменились камнем. Идти стало легче, ноги не увязали, но Мёнгере хмурилась - перемены не нравились. Она ни разу не слышала о каменной пустыне рядом с дорогой. А ведь она должна скоро выйти на торговый тракт, соединяющий два города. Но возможно, она плохо изучила карты или забыла. Не может быть! Ведь Белая Корова всегда была справа и чуть сзади. Мёнгере не сбилась!
  
  Впереди показалась пирамида, сложенная из белых камней. В нее были воткнуты сухие ветви с обрывками лент. Вроде раньше сооружали подобные алтари для старых богов. Их имен никто не помнит, да и алтари давно разрушены. Лишь этот сохранился. Мёнгере с любопытством осмотрела его, и внезапно почувствовала ужас. Необъяснимый и поглощающий. Такой, что захотелось завизжать и побежать, куда глаза глядят. Мёнгере сжала зубы - она не даст страхам победить себя. Но надо уходить отсюда поскорее - нехорошее место.
  
  Сзади послышалось тявканье. Мёнгере вздрогнула и резко обернулась. Фенек! От сердца отлегло, и она помахала ему рукой.
  "Решил проводить меня?"
  "Хухэ" в ответ вновь тявкнул. Мёнгере воспряла духом: зря она распереживалась. Все будет хорошо. Совсем скоро она выйдет на нужную тропу.
  
  Мгновение до.
  Скалы. Изъеденные песком и временем. Замерзшие в причудливых формах. Красные и серые камни. Несколько раз Мёнгере порывалась остановиться, но затем упрямо шагала вперед. Она не ошиблась. И через несколько часов увидит тракт. Вот только завернет за каменный холм и отдохнет. "Хухэ" по-прежнему семенил за ней.
  
  Мёнгере обогнула препятствие и замерла. Перед ней располагалась расщелина, глубокая и черная, покрытая застывшей лавой. Ее не обойти, не перепрыгнуть. Никак. Мёнгере зашла не туда, совсем не туда. Это сердце пустыни - Мертвая пустошь. Сотни лет здесь никто не появлялся. Ни одно живое существо, если верить легендам. Когда-то здесь произошла битва старых и новых богов. И никто достоверно не помнит, даже сказания не сохранили память о том сражении. И вот она стоит и не понимает, каким ветром ее сюда занесло? Мёнгере снова потеряла направление, как и в прошлый раз. И никто ее не спасет. Придется возвращаться в оазис и думать, что делать дальше.
  
  - Боюсь, что этого не получится, милая, - раздался чей-то голос. - Мертвая пустошь неохотно отпускает свои жертвы.
  _________________________________________________________________
  * Белая Корова - самая яркая звезда, видимая в центре Черного побережья.
  
  
  Глава десятая. Я выбираю путь
  
  За ужином Приш снова вспомнил историю о дорогах между мирами. Вроде Плут рассказывал, когда Приш с семьей пришел с представления. Что можно загадать желание, которое обязательно сбудется. Приш откусил кусок медовика и запил молоком. Один день прошел. Совсем скоро родители с Лизой приедут на ярмарку, и они встретятся. Поскорее бы. А еще будет классно, если и Алиса своих упросит. Обычно те редко покидали долину, предпочитая не торговать на ярмарке, а продавать яблоки соседям. Но она обещала.
  
  И будет почти как раньше. Именно, что почти. Приш осознал, что, как прежде, не выйдет. Сейчас, в сезон, родители будут навещать его каждые выходные. А вот зимой им в Темногорье делать нечего - только делать покупки для дома. А значит, видеться они будут раз в месяц, и то - в лучшем случае. А с Алисой и того хуже. Ее родители заядлые домоседы. Их вытащить из долины - занятие непосильное. И со временем Алиса его забудет. Приш нащупал в кармане записку. Развернул и перечитал.
  
  Всего три слова, а как тепло от них на душе. Словно маяк, который светит в ненастную ночь. "Я тебя люблю". И ты знаешь, что не один в мире: есть на свете человек, которому ты нужен. Только выдержит ли любовь испытание временем и расстоянием? Алиса редко когда сможет приезжать, и получится, что Приш в Темногорье, а она - в долине. Рядом с Маттисом. Только в преданиях девушка ждет парня, который скитается по дорогам. В жизни таких историй Приш не слышал.
  
  Он поднялся в свою комнату и сел на подоконник. За окном темнело, и на небе зажигались звезды. Все сейчас дома в семьях, а он как сирота. Хотя Приш и на самом деле сирота, скорее всего. Навряд ли его настоящие родители живы. Видимо, с ними случилось что-то страшное, раз отправили собственного сына в неизвестность. А теперь и приемные далеко. Эх, если бы можно было все исправить...
  
  Низко над горизонтом вспыхнула Белая Корова. Из долины ее не видно - горы закрывают, а здесь можно разглядеть. И звезды на небе другие, и дома, и люди. И сам он, Приш, тут лишний: город для него точно одежда не по размеру. Местами жмет, а местами болтается, будто на вырост. Не может он жить вне Яблоневой долины, просто не может. Ни одного знакомого лица, ни одного памятного места. Сегодня сам не заметил, как очутился в чужом саду. Видимо, слушком задумался. А в остальное время Приш жмется к постоялому двору, словно отбившаяся от стада овца, забывшая дорогу к дому.
  
  Отчаяние заполнило сердце. Приш распахнул окно и встал на подоконник. Ветер тут же взъерошил волосы, принеся с собой сухое дыхание далеких песков. И от этого у Приша побежали мурашки по коже. Сейчас или никогда. Он должен решиться. Приш запрокинул голову и произнес, обращаясь почему-то к Белой Корове: "Я выбираю путь".
  
  ***
  Мёнгере чуть не подпрыгнула. На мгновение ей показалось, что эти слова сказал фенек, - в Алтанхоте ходили легенды о лисах-оборотнях. Но Хухэ метался в отдалении, не решаясь приблизиться. А за спиной, вплотную, стоял незнакомец. Выше ее, худой парень с копной темных волос. Он обошел бывшую правительницу и театрально развел руки:
  - Добро пожаловать в сердце Мертвой пустоши, серебряная царица. В ущелье Страдающих душ.
  
  Мёнгере молчала: язык болтался сухим комком. А неизвестный продолжал:
  - А ведь твой зверек, милая, предупреждал об опасности. Только кто понимает маленьких лисичек? Да и зачем? Ведь серебряная правительница никогда не ошибается.
  Он махнул рукой, и на землю упал толстый ковер. Незнакомец сел на него, и Мёнгере против воли последовала его примеру. Тот продолжал:
  - Пять лет ты правила в Алтанхоте. Пять лет. И никто, никто не заступился за тебя. А ведь на самом деле ты ничуть не хуже сестры.
  Мёнгере издала странный звук: сестра! Как она сразу не догадалась?
  
  Неизвестный парень довольно ухмыльнулся и повторил ее мысли вслух:
  - Конечно, сестра. Как ты сразу не догадалась? Потому твоя мать тебе и не помогла. Бедняжка старалась научить тебя основам выживания, только ей это не сильно удалось - ученица попалась бездарная.
  Мёнгере хотела возмутиться: она вовсе не глупая! Предметы давались ей легко. Просто она не понимала, зачем ей все это нужно. А потому и постаралась многое забыть, когда заняла трон Золотого города.
  
  Незнакомец с наслаждением надкусил сочный персик - на ковре стояло блюдо с фруктами. Мёнгере очень хотелось попробовать хоть один, но она сдерживалась.
  - Так вот, продолжаю. Ты оказалась не нужна жителям города. Ни одному из них. Ведь что с тобой, что с твоей сестрой - от этого в Алтанхоте ничего не изменится. Вы ни на что не влияете. Красивые марионетки.
  Половину слов Мёнгере не понимала, но ей хотелось закричать, что он лжет. Каждое слово ранило, точно колючки, которых так любят верблюды.
  
  - А ведь ты могла бы... Могла бы стать по-настоящему великой, - незнакомец перешел на шепот, и приходилось прислушиваться. - Мир пал бы к твоим ногам, континенты содрогнулись бы от твоего могущества. Ты на самом бы деле могла покорить их всех. Кого красотой, кого военным гением. Только прохлопала свои возможности, милая. А теперь погляди на себя, - в его руках оказался серебряный поднос: - ты жалкая уродина. Жалкая и никому не нужная.
  
  Мёнгере взглянула на свое отражение: он прав. Даже когда шрамы заживут, они никуда не денутся. Она на всю жизнь обезображена. Неизвестный рукой зачерпнул плов из неизвестно откуда появившегося казана и с видимым удовольствием принялся есть. Мёнгере сглотнула: в последние дни во рту, кроме фиников, ничего не было. А есть хотелось так, что голова кружилась.
  - Ты сидишь, и думаешь о еде, - произнес незнакомец, - и не желаешь сказать об этом. Что ты будешь делать на новом месте? Ты никого попросить не в состоянии. А люди не телепаты, они твои мысли читать не в состоянии, милая. Они будут проходить мимо, а ты - подыхать от голода. А ведь можно просто сказать: "Дайте мне, пожалуйста, еды". А ты давишься словами, словно произнеся их, обеднеешь.
  
  Голова раскалывалась от непонятных слов и голода, но Мёнгере безмолвствовала. Она сама не понимала, что с ней происходит, к чему этот взбрык гордости. Неизвестный досадливо поморщился и пододвинул блюдо:
  - Угощайся.
  Пока Мёнгере ела, как ей казалось неторопливо и с чувством достоинства, он ждал. Хухэ затявкал возмущенно, и Мёнгере бросила ему кусок мяса. Фенек схватил его на лету.
  
  - Когда-то здесь была великая битва, - незнакомец махнул в сторону ущелья. - Новые боги против демонов. Точнее, раньше демоны тоже назывались богами. Демонами они стали, когда проиграли сражение. Побежденным всегда не везет.
  Мёнгере никак не могла насытиться. За пловом последовали жареные ребра, затем она долго пробовала фрукты, а под конец перешла к щербету, запивая его холодной водой.
  
  - Битва Порядка и Хаоса, стабильности и изменчивости. Когда вулкан взрывается лавой, когда материки сходятся и расходятся, когда рождаются новые виды животных - это работа Хаоса. Порядок на такие чудеса не способен. Только вот жить среди Хаоса невозможно. В общем, тогда победил Порядок. Кстати, твои предки тоже участвовали в войне.
  Мёнгере едва не поперхнулась, потом сообразила: это он про Луну и Солнце.
  - С тех пор в центре пустоши образовалось ущелье Страдающих душ. Оно как чернильная клякса, которая расползается по бумаге. Сначала вроде маленькое пятно, а после становится все больше и больше.
  
