Коваленко Владимир Эдуардович : другие произведения.

Старт Гонки. Общий файл

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.37*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Небольшая планета. Пар. Мировая война. Революция. Своих хлопот выше головы - но над головами появляется звездолёт Великого Кольца. Пока тут только пролог, первая глава (0.33) и вторая глава (0.24). Выкладка 20.02.2009. Комментарии сюда. Оценки - по усмотрению.
  "Гонка"
   Пролог 1. "Учитель и комиссар"
  
   Снег сечет стены, выбивает остатки цвета из плакатов. "За родину! До победы!" - совсем чёрно-белый. "Мир! Труд! Счастье!" - ещё сохраняет проблески красного. "Единый народ - единый порядок - общая слава!" заклеен поверх "Вместе - за истинную свободу!". Этот свеженький. Его предпоследняя власть как раз и расклеивала - перед тем как бежать, бросая всё, что не удалось вывезти. Например, дверные ручки.
   Свинтили. Бронза, конечно, достаточно дорогой металл. А за океаном, видно, и вовсе в цене взлетел. Но чтоб последняя из великих держав так крохоборствовала... И если бы только ручки - у большинства домов посрезали ограды. Это всё осталось валяться в порту - лёд встал раньше обычного, а подвижного состава заокеанцам едва хватило вывезти остатки войск. Один из учеников, сын путейца, рассказывал: на перроне остались пушки со снятыми прицелами, и даже ракетные станки. Теперь всё это - и дверные ручки тоже - достались Народной армии. Видимо, скоро на стенах появятся новые плакаты, а усталые люди в серых шинелях, пройдя по улицам под рукоплескание привычно надеющихся на перемену к лучшему горожан, займутся обустройством. Да так, что предыдущие власти пряниками покажутся...
   Директор третьей пратической школы города Бинтала считал себя человеком жизью тёртым и циничным - а вот, оказался не лучше тех, кто махал шляпами и бросал чепчики. Думал, уж школам ничего не будет. Ошибся. На сей раз - и до него добрались. От неожиданности - растерялся. Словно худший образчик этой, как её - "гнилой интеллигенции". Да и не было видно никакой угрозы в четырёх усталых солдатах - нет, у "народников" их следует называть бойцами. Винтовки уныло висят стволами вниз, штыки попрятаны в ножны. Ноги внизу так вытерли, что ухитрились не наследить - а он натопал на паркет грязюкой, аж противно.
   Начали с площадей. Мол, нужно же стальной лом, что бросили интервенты, под крышу пристроить? Пушки - не люди, в снегу испортятся. Да и жалко их. Пусть с них прицелы и поснимали.
   Директор кивал в такт спокойным словам бойца с нашивками на груди и предплечьях. Красная полоска, чёрный треугольник острием вниз - нет, в новых званиях он не разбирается. А незваный гость говорил - размеренно, спокойно. Убеждающая сила. И только когда директор закивал, смирившись с потерей половины помещений - в голове уже шевелились мысли о том, как разгородить классы, и изменить расписание - перешёл к главному.
   - И ещё. Я тут посмотрел - дров у вас несчётно. А у нас бойцы мёрзнут. Не дело, правда? Так что - дрова я тоже вывожу.
   - А дети? Они же не смогут учиться в холоде...
   - Погуляют до весны.
   Голос ровный, глаза ласковые - да только за лаской - смертный лёд.
   - Так нельзя!
   - А штабу армии замерзать - можно? Вы поймите - я же с вами по хорошему беседую. Исключительно потому, что очень не люблю разговоров по-плохому.
   И руки развёл виновато. Но улыбка - проскочила. Улыбка силы.
   - Другой на моём месте вашу школу бы попросту прикрыл, господин директор. Как несущую в массы буржуазные идеи. В конце концов, вы прислуживали королевскому правительству, потом - имперским оккупационным властям, белым, зеленым, а до вчера - заокеанским интервентам.
   И снова - уголки рта пошли вверх. Наслаждается властью. И дело не в том, что за спиной трое с винтовками, у самого револьвер в кобуре. За ним - армия и идея. У директора тоже есть идея! Попроще. Куда попроще. "Детей надо учить". Но вот армии за спиной - нет. А потому - надо с ним говорить, осторожно - но твёрдо. Потому как другой, норовящий разговаривать по-плохому - он ведь не в штабе армии, не на улице метельной - он здесь, в комнате, за вежливой улыбкой прячется. И этот - вправду школу закроет! Хорошо, если до новой власти. А вдруг народники - и есть власть окончательная? Испытанный на всех прежних властях аргумент:
   - Я всего лишь учу детей... Практическим вещам. Чтению и письму, математике, естествознанию... - оказался разбит очередной отповедью. Впрочем, терпение у посланца зимы, пришедшего отбирать тепло, уже заканчивалось. Вместе с вежливостью.
   - Ты мне, гхосподин директор, - словом "господин" словно на пол харкнул, - мозги не закручивай. Знаю я, кто учится в практических. Паны да подпанки. Так что...
   Да он всё уже решил! Вот сейчас подпишет мятую бумажку, придышит сверху треугольный штамп. Вывезет дрова. И что толку от оставшейся половины площадей?
   - У меня и дети рабочих учатся. Их что, тоже гнать на улицу?
   - До весны погуляют. Читать-писать умеют - чего им ещё? И вообще - у меня на начало Освободительной сколько, думаешь, грамотных в роте было? Трое! А теперь - все. Ну, разве из пополнения кого серого пришлют. Так что не бойся, сами справимся. А ребята, коли правда из трудящихся, пусть по семьям идут. И так мужиков осталось - вполовину, от довоенного. Каждая рука, даже мелкая, не лишней будет.
   Припечатал. Положил мятый клочок, испачканный неровными строчками, на стол. А писал, мерзавец, на колене. Точно издевается. Почерк - крупный, рваный, наклон не туда, будто левой рукой писал. И...
   - У вас в бумаге - три орфографических ошибки.
   - Это нарочно, - ещё раз осклабился, - в рамках борьбы с чванством образованщины. В общем, дровишки мы к вечеру вывезем...
   Увидел в глазах директора нарастающую ясность, добавил почти поспешно:
   - Если не придумаешь, зачем твоя школа народной власти нужна. И прямо сейчас, и вообще...
   Махнул рукой солдатам. Выходили, топоча. В распахнутую дверь метнулся сквозняк - пришлось вставать, притворять. Пока ходил, пока стянул с носа вдруг запотевшие очки - все мысли, только начавшие стучать в голову на последних словах разговора куда-то исчезли. Будто сквозняком выдуло! Директор откинулся на спинку стула. Помассировал виски. Ну должно же что-то в голове-то остаться! Тип с револьвером не так прост, как желает казаться. Уговаривать умеет. К стене не любит прижимать. Оставил лазейку. Возможно ли переиграть праведного коммуниста на его поле? А почему нет? Диалектику не они придумали. А по молодости он увлекался "подрывными" учениями, кое-что помнит. Уж никак не меньше, чем этот... комроты. Припоминает и отчего пропал интерес: коммунисты свели свои доктрины к деньгам, к экономике. Видать, основоположникам крепко не хватало средств на прожитие. Когда живот подводит - все мысли о еде. За годы мировой войны эту немудрёную истину изучил каждый. А душу оставили Церкви. Диалектической - прочие для них еретики и подлежат экспроприации. А нередко - и ингумации, как они выражаются. В безграмотных играют, а слова сложные любят. Что очень неплохо говорит о некоторой образованности. Невысокой, но всё же...
   На это и расчёт. А ещё на то, что ротный - партиец искренний.
   Директор принялся перебирать немногие предметы на столе. Письменный прибор, пепельница, проклятая бумажка... Как всегда, когда проблема становилась ясно очерченной, нервы отпускали. И даже испорченное ещё в молодости зрение словно становилось чуть чётче. По крайней мере, следить, чтобы строки не налезали одна на другую, его пока хватало. Даже без очков.
   Первое - свидетели. Пусть из выгрузки дров митинг получится. Второе. Через слово поминать ихнего основоположника. Цитировать. Третье - бить в дырку, которую тот оставил недоработанной, подробно разработав теорию - как сделать человечество счастливее. Позабыв разъяснить - зачем!
   Так, с дальним - ясно. Теперь займёмся ближним. Пушки у тебя без прицелов? Так это же задача из баллистики! Пусть и не любимой, ракетной, но всё же. Главное - определить начальную скорость снаряда...
   К полувечеру, когда солнечный диск оказался ровно уполовинен горизонтом, к невысокому забору школы - увы, чугунному - подъехал, пыхтя, грузовой паровик, волоча на прицепе сразу полдюжины трофеев. Изнутри гурьбой посыпались фигуры в серых шинелях. Главные фигуры в его игре. Директор ждал подвод - но так даже лучше.
   - Ну что госп... - руки ротного стряхивают снег с шапки. Ехал снаружи - а рядовых загнал в тёплый кузов. Точно идейный! Но начал, свинья, тем же тоном, каким прощался. Ох, и взъелся же на преподавателей! Наверняка не может простить "неудов" и "плохо".
   - Господа все сбежали или попрятались. Гражданин. Или даже - товарищ. Я ведь с трудами товарища Либерте Прима лучше вас знаком. Но об этом - после. Сейчас - главное. Ты жаловался, что у пушек прицелов нет? Стрелять нельзя?
   - Стрелять можно, - хмыкнул комроты, - попадать не получается.
   - Дульную скорость знаешь?
   - Откуда? Интервент и таблицы посрывал...
