По инструкции брать попутчиков строго-настрого запрещалось, но я пренебрег этим правилом. Грузовик неохотно заскрипел колесами и замер посреди ночной трассы. Незнакомец ничего не ответил - только низко поклонился и быстро забрался в кабину.
Выглядел он необычно: пыльного цвета рубаха и штаны, за плечом скромная котомка на веревке, а в руке деревянный посох. Но главной особенностью его внешнего вида являлись ботинки. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - он протопал в них ни одну сотню километров. Верхняя часть еще как-то сохранила свой изначальный вид потеряв лишь былую форму и окраску, а вот с подошвой дела обстояли совсем плохо. Она исхудала до такой степени, что трудно было понять осталось ли от нее хоть что-то или путник шагает по земле босиком.
- Андрей, - я протянул попутчику руку.
В ответ тот еще раз поклонился и осторожно произнес:
- Яков, - и немного подумав, добавил, - с Осоковки.
Я рассеяно кивнул, включая первую передачу.
- Куда путь держишь, Яков?
Вопрос оказался для него не таким простым. Задумчиво опустив голову, он уперся в навершие посоха и затих.
Возможно мне просто показалось, но его испещренное морщинами лицо внезапно вздрогнуло, словно пришедший в голову ответ поразил его самого.
- Трудно сказать, - только и вымолвил Яков.
- Тогда докину тебя до большого города, а там сам решишь, - предложил я.
Он не стал возражать. Только почесал свою длинную, местами седую бороду, и равнодушно уставился вперед.
Фары мягко стелились по трассе то и дело выхватывая из темноты широкие ветви елей.
- Хорошая дорога, добротная, - внезапно произнес попутчик. - В мои времена такие не строили.
- Да, - согласился я, но сразу же добавил: - Но это только здесь, а в глубинке все по-старому. Там асфальта как не было, так и не будет еще лет сто, а то и больше.
- Ничего не поменялось в нашем человеке, - сказал он. - О себе думает, не о других.
- А как же иначе, - кивнул я. - Такова жизнь. Чтобы начать о других переживать, к этому ведь прийти надо. А для кого-то этот путь всю жизнь непреодолимым остается.
Продолжать разговор Яков не стал. В очередной раз покосился на свою стоптанную обувь и тяжело вздохнул.
В кабине немного трясло, с перебоями работало радио, а я напряженно подбирал новую тему для моего попутчика.
- А дома давно не был? - слетел с языка вполне безобидный вопрос.
- Дома? -встревоженно переспросил Яков.
Его лицо удивленно вытянулось и тут же опало, будто он мгновенно забыл о чем спрашивали.
Я покосился в его сторону и едва заметно улыбнулся. Спонтанные действия порой творят чудеса. Подбирать ключик к израненной душе попутчика можно было еще очень долго, а я просто взял и спросил напрямую. Большинство таких как он отнекиваются или впадают в забытье. Но Яков поступил иначе: он повторил заветное слово и в его взгляде возникла призрачная надежда.
- Да куда мне возвращаться-то, - вдруг прохрипел он.
Я ощутил с каким трудом дались ему эти слова. И продолжил расспрос более осторожно.
- Неужто не ждет никто?
- А может и не ждет, - почти шепотом сказал Яков.
- А если наоборот? Надеются и с порога не сходят. Что тогда? - продолжил стоять я на своем.
Взгляд попутчика стал не столько задумчивым, сколько туманным.
- Ну что, может взглянем одним глазком? Здесь же недалеко совсем, - осторожно предложил я.
- Боязно что-то...
- А ты набери побольше воздуха в грудь и выдохни, - подмигнул я.
И не став дожидаться согласия перешел на третью и вдавил педаль газа. Грузовик взревел и подпрыгнув на очередной кочке, поспешил к намеченной цели.
***
Лунный свет оплел яркой паутиной широкие деревенские улочки: покосившийся забор, вросший в землю колодец и утопающие в бурьяне дома. Притаившаяся в сумраке деревенька теперь, словно скинув с себя пелену забвенья, заметно преобразилась. Я бывал здесь много раз, и в каждый визит отмечал для себя что-то новое.