  Неизвестный встал и потянулся. Затем подал руку и помог подняться бывшей правительнице.
  - Я соврал: ты на самом деле неплохо усвоила уроки матери. Только все бывшие царицы Золотого города попадали в Мертвую пустошь. Это идеальная ловушка. Ведь демонам, даже свергнутым, нужна пища. А что может быть лучше, чем изгнанная правительница? Идеальный корм, от которого они становятся сильнее. И через некоторое время... Ты понимаешь, милая?
  Мёнгере понимала: все знают, что демоны питаются страхом и отчаянием. А значит, она - лучшая еда для них. Незнакомец сочувственно закивал головой:
  - Все верно, тебе отсюда не выбраться. Только...
  
  Он сделал театральную паузу и замер, выжидающе глядя на нее. И она не обманула его ожиданий.
  - Что? - спросила Мёнгере.
  - Дорога между мирами, милая. Пройдешь ее и сможешь загадать, что душе угодно. Например, вернуться на трон Алтанхота и править людьми, как они того заслуживают. Вернуть свою красоту. Отомстить своей сестре за унижение и матери, за то, что выбрала не тебя. Я знаю, ты сможешь, милая.
  Он погладил ее по голове и шепнул на ухо:
  - Надо всего лишь произнести: "Я выбираю путь". Скажи это или умри. И твоя смерть - всего лишь ступень в той лестнице, через которую Хаос выберется наружу.
  Незнакомец поцеловал ее в щеку и исчез. От этого поцелуя Мёнгере передернуло, точно ей за шиворот свалился паук.
  
  Пока они беседовали, зажглись первые звезды. И вскоре на небосклоне вспыхнула Белая Корова. Значит, здесь ее ждет лишь смерть... И выбора особого нет. Или дорога между мирами, о которой она мало что слышала, или... Мёнгере вскинула подбородок: она не сдастся. За спиной раздалось тявканье, но Мёнгере отмахнулась: кто прислушивается к словам маленькой лисички? Глядя на Белую Корову, Мёнгере сказала: "Я выбираю путь". Она не знала, что незнакомец вновь обманул ее.
  
  Глава одиннадцатая. Встреча троих
  
  Мир качнулся. Подоконник поплыл под ногами, звезды посыпались, как карточный домик. Неожиданно Приш увидел девушку. Или женщину? Он не мог понять: ее лицо скрывала ткань. Она стояла в странном месте: среди пустыни. Ни растительности, ни одного живого существа. Лишь обломки камней и глубокая расщелина за ее спиной. И тут изображение замигало, точно картинки накладывались одна на другую, и появился парень. Приш разглядел, что тот опирался на ствол дерева, его трясло. А потом все разбилось на мелкие осколки, и Приш очутился в нигде.
  
  Вокруг были ночь и звезды, мириады звезд. И не понять, где верх, где низ. Приш парил в невесомости, точно был бычьим пузырем, который надули теплым воздухом от костра. Он не сразу заметил, что не один. Рядом находились парень с девушкой, которых он видел до этого. А потом возникли три двери: черная, серая и белая. Светлая ослепительно сияла; темная, наоборот, точно втягивала в себя свет. И лишь серая казалась тенью этих двоих. Почему-то Приша потянуло к ней, но внезапно раздались аплодисменты. И полет прекратился, словно образовался якорь, удерживающий на одном месте. Около них возник еще один человек, и Приш сразу его вспомнил: неизвестный с постоялого двора. Как же он про него забыл?
  
  Тот еще раз хлопнул в ладоши и объявил:
  - Все в сборе: пришелец, красавица и поэт. Игроки заняли свои места.
  Незнакомец провел ладонью по лбу, убирая непослушные пряди.
  - Разрешите представиться, Хранитель пути. Именно мне предстоит нелегкая задача объяснить условия.
  Послышалось тявканье. Приш с удивлением увидел возле девушки лисичку.
  - Хм, - недовольно произнес Хранитель пути, - а первое правило уже нарушено. Игроков должно быть трое. Хотя... Не думаю, что фенек сойдет за полноценный персонаж, поэтому пропускаю.
  
  Приш не понимал, о чем говорит незнакомец, именующий себя Хранителем пути. А тот вел себя, точно актер на сцене, и, по мнению Приша, переигрывал.
  - Итак, - продолжал Хранитель пути, - вы все изгнаны. Справедливо или нет, это неважно. Главное - вы не по собственной воле ушли из дома. Но! - незнакомец поднял указательный палец. - Вы можете вернуться. Если дойдете до начала радуги и загадаете это желание. Или другое. Все в ваших руках.
  
  Приш оживился: а ведь на самом деле, можно пожелать, что угодно. Даже дух захватывало от этого.
  Хранитель пути перечислял:
  - Одному найти свои истинную родину. Второй - получить красоту назад. Третьему - поэтический дар. Выбирать лишь вам. Надо - только - дойти - до - радуги. И все.
  Приш размечтался: можно придумать так, чтобы запихнуть в желание побольше всего. Время есть, и он что-нибудь придумает.
  - Ложка дегтя, - добавил Хранитель. - Путь, какой бы вас не избрал, опасный. Да и я приму посильное участие. Не люблю, знаете ли, скучать. К тому же: вы все трое должны пройти дорогу до конца. Это обязательно. Так что всего хорошего! И пусть удача будет на вашей стороне.
  Он поклонился и пропал.
  
  Приш и другие переглянулись. А затем, не сговариваясь шагнули к серой двери, - она не открылась. "Ну да, - подумал Приш, - наивно надеяться, что изгнанникам не достанется черная дверь". Но и та осталась запертой. И лишь белая приветливо отворилась, когда путники подошли к ней. Они шагнули, и Вселенная перевернулась.
  
  Макушки сосен качнулись и снова заняли исходное положение. Приш огляделся, все в норме: небо вверху, земля внизу, он находится в лесу. На удивление сейчас ранний вечер.
  - Интересно, это все на самом деле, или я брежу? - раздался голос слева.
  Приш повернул голову: говорил парень. Теперь можно было его рассмотреть. Лет семнадцати-восемнадцати. Светлые волосы коротко острижены. Рост средний - ненамного выше Приша, худощавый. Только сейчас выглядит так себе: на лбу бисером выступил пот, лицо побледнело, а самого потряхивает.
  - Тебе плохо? - спросил Приш.
  Тот кивнул:
  - Похоже, заражение крови. Думал, к врачу обратиться, но не смог отказаться от предложения, сделанного Хранителем.
  
  Подошла девушка. Рядом с нею вертелась лисичка - любопытная. Приш решил, что незнакомка молода, хотя видимыми были лишь глаза. Красивые, кстати. Такого фиалкового цвета Приш ни у кого не видел. Она дотронулась до лба парня.
  - Надо найти цветы, - голос у нее оказался шершавым, точно язык собаки. - С белыми лепестками и желтой сердцевиной. Снимает лихорадку.
  - У меня есть таблетки, но они ненадолго помогают, - перебил парень. - Мне кажется, это из-за ран - нагноились.
  Он снял куртку и задрал рубашку. В области лопаток словно кто-то нарисовал красно-коричневой краской два бумеранга. Шрамы! От них протянулись тонкие багровые щупальца: да, парень прав - заражение крови.
  - Как там? - с тревогой спросил тот.
  - Не очень, - честно ответил Приш. - Кажется, надо к доктору.
  
  Парня заколотило сильнее. Он натянул рубашку и куртку обратно.
  - Осталось найти этого врача, - горько пошутил он. - Он вскроет раны, промоет их и зашьет. Где же ты, добрый доктор Айболит?
  - Можно попробовать мазь, - предложила девушка, - она вытягивает гной.
  Парень снова стянул рубашку. Его руки покрывали синие рисунки. Приш не стал откровенно пялиться - неудобно. Девушка смочила тряпку водой, которая у нее хранилась в странном мешке, похожем на сушеные кишки, и протерла шрамы. Затем обильно смазала их зеленой пахучей мазью. Лисичка, которую Хранитель пути назвал фенеком, внимательно наблюдала.
  - У меня в рюкзаке есть бинты, - сказал парень.
  Он протянул девушке длинную полоску белой ткани, которая была скатана в валик.
  "Странное название - бинт", - таких слов Приш раньше не слышал.
  
  Девушка перевязала парня.
  - Это откуда? - спросила она про шрамы, пока парень одевался. - Ритуал? На мужество? В пустыне местные племена проводят такие испытания среди юношей.
  Тот достал из мешка какие-то белые кружочки и проглотил их.
  - Нет, - ответил он, - там раньше росли крылья.
  Приш раньше никогда не видел ангелов. И этот парень никак на них не походил. Одежда странная: брюки из непонятной материи, темно-синие и очень плотные, куртка из скользкой ткани, ботинки не из мягкой кожи, а грубые - подобных в Темногорье не шьют. А вот внешность обычная. Разве ангелы такими бывают?
  
  Он так и спросил. Парень сначала не понял, а затем ответил:
  - Ангелов не существует, это же сказки для детей. А я поэт. Точнее, был им.
  И замолчал. Приш не стал лезть с вопросами: ясно, что парню не до этого. Тот прикрыл глаза и вроде как задремал. Но надо же узнать, как его зовут. Да и девушку тоже. Раз им всем вместе идти до радуги.
  - Меня зовут Приш, - представился он. - Я живу...Жил, - поправился Приш, - в Яблоневой долине. И хочу вернуться домой.
  Первой откликнулась девушка:
  - Мое имя Мёнгере.
  Больше она ничего не проронила. Парень, казалось, уже спал. Но вдруг его ресницы дрогнули, и он произнес:
  - А я Глеб.
  
  Глава двенадцатая. Вязанка хвороста
  
  Поэту нездоровилось. Таблетки, которые тот пил, помогали мало. К тому же стремительно темнело, поэтому пришлось соорудить временный лагерь. Поэт достал из своего мешка, который он называл рюкзаком, удивительный нож: тот раскладывался и состоял из нескольких лезвий. Имелась даже пилка, которой можно было отпилить сучья. А вот топорика, к сожалению, ни у кого не было. Впрочем, как и еды. Лишь у поэта нашлась пара бутылок воды, тушенка, копченая колбаса и хлеб. Приш с любопытством разглядывал продукты, заодно запоминая незнакомые слова: похоже, Глеб был из другого мира. Про Мёнгере он бы не сказал так уверенно. Хотя она тоже выглядела необычно, по мнению Приша, но это потому, что Темногорье большое.
  
  А Глеб про Темногорье ничего не слышал. Пожал плечами и все. Но толку от него сейчас ноль: трясется так, что все тело ходуном ходит. И накинуть нечего: сам Приш в легкой куртке. Хорошо, что не снял, когда в комнату поднялся. Да и вообще, оплошал - ничего с собой не взял. Как ребенок. Мёнгере тоже легко одета: полотняные штаны, длинное платье с разрезами по бокам до бедер и платок на голове. А уже осень, ночи прохладные. Нужен костер.
  