   - Жаль. Лишняя работа. В общем так - уговор есть уговор. Зарядные ящики вы, вижу, прихватить не забыли. Так что, отцепляйте одну - и тащите на школьный стадион. Буду показывать, для чего учёный человек необходим воюющей, - чуть не ляпнул запретное: "стране", - народной власти.
   Комроты подскочил, ухватил за плечи - чуть шитки не треснули - заглянул в лицо:
   - Вы что, прицел сделать можете?
   - Прицел не прицел, но попадать получится. А если у вас бинокль найдётся, или подзорная труба с делениями - даже и довольно точно.
   Бинокль у товарищей нашёлся - как и составленная на уроках географии карта окрестностей школы с расстояниями. Секундомер, отвес - из кабинета физики, учителей и учеников ещё три часа тому всех по домам разогнал - школа должна прикрыть город от перелётов. Внутри - спокойная радость, как у грибника, перед которым открылась грибная поляна. И тихие надежды - может, удастся выбить паёк для преподавателей? Ведь пушки на войне - это очень нужно. Почти как ракеты.
   За час-другой таблицы не восстановишь - но дело пошло. Комроты снова превратился в "хорошего", и о пайках побеседовать в штабе клялся аж мировой революцией, но про дрова не забыл.
   - Война - то закончится, - сказал, притопывая зябко, - Последняя, понимаешь! А дальше как? Ты говоришь - читал наши книги... Там ничего про твою науку не написано.
   Директор хлебнул обжигающего морозного воздуха. Значит, и вторая заготовка пригодится...
   - А скажи мне, ротный, где в наших, - и тот не одёрнул, - книгах написано, что нам нужно убить своих детей и внуков? Где?
   Комроты отшатнулся. Глянул - с двойным интересом, почти радостно.
   - Интересные пироги. Круто загибаешь, - начал негромко, но голос рос - до площадного митингового крика, - Не хуже анархистов... Вот уж кто любит приврать для красного словца. Да мы не из таковских. Всяких переспаривали! Дать погулять полгода - убить?
   - Да тут наоборот, - хмыкнул один из солдат, - жизнь на чернилы пустить! Чисто убивство.
   Иные подхохотнули - а вот водитель грузовика, подперший спиной тёплый бок машины, скривился.
   - Тебе, портянка запасная, любая работа "убивтсво". Посмотрим, как на фронте запоёшь - там-то топор с лопатой ближе мамки с отцом покажутся. Слышь, командир, давай, правда, погутарим с этим гражданином директором. А то забыл уже, как говорить - всё пулей да ракетой агитируем.
   - Так пока и говорить не об чем, - заявил комроты, - директор-то пока не ответил запасному нашему. Поди скис?
   - Я перебивать людей не люблю, - заявил директор, - Но могу. На детях научился. А что до убийства - смотри: вот, сражались вы за счастье народное и детское. Победили. Потом и разруху одолели. А там - вырастили детишек, у кого есть, наплодили - у кого нет пока. Потом состарились и померли. Так?
   - А ты что, нас пережить собрался, что ли? - выступил всё тот же запасной. Комроты улыбается. Ему нравится грубая площадная игра в митинг. Пусть и ставка - не мировая революция, а машина дров.
   - Не так чтобы, - развёл руками директор, - видишь, пальтишко на мне не лучше шинели твоей. Того и гляди, перестыну. А старикам много не надо...
   А всё из-за дров! Выйти к краснюкам в песцовой шубе, положенной советнику пятого ранга от образования, он не рискнул, нацепил осеннее.
   - Ты на сочувствие не бей, - прервал комроты, - ты к делу.
   - А такое и дело. Что мечта сбылась - настали всем кисельные берега - а тут с неба камушек падает...
   - Это как в сто первом году? Ух и зарево стояло... А причём?
   - При том. Хорошо, камень на ледник пришёлся. А если б на город? А их в небе много. Есть и побольше... Что с детишками твоими станется, если им на головы этакая глыбища свалится? Товрищ Либерте всегда писал, что путь к величию человечества лежит через преодоление природы. А уж эта - опасней не найти!
   Директор разошёлся. При этом краем сознанея отмечал: ветер пробивает одежду насквозь. Похоже, это его последний спор. Тем более надо выиграть. А комроты - воспользовался тем, что у старика дыхание перехватило, говорит сам.
   - Народный союз остановил белых, рассеял зелёных. Сбросим интервентов - возьмёмся за разруху! Камни - тоже обуздаем, в очередь.
   - Они редко падают, да, - директор насилу продышался, морозный воздух не хотел лезть в лёгкие, стоит в горле, как ледышка, - но падают. И средств пока нет. Так и на ракету когда-то средств не было. А теперь развелись танки... А всё почему - есть люди, что учатся с детства - и всю жизнь. А если им по полгода гулять двать - так они выучатся разве к старости. Если вообще успеют. А старые учёные, вроде меня, все перемрут раньше. Некому будет средство от камней небесных изобретать.
   - Камни - не первый враг, - отрезал комроты, - да и что они могут? Ну, город снесут. Так если разруху не обуздать, с голода больше подохнет. Вот и начнём учить камнеборцев - потом. Риск, товарищ - то, что мы вынуждены принять. Так пишет Либерте.
   - А риск сосчитать нужны учёные люди - где он выше, где опасность ясней. Это сейчас такие волны идут, что простым глазом видно.
   - Вот именно. Потому - учить будем потом. Придёт время, партия позовёт - сами школу отстроим и дрова завезём! Защищать от небесных камней трудовой народ. Но сперва - заокеанцы! А, ребята?
   Рота - мелкая, взводы до войны были больше - одобрительно шуршит заскорузлой на холоде одеждой. А директор зимы уже не чувствует, как и начавшейся позёмки. Для него остались только слова - которые нужно произнести.
   - От разрухи учёные люди тоже помогают, но представим: камень не прилетел. И живут ваши детки долго и счастливо. И внуки их, и правнуки. И все помрут. Так и выйдет: всего смысла в жизни - землю удобрить. А потом смерть... Обязательно. Да и счастье их будет, как ни старайся, неполным. Вот есть у человека всё. И больше жизни он любит пироги с кефалью. Что он будет делать?
   - Жрать пироги, - откликнулся запасный.
   - Мещанство, - буркнул комроты, - Он будет человеком нового мира и найдёт удовольствие в общественно полезном деле.
   - Но отчего ему пирогов не пожрать, если есть? Будет жрать, - подтвердил директор, - Загубит желудок, и будет потом страдать от того, что ему пирог нельзя. Ну, это мещанство, да. Опять же, утешится общественной работой. А вот если любимая жена родами померла - это мужу не страдание? И в кисельной вашей стране так оно и будет - тот же ад, только засахаренный. Если...
   И замолчал. Тяжело дышал, выпуская белые клубы.
   - Если что? - спросил комроты. Ровно спросил, без ёрничанья, - Знаешь, а ты становишься совсем интересный. Дрова почти твои. Я лучше полы по мироедским домам обдеру, если вот сейчас ты скажешь правильное. Ну?
   - Если не переделать человека! Так, чтоб он не мог страдать. И умереть не мог.
   - Так это попы обещают.
   - Да, - директор вскинул голову, - Обещают - там. Да вот беда -сначала умереть просят. И жить, как тот любитель печёной рыбки - на пресной кашке. Ради того, что только обещано. А нам нужно - здесь. Пусть - не сейчас. Пусть - не нам. Детям. Да, боюсь, и дети не успеют. Разве - внуки. Значит - им. Если прямо сейчас начинать учить детей. Всерьёз. Много. Больше, чем при прежнем режиме. Поймите - на вас же вся надежда. Что, белые мракобесы на такое пойдут? Они молиться будут, спасать душеньки. И капиталисты заокеанские - тоже не пойдут, им свои жизни прожечь интересно, а не внуков спасти от смерти...
   Остановился. Его - не перебивали. Слушали.
   - А шо внуки... - начал было запасной.
   - Помолчи, - одёрнул его водитель, - или у тебя дети есть? А у меня есть, и внуки, надеюсь, будут...
   Комроты молчал. Потом заговорил.
   - Извини, гражданин учитель. Мы, оказывается, и верно, здорово увлеклись шкурным. А ведь и товарищ Либерте написал: "для построения справедливого общества требуется самопожетвование нашего поколения". Ради чего - не успел изложить. Оборвали. А ты - понял. Слушай, пошли в штаб! Поможешь наладить агитацию. Идея у тебя - большекалиберная. Ну, и пушки, опять же.
   - А дрова? - теперь, когда стало ясно, что - победа, директор снова стал стар и болен. Голова раскалывалась от боли.
   - Дрова оставляем. Мы своих внуков не обираем, - отрезал комроты, - но ты едешь в штаб. Видишь, разнарядка по штабам идёт - собирать идейных умников. В школе ты не один, выбери, кого за себя оставишь начальствовать. Твоя идея нам важнее любых дров... Хотя полполенницы я таки заберу. Они ж ещё с прошлого года, а до весны и свежих хватит. При нужде со дворов дровами поделятся... Э, директор, что с тобой?
   Спустя несколько минут, наполненных гонкой грузовика по заснеженным улицам - водитель закрутил предохранительный клапан, ради такого деда крастоармейцы решили рискнуть - комроты тряс револьвером под носом у главного врача городской больницы.
   - Застудился. А ему нельзя. В общем, сложный пациент. Показана операция, но в его возрасте прогноз не может быть гарантированно благоприятным...
   - Что, доктор, привык панство пользовать? Что наследнички трупикам рады? - комроты осклабился и сунул ствол под нос профессору, - Помрёт учитель - всю больничку в расход пущу! Выходите - просите, чего хотите, хоть мобилизацию отменить, хоть полста девиц на социализацию. Ни в чём отказа не будет. Слишком этот человек нужен трудовому народу!
  
