Кузнецов Владимир Анатольевич : другие произведения.

Алхимик, Часть 1 Бомбист из старой пивоварни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 5.71*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Книга вышла!
    Добро пожаловать в мир Gaslamp fantasy. Мир недавно переживший индустриальную революцию, мир где причудливо сплелись прогресс нового времени и стылая мрачность средневековья. Этот мир из года в год видела во снах жена Эдварда Сола. И однажды предпочла остаться в этом сне. А через год и Эд последовал за ней - не для того ли, чтобы найти и вернуть?
  Часть первая
  БОМБИСТ ИЗ СТАРОЙ ПИВОВАРНИ
  
  Глава первая
  Ночь перед началом
  
  Эдуард Малышев, больше известный в ролевой тусовке как Эдвард Сол, снимает кепку и устало вытирает лоб клетчатым платком. Несмотря на говорящее прозвище, он не любит летней жары. Особенно в этих краях, рядом с водохранилищем, когда воздух не только горячий, но и влажный до невозможности. Стоит выйти из тени, как кожа тут же покрывается липкой плёнкой, а пальцы отекают так, что кольца намертво впиваются в них. По этой самой причине, Эд редко появляется на играх в летние месяцы - предпочитает весну и осень. А последний сезон было и вовсе не до игр.
  Он сидит за столом в небольшой беседке. Рядом ноутбук и пачка бумаги - обычное снаряжение для мастера, сидящего на регистрации. Девочка, которая должна была заниматься этим, в последний момент соскочила - вроде бы заболела или что-то такое. Ну, обязательность никогда особо не числилась в добродетелях толкиенистов. Вот и приходится сидеть самому. Хорошо, что участников в этот раз предвидится чуть больше сотни, так что труда будет немного.
  Очередной игрок появляется в беседке, бросает в углу видавший виды рюкзак, и направляется к столу. Эдвард смотрит на него без всякого выражения.
  - Хау! - здоровается парень, худощавый, с плохо подстриженными усами и бородкой в викторианском стиле. - Я - Ингвальд...
  - Я тебя помню, - кивает Эд. - Привет. Мы с тобой так и не договорились по роли. Ты же на сайт заходил? Видел, что я заявку твою отклонил?
  Парень садится напротив, положив локти на стол.
  - Слушай, ну что мы с тобой не договоримся? Давай я тебе прикид покажу...
  - Ты мне фотографии присылал, - спокойно говорит ему Эд. - Этот прикид ты на прошлогодний 'Стимтаун' делал. Ты помнишь, что я тебе тогда сказал?
  - Да, помню. Слушай, у тебя что, так много игроков, что ты людей отшиваешь? Я смотрел - половина сетки вообще пустая.
  - Это уже мои проблемы, - почесал подбородок Эд. - Кто надо, все заявились. А с тобой мы уже говорили. Моя игра не по стим-панку, извини.
  Игвальд (что за имя такое? Не то Ингвар, не то Грюнвальд) корчит оскорблённую мину. Видимо, для него это означает, что он уже устал втолковывать очевидное этому здоровяку-тугодуму.
  - Ну, антураж же подходит! И там и там - Викторианская Англия. Впишется идеально...
  Викторианская Англия. Эду в этот момент очень хочется сломать придурковатому толчку один или два пальца. А лучше три. Нет, совершенно зря он завязался с этой игрой. Раньше, пока эти вопросы решала Алина, ему мастерить было как-то легче. Она умело сглаживала и заворачивала таких вот. Но Алины уже год как нет...
  - Лондон времен промышленной революции. Это на сто лет раньше, - со всем возможным терпением отвечает он. - Я об этом писал и на сайте, и в правилах по антуражу, и лично тебе на почту. Разница есть.
  - Да ладно тебе! - возмущенно махает тощей лапкой Ингвальд. - Ты мне хочешь сказать, что у тебя народ все как один приехали в прикидах восемнадцатого века? По нему игр вообще никто не делает. Давай поспорим, что...
  - Давай не будем спорить, - веско обрывает его Эдвард. У него неплохо выходит быть веским. Сто девяносто пять сантиметров роста и девяносто килограмм веса этому весьма способствуют. А угрюмое выражение лица, которое почти не сходит вот же год - и подавно. Ингвальд замолкает, но всё ещё пытается выглядеть гордым и независимым.
  Эдвард тоже молчит, обдумывая, что делать с горе-игроком. С одной стороны, пропустить его, значит увеличить кассу на один взнос. А ради кассы, собственно, и затевалась эта игра. Хотя нет, не правильно. Затевалась игра ради Алины, чтобы поддержать её не только деньгами (сколько заработаешь на ролевой игре?), но и духовно. Алина очень хотела сделать эту игру, почти три года о ней мечтала. Эд всё время обещал, но не хватало то смелости, то терпения, то денег. Тема и правда редкая - хорошо, что получилось собрать хоть сотню желающих. Большинство, правда, по старой памяти. Эдвард устало закрывает глаза, надавливая на них кончиками пальцев.
  - Так, дружище, - наконец говорит он Ингвальду, - Вот что я могу предложить. Есть места в банде Уродских Цилиндров, у них даже вроде как казначей не приехал. Есть недобор в команде Дулда.
  - А кто там? - с явной неохотой интересуется Ингвальд.
  - Уродские Цилиндры - Бегемотик...
  - Бугуртщики конченые. Не, не пойду. У них игры не будет.
  - Зато не бухают. Дулд - Капитан Крюк. С ним Катана, Герцог и ещё десяток молодых.
  - Крюк нормальный. А что за Дулд? - совершенно невозмутимо интересуется Ингвальд. - Что? Не смотри на мня так. Я правила на играх принципиально не читаю. Прочитаю, а там какая-то ересь как всегда. Расстроюсь, начну на форуме с мастерами спорить, переругаюсь и в итоге всё впечатление заранее испорчу. Нафиг.
  - Спорить и ругаться у тебя и без правил выходит, - спокойно констатирует Сол. - Так что, в Дулдиты? Давай оформляться.
  - Дилдоты? - фыркает Игвальд. - Ну ты и названия придумал, Эд.
  Мастер реплику пропускает мимо ушей. Раскрыв журнал, он вооружается ручкой.
  - Паспорт давай, реликт девяностых, - оканчивает он переговоры, переходя к регистрации. Толкиенист послушно лезет в верхний карман рюкзака. Хорошо, что хоть этот момент прочитал. На игру Эд арендует турбазу, а это значит - строгая отчётность. Тут без паспортов никак.
   Игроки ни шатко, ни валко подъезжают до самого вечера. Эд встречает их, регистрирует, а Просперо, мастер по АХЧ, расселяет по домикам. Игра начнётся только завтра, парад пока назначили на одиннадцать, но зная ролевую братию, его наверняка придётся перенести часа на два - пока народ проснётся, опохмелится и оденется пройдёт немало времени, особенно учитывая, что первую ночь перед игрой мало кто будет спать. Традиция.
  Эдвард с каким-то удивлением понимает, что скучал по всему этому. По этой мышиной возне, в которой медленно, но уверенно рождается игра. Он ходит по турбазе, глядя, как кто-то заантураживает домики, кто-то забирает заказанный у приехавшего на игру оружейника пистоль или шпагу, кто-то дефилирует в тертом камуфляже, берцах и судейском парике вкупе с белым воротничком. Сола зовут в домики, откуда слышится треньканье гитары и звяканье бутылок. Внутри его встречают дружным воплем 'Мастер!' обещают удовольствий, заваливают вопросами. Он заходит, здоровается, перебрасывается парой слов, выпивает стакан 'за удачную игру' и идёт дальше. Всего этого он не видел уже больше года - весь прошлый сезон было не до игр. Не до игр и теперь, просто Эд чувствует себя обязанным. Пообещал и не выполнил. Надо вернуть долг. Хотя бы так.
  - Всё путём? - Просперо возникает из темноты, широколицый, черноволосый еврей, старый приятель и давний напарник Эда - не только в игроделе. Хваткий и дотошный, он отличный администратор. На нём вся техническая часть игры: покупной антураж, питание, вода, договор с турбазой, взносы.
  - Ты, кстати в курсе, - спрашивает он. - Это наша с тобой десятая игра. Десять игр и одиннадцать лет нашему тандему.
  Эд кивает.
  - Наверное, последняя.
  - Да перестань, - улыбается ему Просперо. - Всё наладится. Пошли-ка лучше выпьем.
  Он тянет Эда за собой, куда-то в темноту, где прячется мастерский домик. Вообще-то Просперо зовут Вова, а прозвище своё он получил не от шекспировского мага, а от оружейника-революционера из 'Трёх Толстяков' Юрия Олеши. Молодежь даже не слышала о такой сказке, но в Вовино с Эдом детство эта книжка продавалась везде, да ещё и фильм был по ней, и мультик, кажется. Они ещё тогда дружили, и часто играли вместе представляя себя героями этой книги. Эдик тогда был Тибулом, но кличка к нему не пристала. А вот Вова так и остался Просперо, даже группу свою так назвал - 'Просперо и Калибан'. Играли они мрачноватую такую вариацию бардовской песни, которая, как оказалось лет пять спустя, хорошо вписывалась в жанр 'дарк-фолк'. 'Просперо и Калибан' часто играют свои песни на играх, правда неполным составом и в акустике, но всё же, группа имеет некоторые вес и признание в тусовке.
  - Как там Алина? - доставая из сумки бутылку коньяка, интересуется Вова. Эд качает головой:
  - Всё так же. Врачи говорят, что состояние хорошее, опасности нет.
  Вова выдвигает тумбочку, устраивая импровизированный стол. Коньяк с бульканьем течет в походные стаканы.
  - Что-нибудь обещают?
  - Как всегда. 'Пробуждение может произойти в любой момент'. Шутят, - Эд бёрёт стакан и тут же опрокидывает его в себя. Просперо поддельно возмущается:
  - Кто так пьёт? Это ж коньяк, а не водка.
  - Это бодяженный спирт с красителем и ароматизатором, - вытерев губы, отвечает Сол. - Пить его нельзя. Можно только употреблять.
  Просперо осторожно нюхает свой стакан.
  - Нормальный коньяк, - пожимает он плечами. - А вообще правильно, что ты эту игру таки сделал...
  - Ещё не сделал, - возражает ему Эд. Просперо отмахивается.
  - Сделал-сделал. Оттарабаним парад, а дальше игроки уже сами разберутся. Правила толковые, люди адекватные, все вопросы решили...
  - Как по взносам? В нули вышли? - Сол задумчиво крутит в руках мобильник, словно собираясь кому-то звонить.
  - Ага, - ухмыляется Просперо. Это их старая шутка. Уже много лет под мудрым еврейским руководством игры приносят им стабильный, пусть и не большой (в пересчёте на затраченное время) доход. В этот раз договаривались, что доход пойдет Алине. Точнее, на уход за Алиной.
  Вова разливает по стаканам вторую порцию, достаёт из сумки лимон. Клацает выкидной нож, слегка похрустывает под отточенным лезвием желтая корка.
  - Алина была бы рада. Жалко, что она всего этого не видит.
  - Кто знает? - Эд выпивает, подхватывает пальцами лимонный кружок, - Знаешь, она мне много рассказывала про этот город. Она ведь его не придумала. Ну, не совсем придумала.
  - Это как?
  - Алина не хотела, чтобы кто-то знал. Она говорила, что ей всё время снится один и тот же сон. Вернее, сны разные, но все происходят в одном городе, в Олдноне. Она даже карту его мне рисовала, рассказывала, где была и что видела.
  Просперо задумчиво трёт подбородок. Это не мешает ему налить по третьей.
  - Хочешь сказать, что ей это всё приснилось?
  - Точно, - Эд берёт стакан, держит в руке. - Несколько лет подряд, еще до нашего знакомства. Каждую ночь - один и тот же город.
  - Ничего себе.
  - Я сначала не верил. Сначала. А потом, когда Алина стала по утрам пересказывать мне свои сны, поверил. И как по-другому? Она меня никогда не обманывала. Смолчать могла, а соврать - нет.
  Сол выпивает. Теперь он смотрит куда-то сквозь Просперо, взгляд становится застывший. Он не может прогнать это странное оцепенение.
  - Знаешь, а я ведь предчувствовал. Перед тем как всё случилось. Её сны, они стали особенно яркими... Алина стала долго спать, ложилась очень рано. Мне иногда даже казалось, что она торопится туда, что ей тут скучно, неуютно. Ну, я себя успокаивал... Теперь думаю - зря.
  - Перестань, - Просперо выпивает свою порцию, спешно закусывает. - Ты не мог знать. А даже если бы знал?
  Эд переводит на него потяжелевший взгляд.
  - Сейчас я знаю только то, что моя жена провела уже тринадцать месяцев в состоянии чуть лучше комы. Не кома - летаргия. Неизвестно что хуже. Когда я утром разбудить её не смог, скорую вызвал... Эти придурки начали мне рассказывать, что Алина истеричка и всё это - последствия стресса. Говорили, что через час-полтора сама проснётся. А потом просто развернулись и уехали.
  - Ублюдки, - кривится Просперо. - Весь институт балду пинали, потом пришли людей лечить. Точнее, лекарства выписывать подороже, за аптечные откаты.
  - На скоряке откатов не получают, - качает головой Сол. - Там есть хорошие люди, но работа такая, что черствеешь быстро. Всё по фигу становится.
  Они пару минут молчат, глядя на столик с остатками лимона и бутылкой, в которой на самом дне ещё осталось на два пальца коньяка. За стенами домика разогретый алкоголем хор нестройно выкрикивает какую-то народную ролевую. Сквозь хриплое пение слышен вистл, с трудом попадающий в неровный ритм гитары. Первая ночь - одна из лучших на игре. Это ночь предвкушения, когда вместо игры в голове иллюзия, волшебный мир, в который вот-вот нырнёшь, как в тёмный омут. Это потом всё становится на свои места и идет по привычной колее до самого конца. А в первую ночь ещё кажется, что всё будет по-другому. По-настоящему.
  - Скучаешь без неё? - спрашивает Просперо. Эд смотрит на него, не торопясь отвечать.
  - Сначала... Сначала было непонятно. Думал, что Алина вот-вот очнется, ждал. Потом как-то втянулся. Прочитал, что в летаргии человек все слышит. Стал с ней разговаривать. Первые месяца четыре. Потом устал. Знаешь, я не могу разговаривать с трупом. Стыдно, - Сол качает головой. - Последние три месяца я ей читаю по вечерам. А днём, пока на работе, заряжаю аудио-книги.
  Просперо разливает остатки коньяка. Опустевшая бутылка уходит под стол. Пение за окном затихает, хор разбивается на десяток громких голосов, бодрых, но уже слегка неуверенных. Душный летний вечер постепенно уступает прохладной ночи. Мошки кружатся вокруг лампы, комары, наглые и многочисленные, атакуют беспрерывно.
  - Есть не хочешь? - интересуется Просперо, метким ударом сбивая очередного кровососа.
  - Нет, - мотает головой Сол. - Жара, ничего не хочется. Я спать.
  - А я пойду в народ. Развеюсь, - Вова встаёт, разминая плечи. - Старт взят хороший, главное закончить нормально.
  - Смотри там аккуратнее, - напутствует его Эд. Просперо фыркает:
  - Обижаешь. Подъем в полседьмого. Я всё помню.
  Хлопает дверь. Эд снимает ботинки, падает на кровать, Как всегда, она ему мала - ноги приходится согнуть.
  - Паршивое пойло, - бормочет он. От выпитого голова тяжелая, хочется просто закрыть глаза и лежать. Вообще, странно - полбутылки коньяка для его габаритов обычно проходят не так заметно.
  'Просто устал, - думает про себя. - С пяти утра на ногах. Высплюсь - и все будет путем'.
  Снаружи снова запели. Вещь была незнакомая, видно что-то из новодела. За ролевым фольклором Эд не следил уже лет пять. Поначалу его ещё как-то привлекали все эти КСП на фэнтези тематику, скорее по причине новизны. Потом, когда стало ясно, что все они на один мотив и в музыке их авторы разбираются примерно так же, как в ядерной физике, интерес заметно поубавился. Впрочем, пара вещей успела врезаться в память как следует. Интересно было бы их теперь послушать. Жаль, что больше их не поют.
  Завтра, ещё до парада начнется суета. Народ гуськом потянется, начнутся вопросы, уговоры, споры, увещевания. Каждый игрок приезжает поиграть, и только мастер приезжает, чтобы сделать игру для всех присутствующих. А это значит, что каждый вопрос надо выслушать и ответить на него так, чтобы и вопрошающий не ушёл обиженным и остальные от этого не впали в агнст. Задача, временами, совсем не простая.
  Эд вдруг садится на кровати - он кое-что вспомнил. Подтягивает рюкзак, начинает копаться в нем. Через минуту в руках его появляется небольшая тетрадь в твёрдой обложке. На обложке - ярко-желтые деревья на чёрном глянцевом фоне. Тетрадь кажется совсем новой. Эд осторожно раскрывает её, не вчитываясь, пробегает глазами по строчкам. Это дневник Алины. Во времена блогов и социальных сетей бумажный дневник выглядит странным рудиментом, утратившим всякий смысл. Для Алины смысл был. У неё была почти физическая потребность фиксировать свои впечатления, переживания, сны. Сны особенно.
  Эд неторопливо листает тетрадь, пропуская особенно личные моменты. Он взял ее чтобы больше погрузится в атмосферу Олднона, чтобы вспомнить, каким его видела Алина. Коньячные пары мутят голову, не дают сосредоточиться на чтении. Слова перед глазами то и дело прыгают, словно мелкие зверьки, разбегающиеся от чужого присутствия.
  Олднон. Интересно, получится сделать его таким, каким Алина видит его в своих снах? Нет, конечно. Никакая турбаза не заменит огромный город, с громадами фабричных зданий, рабочими кварталами, особняками богачей, дворцами правителей. Алина видела его во всех подробностях, заглянула почти в каждый уголок. Она бродила по Овощному рынку, что зажат между фабрикой Бауэра и диларнийскими трущобами, поднималась на Королевский мост, с опаской обходила заставы Заколоченного квартала. Раньше, Сол даже жалел, что не видит таких же снов. Теперь он гораздо больше жалеет, что их видела Алина.
  Сон подбирается незаметно. Он медленно, исподтишка спутывает мысли, словно размешивая их в котелке черепа палочкой. Постепенно они теряют форму и определённость, превращаются в какие-то обрывки, смутные образы. Наконец и они растворяются в черноте, оставляя после себя только тяжелую, бесконечную пустоту.
  Просперо входит в домик и видит друга спящим. Смешно подогнув ноги, он лежит на спине и, что необычно, даже не храпит. Наоборот, дышит он медленно и глубоко.
  Просперо стягивает обувь, снимает жилет и футболку, проверяет небольшой чемоданчик, где хранятся взносы, прячет его под кровать и только потом ложится сам, едва слышно ругая Эда за упрямое желание травить комаров фумигатором.
  Снаружи уже порядком поредевший хор допевает какую-то песенку об убийстве собственной матери.
  