  Он и Мёнгере отправились за хворостом: сухое дерево лучше горит. Лисичка, которую девушка называла Хухэ, с ними. Набрали не быстро: девушка сначала не понимала, что она тоже должна таскать сучья. Такое ощущение, что никогда не работала, Приш даже ощутил скрытое раздражение. Достались же попутчики: один болеет, вторая неумеха. И главное, то слова от нее не добьешься, а то, когда он попытался ею руководить, сразу отбрила: "Не бери на себя больше, чем сможешь унести". И таким холодом повеяло, что не по себе стало: кто она такая? Еще и Хухэ раздраженно затявкал: мол, его хозяйку обидели.
  
  Пришлось объяснять доходчиво, что он один не справится. Только это ее и расшевелило. Тем более, ей тоже ночью греться надо - замерзнет в своей одежке. Затем притащили небольшое поваленное дерево - сидеть на нем. Летом на земле спать нормально, к тому же можно нарвать папоротники или лопухов на подстилку, поздней осенью сойдут опавшие листья, если дождя не было. А сейчас нечего. Какие-то они незадачливые путники, при себе даже огнива нет. Хорошо, у Глеба нашлись палочки, которые он называет спичками - удобное приспособление.
  
  Сначала загорелись мох и тонкая береста, затем пламя охватило хворост. Приш накопал корней лопуха и запек в костре - есть можно. Тем более с колбасой. Очень вкусная оказалась еда, хотя и сухая. Утром они грибов поищут, наверняка есть. А сейчас уже темень. Хоть бы веток хватило до утра, а то придется дрожать вместе с остальными. А спать хочется. Несмотря ни на что. Во что он ввязался? А если они не дойдут до радуги? Тогда... Тогда Приш никогда не увидит родителей. Вот и все. Дурак он.
  
  Уселись на бревне, как куры на насесте. Радует, что костер жаркий, согрелись. Хухэ рядом в клубок свернулся. Ему хорошо - шкура греет. Глеб тоже задремал. И как-то вышло, что его голова на плече Мёнгере оказалась. А та ничего, сидит прямо, словно у нее вместо позвоночника палка вставлена. Любой позавидует такой осанке. А потом и Приша сморило. Уткнулся щекой в коленки, руки под голову сложил, так и вырубился.
  
  Утром спохватился, а костер не погас. Видимо, Мёнгере хворост подбрасывала. Поэт за ночь с бревна сполз - неудобно на нем спать. А она так и сидит, не шелохнется. Приш шепнул: "Спасибо", а Мёнгере только кивнула. Потом все же добавила: "Здесь страшно". Приш пожал плечами: лес как лес. Сосен много, но ели тоже растут. И лиственных деревьев полно: ольхи и орешника. Такой лес смешанным называется. В сосновом бору видимость хорошая, а здесь сплошные заросли. Что ее так смутило? Понятно, что звери могут быть, но они к костру не сунутся. А может, Мёнгере и в лесу никогда не была? Приш не выдержал:
  - Ты откуда?
  Девушка рассеяно окинула кусты и деревья взглядом и невпопад ответила:
  - Здесь сороки водятся?
  Приш от удивления не сразу ответил:
  - Конечно.
  - Всегда мечтала увидеть. У нас есть сказка про эту птицу, а живой ее никто не видел.
  
  Она немного помолчала, а затем добавила:
  - Я из Алтанхота, Золотого города. Это на Черном побережье.
  Она неспешно рассказывала, а Приш слушал с открытым ртом. На самом деле, Мёнгере совсем не простая девушка - она царица. А они бывшими не бывают.
  - Они выбрали моя сестру, а меня изгнали, - закончила она.
  - Поэтому ты и прячешь лицо? - спросил Глеб.
  Оказалось, он уже проснулся. Мёнгере промолчала.
  - И мазь для заживления ран, - продолжал поэт. - Что у тебя с лицом?
  Пришу хотелось его одернуть: ну что привязался к человеку?
  
  Мёнгере с достоинством сняла платок: обе щеки были расчерчены шрамами. На них уже образовалась побуревшая корка. Но в глаза бросилось не только это. А еще то, что Мёнгере чуть старше Приша и очень красивая. Прямо как принцесса из книги сказок. Приш и не знал, что такие существуют в жизни. Если бы не Алиса, он бы, наверное, сразу влюбился.
  - Сволочи, - выругался Глеб и добавил еще несколько слов, за которые бы Приш схлопотал по ушам.
  Мёнгере вновь закрыла лицо.
  - Знаешь, если тебя интересует мое мнение, - сказал Глеб, - их можно будет убрать. У нас косметологи занимаются тем, что шлифуют шрамы. Так что не переживай. Может, наткнемся на нужного специалиста.
  Приш не понял почти ничего из этой фразы, слишком много непонятных слов. Но смысл уловил - где-то лечат раны так, что и следов не остается. Наверное, это утешит Мёнгере.
  
  С утра поэт выглядел лучше. Даже щеки слегка порозовели. И аппетит появился - вчера Глеб от ужина отказался.
  - Может, за грибами прогуляемся? - предложил Глеб. - Я вроде транспортабелен. Температура, похоже, спала.
  Хухэ притащил откуда-то мышь: удачно поохотился. Приш снова ему позавидовал: вот кому в лесу замечательно. Он подкинул ветки в огонь и подумал: надо будет еще набрать, как вернутся. А потом обсудить, что же делать дальше.
  
  Мёнгере грибов не знала совсем - в пустыне они не растут. Поэтому пришлось учить ее на ходу. Глеб в грибах тоже особо не разбирался, зато умело находил их. Так что за час набрали красноголовых и белых, которые и запекли. После завтрака путники надумали остановиться здесь на время - насушить грибов и поискать воду: в бутылках уже закончилась. А пока отправились за сухими сучьями. Хухэ бежал сзади.
  
   На вязанку наткнулся Глеб.
  - Ого, - крикнул он остальным, - кто-то для нас специально дрова заготовил.
  И почему-то у Приша неприятно заныл живот: некстати вспомнились утренние слова Мёнгере. Что-то нехорошее. Разве в лесу они не одни? Он подошел вместе с девушкой. Сучья лежали кучей, словно кто-то хаотично накидал их. Приш потянулся за веткой, и в это время вязанка зашевелилась.
  
  Ветви стали сплетаться в замысловатый узор. Образовался позвоночник, на нем выросли ребра, лопатки и тазовые кости. Затем пришла очередь шейных позвонков и черепа. Рисунок обретал объем: сучья плотно свивались между собой, а острые ветви послужили чудовищу когтями и рядом зубов. Зверь пошарил лапой, выдрал мох и вставил в глазницы. Языком стала сплетенная трава. Приш в изумлении следил, как прямо перед ним вырастает огромный монстр, а потом первым опомнился поэт.
  - Бежим! - закричал тот, и они понеслись, не разбирая дороги.
  
  ...Ветви со всей силой хлещут по лицу. Кусты растопыривают сучья и хватают за одежду. Поваленные деревья пытаются поставить подножку. Лес гонит путников, точно дичь. Слышен гомон птиц: "Ату их! Ату!" И тяжелое дыхание зверя, который преследует добычу. Лес на его стороне: деревья отклоняются в стороны, давая дорогу. Птицы подсказывают, где искать загнанную дичь.
  
  Дыхание сбоит, точно в груди что-то сломалось, и воздух вырывается со свистом. Нет возможности оглянуться и посмотреть, что с попутчиками. Лишь страх подстегивает не хуже кнута. И хочется вопить от ужаса. Только силой воли Пришу удается удержаться от падения в безумие.
  - Глеб, нужен огонь!
  Тот откликается совсем рядом:
  - Твою мать! Спички в рюкзаке! Надо бежать к костру.
  
  Куда именно? Похоже, они умчались далеко - не найти. А за спиной внезапно наступила тишина, точно в уши набилась вата. Тук-тук... Тук-тук-тук... Сердце забилось с перебоями, будто испуганный зверек. Что за? И тут прямо перед ним выросла морда чудовища. Сухая трава вывалилась изо рта, мох повис на ниточке. Вот и все. Останутся от них с Глебом лишь косточки. Хорошо, что Мёнгере убежала. Если только чудовище потом за ней не бросится.
  
  Приш отступил назад, под ним хрустнула ветка. Чудовище заскрипело сучьями и распахнуло пасть, из нее, как змеи, полезли гибкие ветви. Приш закричал от омерзения и страха. Как все глупо! Он хочет жить и вернуться домой! А сейчас все закончится. Нечестно это! Кажется, Глеб тоже орал. А может, эхо.
  
  Запахло дымом и дохнуло жаром, точно огонь дотянулся до них через лес. Затрещали сучья. Зверь дернулся и начал оседать. Его плоть обугливалась и рассыпалась пеплом. Чудовище несколько раз конвульсивно вздрогнуло и затихло. Позади него стояла Мёнгере, она держала в руках горящую палку. Рядом с ней на поверженного зверя рычал Хухэ. Приш не ожидал столько храбрости от маленькой лисички, да и от девушки тоже. Видимо, она единственная, кто не потерял головы, а бросился сразу к костру.
  
  Он подошел и порывисто обнял Мёнгере. Она на мгновение застыла, а потом тоже неловко прижалась к нему. Глеб также присоединился. Они немного постояли, приходя в себя от пережитого.
  
  Глава тринадцатая. Не спи!
  
  Глеб отстранился.
  - Как ты сообразила? - поинтересовался он.
  Мёнгере указала на Хухэ:
  - Он позвал меня за собой.
  Глеб наклонился, чтобы погладить фенека, но тот отскочил и оскалил клыки.
  - Строгий какой, - обиделся Глеб. - Ты чего? Я же тебя не обижу.
  - Он дикий, - объяснила Мёнгере. - Прибился ко мне в пустыне.
  - Понятно, - Глеб разогнулся, - а я думал, он у тебя вместо котика. Ладно, сейчас надо забрать рюкзак и уходить.
  
  Хухэ побежал к лагерю. Костер уже догорал, но путникам было не до него. Глеб стал собирать вещи, а Приш разглядел на его рубашке кровь.
  - Наверное, от напряжения раны вскрылись, - ответил поэт, - пришлось здорово поработать. Но плевать, убираемся поскорее.
  - Ты как? - спросил Приш.
  - На удивление нормально.
  Они погасили огонь, Приш взял мешок поэта, несмотря на его возражения. Затем Мёнгере попросила:
  - Хухэ, выведи нас отсюда.
  Фенек тявкнул, и они последовали за ним.
  