  
   Пролог 2. "Танки в снегу"
  
   - Ну что, двести ёлочек поедут в Тан-Кайсар?
   Серьёзные глаза поверх пухового платка. Старого - чтоб не пришлось на улице воевать за шубу.
   - Братик, не зови меня так. Я взрослая. Мне уже двадцать семь.
   Ещё десяток лет назад она сказала бы: "большая". Тогда, когда верила, что их с братом странствия - временны, а родители и вправду уехали в экспедицию на ледник. Тогда, когда и сама называла себя - "двести ёлочек". И правда - походила на прошлогоднюю еловую шишку: как распушит пластинки брони, так ни ручек, ни ножек не разглядишь. Теперь эти широкие пластинки - примета, приходится обтачивать.
   - Брат, а зачем нам перебираться? И не выдумывай, скажи как есть. Пожалуйста... Ведь красные уходят.
   А правда в том, что на смену красным приходят ещё более опасные люди. Для него с сестрой. Заокеанские "освободители"! Как раз, когда появилась надежда. Иные обыватели даже машут заокеанскими флажками. Надеются, что у этих будет сыто... Не будет. Недаром вся городская грязь - не рвань, не нищета - грязь настоящая, которую с песком не отмоешь, ударила красным в спину! Организованная преступность. Многих боссов, сбежавших за океан пару тел назад во время "континентальной чистки" - тогда красные почти победили - привезли на подводных лодках. У брата имелись в этой гнусной среде кое-какие связи. Потому он знал - Это не слухи. Это правда. Тогда подобные связи позволили выжить. Теперь - наоборот.
   - Потому, что они хотят нас убить больше, чем красные, сестрёнка. Для красных мы - символ прошлого. Ненавистный. И всё-таки - не первая мишень. Для заокеанцев - первая. Это так, поверь.
   - Это тебе сказали те страшные люди? Я бы им не верила.
   - Именно они. Верить им нельзя - но и позволить заокеанцам поймать нас в городе они не могут. Почему - не скажу. Это неинтересно.
   Потому, что они уже слишком много знают. А значит - пойдут вослед. Другое дело - если неудобная парочка просто исчезнет. Всё равно как. Это стоило остатков фамильного достояния. Последние камни отдал. Именно для того, чтобы вариант "они тут были, уехали" стал предпочтительнее "тут никого никогда не было". Получить от новых хозяев нагоняй за нерасторопность - совсем не то, что попасть в основание нового волнолома. Заокеанцы любят строить порты. И любят прятать ненужных людей в бетон.
   Поэтому у него больше нет средств - зато есть билет на паровик до Тан-Кайсара. Там тоже красные - но как раз беглецов от интервентов-империалистов они шерстить не будут. А севернее, говорят, ещё держатся остатки армии "Полуденной" империи. Той, над которой когда-то не заходило Солнце...
   Паровик - не поезд. Поменьше, и никаких персональных кают, зато ходит без рельс, где захочет. Когда последнюю рельсовую магистраль перехватят - последнее спасение. Впрочем, что касается кают - сейчас поезда берут штурмом, давятся, забивая плотной толпой этажи, лезут на крыши...
   А на безрельсовом вокзале - шпалеры из бойцов. Белые полушубки, красно-чёрные ленты на медвежьих шапках. Бывший гвардейский полк, теперь служит мятежникам. Такого он не ожидал. Даже опаска возникла - вдруг предали? Но деваться некуда. Показал бумагу с "опрокинутой пирамидой" алых чернил, начальник караула принялся внимательно изучать штамп.
   - Простите, товарищ, подделок много...
   И настороженный взгляд - в лицо. Вдруг заметит подпилы на чешуйках? Или попросту - узнает. Не может быть, чтобы в полку все люди за тридцать лет поменялись. Могут и узнать прежнего батальонного командира.
   По счастью, одна пара глаз привыкла сверять лица с фотопортретом да изучать печати, искала не образ, а отличия. Остальные либо стояли в плотных шеренгах да пялились наружу, либо следили за сестрёнкой.
   Паровик двухстам ёлочкам понравился. Куда больше поездов. Когда - как давно это было! - её привели на вокзал в первый раз, чтобы ехать на южный курорт, родителям пришлось долго оправдываться и успокаивать безутешное дитя.
   - Куда вы меня привели? - плакала маленькая путешественница, - Это не поезд! Это дом!
   Не помогало ничего. Пока не заплатили денежку, да не спустились в подвальный этаж под перроном. Туда, где среди фырканья сжатого воздуха и запаха прелой смазки ожидали движения колёса. Тогда она признала: да, поезд. Позволила вытереть слёзы, и всю дорогу болтала про то, какущие там внизу колёса и пружины. И как фыркают.
   - Какие пружины? - удивлялась мать. Ей-то было нужно неутешного ребёнка успокоить, а не подвеску вагона изучить. Похоже, несмотря на все старания ёлочек, она так и осталась в убеждении, что пружины сестра выдумала. А та всё дёргала за рукав и в сотый раз пересказывала, как внизу сильно шипит.
   - Громко?
   - Нет, именно сильно... Поезд - он сильный!
   А паровик - он же весь на виду. Не нужно выпрашивать у братика экскурсию к механизмам. От избытка чувств даже колесо погладила, одно из дюжины. Большое, широкое колесо - такие паровики ходят по границе ледника, по бездорожью. Сетчатое плетение - значит, машина уже военного времени. А ёлочки уже под днищем машины. Восхищённо ахает на приводные валы. У этой модели их аж четыре.
   - Сестра!
   Именно так, чтоб не забывала, кто она... Настоящим-то именем не окликнешь.
   - Я ничего не трогаю, не беспокойся. Только смотрю...
   Проверка закончена. Командир подносит руку к сердцу, один из гвардейцев провожает ценного специалиста к дверям паровика. Внутри шевельнулось прошлое. Даже возникла шальная мысль - раз уж в "полуденной" побеждают красные, раз они отбиваю иноземное вторжение - может, в Тан-Кайсаре открыться? Найти типа повменяемее... У них ведь много бывших служит... Опять же, каков образ для пропаганды: "Они признали революцию!"
   И даже кондуктор в дверях. Не кланяется, как бывало, но смотрит почтительно.
   - Товарищ Эгалитэ с дочерью? Проходите, для вас места предусмотрены.
   В салоне - серые от позора морды. Спасаться стыдятся. Знали бы, как "товарищ Эгалитэ" набегался. В том числе и от них. Но к такому делу нужна привычка. Воспринимать отступление и бегство как неизбежную часть жизни. Пожали руки, уступили место у окна девочке. Смотреть не на что. Но слушать разговор - не столько взрослый, сколько маскировочный - ещё скучней. Полезла в карман за любимой игрушкой - мотком медной проволоки. Вот зверушек не любит, хотя девочке как будто положено. Кроме мышей. Вместо кукол с железками возится - и счастлива.
   Так и потянулось время: для него - бессмысленный осторожный разговор, для неё - моток проволоки и окно. А ещё - люди в форме, время от времени пробегающие по центральному коридору из хвоста, где силовое отделение, в нос, где рулевое. Да и в окно стоит поглядывать - вдруг встретится интересное: телеграфные столбы, шлагбаумы, на худой конец - низкие зимние облака. Или - могучую машину, зелёные вспышки над плоским бульдозерным рылом.
   - Братик, бронеход! Заокеанский! Моргает!
   Даже сейчас для неё важнее - что бронеход. Коробчатый корпус цвета закопчённого льда, словно готов развалиться без стяжки широких гусениц, голые чёрные руки направляющих. Увы, поднять заслонку амбразуры и выпихнуть на направляющую огненнохвостую смерть - минутное дело. Случайность? Или - продали? А может, враг догадался, что красные будут эвакуировать специалистов. Теперь уже неважно: мелькающий огонёк фонаря связи в третий раз предлагает остановиться. Серые столбы над узкими трубами бронехода становятся чёрными: перешли на боевой уголь. Но паровик тоже увеличивает скорость, пытается чаще менять курс. Гражданская машина легче - но среди ровного поля от ракет не уйти.
   В пассажирский салон заглянул механик.
   - Чего сидите? У нас брони нет. Попадут - конец. Прыгайте. А мы отвлечём снаряды...
   Скорость паровика лишь немного больше скорости бегущего человека. Только куда прыгать? В замороженую приледниковую степь? Всё лучше, чем вариться заживо в пару от разорванных котлов.
   Его пропустили первым - и быстро, пока не отстал, сунули в руки "двести ёлочек". Та только ойкнула, а брат уже падал, подмяв сестру под себя, стараясь закрыть - и успел. Сверху пронёсся вихрь из рваного железа и пара. В спину ударило. Боли не было - но это уже не имело значения - шрапнельная пуля пробила тело насквозь - но на переднюю броню сил ей не хватило. Значит, он снова, в последний раз, спас сестру. Потому, что щита из его чешуи и тепла от тела хватит дождаться победителя. В схватке, конца которой ему увидеть не суждено. И всё таки - последним чувством стала надежда. А последним видением - тяжёлый бронеход с кругами "полуденной" на бортах.
   У заокеанцев приказ. У белых - злая радость. Одинокая машина врага не представляет особой опасности, зато очень ценна как добыча. Одинокий бронеход, решившийся прорываться из окружения - без угольщиков, без ремонтных машин уже посли сотни миль начинает нуждаться во многом. Прежде всего - в угле. А тут - развороченный труп паровика с наполовину полными ямами, и крейсерская машина с настоящим, боевым топливом. Удача. Несомненная удача - и надежда дойти до края ледника. Туда, где ещё держатся дивизии врагов, противников по Великой войне. Старых знакомых. По нынешним временам - добрых.
   То, что они - беззащитная добыча, заокеанцы поняли не сразу. Не сгубившая себя в Великой войне, изолированная на собственном небольшом континенте страна не приобрела боевого опыта. В результате её машины были хоть и многочисленными - но устаревшими года на четыре. На четыре года жестокой бойни. Ни бронебойной пушки, ни ракет со стальными сердечниками. Ни скорости - чтоб уйти.
   Они отбивались. Белая - в обоих смыслах - громадина в подпалинах ненарисованной копоти - отличная мишень. Но щучий нос сердито рыскает, слоистой броне бортов наплевать на косые удары выставленных на удар шрапнельных снарядов. Всё таки коробка с пулями - пусть и неразлетевшимися - плохая замена калёному сердечнику. Кулак, а не стилет. В ответ носовая пушечная башня неторопливо выдыхает огнем. Раз, другой. На третий - стальная болванка сделала в заморском госте первую дырочку. Ни в котёл, ни в боезапас ей попасть не повезло, прошла между опорными катками. Внутрь машины брызнули осколки перекалённой брони, калеча экипаж - а снаряд долетел до другого борта, пробил его - и застрял, выглянув наружу. Видимо, не нашёл достойной дальнейшего полёта цели.
   Свои ракеты имперец берёг. Хотя именно теперь появилась надежда пополнить запас трофейными. Так что вся работа досталась пушке. Второе попание - готовая старту ракета разрывается на направляющей, крышка амбразуры уже закрыта, но горячая волна сминает её, рвёт на серпантин. Аукнулась заокеанцам экономия на механизации - тяжёлую крышку не поднять руками быстро, а клочки лёгкой впились в лица расчёта единственной башни. Их заменили - но третья болванка надорвала гусеницу. Её хватило ещё на три оборота - а с трёх ещё действующих направляющих уходили ракеты. Расчёт был на везение, что приведёт одну из них под основание вражеской башни, заклинит... Статистика - штука неумолимая, и экипаж старался выпустить побольше ракет. Не успели - машину рвануло, повело по кругу.
   Ни сопротивляться, ни бежать... Над обездвиженной машиной взлетает сигнал капитуляции. В борту распахиваются двери, экипаж споро выпрыгивает, неловко сбивается в кучу снаружи, воздев руки и хвосты. "Полуденный" прекратил огонь, наползает, как ледяная гора. У этого гусеницы аккуратно укрыты броневыми экранами, да и вращаются где-то внизу... Сзади, между продавленных траками в целинном снегу траншей, поднимается десант. Наперво - бегут к разбитой машине - "Нам кое-что пригодится, капитан!" Пленные расстаются с лишней одеждой. Если им повезёт - им оставят немного топлива - дождаться спасения. Если нет - что ж, заснуть от холода лучше, чем заживо вариться в пару от разорванного снарядами котла или гореть в угольной пыли. Механики организовавают погрузку угля, оружейники - снарядов. А самые любопытные - и наименее занятые - победители направляются к остаткам пассажирского паровика. Склоняются над распростёртыми на снегу телами. Один переворачивает убитого - с губ срывается свист.
   - Девочка. Дышит. А махонькая...
   Другой пожимает плечами. Ему всё ясно.
   - Глянь на след - на Тан-Кайсар шли... Значит, краснюки драпали...
   - Какая разница? Она ребёнок! Да и лицо у того, что её прикрывал - не пролетарское. Глянь по карманам... Ага. Имя уже ихнее. "Равный", сволочь. Но - всего лишь инженер, в партии не состоит, крови не замешан. Может, не хотел на заокеанцев работать, для того и кличку принял.
   - С ней-то что делать?
   - Тащи в машинное. Отогреем, накормим, там и думать будем. Вон, на "Вечном Льде" кота держали. Думаешь, она нас объест сильней? Ну и воспитаем - как надо!
  
