Год примерно 1974. Москва. Меня пригласили в военкомат.
Заставляли учить наизусть вопросы и ответы анкеты.
Я такой экзамен провалил, и меня вызвали ещё раз.
Вместе с другими желающими откосить.
Примерно это описано в начале романа о бравом солдате Швейке. Клистир и аспирин, промывание желудка и хинин, и всё такое прочее.
И примерно к этому я морально готовился.
Но с существенной разницей.
Швейк немножко пацифист, а я совсем пацифистом не был. Я слышал о советском вторжении в Венгрию, в советском вторжении в Чехословакию и примерно представлял себе роль советской армии. Я не понимал, почему чехи не бросали гранаты в советские танки. Почему они не расстреливали советские танки из противотанковых ружей - как это показано в кино. Почему чешские самолёты не бомбили колонны советских танков с воздуха. И думал, что я могу это упущение исправить. Лучше поздно, чем никогда. Кроме того, я слышал о садизме (он же дедовщина) в советской армии. У меня уже тогда не было надежды перевоспитать этих "дедов", и я понимал, что их можно и нужно убивать.
Я с ужасом думал о том моменте, когда я получу боевое оружие и начну убивать сослуживцев, особенно офицеров - стольких, скольких смогу, скольких успею. В том, что они почти все садисты и мерзавцы, у меня сомнений не было. Именно так пугали армией нерадивых школьников. Даже не убивать их, а уничтожать. Из пулемёта, из пушки, ракетой, бомбой, гранатой, миной, давить их танком, колоть их штыком, пробовать им черепа ломом. Как опасных хищных животных, как медведей-людоедов, как ядовитых агрессивных змей, как пауков, клещей. В любой момент - когда они курят, когда едят, когда спят. Тогда ещё не была популярна фраза насчёт "в сортире замочим", но и такие варианты тоже. Я уже читал повесть "Хаджи-Мурат", и понимал, что это будет не убийство, а уничтожение опасных хищников. Потому что меня в армии всё равно убьют; а так, хоть нескольких злодеев ликвидирую. Я был настолько напуган армией, что иного выхода не видел. Маньяки, поди, стремятся в армию, чтобы уничтожать её изнутри; а мне такое совсем без моего желания.
"Господи, да минует меня чаша сия;
но, не моя воля будет, а твоя."
..
Такие вот эмоции переполняли меня в военкомате.
..
Наконец, я дошёл до военкома. Мне стыдно, что я не догадался записать его фамилию, имя и отчество. Потому что именно он занимался вербовкой террористов. (И, следовательно, подлежал уничтожению в первую очередь).
Военком спросил, в каких войсках я хотел бы служить.
Я к тому моменту так и не выбрал - хочу ли я выборочно отстреливать садистов из пулемёта, или бомбить МО СССР с воздуха (если мне дадут поуправлять бомбардировщиком), или запускать в него ракету (если мне доверят вводить координаты цели), или давить советских оккупантов танком (если мне дадут порулить танком).
Я признался, что я не хотел бы служить в советской армии. Даже объяснил, почему: садисты, оккупанты, преступники, подлежащие уничтожению. Думаю, не так ясно и прямо, как теперь пишу, но военком посмотрел мне в глаза и понял, что я не вру. И освободил меня по состоянию здоровья. В принципе, это было то, чего я мог бы добиваться, и то, на что у меня не было никакой надежды.
Тогда для меня это было неожиданностью. Примерно как если на экзамене опасался "двойки" и вдруг, неожиданно для себя, правильно вывел формулу и получил "пятёрку". Теперь я думаю, что проницательный военком догадался, чем закончится моя служба в советской армии, и решил, что ему такие неприятности ни к чему.