  Лисичка медленно передвигалась по лесу. Ее уши смешно топорщились, когда она прислушивалась к звукам вокруг. Сейчас окружающее казалось обычным, но ощущение взгляда в спину не проходило. Поэтому, когда кусты поредели, и впереди показался просвет, все вздохнули с облегчением. Тем более, что наткнулись на ручей. Мёнгере промыла раны поэта и нанесла слой мази. Теперь его шрамы выглядели куда лучше - краснота вокруг них уменьшилась.
  - Это хорошая мазь, - сказала довольная Мёнгере, - траву для нее собирают рядом с рекой Омирук. Кроме одной - вешников. За ними надо идти в пустыню.
  - Здесь такие не растут, - замотал головой Приш.
  Они наполнили водой бутылки и бурдюк и поспешили дальше. Туда, где виднелась заброшенная дорога.
  
  Асфальт покрылся трещинами, словно под ним прополз огромный червь. От мысли об этом Приша передернуло. Зато Глеб обрадовался - заговорил о цивилизации. Мол, асфальт - подтверждение этому. Пришу пришлось согласиться: до этого он ни разу не слышал о таких дорогах. У них в Темногорье или мостовые, или грунтовые тракты. Ну иногда еще делают настилы из деревьев, но редко когда. А здесь дорога широкая: для автомобилей - каких-то механических повозок без лошадей, на которых перемещаются люди. Удивительный мир.
  
  Они немного поспорили, в какую сторону идти, но к единому мнению так и не пришли. Поэтому решили положиться на Хухэ. Тот поспешил на юг. Вскоре показались пятиэтажные здания, Приш и не знал, что дома бывают такими высокими. На что поэт снисходительно заметил, что это Приш не видел небоскребов. Даже название завораживало - скребущие небо. Каково это - жить среди облаков? От одной мысли голова кружилась.
  
  Поэт повеселел. Объяснил остальным, что город - это классно. Как будто Приш этого не знает. Им надо купить одежду и еду, а еще спальники - мешки, в которых спят. И палатку. И кучу всего. Приш даже не старался запомнить, пусть у Глеба об этом голова болит. Он про это больше знает. Мёнгере, кстати, тоже поразилась размерам зданий. Проронила:
  - Мой дворец гораздо ниже.
  Казалось, она робеет.
  
  ...Еще до входа в город Глеб заподозрил неладное: не может быть, чтобы единственная дорога оказалась настолько разбита. Бетонные столбы повалились, провода оборваны. Он объяснил Пришу и Мёнгере, что по ним проходит электрический ток, поэтому лучше не приближаться. Про ток тоже пришлось рассказывать. Впервые Глебу не хватало слов: к некоторым вещам настолько привыкаешь, что не задумываешься над тем, как они работают.
  
  В городе не было никого: ни людей, ни собак, ни кошек, ни ворон. Лишь ветер негостеприимно хлопал дверями подъездов, да молотил о фасад пустыми рамами. И тишина, лишь призраки пакетов гоняются друг за другом по пустынным улицам. Да деревья заговорщически перешептываются между собой. От этого неприятно кололо спину. С другой стороны, Хухэ не проявлял беспокойства, а на слух фенека можно было положиться.
  
  Они зашли в первый же дом. Нигде не заперто, в квартирах ничего не тронуто: ни одного следа, который бы указал, что люди в панике покинули город. Очень странно.
  - Надо найти магазины, - сказал Глеб. - Нужна теплая одежда, еда и снаряжение в дорогу. В аптеку тоже нелишним будет заглянуть.
  Ему пришлось руководить остальными: и Приш, и Мёнгере растерялись. Только Хухэ любопытничал и лез во все углы.
  
  В продуктовом воняло от разложившихся продуктов. Глеб с сожалением взглянул на витрины: мясо и рыба пропали. А так бы нажарили стейков на вечер. Путники набрали пакеты с кашами, супы, крупы и консервы. Сразу же перекусили, вскрыв несколько банок. Хотелось взять побольше, но Глеб пока был не в состоянии много тащить. Между лопатками так жгло, что он бы многое отдал за обезболивающий укол - таблетки помогали мало. Наверняка и Мёнгере плохо. Кстати, как она терпит? А он не догадался спросить и предложить лекарство. Балда!
  
  Затем отыскали промтоварный магазин. С выбором одежды пришлось повозиться, особенно для Мёнгере: она ни в какую не хотела примерить джинсы, еле уговорил. А уж с нижним бельем и вообще вышел затык: девушка так смутилась, что даже Глебу стало неудобно. Хотя вот тоже: все носят трусы. Чего стесняться?
  
  Главное, что все нашли одежду по размеру и про запас. Утащить бы только ее. С пакетами передвигаться было неудобно, поэтому, посовещавшись, выбрали в соседнем доме трехкомнатную квартиру с работающей газовой плитой. Конфорки горели - уже хорошо. Вода текла, правда, только холодная, и то сначала долго пришлось ждать, пока схлынет ржавчина. А вот света не было, но это ничего. Глеб порылся по шкафам и отыскал свечи - будет у них романтический ужин. И есть где переночевать. А пока отправились дальше.
  
  В аптеке набрали кучу лекарств: от кашля, диареи, температуры и прочего. Мёнгере снова удивилась, что люди лечатся белыми кружочками. Но Глеб специально для нее откопал сборы трав, пусть радуется хотя бы чему-то знакомому. Правда, опять возникла неловкая ситуация. С прокладками. Но не мог же он не сказать Мёнгере об этом.
  
  А затем путники пустились на поиски спортивного магазина. Хотя мог подойти и "Рыболов". В маленьких городках с этим плохо, но шанс всегда есть. Пришлось дойти до конца города. Под конец Глеб почувствовал, что устал: ноги почти не сгибались, на лбу выступил пот. Хотя температура вверх не ползла - хорошая мазь у Мёнгере.
  
  На магазин наткнулись чудом - в доме на окраине. За деревьями даже вывеска была не видна, просто заглянули туда на всякий случай. Удалось раздобыть газовую горелку с баллоном, термобелье, двухместную палатку. Еще Глеб отобрал пару удочек - пригодится. Спальный мешок имелся только один, но хотя бы так. Также взяли туристическую пленку и рюкзаки для Мёнгере с Пришем. А еще котелок, треногу, топорик. У Глеба от сердца немного отлегло - есть надежда, что в походе они не вымрут сразу, как динозавры, от голода и холода. Хотя неясно, как они все это потащат, но об этом путники после подумают. Все же запас карман не тянет.
  
  И тут его взгляд наткнулся на надпись. На стене кто-то вывел карандашом неровные буквы: "Не спи". И словно в спину пихнули: опасность! Глеб показал на слова остальным. Но Приш лишь плечами пожал. А Мёнгере и так засыпала на ходу - сказалась бессонная ночь.
  
  Они вернулись в квартиру. Глеб зажег свечи и открыл в ванной воду. Сначала хлынула холодная, минут через десять пошла горячая. Вот это чудо! Не пришлось кипятить воду в ведре. Он позвал Мёнгере - пусть она первой моется. А сам отправился готовить ужин. Глеб научил Приша пользоваться газовой плитой. Тот присвистнул от зависти - до чего же легко. Повернул вентиль, чиркнул спичкой - и все. Это тебе не печь растопить, одни дрова колоть намучаешься. Сварили макароны и смешали их с тушенкой. У Глеба от голода даже живот свело - до чего же есть хочется.
  
  Как раз Мёнгере из ванны вышла. Без своего вечного платка. Сняла, наконец-то. Понятно, что шрамы никого не красят, но от кого прятаться-то? От них с Пришем? Глупо. Они же не станут отворачиваться или пальцем в нее тыкать. А все же она очень красивая. Как удар под дых. Просто сшибает. И язык становится неповоротливым. Жаль, что Глеб не может писать больше стихи, иначе бы он посвятил ей сразу несколько сонетов.
  
  После ужина он последним залез в ванну. При свете свечи здесь все выглядело необычным. Таинственным и немного пугающим. Пусть это не бассейн, как у него в квартире, и нет даже циркулирующего душа, но все равно удовольствие. Какое же блаженство погрузиться в горячую воду хотя бы по пояс, отогреться. Жаль, лечь полностью нельзя. Как же они осенью путешествовать будут? Только одна надежда, что мероприятие надолго не затянется. Приш рассказывал о путниках, дошедших до радуги по темной дороге. Но им-то открылась белая дверь. Значит, должно быть легче. Или?
  
  Глеб поднял свечу, рассматривая помещение. Бедная, конечно, обстановка. И места мало, и плитка так себе - белая, безо всякого рисунка, к тому же местами отколовшаяся. Кран проржавел, но не в этом счастье. Главное - есть вода, горячая и холодная. И еда, и крыша над головой. И тут прямо под потолком он вновь увидел несколько слов: "Бойся снов. Не спи". И всю расслабленность как корова языком слизнула. О чем это?
  
  Он вышел из ванной комнаты. Мёнгере уже спала в одной из комнат. Глеб позвал Приша.
  - Пригляди за ней. Будет что-то странное, буди. А я подъезд осмотрю на всякий случай.
  - Что-то случилось? - сообразил тот.
  Глеб не стал скрывать:
  - Да. Снова надпись про сон. Поэтому станем отдыхать по очереди. А пока жди, я скоро вернусь.
  
  Он вышел в подъезд и зажег фонарик. Желтый луч скользил по стене, лестницам. Местами отвалилась штукатурка, прутья перил были выломаны и лежали тут же на полу. Глеб поднял один: прут был завязан в узел. И снова знакомые слова на стене, написанные чем-то красным. Помадой что ли?
  "Не спи, сволочь!!! Они приходят через сон!"
  Дальше много непечатных выражений. А на верхнем этаже добавлено: "Вали отсюда!"
  
  Глава четырнадцатая. Город забытых снов
  
  По городу брело существо, с ног до головы укутанное в накидку, которая шлейфом волочилась по земле. Выше обычного человека, сутулое, оно странно передвигалось - раскачиваясь из стороны в сторону. Мёнгере следила за ним, стоя около окна. Улица с этого места просматривалась хорошо, а вот сама Мёнгере - нет. В Алтанхоте она часто наблюдала за жизнью города, спрятанная от посторонних глаз. Не подобает царице лишний раз показываться подданным. Здесь же старая привычка принесла пользу - существо не заметило ее, когда проходило мимо дома.
  