  
   Пролог 3. "Сюрприз для революционеров"
  
   Механический завод - это грохот. Он появляется дрожью земли ещё под колёсами везущего очередную смену паровика - и изчезает только вместе с трубами, когда те ныряют за горизонт. Штамповка, прессовка, сверление... Здесь делают не просто механизмы - здесь создают вещи большие, грубые, но прочные и надёжные. То, что требуется армии. И сам завод - такой же. Широкие рельсы, медлительная мощь паровых транспортёров, угрюмые своды мостовых кранов. Машины, способные продавить землю насквозь, и фундаменты, годные для поддержки небесного свода. И люди такие же - квадраты фигур, хвосты шире плеч, а головы в плечи вдавлены. Иные шутят - сильно высунешь, оторвёт.
   Ещё дальше от города, спрятанные от шума за кривизной земли, укрылись белёные здания завода опытого. Тут шум следовало поискать - например, в подвалах. Этот мир принадлежит куда более тонкой материи - но вполне земной. Тут производство - точное, тряска недопустима. Трудяги - подлинней и потоньше, у белых халатов рукава для хвостов пришины к спине, чтоб толстые культяпки не мешали длинным тонким пальцам. Либо - в тонкой сборке, либо - в ещё более тонких линиях чертежей.
   На верхний этаж одного из корпусов вход заказан. Здесь громкий, а паче, шаркающий шаг - преступление. И даже у лестниц, ведущих вверх, приглушают голос, когда там, под стеклянной крышей, под зеркалами, продлевающими день на несколько часов, среди искуссвенного полдня творит Сам. Тот, чье имя, отлитое в металл, наводит ужас на врагов Федерации на всех фронтах, охвативших планету. Вокруг - благоухают сосны в кадках. Потом он выскочит из добровольного заточения, и раздаст всем задания, будет заглядывать через каждое плечо, чтобы дать совет, в каждую схему и каждый процесс, уверяя себя, что всё идёт верно. Он засунет голову в ствол пушки, что готова уйти на новый броненосец, и громко возгласит, что он - ОН - ошибся, и нарезы нужно сделать более пологими.
   - Видите следы от сорванных поясков?
   И будет совать мордой в ствол министров и адмиралов, пытающихся поторопить.
   - Я не выпускаю пушек, которые разрываются!
   Но контракт выполнит - до буквы, до секунды и до последней заклёпки. Конкуренты в делах и враги на поле боя ещё существуют. Но - там, в оранжерейном смолистом аромате, работает человек, который делает их существование исполненным единственного смысла: служить фоном двойному гению. Техники, во-первых, и коммерции, во-вторых. Для полного счастья бедолаг, он всё ещё молод - какие, к Хаосу, средние годы? - здоров, как носорог, а фигурой напоминает силачей с механического. И, в отличие большинства от модных щёголей, не нуждается в полировке чешуек. Они у него от природы блестящие.
   А вот о чём не догадываются люди внизу, так это о том, что сейчас он не ватман разрисовывает, а царапает циркулем свои распрекрасные чешуйки. До бахромы. Нервы. Там, внизу, доводят до ума очередной прототип - и на этот раз он не желает мешаться в процесс. Попросту потому, что очередная безумная затея принадлежит не ему. А - Младшему. Сыну и наследнику. Первая крупная работа в области механики - он не посмел вмешиваться, хотя некоторые решения казались совершенно неприемлемыми. Но дети должны привыкать к самостоятельности. И раз уж парень - единственный из трёх десятков симпатичных мордашек, что нарожали шесть жён-красавиц, кто заинтересовался механикой, так пусть набьёт собственные шишки, прежде чем вступит на мостик. А остальным... Тем более, эта немочь вряд ли от него... Нет, апории Ада, рано продумывать завещание! Ему дарован тот, кто может стать не просто Младшим - Вторым, так это повод для радости. И долгой совместной работы. Только бы получилось. Только бы не сорвать резьбу. Другой-то заготовки нет, и в ближайшие годы не предвидится.
   А там, внизу, заканчивают сборку устройства. Скоро раздадутся шаги - а на испытаниях нужно быть спокойным... Как бы дело ни повернулось. И вот - удары башмкаков по паркету. Это кого Младший с собой волочёт, такого громкого? Ааа, профсоюзный вождь. Неплохой человек, руку жмёт преувеличенно крепко. Мол, стальная хватка рабочего класса.
   - Отец, сборка изделия закончена. К сожалению, возникли проблемы. Невозможно выехать на полигон, у ворот опять толпа. Дело даже хуже: на паровик, вывозищий утреннюю смену, нападали. Дело ограничилось разбитым окном - но в следующий раз это может быть и бомба.
   - Наш профсоюз - единственный, не участвующий во всеобщей стачке, - пожимает плечами рабочий вожак, - вы держите заключённый полгода назад договор, и мы не склонны нарушать слово. Увы, на людей начинают оказывать давление. Впрочем, вы знаете руководителей рабочего движения. Либо бандиты, либо красные.
   - А вы? - склонённая на бок голова, полуулыбка.
   - Я красный. Но это не означает, что я намерен работать против моей страны. И, похоже, многих это бесит. Поэтому я и пришёл. Похоже, существующей охраны заводам скоро станет недостаточно...
   Говорили - долго. Под стеклянной крышей огромного кабинета, под стальной - в цехах. Испытания изделия пришлось перенести на неделю: формирование дружин для охраны завода заняло слишком много времени. Оружие? Он хмыкнул, и велел отворить запасники с прототипами. От самых старых, до новейших, вся история его славы легла в заботливые руки и хвосты. Однако события опережали любую реакцию: ночью толпы бастующих, перемешанные со стоящим в городе учебным полком, ворвались в ратушу. К утру город покрылся красными знамёнами. Свежая смена рассказала: громят магазины и склады, полицейские участки и департаментская тюрьма сдались, не продержавшись и до полудня. Сдавшиеся полицейские, к их удивлению, добродушно отпущены по домам. Разве некоторым дали пинка. Вокзал - занят, банки - тоже.
   Зато про два завода на отшибе забыли. На время. Но вот - вторая попытка вывезти изделие на полигон - и вновь толпа перед воротами. Только за спинами толпы маячат толстые раструбы ракетных ружей и направляющие для тяжёлых снарядов. Да и толпа довольно тихая. Ждёт, пока переброшенный через ворота пакет прочтут внутри. Пока соберутся под стальной крышей. И решат...
   Наконец, ворота медленно отворяются. За ними - кар-паровик, платформа с сорванными чехлами.
   - Господа, я советую вам прекратить играть "в правительство" и разойтись. Или по крайней мере не мешать мне и моему предприятию работать.
   А Младший уверен в своём аппарате. Настолько, что за эту неделю собрал ещё три.
   - А может, вы со своими псами уйдёте? А не то и снаряд с напрявляющей ненароком сорваться может... И не пробуйте своими стволами пугать - прольёте кровь, пощады не будет. А пушку между выстрелами взять - дело плёвое.
   Говорить это королю пушек и брони? И Младшему, который уже положил руку на маховик. Сейчас пустит пар. Два других стрелка тоже готовы. Даже если два изделия заклинит - одного хватит с лихвой.
   - Плёвое, говорите? Ну, посмотрим!
   Установка гудит, раскручиваясь. Один удар сердца, второй...
   А потом, огонь и гром. Не страшный и короткий, к которому привыкло ухо. Ровный и непрерывный. Двадцать семь стволов в трёх установках выплёвывают снаряды. Стоящие вблизи - изорваны в клочья, пробиты насквозь. А немного поодаль бал правит её величество дистанционная трубка. Снаряды, каждый с детский кулак диаметром, разбрызгиваются осколками. Тут не то, что вскинуть к плечу ракетное ружьё - дёрнуть за ручку, запалив ракету на направляющей не успеть. Да и сама ракета уже взбухла огненым облачком. Полминуты - и огненный вихрь стих. Короба ещё полны - но стрелять не в кого.
   Испытание состоялось.
   Старший пожимает плечами, пытаясь скрыть радость. Он больше не одинок! А эти... впереди - их полмиллиарда. Не жалко.
   Младший не столь выдержан. Он пляшет, лезет обниматься к своему детищу - и шипит змеёй, обжегшись о ствол. Вот и хорошо. Значит, не забудет усовершенствовать систему охлаждения. Однако впереди немало работы: нужно навести порядок в городе, там семьи рабочих, найти мэра или кого-то из чиновников, усились разбежавшуюся полицию действительно крепкими парнями.
   Что до возможного сопротивления... Изделие сделает всё. Кажется, теперь все будет решать - у кого есть Изделие, а у кого его нет. А само оно вполне заслуживает того, чтобы носить имя создателя. "Майрен". Нет "Майрен" - это одна из тех, что бьёт далеко и редко, а не часто! "Майрен Младший" - так будет вернее.
  