  Глава вторая
  Ужасный новый мир
  
  Эд просыпается от того, что лежать ему стало жестко и холодно. Сквозь сон он пытается нащупать одеяло, но рука его неожиданно натыкается на что-то липкое и холодное. В голове звенит, иски и затылок давит, словно тисками.
  - Что за хрень? - сипло бормочет он, переворачиваясь на бок. Сон отступает и в носу начинает щипать - здесь воняет, и воняет общественным туалетом и помойной ямой одновременно. Руки и ноги от лежания на твёрдом затекли так, что едва слушаются. Поборовшись с собой немного, Эд наконец садится и оглядывается.
  И тут оказывается, что он зажат в узком проходе между двумя глухими кирпичными стенами. Вверху, метрах в десяти, виднеется серая полоска неба, едва посветлевшая от приближающегося рассвета. Сол поднимается, держась рукой за стену, смотрит под ноги. Картина не самая приятная: утрамбованная земля, с небольшими лужицами, следами испражнений. Само по себе не примечательно, Эда больше интересуют стены. А точнее, кирпичи, из которых они сложены.
  Не нужно быть строителем, чтобы понять - кирпичи в кладке отличаются от привычных глазу образцов и размерами и цветом. Они слишком плоские и длинные, а глина, из которой они сделаны, не ярко-красная, как у облицовочного и не землисто-жёлтая, как у внутреннего кирпича. Она рыжевато-бурая, почти коричневая. Да и сделаны стены куда аккуратнее, чем заведено у постсоветских каменщиков. Похоже, что кладка довоенная, а может даже - дореволюционная. Чего, само собой, на турбазе, построенной в восьмидесятых, быть не могло. Как и каменных домов в три этажа.
  - Дебилы, - резюмирует Эд, потирая застывшие от холода руки. Дурацкая шутка товарищей, вот что это. Дождались, пока заснёт, и вывезли в посёлок. Может даже Просперо что-то в коньяк добавил. Нет, вряд ли - он его и сам пил. Пожав плечами, Эд разворачивается и направляется к ближайшему выходу.
  Проход выводит его на небольшую улочку, плотно стиснутую между двумя рядами домов, каждый два или три этажа в высоту. И если кирпичную кладку их ещё как-то можно объяснить, то вот фасады - никак. Какие-то из них были отштукатурены, какие-то нет, окна были разного размера и устройства, но почти все - без больших стекол. Крыши встречались и плоские и двускатные, словно каждый дом строился сам по себе, без всякого общего плана.
  Эд ошарашено оглядывается, переводя взгляд с домов на прохожих. Губы сами по себе беззвучно произносят единственную подходящую ситуации фонему:
  - Да твою же мать.
  Мимо него проходит девица в длинном коричневом платье, белом, застиранном переднике и потрёпанной шляпке с парой облысевших перьев. Одной рукой, она держит большую плетеную корзину, прижимая ее краем к берду. На вид ей можно дать лет двадцать, может двадцать пять. Руки у нее - со вздутыми венами и белёсой, потрескавшейся кожей. Ещё не заметив укрытого углом дома Эда, она негромко мурлычет себе под нос какую-то песенку. Мотив Солу незнаком, но слова явно английские.
  Переулочек есть, кaких, в общем, не счесть,
  Где в субботу бушует веселье;
  Неширок он весьмa, ходят тaм кaк впотьмaх,
  Но зовут его Рaйской aллеей.
  Тaм девицa однa, хорошa и стройнa,
  Дочкa вдовушки местной Мaк-Нелли...
  Тут она замечает Эда. Широко раскрыв глаза, девушка смотрит на него, в шортах хаки и оранжевой футболке с тремя няшными девочками-подростками в корпс-пейнте и надписью 'Gallhammer'.
  'Наверное, ощущения у нас похожие, - думает Эд, внимательнее рассматривая девушку. - Хотя нет. Я фигею всяко больше'.
  А ведь на ней точно не прикид. Ролевой шмот всегда узнается на глаз: он или новый, совсем не ношенный и без меры пафосный; или замызганный и непрактичный, сшитый как попало и из чего попало. Платье свое девушка явно носила не первый год и носила часто - застиранные пятна, потертые рукава, посеревший воротничок. Такого с прикидами, которые от сезона до сезона лежат по шкафам, случиться не может.
  - Ну ты и вырядился, парень, - наконец заявляет ему девица. - Ты жонглёр что ли?
  Говорит она на английском, только с жутким выговором, так что половину слогов словно заглатывает. Эд английский знает неплохо, но понимает её не сразу.
  - Я не жонглёр, - отвечает он. Девушка презрительно фыркает.
  - Тогда тебе лучше переодеться - пока мясники Уиншипа тебя не увидели. Ты ведь не один из них, да? Точно. Я бы такого красавчика запомнила.
  Горделиво вскинув подбородок и одновременно одарив его игривым взглядом, она уходит. Сол слышит, как уже за его спиной снова раздаётся довольное мурлыканье:
  Уж с десяток пaрней зaмуж звaли скорей,
  Но покa онa всех отклонялa.
  Впрочем, Томми Килин помнит, кaк онa с ним
  Вечерком по рaйону гулялa.
  Сверху падают мелкие, холодные капли. Подняв голову, Сол с досадой понимает, что небо, насколько его видно между домами, затянуто низкими серыми облаками. Дождя не избежать.
  Он шарит по карманам, пытаясь найти мобильник - бесполезно. Видимо, выложил, когда укладывался. Зато в заднем кармане - небольшой мешок с образцами игровых монет. Вышли они в этот раз вполне прилично - заводская чеканка, договорились с мужиками на ремонтном за нормальные деньги. В боковом кармане шорт обнаруживается дневник Алины. Эд пытается вспомнить, когда его туда положил, но подходящего случая в памяти не находится.
  - Да не, - бормочет он. - Это точно шутка. Мобильник забрали, дневник подсунули...
  Дождь становится сильнее. Эд оглядывается. Навесы на улице есть, но под каждым навалено столько хлама, что и не втиснешься. Зато над дверями одного дома висит грубая вывеска 'Дыра в Стене. Выпивка и Крысиные бега', а немного ниже красуется грубая надпись 'Мела нет', сделанная тем самым мелом, наличие которого отрицается. Денег у Эда нет, да и отчего-то ему кажется, что родную валюту здесь не примут.
  - Ну что, - ухмыляется он, направляясь ко входу в заведение. - Вы пошутили, и я пошучу.
  Несмотря на ранний час, двери открыты. Входной колокольчик хрипло звякает, извещая о госте. Внутри кисло воняет потом, объедками и чем-то еще, совсем уж мерзким. Из мебели, одна только стойка, на которой стоит бочка, литров на пятьдесят с грубо намалёванным на боку словом 'Всякое'. Прямо под стойкой лежит какое-то тело, всхрапывает и пускает пузыри в луже не то спиртного, не то чего похуже. Над ним на стойке столит стеклянный кувшин, полный мутной буроватой жижи, в которой плавают какие-то странные штуки. Из низкой двери за стойкой, согнувшись, навстречу Эду выходит женщина. Правда, понять, что это именно женщина, у Сола выходит не сразу.
  Она высокая и костлявая, как смерть. Эд редко встречал девушек, которые были ему хотя бы до плеча, но эта ниже его всего на пару сантиметров. Одета она в длинную чёрную юбку висящую на широких красных подтяжках, с кожаным поясом на худых бедрах, за который заткнут угрюмого вида кремневый пистоль. Сверху на ней серая сорочка и жилетка, а на запястье правой руки на шнуре болтается длинная, почти в метр, дубина. Лохматые рыжие волосы жуткой копной торчат во все стороны вокруг вытянутого лица с длинным носом и широким, безгубым ртом.
   - Ты что припёрся в такую рань, убогий? - смерив его рыбьим взглядом, спрашивает девица. Голос у нее сиплый и скрипучий.
  - Дождь на улице, - указывает кивком на дверь Эд. Девица сплёвывает на пол.
  - И что того? Покупай выпивку или выметайся, бродяга.
  Эд неспешно подходит к стойке, запускает руку в карман и, выудив оттуда монету, бросает на стойку. Девица ловко её подхватывает, шагает к лампе и придирчиво осматривает.
  - Ты что, моряк? - спрашивает она, попробовав добычу на зуб. Эд в монете уверен. Сплав для чеканки в этот раз покрепче обычного олова. - Никогда не видала таких денег.
  - А мне что с того? - ухмыляется он. Сомнения жуткой девки его веселят. Ее можно понять - монета ведь сделана на совесть, даром, что выглядит непривычно.
  - И то верно, - наконец соглашается она, после чего прячет монету за пояс и кивает Эду на бочонок. Осмотрев его, он обнаруживает длинную трубку, которая ведет к днищу с внутренней стороны стойки. Девка подходит бочке и кивает Эду:
  - Ну, чего встал, как столб? Давай, прикладывайся.
  Эд смотрит на трубку с сомнением. Не похоже, чтоб ее часто мыли
  - Ты бы какую-то кружку дала, что ли, - неуверенно заявляет он, при этом отмечая, что полок посудой за стойкой не видно. Девка сипло хихикает.
  - А ты и правда не местный. Говор у тебя чудной. Тебя как зовут?
  - Эд. Эдвард Сол.
  - Имя вроде наше. А я - Подтяжка Мэг. Смекаешь? - она запускает пальцы за подтяжки и громко ими щёлкает. - Вот что Эдди: суй эту трубку в рот и тяни. Сколько в один вдох вытянешь - всё твоё.
  Не то, чтобы Эду так хотелось выпить, но способ был интригующий. Да и утренний холод ещё отдаётся в костях. Только внезапно появившаяся искра в рыбьих глазах Подтяжки Мэг настораживает. Наконец решившись, Сол поглубже вдыхает и прикладывается к трубке.
  Чувство такое, будто он хлебнул чего-то забродившего или скисшего. Не удержавшись, Эд закашливается, плеснув из трубки на пол. Бдительная Мэг тут же перекрывает кран, заливаясь при этом смехом, больше похожим на кашель туберкулёзника.
  - Это что за дрянь? - отдышавшись, спрашивает Сол, с запозданием вспоминая надпись на бочке.
  - Что написано, - сквозь смех отвечает Мэг. - Всё спиртное, что остаётся, сносят Тику, а он сливает его в бочку. И бродяги вроде тебя, у которых нет денег на приличные напитки, прикладываются к ней.
  - И что же он туда сливает? - с сомнением интересуется Эд. Подтяжка выдаёт кривую ухмылку, от которой лицо её, и без того некрасивое, совсем перекашивается.
  - Да говорю же - всё, что остаётся. Пиво, наливку, вино, бренди, виски. Сегодня туда даже отправились пара стаканов отличного джина.
  Сол опирается о стойку, так что стеклянная банка оказывается рядом с ним. Теперь он видит, что в мутной, вонючей жиже, плавают человеческие уши.
  - Нравится? - замечает его взгляд Мэг. - Это мои.
  - Твои вроде бы на месте, - шутит Эд, уже, правда, сомневаясь, что стоит шутить на эту тему. Подтяжка Мэг оскаливается. Зубы у неё все в чёрных пятнах.
  - Когда я выставляю из 'Дыры' очередного бродягу, я хватаю его зубами за ухо и волоку так до самого выхода. А если ему хватает дури сопротивляться - в эту банку отправляется очередной трофей. Здешним патронам такое представление по душе, и за каждое ухо Тик наливает мне стаканчик. Ещё пить будешь?
  - Нет, - Эда передергивает от одной только мысли о пойле в бочке. - А поесть тут можно?
  - Это паб, а не харчевня, - сплёвывает прямо на стойку Мэг. - Пей или проваливай.
  В этот момент дверной колокольчик тихо тренькает, сопровождаемый скрипом не смазанных петель. Эд оборачивается, чтобы увидеть, как в паб вваливаются четверо парней, крепких и широкоплечих. У пары из них солидные животы и мясистые загривки, двое оставшихся похудее, но с жилистыми руками. Одеты они в простые штаны и синие сорочки, все в тёмных пятнах, у одного на запястье - мясницкий тесак, у остальных - короткие дубины.
  - Здорово, Мэг, - приветствует Подтяжку обладатель тесака, после чего поворачивается к Солу. - Это ты тот жонглёр, что пристаёт к честным девушкам?
  - А вы - мясники Уиншипа, - скорее утверждая, чем спрашивая, кивает Эд.
  - Они самые, - скалится здоровяк с тесаком. - Зря ты припёрся на Райскую аллею, пень.
  Потяжка Мэг спокойно кладёт руку на рукоять пистоля. Кажется, четверо громил её нисколько не пугают.
  - Предупреждаю тебя, Слизняк Вилли. Устроишь тут драку - и я прострелю твой поганый ливер, а дружков твоих так отделаю, что им в воду глядеться страшно будет.
  Угроза звучит весьма убедительно, мясники даже слегка отступают. Тот, кого она назвала Слизняком, примирительно поднимает руки.
  - Спокойно, Мэг. Мы порядок знаем. Эй ты, жонглёр! - он поворачивается к Солу и голос его снова становится похожим на ворчание пса. - Давай на выход. Посмотрим, что у тебя по карманам.
  Сол прикидывает варианты. Можно, конечно, их послать и остаться в пабе. Только вряд ли они уйдут - дождутся ведь. Да и Подтяжка Мэг может вытолкать - просто чтобы отношения не портить.
  - Добро, - кивает он, - пойдем выйдем.
  Двое мясников идут впереди него, двое пристраиваются сзади. Эд спокойно, без лишних движений отстёгивает карабин, который держит на поясе цепочку. Оружие против дубин и тесака то ещё, но Сол ещё в ранние года прикипел к кистеням и пользовался ими не только на играх - так что туз в рукаве таки имеется.
  Он бьёт сразу, как только они оказываются за дверью. Идущий впереди костлявый получает хлёсткий удар в затылок, брызгает кровь. Сзади раздаётся взбешенный рёв, Эд бросается в сторону, пытаясь достать ещё и другого верзилу перед собой. Удар выходит смазанным, но рассекает мяснику ухо. Одновременно, Эд получает скользящий удар дубиной в плечо. Развернувшись, он сверху вниз полосует цепью по врагу. Тот прикрывается дубиной, но цепь огибает её и тяжелым концом припечатывает его прямо между глаз. Слизняк резво взмахивает своим тесаком, намереваясь вспороть Эду живот, но слегка не достаёт. Футболка Сола расходится - тесак острый, как бритва. Он отступает, разворачивается и бежит со всех ног. Четверо мясников с криками кидаются за ним, брызжа слюной и кровью. Эд выскакивает с Райской Аллеи, оказавшись на мощеной улице с узким тротуаром и фонарными столбами. Здесь дома выглядят приличнее, но любоваться ему некогда - погоня не отстаёт. Эд бежит так быстро, как может. Навстречу из-за угла выезжает повозка, лошадь испуганно всхрапывает, стуча копытами по мостовой. От неожиданности едва не упав, Эд оббегает её.
  'Твою мать! - бьется в голове. - Куда я вообще попал? Мясники, кони, дубины...'
  В груди начинает ломить - бег никогда не был сильной стороной Сола. Оглянувшись, он оценил ситуацию: двое толстяков, похоже, поотстали, а вот жилистые сокращают разрыв с каждым шагом.
  Эд ныряет в ближайший переулок, перепрыгивает через какую-то корзину, врезается в женщину в чёрном платье с метлой, падает на бок, вскакивает на четвереньки, не прекращая движения пытается подняться. Его бьют дубиной поперек спины, он падает, перекатывается в сторону, рука его вдруг натыкается на что-то твёрдое и угловатое. Вцепившись в него, Эд переворачивается на спину и швыряет находку в мясника, уже занёсшего дубину для удара. Осколок булыжника попадает тому прямо в лицо, он роняет дубину. Эд тут же подхватывает её, но второй мясник успевает ударить его в плечо. Левую руку прошивает болью, и она бессильно обвисает. Эд бьёт в ответ, но мясник отскакивает, тут же отвечая. Опыта и прыти у него явно больше - Сол получает ещё один тяжелый удар. В проулок пыхтя и бранясь вбегают два здоровяка. Ситуация становится совсем паршивой.
  Эд пинает мясника ногой в пах, тот сгибается, тут же отхватив дубиной по затылку. Навзничь рухнув в грязь, он остаётся без движения. Но тот, который получил от Сола камнем, уже оклемался и примеряет этот самый камень, готовясь метнуть его. Слизняк двинулся прямо на Эда, опустив резак, второй попытался обойти, прижимаясь к деревянной стене. Проулок шириной метра два, не больше, но тупиком не был. Эд набирает побольше воздуха, собираясь снова побежать - но в этот самый момент что-то оглушительно грохочет, и Слизняк Вилли, уронив тесак, хватается обеими руками за живот. В воздухе разносится едкий запах жжёного пороха, а за спиной раздаётся топот.
   Эд оборачивается. С другого конца переулка на него бегут трое парней с котелками на головах и в чёрных кожаных жилетах с яркими красно-чёрными нашивками. Двое оставшихся на ногах мясников тут же бросаются бежать. Сол, не долго думая, лупит одного дубиной по затылку. Верзила по инерции пробегает ещё пару шагов, после чего падает на землю. Оставшийся скрывается за углом. Преследователи провожают его гиканьем и бранью, при этом награждая лежачих увесистыми пинками. Слизняк Вилли хрипит, скорчившись в кровавой луже. Эду его даже немного жаль - мяснику предстояла долгая и мучительная смерть. Что-то подсказывало Эду, что антибиотики здесь не в ходу.
  - А ты кто? - не слишком дружелюбно интересуется один из парней в котелках.
  - Тот, кто с мясниками Уиншипа не в ладах, - уклончиво отвечает Эд. Парень смотрит на него подозрительно.
  - Ну это я и так вижу. Ладно, - сплёвывает его собеседник. - Давай за нами. Будь я проклят, если какой-нибудь бобби не услышал выстрела и не прёт сейчас сюда с парой товарищей. Заодно покажем тебя Однаду.
  Эда аккуратно берут под локти и уводят из переулка - быстро, но с достоинством. Осторожно разглядывая попутчиков, Сол отмечает, что одеты они приличнее мясников: одежда выглядит новее и дороже, а самое главное - чище. Лица выбриты, а волосы, выглядывающие из-под котелков - подстриженные и чистые. Нашивки на жилетках - какой-то герб, орёл, только с длинным хвостом и крыльями. Он кажется Эду знакомым.
  Они идут по улице, широкой и уже заполнившейся людьми. Только что рассвело и похоже, что большая часть прохожих спешит на работу. Двигаются они устало, заторможено, почти не поднимая взглядов, плечи опущены, спины сгорблены. Одежда большей части украшена заплатами, выцвела и истрепалась. Эд и парни в котелках движутся с толпой. Окружающие отводят от них взгляды, стараются уступить дорогу.
  Наконец, они проходят мимо больших железных ворот, на арке которых висит внушительная вывеска: 'Мыловаренная Фабрика Кантера Бигса. С 975'. Рабочий поток сворачивает ворота, проходя сквозь них в огороженный забором двор, за которым темнела кирпичная громада фабрики. От длинных рыжих труб тянулся плюмаж чёрного дыма. Лужи у ворот по краям пенились коричнево-серым. Эд замечает кота, сидящего на мусорной куче, всего в мыльной пленке, облезлого и жалкого, но глядящего на людей голодно и зло.
  Они проходят мимо фабричных ворот и сворачивают за угол. Там, на узком трёхэтажном доме из серого кирпича красуется деревянный щит, на котором по красному полю чёрным написано 'Королевский Орёл' и нарисован такой же герб, как на нашивках у парней в котелках.
  - Ты, видать, приезжий? - спрашивает Эда один из провожатых. Дружелюбия в его голосе мало.
  - Да, - осторожно кивает в ответ Сол. Парень морщится, будто хлебнул горького.
  - Тебе здесь не рады, - наконец цедит он сквозь зубы.
  Внутри кабак мало отличается от 'Дыры в стене', разве что по углам стоит несколько столиков, а бочки на стойке - не такие большие. За одним из столов, в дальнему углу сидит компания человек в пять. Ещё столько же слоняется по залу, засунув руки в карманы брюк и шаркая подошвами по полу. Смуглый, похожий на араба подросток елозит шваброй по полу, размазывая грязь, за стойкой стоит не старый ещё мужчина с длинной изрядно поседевшей бородой и блестящей лысиной. На носу у него очки, а на груди - видавший виды передник.
  Эда подводят к дальнему столику. С первого взгляда понятно, кто здесь тот самый Однад, которому его обещали показать. Этот явно помешан на своей внешности - седеющий его чуб набриолинен так, что торчит, как рог единорога, серый сюртук с шелковыми лацканами блестит начищенной медью пуговиц. К столу справа прислонена трость с набалдашником в виде обезьяньей головы. Взгляд денди колючий и цепкий. Правая рука его лежит на столе. На большом пальце длинное медное кольцо, оканчивающееся трехсантиметровым когтем. Судя по многочисленным следам заточки и темным пятнам - это не простое украшение.
  - Кто это? - вяло интересуется Однад.
  - Мы нашли этого типа в Односторонней аллее, - ответил один из парней. - Он сцепился с четырьмя Мясниками Уиншипа. Дрался как чёрт, к нашему приходу свалил двоих.
  Денди перевёл отсутствующий взгляд на Эда, осмотрел его.
  'Сейчас спросит, чего я так вырядился, - мелькает в голове Сола. - Достали уже'.
  - Что не поделил с мясниками? - тем же безразличным тоном спрашивает Однад.
  - Не я с ними. Они со мной, - чтобы потянуть время отвечает Эд. - Не ко времени заглянул на райскую аллею.
  Закрученный рогом чуб слегка кивает.
  - Приезжий?
  - Да, - соглашается Эд.
  - На падди или горца ты не смахиваешь. Откуда ты?
  - Издалека.
  В глазах денди появляется искра интереса.
  - Я - Нодж Однад. Мои Чичестеры спасли твою шкуру сегодня. А это значит, - он со скрипом провёл когтем по столешнице, - ты мне должен.
  В голосе слышится явная угроза. Но Сола сейчас не это интересует. 'Чичестеры' - слово отозвалось в памяти, тут же связавшись с картинкой - чёрным геральдическим орлом на красном поле. Это всё ему уже знакомо. Но откуда?
  - Денег... - слегка сбитый с толку запинается Эд. - денег у меня нет. Но я могу отработать.
  - Вот как? - бриолиновый рог приподнимается кверху. - И что ты умеешь делать?
  - Твои парни видели, - пожимает плечами Сол. Нодж презрительно кривит губы:
  - Мне громилы не нужны. И без тебя немало здоровяков жаждет нашить на жилет Королевского Орла. Я спросил, что ты умеешь делать, - последнее слово он произносит с нажимом.
  - По профессии я химик, - не подумав, отвечает Сол. Вранья в этом нет - он действительно химик-неорганик, магистр, уже восемь лет работающий на заводе с безобидным названием 'Заря'. За коротким и жизнеутверждающим словом скрывается пяток подземных цехов, где производят пороха и взрывчатку.
  - На мой взгляд, ты обычный пень, - невозмутимо констатирует Нодж. - А это слово надо произносить так: 'Ал-хи-ми-к'.
  'Да ты что!' - чуть не брякает Эд, но вовремя поправляется:
  - Конечно. Алхимик. У вас значит так. У нас первый слог не говорят.
  - Деревенщина, - бросает кто-то за спиной Однада. Ему отвечает негромкий смех остальных. Денди слегка постукивает когтем по столу и все умолкают.
  - И что ты умеешь? Можешь свинец в золото превратить?
  - Не могу, - качает головой Эд. Снова раздаются приглушенные смешки.
  - А эликсир молодости приготовить? - уголки рта искривляются в презрительной ухмылке.
  Эд осматривает стоящих вокруг парней. У большинства на поясе ножи, но кое у кого есть и пистолеты. Интересно, как у них дела с боеприпасами?
  - Могу сделать порох, - наудачу бросает он. Молчание, которое тут же устанавливается над столом, говорит, что с вариантом он не прогадал. Медный коготь ритмично постукивает по столешнице.
  - Значит, порох, - негромко произносит Однад, прищурившись. Во взгляде его появляется интерес, но вместе с ним - недоверие. Недоверие вполне обоснованное: приготовить дымный порох, в принципе, несложно. Но гранулировать его, сделав 'жемчужным' - задача требующая специального оборудования и хорошего знания процесса. Какое-то время Эд вертит в голове разные варианты, чувствуя, как среди чичестеров растёт нетерпение.
  - Особый порох. Который взрывается в пять раз мощнее обычного и при взрыве не дымит.
  Казалось, эти слова рождаются у Эда сами по себе, без помощи головы. Как бы то ни было, решение правильное - пироксилин действительно мощнее пороха, а главное - значительно проще в изготовлении.
  Над столом снова повисает тишина. Парни ждут решения своего главаря. Нодж задумчиво поглаживает полированную голову обезьяны на своей трости.
  - Звучит заманчиво, - наконец заключает он. - Настолько заманчиво, что похоже на сказку, из тех, что рассказывала мне перед сном няня. Нужны доказательства.
  Сол смотрит на него открыто и спокойно - теперь ему бояться нечего.
  - Мне нужна комната для занятий, с хорошими окнами, но подальше от чужих глаз и носов. Ещё мне нужна жаровня и запас угля. Сверх того - керамическая, лучше - стеклянная посуда пара железных прутьев потоньше, клещи.
  Однад коротко кивает. Эд отвечает таким же кивком и продолжает:
  - Теперь по материалам. Мне понадобится... - он ненадолго замолкает, задумавшись. Вообще, ему нужна азотная кислота, но вряд ли её так легко раздобыть. Лучше пойти путём более сложным. - Мне понадобится селитра и серная кислота.
  - Серная кислота? Это что ещё? - поднимает бровь Нодж. Эд вскидывает глаза к потолку, подбирая использование, наверняка известное в этих местах.
  - Ювелиры и оружейники используют её для травления. Только мне она нужна чистая, неразбавленная. Если не сможете найти, то подойдёт пирит... гм, серный колчедан.
  - Не волнуйся, - нехорошо улыбается Однад. - Найдем твою кислую серу. Ты главное помни, что сейчас чичестеры много будут для тебя делать. И лучше, чтобы они делали это не зря.
  Он оборачивается в сторону стойки, кивнув бородачу-пабмену. Через несколько секунд, как по волшебству на столе появляются бутылка чего-то красновато-коричневого и два стакана мутного стекла. Нодж откупоривает бутылку, до краёв наливает оба стакана. Запах крепкого алкоголя щекочет ноздри Сола. Главарь берёт стакан:
   - Выпьем. За успех твоих алхимических опытов.
  От жуткого пойла в горле жжёт и горит. Эд выдерживает атаку на свой организм с каменным лицом. 'По-крайней мере лучше 'Всякого', - успокаивает он себя. - И для дезинфекции неплохо'.
  Комнату ему выделяют тут же, на верхнем этаже. Не комнату даже - мансарду, со скошенным потолком и выходом на крышу, где устроена была небольшая площадка обнесенная железной решеткой, высотой Эду чуть выше колен. Высота этого забора вместе с расстоянием от крыши до земли, заставляют Эда немного нервничать - высоты он побаивается.
  - Отец, а поесть у вас можно? - спрашивает он бородача, который провёл его сюда. Пабмен смотрит на чичестера, стоящего у входа. Тот пожимает плечами.
  - Можно, - махает бородой пабмен. - Два орла.
  - Орлов нет, - Эд лезет в карман и достаёт оттуда две монеты. - Есть такие.
  Монеты подвергаются всестороннему осмотру, к которому присоединяется и чичестер. Вдвоём с пабменом они крутят монеты, разглядывают чеканку, пробуют кусать монеты и царапать гвоздём.
  - Это не серебро, - уверенно заявляет бородач, сверкая очками.
  - Не серебро, - соглашается Эд. - Это сплав. У меня на родине очень ценный.
  - Мы не у тебя на родине, жонглёр, - кривится чичестер.
  - В 'Дыре' эти монеты у меня брали, - не сдаётся Эд. Он ещё не завтракал и перспектива остаться без еды ещё неизвестно какое время его совсем не радует.
  - Может это из-за них тебя мясники Уиншипа отделать хотели, - недоверчиво бросает парень, поправляя жилетку. Но для пабмена этого аргумента, похоже, вполне достаточно.
  - Ладно, - говорит он, пряча монеты в карман полосатых брюк. Эд замечает у него на запястье грубую татуировку - якорь и канаты.
  Дверь за его провожатыми закрывается и Эд слышит, как щёлкает в двери замок. Ну что, вполне ожидаемо. Медный Коготь не позволит себя дурачить.
  Сол садится на низкую, противно скрипнувшую кровать. Кроме неё обстановку составляют грубо сколоченный табурет, стол и платяной шкаф. За окнами, посеревшими от осевшей на них пыли, его взгляду открывается удручающий вид на трубы мыловарни. Верхушки их заросли сажей настолько, что напоминали шляпки диковинных грибов.
  Эд размышляет. Чичестеры. Королевский Орёл. Хочется закурить, он машинально хлопает себя по карманам, достаёт помятую пачку. Внутри зажигалка и четыре сигареты, одна из которых сломана. Запас не впечатляющий. Зажигалка, щёлкнув, выдаёт небольшой огонёк. Глубоко затянувшись, Эд выпускает длинную струю дыма, кладёт руки на колени. Ладонь ложится на что-то твёрдое, с острым углом.
  Сол достаёт из кармана дневник жены. Наугад открывает, перелистывает несколько страниц. Взгляд находит описание очередного сна.
  'Банда из Старой Пивоварни называет себя Гвардия Филинов. Это - самые опасные из головорезов Западного края. Стража боится даже показываться на Мэдчестер-стрит, которая от винокурни Тулламора до Адмиральского моста всецело принадлежит этой банде.
  Филины происходят из самых низов Олднона, по большей части приезжих диларнцев и тосков, которых нищета и голод заставили покинуть родину. Таким не находится места и в Олдноне, отчего они быстро опускаются до самого жуткого состояния, среди прочего переполняясь ненавистью к местным жителям.
  Злейшие враги Гвардии - банда чичестеров. Её члены - все сплошь коренные шилгни и чужаков терпеть не могут. Филинов они ненавидят и за происхождение и за ту силу, какую они взяли под рукой Рипперджека. Чичестера всегда можно узнать по кожаной жилетке с нашивкой Королевского Орла на левой стороне...'
  Эд застывает с сигаретой во рту, затем ещё раз перечитывает отрывок. Ни конечно! Он снова перелистывает страницы, находя рисунок, сделанный шариковыми ручками: чёрный орёл на красном поле, с удлинёнными вниз крыльями и хвостом, повёрнутый против правил геральдики не вправо а влево. Алина подписала рисунок: 'Королевский Орёл, малый герб Империи Альбони'. Сходство с нашивкой не абсолютное, но всё же, можно догадаться, что у обоих изображений один оригинал.
  Эд закрывает дневник и, поставив локти на колени, подпирает ладонью лоб. Он сдерживается, чтобы не рассмеяться.
  Щёлкает замок и в комнату входит подросток, тот самый, что возился с тряпкой в зале. Он тащит с собой поднос, на котором стоят глиняные тарелка и кружка, оловянная ложка и небольшая тёмно-коричневая булка. Сквозь приоткрытую дверь Эд замечает силуэт в котелке. Интересно, чичестеры постоянно дежурят у него под дверями или только провожают посетителей?
  - Эй, парень, - окликает Сол подростка, - это ведь Олднон, да?
  Мальчишка смотрит на него, как на сумасшедшего.
  - Я спрашиваю, город, в котором я сейчас нахожусь, называется Олднон?
  - Ты от рождения такой тупой или просто перепил вчера? - спрашивает из-за дверей чичестер. Подросток поспешно освобождает поднос и выбегает из комнаты. Дверь за ним закрывается, знакомо клацает замок. Эд пододвигает табурет к столу, садится.
  - Иди к чёрту, - ворчит он, вооружаясь ложкой. - Вы все мне снитесь. Я тут поторчу ещё немного и проснусь.
  В тарелке оказался густой мучной суп - однородная масса вообще без кусочков мяса или овощей. При этом суп оказался довольно жирным и наваристым. Познания Эда в кулинарии ограничены пятью годами студенческой общаги и парой холостяцких лет на съемных квартирах, но их хватает чтобы понять: бульон в супе какой-то необычный. Посмаковав немного, Сол решает, что у супа привкус жареного в кляре мяса. Наверное, мясо перед тем как залить водой слегка подрумянили на сковороде.
  - Ничего так, - заключает он, принимаясь за еду в полную силу. Булка не очень свежая, зато обильно сдобрена тмином, а в кувшине обнаруживается вполне приличное пиво. По сравнению с порошковой газировкой из супермаркетов, так и вообще отличное. Немного смущает легкая кислинка, но её Эд относит к особенностям местных рецептов.
  Едва он заканчивает с едой, как в комнату вваливается двое чичестеров. Один из них тащит настольную жаровню, другой - два небольших мешка. За ними входит пабмен с кучей посуды на подносе. Здесь и тарелки, и три бутылки, и какие-то плошки, и чашки без ручек. Всё это сгружается на стол и кровать. В довершение, один из парней, тот что нёс мешки, достаёт из кармана клещи.
  - Держи, - суёт он их Эду. - В одном мешке уголь, в другом селитра. Купоросное масло привезут позже.
  Эд несколько секунд напряженно соображает, что такое купоросное масло и зачем оно ему. Наконец откуда-то из институтских глубин вспоминается, что 'Oil of vitriol' - устаревшее название серной кислоты.
  - Сегодня? - спрашивает он, разбирая посуду.
  - Сегодня, - с недовольным видом кивает чичестер.
  - Тогда мне ещё понадобится бумага, - заявляет Эд. - Если бумага - дорого, можно ткань. Хлопок или лён. Не крашеную.
  Его награждают неприязненными, почти враждебными взглядами. Один только пабмен старается не смотреть в его сторону.
  - Моли Всевышнего, чтобы порох у тебя получился, - хмуро бросает Солу один из парней. - А то узнаешь, зачем Однад носит на пальце медный коготь.
  - Да я и так догадываюсь, что не для красоты, - невозмутимо отвечает Эд. Лицо чичестера ещё больше перекашивается, но на рожон он не лезет. Развернувшись, все трое выходят из комнаты. Эд снова один и под замком.
  - Да ну, - ухмыляется Эд, возвращаясь к посуде. Нет, это явно не лабораторный набор, но работать с этим можно. Всё кроме бутылок - глазированная глина, что в целом неплохо. Пробки у бутылок ни к чёрту - хранить под такими кислоту не получится. Ещё придётся соорудить себе повязку на лицо, а ещё лучше - поставить жаровню на крыше. А повязку всё равно надеть.
  - Надо было попросить воды, - бормочет себе Эд. Вода в химии - вещь незаменимая, да и хорошо бы иметь под рукой что-то, чем можно быстро потушить пламя. Сгореть заживо из-за выстрелившей искры Солу совсем не улыбалось.
  Кислоту приносят спустя пару часов. К этому времени Эд уже вытащил стол на крышу, расставил посуду и установил жаровню. Двое парней бережно тащат бутыль литров на пять, заполненную почти доверху. Внутри плещется бесцветная жидкость. Третий чичестер бросает Эду приличный кусок ткани, скатанный в трубку.
  - Кислоты.. купоросного масла, - Эд щупает ткань и откладывает её на кровать, - маловато. Нужно будет ещё. И было бы неплохо разжиться ещё одной такой бутылью, только пустой.
  Один из чичестеров подходит к нему вплотную. Наверное, хочет запугать - только в итоге ему приходится задрать голову, чтобы посмотреть Эду в глаза. Парень ростом не больше метра семидесяти, для Эда - просто коротышка.
  - Здесь тебе не мальчики на побегушках, жонглёр, - говорит он несколько менее уверенно, чем сам бы хотел. - Нодж скажет - мы принесём. Нодж не сказал.
  - Добро, - кивает Сол. - Буду работать с чем есть. Пока не проснусь.
  - Чего сказал? - хмурится бандит. Эд ухмыльнулся, покачал головой.
  - Да так, не обращай внимания.
  - Туземные штучки, - корчит презрительную гримасу чичестер. Эду на это плевать, он даже не замечает ужимок шилгни. Скоро он проснётся, а до этого, можно побаловаться школьной химией. Двое чичестеров выходят, но один остаётся. Сняв котелок, он усаживается на табуретку.
  - Однад сказал проследить, что ты делать будешь.
  - Ладно, - пожимает плечами Эд. - Нож у тебя есть?
  Коротышка напрягается.
  - И я вгоню его тебе между рёбер, можешь не сомневаться. Только дёрнись!
  - Не дёрнусь, - хмыкает Сол. - Возьми ткань и порежь её кусками где-то с ладонь каждый. Сбережёшь мне время.
  - Это ещё зачем?
  - Затем.
  Чичестер сплёвывает на пол:
  - Сам порежешь.
  - Тогда тебе придётся дать мне нож.
  Эта перспектива коротышке явно не нравится. Он хмурится, взвешивая варианты, потом встаёт и идёт к кровати. Вскоре Эд слышит треск разрезаемой ткани.
  Отрежь ещё два куска на всю длину полосы, - говорит он чичестеру. - Шириной ладони в две.
  В ответ слышится недовольное ворчание. Эд вытаскивает бутыль с кислотой на балкон, возвращается и забирает одну из широких полос. Свернув её втрое, он заматывает нижнюю половину лица. Маска не слишком впечатляющая, но всё же лучше с такой, чем вообще без. Коротышка смотрит на него недоверчиво.
  Снаружи снова срывается дождь. Здесь, наверху, вообще неуютно - холодный порывистый ветер, едкие миазмы с стороны мыловарни, сырость. Но желания работать в комнате без нормальной вытяжки эти неудобства не добавляют.
  Эд осторожно отливает кислоты в одну из бутылок. Хорошая воронка помогла бы, но воронку он попросить забыл. Приходится держать тяжелую бутыль двумя руками и лить кислоту тонкой струйкой. Наконец, удовлетворившись количеством, он отставляет бутыль, поплотнее закрыв её пробкой. Теперь селитра. В приоткрытых дверях Сол замечает фигуру коротышки. Чичестер шпионит за ним, это точно. Ну что же, удачи.
  Вообще, приготовить азотную кислоту не так уж и сложно. Реакция сама по себе простая, главное, хотя бы примерно знать пропорции реагентов, рассчитывать которые учат ещё в школе, классе, эдак, в восьмом. Жаль, что это знание Эду в его работе не особенно требовалось.
  Копание в памяти и последующие вычисления отнимают у Сола минут пятнадцать. С некоторым удивлением он обнаруживает, что кое-как, но может воссоздать в памяти таблицу Менделеева. Решив на досуге обязательно попробовать её записать, Сол приступает к 'аппаратному обеспечению.
  В итоге, ему нужно осуществить простую перегонку, правда усложненную тем, что перегонного куба у него нет. Приходится изобретать чудную и не очень-то надёжную конструкцию.
  Итогом трудов Сола становится установленная на жаровню бутыль с кислотой. К её горлышку приделана другая бутыль с аккуратно отколотым донышком, которое наклонено третьей бутыли. Всё это - грубая замена обычной выпарной реторте. Сол надеется, что всё кончится раньше, чем от него потребуют повторения опыта. А если не кончится, обещает себе вытребовать нормальную лабораторную посуду.
  Чтобы получить чуть больше ста грамм азотной кислоты у Эда уходит остаток дня. Потери продукта в его конструкции весьма ощутимы, но приходится довольствоваться тем, что есть. Дважды чичестеры приходят с проверкой, недоуменно смотрят на стол, перебрасываются парой слов с коротышкой и уходят. Ближе к вечеру Сол заказывает себе обед, убеждаясь, что такими темпами денежных запасов ему хватит дня на полтора.
  - Эй ты, - подаёт голос коротышка. - Быстро отдал мне тарелку.
  - Пошёл ты, - меланхолично отвечает Сол. Чичестер замолкает, размышляя. Эд почти читает нехитрые мысли, которые сейчас перекатываются под черепом бандита. Отбирать еду кулаками явно не получится, браться за нож - рискованно. Если зарезать, придётся отвечать перед Ноджем. На вывод, который предсказывает Эд, у коротышки уходит минуты три, после чего он успокаивается. Солу даже немного жаль его - парень всё это время безвылазно сидит у него в комнате и наверняка тоже голоден. Жалость эта не вызывает желания поделиться обедом. Ничего хорошего из этого не выйдет: коротышка только решит, что алхимик испугался, и начнёт вести себя наглее.
  К закату в бутыли собирается достаточно азотной кислоты. Не дымящей, но эту проблему можно решить. Избыток воды при нитрировании целлюлозы может забрать серная кислота, достаточно смешать её с азотной в соотношении пять к трём.
  Оставшаяся процедура проста, но требует большой осторожности и тщательности: подготовленные лоскуты ткани Сол опускает в кислотную смесь, держит там минут пятнадцать, после чего достаёт, промывает водой и оставляет сушиться. Пока они сохнут, Эд занимается изготовлением трута. Медный коготь захочет демонстрации и лучше всего будет соорудить ему примитивную гранату.
  - Что теперь? - интересуется коротышка. Эд, закончив возиться с трутом, ложится на кровать.
  - Теперь - спать, - заявляет он невозмутимо. - Завтра кое-что закончу и можно звать Однада.
  - А порох ты когда делать собираешься? - криво ухмыляется чичестер. Эд отворачивается к стене.
  - Когда надо.
  