  Существо манили окна. Оно приникало к стеклу и долго вглядывалось вглубь комнат. Затем трясло головой, точно от разочарования, и шло дальше. Мёнгере дождалась, когда существо скроется за углом, и отошла от окна. До этого даже не решалась пошевелиться - вид странного создания пугал. Она сделала пару шагов, и в тот момент раздался скрежет, словно кто-то провел когтями по стеклу. Мёнгере повернулась: в окне торчала ужасная морда. Чудовище ухмыльнулось. Из пустых глазниц коровьего черепа вылезла черная змейка и произнесла: "Не спи!" И тогда Мёнгере заорала.
  
  Мёнгере проснулась: ее грубо трясли Глеб и Приш. Она не сразу очнулась ото сна и при виде попутчиков отшатнулась. Глеб ладошкой прикрыл ее рот.
  - Тихо!
  И он, и Приш выглядели испуганными, точно это им кошмар привиделся, а не Мёнгере. Она кивнула.
  Приш осторожно выглянул в окно:
  - Здесь какая-то чертовщина.
  Мёнгере и Глеб приблизились к нему. На улице стемнело, лишь на столбах горели огни. Глеб объяснял что-то про электричество, от которых эти штуки питаются. Видимо, это и есть. Правда, поэт говорил, что провода оборваны, поэтому ничего не работает. Но видимо, он ошибся. Фонари, как называл их поэт, то разгорались, то гасли - точно танцевали. Мёнгере ощутила на себе их пьянящую музыку. Хотелось поднять руки и закружиться, отрываясь от пола.
  
  В бок пихнули, избавляя от наваждения.
  - Там кто-то есть.
  По улице медленно шествовало существо. Высокое, сгорбленное... И Мёнгере, холодея, узнала силуэт - чудовище из сна. Она отпрянула от окна и поведала спутникам о кошмаре.
  - Хреново, - заключил Глеб. - А я все думал, почему везде эти слова: "Не спи!"? Похоже, здесь сны оживают.
  Мёнгере почувствовала вину: все из-за нее. Но она сама не заметила, как задремала. Думала, немного полежит, отдохнет. Сказалась предыдущая ночь в лесу.
  
  Дверь в квартире была железная, такую только тараном выбивать. А окна... Третий этаж, а чудовище бескрылое. Но Глеб все же решил забаррикадироваться, только не получилось - мебель в квартире отличалась неподъемностью. Из тех, что раньше на века делали.
  - Ладно, - махнул он рукой, - надеюсь, что не дотянется. Главное, до утра спокойно досидеть. Будем караулить.
  Они разошлись по комнатам: окна выходили на разные стороны. Свечи поставили вглубь помещений, чтобы свет не был заметен с улицы. Глеб сгонял на кухню и сделал кофе. Хорошо, что в магазине нашли, теперь на всю ночь это его напиток.
  
  Хухэ забился под кровать - нашел себе убежище. Для маленькой лисички слишком много переживаний. Пусть он не видел опасность, зато чуял ее шестым чувством, как тогда в лесу. Не надо было останавливаться в городе. Но люди не поняли, что это западня. Не для лисы: ведь фенекам снятся совсем простые сны. И даже огромный орел - опасность для лисы - не представляет угрозы людям.
  
  Фонари продолжали мерцать. Глебу казалось, что они передают какое-то послание. Если бы он знал Морзе, мог бы попробовать расшифровать. Три коротких вспышки, три длинных и снова три коротких. Что-то знакомое. Где-то Глеб читал об этом. Вертится в голове... Точно! Это же сигнал "SOS". Получается, что город передает просьбу о помощи?
  
  Он решил проверить догадку и дождаться новых вспышек. И тут воздух перед ним поплыл, словно изображение в телевизоре испортилось. Послышался вкрадчивый шепот, он нарастал, проникал в уши, заполнял собой помещение. "Сссмотри внимательнее... Ты жжже видишшшь..." Глеб вгляделся: существо, напугавшее их до этого, стояло возле ближайшего фонаря и смотрело прямо на него. Мигание высвечивало его фигуру. То, что Глеб и остальные считали плащом, оказалось собственной кожей чудовища, складками сползавшей вниз. А потом существо начало расти, его длинные лапы потянулись к Глебу.
  
  - Проснись! - Приш энергично тряс Глеба за плечо.
  Привычно отозвалась боль между лопатками, и Глеб очнулся. Как он умудрился задремать?! Он же выпил три чашки кофе. Этого всегда хватало, чтобы не сомкнуть глаз до утра. Мёнгере сообщила:
  - Оно нас заметило.
  - Знаю, - Глеб был раздосадован. - Извините, я сам не понял, как вырубился. Сначала фонари передали сигнал бедствия, а затем... - Он призадумался. - Не похоже на сон, как будто это на самом деле происходило.
  - А что это за сигнал? - заинтересовался Приш.
  - СОС - спасите наши души.
  
  Глеб высунулся в окно, прятаться не имело смысла.
  - Подскажите, что надо делать, - закричал он.
  И тут вспыхнул свет в соседней комнате. Все бросились туда.
  - Ищем! - Глеб кинулся к серванту.
  Сервизы, хрусталь... Навряд ли здесь есть подсказка. А вот в книгах и журналах - вполне. Глеб принялся листать.
  - Что-нибудь связанное со снами и происшествиями в городе, - пояснил он.
  Детские комиксы, сказки - не то. Глеб наткнулся на газету. И с первого же взгляда понял - нашел.
  
  На обложке под громким заголовком была размещена статья "Ночные кошмары или страшная правда?". Глеб прочел вслух: "За последние дни участились случаи обращений жителей в районные поликлиники. Очереди к неврологам и психиатрам растут, как на дрожжах. Все это связано с ночными кошмарами, которые преследую жителей города. Люди, их видевшие, утверждают, что они реальны, и боятся засыпать вновь. Врачи просят не паниковать и вовремя обращаться к ним". Дальше следовал комментарий самого репортера: "Говорят ли нам всю правду? По слухам, неврологическое отделение городской больницы переполнено пациентами. Люди с тревогой ждут ночей. Появились сведения о странных существах, которые появляются в темноте".
  
  Глеб скомкал газету.
  - Черт! И что же теперь? Не спать? И все?
  - Можно рассказывать разные истории, - предложил Приш.
  - Тогда твоя очередь, - сказал Глеб, - Мёнгере мы уже слышали.
  И Приш начал повествование о Яблоневой долине. Об Алисе, о драке с Маттисом и изгнании.
  
  Странно говорить о себе, точно о ком-то другом. Как-то глупо. И хочется приукрасить, стать лучше, чем на самом деле. Очень трудно рассказывать о себе - требуется мужество и честность. И вроде бы Приш себя трусом не считает, но как же сложно не утаить ничего. Почти невозможно, но он старается.
  
  Он ведет речь о чудесной долине, и перед всеми оживают ее великолепные сады, комната наполняется запахами. В бокалах виднеется золотой сидр, ноздри щекочет аромат яблочного варенья. Рот полон слюной, язык предвкушает вкус свежевыпеченной шарлотки, а мысли путаются. И вот уже веки смежаются, и путники погружаются в сон.
  
  Существо проголодалось. Это было очень застарелое чувство, и оно научилось с ним жить. Но сейчас голод терзал намного сильнее - ведь совсем рядом находилась еда, только лапу протяни и наешься. Не досыта, конечно, это ощущение неизвестно существу. Но хотя бы на время. А сейчас создание настолько отощало, что кожа свисала по бокам, как плащ. Но еще немного и... Оно завыло от нетерпения и принялось жевать собственную плоть.
  
  Приш подскочил: Хухэ укусил его за руку.
  - Ты что?! - обиделся парень, а потом огляделся.
  Глеб откинулся на кресле и спал с открытым ртом. Мёнгере даже во сне сидела прямо, лишь уронила голову на грудь. Хухэ метался между ними, отчаянно тявкая. Приш вылил на Глеба холодную воду, затем проделал это же с Мёнгере. Те вскочили, не понимая, в чем дело. Приш объяснил.
  - Мы не выдержим до утра, - Глеб выжал рубашку. - Это сильнее нас.
  - Что же делать?
  - Надо искать, - решила Мёнгере. - Мы не все просмотрели. Должна быть подсказка!
  Они вновь стали просматривать газетные вырезки.
  
  Страницы пестрели сообщениями о происшествиях, но ничего нового не встречалось. Наконец, Приш наткнулся на любопытную заметку. "Группа исследователей пришла к выводу, что эпицентром ночных кошмаров послужила гостиница. Именно здесь был зафиксирован первый случай. Постоялец гостиницы, некий командировочный, жаловался с утра персоналу, что всю ночь его одолевали плохие сны. Какое-то голодное существо, питающееся кошмарами, преследовало его. Похоже, именно этот эпизод и послужил толчком к развитию эпидемии". Приш пробежал статью глазами и закончил: "Мы полагаем, что покончить с заболеванием можно, если кому-то из людей приснится хороший сон. Или он во сне убьет чудовище. Надеемся, что кому-то известно искусство управления снами".
  
  Путники переглянулись: похоже, выбора не было.
  - Может, взять с собой ножи? - предложил Глеб.
  - Это же сон. Мы должны управлять им, стать всесильными, - возразила Мёнгере.
  Они переглянулись.
  - Хухэ, разбудишь, если у нас не получится, - попросил Приш. - Следи, пожалуйста.
  Попутчики взялись за руки и закрыли глаза. Первой в сон погрузила Мёнгере, затем Приш и самым последним - Глеб. Хухэ осталось лишь настороженно наблюдать за ними.
  
  Глава пятнадцатая. По ту сторону сна
  
  Дыхание замедляется, мышцы расслаблены, мысли обрываются на полуслове. Веки слипаются, и Мёнгере проваливается в сновидение. Вскоре рядом появляется Приш, немного погодя - Глеб. Сейчас полдень. Они стоят посреди площади. В ее центре высится монумент - памятник какому-то мужчине. Рядом здание с колоннами. Тут же небольшой парк с непонятными сооружениями. Мёнгере видит столб с привязанными к нему цепями, на концах которых висят небольшие лодки. А дальше - огромное железное колесо. Все кажется нарисованным, а потом изображение обретает объем и включается звук.
  
  Глеб направился к странной конструкции.
  - Это аттракционы, - пояснил он.
  Мёнгере пожала плечами - незнакомое слово.
  - Ну, развлечения такие. Садишься, а потом все начинает вращаться.
  - Вроде каруселей? - догадался Приш. - У нас на ярмарке они есть.
  Но Мёнгере отрицательно покачала головой: ни разу не слышала. Глеб предложил:
  - Пойдем.
  