   Пролог 4. "В пяти годах пути"
  
   Дежурство у двигателей - время спокойное. Хотя бы потому, что если двигатель ломается - экипаж не успевает этого заметить. Всё беспокойство сводится к осмотру и диагностике управляющей автоматики. Остальное время - скучать и разглядывать огоньки на приборной панели.
   К сожалению, звездолёт - это не только двигатели. Так что работы у инженеров всегда много. Ходит даже шутка, что на самом деле межзвёздный привод питается не реактором, а носящимся по кораблю техническим персоналом. И всем нужен руководитель! Без него из вентиляции будет вечно тянуть тухлыми яйцами - вплоть до взрыва, внутренняя связь так и будет шипеть и съедать половину слов, внешняяоткажет как раз ко времени сеанса трансляции, и на Аарде будут несколько минут - а то и часов - волноваться, гадая, выйдет ли корабль на связь вообще, или его пора вносить на чёрные плиты Дворца Звездоплавателей, в длиные спики жертв космоса.
   Причём, что самое смешное, исправить ничего нельзя: скорость света пока остаётся неодолимым пределом для связи, как и для путешествия. Так что несложно оказаться пророком. Не отправил вовремя сигнал - и точно знаешь, что через несколько лет в Центре управления полётами будут грызть ногти и напряжённо сопеть.
   Вчера и вовсе случилось страшное: в плантации хлореллы обнаружилась лягушка. Маленькая, с полногтя. Судя по розовым полоскам вдоль спинки - самка.
   Пришлось выдирать из цикла три солнечных мата. Тонкие, заполненные водой, гибкие, как ткань, и прозрачные, как стекло, солнечные маты с хлореллой обеспечивают и пищу, и воздух. В экстренном случае можно перейти на химическую регенерацию и сублимированые продукты, но трата любого невозобновимого рерурса пожирает автономность корабля, и без того невеликую.
   А лягушка... Это почти катастрофа. В водно-пузырьковой, насыщенной углекислотой и кислородом смеси он может дышать. Температура, опять же, вполне мерзавке благоприятствует. Так что - сегодня лягушка. Завтра - а она отложит икру, причём оплодотворённую, она у них от рождения готовая - тысячи лягушек. Которые жрут хлореллу, гадят, вдыхают кислород. И откладывают икру. Счёт простой - одна - тысяча - миллион - миллиард.
   А икра у них мелкая. И стойкая. В кипятке не варится, терпит заморозку до абсолютного нуля и вакуум. Какая-то часть гибнет. Но - уж одна-то икринка выживет. И вот - лягушка! А завтра - тысяча лягушек.
   В прошлый раз он попробовал кислоту. Увы, новое явление не замедлило появиться. А заменить маты на новые... Верно, трата неприкосновенного запаса. К которому капитаны - и главный, и дежурные - относятся с таким рачительным пиететом, что по палубам ходят анекдоты о мчащихся сквозь тьму мёртвых кораблях с абсолютно целым НЗ.
   Так что вчерашний день ушёл на стандартную обработку: сухой нагрев на грани расплавления мата, вакуумирование, заполнение дистиллятом, внесение питательного раствора, внесение культуры хлореллы. Так что - икринка есть, и ждёт своего часа. Может, уже завтра, может - через неделю, может - через год, но с биопалубы поступит вызов. И дежурного инженера - хорошо, если это будет кто-то другой - снова поставят перед стандартным кошмаром. Потому, что заметят в мате с хлореллой лягушку.
   Так что если выпадает возможность поскучать - лучше принять её с благодарностью. Тем более, с утра был сеанс связи, и теперь можно перебирать в памяти новости с Аарды. Больше научные. Хотя и устаревают за те годы, что радиоволне приходится догонять корабль, но дают такую картину развития планетарной науки, что бывшие звездолётчики по возвращении становятся самыми востребованными специалистами. Человек, привыкший видеть перспективу развития технических систем в течение десятилетий, часто замечает такое, до чего ни разу не покидавшие родную звёздную систему не додумаются иначе, как по прошествии этих самых десятилетий.
   Так получилось - звёздный флот стал кузницей учёных и инженеров Аарды. Особенность цивилизации, на которую иные соседи по Великому Кольцу смотрят с явным неодобрением. Уж больно много кораблей построила беспокойная планета. Сами корабли-то им безразличны. А вот реакторы... Взрыв одного корабля даже у границ солнечной системы может нанести цивилизации непоправимый ущерб. Вот и кричат хором все соседи: прекратите! Разменивать подобные риски на скорость развития - преступно и недальновидно.
   На просьбы поделиться секретом более безопасных и эффективных топлив братья по разуму отмалчиваются. Одна из старших планет, правда, начала трансляцию про какой-то "анамезон", но тот, увы, оказался слишком уж малоэффективным. И дорогим. Возможность отправлять одну экспедицию раз в тридцать - пятьдесят лет аардян не устраивала. А секретом более совершенных двигателей инопланетяне делиться не захотели. Из чего следует: те ещё опасней.
   Аарда в кругу старших цивилизаций вела себя, как подросток под присмотром взрослых сестёр - скромно держала очи долу, соглашалась с воззваниями к медлительной мудрости и самоограничению - а в голове, то есть Великом Совете, вызревал план. Который иначе, чем хулиганским и назвать нельзя!
   Колонизировать и обустроить достаточное число планет, чтобы гибель одной-двух уже не могла нанести цивилизации существенного урона. Правда, для этого требовалось найти подходящие планеты.
   Эту задачу должна была решить первая серия звездолётов планетарной разведки, первым из которых и стал "Тульп". Тот самый корабль, на пустом мостике которого скучает дежурный инженер ходовой вахты Берг Маас. Отвлекаться от лицезрения панелей с сотнями огней нельзя - но на них ничего не меняется. День за днём, месяц за месяцем. И так - три смены в неделю. А остальное - связь, вентиляция, лягушки в хлорелле... Всегда одно и тоже, и всегда разное. Можно было бы сказать - год за годом - но получится неправда. Дежурная смена - всего три месяца. Потом - пожалуйте в анабиоз. Потом, после пробуждения - месяц на "просыпание" и отдых - на деле, отпуск, чтобы глаз не замыливался.
   Впрочем, в инженеры звездолётов подбирают людей, способных полностью сконцентрироваться на самой скучной задаче - особенно, если после её выполнения ждёт интересная. А Берг предвкушает визит в носовую обсерваторию, для профилактики инерционных зондов. Впрочем. интересны ему не зонды, а дежурный наблюдатель, Шельда Лагер. Да она всей мужской половине дежурной смены интересна. Впрочем, на этот раз не пришлось даже тратить время на дорогу. Стоило смениться с поста - и сразу за мембраной гермолюка обнаружились васильковые глаза под соломенной копной, с трудом увязанной в подобие конского хвоста.
   - Идём... Шестой заговорил!
   - Он же потерян?
   По крайней мере, на позывные не откликался, информации не посылал. А ушёл к планете назначения дальше всех.
   - Не до конца. Оказывается, просто накопители разрядились. Подошёл ближе к звезде, набрал энергию и вышел на связь. Берг, там фотографии...
   - Я тебе говорил - нечему ломаться на этом куске керамики.
   - Ты меня слушаешь? Шестой, он же дальше всех ушёл - мы его на самом пике скорости сбрасывали, перед торможением. Там снимки планеты. С разрешением в километр.
   - Капитану отнесла?
   - Боюсь.
   Берг опешил. Оно понятно, почему блондинок берут на звездолёты. Девять десятых населения, как-никак, светловолосые, а без женщин на корабле -никуда. Особенно - красивых. Но...
   - Ты что? Он к тебе очень хорошо относится.
   К ней вообще все мужчины хорошо относятся. Красивая, проблем не создаёт. Правда, и не решает. Возится со своими бесполезными зондами... Подойдём ближе - сами всё увидим. И уж никак не километр на километр. Снимки прямо с орбиты, бомбовые зонды по всем аномалиям... Вот это будет работа! Но - экипажу гораздо веселей, если о системе назначения приходят хоть какие-то новости. Так что, на деле, Шельда - главный помощник дежурного психолога. О чём сама не подозревает. А потому - очень переживает за свою работу. Хороший, добросовестный человек. И, опять же, красивая.
   А ещё она храбрая. Вбила себе в голову, что возможен контакт с малоразвитой цивилизацией, примерно соответствующей эпохе Расколотого Мира. А потому прошла тренировки по погружению в хель!
   Что с ней сотворили на острове, отведённом под преисподнюю - неясно. Сама говорит только, что её сняли с третьего круга. Иначе бы уже не удалось вернуть в нормальное общество. Модель докоммунистичекой эпохи никого не отпускает неизменившимся.
   - Слишком вжилась, - на губах улыбка, а уголки дрожат, готовые сорваться в слёзы. Да, после хеля она стала немного странной - и это привлекало не меньше физичечской красоты! Но до сих пор странности проявлялось больше в любви к старинным стихам и песням. Которые она понимает, а все остальные - нет. Да, пожалуй, постоянной оглядке. Словно она немного боится удара в спину. От современных людей! Психолог уверяет, через несколько лет это пройдёт.
   - Там цивилизация, понимаешь? Пятьдесят лет пути - насмарку.
   - Есть запасная планета.
   - Её зонд тоже сфотографировал. Берг, я не хочу приносить дурные вести! Да, у нас на борту не хель, а часть великой цивилизации, все всё понимают. Но я сама себе не прощу... Слушай, посмотри снимки. Может, я зря боюсь?
   Голос её дрожал и прерывался.
   - Странная ты. Впрочем, час-другой задержки ничего не решает. У нас впереди пять лет пути.
   Они уже шли к обсерватории. Смотреть, так смотреть - а там самый большой экран. Больше, чем в кинозале. Шельда склонилась над проектором...
   - Начну я всё-таки с запасной планеты. Итак, наш вариант "Б". Кислород в атмосфере, средняя температура - как на искусственном пляже... Смотрим! Прозрачная атмосфера. Ни облачка! И - никаких признаков жизни. И - нет воды. Слишком близко к Солнцу. Судя по малому количеству углекислоты в атмосфере, мы опоздали. Жизнь здесь была. Затем планета потеряла весь водород. Высохла. Это и есть пляж - один громадный пляж. Терраформировать его можно. Но - сравним с нашей Целью!
   Экран заполнили белизна - и зелень. Белизна ледника - и зелень растений. Цвета немного теплей, чем у Аарды, но с первого взгляда становилось ясно - планета живая.
   - А где цивилизация? - Берг ничего не видел. Ни света городов на ночной половине, ни орбитальных станций, ни росчерков внутрисистемных кораблей.
   Вместо ответа Шельда принялась показывать более подробные снимки.
   - Я вижу только тучи.
   - Эти тучи висят на месте постоянно. Годами. Я думаю, это города. На ранних этапах развития цивилизации сжигают много ископаемых топлив. Может, они ещё не открыли атомную энергию?
   - Да как в таком жить можно? Нет, я полагаю, это что-то геологическое. Постоянное извержение... Будущим колонистам придётся высаживаться подальше от таких объектов. Вдруг они опасны?
   - А вот! Видишь - дорога!
   - Песчаная коса... Посмотри фотографии с Аарды.
   - А тут лес вырубили... Ровная такая сеточка.
   - Оползни... Тени. Шельда, я инженер. Я орбитальные платформы собирал. Я такого внизу насмотрелся... Какое у тебя разрешение? Километр? И что, цивилизация, не способная оставить очевидных знаков своего существования километрового размера, будет так дымить? Я видел последнюю станцию на угле. Над ней только воздух чуточку дрожал.
   - Так то последнюю... Когда человеку нечего есть, он согласится дышать дымом. Я видела снимки древней Аарды.
   Вот оно что! Она боится, что "Тульп" привезёт её в минувший кошмар.
   - Не настолько густым... Всё таки без пищи можно прожить несколько дней, а без воздуха - лишь несколько минут. Но это не главное. Покажи мне, как Цель излучает в радиодиапазоне.
   Пусто! Осталось - подвести итог.
   - Нет никакой цивилизации. Ну, возможно, там есть разумный вид в первобытном состоянии - так это и к лучшему, колонисты их подтянут. Но та безумная энергетика, что нам показывают снимки, слишком сильна для дикарей, не знающих радиосвязи. А тебя, бедненькая моя, слишком напугали в хеле. Так что - бегом к дежурному капитану. И... после доклада - встретимся на палубе отдыха?
   - Нет. Боюсь, я слишком устану, - и, раньше, чем Берг приуныл, продолжила, - Если желаешь, можешь навестить меня дома...
   В тот день он остался ночевать в каюте Шельды. По неписаной традиции звездолётчиков Аарды, это означало создание семьи. Просто покувыркаться можно и на рекреационной палубе.
  