  * * *
  Утром его будят двое здоровяков. Солу требуется минут пять, чтобы сообразить, где он и кто они такие. Наконец всё становится на места.
  - Хреново, - бормочет он. - А я надеялся, что проснусь на турбазе, в полседьмого и буду пинками поднимать Просперо, который наверняка ночью напился и теперь надеется спать до полудня.
  - Что ты там бормочешь? - возмущается один из чичестеров, крупный парень с разорванной ноздрёй. - Давай, вставай!
  Эд садится на кровати, трёт лицо ладонями. В комнате пахнет кислым - из-за дождя сушить листы пришлось внутри. Эд осторожно собирает плоды своих трудов. Общий итог - грамм пятьдесят. Для демонстрации должно хватить.
  - Мистер Однад интересуется, когда будет готов порох? - хмуро спрашивает здоровяк со шрамом.
  - Через пару часов, - не поднимая головы от своих тряпок, отвечает Сол. - Мне нужно место для демонстрации.
  - Чего? - кривится здоровяк.
  - Какой-нибудь глухой дворик, - поясняет Эд. - И чтобы взрыв никого не всполошил.
  Чичестер смотрит на него с кривой ухмылкой.
  - Добро.
  Всё что нужно было теперь - сделать простую и надёжную фугасную бомбу. Для этого Сол собирается использовать горлышко от бутылки, трут и немного пороха для детонации. Бумагу для бикфордова шнура он заимствует из дневника Алины (благо чистых листов в нём хватает), а для замазки намеревается воспользоваться воском из свечей, которые нашлись в его комнате.
  Его забирают из комнаты и под присмотром троих парней в котелках и жилетах, выводят из паба. Они снова плутают по узким улочкам, грязным и запутанным, и чем дальше забираются, тем безлюднее становятся окрестные кварталы. Всё чаще попадаются заброшенные дома, кучи мусора по краям улиц становятся всё больше, а грязь под ногами - всё глубже. Мощёные мостовые сменяются прогнившими дощатыми настилами, в итоге, скрывающимися под слоем вязкой бурой жижи. Наконец, они обходят перегородивший улицу дощатый забор с надписью 'Закрыто указом короля'.
  Сола заводят в глухую подворотню, с трёх сторон закрытую домами. Две глухие кирпичные стены, одна дощатая, с зияющими проломами. В дальнем углу, скрытые густой тенью валяются странные тюки. Они большие и вытянутые.
  - Что пялишься? Кровавых мешков никогда не видел? - зло гаркает на него один из чичестеров. - Этих гробокопатели не унесли. Сфилонили, твари. Теперь это чумное мясо будет тут валяться, пока не сгниёт до костей.
  Алина упоминала, что Олднон только что пережил очередную вспышку чумы, которую в этих краях зовут Красной Смертью. Жуткая болезнь поражала всех без разбора. Капилляры становились ломкими, а кровь переставала свёртываться. Больной сначала покрывался жуткими синяками, как при гемофилии, а потом, разжиженная кровь начинала вытекать из всех пор и слизистых. Такого заживо зашивали в провощенный мешок, где несчастный проводил свои последние, мучительные часы. Заходить в подворотню Эду расхотелось.
  - Боишься? - раздаётся за спиной голос Ноджа Однада. - Я тоже боюсь. Красная Смерть - единственная, кого действительно стоит бояться в Олдноне. Но другого места нет.
  С Медным когтем - ещё пятеро чичестеров. Эд взглядом отыскивает у одного из них пистолет.
  - Мне нужен порох, - говорит он Ноджу. Тот улыбается, слегка наклонив голову.
  - А я думал, что он нужен мне и ты его дашь.
  Парни поддерживают шутку босса короткими смешками. Эд остаётся невозмутим.
  - Мне нужна щепотка. Не больше, чем на один выстрел.
  Однад задумчиво смотрит на него, затем кивает. Один из чичестеров достаёт из кармана маленький бумажный сверток. Эд достаёт свою бомбу, открывает пробку, осторожно засыпает порох, снова закупоривает. В пробке он заранее пробил дыру, в которую вставил бикфордов шнур и замазал воском. Теперь, достав свечу и слегка растопив её зажигалкой, он так же залепил края пробки. Взрыва пороха должно хватить, чтобы детонировал пироксилин. Остаётся надеяться, что взрыв окажется достаточно мощным, чтобы убедить Однада.
  Медный коготь нетерпеливо постукивает по набалдашнику трости. Пока, это просто напоминание, что его обладатель не привык долго дать. Эд осматривается.
  Можно заложить бомбу у деревянной стены - мощности взрыва должно хватить, чтобы проделать в ней дыру - главное, положить так, чтобы осколки стекла не исполосовали зрителей.
  Сол подходит к деревянной стене. 'Кровавые мешки' лежат совсем рядом, буквально в десяти шагах. Он видит, как шевелится ткань - крысы или насекомые уже забрались внутрь. Поспешно находит небольшое углубление у стены, которое послужит экраном для взрыва, опускает туда бомбу, щёлкает зажигалкой.
  Трут вспыхивает мгновенно, шнур начинает стремительно уменьшаться. Сол чувствует как внутри всё холодеет, как мышцы словно параличом сковывает. Секундная задержка - и он бросается назад, так быстро, как только может. Его провожает довольный хохот чичестеров. Не добежав до них шагов пять, он бросается на землю, накрыв голову руками.
  Ничего не происходит - только новый взрыв хохота. Эд осторожно поднимает голову. Не может быть. Должен был взорваться хотя бы порох...
  И тут же по ушам бьёт резко и тяжело. Грохот сопровождается треском и скрежетом, влажно стучат падающие на землю щепки. Кто-то сипло и протяжно воет, другие негромко и удивлённо бранятся.
  Эд поднимается на ноги, отряхивая грязь с одежды. Нодж Однад смотрит на него, слегка склонив голову на бок.
   - Ну как? - спрашивает Сол. На лице его нет ни тени улыбки, он даже не пытается повернуться и посмотреть на результат. Однад удовлетворённо кивает:
  - Неплохо. Для первого раза. Можем обсудить оплату твоего долга.
  Эд вздыхает и, наконец, оглядывается. В основании дома - дымящаяся дыра шириной метра три и метра полтора высотой. Взорвалось даже сильнее, чем он ожидал.
  - Ты взорвал это щепоткой пороха и горлышком от бутылки? - спрашивает Нодж. - Или это какой-то трюк?
  - Алхимия вообще один большой трюк, - пожимает плечами Сол.
  Однад достаёт из кармана сигару, кто-то из парней тут же подносит ему зажженную спичку.
  - Мясники Уиншипа из-за тебя потеряли троих парней. Они думают, что ты - из чичестеров. Хотят поквитаться, - Нодж держит сигару левой рукой. Правая опирается на трость, слегка постукивая когтем по обезьяньему уху. Эд терпеливо ожидает продолжения.
  - Чичестеры сцепились с Мясниками из-за тебя, - выпускает Однад длинную струю дыма. - Тебе и разгребать эту проблему.
  - Ты предлагаешь мне в одиночку разобраться с Мясниками Уиншипа? - криво улыбается Эд. - Боюсь, не смогу.
  - Чичестеры могут сами постоять за себя. А шавки из других банд всегда должны помнить, на кого тявкают. Мы устроим набег на Скотобойни Уиншипа. И ты пойдешь с нами. Ты, и твоя алхимия. Справишься хорошо - чичестеры возьмут тебя под крыло. Будет где жить, во что одеться и что выпить.
  - Какое соблазнительное предложение, - улыбка Эда становится совсем мрачной. - От такого грех отказаться.
  - Воистину так, - кивает Однад. Обезьяна на его трости скалит зубы в издевательской ухмылке.
  
