-В самом деле? - улыбнулась она, кокетливо поправляя шапочку.
Женщина сидела на мраморной скамеечке под декоративной аркой. Лучи неяркого света причудливо отражались от разноцветной мозаики, украшавшей арку. От этого волосы женщины, выбившиеся из-под шапочки, переливались всеми цветами радуги. Глаза её, зелёные с лёгкой дымкой, излучали бесшабашное веселье. Но где-то в уголках затаилась слеза. Или это лишь игра света?
Мужчина, склонившийся над ней в полупоклоне, неспешно стянул перчатку и с достоинством пробасил:
-Нас, кажется, забыли представить. Арнольд. Путешествую в поисках счастья. Но, похоже, уже нашёл.
Женщина отложила рукоделие и пожала жёсткую обветренную руку. Голос её звучал, истончаясь, и срывался на высоких нотах на шёпот:
-Меня зовут Екатерина. Я просто отдыхаю здесь. Тепло и уют - что ещё нужно женщине? Разве что...
-Немного любви и ласки? - продолжил за неё Арнольд. - Не возражаете, если я присяду рядом?
Женщина зарделась и опустила глаза. Пожав плечами, подвинулась к краю скамейки:
-Садитесь, Арнольд, здесь не занято.
Мужчина сел, устало вздохнув. Екатерина с интересом посмотрела на тяжёлую поклажу, которую он поставил поблизости. Арнольд заметил взгляд и запустил руки в глубокие недра сумки. Он долго копался и, наконец, извлёк из сумки невзрачную гвоздику с надломленным стеблем. Расправив помятые лепестки, вручил цветок женщине с таким достоинством, будто это изысканный букет.
Екатерина улыбнулась и бережно положила гвоздику на колени, где расположилось её рукоделье.
-Давно мне не дарили цветов, - с грустью произнесла она, поглаживая лепестки сломанного цветка. Последний раз это было... В другой жизни.
Глаза женщины затуманились. Она быстро подняла рукоделье и вытерла им выступившие слёзы. Гвоздика упала. Екатерина протянула руку, чтобы поднять, однако откуда-то издалека раздался грохот. Приближалось что-то огромное и тяжёлое. Оно гнало перед собой горячую волну воздуха. Эта волна подхватила цветок и унесла за собой, как пушинку.
-Жаль, - произнесла Екатерина, близоруко щурясь вслед улетающему подарку. - Теперь его уже не догнать.
Арнольд сонно махнул рукой. Его разморило от тепла. Откинувшись назад, он расстегнулся и глубоко вздохнул. Потом словно невзначай бросил:
-Не расстраивайтесь. У меня есть кое-что получше. Сейчас покажу...
Мужчина снова погрузился в дебри необъятной сумки. Оттуда шелестело и шуршало. Ноздри Екатерины затрепетали. До неё доносилась невероятная смесь запахов. Женщина придвинулась ближе, забыв про цветок. Подавшись вперёд в ожидании, она тихо бормотала:
-Ну, что там у вас? Ну, показывайте!
Вскоре шуршание умолкло. Вместо этого послышалось равномерное сопение.
-Започивал! - ахнула Екатерина. - Бедный путник! Как же уморился!
Поиски Арнольда закончились: он уснул, склонившись над своей поклажей.
Екатерина долго сидела и смотрела исподлобья, как скользят мимо многочисленные тени, обходя их с Арнольдом стороной. Временами снова доносился тот же грохот, и тогда она подставляла лицо навстречу потоку нагретого воздуха. Не хотелось двигаться: сидеть бы вот так всегда, в благодатном тепле и покое, и чтобы рядом посапывал кто-то.
Однако нужно было двигаться. Жизнь не стоит на месте. Изнутри поднималось что-то сильное и непреодолимое. Это чувство было знакомым. Она называла его "канючка". Чувство приходило всегда не вовремя и требовало. Просило и умоляло, ныло и заклинало. Его нельзя было побороть - чувство не уходило, пока не получало своего. В такие моменты всё вокруг становилось серым, и у предметов заострялись углы. Хотелось выть.
Екатерина посмотрела на нового знакомого и тронула за плечо. Он не пошевелился. Тогда женщина с силой толкнула его в спину. Арнольд пробормотал что-то и проснулся. Вязаная шапочка слетела с головы, волосы растрепались. Непонимающим взглядом он посмотрел на соседку и буркнул:
-Что нужно?
Однако уже через мгновение вспомнил новую знакомую и с нежностью в голосе прогудел:
-Сейчас-сейчас, ненаглядная. Уже достаю. Вот он.
В заскорузлых руках появился свёрнутый в трубку потёртый альбом с рисунками. Арнольд развернул его на чистом листе и извлёк из-за пазухи карандаш.
-Я художник, милая. Не возражаете, если нарисую ваш портрет?
Екатерина уставилась на него, не понимая. Внутри боролись два чувства: одно - женская гордость, другое - канючка.
Карандаш между тем затанцевал на бумаге. Движения были быстрыми и точными. Вот появился овал лица и брови. Задумчивые глаза выглянули из белой глубины. Екатерина завороженно смотрела из-за плеча художника на своё отражение. Он часто поглядывал на неё, но карандаш не останавливался ни на минуту.
Где-то в стороне мелькали тени, слышалось шарканье сотен ног. Грохот то приближался, то удалялся. Горячий ветер шевелил загнутые края альбома, и нарисованное лицо уже казалось живым.
Чувства Екатерины снова пробудились. На этот раз победила канючка. Она стукнула кулаком в спину художника. Выронив карандаш, он вопросительно посмотрел на неё.
-Доставай, - сказала она, убирая носок, который так и не заштопала. - Не томи.
Арнольд кивнул.
Бутылка была с криво посаженной наклейкой. Пробка с хрустом отвернулась. Внутренности привычно обожгло, голова закружилась. На недописанный портрет капнуло, нарисованный глаз расплылся.
Всё кругом изменилось. Углы исчезли, от разноцветных красок зарябило в глазах. Вспомнились слова какой-то далёкой, из детства, песни. Арнольд задвинул под скамейку пустую бутылку и с изумлением посмотрел на соседку, словно увидел её впервые:
-А вы красивая! Позвольте мне...
-Не нужно... - слабо отмахнулась она.
Нескончаемый людской поток брезгливо обтекал двух грязных бомжей, расположившихся в глубине станции метро. Грохоча колёсами, подъезжали поезда, забирая новых и новых пассажиров. Станция на минуту пустела, чтобы наполниться снова. И только двое оставались на скамейке. Мужчина спал, уткнув голову в колени. Альбом он уронил на пол, и его тут же затоптала толпа спешащих людей. Карандаш хрустнул под чьим-то каблуком. Женщина с синяком под глазом и потрескавшимися губами сидела рядом, подперев руками подбородок. Лицо, наверное, когда-то красивое, выражало неизбывную тоску. Она медленно покачивалась в такт какой-то мелодии, слышной только ей одной.