  
  
  Глава 1. Младший.
  
   Сбитые в круг сани, приземистые сугробы палаток. Ленивые огоньки костров, недовольный треск промороженных дров. Горная лиственница. Других деревьев тут и не растет. Бодрящий запах горелой хвои. Дым приносит тепло - и помогает дышать чаще. Странный совет - для человека, знающего, что такое кислород, углекислый газ, давление. Проводники этого не знают. Зато прожили в южных горах всю жизнь. Так что их советы - работают. И все-таки лучшее средство улучшить самочувствие - глоток сжатого воздуха из баллона.
   Но баллон - короткое облегчение. Морозный воздух приходится заглатывать, как рыбе. Проводники говорят, через несколько дней - пройдет. Ну или не пройдет. Тогда - горы не для него. Впрочем, и не для полковника Эйвока. Неосторожные предположения, высказанные одним из проводников с глазу на глаз, пришлось опровергнуть. Нет, у полковника вовсе не "плотная голова", именуемая полковым медиком не иначе, как отек мозга. Ну или отек развился еще в гражданскую... И, похоже, полковник сделал все, чтобы вопрос - есть у него отек или нет - был разрешен в ближайшее время. Путем вскрытия.
   Сегодня расположение духа отчего-то взлетело к ледяным пикам. Безо всякой причины, скорей, вопреки. Горная война почти завершена, и это очень плохо. Придется спускаться вниз. Не то, чтобы внизу не было способов развлечься - но большинство из них приелось. И не вызывает такой радости, как слежка на хрустальном морозе или необходимость срочно придумывать новую смазку - потому, что старая все-таки застыла. Или как глоток сжатого воздуха. Необходимый и неизбежный, потому как к высоте нужно привыкнуть. Проводники говорят, это хорошо. Еще лучше - на ночь спускаться вниз, но это слишком долго.
   Сегодня ему доложили о последней стоянке горцев. Нашли, наконец. Не так, как полковник - тот как раз отправился наносить последний удар. В третий раз за неделю. Верней всего, снова по пустоте. Обнаружили по настоящему. Могли б и пару лысых хвостов притащить, но побоялись вспугнуть. Заодно вычислили и лагерь полковника. Вот туда он и нагрянул. Развлекаться, в конце концов, можно по-разному.
   Часовой, вообще-то, должен был пристрелить его, как охромевшую собаку. Какая смерть для Максена Младшего! Проблемы с соблюдением Устава возникли из-за выставленных на прямую наводку скорострелок. Пять штук, а две устаревшие, что имелись в лагере, покрываются инеем. Котлы, само собой, не прогреты, вода - по причине мороза - слита. Опять же, репутация. Солдаты, даже которые с северных территорий, существа ничуть не менее суеверные, чем горцы. Так и стоял часовой с открытым от растерянности ртом, пока не удалось подойти поближе и отобрать ракетное ружье. Врученное затем разводящему с надлежащими извинениями за некоторое самоуправство.
   Теперь можно ходить по лагерю Эйвока и обсуждать отсутствующее начальство с подчиненными. Которые жмутся и отмалчиваются отнюдь не из боязни полковничьего гнева. Критиковать его в лицо они могут. А вот говорить гадости в спину - не горная манера. Которую быстро переняли даже новобранцы из северных провинций. Опять же, Каменная Башка сумел себя поставить. И дело не только в том, что целый полковник на горной границе - много. Почти божество. Он ведь, при всех недостатках, еще и храбрец. И немногие осуждающие слова Младшему доводится слышать - изредка - лишь оттого, что он сам успел сделаться легендой, разом страшной и прекрасной. Тот, кого слушают убийцы тысяч, генералы теплых земель. Убивший не просто - многих, а тьму бессчетную. Не в открытом бою, а как гром с небес и молния из туч. Для имперских аристократов - бесчестье, для горца - доблесть. Возвращающий на одну пулю - тысячу. Дух воинского безумия и Дух свинцовых ливней - кто из них выше?
   Жаль, что туземцам не пережить этого года. Даже если сейчас развернуться и уйти, оставив Каменной Башке сомнительную славу последнего удара. Полковник загнал их в земли смерти. И ведет солдат по пятам врага. Несет никому уже не нужные потери. Похоже, даже не понимает - что все, победа за ним. Последним, забившимся на грань вечных снегов, не прокормиться. Их теперь и искать не стоит - сами спустятся за последней славой. Да вот именно славы полковнику и не хватает.
   Главным-то ужасом туземцев стали совсем не санные упряжки. А - кинжальный огонь с неба. Когда стойбище исчезает без вести, и только умелый следопыт может найти занесенные снежным саваном тела и времянки. Непревзойденный отыщет и место, откуда пришла быстрая смерть. Внезапно. Сверху. Найдет тела охранения. Проводники из местных охотников не хуже дикарей умеют подкрадываться и резать глотки. А много позиций "Максенам-Младшим" не нужно. Основная - для трех машин, отсечные - чтоб никто не ушел - еще для двух.
   Эйвок за то же время истребил всего два стойбища - и те не полностью. Да еще и солдат потерял... Даже не нескольких. Многих. Горы добивают раненых, больных, ослабевших. А кампания затягивается. Полковник решил отдать всю славу санным упряжкам, зимнему варианту любимых колесниц. В том и беда, что его заботит репутация рода войск, а не личная слава. Будь во главе полка обычный честолюбец, проблемы это бы не составило. Все командиры Федерации знают - почести Младшего не интересуют, и он охотно уступает славу стратегического планирования и тактического соображения армейскому начальству. Главные требования - очертить задачу и не мешать ее выполнению. Ну и сослаться. Не на человека, на технику. "Благодаря моему гениальному использованию скорострелок Младшего..." Этого довольно.
   Вот только к Эйвоку с предложением помощи и соваться не стоит. Тогда, во время войны раскола, "молодого выскочку с его жатками" мог послать в обоз только этот ревностный колесничник. "Выскочка", разумеется, распоряжение немедленно забыл, поступил по-своему - и спас остатки федеральной армии. Там, на Холодном Берегу. Так Младший получил орден, впихнул армии модель "Вирр", и приобрел врага. Колесничные войска за малым исключением были расформированы. А бравый генерал стал полковником, но не переменился ничуть. Теперь намеревается восстановить былую славу рода войск, сокращенного под корень его собственной глупостью. "Идиоты с мечами". Иначе их и не называли. Хотя тем же красным ничто не помешало вогнать десятки трофейных, а то и скопированных Младших-"Арта" на колесницы. Баллон со сжатым воздухом вращает стволы хуже, чем пар. И заканчивается в самые острые моменты... Как пишет тот красный:
  
   Холодного Берега черен песок.
   Заклинивший "Младший" скорбно молчит.
   Вновь тризну кровавую правит рок -
   В окопах резня, и комфронта убит.
  