  
  Глава третья
  Скотобойни Уиншипа
  
  'Мне всегда было интересно: какие сны я увижу, если засну в Олдноне? Если бы я засыпала там, мне могла бы присниться Украина. Наверное, тогда я бы не могла даже уверенно сказать какая реальность настоящая - эта или та. Но я никогда не засыпаю в Олдноне, а мои визиты туда всегда заканчиваются одинаково: словно сбивается настройка приёмника. В сон постепенно пробираются детали и люди из моей жизни: Эд, родители, работа... Как-то незаметно они вытесняют всё остальное, при этом делая сон всё менее реалистичным. А потом я просыпаюсь.
  Я читала, что даже самое долгое и красочное сновидение длится всего несколько секунд, не важно сколько времени проходит во сне. В Олдноне мне доводилось видеть часы и даже засекать время. Я редко бывала там меньше чем три-четыре часа. Кажется невероятным, что сознание может прокрутить столько событий в пять или даже десять, секунд реального времени'.
  В дверь стучат. Эдвард прячет дневник под подушку, встаёт. На двери нет внутреннего замка, но чичестеры последние дни не спешат входить в его каморку без приглашения. Впечатления от демонстрации, подкреплённые случайным взрывом, случившимся пару дней спустя. Бабахнуло не то чтобы сильно, но стёкла в комнате вышибло начисто. К счастью для Эда, его в тот момент в комнате не было.
  - Входите, - бросает он. В комнату вваливаются трое парней, хмурых и взвинченных. Их можно понять - на сегодня назначен набег на скотобойни.
  - У тебя всё готово? - Чёрный Салли, коренастый, похожий на крысу бандит исподлобья смотрит на Эда. - Нодж сказал выступать.
  - Давно готово, - кивает Сол, поправляя жилетку. По приказу Однада ему соорудили подходящий для местных костюмчик: холщовые брюки, серую рубашку, потёртый и заплатанный жилет и мятый войлочный котелок. Всё не очень хорошо подогнанное, плохо пошитое и уже порядочное время ношенное кем-то другим. Застиранные пятна крови наводили на нехорошие мысли о судьбе предыдущего владельца.
  - Берите эти два, - указывает Эд, на стоящие в углу аккуратные ящики из плотно пригнанных досок. - И несите осторожно.
  Третий ящик он берёт сам - нужная мера, чтобы заставить чичестеров даже подойти к ним. Бандиты до колик боятся взрывчатки, хоть и стараются никак этого не выдать.
  Позади - четыре дня напряженного труда. Седой, с опухшим от пьянства лицом стеклодув делает по заказу Эда приличный набор лабораторной посуды. Однад расплачивается с мастером не скупясь, но передачу денег сопровождает словами: 'Не стоит об этом болтать. Можешь без языка остаться'. В распоряжении Эда оказывается ещё несколько комнат - теперь ему есть, где развернуться. Условия далеки от идеальных, но работать уже куда как полегче. А работать приходится почти круглые сутки.
  К утру пятого дня в распоряжении Эдварда оказывается три самодельных пироксилиновых мины, каждая по триста грамм весом. Этого вполне хватит, чтобы устроить в скотобойнях настоящий переполох.
  На улице уже совсем темно. Редкие фонари по углам мыловарни с трудом разгоняют влажный, липкий от глицерина сумрак, здорово смердящий вываренной костью. Чичестеры собираются на выходе из паба, их уже никак не меньше трёх десятков.
  - Салли, - Однад даже перед боем не изменяет своей франтовской манере. Белизна его сорочки заметна даже в полной темноте, а волосы сверкают бриолином, - возьми двоих, и идите с жонглёром. Смотри, чтобы всё прошло как надо! После, как всё случится, я хочу видеть вас в драке. Тебя это тоже касается, Сол. Достань себе кусок кирпича и дубину покрепче. Пригодится.
  - Лучше нож и пистолет, - Эд испытывающее смотрит на Ноджа. Тот нехорошо ухмыляется.
  - На них ты ещё не заработал. Выдвигаемся, парни!
  Банда в молчании начинает движение, заполняя собой улицу. Тяжелые ботинки стучат по булыжной мостовой, им вторит тяжелое сопение. Кто-то оглушительно высмаркивается, кто-то мрачно похлопывает полированной дубиной по затянутой в кожаную 'обрезку' ладони. Красные пятна нашивок на жилетках похожи на пятна крови, котелки на тянты по самые уши, набитые всевозможным тряпьём, превратившись в импровизированные шлемы. Остаётся позади чёрная громада фабрики, не прекращающая дымить даже ночью. Узкие улочки вокруг пусты - только редкие бродяги-псы разбегаются, опасливо тявкая на мрачную толпу. Иногда слышно как впереди, предчувствуя беду, кто-то спешно захлопывает ставни. Эду на это плевать. Он несёт свой ящик, бережно, как ребенка и единственное, что беспокоит его сейчас - вопрос, всё ли он сделал правильно. Если со взрывами не заладится, дело может обернуться для чичестеров большой кровью. И для самого Эда не в последнюю очередь.
  Чёрный Салли подхватывает Сола под локоть, уводя в один из проулков. Двое с ящиками идут следом.
  - Шевели костями, - шипит Салли, ускоряя шаг. - До скотобоен ещё два квартала и срезать особо не получится.
  Эд кивает. Взрывать надо точно по расписанию: перед самым налётом, ни раньше, ни позже. Неверный момент даст мясникам подготовиться или сбежать. Ни то, ни другое Однада не устраивает. Медный коготь желает седлать из парней Уиншипа наглядный пример того, как чичестеры обходятся с врагами. Что, само собой, требует кровавой и разгромной победы.
  Крысы разбегаются из-под ног, бродячие коты недовольно шипят, вспрыгивая на заборы и подоконники. Вдали слышен протяжный колокольный звон.
  - ...шесть, семь, восемь, - считает удары Чёрный Салли. - Надо шевелиться. Сейчас Уиншип отзвонит конец смены, и мясники повалят смывать с себя кровь и кишки. Однад всё хорошо рассчитал.
  Они ускоряются, переходя почти на бег. Вынырнув из какой-то подворотни, они упираются в кирпичную стену, выщербленную и покрытую тёмными пятнами. Салли останавливается, переводя дыхание.
  - Всё. Пришли.
  Эд оглядывается. Слева стена идёт метров пять, оканчиваясь углом. Справа шагов через пять она оканчивается тупиком - к ней вплотную пристроен какой-то дом, в три этажа высотой и совсем без окон. Этот угол засыпан целой горой хлама - гниющих отбросов, тряпья и ещё чёрт знает чего.
  - Ворота там, - указывает Салли налево. Эд кивает. Одна из мин должна открыть банде проход, две других - устроить мясникам тёплое приветствие.
  Минирование ворот - самая лёгкая часть. Две железные створки на тяжелом засове, висящие на кирпичных столбах. Эд ставит мину под одним из столбов, проводит шнур за угол.
  - Зажжёшь сразу после того, как услышишь взрывы внутри, - говорит Эд чичестеру с порванной ноздрёй. - Или когда увидишь Однада с парнями.
  Теперь начинается весёлая часть. Никакого плана скотобоен у чичестеров нет - только рассказы пары пойманных мясников. Но сначала - стена, четыре метра кирпича, перекрывших путь.
  Салли взбирается наверх по куче отбросов, временами проваливаясь в них почти по колено. Чичестеры специально собрали эту кучу здесь, и в основе её были обычные бочки для масла, но маскировка чертовски убедительна - Эда тошнит от одного только вида этой кучи. Краб, второй чичестер, подаёт Салли ящик.
  - Давай, жонглёр, - хлопает он Сола по спине. - Чего встал?
  Под ногами мерзко хлюпает, подошва скользит. Чёрный Салли подхватывает эда за руку, но помощи тому не требуется - ещё секунда и он взлетел бы на стену, лишь бы не оставаться по колено в этой дряни.
  Салли уже внизу, принимает ящики. Эд спускается следом, спустя несколько секунд к ним присоединяется Краб. Темнота вокруг непроглядная, в горле першит от запаха тухлых потрохов.
  - Куда теперь? - шепчет Эд.
  - Сейчас свет должен гореть только в раздевалке, - сплёвывает Салли, - найдём.
  Они крадутся мимо огороженных загонов, смердящих ям и длинных рядов бочек. Чёртовы скотобойни кажутся Солу бесконечными - за очередным ангаром всегда вырастает следующий, такой же тёмный и пахнущий запёкшейся кровью.
  - Пришли, - дёргает его за рукав Чёрный Салли. Другой рукой он указывает на деревянное здание в два этажа высотой. Окна подмигивают жёлтоватым газовым светом, в них то и дело мелькают мужские силуэты.
  - Ставим мины под дальний правый и нижний левый углы, - шепчет Сол. Вообще, в подрывном деле он не смыслит ровным чётом ничего, но такая расстановка кажется ему логичной. Была мысль швырнуть одну из мин внутрь через окно, но окажись потолки высокими, а комната - просторной, взрыв оказался бы просто дорогим фейерверком.
  - Смотри-ка что я нашёл, - Краб стоит чуть позади у трёх бочек, приставленных к стене котельной.
  - Чего там? -Чёрный Салли корчит недовольную гримасу, подходя к чичестеру.
  - Керосин, - криво ухмыляется тот. Можно плеснуть на стены. Добавить огоньку.
  - Хорошее дело, - кивает Салли, одобрительно хлопнув по плечу Краба. - Только не на стены. Ещё услышат. На землю под самый краешек. От взрыва загорится, а дальше эта деревяшка сама займётся. Жонглёр, ты к левому углу, я к правому. Краб, ты займись керосином. Только тихо, понял?
  Они расходятся. Эд устанавливает свой ящик, аккуратно разматывает фитиль. Изнутри доносятся хриплые голоса - пара мясников совсем рядом, прям за стенкой.
  - Это что ещё за блоха?
  - Крысёныш пытался залезть в бочку с солониной.
  - И на кой чёрт ты притащил его сюда? Всыпал бы и выкинул за ворота.
  - Чтобы опять залез?
  - Надо бить так, чтоб лезть уже неповадно было. Ты что, не женат?
  Настороженный разговором, Эд ползёт вдоль стены к низкому подоконнику. Осторожно приподнявшись у угла рамы, он заглядывает внутрь.
  В небольшой каморке на стене висит керосиновая лампа. В её свете видно, как два здоровых парня стоят над лежащим на полу ребёнком лет шести. Не угадаешь, мальчик это или девочка, настолько грязный и оборванный он.
  Мясник пониже с уродливой дырой вместо левого глаза пожимает плечами.
  - Не. Моя невеста умерла от чумы, пока я служил на Суллоне.
  - Ты что служил? Не ври! - хохочет второй, хлопнув себя по массивному брюху.
  - Чёрта бы мне врать? Меня продал на корабль родной отец, чтобы расплатиться с карточным долгом. Мне тогда чётырнадцать было. Моя Пеги обещала ждать... Дождалась.
  - Скажи спасибо, что сам живой вернулся. И почти целый, при ногах и руках. А глаз - это что. Глаза два.
  Низкий набычивается:
  - Что-то ты со своими расставаться не спешишь...
  - Ну-ка тихо! - суёт ему под нос здоровенный кулак второй. - Лучше давай думать, куда денем твоего крысёнка...
  Эд колеблется всего мгновение. Оборвав фитиль своей мины почти под край, он выглядывает из-за угла. Чёрный Салли и Краб уже закончили - они ждут его сигнала. Эд махает рукой, Салли достаёт трут и огниво.
  Где-то внутри, кто-то рассудительный с ужасом кричит Эду, что его план - чистое самоубийство, только Эду некогда слушать 'глас разума'. Времени слишком мало.
  Вернувшись к своей мине, он распрямляется, с силой швырнув кусок кирпича в окно. Звон стекла сопровождается ругательствами мясников, которые становятся только громче, когда Эд запрыгивает на подоконник.
  - Чичестер! - орёт одноглазый. Эд тут же валит его, со всего маху залепив дубиной в висок. Второй достаёт Сола кулаком в челюсть - удар такой, что в глазах на секунду темнеет. Эд отвечает вслепую, попав мяснику по руке. Тот вопит, отпрыгивая. Второй удар, уже выверенный, идёт в голову. Мясник отскакивает, затем разворачивается и распахнув дверь, выбегает из комнаты. Сол его не преследует - подхватив ребёнка, он невероятным прыжком выскакивает за окно.
  Взрыв прижимает Эда к земле, сдавливает уши. Ребёнок в его руках испуганно кричит. Поднявшись, Сол ползёт к мине, чиркает зажигалкой. Упрямая поделка китайцев никак не желает загораться - только на четвёртый раз вспыхивает язычок пламени и фитиль, дымя и плюясь искрами, загорается. Эд, подхватывает ребёнка и бросается прочь так быстро, как только может.
  Его мина взрывается одновременно с той, что заложили на воротах. Через мгновения сквозь крики раненых и треск пожара слышатся дикие вопли чичестеров. Сол прислоняется к стене, парнишку в его руках бьёт крупной дрожью.
  - Тише, тише, - шепчет Эд, не замечая даже, что говорит по-русски. - Всё хорошо.
  Он бежит к воротам, стараясь избегать освещённых пожаром участков, держаться в тени зданий. У развороченного взрывами дома уже завязалась жестокая драка: чичестеры избивают оглушенных взрывом мясников. Над воплями дерущихся необычайно громко звучит голос Медного Когтя.
  - Уиншип! Уиншип, ты слышишь меня, коровья башка?! Это я, Нодж Однад! Я пришёл научить твоих парней вежливости!
  Эд пробегает через выбитые взрывом ворота, ставит ребёнка на землю.
  - Дружище, - легонько трясёт он парня за плечи, - дружище, ты как - цел?
  Мальчишка смотрит на Эда широко раскрытыми от ужаса глазами. Подбородок его мелко трясётся.
  - Где твои родители? - продолжает допытываться Эд. Времени у него в обрез. Нужно успеть засветиться в драке, чтобы не разозлить Когтя. Мальчишка весь трясётся, похоже, он напуган до смерти.
  - Где твой дом? Ты сможешь сам дойти туда?
  Слабый кивок. Сол скептически цокает языком, но всё же вынужден удовлетвориться этим.
  - Беги, - подталкивает он мальчишку. - Беги, пока не попал в ещё большие неприятности.
  Снова кивок. Эд разворачивается, оглядываясь по пути - свою дубину он выронил сразу после взрыва, нужно найти какое-то оружие.
  - Эй, - вдруг окликает его тонкий голосок. Оглянувшись, Эд видит мальчишку, отбежавшего шагов на десять и там остановившегося.
  - Чего? - спрашивает он удивлённо.
  - Как тебя зовут, чичестер? - неожиданно серьёзно спрашивает ребёнок.
  - Эдвард Сол. И я не чичестер, - больше разговаривать некогда. Развернувшись, Эд бросается назад, туда, где бушует кровавая драка.
  