  Он помог Мёнгере залезть на сиденье. Сам сел рядом, Приш - в соседнюю кабинку. Глеб огляделся - вроде все в порядке.
  - Сейчас прокатимся! - сообщил он.
  Раздалась музыка, верх сооружения окрасился разноцветными огнями. А потом карусель вздрогнула и начала движение. Все быстрее и быстрее. Цепи натянулись, кабинки взлетели, и Мёнгере почувствовала необычайный восторг: она парит! Почти так же, как во сне, когда была драконом. До чего же здорово! Мимо проносятся ветви деревьев, дома, дорога. Тронутые золотом листья сменяются антрацитом асфальта. В глазах рябит от красок. Карусель сделала множество оборотов, затем замерла. Когда спускались, Мёнгере чуть не оступилась: голова закружилась с непривычки.
  
  А Глеб тянул дальше:
  - Айда на колесо обозрения, город посмотрим.
  Путники махнули к следующему аттракциону. Даже при одном взгляде на него начало подташнивать. Когда кабина поплыла вверх, Мёнгере задрожала от испуга. Они были втроем в прозрачном салоне, и Мёнгере порадовалась этому - вместе не так страшно от высоты. А ведь в драконьем сне она совсем не боялась и легко взмывала в небо. Не то что сейчас. Быстрее бы ступить на твердую поверхность.
  
  Она с замиранием сердца следила, как земля ускользает от нее, а кабина уносится все выше. Выше деревьев и домов. Медленно-медленно. Внизу все стало маленьким, игрушечным. До чего же интересно рассматривать предметы с огромной высоты, точно ты - великан. Все видно, как на ладони. И кто-то спрятался рядом со старым тополем. Кто-то...
  - Это собака, - перебил ее мысли Глеб.
  
  Он насвистывал мелодию, похоже, вернулось хорошее настроение. Мёнгере тоже хотелось что-нибудь напеть, но она стеснялась - голосом не вышла. Приш тоже молчал. А Глеб не унимался: звал на карусели с лошадками, качели, батут. С последним вышла заминка: Мёнгере сначала испугалась чучела, которое покачивалось рядом. Но поэт успокоил: мол, это надувной клоун - человек, который смешит людей. И детям он очень нравится. Мёнгере не поверила: слишком уж страшный. Лицо неестественное, рот до ушей - точно кто-то прорезал его огромным ножом. И тут Мёнгере вспомнила о собственном уродстве и неловко дотронулась до щеки - она ничуть не лучше. Над ней так же станут смеяться. Но долго переживать не получилось: Глеб взял ее под руку и повел на батут.
  
  Мёнгере неловко вскарабкалась, а затем подскочила. Помост спружинил и подбросил. Наверное, будь она ребенком, ей бы это понравилось - в детстве было мало развлечений. А сейчас Мёнгере опасалась показаться смешной. Не ее эта забава. А вот Приш и Глеб дурачились от души и хохотали. Приш даже раскраснелся. Мёнгере решила прыгнуть в последний раз и слезать. И в этот миг клоун посмотрел на нее: у него из рта текла кровь, а искусанные губы щерились в злой усмешке.
  
  Мёнгере взвизгнула и вместо резиновой поверхности батута увидела яму со змеями. Она начала перебирать в воздухе ногами, но это не помогло. Со всего маха Мёнгере ухнула вниз. Следом - Приш с Глебом. Змеи были везде: под ногами, по бокам, сверху. Одна проползла прямо по голове девушки.
  
  Когда-то, в другой жизни, когда Мёнгере правила Золотым городом, она наблюдала за казнью преступников. Одной из них было бросание преступников в такую яму. Никому не удавалось выбраться живым, несчастные умирали за считанные минуты. Помост царицы находился над лобным местом, поэтому Мёнгере хорошо видела, как дергаются тела осужденных, как появляется пена изо рта. Теперь эта же участь ждала путников. Мёнгере точно холодной водой облили, по спине пробежал неприятный озноб, зубы застучали. Она с ужасом ждала смертельного укуса.
  
  Глеб схватил ее за руку и с нажимом произнес:
  - Это не змеи, это корни деревьев. По ним мы выберемся наверх.
  Мёнгере закрыла глаза: так проще поверить. Трясущейся рукой она ухватилась за что-то склизкое. Подтянулась, еще и еще. Ноги скользили по глине, лезть было сложно, но Мёнгере не сдавалась. Потом ее схватили за руки и рванули наверх. Оказалось, это Глеб с Пришем.
  - Что происходит? - спросила девушка.
  - Похоже, сон сопротивляется, - объяснил Глеб.
  
  Мёнгере огляделась: парк исчез. Вместо него они находились в здании. Белые стены, деревянные рамы того же цвета, закрашенные стекла. И холодное синее освещение, льющееся сверху. Возникло ощущение, что путников тщательно рассматривают под увеличительным стеклом. Будто они - надоедливое насекомое, от которого можно избавиться одним хлопком. И сразу же пол опасно накренился, и Мёнгере заскользила вниз.
  
  Она замахала руками, стараясь сохранить равновесие. Приш и Глеб ухватили ее с двух сторон, и она остановилась. Раздался грохот: позади что-то заворочалось. Мёнгере повернула голову и похолодела: из стены проступало лицо. Чудовище подслеповато щурилось: замазанные краской окна смотрелись бельмами на лице. Рот ощерился железной батареей, вместо носа зиял провал - кладка начала осыпаться. Казалось, чудовище пытается освободиться от оков дома, но что-то его держит.
  - Это сон! - Глеб крикнул Мёнгере прямо в ухо. - Управляй им!
  Мёнгере закусила губу: да, она знает, сама говорила, но слишком реально то, что происходит. Что же делать?!
  
  По полу пошла волна, доски паркета с треском взлетали в воздух. Чудовище поднесло созданную из них руку к глазам и внимательно разглядело ее. Затем резко выбросило ладонь вперед и попыталось дотянуться до путников. Мёнгере рванулась от него, но не удержалась на кривой поверхности: ноги соскальзывали. А монстр почти добрался до нее. Усилием воли она представила: на чудовище нападают жуки-древоточцы и сгрызают его руку.
  
  Монстр взревел: деревянная конечность обратилась в труху. Тогда он отрастил бетонную руку и с силой ударил по тому месту, где стояла Мёнгере. В последний момент девушка отпрыгнула. Не удержалась и покатилась прямо в открытую пасть чудовища. Она пыталась ногтями вцепиться в пол, но тот вздыбился, словно норовистый скакун, сбрасывая неопытного седока. Послышался скрежет - батарея то сжималась, то распрямлялась, как гармонь. Мёнгере поняла, что монстр смеется.
  
  Она разозлилась: этот урод обойдется без обеда.
  "У меня в руке железная палка, - подумала она, - и я сильная".
  Размахнулась и ударила прутом по батарее. Смешок оборвался. А затем девушку подбросило: монстр пришел в ярость и, наконец, освободился. Вверх взметнулись обломки кирпичей, бетона, стекла. Мимо Мёнгере со свистом пролетела оконная рама, чудом не задев. Здание рухнуло, увлекая путников за собой.
  
  Мёнгере живо представила: они падают на гору подушек и перин. И тут же погрузилась в пуховые объятия.
  - Черт! Отсюда и не выберешься, - где-то слева проворчал Глеб.
  Он с трудом полз, увязая в мягких тюфяках.
  - Я чуть не задохнулся - прямо лицом туда упал, - пожаловался Приш.
  И Мёнгере стало забавно: ну на самом деле, у нее получилась пуховая ловушка: надо бежать, а они двинуться не в состоянии.
  
  Глядя на девушку, развеселились Приш с Глебом. Монстр снова зарычал, но как-то неуверенно. И Мёнгере поверила: она может сделать так, чтобы сон подчинился. Она его хозяйка - ведь создатель кошмаров привиделся сперва именно ей. Мёнгере расслабилась: она справится.
  
  Чудовище шагнуло, и тут же его правая нога подвернулась, и он растянулся. Да так, что пропахал носом землю. От этого зрелища Мёнгере звонко расхохоталась: до чего же смешно! А еще у него голова на шее не держится! И тут же со звонким треском монстр лишился головы. Он зашарил руками в ее поисках, растеряв свою грозность. И Мёнгере потеряла интерес: не хочется сражаться с тем, кто внушает жалость. Это недостойно. Она прошептала: "Ты дом. Красивый и крепкий. В тебе будут жить люди, долго и счастливо".
  
  И тут же их выдернуло. Мёнгере с остальными оказалась на берегу пруда. Здесь уже наступила полночь, и бледная луна отражалась в воде. С деревьев облетела листва, они казались собственными скелетами. Ни ветра, ни звука. Словно путники очутились на изнанке мира, его черно-белом негативе. И в этот момент из воды появилось существо. Оно брело к берегу, его обвисшая кожа шлейфом тянулась за ним.
  
  Мёнгере внимательно вгляделась: до чего же это создание некрасивое. Все его боятся, и никто не любит. Плохо так жить и неправильно. А существо шептало:
  - Помогите. Отдайте мне ваши сны. Я так хочу есть.
  Еще немного, и оно упадет и умрет. Мёнгере решилась:
  - Я даю тебе имя, ты будешь называться Сайнунт - дух доброго сна. Отныне ты станешь приходить к людям ночью и дарить хорошие сновидения. Так я сказала, и пусть это свершится.
  
  Ярко вспыхнула луна, превращаясь в солнце, пруд покрылся белоснежными лилиями, деревья украсились листьями. А Сайнунт обернулся тучной коровой, чья шкура была расписана изображениями звезд и небесных светил, а рога украшены цветами. Мёнгере подбежала к корове и обняла ее. И сразу же все это стало картинкой из книги сказок.
  
  Глава шестнадцатая. Поэт
  
  Путники перенеслись обратно в квартиру, Хухэ с радостным тявканьем бросился навстречу. Мёнгере схватила его на руки. Фенек на мгновение замер, а затем осторожно освободился, словно не веря, что дал прикоснуться к себе человеку.
  - Я первая его погладила! - с торжеством сообщила Мёнгере.
  - Ты вообще крутая, - подтвердил Глеб. - Ловко справилась с кошмарами.
  Он подошел к окну. Теперь город выглядел обычным. И почему-то казалось, что все будет в порядке. Фонари откликнулись тремя вспышками, подтверждая, что он прав: "Спа-си-бо!". Глеб присел на диван.
  - Вроде до утра время есть, а спать не хочется, - сказал он.
  - Выспались уже, - пошутил Приш.
  
  Глеб растянулся и уставился в потолок. Почему-то сегодняшние события напомнили ночь перед изгнанием. Тогда он тоже лежал без сна и смотрел вверх безо всяких мыслей. Долгая-предолгая ночь в полном одиночестве. Его накачали обезболивающими и строго-настрого приказали лежать на животе. Как только медсестра вышла, Глеб перевернулся.
  