Сейчас мы стояли напротив старой, разрушенной часовни. Колокол валялся неподалеку, но углядеть его среди высокой травы и бурелома было не так-то просто.
- Знакомое место? - с надеждой поинтересовался я.
Яков тяжело вздохнул и опустил взгляд.
- Здесь нас благословили на смерть.
- На смерть? Так ты солдат?
Мне приходилось возвращать многих: унесенных болезнью, попавших под колеса паровоза или умерших от банального голода, - но с людьми привыкшими держать в руках оружие я сталкивался впервые.
Яков вышел чуть вперед, заставив меня немного иначе взглянуть на его потрепанное облачение. И почему я сразу не заметил очевидного: пыльная гимнастерка, портянки поверх штанов и даже парусиновый вещевой мешок из которого выглядывала рваная фуражка.
- Здесь нас окропили святой водой и отправили прямиком в окопы, - угрюмо произнес Яков. - Дальше я мало что помню. Война застала нас врасплох. Не прошли и пары километров... Вон там, возле цыганских хуторов, - он указала на пологий холм, - нас накрыло снарядами. А потом пулеметная чехарда и все...
- Лишь бесконечная темнота, - закончил я за него.
Яков кивнул:
- Очнулся я где-то посреди болот. В наших местах такой глухомани отродясь не было. Кругом топь и пузыри вонючие, словно в аду.
- Долго плутал-то?
- А черт его знает, - пожал плечами Яков. - Вроде как долго, а вроде и нет. Вместо сна забытье какое-то, а из воспоминаний - одни клочки. Много чего видел, но захочешь рассказать, так и нечего.
- Пойдем, нас с тобой уже заждались, - позвал я его и устремился вверх по улице.
Где-то вдалеке испуганно завыли собаки, одна за другой, словно по команде. В эти заунывные звуки вплелось недовольное гарканье уток и пронзительный крик петуха. Деревня оживала на глазах, хотя никакой живности так и не показалось.
- Я хорошо помню свое детство, - начал рассказывать Яков. - Учил нас местный поп Аристарх, прямо здесь, при церкви. Правда недолго, год или два. А потом наступил голод. Тогда уж не до чертулек стало, батька меня за шкирку взял и в поле потащил, старшим братьям на помощь.
Пока мы медленно продвигались вперед, он продолжал. Говорил скоро, словно пьет и никак не может утолить жажду.
- А здесь, - Яков остановился напротив дома с прохудившейся крышей, - жила Авдотья.
Он немного помолчал, собрался с мыслями.
- Мы с ней очень дружили. Бывало на санках ее прокатишь или бублик с ярмарки принесешь. А она спасибо скажет, улыбнется. Добрая была. А когда выросла, так и красотой пыхать стала.
- Любил ее? - догадался я.
- Да мы уж и свадьбу загадали, - быстро откликнулся Яков, - если бы не злые языки. Разнесли по всей деревне, что она семьей другому обещана.
Он резко отвернулся, и я заметил как задрожали его плечи.
- Все пошло не так, понимаешь ты, все! - резко рявкнул он. - Что хотели, о чем мечтали, в один миг перечеркнулось. - Потом немного помолчал и тихо-тихо произнес: - Впрочем, и я виноват. Авдотья ведь клялась в вечной любви, бежать предлагала. А я упрямый был, гордый. Отмахнулся и отдал ее на откуп отцовскому слову. Все хотел правду найти, а сыскал только кривду, будь она неладна.
- Пойдем, пора нам, - напомнил я о себе.
Мы зашли в крайний дом. Вокруг запустение, да кресты деревянные среди сухих лопухов и репейника. Вступили на скрипучий порог, пригнули головы.
Ну вот вернулись туда, откуда все началось. Первый вздох, первые шаги. Яков сразу все понял: родной дом даже среди мха и паутины узнаешь. Прошелся вдоль стен и остановился возле почерневшей иконы в радужном окладе, перекрестился. Потом обернулся, посмотрел на меня. Тяжело вздохнул. Но все-таки решился и приблизился к старой люльке над которой на самодельной жерди болтались почерневшие щепки. Устало сказал. Не мне, а самому себе:
- Стало быть, погиб я тогда у Кривого холма.