  * * *
  Спустя два часа чичестеры уже празднуют победу в 'Королевском Орле'. Среди них есть несколько человек с синяками и ссадинами, но у большей части нет ни царапины. Парни пьют, горлопанят и громко смеются. Женщин в зале нет - видно, по этому поводу у банды особое правило. В дневнике Алины о чичестерах написано мало, так что это - всего лишь догадка Эда.
  Он старается держаться особняком - общий кураж его не привлекает. С этими ребятами нужно упиться вусмерть, может даже подраться с кем-то на кулаках... Нет, это всё не для него. Перед глазами у него до сих пор стоит освещённая пламенем пожара картина, где мясников, ослепших, обгоревших и полузадушенных от дыма, избивают палками и камнями. Чёрта с два это была честная драка! Избиение, жестокое и беспощадное, вот что это было. Сколько человек закончило свой жизненный путь в эту ночь? Не один и не два. Только взрыв и огонь наверняка унесли нескольких. А те, кому повезло пережить и их и дубинки чичестеров, наверняка очнуться с поломанными костями, выбитыми зубами, разорванными лицами.
  - Э, жонглёр, - чья-то тяжелая лапа выхватывает его, разворачивая. Парень с разорванной ноздрёй смотрит на Эда тяжелым взглядом. Сол уже знает, что в банде этого верзилу зовут Агнец, иногда, после особых зверств им учиняемых уважительно прибавляя 'Божий'. Только на глазах Эда он жестоко забил троих мясников. Забил бы и больше, но сломалась дубина.
   - Тебя мистер Однад зовёт. Давай, шевелись!
  Они прокладывают себе путь сквозь колышущуюся толпу, пахнущую кровью, потом и алкоголем. Кто-то ободряюще хлопает Эда по плечу, другой суёт ему в руку стакан дешёвого виски, требуя с ним выпить. Агнец распихивает особо надоедливых, угрожающе ворча. Наконец, они пробираются в дальний угол, где за своим столом восседает Медный Коготь. Перед ним высокая винная бутылка и серебряная тарелка с жареным окороком.
  - Садись, - указывает он двузубой вилкой на стул слева от себя. Эд не заставляет себя упрашивать.
  - Твои адские машины сработали хорошо, - Нодж отрезает кусок окорока потемневшим серебряным ножом. - Было бы их четыре и моим парням вообще не пришлось бы работать.
  Чичестеры, собравшиеся вокруг стола, взрываются одобрительными возгласами. Сол молчит. Слишком хорошее начало, чтобы расслабится.
  - Чёрный Салли рассказал, что у вас была какая-то заминка, - продолжает Однад. - А Краб видел, как ты убегал к воротам и тащил с собой что-то большое. Что ты тащил, жонглёр?
  На лице Эда проступает кривая ухмылка. Ожидаемо. Глупо было надеяться, что его похождения останутся незамеченными. Наверняка Коготь приказал Салли приглядывать за своим новоявленным алхимиком.
  - Двое мясников поймали какого-то мальчишку. Лет десяти, - спокойно объясняет Сол. В правде, на его взгляд, нет ничего такого, что может рассердить Однада. - Взрыв бы отправил мальца прямиком на небо. Я его вытащил.
  Нодж вскидывает бровь.
  - Да неужто? Какой благородный поступок. Церковникам бы понравилось.
  -Не думаю, что церковникам нужно знать о том, что случилось на скотобойнях, - Эд всеми силами старается сохранить спокойный вид. Медный коготь играет с ним, издевается. А может - проверяет на прочность.
  Однад отправляет в рот приличный ломоть жареной свинины, запивает его вином из допотопного кубка, помятого и покрытого чёрными пятнами.
  - Хорошо, если так, - кивает он. - Главное, не забывай, алхимик, что от моего глаза ничего не спрячешь. Вздумаешь плести против меня - умрешь. Медленно и в муках.
  Эд не отвечает. Ответить на угрозу можно только ударом. Всё остальное - бессмысленная клоунада.
  - Свою часть ты исполнил, - продолжает Нодж. - И я от своей отказываться не буду. Теперь ты с нами, жонглёр. Но Королевского орла на жилетку ты не получишь. Это - привилегия коренных олднонцев. В остальном же, ты будешь своим среди чичестеров. Жить будешь здесь. Платить тебе буду я. За каждое дело, в котором будешь участвовать. Будешь делать порох для ружей и пистолетов - буду покупать за честную цену. Всё понял?
  - Понял.
  - Тогда иди.
  Эд проталкивается сквозь толпу, выбираясь к выходу. Всё, что ему сейчас хочется - это глоток свежего воздуха. Смрад в 'Королевском Орле' стоит такой, что хоть топор вешай. Остановившись на убогом крыльце, Сол достаёт из кармана пачку. Вообще, он решил, что стоит бросить, раз уж обстоятельства располагают, но сейчас перекурить просто необходимо. Последняя, сломанная пополам сигарета выглядит неутешительно.
  - Ещё одна алхимическая штука? - Чёрный Салли застаёт Эда врасплох. Инстинктивно отшагнув в сторону, он резко оборачивается.
  - Не делай так больше, - говорит он хмуро, узнав товарища по набегу.
  - Я тебя не боюсь, жонглёр, - оскаливается щербатыми зубами Салли. - А вот тебе стоит бояться. Медному Коготю может и понравились твои фокусы, но Медный Коготь нам не хозяин, а мы ему не шавки. И многим в банде не нравится, что с чичестерами бродит чёртов иностранец.
  - Это угроза? - Эд не мигая смотрит в глаза собеседнику. Через несколько секунд Салли становится неуютно, он отводит взгляд и громко прокашливается.
  - Я тебя просто предупреждаю, жонглёр. Почаще оглядывайся.
  - Я запомню, - кивает Сол.
   Чёрный Салли сплёвывает, переминается с ноги на ногу и, наконец, возвращается к своим, оставляя Эда в одиночестве. Он снова смотрит на пачку, которую до сих пор держит в руке.
  - Папиросной бумаги у них точно нет. Надо трубкой разжиться, что ли... - вздыхает он.
  - Старик Лемори делает хорошие вишнёвые трубки, - доносится из темноты тонкий голосок, женский, а скорее даже - детский. Эд сжимает зубы.
  - Проходной двор, - бормочет он, после чего обращается в сторону подворотни. - Кто там?
  - Это я, - раздаётся в ответ. - Подойди, дело есть.
  - Хороший ты парень, - хмыкает Эд, надеясь, что голос принадлежит всё-таки мальчику. - Я не хочу получить дубиной по затылку.
  - До твоего затылка я не дотянусь. Ты здоровый, как огр. Лучше побереги яйца.
  Эд улыбается. Ну что - вариант конечно рисковый, но голос и правда кажется знакомым, а единственный здешний ребёнок, с которым Сол разговаривал - это мальчишка со скотобоен. Если это он, то вроде как зла на Эда держать ему не за что.
  - Сразу предупреждаю, - говорит Эд, шагая в темноту, - денег у меня нет.
  - Сойдут и ботинки, - голос паренька слышится совсем рядом. - Иди, не останавливайся. Мы же не хотим, чтобы нас вся чичестерская банда слушала.
  - А что, дело серьёзное? - шутливо интересуется Эд. Под ногой что-то неприятно чавкает.
  - Вот дерьмо, - бормочет он. Мальчик хихикает:
  - Не, это цукини. Правда, уже хорошенько подгнивший.
  - Какое облегчение, - Эд шаркает подошвой, пытаясь счистить с неё налипшее. - Ладно, стой. Чего хотел?
  - С тобой хотят поговорить.
  Эд незаметно достаёт из кармана зажигалку, быстро щёлкает. Мальчик, стоящий от него в паре шагов испуганно прикрывает глаза ладонью. Да, это тот самый ребёнок, которого Эд вытащил со скотобойни.
  - Убери! - возмущённо шепчет он. - Нас заметят!
  - Хорошо, хорошо, - Эд прячет зажигалку. - И кто же такой хочет со мной поговорить? И, самое главное, зачем?
  - Я не могу сказать. Мне только сказали привести тебя на место.
  - А с чего бы мне за тобой идти?
  - Ну как же, - в голосе мальчишки слышаться удивление и обида. - Ты меня от смерти спас. Я тебе помочь хочу.
  Сол делает глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями.
  - Может, ты мне всё-таки скажешь? Знаешь, мне трудно тебе довериться вот так...
  - А зачем тогда ты меня спасал?
  Вопрос по эффекту сравним с крепким ударом в челюсть - проходит секунд десять прежде чем Эд отвечает.
  - Грех на душу брать не хотел.
  - Не взял грех, взял душу, - детский голос звучит пугающе серьёзно. - Если я вернусь один, меня точно убьют.
  Сол задумчиво скребёт бороду. Малец, конечно, привирает насчёт 'убьют', но и по голове его точно не погладят. Жизнь беспризорника и в цивилизованном двадцать первом веке стоит недорого, а в этом жутком клоповнике - и того меньше. Всыпят на орехи, кулаками и палками, а если разойдутся и убьют ненароком - никто даже не пожалеет.
  - Если всё это, - задумчиво произносит Сол, - плод моего воображения, то насколько же сильно я болен?
  - Чего? - удивлённо переспрашивает мальчишка. Эд мотает головой, разгоняя непрошеную рефлексию.
  - Да так. Как тебя зовут?
  - Спичка.
  - М-да, - усмехается Эд. - Это прозвище. А имя у тебя есть?
  - Имя? Наверное, есть - только я его не знаю. Так ты что, идёшь?
  Сол вздыхает. В конце концов, с чичестерами перспектива у него не самая радужная. Будет клепать пироксилин, пока не взорвётся от случайной искры или не получит дубиной в висок в очередном набеге. Стоит задуматься о смене покровителя.
  - Давай сделаем так. Ты посиди пока здесь. Пусть ребята в 'Королевском Орле' как следует напьются. Когда вечеринка станет затухать, я выйду к тебе. Тогда и двинемся. Хорошо?
  Какое-то время мальчишка не отвечает. Эд начинает даже сомневаться, здесь ли он.
  - Ладно. Я тебя тут ждать буду.
  
  Глава четвёртая
  Монстр из Старой Пивоварни
  
  Свет газовых фонарей, бледный и дрожащий, словно растворяется в темноте, неспособный одолеть ночную темноту. Всё что он даёт - слабые ореолы вокруг с Влажный, полный тяжелых ароматов воздух поглощает звуки как губка: Эд едва может расслышать звук собственных шагов. Спичка идёт немного впереди, тихонько насвистывая незамысловатую мелодию - его совершенно не беспокоят ни темнота, ни сырость. Дома вокруг все как один тёмные - даже случайного огонька не пробивается сквозь закрытые ставни.
  - Где это мы? - спрашивает Сол негромко. Спичка перестаёт насвистывать, удивлённо оборачивается.
  - Заблудился? Это Мэдчестер-стрит.
  - Я не местный, - непроизвольно оправдывается Эд, хотя название кажется ему знакомым
  - Ну так и что? - удивляется мальчишка. - Все знают Мэдчестер-стрит.
  - Может и все, - Эд играет желваками, пытаясь вытащить из памяти нужный кусок. - А мост, который мы прошли, как называется? Адмиральский?
  - Он, - довольно кивает Спичка. - Узнал?
  - Догадался. Погоди-ка.
  Они останавливаются. Спичка, ростом чуть больше метра, смотрит на Эда, запрокинув голову.
  - Чего?
  - Ты меня в Старую Пивоварню ведешь, так ведь?
  Мальчишка улыбается. Переднего зуба у него не хватает. Хочется верить, что выпал молочный.
  - А ты соображаешь. Пойдем, - улыбка исчезает с лица. - Он ждать не любит.
  Эд понимает, кого имеет в виду Спичка. И от этого понимания ему становится немного не по себе.
  - Лучше бы ты сразу мне сказал, - говорит он веско. Спичка пожимает плечами:
  - Ты бы не пошёл.
  - Я и сейчас ещё могу уйти, - Эд в этот момент действительно размышляет о том, не лучше ли вернуться в 'Королевского Орла'.
  - Не. Уже не можешь, - вдруг заявляет мальчишка. Вид у него слегка виноватый. Эд оглядывается. Улица кажется пустой, но темнота и туман надёжно укрывают её закоулки и повороты. Они со Спичкой доходят до небольшого паба, уже закрывшегося, за которым сворачивают в узкий переулок.
  - Крысиный тупик, - шепчет Сол. Увидеть живьём этом место, так подробно описанное Алиной для него что-то вроде откровения. До того он лишь косвенно осознавал связь места, в котором оказался со снами своей жены. Теперь это была уже не связь - это были ворота, широко распахнутые и неумолимо затягивающие. Покрытые плесенью стены, кислый запах помоев, грязь под ногами, едки, обжигающий ноздри туман - зарисовка из чужого дневника становилось объёмной, реалистичной. Настолько реалистичной, что сердце в груди словно сжалось, замерло.
  Впереди, хищным мертвецом нависает Старая Пивоварня: выбитые окна, обвалившаяся штукатурка, щербатая кладка. Тяжелые деревянные ворота висят на позеленевших бронзовых петлях. Строки, написанные рукой Алины, против воли встают перед глазами.
   Только в самых жутких кошмарах я посещаю это место. Ужас и отвращение, которое внушает Старая пивоварня, уступают только Заколоченным кварталам, где Красная Смерть властвует безраздельно.
  В этом месте не любят света - темнота властвует здесь почти безраздельно. Редие свечи и лампы выхватывают из неё картины ужасные и отвратительные. Переполненные людьми комнаты, где не разобрать даже, кто жив, а кто мёртв. Заколоченные двери, из-за которых слышатся стоны умирающих от заразы. Могилы, выкопанные прямо в полу или трупы, ожидающие погребения так долго, что разложение сделало их неузнаваемыми. Мерзкие колдуны, проливающие кровь мелких зверей и птиц на рисованные мелом символы Арканы. Головорезы Гвардии Филинов, от зверств и жестокости утратившие людской облик... И самый ужасный из всех - тот, кто обитает на самом дне этой преисподней. Рипперджек.
  Спичка двумя руками тянет тяжелую бронзовую ручку. Створка ворот с жутким скрипом поддаётся. Из открывшейся щели дохнуло парким, тяжёлым духом. Сера, аммиак, мускус - словно там, в темноте, не жильё, а свалка. Спичка ныряет в проём, Сол же замирает на пороге, не решаясь сделать шаг. Дело не в страхе. До того всё происходящее казалось ему не более чем галлюцинацией, пусть и затянувшейся. А теперь... Казалось, за этим прогом лежит иная реальность, рождённая уже не его, а чужим разумом. Разумом, чьи сны рождают чудовищ.
  - Эдди, ты идёшь? - раздаётся из вязкого сумрака голос мальчишки. Сол кивает, делая решительный шаг.
  - В любой ситуация есть своя логика, - говорит он Спичке. - Скрытый смысл.
  - Не понимаю, - искренне признаётся ребёнок.
  - Не обращай внимания, - отвечает ему Эд. - Это я так.
  Они проходят по огромному холлу, закутанному в глубокий мрак. Границ его не видно, но слышно, как кто-то шевелится - десятки живых существ, поглощенных своими, странными делами. Над головой мелькают слабые огоньки лучин и сальных свечей, словно те, кто несёт их, передвигаются на бесшумных, как у сов, крыльях. Скорее всего, холл идёт через все этажи, до самой крыши, а свет горит на террасах и лестницах, ведущих на отдельные ярусы этого странного дома.
  .Как Сол и ожидает, Спичка ведёт его вниз, в катакомбы. Здесь ещё меньше света и почти нет воздуха - жуткая взвесь, которая висит здесь, оседает на гортани шершавой плёнкой, вызывая приступы кашля. В руках мальчишки неизвестно откуда появляется небольшой фонарь, дающий слабый, рассеянный свет шага на три не больше.
  Эд заворожен картинами, которые свет открывает ему. Так, наверное, чувствует себя подводник, впервые опустившийся на глубину 'вечной темноты' - настолько чужими кажутся эти краткие образы. Бледные, сутулые фигуры, жуткие лохмотья вместо одежды, выпученные, мутные, как у рыб, глаза. Обитатели подземелья избегают освещенного круга, но в то же время провожают идущих долгими, пристальными взглядами. Взглядами отнюдь не дружелюбными.
  - Не бойся, - шепчет Спичка. - Подземные нас не тронут. Джек не позволит.
  - Скорее, страх перед ним. Сам он вряд ли успеет прийти к нам на помощь.
  Спичка бросает на Сола удивлённый взгляд.
  - Джек и страх - одно и то же, - говорит он так, будто повторяет что-то самоочевидное.
  Они опускаются всё ниже. За очередным поворотом вдруг оказывается освещённая комнатка. Под небольшой масляной лампой прямо на земле сидят двое жилистых, лохматых мужчин. На них грязная и заношенная одежда, а грубая кожа покрыта множеством шрамов. У одного на месте глаза - зияющая рана, похоже, не заживающая уже не первый месяц. Нижняя челюсть второго раздроблена до полной бесформенности - срасталась она явно как попало, и теперь бедолага едва ли может внятно говорить.
  - Я этого... ахлимика привёл, - говорит им Спичка, потушив фонарь и повесив его на крюк, вбитый в стену.
  - Пусть заходит, - скрипит одноглазый. - Ты здесь жди.
  Мальчишка кивает и тут же усаживается на пол, прислонившись спиной к стене. Эд бросает на него вопросительный взгляд. Спичка кивком указывает ему на низкую, широкую дверь дальней стене отнорка. Эд кивает в ответ, идёт к дверям. С его ростом придётся сильно наклониться, чтобы попасть внутрь.
  - Эй, дылда! - окликает его одноглазый. Эд оборачивается. - Помолись своему богу. В эти двери зашло гораздо больше народу, чем вышло.
  - Знаю, - Сол разворачивается и тянет за ручку. Дверь поддаётся неожиданно легко. Внутри - кромешная темнота, свет снаружи будто встречает невидимую преграду, не в силах пройти сквозь дверной проём. Ноздрей касается острый запах, вроде того, какой стоит в бродячих зверинцах у клеток хищников. Эдвард входит внутрь, закрывает за собой дверь. Теперь тьма вокруг абсолютна - отчего словно оживает, начинает шевелиться, дышать.
  - Ты пахнешь далёкими местами, - голос Рипперджека мощный и рокочущий, но вместе с тем вкрадчивый, словно мурлыканье гигантской кошки. - Гораздо более далёкими, чем даже те, откуда пришёл я.
  Эд молчит, пытаясь угадать, где его собеседник. Голос Рипперджека заполняет собой всё пространство вокруг, звучит отовсюду - и ниоткуда, точно рождается в голове Сола.
  - Ты мастеришь мины для чичестеров, алхимик.
  - Знаю, - кивает Сол. Алина рассказывала, что ни разу не видела Джека, только слышала рассказы о нём. Рассказы жуткие и неизменно связанные со смертью. Его жертв находили в домах и на улицах, расчленённых, словно на бойне. Сколько их было - точно не могла сказать даже Стража.
  - Ты сильно разозлил Уиншипа.
  Лица касается чьё-то горячее дыхание. Эд понимает, что Джек стоит прямо перед ним, протяни руку - и коснёшься его.
  - Он найдёт тебя и убьёт. Медный Коготь не сможет тебя защитить.
  - Почему? - Сол стоит не шевелясь.
  - Потому что Медный Коготь - всего лишь человек. В отличие от Мясника Уиншипа.
  - И в отличие от тебя, так? - страх медленно отступает. С первых фраз ясно, что великий и ужасный Рипперджек заинтересован в скромной персоне Эдварда Сола. Заинтересован настолько, что собирается вести своего рода торги. А когда ведешь торги с кем-то более сильным, важно не сдаться сразу, не позволить взять себя даром. Главное - не перегнуть палку. В этой ситуации, такая ошибка может стоить жизни.
  - Да. И я намерен воспользоваться тобой, пока ты всё ещё жив, - голос Джека становится громче, сжимая голову Эда стальными тисками. - С этого дня будешь делать бомбы для моей Гвардии. Или станешь кормом Подземных.
  - Кормом не хочу, - шутка выходит натянутой, но Эд всё же чувствует некоторое облегчение. - А как быть с Уиншипом?
  - Как быть? - взрыкивает Джек. - Рано или поздно кто-то из вас убьёт другого. Уиншип не забывает своих врагов.
  - Что я получу, если буду работать на тебя? - спрашивает Эд, заранее предвидя ответ. Ожидания целиком оправдываются.
  - Я тебя не убью.
  - Значит, убьёт Уиншип.
  - Или ты убьёшь его. Если будешь готов. Может быть, ты даже убьёшь меня. Но не сейчас. Сейчас - ты не воин, а еда.
  - Я не воин, - Эд делает глубокий вдох. - Я алхимик.
  Джек молчит. Сол больше не чувствует его дыхания - монстр отступил вглубь комнаты. Эд вздрагивает - в голове, словно вспышка, рождается озарение.
  - Ты ведь знаешь, - говорит он, - что я пришёл из другого мира?
  - 'Сквозь стену сна, в кошмаров край и грёз, - рычание Рипперджека звучит гипнотически, бархатно, - где мысли обретают плоть, навеки поймана'. Строки Рива де Лиша, поэта и еретика.
  - И ты знаешь, что я не первый?
  - Не первый, - рокочущим эхом откликается голос.
  - Тогда ответь на мой вопрос. Девушка. Алина. Ты встречал её? - после этих слов Эд замирает. Ответ может многое изменить для него. Монстр не торопится с ответом.
  - Девушка, - утробно ворчит он. - Я не видел её. Но слышал. Недавно.
  - Ты расскажешь мне? - собственная дерзость мало беспокоит Сола. Тяжелый, угрожающий рык заставляет его вздрогнуть и отступить.
  - Я не помогаю людям, - после этих слов повисает тишина, такая глубокая, что стук собственного сердца кажется Эду оглушительным. Он боится, что Рипперджек не произнесёт больше ни слова. Но проходит несколько мучительно долгих мгновений...
  - Но я заключаю сделки.
  Слышится странный шорох, словно кто-то расправляет кожаный плащ.
  - Ты будешь делать для меня бомбы. Я найду твою девушку. Ты исполнишь для меня одно особое дело - и тогда я укажу тебе, где она.
  - Что за дело? - Эд знает, что согласия его не требуется. Независимо от его желаний, сделка уже заключена. Сильные не терпят условий. И всё же, он спрашивает. Предупреждён - значит вооружён.
  - Узнаешь, когда придёт время, - ещё один предсказуемый ответ. Сол кивает, не сомневаясь, что темнота не мешает Джеку его видеть.
  - Этот разговор окончен, - заключает монстр. - Уходи. Об остальном тебе расскажут наверху.
  