   С нормальными "Младшими" таких оборотов ни разу не случалось. Но при недостатке паровиков и "бронеходы на собачьей тяге" пошли. Кстати, броня там была - противопульный щиток. А на Холодном Берегу осталось четверть миллиона солдат, умерших за единство Федерации. И вполовину меньше красных. Советники с континента! Ради своего спасения девять мятежных провинций вступили в Союз, который до того полагали государством островитян и северян. Вот и научили - как бить правительственные жестянки поставленной на удар шрапнелью, морскими пушками - и трофейными "Максенами". Броня не всегда выдерживала частые удары в одно и то же место. Так что, если аппарат не заклинивало - бронеход удавалось если не уничтожить, то хотя бы остановить.
   Теперь в Федерации происходит Ремонт, как предпочитает называть реформы закончивший неудачную войну президент. Название точное, если людей считать за упряжных собак. Впрочем, как ни называй, а деваться некуда. Чтобы восстановить былую мощь, нужно освоить дикие земли крайнего юга, переварить доставшийся по перемирию с Империей кусок северного континента. И вновь попытаться вернуть заблудших братьев, которые предпочли стать частью Союза. Точней, убедительно доказать, кто из братьев - заблудший.
   А дальний юг - это дикари, и, значит, услуги Максена Младшего и его тезок по прежнему нужны. И отказывается от них только безумец. Особенно, если учесть, что у военных на вооружении до сих пор в лучшем случае "Вирр". Да и "Арта" с "Бо" попадаются. А у Младшего с собой модель "Кайта". Кстати, что делать с названиями моделей, когда алфавит закончится, изобретатель пока не придумал. Не номерами же обозначать, как в "Арривере" поступают. Тоже армейский поставщик. Но, в отличие от карабинов, идиот-командир штатные "Арты" бросил в обозе, как ненужный хлам. Что уж вовсе против здравомыслия. Машинки-то, пусть не новы, но безотказны. В том числе и локомобили. И к каждой - полные короба, передки ломятся от запасных стволов и лент. При каждой - скучает обильный расчет. Тащил наверх - потому, что положено. А пользоваться - не хочет!
   А в поход ушел без поддержки. Решил, что последнюю кучку горцев вырубит и так. Их земли нужны правительству, переселенцам от красных и с континента, горным компаниям. И всем горячим головам. Одна из которых слишком уж раскалилась. Интересно: если макнуть - зашипит?
   Встречные-поперечные вздрагивают, отшатываются. Нет, хорошая штука корень трехгнутки. Десяток капель в каждый глаз - и защита от обветривания, и вид страшный. "Эффект мертвого глаза". Название не медицинское, местное. Но как работает! Вот и господина в шикарной визитке перекосило. Даже веко задергалось, и хвост наземь упал. Да, забавно смотрится паркетное одеяние среди продрогших палаток и чахлых костров, в окружении собачьих погадок. А у того и лапки опустились, вместе с ромбиками золочеными... Ромбиками?! Да вокруг ромбиков еще и шнур! В один только ряд, но тут горы, а не столица. Так что содержимое визитки вовсе не забавно. Оно восхитительно! Да как Каменная Башка вообще догадался оставить ромбоносца в обозе? Федеральный комиссар - оружие почище любых скорострелок!
   Что же делать? Хвостом махнуть на придурка, да и на дикарей, которым некуда бежать - тоже. А на мобилизованных парней - нельзя. Пусть это и бедолаги с континента. В конце концов, люди едут в Федерацию за свободой. И готовы рисковать за эту свободу головами. И то, что Каменная Башка подставит их лбы - за которыми, в отличие от командирского, бьются в агонии подчинения какие-никакие мозги. Они ведь даже дезертировать не решатся! Опять же, закончить войну раньше, чем Эйвок попытается нанести свой решительный удар - милая шутка.
   - Господин федеральный комиссар? Добрый день. Как поживаете? - молчит. Да, иногда трехгнутка не к месту. Ничего, перещебечем, - Вы мне очень нужны. Собственно, я и явился сюда в тайной надежде, что вы задержались в лагере. Видите ли, у меня есть работа для Доброго Духа. А я гожусь разве в Огненные. Вот я и решил - делать добрые дела более достойно представителю высшей власти, нежели кровожадному мне...
   Оттаял. Заговорил. Да как! Да, Младший, кое-чему тебе учиться и учиться.
   - Вы давно уже сам по себе Дух, господин Максен. Не Добрый, это да... Вот у разведчика нашего хотя бы поинтересуйтесь.
   Разведчик смотрит без страха. Для него трехгнутка - всего лишь один из знаков. Мол, стоит перед ним человек понимающий. Бережёт глаза, что не привыкли к сквозящим ветрам крыши мира. Озаботился советами старожилов. А еще шутник. Черный. И руку жмет - спокойно, ровно. Не стискивает изо всех сил, как профсоюзные боссы, не сует снулой рыбиной, как иные ленивцы. Широковатая физиономия, глаза-щелки, длинные щитки на лбу - едва не ниже бровей... Да он вообще полукровка! Охотник или старатель купил жену у горского племени. И наверняка был более счастлив, чем если бы приволок подругу с северного побережья - а то и из-за моря. Там маловато мужчин. Иная бы и согласилась - чтобы прожить несколько лет в бревенчатой хибаре, считать каждую шкурку - билет в уютный городской мир. И умереть - простудой, родами, дикарским налетом, диким зверем. А у этого...
   - У тебя мать жива?
   - Да, хвала Духам. И сестры хвала Духам.
   - В каком отношении племя твоей матери было с этими последышами?
   Разведчик понял.
   - Теперь никакой разницы... Увидят - убьют. Ради славы, напоследок. Как любого чужака. Они бы и друг друга перебили, сами. Но убить своего - не слава, позор.
   - Ясно.
   Переговоры отпадают. Собственно, в переговорах смысла нет. Предложить нечего. Тут, на последнем оставшемся у горцев пятачке, племени не прокормиться. Даже если научить земледелию. Урожай не вызреет. А присылать им подачки... Правительство на такое пойдет охотно. И тут же забудет. Виркану племя только мешает. Разве только кормить за свой счет. Совсем не толстый. Увы, убийство окупится легко. А жизнь - нет. Разве попробовать прибрать к рукам верхотуру континента.
   Итак, а нужны ли горы Младшему и Старшему? Место, где нормально дышать способен только родившийся на этой бесплодной земле. Урожай? Мелочь! Он ставил заводы в пустынях. Земля дешевле, подвоз пищи дороже. В среднем - небольшой, но выигрыш. Одна беда: тут человек не может нормально работать. Воевать - другое дело: труд форма жизни, война форма смерти. Здесь можно поставить крепость. Но кому нужна крепость, которая ничего не защищает, разве что сами горы?
   Вот ему, Младшему, и нужна. Горы молоды, нетронуты и невычерпаны. Что в них есть - пока неясно. Геологам предстоит потрудиться, выясняя, что и где. Человек не может работать? Что ж, придется потрудиться машинам. Даже если не найдется ничего, кроме камня, останутся люди. Идеальная охрана частного владения. В котором, при желании, можно спрятать многое. А ему есть, что прятать! И тут кровожадные дикари, у которых ты обладаешь репутацией существа могучего и грозного, прикормленные с руки - лучший вариант охраны.
   Ну, а чтобы все было надлежащим образом оформлено, следует пригласить на прогулку уважаемого федерального комиссара. Небольшое путешествие, в меру рискованное, но хорошо оплаченное. И, заметим, ему не предстоит совершить ничего противозаконного. Напротив...
   Максен Младший увлеченно - и на ходу - разрабатывал план. Никак не осознавая главного стимула, заставляющего идти на риск. Там, внутри его существа, прятался решающий аргумент. "Горы без горцев станут слишком скучным местом."
  