- Погиб, - подтвердил я.
- А Авдотья?
- И она тоже...
Его голос дрогнул:
- Но ведь могло сложиться как-то иначе?
- Да какая теперь разница, - вздохнул я.
- Прав ты, во всем прав.
Подняв голову он уставился на дыру в крыше, где виднелась яркая россыпь звезд.
- Скажи, может свижусь с моей ненаглядной когда-нибудь?..
- Кто знает, - растеряно произнес я, но сразу же исправился: - Знаешь, ты главное верь. Святые пути, они ведь неисповедимы...
***
Привязав лодку, я натужно вздохнул, распрямил затекшую спину и уставился на гору - до скита оставалось совсем немного.
Восхождение далось довольно легко, откуда только силы взялись.
Постучав в дверь, я дождался позволения и зайдя, низко поклонился.
Старец Николай принял меня в объятья и пригласил к столу. Хотелось многое рассказать: о человеческих судьбах и о заблудших душах, но он резко остановил меня. Для начала душистый чай, а все остальное потом.
Разговор сам собой коснулся погоды, местных красот и конечно же природы. Насколько она все гармонично по своим местам расставила и каждому свой клочок под солнцем определила.
Только вдоволь наговорившись о всяких мелочах, старец наконец спросил:
- Значится выполнил ты мое послушание хитроумное?
- Выполнил, отче, - спокойно ответил я.
- Сколько же их сыскать удалось?
- Семьдесят семь - всех без остатка.
- Молодцом, - похвалил меня затворник. - Получается и впрямь доброе дело сделал, раз господь тебе дорогу открыл да провел до самого конца.
Я облегченно вздохнул. И верно - все как по нотам прошло. Никогда такого не было, даже когда за линию фронта не единожды хаживал.
- И что ж теперь?.. - нетерпеливо спросил я.
- А что теперь? - переспросил меня старец.
- Что со мной будет? Ведь почитай как полвека землю топчу почем зря. Душе без тела ведь здесь не место.
Николай задумчиво уставился на столешницу.
- Вот как! Не место говоришь? А где ж тогда тебе место, а?
- Я думал вы мне скажите, отче, - как-то разочаровано буркнул я себе под нос.
Николай встал, крякнул по-стариковски, подошел ближе и ткнул пальцем мне в грудь.
- Ты на меня чужого не перекладывай. Лучше ответь: ты когда заплутавших то собирал, понял чего али так, дело сделал и ладно?
Хотел я сразу ответить, да только не смог. Раскрыл было рот, но так и остался нем.
- Ну вот видишь, солдат. Светлая ведь голова, а все других вопросами мучаешь.
Распахнув дверь, Николай поднял перст и указал на маленькую купель, прямо напротив каменной тропки, что на святую гору ведет.
- Иди-ка лучше, искупнись на дорожку.
Шаг за шагом я погрузился в холодную воду, немного постоял борясь с дрожью в теле и окунулся с головой. А когда вынырнул, то не было вокруг ни гор, ни старой землянки-скита. Зато оказалось нечто невероятно родное.
Семья ждала меня возле высокого бревенчатого дома: жена и двое ребятишек, все как в тот далекий день, когда я уходил на фронт.
Я улыбнулся и быстрым шагом пошел им на встречу.
***
Вахта памяти подошла к концу. Останки уложили в гробы, произнесли слова благодарности и отправили погибших в последний путь. Удивительная вышла история: жители той деревеньки так и не узнали своего спасителя. А ведь он, в одиночку, двое суток сдерживал наступление противника, позволив селянам бежать в тыл. И ведь что удивительно, поговаривали, будто образ одинокого солдата не раз являлся местным жителям и после войны. А потом вдруг взял и исчез, словно и не было ничего. Видимо, даже героям требуется немного покоя.