  * * *
  Эд устало стягивает перчатки и бросает их в таз под ногами. Настроение у него - так себе. Уже больше недели он бьётся над получением фенола из каменноугольной смолы - единственный способ, для которого не требуется промышленного оборудования и сложных веществ в качестве сырья. Достаточно простой процесс имеет всего один недостаток - фенол получается очень грязный, с большим количеством примесей, а очистить его пока не удаётся.
  Широко распахнув окно, алхимик Гвардии Филина наконец позволяет себе снять маску. Фенол - не самое полезное вещество на свете, особенно, когда в качестве фильтра используешь простую тряпку. Бросить всё к чёрту - эта мысль всё отчётливее вырисовывается в его голове. Вот уже месяц прошёл с его появления здесь - и что хорошего произошло с ним за это время? Туманное обещание Рипперджека указать на след Алины? Кто знает, может быть он врёт и ничего о ней не слышал! Конечно, была в этом вопросе и иная, отрезвляющая сторона. Бежать от филинов и Рипперджека было нереально, к тому же, за дверями дома на Мэдчестер-стрит, куда поселили Эда, его наверняка поджидали чичестеры и мясники.
  Фенол был нужен Солу для получения пикриловой кислоты, более известной в народе как шимоза или мелинит. Этой взрывчаткой Эд планировал заменить более простой, но и более капризный пироксилин, которым сейчас снабжал Гвардию Филина. Дело в том, что с него требовали не столько мин, сколько патронов, а пироксилин в качестве ружейного пороха был слишком капризен. Пара стволов уже взорвалась в руках гангстеров, куда больше патронов не сработали или сработали плохо из-за сырости или пересушивания. Нужна была альтернатива. Для патронов шимоза была не лучшим выбором, но, занимаясь фенолом, Эд убивал сразу двух зайцев. Каменноугольная смола была побочным продуктом сжигания кокса, так что, покупая её, Сол заодно пробил возможность отлива из чугуна сферических корпусов. Штамп для литья он сделал сам, из гипса. В итоге, в его распоряжении оказался десяток чугунных шариков, полых внутри - будущих гранат. В качестве детонатора Эд предполагал использовать гремучую ртуть - получить её было достаточно легко, к тому же, необходимым компонентом реакции был этанол, что несколько скрашивало серые будни - дистиллировал его Эд из местного виски.
  Пока не будет фенола, не будет и шимозы. Для пробы Эд сделал одну гранату с пироксилином, но особых иллюзий на её счёт не питал. Так, проверить работу детонатора.
  В дверь осторожно стучат. Надев маску, Сол подходит к дверям. За порогом лаборатории - Спичка. Вид у него взбудораженный.
  Все прошедшие недели мальчик жил с ним в одном доме, выполняя мелкие поручения и бегая в качестве посыльного. Они с Эдом были не единственными обитателями дома - были ещё двое филинов охраны и скрюченная пополам старуха, которую Спичка и филины звали Бабуля Таттерс, судя по всему - домовладелица. Гангстеры целыми днями просиживали на кухне, играя в кости и подворовывая продукты. Старуха днём где-то пропадала, готовила и убирала по ночам. Пару раз Эд сталкивался с ней - бабуля бормотала что-то невразумительное, делала странные жесты и жутко воняла. На Эда она тогда посмотрела с недоверием и интересом, вопросов не задавала, только бормотала что-то про 'старые добрые деньки'. Надо сказать, что и Спичка, и гангстеры боялись её как огня, упорно не желая назвать Эду причины своего страха.
  - Что там? - сухо интересуется Эд. Спичка вытирает со лба пот грязной клетчатой кепкой, явно сшитой из обрывка ворованного тоскского пледа.
  - Эдди, там такое! Война!
  - С кем?
  - Не знаю, - пожимает плечами мальчик. - Кажется с канфрами. Сейчас на Рыбной площади читали королевский приказ. Будет коснскрипция. Говорят, вербовщики уже договариваются со стражей. Рейды, рейды, рейды, тут к гадалке не ходи!
  Эд прокашливается. От спичкиной болтовни у него в ушах зазвенит.
  - Погоди, малый, - он кладёт руку на плечо мальчика. - Ты же помнишь, что я тут человек новый. Расскажи толком, что случилось и чем это нам грозит.
   Спичка вздыхает:
  - Ну, ты совсем... иностранец, - заявляет он с досадой. - Что такое конскрипция, знаешь?
  - Это когда в солдаты забирают? - на всякий случай уточняет Сол. Спичка кивает:
  - Ну да. По нынешнему приказу - каждый десятый мужчина от четырнадцати до сорока лет. Понятное дело, можно откупиться: пять сотен паундов и ты снова вольный парень. Только за пятьсот паундов можно дом на Восточном краю купить. Ну ладно, на восточном нельзя. А вот на западном - очень даже можно.
  - А разве сыновья богатых не идут в офицеры?
  - Ну ты сказал! В офицеры идут только благородные. Конторщикам и фабрикантам дороги в армию нет. Только рядовыми, если кому жить надоело.
  - Добро, - кивает Сол. - А что за рейды?
  - Вербовщики, - заявляет Спичка со значительным видом. - Добровольцами в армию мало кто идёт. А уж во флот - так тем более. Потому, для пополнения рядов у короля есть специальные люди. Ходят по домам, обычно ночью, вышибают двери, ищут подходящих в солдаты мужчин. И если у тебя откупной нет или там ноги, руки или обоих глаз - считай что тебя уже забрили. Ребята серьезные, драться не дураки. Даже банды от них откупаются - дают рекрутов, сколько те попросят.
  Эд задумчиво почесал бороду. Если Спичка не привирает, то дело, конечно, дрянь.
  - Что, и филины тоже?
  - Не, - Спичка мотнул головой. - Филины на время призыва собираются в Старой Пивоварне. Туда вербовщики не суются. А что это у тебя?
  Он попытался проскользнуть мимо Эда в комнату, но тот перекрыл ему дорогу.
  - Не суйся. Отравишься.
  - Ты же не травишься! - возмутился мальчишка, отступая.
  - Я маску ношу. Лучше скажи - нам что, тоже в Пивоварне прятаться придётся?
  Спичка пожал плечами, смешно выпятив нижнюю губу.
  - Не знаю. Будем ждать.
  Ждать долго не пришлось. К закату к охране Эда прибавляется ещё пятеро угрюмых парней, окна закрываются ставнями, а обе двери основательно баррикадируют. Когда Сол спускается на шум, долговязый мужик с длинными рыжими бакенбардами и уродливо перебитым носом вручает ему увесистую дубину с удобной, обмотанной кожаным ремнём рукоятью.
  - Возьми-ка. И держи при себе.
  Этой ночью на Мэдчестер-стрит шумно. Слышно, как чем-то тяжелым колотят в двери, как визжат женщины и бранятся мужчины. В щелях закрытых ставен мелькали рыжие отсветы открытого пламени, несло горелым дёгтем. Эд не спал - чутьё подсказывало, что и его дом не обойдут вниманием.
  В двери стучат.
  - Чужак, открывай, - это голос одного из филинов. Эд отодвигает щеколду. Дубина у него при себе. В дверях - гангстер с перебитым носом.
  - Собирай что нужно, - времени на предисловия он не тратит. - Старшие сказали забрать все твои причандалы.
  - Что случилось? - хмуро осведомляется Эд. Этого носатого он не знал, и доверять ему не спешил. В этом городе у него друзей не было. Разве что Спичка... Хотя и Спичку ещё предстоит проверить.
  - Бунт, - гангстер оттопыривает нижнюю губу, показывая ряд гнилых, щербатых зубов. - Весь Западный Край полыхает. Говорят, началось с того, что Райтарк и Трок сдали вербовщикам своих тоскских и диларнийских работников. Чёртовы дикари устроили настоящую резню, отправив к праотцам целый отряд вербовщиков, да так разгулялись, что пошли громить всё, на что глаз упал. Святоша Уолзи бросил на усмирение бунтовщиков своих чёрных мундиров. Сейчас на Адмиральском мосту такая драка, что слышно на милю вокруг.
  Рыжий опасливо оглядывается через плечо, словно бунтовщики с гвардейцами уже стоят за его спиной.
  - Лучше нам убраться и поскорее, чужак.
  На улице в этот момент кто-то долго и протяжно кричит - такого страшного крика Эду ещё не приходилось слышать.
  - Спичка! - кричит он. Мальчишка тут же выскакивает из-за спины гангстера - видать ждал. Эд оглядывает спальню, прикидывая, что можно забрать, а что стоит оставить.
  - Мне нужны ящики. Чем больше, чем лучше. У старухи найдутся?
  - Дьявол её знает, - бросает Спичка. - Только я спрашивать не буду.
  Эд коротко матерится. Спичка повторяет пару слов, довольно кивая - до новых ругательств этот шкет всегда охоч.
  - Не стой, как столб! - прикрикивает на парня Эд. - Снимай с кроватей простыни, одеяла, тащи все тряпки, какие найдешь.
  Они спускаются в лабораторию. Прежде всего нужно забрать посуду и дистиллятор - эти штуки дорого стоят и долго делаются. Эд заворачивает пробирки и реторты в тряпье, которое ворохом приволок Спичка. Дальше - реагенты. Гремучая ртуть в небольшом пузырьке идёт Эду в карман. В соседний он суёт 'пробную' гранату. Стеклянная бутыль с азотной кислотой заворачивается в одеяло и обматывается бечевой.
  - Понесёшь ты, - Сол тычет пальцем в грудь носатому. - Смотри, если разобьёшь - она сожжёт твою кожу и выест парами нутро.
  - Я не понесу, - тут же отпихивает руку Эда гангстер. - В руки эту колдовскую дрянь не возьму.
  - Возьмёшь, - Эд уже вернулся к сборам и на носатого даже не смотрит. - Или будешь сам объясняться с Джеком.
  В ответ слышаться невнятные, очень тихие ругательства. Джек в качестве аргумента оказывается более чем весомым. С серной кислотой дело обстоит сложнее. Эд хранит её в свинцовой бочке. Сам по себе сосуд надёжный, но адски тяжелый.
  - Спичка, нам нужна тачка, - заявляет Сол, - или носилки. Что-то, на чём можно отнести эту дуру. Сам не иди, возьми с собой кого-то из парней.
  Парень кивает и пулей вылетает из комнаты.
  - Если тачка будет большая, туда же погрузим и эту, - указывает на бутыль с азотной кислотой Эд. Остальные реагенты занимают места куда меньше. Перемотав банки и кувшины тряпками, Сол складывает их в простыню и собирает в узел. Крики снаружи не утихают, а запах гари становится всё более ощутимым.
  - Тебя как зовут? - спрашивает Эд у гангстера, тревожно прислушивающегося к звукам с улицы.
  - Накнад. В банде кличут Красной Шапкой.
  - Это ещё почему?
  - Говорят, что как нос перебили, больно стал на гоблина похож, - криво усмехается гангстер. Эд улыбается в ответ.
  - Много они в гоблинах понимают. Сами-то хоть одного видели?
  Накнад смотрит на Сола непонимающе.
  - Да почитай половина Болотных Ангелов - гоблины или полукровки. Кто ещё согласится в канализации жить? Наши с ними каждый божий день дерутся, кроме только святого воскресенья.
  Эд вскидывает бровь, про себя отмечая ещё один момент, не описанный в дневнике жены.
  - Алина, Алина, - бормочет он по-русски, - как же мало ты знаешь про этот треклятый город!
  Вбегает Спича, весь в саже.
  - Нашли, - задыхаясь, выпаливает он. - Быстрее... Там такой пожар!..
  - Нехорошо, - замечает Эд, подхватывая узел с реагентами. - Накнад, зови парней. Давай грузиться и сматываться.
  Тачка стоит на заднем дворе - обычная одноосная, плоская, наверное Спичка утащил её у какого-то лоточника, торгующего овощами. Гангстеры с бранью и кряхтением громоздят на неё свинцовую бочку, докидывают остальные пожитки, хватают оглобли.
  Эдвард, как завороженный смотрит поверх крыши их дома. Небо со стороны Мэдчестер-стрит всё залито грязно-рыжим заревом. Похоже, горит не один десяток домов.
  - Давай, чужак, не стой столбом, - окликают его недовольно. Они волокут тачку по подворотням, двигаясь в сторону пивоварни. Хлопья сажи кружатся в воздухе, налипают на кожу, забиваются в нос. Воздух горчит и оседает в горле смолистой плёнкой.
  - Стоять! - Эд резко останавливается. - Нельзя нам в пивоварню.
  - Какого чёрта!? - Накнад набычивается, разминая челюсть. Похоже, он готов пару раз приложить строптивого алхимика.
  - Сам посмотри, Кранная Шапка! - Эд подхватывает дубину и обводит ей вокруг, поверх крыш. - Весь квартал в огне! Твоя пивоварня загорится, если не сейчас, так через минуту. Ты как хочешь, а я не хочу оказаться там, когда вся ваша братия полезет наружу.
  Слова эти заставляют гангстеров замереть на месте. Сомнения явственно проступают на их грубых лицах. Старая пивоварня всегда была им защитой, но сумеет ли он защитить от огня?
  - И куда нам тогда? - неуверенно спрашивает Накнад.
  - Подальше отсюда, - Эд указывает в сторону, где нет зарева. - Пока огонь нас в кольцо не взял. Лучше всего к реке.
  - На реке хозяева - Рассветные и Причальные Крысы. Нам вскроют животы раньше чем 'мама' сказать успеем.
  - Останемся тут - сгорим.
  Гангстеры колеблются. Первым преодолевает сомнения Спичка.
  - Эдди дело говорит, - заявляет он неожиданно веско. - Надо к реке. Там угони лодку и на ней пожар переждём. Или вообще за город поплывём.
  Неожиданная решимость мальчишки разрешает сомнения филинов. Они разворачивают тачку и поворачивают к югу. Отсюда до берега Зетмы - не больше километра по прямой, но идти по Мэдчестер или другой крупной улице никто не собирается.
  - Оставим бочку здесь, - решает Сол. - С ней мы далеко не уйдём.
  Гангстеров упрашивать не надо - они резво снимают емкость с кислотой, поставив её у стены. Теперь беглецы перемещаются почти бегом, с трудом вписываясь в многочисленные повороты узкие проходы между домами. Не проходит и пяти минут, как огонь преграждает им путь. Он движется поверх, перебрасываясь с крыши на крышу. Искры и угли падают сверху, заставляя повернуть. Ветер приносит дым, дышать становится тяжело.
  - Кто там?! А ну стой!
  Суровый окрик звучит слева от бегущих. Эд оборачивается и видит как в подворотню один за другим вбегают солдаты в незнакомых чёрных мундирах с белым шитьём. В руках хищно поблескивают короткие шпаги и темнеют пистоли. 'Епископальная стража', - вспоминается Эду. Алина описала их довольно подробно. В народе зовутся 'чёрные мундиры' - что-то среднее между испанской инквизицией и гвардейцами Ришилье.
  - Вот дьявол! - шёпотом ругается Спичка. Накнад даёт ему подзатыльник.
  - За угол! - орёт Эд, выхватывая из кармана гранату. Времени поджигать фитиль нет, остаётся надеяться, что от удара гремучая ртуть сдетонирует. Со всего размаху Эд запускает гранату в стену над головами гвардейцев. Те бросаются в стороны, филины, оставив тачку, прячутся за поворотом.
  Граната глухо ударяется о доски стены. Ничего не происходит.
  Эд бросается за угол, уже не от взрыва, а от пуль. Граната в этот момент палат на землю. Точнее - на кусок кирпича, кем-то здесь брошенный.
  От взрыва у Эда закладывает уши. Свист осколков и крики раненых он слышит словно сквозь вату.
  - Дальше, дальше, дальше! - вопит он, не прекращая движения. Сейчас ему наплевать, идут за ним или нет. Только через минуту дружный топот за его спиной пробивает звон, стоящий в ушах. Они пробегают так ещё несколько домов, пересекают небольшую улочку, снова ныряют в подворотни, поворачивают...
  Наконец, после целой вечности отчаянного бегства, Эда жестко хватают за плечо.
  - Стой, чужак. А то в воду свалишься.
  Эд с удивлением видит, что стоит почти у края выложенной камнем набережной. Внизу, метрах в трёх, плещется вода.
  - Спичка, - слышится голос Накнада. - Найди нам лодку. Живо!
  