  Тогда его звали иначе - у поэтов в ходу были псевдонимы. А что он будет поэтом, стало ясно при рождении - в области лопаток акушерка обнаружила зачатки крыльев.
  - Поздравляю, мамочка, - обрадовала она, - у вас пиит.
  Акушерка любила устаревшие слова, но роженица прекрасно ее поняла. Ведь сбылась ее давешняя мечта.
  
  Глеб рос, а вместе с ним крылья. Уже в три года он попытался взлететь и целых пять секунд удерживался в воздухе. Он этого не помнил, зато мама записывала все достижения. В пять лет Глеб сочинил первые стихи:
  Зима рисует узоры на окнах.
  Как красив Новый год,
  Снежинки кружатся.
  Родители объявили знакомым и родственникам, что сын - гений. С этим ощущением Глеб и жил.
  
  В пятнадцать его отправили в престижнейшую школу поэтов. Заведение располагалось в соседнем городе, в часе езды. Глеб, конечно, переживал, не хотел расставаться с друзьями - неясно, как сложатся отношения в новой школе. Но родители выступили дружно: их сыну все самое лучшее. Тем более, ребенок полностью оперился - крылья после линьки поменяли серый оттенок на редкий графитовый цвет с седыми вкраплениями, что уже говорило о неординарности будущего поэта.
  
  Набор в школу происходил через экзамены. Конкурс был сумасшедшим: десять человек на одно место. Не только у Глеба родители хотели лучшего для своего ребенка. А он мечтал об одном: быстрее разделаться со всем этим и махнуть на море. Накупаться до одури, чтобы на год хватило. Родители бегали по кабинетам и суетились, а Глеб расслабился: не пройдет, так не пройдет. Стихи писать ему никто не запретит.
  
  Среди поступающих он приметил одного парня. Тот был полной противоположностью Глебу: рыжий, плотный и с ослепительно белыми крыльями. Глеб не выдержал и подошел:
  - Ты не ангел случайно?
  Тот отмахнулся:
  - И ты туда же! Достали уже этим цветом. Думаю, перекрасить.
  Глеб едва не поперхнулся:
  - А разве можно?
  Парень насмешливо посмотрел на него:
  - А кто сказал, что нельзя? Мы поэты, нам можно все.
  
  Сами экзамены прошли легко. Глеба попросили прочесть три стихотворения, написанных в разных стилях. И конечно же, взлететь. Глеб не мог не попозировать. Распахнул крылья и взметнулся под потолок. Мол, вдохновения ему не занимать. Все знают: чем выше оторвется от земли поэт, тем больше у него таланта. Нельзя писать стихи без полета. Это вам не приземленная проза, это парение души. Приемная комиссия довольно переглянулась, и Глеб понял: он принят. Поэтому и не удивился, когда через неделю увидел свое имя в списках. Рыжий парень тоже поступил.
  
  За первый год они сдружились. Рыжеволосого звали Василием, но он стеснялся своего имени и представлялся Лисом. Мол, и масть волос подходящая, и эти буквы в имени есть. Василий и псевдоним себе взял соответствующий: Белый Лис. А Глеб долго мучился: в голову ничего не приходило. И лишь когда преподаватели поставили вопрос ребром, вымучил из себя: Черный Поэт.
  - А масло масляное, - ржал Лис. - Не мог что-нибудь покреативней изобрести?
  - Да пофиг, - отмахнулся Глеб, - потом сочиню. А пока и это сойдет.
  
  Новый псевдоним он так и не придумал: прозвище Поэт прилипло к нему, точно репейник. Ко второму году обучения у них сложилась компания: Глеб, Лис и две подружки из класса критиков: Джейн и Скарлетт. Ходили вместе в кино и сидели в кафешках, обсуждая стихи маститых поэтов. Спорили порой до глубокой ночи.
  
  Постепенно Глеб стал замечать, что Лису нравится Джейн. Друг терялся в ее присутствии, заливался краской и во всем соглашался.
  - Ты, что, на Джейн запал? - как бы невзначай поинтересовался Глеб.
  - А что, видно? - Лис смутился.
  - Ага, - кивнул Глеб. - Ты с нее глаз не сводишь.
  Лис помешал соломинкой мохито и сделал глоток, Глеб его не торопил.
  - Как думаешь, шансы есть? - спросил Лис.
  
  Глеб пожал плечам: откуда ему знать, он же не девушка. Джейн милая, но вполне обычная: пухленькая, но в меру. Волосы светлые, собраны в хвост. И добрая, даже чересчур. С таким мягким характером ей трудно поэтов разбирать.
  
  Вот Скарлетт другая. Более насмешливая и самоуверенная. Волосы медные, вьются проволокой. А сама мелкая и худенькая, метр с кепкой. Когда стихи анализирует, в выражениях не стесняется. Вечно с Глебом спорит до посинения, несколько раз ругались в пух и перья. Из нее получится настоящий критик.
  
  Джейн и Скарлетт работают в паре: пишут критические статьи. Читать их всегда интересно. Скарлетт язвительная, Джейн - оправдывающая. В результате выходит то, что нужно. Их уже публиковали в толстом литературном журнале, куда большинству начинающих вход воспрещен.
  
  В кафе появились подружки. Скарлетт эффектно опустила перед Глебом журнал и произнесла:
  - Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать. *
  И веером разложила перед поэтом несколько купюр.
  - Что это? - удивился тот.
  - Твой гонорар, великий Черный Поэт, - нарочито смиренным голосом произнесла Скарлетт. - Джейн твои шедевры пристроила.
  Он вопросительно посмотрел на приятельницу.
  - Это мама, - смутилась та.
  Про ее родительницу знали мало. Вроде она имела отношение к изданию книг, но подробности Джейн скрывала - стеснялась. Зато старалась помочь друзьям.
  
  Глеб пролистал журнал. Вот, прямо в середине его стихи. Только...
  - Их отредактировали, - виновато улыбнулась Джейн.
  Понятно. Вместо рваного слога - гладко прилизанный. Ритм выверен, рифмы почищены. Но все равно приятно.
  
  Их учили в школе, что основная работа над произведением начинается после его написания, только руки вечно не доходят. Глеб набрал номер телефона мамы, та ответила не сразу.
  - Привет, ма, - нарочито небрежно начал он, - у меня тут стихи вышли... А-а, ты в поликлинику едешь? Некогда? Ага, потом поговорим.
  Он постарался скрыть разочарование от друзей, вроде удалось.
  
  Лис деланно вздохнул:
  - Снова меня обошла удача. Как жить?
  Все рассмеялись. Лис не любил стихи. Парадокс: парень родился с крыльями и совершенно равнодушен к поэзии. Но деваться некуда: обязан до конца жизни кропать лирику. Выбора нет: или пишешь, или расстаешься с крыльями. А Лис считал, что белоснежное оперенье - он так и не перекрасил крылья - добавляет ему плюсов при общении с девушками. В общем, мучился. Преподаватели морщились, но к рифме и ритму придраться не могли - здесь все было, как надо. А вот за отсутствие образности, эмоций и поэтичности парню доставалось, но Лис совсем не переживал.
  
  Глеб пересчитал деньги - вполне прилично. Хватит на хороший подарок. Он убрал купюры в карман, Скарлетт прокомментировала:
  - И что богатенький Буратино собирается делать с несметными сокровищами?
  Глеб пожал плечами: не хотелось распространяться, но его выдал Лис. Тот брякнул, не подумав:
  - Так у Авроры скоро днюха. Думаю, на нее.
  - А-а-а, ясненько, - без эмоций ответила Скарлетт.
  Она терпеть не могла Аврору Сияющую.
  
  Аврора преподавала в школе верлибр и когда-то была музой умершего Мастера. Говорили, что она тоже подавала надежды, но со смертью возлюбленного из-под ее пера не вышло ни одного стиха. Скарлетт была другого мнения.
  - Да она бездарность, - частенько убеждала она друзей, - за нее Мастер и сочинял. Тоже мне, муза! Это другим словом называется.
  Глеб в такие моменты отмалчивался.
  
  В их класс Аврора Сияющая пришла в начале учебного года. Глеб принял ее за новенькую и ошибся: она оказалась преподавательницей.
  - Ей уже под тридцатник, - насмешливо щурилась Скарлетт. - Наш Поэт втрескался в старуху.
  Глеб все понимал, страдал, но ничего с собой поделать не мог. Высокая, стройная ("Кожа до кости", - ехидничала Скарлетт) Аврора казалась Глебу идеальной музой. Одни ее глаза чего стоили: огромные и беззащитные. Глеб мечтал доказать ей, что способен защитить ото всего. Жаль, что Дон Кихот сейчас не в тренде. Глебу иногда хотелось отправиться на подвиги во имя любимой и даже сразить парочку ветряных мельниц.
  
  А вот стихи в ее честь не писались. Глеб пытался, но ничего путного не выходило. У Авроры были прелестные зубки: белые и ровные. Глеб часто сравнивал их с жемчугом. Но не напишешь же такую пошлость? Избито до невозможности. А искать другое сравнение глупо, получается вымученно. Скарлетт часто докапывалась:
  - Что ты в ней нашел? Она же на куклу Барби похожа.
  Глеб не находил слов. А может, Скарлетт права, и он любит не Аврору, а те чувства, которые она в нем вызывает?
  
  А мама так и не перезвонила...
  * цитата А. С. Пушкина из стихотворения "Разговор книгопродавца с поэтом"
  
  Глава семнадцатая. Переводные экзамены
  
  Перед переводными экзаменами их огорошили: председателем комиссии назначен человек со стороны. Глебу было глубоко все равно, но школа стояла на ушах. Особенно преподаватели с факультета критики. Скарлетт раздобыла информацию о новоприбывшем и с гневом вещала:
  - Да он ноль без палочки! Ни одной изданной книги, все за свой счет.
  Глеб отмахнулся: и с талантливыми поэтами такое случается, это не показатель.
  - Да ты послушай! - Скарлетт закатила глаза и продекламировала:
  Люблю зимой я в бане
  Валяться на диване.
  Ведь очень жарко в доме,
  Где крыша из соломы.
  
  Лис не выдержал и расхохотался в голос.
  - Что это за бред? - Глеб удивился.
  - Да у него все стихи такие, вчера в интернете лазила, искала, что это за чудо к нам направили.
  - Ну может, он в чужих хорошо разбирается? - предположила великодушная Джейн.
  - Как я, - подхватил Лис.
  - Кстати, - Скарлетт прищурилась, - я тут читала стихи, которые ты Джейн посвятил. И... - она выдержала паузу, - это очень хорошо. Мне нравится.
  
  Глеб почувствовал досаду: почему друг ему ничего не сказал? Не доверяет?
  - Извини, - Лис повернулся к Глебу, - но я не знал, как ты воспримешь. А это слишком...
  Глеб понял: все привыкли, что Лис пишет так себе. И видимо, когда тот написал что-то стоящее, просто побоялся, что друг не оценит.
  - Забили, - ответил он. - Когда решишься, тогда покажешь.
  - Могу сейчас, - неожиданно предложил тот.
  
  Глеб пожал плечами: почему-то эта ситуация его задевала.
  - Давай.
  Лис откашлялся, откинул волосы назад, входя в образ, и неожиданно выдал:
  
  По капле хладнокровия
  Твой отмеряет взгляд.
  Любовь сильнее морфия,
  Поэты говорят.
  
  А ночью всё инаково:
  Толкаешь парапет.
  В романе у Булгакова
  Финал ещё не спет.
  
  Стихи были стоящие. Глеб ощутил что-то похожее на зависть. Почему это не он написал? Как этот рохля умудрился сочинить такое? Никто от Лиса не ждал ничего подобного. Вот что значит правильно выбрать себе музу. Ай да Джейн! По ней и не скажешь, что она способна вызвать такие чувства. А Лис продолжал:
  
  Нагую, между высями
  Тебя несёт метла.
  И главы, где мы вписаны,
  Не выгорят дотла!*
  
  Лис закончил и уставился на Глеба, а тот мялся.
  - Нормально, - наконец, он выдавил из себя. - Скарлетт права, стихи хорошие.
  Лис кивнул, но по нему было понятно, что он надеялся на большее. Глебу стало неловко, а потом он отмахнулся от переживаний: это у Лиса случайно вышло. Пусть еще докажет, что он лучший поэт.
  - А у тебя что нового? - перевела разговор в другое русло Скарлетт.
  Глеб задумался: у него - ничего. Аврора выстроила вокруг себя бастион укреплений. Он пытался достучаться, но они общались на разных языках. Он вызвал из памяти последнюю встречу.
  
  Глеб специально задержался после уроков. Аврора вышла, как всегда по понедельникам, полтретьего. Глеб подошел:
  - Я провожу.
  Некоторое время они молчали, потом Аврора не выдержала:
  - Глеб, не надо.
  Опять слова. Целый частокол из слов, за которым так легко спрятаться.
  - Чего не надо?
  - Всего этого. Провожаний, твоих писем. Я не хочу их читать, но не могу справиться с собой. Мне хочется их читать.
  - Ты боишься?
  Аврора устало взглянула на него:
  - Как ты не понимаешь? Да! Я старше тебя на тринадцать лет, это слишком много.
  Глеб вскипел:
  - Да плевать на возраст! Это шелуха, которую придумали люди. Если ты меня не любишь, так и скажи!
  Она остановилась, затем с трудом ответила:
  - Я мечтаю тебе это сказать, но не могу. Просто не требуй от меня сейчас ничего. Пожалуйста.
  
  Глеб махнул головой, избавляясь от воспоминаний, и повторил:
  - Ничего нового.
  - Ладно, - Скарлетт скрыла разочарование. - Кстати, в комиссии еще Стило будет.
  Лис застонал, Глеба новость также не обрадовала. Стило - псевдоним известной критикессы. Глеб был на паре ее разборов. До сих пор мороз по коже.
  - Вы что? - Скарлетт обвела друзей удивленным взглядом. - Она классная! Правда, Джейн?
  Та послушно кивнула: для Джейн все милые. А Глеб только сейчас сообразил, кому подражает Скарлетт. Похоже, Стило - ее кумир. Та красит волосы в красные тона и тоже режет словами незадачливых лириков.
  - Ничего вы не понимаете, - скривилась Скарлетт, - у нее по делу замечания.
  - Замечания?! - поразился Глеб. - Теперь это так называется? По-моему, расстрел в упор.
  
  Джейн захихикала. Похоже, восторгов подруги она не разделяла.
  - Проехали, - с досадой ответила Скарлетт. - Только не понимаю: тебе-то чего бояться? Ты лучший в школе. Это все знают.
  Глеб честно признался:
  - Не люблю, когда человека размазывают. Это чересчур.
  Скарлетт промолчала. Не согласилась, но и спор продолжать не стала. Лишь добавила:
  - А третьей будет Аврора.
  
  Глеба осенило: он посвятит ей стихотворение. Прямо на экзамене. Не станет скрывать свои чувства - именно Авроре суждено стать его музой. Ей придется поверить, что у него все серьезно. Он уже получил первый гонорар, так что скоро встанет на ноги. Еще год отучится в школе, в литературный институт поступит на вечернее обучение. А сам устроится на работу. Решено.
  
  Он и Лис отправились в книжный - Лис собирался выкупить заказ. Совсем скоро урожайник - лето пролетело незаметно. Это в других школах учеников отправляют на каникулы, у них такой роскоши нет. Поэт обязан трудиться, оттачивать талант. Желающих поступить в литературный институт - море, конкуренция огромная. Так что расслабится он потом, а сейчас надо прорываться, чтобы не пополнить ряды неудачников.
  
  Их полно, поэтов, которые никому не нужны. Их не берут в толстые журналы, у них не выходит книг. Большинство из них бездарности, могущие лишь срифмофать глагольные формы, но есть и те, кому просто не повезло. Но у Глеба все будет отлично, он крепко вцепился в удачу.
  
  Лис забрал книгу. Это оказалось фэнтези. Глеб удивленно присвистнул: он-то ожидал увидеть сборник поэзии, но никак не сказочки для взрослых. Лис замялся, не решаясь сказать. Наконец, разродился:
  - Я тоже решил в литературный идти.
  Глеб поперхнулся воздухом: сегодня день открытий:
  - На лирический факультет?! Ты же терпеть не можешь стихоплетство, сам говорил.
   Лис замотал головой:
  - Нет. На факультет сказочников.
  
  Глеб споткнулся - вот это да! Ай да Лис! Вот что надумал! И молчал. Даже от лучшего друга скрывал. А тот продолжал:
  - Я уже послал туда на рассмотрение свою сказку, и меня одобрили. Дадут рекомендацию для поступления.
  - А как же крылья? "Поэт должен творить", - Глеб процитировал девиз школы.
  - Так в сказках стихи тоже бывают нужны, - зачастил Лис. - Например, в заклинаниях. Или в песнях.
  
  Глеб тряхнул головой: Лис его поразил.
  - Столько людей мечтают о крыльях, а ты... Но отговаривать не стану, успеха!
  По лицу Лиса пробежала тень.
  - Не надо про крылья. У меня сестра старшая... Она обычная. Поэтому, когда я родился...
  Лис перевел дух, рассказ давался с трудом:
  - В общем, у нас с ней плохие отношения. Она так и не простила, что я крылатый. Ни родителям, ни мне. Точно я украл ее мечту. Не знаю, как она воспримет, что я...
  Лис с ожесточением рубанул воздух:
  - И фиг с ней! Надоело вечно быть виноватым.
  
  И замолчал, Глеб тоже. Вот почему так? Вроде самые родные люди должны поддерживать друг друга, а на деле... Его родители год назад развелись и зажили каждый своей жизнью. Оба образовали новые семьи. У отца сын месяц назад родился, "обрадовал". Мать тоже огорошила, что беременна. С ума сойти! И никому Глеб теперь не нужен. Нет, деньги присылают исправно, только видеть особым желанием не горят. Даже лишний раз поговорить времени нет. Видимо, считают, что он самостоятельный и взрослый. Его бы спросили!
  
  Раньше у него была семья, дом. Знал, что на выходных его всегда ждут. А теперь... Квартиру продали, деньги поделили и разбежались в разные стороны. У отца жена не горит желанием видеть Глеба у себя. Нет, все вежливо, только не искренне. И маминому мужу Глеб мешает. Терпит, как необходимость. Из-за этого Глеб уже три месяца родителей не навещал. И никто даже не забеспокоился. С радостью поверили в отговорку, что ему некогда.
  
  ...Последняя неделя перед экзаменом пронеслась как лисий хвост, унося с собой зной лета, вкус мороженого на открытых верандах и одуряющий аромат розовых кустов. Вечерами Глеб подолгу парил, чтобы прийти в поэтическое настроение. Ведь на испытаниях дается всего одна попытка. Каждый год часть неудачников покидает школу - крылатый Пегас не всем благоволит.
  
  В день икс Глеб проснулся засветло. Снился какой-то муторный сон. Воспоминания о нем стерлись, а ощущения остались - неприятные, точно тухлая рыба. Что-то там было... Вроде про бредущих по дороге людей, вечных путников. И какая-то безнадежность, тоска. Наверное, это из-за нервов. Глеб выпил кофе и отправился в школу.
  
  Комиссия заранее внушала опасение: одна Стило чего стоила. Это для Скарлетт она любимая преподавательница, для остальных - острая на язык особа, которая может пропесочить так, что на всю жизнь запомнишь. Председатель - темная лошадка, а Аврора... Заваливать она не станет, наоборот, Глеб был уверен, станет вдохновлять учеников. Она появилась первой. Прошла мимо сдающих, оставляя за собой шлейф цветочного аромата. Остановилась у двери и улыбнулась. Глебу показалось, что ему. И тут же сердце совершило кульбит, едва не выпрыгнув из груди.
  
  Затем, чеканя шаг, прошла Стило. Стук ее каблуков навевал ассоциации с гвоздями, которыми забивают крышку гроба чьих-то надежд. Да-а... От нее ничего хорошего ждать не приходится. Жаль, что литературных критиков не разбирают, а то бы поэты оторвались.
  
  И наконец, в конце коридора показался председатель. Выше среднего роста, грузный. Его полные губы были выпячены, а глаза подслеповато щурились. Широкую лысину неумело маскировали три пряди, зачесанные набок. Глеб едва не прыснул от смеха: глава комиссии походил на персонажа из фильма "Автостопом по Галактике" - Вогона Джельца. А учитывая его полную бездарность по части стихов, сходство было абсолютным.
  - Надеюсь, нас не станут пытать поэзией вогонов, - прошептал Глеб другу.
  Лис с трудом сохранил серьезное выражение лица.
  
  Сдающие выходили один за другим. Глеб почему-то тянул, не хватало решимости. Лис тоже не торопился.
  - Ты заметил, - сказал он, - что сильные ученики сегодня все, как один, с низкими баллами?
  Глеб кивнул: похоже, комиссия "мочит" успешных поэтов.
  - Так что не выпендривайся, - добавил Лис. - Прочти что-нибудь попроще.
  Глеб растерялся: он и попроще? Да и как? Муза не терпит притворства.
  - Ладно, я пошел, - Лис направился к двери, - пожелай мне удачи.
  Глеб вскинул два пальца: V - знак победы. Сегодня Фортуна на их стороне.
  ________________________________________
  *стихи Ирины Иванниковой "Моя Маргарита"
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"