  * * *
  Вода в Зетме больше похожа на нефть - жирная, остро пахнущая, с радужными разводами на поверхности. Сол рассматривает её меланхолично - сил не осталось даже удивляться. Левый берег раскрашен оранжевым. Огонь распространился на несколько кварталов - тушить его уже нет смысла, нужно рушить здания на его пути, не дать распространиться дальше. Лодок на реке должно быть сотни - крупных и мелких, до отказа набитых людьми.
  - Я не я буду, если речные банды не решат откусить от этого пирожка, - бормочет Накнад. - Смотрите в оба, парни.
  - Может, пристанем к тому берегу? - осторожно спрашивает Спичка, показывая на правый берег, свободный от пожара. Эду такая идея кажется логичной.
  - Чёрта с два! - презрительно отрезает Красная Шапка. - Смотри внимательней, коротышка. У всех пирсов дежурят бобби. Это чтобы беженцы не устроили на правом берегу ещё один бунт. Сунемся - отведаем дубинки или даже пули. Я считаю так - болтаемся пока тут. Всё равно идти нам некуда. Будем ждать, пока пожар кончится.
  - Ты тут неделю собрался плавать? - интересуется Эд. - Этот пожар быстро не стихнет. Разве, если дождь пойдёт.
  - Пойдёт, - уверенно заявляет Накнад. - Его Величество прилюдно Архиепископа привечает и поддерживает, но всякая тля на Овощном рынке знает, что тайных колдунов при дворе - хоть отбавляй. Зуб даю, часа не пройдёт, как задождит.
  - Задождит, если огонь до Герцогства дойдёт, - буркнул один из филинов. - А до западного края ни королю, ни колдунам дела нет.
  Эд отворачивается, созерцая плывущий мимо город. Огненное зарево резко очерчивает его, делая контрастнее, чётче. Нет, не таким он представлял его со слов Алины. Олднон был... ещё более странным. В нём причудливо смешивались самые разные эпохи: даже в архитектуре здесь можно было увидеть особняки в стиле барокко соседствующие с безликими многоквартирными строениями, больше подходящими утилитарному Нью-Йорку начала девятнадцатого века. Дома деревянные, дома каменные, Высокие шпили церквей, ещё более высокие трубы фабрик, высокие каменные стены и лабиринты приземистых лачуг. Город был похож на лоскутное одеяло, небрежно брошенное на землю.
  Основную массу лодок медленно сносило течением к старым докам, где реку уже перекрывал ряд из крупных парусников, освещённых и множеством людей на палубах.
  - Правь к берегу, - бросил сидящим на вёслах парням Накнад. - У меня нет желания попадаться страже. Эти крысы уже наверняка решают, как поделят пожитки погорельцев. Увидят наши - начнутся глупые вопросы.
  Они швартуются у пустого причала, окруженного высокими глухими стенами каких-то складов. Эду это место не нравится - ему здесь неуютно, словно кто-то большой и недружелюбный следит за ним из темноты. Спичка разделяет его беспокойство, старается держаться поближе. Остальные вполне спокойны - пожар отсюда далеко, даже дым несёт не с берега, а от воды. Филины разгружают лодку, попутно обмениваясь скабрезными шутками и рассуждая о том, пострадала ли от огня Старая Пивоварня:
  - Думаю, старушке таки пришёл конец. Не могла она уберечься - вокруг всё горело, помнишь?
  - Думаешь, Джек даст ей так просто сгореть?
  - Хочешь пари?
  - Иди к дьяволу со своими пари. У меня есть на что тратить свои кровные.
  - Кровные? И когда ты кровь успел пролить? Когда разбил стакан виски, хлопнув им по столу?
  Ощущение чужого взгляда не пропадает. Эд поднимает голову. На краю крыши, прямо над головой, вне всяких законов архитектуры висит статуя горгульи - с расправленными крыльями, из тех, что лепят на готических храмах. Сол зажмуривается, пытаясь прогнать наваждение, но когда он открывает глаза, статуя вдруг оживает, расправив крылья и взмахнув ими. Как завороженный, алхимик наблюдает её полёт. Сделав нисходящий круг, горгулья садится на невысокий каменный бортик, идущий вдоль набережной. В темноте её черты трудно разглядеть, но отчётливо видны широкие кожистые крылья, длинный лоснящийся хвост и массивная олова с жёлтыми кошачьими глазами. Передние конечности у него, как у гориллы заметно длиннее нижних, так что за бортик он держится всеми четырьмя, лишь слегка согнув ноги в коленях. Остальные только теперь замечают его. Филины замирают, а один падает на колени, подняв руки в жесте не то подчинения, не то восхищения.
  - Уходите, - голос Эдвард узнаёт. Не голос даже - рычание, то самое, которое он слышал месяц назад на дне пивоварни. - А ты, алхимик, останься.
  Филины бегут так быстро, как только могут - спотыкаясь и толкая друг друга, а Спичка исчезает ещё до того, как Рипперджек произносит первое слово. Эд остаётся один, стоя прямо перед чудовищем, в существование которого ещё пару месяцев назад просто не мог поверить.
  - Зачем сбежал? - спрашивает Джек. Странно, но на нём длиннополый двубртный сюртук и белая сорочка с шелковым галстуком. Эд набирает полную грудь воздуха.
  - Не от тебя. От пожара. Не хотел заживо сгореть в твоей пивоварне.
  Похожие на два крупных янтаря глаза смотрят не мигая. Взгляд тяжелый, испытывающий.
  - Пивоварня не сгорела.
  Сол кивает.
  - Это хорошо.
  - Хорошо? В этом нет ничего хорошего, равно как нет ничего плохого, - философский смысл слов плохо сочетается с рычащим басом. - Пожар продолжится. Пройдёт не один день, прежде чем его потушат. Вопрос не в том, кого он пожрёт, а кого пощадит. Вопрос в том, что случится после.
  Эд, слегка наклонив голову, усмехается.
  - Города горели с древних времен, и будут гореть ещё очень долго. Как и после любого пожара, станет больше нищих и бездомных, а власти начнут грандиозную стройку. Даже в разных мирах всё происходит по одной схеме: чтобы не произошло, всегда найдутся те, кто на этом потеряет, и те, кто приобретёт.
  Рипперджек глухо рычит - словно работает на холостых оборотах двигатель грузовика. Возможно, эти звуки означают для него смех.
  - Люди всегда поражали меня умением говорить пустыми словами и реальных вещах. В Олдноне через несколько недель освободится много места. Война банд прекратится - их основной задачей станет выживание.
  - И что это значит? - Эду не нравятся слова чудовища. В плохом кино после них героя обычно пытаются убить. В хорошем - таки убивают.
  Ты мне больше не нужен, алхимик.
  Они застыли друг напротив друга. Эд чувствовал, как от напряжения начинают мелко дрожать мышцы. Рипперджек смотрел на него не мигая, без всякого движения. Только ветер, тяжелый и несущий с собой хлопья пепла слегка шевелил кирпично-рыжую шерсть на голове монстра. Кажется, он готов ударить в любую секунду.
  - Я всё ещё могу быть полезен, - спит Сол, не в силах совладать с нервами. - Не только, как бомбист.
  - Несомненно, - страшная голова опускается в знак согласия. Огромные клыки поблескивают в темноте. - Я даже знаю, как именно...
  - Я могу...
  - Тихо! - рык, короткий и повелительный, заставляет Эда замолчать. - Не трать моё время. Я здесь с одной целью.
  Он распрямляется, скрестив огромные лапы на груди. Фигура его возвышается над Солом на добрых два метра. Высота бортика - едва ли по пояс Эду. Змеиный взгляд приковывает к месту, лишая сил. Нельзя убежать. Нельзя спрятаться.
  - Твоя женщина, - медленно произносит Рипперджек. - Она среди плакальщиц. Ищи её там - и помни, что за тобой долг.
  Тяжело взмахнув крыльями, он поднялся в воздух. Это движение породило мощные потоки воздуха, заставило Эда пригнуться, закрыв лицо руками. Когда всё стихло, и он поднял голову, в ночном небе уже было пусто.
  
  Глава пятая
  Заколоченный квартал
  
  В Альбони существует множество монашеских орденов, но два из них в Олдноне стоят особняком: мужской - Орден Божественного Упокоения, и женский - Скорбящих Сестёр. Свою громкую, но печальную славу они получили в прошлом столетии - когда город оказался во власти Чумы, больше года безраздельно властвовавшей над людьми, простыми и знатными. В те дни смерть собирала обильную жатву, и целые городские кварталы превращались в могильники, полные зловония и миазмов. Даже священники не решались посещать свою паству, бросая людей умирать без покаяния и отходной. Тогда сто двадцать монахов и монахинь приняли на себя обет служения и отправились в охваченные болезнью приходы, чтобы подарить людям утешение и благословение. Многие из них заразились и умерли, но когда чума ушла, выжившие основали Ордена Божественного Упокоения и Скорбящих Сестер. И такова была народная любовь к их братьям и сёстрам, что с тех пор оба ордена существуют, ни на йоту не изменив своим изначальным уставам. Болезни неоднократно поражали Олднон с той поры, и каждый раз монашество вставало на борьбу с ними, презрев страх. Не прошло и полувека, как в народе Плакальщицы и Гробовщики (так их прозвал простой люд) стали почитаться святыми. Слухи приписывали им борьбу с ужасными созданиями, порождёниями тёмной силы, воплощённой болезнью.
  Эти строки, многократно перечитанные, огнём горят в памяти Эда. Алина много писала о Плакальщицах и ещё больше рассказывала - казалось, она очарована этими молчаливыми монахинями. Сол в чём-то разделял увлечение жены - у Ордена Скорбящих Сестёр было своё мрачное очарование. Теперь же, когда сон и реальность поменялись местами, а сама Алина, по словам Рипперджека оказалась среди Плакальщиц, они уже не кажутся Эду такими очаровательными.
  Монастырь Скорбящих Сестёр располагается всего в паре кварталов о Мэдчестер-стрит. Плакальщицы заняли его сравнительно недавно, сам же монастырь стоит здесь уже добрых полтысячелетия. Алина писала, что его выстроили ещё в те времена, когда окраины Олднона были в нескольких часах пути отсюда. После монастырские строения неоднократно перестраивались, и теперь весь комплекс представляет собой удивительное смешение архитектурных стилей. Замшелые каменные стены высотой в два человеческих роста окружают его, оставляя доступным для паствы только фронтальный вход в небольшую церквушку. Её украшает невысокая остроконечная башня с круглым витражом, от времени потемневшим и почти неразличимым.
  Мелкий дождь неприятно холодит кожу. Он пахнет гарью и оставляет после себя чёрные следы - небо отвергает копоть, которой наградил его Олднон. Эд прячет руки в рукава и поднимает выше воротник сюртука. Поднявшись по ступеням, он останавливается у церковных дверей, массивных и чёрных от старости. Бронзовая колотушка от дождя стала скользкой и норовит вырваться из пальцев.
  На решительный стук Эда отвечают почти сразу. Щёлкает изнутри засов, двери со скрипом приоткрываются, и Сол видит перед собой пожилую монахиню в чёрной широкополой шляпе и чёрном же платье, застёгнутом по самый подбородок. Она смотрит на гостя вопросительно, не произнося ни слова.
  - Добрый день, - Эд приподнимает цилиндр. - Могу я войти?
  - Двери храма всегда открыты, - сипло отвечает женщина, отступая и пропуская Эда. Он входит в проём. Шаги его звонко отзываются под сводчатым потолком. Здесь пахнет сыростью и плесенью.
  - Я ищу женщину, - оборачивается к монахине Сол. - Люди сказали, что она вступила в Орден Скорбящих Сестёр. Её зовут Алина...
  Старуха смотрит на него недовольно, дверь закрывать не торопится.
  - Если и так, то, став Скорбящей Сестрой она отринула мирские заботы. Теперь её жизнь посвящена служению...
  - Я знаю, - кивает Эд нетерпеливо. - И всё же, я хотел бы знать, действительно ли она здесь, среди вас? Я давно не видел её и хотел бы просто перемолвится парой слов.
  - Это не допускается, - пождав губы, сипит старуха. И всё же видно, что где-то в глубине ей любопытно. Наконец, чувство находит лазейку и проникает наружу.
  - Кем она приходится тебе?
  - Сестрой, - Эд заранее решил, что не станет называть Алину женой. Монахиня задумывается.
  - Алина, - говорит она наконец. - Может быть, Эйлин?
  - Может, - кивает Сол. - Мы родом издалека и здесь имя её могут произносить иначе. - Она ростом мне по плечо и у неё рыжие волосы и круглое лицо, но веснушек мало, почти нет.
  Монахиня задумчиво кивает в такт его словам.
  - Да, это Эйлин, - наконец, произносит она. - Только вот увидеться с ней ты не сможешь.
  - Клянусь, я не стану понукать её к нарушению обетов, - Эд старается говорить спокойно, но пульс стучит в ушах и отзывается щемящей болью в груди. Слишком близко, чтобы просто взять и уйти.
  - Не клянись, - морщится старуха. - Это грех. Твоя сестра неделю назад покинула монастырь и отправилась исполнять свой долг. Она и ещё три монахини. С тех пор их не видели. Теперь судьба их в руках Всевышнего.
  Эд замирает, чувствуя, как приливает к лицу кровь. Перед глазами - та подворотня, где навалом лежат зашитые в окровавленные мешки тела. Жужжание мух. Тяжелый, удушливый одор гниения.
  - Куда... - голос его становится сиплым. - Куда она ушла?
  - Приория Святого Остина, - отвечает монахиня, - но я предостерегаю тебя от путешествия в это место. Красная Смерть особенно сильна там. Королевский указ запрещает входить туда под страхом смерти. Все улицы, ведущие туда, перегорожены и охраняются Стражей. Останься. Если Всевышнему угодно - твоя сестра вернётся невредимой.
  Эд не сдерживает кривой ухмылки.
  - И когда же это случится?
  - Когда Красная Смерть отступит, - невозмутимость старухи пугает. Она говорит об эпидемии как о дожде или тумане.
  - Через год? Или даже два? - сарказм в голоса Эдварда звучит слишком явственно. Впрочем, старуха не обращает на него никакого внимания. - Разве они не умрут от голода там?
  - Не умрут. Каждое утро им оставляют еду у порога церкви Светлого Воскресенья. До сего дня, насколько мне известно, еду забирали.
  Эд растерянно кивает - мысль его уже стремится к приории Святого Остина, храму Светлого Воскресенья. Монахиня успокаивающе касается ладонью его рукава.
  - Иди с миром. Всё в руках Всевышнего. Он не даст невинной душе пропасть.
  Тяжелая дверь с глухим стуком закрывается за спиной Сола. Дождь из лёгкой мороси превратился в затяжной осенний ливень. Крупные капли глухо стучат по влажно брусчатке, хлюпают в широких лужах. Нужно было возвращаться: выяснить, где расположена приория Святого Остина и как обойти сторожевые посты; собрать 'джентльменский набор' - воду, еду и оружие.
  Эд почти не чувствует холодных капель на своей коже. Сейчас необходимо сосредоточится - иначе мысли сами собой начнут вертеться вокруг Алины, плакальщиц и Красной Смерти. Плохое сочетание - с таким в голове ничего толкового сделать не получится. Тяжелое, серое небо над головой, кажется, сверлит его сотней неприязненных взглядов. Волнение смешивается со страхом, но вместе с этим приходит - впервые за много дней - что всего этого на самом деле не происходит.
  
  * * *
  
  До рассвета остаётся ещё пара часов и улицы погружены в чернильный, густой мрак. В этой части города не зажигают фонарей и не ставят на подоконники зажжённых свеч. Этого попросту некому делать - большая часть домов покинута, а те немногие, кто решился остаться (или не осмелился уйти), стараются ничем не привлекать к себе внимания. И мародёры отнюдь не главный из их страхов.
  Спичка описал состояние заколоченных кварталов весьма ярко. Слухов о них ходило предостаточно, какие-то походили на правду, какие-то казались больным бредом. Оборванцы из мелких банд, которые разоряют брошенные дома - это одно, а голодные призраки, упыри-трупоеды и воплощённые демоны болезни - совсем другое. Ну, как минимум, Эд не хотел в это верить. Даже невзирая на то, что своими глазами видел одетого в дорогой сюртук мантикора Рипперджека. Если верить во всё рассказанное Спичкой, то к заколоченным кварталам нельзя приближаться и на ружейный выстрел.
  Сейчас беспокоится нужно о другом - впереди тускло горят костры сторожевого поста. Красные мундиры муниципальной стражи кровавыми пятнами проступают в темноте, то появляясь в освещённом круге, то исчезая. Обойти их непросто - дома вокруг заперты, а двери накрест заколочены толстыми досками. Сама улица перекрыта рогатками из брёвен, на стенах краской намалёваны надписи: 'Квартал закрыт Королевским Указом', 'Не входить! Красная Смерть!' Невесёлые напутствия.
  Эд подбирается ближе, замирая в густой тени небольшой подворотни, всего в десятке шагов от поста.
  - Что-то сегодня тихо, - доносится до него сиплый голос одного из стражей.
  - Перекрестись! - зло одёргивает его другой. - Тебе мало прошлой ночи?
  - Бр-р! - в голосе первого звучит страх и отвращение. - Такой свистопляски давно не было. Я уж боялся, что пойдут на нас.
  Сол внимательно осматривает подворотню. Узкое пространство между двумя обшитыми доской стенами, не шире метра. Дерево уже порядком подпортилось, там и тут зияют бреш, обнажающие известняковую кладку. Можно рискнуть и, упираясь ногами, попробовать подняться на крышу. Во всяком случае, иного способа обойти пост пока на ум не приходит.
  - Это всё гробовщики с плакальщицами, - недовольно рявкает второй. - Разворошили очередное бесовское гнездо. Святоши, как же! Чёрта с два! Их там перережут, как свиней, а у нас потом неделю всё ходуном ходит.
  - Не гневи Бога, - осторожно заявляет первый. - Это святые люди и делают они богоугодное дело. Или ты сам хочешь вместо них туда отправиться?
  - На кой оно мне надо? - глумливо интересуется его собеседник. - Наше дело - никого не пускать, никого не выпускать. Пусть чёрные мундиры с больными разбираются.
  - Пока призывные бунты не утихнут, у чёрных мундиров работы и так по горло будет.
  Эд начинает подъем - не спеша, размерено. Обшивка немилосердно скрипит под его весом, от того приходится часто останавливаться, чтобы эти жуткие звуки выглядели естественными. Сильный ветер, который поднялся ночью, помогает ему - он отчаянно треплет перекосившиеся рамы, свистит в щелях, хлопает ставнями. Наверху Эд оказывается минут через двадцать, весь в поту, отчаянно сдерживая отдышку. Без малого сотня кило собственного веса - неприятное дополнение для таких упражнений, тем более что последний раз он так лазал лет в четырнадцать. Черепичная крыша вся словно покрыта какой-то жирной слизью. Понюхав руку, Эд с некоторым облегчением понимает, что это смешанный с дождём пепел. Стражники внизу сидят спинами к костру: один лицом к заколоченной приории, другой - в противоположную сторону. Они не видят друг друга - даже оглянись один из них, костёр бы не дал ему разглядеть товарища.
  - Так вот почему вы болтаете, как две кумушки, - неслышно бормочет себе Эд. - Боитесь упустить момент, когда одному вскроют глотку.
  Голоса часовых с крыши почти неразличимы - Сол улавливает только обрывки: о выпивке и ставках в 'Крысиной Яме', о чьей-то блудливой жене, об очередном несчастном, попавшем в когти Рипперджеку. Стараясь не скрипеть осклизлыми черепками, он осторожно ползёт по крыше на четвереньках. Не самый благородный способ перемещения, зато самый надёжный - ухватиться тут не за что, а ограждений по краям нет.
   Два шпиля церкви Светлого Воскресенья возвышаются над окружающими их крышами, как два гнилых зуба во рту старика. В ночной темноте они - не более чем тёмные силуэты с рваными краями на фоне чуть менее тёмного неба. Нужно торопиться - монахиня не сказала, когда точно приносят плакальщицам еду, но Эд подозревает, что на рассвете. Простонародье в этом городе вообще любит всё делать на рассвете. Главное не упустить момент, когда плакальщицы придут забирать посылку. Разыскивать их зачумленным улицам - удовольствие сомнительное.
  Пост уже позади - голоса стражи почти не слышны, только щекочет ноздри запах табака из их трубок. Теперь перед Солом стоит новая проблема - нужно спуститься вниз. Не самая простая, надо сказать. С этой стороны здание выходит торцом на перекрёсток, соседней стены, чтобы упереться в неё, нет. Есть чердачное оконце, даже не заколоченное - в отличие от всех остальных, да и плутать в темноте Эду совсем не хочется. Стоило взять с собой верёвку - теперь об этом думать несколько запоздало. Глядя на мостовую, от которой его отделяет почти семь метров по вертикали, Эд немного сожалеет, что не родился маленьким и худощавым.
  Внезапно для себя, перекрестившись, он начинает спуск. Нащупав ногой выступ, осторожно переносит на него вес. Доска хрустит и уходит вниз на пару сантиметров - но выдерживает. Так. Теперь вторая нога.
  Наконец, после мучительно долгих секунд, он добирается до окна. Выбитое стекло, крепкие ставни - хорошее место. Эд садится на подоконник, одну ногу свесив в комнату, другую - на улицу. Курить хочется жутко. В кармане трубка и кисет с местным табаком, крепким до слёз и странно отдающим какой-то пряностью. Можно будет закурить сразу после спуска...
  Тихий шорох под самым ухом заставляет его резко обернуться.
  Совсем рядом, не дальше вытянутой руки от окна, в абсолютной черноте комнаты стоит женская фигура. Тусклый, мёртвенно белый ореол окружает её. Это женщина в длинном сером балахоне, густо покрытом тёмными пятнами. Её лицо бледное и обескровленное, щёки впали, волосы слиплись. От глаз носа и рта по коже идут полосы чего-то чёрного. Она медленно поднимает исхудавшие руки с почерневшими, вздувшимися суставами и отслоившимися ногтями.
  Эд непроизвольно подаётся назад, теряет равновесие и, едва сдержав крик, выпадает из окна. Секунду он задерживается, зацепившись за что-то ногой, хватается за подоконник, высвобождается и, повиснув на руках, прыгает.
  Земля больно бьёт по ногам, Сол падает на бок, до крови прикусив губу. Так он лежит несколько секунд, скорчившись от боли и страха, не решаясь открыть глаза. Вокруг мёртвенно-тихо.
  - Всё как Спичка рассказывал, - осторожно раскрыв глаза, шепчет Эдвард. Вокруг никого нет, только слабые блики костра видны из-за угла дома. С опаской взглянув на окно, из которого выпал, Эд с облегчением убеждается, что там никого нет.
  - Интересно, кто это был? Упырь или привидение? - поднимаясь, ободряет себя Сол. - Без разницы.
  Спичка несколько раз повторил Эду: 'Не позволяй им до тебя дотрагиваться! Никому!' В принципе, предупреждение вполне логичное, особенно для человека с современными понятиями о медицине. Эд надел перчатки, повязал на рукава и штанины тесёмки, а лицо закрыл своими лабораторными маской и очками - вид получился весьма экстравагантный.
  Дорога до церкви занимает минут десять. Мертвый квартал встречает гостя тоскливой какофонией шорохов, стонов и вздохов. Эти звуки уже через пару минут начинают казаться зловещими и потусторонними - разум отчего-то отказывается верить тому, что это просто свист ветра в щелях и скрип ржавых петель. Небо над головой понемногу светлеет - где-то на востоке солнце поднимается над краем горизонта, первым даруя свои лучи богатым и владетельным.
   Ворота церкви распахнуты. Уходя, их, похоже, заколотили, но кто-то сорвал доски и бросил их прямо тут на ступенях. Внутри можно разглядеть перевёрнутые скамьи и разбитую кафедру.
  Прямо у входа стоит небольшая кожаная сумка, влажная от ночного дождя, с небольшими лужицами в складках. Видно, что оставили её здесь не только что. Эд подходит, распускает тесёмки. Внутри - нехитрый паёк. Сухари, сушёное мясо, три фляги, сухофрукты. Трудно сказать как давно всё это принесли, в таком состоянии они могли бы лежать тут и месяц. Одно было понятно наверняка - едва ли кто-то принёс бы продукты посреди ночи, а значит - это предыдущая партия. И судя по её размерам, такого запаса должно хватать не на один день.
  Эд выпрямляется, застывшим взглядом буравя створку церковных ворот. Разной барельеф на ней изображает сцену жертвоприношения - бородатый старик закалывает ягнёнка. Резьбу раньше украшала бронзовая ковка - теперь о ней напоминали только гнёзда креплений.
  - Этого треклятого квартала - километр на полтора, - негромко произносит Сол, - пять улиц, два перекрёстка, площадь. До вечера можно осмотреть его весь, до последней лачуги.
  'Явное преувеличение,' - шепнул внутренний голос, на что Эд мысленно посоветовал ему заткнуться. Масштабы поиска - вопрос десятый. Главное, не задумываться на тем, что именно ты ищешь. Сколько дней Алина находится здесь, без еды и воды? Три? Пять?
  Он подхватывает рюкзак с пайком, вешает его на спину, сбоку от своего. Заколоченный квартал пялится на него пустыми провалами окон. Солу этот взгляд кажется глумливым.
  
  * * *
  
  Семь часов. Семь часов проведенных в месте, где из живых существ остались только крысы. Даже кошек и собак не встречается - только обглоданные скелеты или вздувшиеся, как бочки, тела. Запекшаяся кровь повсюду - тёмными дорожками от заколоченных дверей, огромными кляксами на мостовой, заскорузлым настом в подворотнях, среди обрывков мешковины и расколотых крысиными зубами костей. Глядя на это, Сол понимает, почему в других частях города люди выглядят такими запуганными, подавленными. Страх, страх вкупе с невозможностью хоть как-то себя защитить - вот что гнетёт их. Каждое утро они вынуждены выходить из дому, отправляясь на фабрики, общаясь с десятками других, подозревая в каждом заболевшего. В приории Святого Остина было три крупных завода: шерстопрядильный, кирпичный и керамический. Три очага заразы - Эд на деньги готов спорить, что среди рабочих было больше всего заболевших.
  Как давно люди оставили это место? Трудно сказать. Наверняка бегство шло волнами, сначала уехали самые осторожные и пугливые, потом основная часть - поддавшись панике. Последними уходили самые упрямые - не потому, что боялись болезни, а потому что жить в безлюдном квартале невозможно. Торговые лавки, колодцы... Церкви, в конце концов.
  Вечер наступил рано - город всё ещё накрывало густое облако дыма, упрямо не желавшее рассеиваться. К ночи дым этот опускался ниже, почти до самых улиц, похожий на туман, но едкий и удушливый. Нужно было возвращаться, переночевать и продолжить поиски завтра - если в этих поисках есть хоть какой-то смысл.
  Эд возвращается по Дорфер-стрит, идущей с севера на юг. Её он осмотрел ещё утром, не обнаружив ничего заслуживающего внимания. Тем удивительнее было для него заметить свет в окнах одного из домов.
  Похоже, это был какой-то магазин. Утром он стоял, с дверями нараспашку, раскуроченный с разбитой мебелью. Это была лавка гробовщика - в этом царстве смерти его товары, разбросанные и разбитые, оказались никому не нужны.
  'Смерть в чистом, истинном своём виде отвергает ту ритуальную мишуру, которой её обвешивают люди, - после семи часов на ногах, внутренний голос Эда звучит отрешённо-философски. - Наверное, потому, что этими ритуалами люди пытаются показать, что смерть - это и не смерть вовсе, а просто переход к иной форме жизни. Будь я смертью, попытки выставить меня 'пересадочной станцией' меня бы тоже злили'.
  Он осторожно подходит к похоронной конторе, стараясь не оказаться на свету. Конечно, это могли быть плакальщицы или братья-гробовщики. Но знать заранее было бы совсем неплохо.
  Внутри горит несколько грубо смотанных факелов, кое-как прицепленных к стенам. Потолок над ними чёрен от копоти и почти скрыт дымом. Посреди зала на двух бочках стоит крышка гроба - массивная, с бронзовыми ручками, словно скатертью укрытая надорванным, в грязных пятнах саваном. За этим странным столом сидят трое. В центре - необычно высокий, худой мужчина, с похожим на топор желтушным лицом и глубоко посажеными глазами. Его конечности похожи на лапы паука - в них словно есть лишние суставы, хотя под чёрным сюртуком и в слабом свете наверняка не скажешь. На нём высокий цилиндр и шёлковый галстук с жемчужной булавкой. Справа от него - женщина с уродливо перекошенным лицом, опухшим и раскрасневшимся. Её руки ужасно отекли, вены на них вздулись и почернели. С другой стороны стоит от высокого сидит глубокий старик, скрюченный и похожий на скелет. Его сухая кожа, вся в складках морщин кажется слишком большой, свисая отвратительными складками. От каждого из сидящих веет чем-то жутким, нечеловеческим - настолько, что по хребту пробегает неприятный холодок. Непроизвольно, Эд прикрывает глаза.
  - Нежданный гость, - голос, похожий на скрежет камня по стеклу, заставляет Сола обернуться. Высокий мужчина, ещё секунду назад сидевший за столом в холле стоит позади него, возвышаясь над присевшим на корточки Эдом на добрых полтора метра.
  - Этот ужин не задумывался званым, - оскал неизвестного полон мелких жёлтых зубов. - Но раз уж гость заглянул к нам на огонёк... всегда приятно видеть новое лицо.
  Н протягивает костлявую руку, одетую в ветхую чёрную перчатку. В дырах, протёршихся на внутренней стороне ладони, виднеется белёсая, гладкая кожа, больше похожая на кость.
  'Не позволяй до себя дотрагиваться. Никому!'
  Эд поднимается, одновременно отстранившись на шаг.
  - Я не хочу быть обузой, - осторожно произносит он. Глаза высокого маслянисто поблескивают в густой тени глазниц.
  - Напротив, - хрипит он. - Вы станете прекрасным дополнением нашему вечеру. К тому же, отвергать приглашение королевской особы - неподобающе и крайне оскорбительно.
  - Королевской? - машинально переспрашивает Эд. Высокий расправляет плечи, выпячивая костлявую грудь, лишь слегка натягивая сюртук, висящий на нём, словно на вешалке.
  - перед вам - один из владетельнейших монархов этих мест, - произносит он трубно. - Никакой смертный король не сравниться со мной, ибо я - Король Чума.
  Эд чувствует, как его сердце замирает, точно чья-то рука с силой сжимает его. Король Чума. Спичка упоминал о нём, правда говоря, что его давно не видели и даже Алина писала о нё, пересказывая городские легенды. Из всех, кого можно повстречать в этом проклятом месте, Король Чума - едва ли не самый плохой вариант.
  Под сухой стук каблуков, Эд входит в холл. Жестом его приглашают за стол. Заняв свободный табурет, он садится напротив жутковатой троицы, которая вблизи выглядит ещё более отталкивающей. Старик, облачённый в рваный офицерский мундир, с трудом фокусирует на госте взгляд мутных глаз без зрачков. Сол никак не может вспомнить, упоминал ли его и пухлую женщину Спичка, но мысли от страха путаются и память отказывается служить. Король собственноручно наливает ему вина из пыльной бутылки в позеленевшую медную кружку.
  - Выпей за короля, - сипит стрик. Его голос похож на шипение куска мяса на раскалённой сковороде. Под внимательными взглядами Эд протягивает руку к кружке. Сердце колотится так, что кажется вот-вот разорвётся.
  - Я здесь по делу, - говорит он, замерев. - Если Вашему Величеству будет угодно его выслушать.
  - По делу? - саркастично интересуется Король Чума. - И какое же дело привело тебя сюда?
  - Я ищу... - начинает было Сол, но его прерывают. Толстая женщина визгливо хохочет, сотрясаясь всеми складками своего необъятного тела. Просторное платье на ней грубо смётано из нескольких меньших по размеру.
  - Все вы ищите здесь одного - наживы. Всё что вы, глупцы, хотите - обогатиться за счёт мертвецов и беглецов. Богатство или смерть - что ты выберешь?
  - Я пришёл не грабить, - так спокойно, как только может, произносит Эд. Это провоцирует его собеседников - они истошно смеются, стучат по столу кружками, хлопают себя по бёдрам.
  - Не грабить? - наконец спрашивает Король. - Зачем же тогда?
  - Я ищу человека, - Эд убирает руку, надеясь, что про стакан его собеседники пока забыли. - Монахиню Ордена Скорбящих Сестёр. Кому как не Вашему Величеству, знать о её нахождении.
  Троица замолкает, уставившись на Эда зло и пристально. Кажется, ещё немного и они бросятся на него.
  - Ты спрашиваешь нас об этой мерзости? - голос Короля кажется доброжелательным, но в этой доброжелательности легко различить ненависть и отвращение.
  - У вас нет причин любить плакальщиц, - кивает Сол. - Но вы - истинные хозяева этих владений.
  Король Чума кивает, затем вдруг отрицательно машет головой.
  - Нет. Не я. Красная Смерть потеснила Чёрную. Моя власть уже не так безгранична и всеобъемлюща. Но ты прав - кому как не мне знать, где твоя плакальщица.
  - Ваше Величество скажет мне?
  Распялив широкую пасть, Король долго и раскатисто смеётся. Смех этот звучит отвратительно и зло, а зияющем провале та можно видеть чёрное, гниющее нутро чудовища. Оно словно наполнено доверху дурной кровью, тёмной и полной паразитов.
  Легенды говорят, что Король Чума появился в те дни, когда первые сёстры-плакальщицы и братья-гробовщики встали на борьбу с жуткой болезнью. Зараза избрала себе носителя - Тим Шарманщик, бродячий артист из Уайтчепела, принёс чуму домой, где заразил старика отца и жену. Надежд на спасение не было, но Тим решил опробовать иной путь - он обратился к самой болезни, моля спасение от жуткой и неминуемой смерти. Таковое было ему дано - но за ужасную цену. Он и его семья обратились в чудовищ, материальные воплощения Чумы, ни живые, ни мёртвые, единственной целью которых стало распространение заразы. Больше года они внушали ужас простому народу, пока, наконец, небыли пойманы чёрными мундирами и сожжены в подвалах епископата. С их уничтожением эпидемия пошла на спад и вскоре завершилась. Но спустя пятнадцать лет, когда Чума вновь явилась в Олднон, Тима снова видели в самом сердце заражённых кварталов. Те немногие, коу удалось пережить встречу с ним, рассказали, что чудовище носит корону из человеческих костей и зовёт себя Король Чума. С тех времен его трижды пытались упокоить, но каждый раз Король чума возрождался, появляясь на гребне новой эпидемии. Но сейчас, когда над городом владеет Красная Смерть, говорят, что Король стал слаб, утратив большую часть своего могущества.
  Эти строки молнией проносятся в голове Сола. Алина знала о Короле, писала о нём. А теперь, возможно, повстречалась лично.
  - Выпей за меня, - требовательно провозглашает монстр. - И я расскажу тебе.
  Костлявый палец указывает на медную кружку.
  - Я не стану пить, - Эд чувствует, что бледнеет.
  - Тогда ты не узнаешь о судьбе своей монашки.
  - Судьбе? - Эд не отводит взгляда. - Она мертва?
  - Увы, нет, - скулит толстуха. - Живёхонька. Ты ведь говоришь о той, что пришла из тех же мест, что и ты? Она одна выжила. Остальные быстро увяли.
  - Пей, - Король неумолим. - Не разделив со мной хлеба и вина, ты не можешь быть моим гостем.
  - Если я выпью, ты скажешь мне? - Эд поднимается на ноги. Властный кивок служит ему ответом. Сол протягивает руку к кружке.
  - А если откажусь?
  - Мы силой вольём его тебе в глотку, - сипит старик.От копоти и чада в комнате тяжело дышать. Потемневшие и облупленные фигурки ангелов смотрят с резных обломков слепо, их улыбки - жуткие гримасы.
  Эд резко подхватывает кружку, опрокинув её содержимое в себя. К его удивлению это оказывается вино - неплохое к тому же, и довольно крепкое.
  - За Короля Чуму! - он с силой бросает кружку об пол. - Трижды сожжённого и вновь возродившегося!
  - За Короля!!! - подхватывают старик и толстуха жутким скрипящим воем. Тим Шарманщик стоит напротив Эда, самодовольно скалясь.
  - Дело сделано, - наконец произносит он. Эд так не считает:
  - Монахиня. Ты обещал.
  Монстр кивает:
  - Монахиня... Как по мне - слишком много желающих спасти эту полуженщину. Ты опоздал, незваный гость. Твоя пташка тмилась в подвале этого самого дома, запертая с остальными. Две ёё подружки здорово скрасили нам вечер, а она... Она нашла лазейку и бежала. Прежде чем я успел вернуть её, некто встретил её и забрал с собой. Прочь из моих владений. Живую. Невредимую. Я долго горевал о потере.
  Эд тяжело дышит, стараясь обуздать чувства обуревающие его:
  - Кто её забрал?
  - Этого я не знаю. Знаю только, что и этого оборванца его холуи звали 'королём', но чаще - 'генералом'.
  - Ну что же, спасибо за ответ, ваше величество, - кивает Эд. - Одну лишь услугу хочу просить у вас. Я хочу пожать вашу руку.
  Жуткий хохот разносится вокруг - просьба Сола изрядно веселит троицу. Тем временем он осторожно опускает руку в карман.
  - Ну что же, - отсмеявшись, скрипит Король. - Давно я не обменивался рукопожатием с живым. Вот моя рука.
  Он протягивает костистую ладонь Эду. Тот отвечает на рукопожатие, с силой сжимая твёрдую, как дерево, руку монстра. Второй рукой он выхватывает и кармана нож и резким движением поддевает большой палец Короля. Не отпуская руки он с силой полосует ножом по пальцу. Тим ревёт - скорее от гнева, чем от боли. Палец поддаётся легко, словно бумажный. Подхватив его, Эд тут же разворачивается и бросается прочь. Вслед ему летят гневные вопли и жуткий вой.
  
  * * *
  
  - Выйди вон! - хрипит Сол, когда Спичкина голова показывается в приоткрывшемся дверном проёме. - Сколько тебе говорить!
  - Я принёс то, что ты просил, - невозмутимо заявляет мальчишка.
  - Оставь на пороге. И не забудь как следует вымыть руки. Ты понял? - Эд заходится в приступе тяжелого надсадного кашля.
  - Да понял, понял, - обычный тон сменяется недовольным ворчанием. - Надо было меня слушать, Эдди.
  - Не умничай, - сил спорить, тем паче уже в который раз, у Сола нет. Спичка ещё что-то ворчит, хлопает, закрываясь, дверь.
  Из раскрытого окна в комнату доносится многоголосый городской гомон. Вечереет - начинают закрываться магазины, уличные торговцы не спеша собирают свои лотки, усталые рабочие неспешно бредут домой после очередной двенадцатичасовой смены. Эдвард отрешенно смотрит в потолок. Нужно подняться, забрать то, что принёс Спичка. Сомнений уже давно не осталось - зараза всё-таки достала его. Теперь остаётся выяснить, хватит ли у него сил выздороветь.
  - Чёртова дрянь, - едва слышно бормочет Сол. - Не с тем ты связалась. Я не какой-то дикарь-заморыш. Я знаю, как надо лечиться... А, чёрт... кого я обманываю.
  Как готовится противочумная сыворотка, Эд знает сугубо теоретически. К счастью, полученных на лекциях ОБЖД знаний хватило, чтобы вспомнить, что проще всего такую сыворотку получить из убитых температурой чумных палочек. Сыворотка из живых палочек эффективнее, но для её приготовления нужно грамотно применить бактерицид. О том, что это такое, у Эда сохранились только смутные воспоминания.
  Эд переводит дыхание. Спичка принёс пенициллин. Точнее, плесень, которую Эд намеревался использовать как антибиотик. Биосинтез, которым из плесени должен получиться бензилпенициллин, для Сола - тайна за семью печатями. К тому же, он понятия не имеет, поможет ли ему употребление плесени в сыром виде.
  - Так что, немногим ты лучше чем эти самые дикари-заморыши, старина, - от кривой ухмылки, адресованной самому себе, на душе становится только гаже. При каждом вдохе в глотке что-то хлюпает, а лёгкие начинает саднить. Хочется прокашляться, даже зная, что от этого будет только хуже. В паху уже начинают воспаляться лимфоузлы. Паршивый признак.
  - Вижу, ты вернулся с подарком, - рокочущий голос болезненно отзывается в голосе Сола. Повернув голову, он видит Рипперджека - мрачную громаду на фоне окна.
  - Взял поносить. Собираюсь вернуть через пару дней,- пытается шутить Сол.
  - Думаешь, бульон из пальца Короля Чумы поможет тебе?
  - Уверен.
  Джек какое-то время молчит. Слышно как он мерно дышит, с глухим сипением втягивая и выпуская воздух.
  - Я пришёл убить тебя, - наконец произносит он. Голос его не меняется, но что-то внутри подсказывает, что намерение это твердо. Может так оно и лучше? Лучше, чем мучительно умирать, пожираемым чумой?
  - Я чем-то провинился? - спрашивает Сол.
  - Нет, - чудовище издаёт довольный рык. - Не всё в нашем мире имеет причину. Я не имею.
  - Ты можешь себе это позволить, - кивает Сол. - Но я могу дать тебе причину не убивать меня.
  - Чума - не причина. Меня не волнует, когда ты собирался умереть - завтра или через сто лет. Моё появление всегда перечёркивает планы смертных.
  - Нет. Причина в другом. Я стану твоим источником дохода.
  Джек коротко взрыкивает - это, видимо, означает насмешку.
  - Твой порох - плохой товар.
  - Это так, - Сол закашливается, тяжело и надсадно. - Хватит кустарничать. Индустриальная эпоха... Другие масштабы. Я построю...химическую фабрику.
  - В том случае, - назидательно произносит монстр, - если чума не заберёт тебя.
  - Не заберёт, - Эд говорит с уверенностью, которой не ощущает. - У меня ещё есть здесь дела.
  Он слышит, как стучат по полу когти Рипперджека. С трудом повернувшись, видит, как чудовище подходит к окну. Почувствовав взгляд Эда, Джек оборачивается.
  - Я вернусь, через три дня. Если я увижу, что твой подарок ещё с тобой - ты умрёшь. - Принеси с собой золото, - саркастически улыбается Сол. - Много золота. Оно нам понадобится.
Оценка: 5.71*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"