   Если племя воюет, найти стоянку в горах нелегко. Особенно, если это - последняя война. Дым, и тот стелется тайно. Слухи о надвигающихся с севера колдунах с жесткими хвостами накатывались на горы не одно поколение. Впрочем, чего только не сочинят слабые жители равнин... Вот только среди названий исчезнувших племен все чаще звучали знакомые. А шаманы дружно установили: те, кто идут по равнинам, у подножия гор не остановятся. Даже объясняли: это новые люди, созревшие на другом перводреве. Приходит новая эпоха, и поделать ничего нельзя. Старой эпохе - и людям старой эпохи - придется умереть. Со славой.
   И все-таки тогда это была только сказка. Пусть жестокая, пусть о конце света. Поэтому ее и приняли. И старики ворчали на молодежь: "Вон, до чего докатились! Ох, верно, скоро придут костехвостые!"
   А потом они, и правда, пришли. Сначала одиночки, ищущие в горах желтый блестящий металл. Не нашли. Многие молодые совершили на них первый подвиг. И выяснили, что убить жесткохвостого легко. Что те слабы, трусливы и беспечны. Что груз, несомых их собаками, достоин щенков, а их женщины - не могут родить живого ребенка. В горах. Да и лысый хвост гораздо ловчей покрытого чешуей. Тогда старые сказки подняли на смех. Да, у них было неплохое оружие: ружья. Такое можно было снять с тела. Или купить за шкурки. Даже за бросовые шкурки мелочи. И заряды тоже приходилось покупать. Зато ружье годилось не только для охоты, как лук, но и для войны. Старый уклад: большая семья, мужей всего в два раза меньше - дал трещину. Убить женщину - меньше славы, а потому пули чаще выбирают мужчин. При том, что женщины стреляют не хуже. Дошло до того, что в некоторых племенах жены начали сами становится на периметр походного строя, а мужей загоняли в середину, детей охранять...
   Когда-то это было дико и странно. Но жизнь не прекратилась. Поколение сменялось поколением - и новый уклад стал привычным, и таким же вечным, как прежний, сохранившийся в песнях и преданиях. Конец света пришел только для равнинников! Внизу одних слабаков сменили другие. Горцам что за дело? Вот когда в одном из племен женщина в вожди выбилась - это было событие. Сколько храбрецов приходило посмотреть на это диво! А как насмотрятся - бросить вызов. А сколько не дошло! Тогда она забыла прежнее имя. Женщина-Вождь, иначе и не звали. И заглядывали уже за мудрым советом.
   Несколько лет назад все изменилось. Тогда появились одинаково одетые жесткохвостые. И горные племена начали исчезать, одно за другим. Обычно уцелевших бывало много, и на бывших соседях удавалось взять, кроме слухов, изрядную славу. Прежде чем умереть, беглецы рассказывали о большом количестве врагов. Сотни воинов. Тысячи собак. Стрелки все плохие, но от собак не уйдешь, а в бою на мечах они толк знают. В общем - всего лишь люди. Одна беда - много.
   Изредка стоянки просто исчезали, побитые градом из пуль. И если кто-то случайно спасался - то рассказывал о вихре свинца ниоткуда, который методично прочесывает каждую складку земли, заглядывает в каждую ямку. То хлещет ливнем наискось, то валится точно сверху. То большие градины, то много маленьких облачков, то яркие головни, то дымные стрелы, то попрыгунчики, которые, ударившись о землю, подскакивают - и только тогда убивают.
   Повелевали страшным оружием чешуехвостые, ничем на вид от прочих не отличающиеся. Одна беда: в руках горцев новое оружие несет смерть не тем, на кого направлены стволы. Обычно - взрывается, убивая тех, кто посмел им править. Иногда - просто не хочет действовать.
   Женщина-Вождь крутилась, как могла. Лисой путала след, пряталась, стараясь бить исподтишка. Теперь племя не принимало ее, как меньшее зло - гордилось собранной славой и тем, что все еще существует. Последнее из горных племен. Наконец, и до нее добрались жесткохвостые. Но, вместо того, чтобы воздевать огонь к небу, а затем рушить вниз, его повелители попросили беседы. Теперь их воины сторожко сидят у костров, и делятся пищей. Иные горцы опасались брать. Тогда один из чешуехвостых заметил:
   - Если мы не договоримся, вы умрете на день позже.
   И ее люди, пожав плечами, принялись за трапезу. И то - глупо ждать отравления от Духа свинцовых дождей. И вообще - ее племени бояться нечего. А вот спутники Духа - боятся. И правильно. Все, что осталось племени - это слава. А потому - могут напасть. Иные - до того, как Женщина-вождь и Дух закончат разговор.
   Вождь задумчиво глотает горячую смесь из сала с мукой. Гадость - но брезгливый на высоте умирает. Кто пьет - тоже умирает, но позже. А разговор повернулся куда-то не туда. Впрочем, времени у них достаточно, чтобы пройти по всем закоулкам беседы, доступной для тех, кто не называет друг другу настоящих имен. Все время мира.
   - У твоего народа не принято совершать подвиги перед свадьбой. Вместо этого вы копите желтый металл.
   - Точно. Подвигом детей не прокормишь. А за золото можно многое купить.
   - Значит, ты убиваешь за золото? Его у тебя мало? Хочешь жениться?
   - Мне мало. Но многие скажут, что много. Золото, как слава. Всегда хочется больше... Но уж для женитьбы - достаточно. Но если бы мне платили - я б не отказался. Увы. А жениться... Как-то вот и не думал пока.
   - Тогда зачем ты здесь?
   - Мне интересно, как работают машины. Я стараюсь сделать их лучше. Понимаешь, мне не важно, сколько убил я. Важно, что смогла машина. Убила сквозь камень. Сожгла. Разбросала ловушки. Превратила ночь в день... Остальное меня заботит, как прошлогодняя вода в реке.
   - Ты ведешь себя, как старик. Не рановато?
   Помощник смерти щелкнул хвостом по плечу. Равнинники так выражают множество чувств, от безразличия до внимания. Которое пробудилось от сравнения со стариком, для молодого человека лестного и обидного разом? Не поймешь.
   - Кто знает, сколько лет отнял у меня Холодный Берег... Там день стоил десяти лет. Я тогда верил, что изобрел оружие, способное остановить войны. Слишком ужасное. Разумеется, я ошибся.
   Замолчал и уставился в огонь. Зачем он вообще явился? Чего ему не хватает?
   - И все-таки тебе следует попробовать жениться. Не дело превращаться в старика до срока. Если по равнинным обычаям тебе чего-то не хватает, то по меркам гор ты сделал достаточно. Даже для нескольких жен. В жизни сразу прибавится смысла. Хлопот, правда, тоже. Поверь - я знаю. У меня три мужа и восемь жен. А сыновей и дочерей без счета.
   Спрятал рыло в чашку. Не демон, а девица. А еще - Шанс. Выбросить из обреченного племени хоть пару дочерей. Которых? Решать рано, он пока не согласился... Надо бы - спокойную и веселую. А юноша-старик-дух снова закаменел. Размышляет, нужна ли горянка жесткохвостому?
   - Неплохая мысль, - сообщил, наконец, - хотя одной жены мне на первое время хватит. Но - вернемся к делу, которого сговор не отменяет. Хотя, наверное, способствует. Мне нужна ваша земля.
   Странно слышать такие слова - и не испытывать ничего, кроме безразличия.
   - Подожди несколько недель - она будет свободна. Нас убьют, а равнинники здесь не выживут.
   - Вас убьют. Но землю поделят одинаково одетые жесткохвостые. Собственно, они ее уже поделили. Все, что ниже твоего лагеря. Вот то, что у вас пока осталось, я и хочу приобрести. У вас, пока вы живы.
   - А чем ты лучше одинаковых? Тоже убийца.
   - Лучше? Ничем. Но твое племя выживет. Вниз уже не спустится, те земли для вас потеряны. А на моих - живите. Собирать тут все равно нечего, так что и земля - кроме как поставить дома - вам и не нужна. Дерева мало - так есть камень. Один для постройки, другой для очагов. То есть строительный точно есть. А горючий - не найдется, привезем.
   - Зачем нам дома? Нам нужна слава. Умереть в бою лучше, чем от голода. А собирать здесь, и верно, нечего. Почти нечего - но это "почти" даст племени лишний день сытости. Или два.
   - Вы можете оговорить в договоре ренту. Постоянное снабжение припасами. Мне так будет даже проще. Я буду снабжать своих людей в горах, а заодно и вас. Ну и "одинаковых" отгоню. Кстати, они называются федеральной армией.
   Жизнь - это хорошо. Но - не любая жизнь. Истина, без которой нет гор.
   - Рента - это плохо. Нам останется есть да спать. Ну, тем, кто успел совершить подвиг, еще любиться. Старикам - вспоминать былые деньки. А молодым? Нет. Нам нужно дело. И подвиги.
   - Взойти на гору - подвиг?
   - Если очень высоко - да.
   - Тогда подвиги у вас будут. И неплохо оплаченные. Я пришлю людей - искать камни, строить шахты. Равнинников. Им нужно будет помочь на высоте. А кто это сделает? Других горцев, кроме вас, теперь нет. А еще сюда полезут чужаки. Так что подвиги стрелков останутся тоже.
   Женщина-Вождь покачала головой.
   - Не понимаю, - сказал жесткохвостый, - У нас, когда так делают, это считается укоризной. Я что-то не так сказал?
   - Так. У нас - это согласие. Но то, что ты сказал, следует записать в договор. Кстати, мои дети меня зовут Таара. На старом равнинном - "свирель". Это мое имя, обладающее силой.
   - Согласен, запишем. Теперь я позову человека, который имеет право составить и заверить сделку... Кстати, мое имя, обладающее силой - Каллан Варит Максен.
   Много времени формальности не заняли. Комиссар уже составил подробное описание границы нового участка. Что было вовсе нетрудно: лежащие ниже земли расписывал на родню генералополковника тоже он. Так что межевых споров возникнуть не должно. Поработать ключом пришлось немало - зато каждая пробитая портативной пишущей машинкой буковка будет хорошо оплачена. И не она одна...
   - Поздравляю, господин Максен. Просто ради интереса: вы намереваетесь продать эти земли?
   - Смотря что найдут. Признаться, отца давно смущает, что мы зависим от чужого сырья...
   - В таком случае поздравляю вас вторично, с приобретением долгосрочным. Я тут кое-что нашел по дороге... Я геолог. Потому и шляюсь в обозах: денег на государственной службе много не скопишь. Без взяток, а я их не беру. Смазка за риск, как теперь - иное дело. Сверхурочные, и только. Так вот - я скопил... немножко. И надеялся недорого перекупить у господ офицеров или их родни кусок земли, на котором замечу что-нибудь любопытное. Чтобы потом уж самому... втридорога. Но местечек оказалось больше, чем я мог скупить сам. Я вам пока покажу образцы. И если вы захотите приобрести коллекцию - присоединю к каждому из них указание, где какой найден. Сразу отмечу: я не мошенник. Все - из этих гор. С чего бы начать... Ну вот: самородная сера. А это у нас руды. Порфирит. Правда, красивый? Это у нас медь, в примесях серебро, и, может, даже платина. А вот в этом камушке просто железо. Но - много, процентов пятнадцать. А это марганец. Вы в сталях разбираетесь, так что он вам интересен. И камушек этот не один. Вот еще. И еще. А этот содержит молибден...
   Интересно. Еще как! А еще вот что...
   - Таара, взгляните-ка. Вот из-за таких камней вас и истребляли.
   - И ты, Каллан Варит?
   - И я. Кстати, я все-таки предпочитаю, чтобы меня называли Младшим. Оставим Каллана для бумаг, хорошо? А Варит всего-то и означает, что мой отец в документах - Вар. Но и ему приятнее, когда его называют Старшим. Так вот, о камнях. Их них и делаются мои машины.
   - Тогда понятно. А остальным чего надо?
   - Золото. Точней, деньги, но это то же золото. Взять камни, и продать их за золото тем, кто делает машины. Мне, например... Впрочем, теперь это неважно. Надо расставить установки.
   - Зачем?
   - Я знаю командира "одноцветных". Воевал в одной из равнинных войн. На одной стороне, к сожалению. Знаешь, как его прозвали? Каменная Башка. Договор его не остановит. Он тоже безумец, как я. Посланца убьет, а бумагу - ваш экземпляр - сожжет. Земли останутся моими, но без вас. А вот пули над головами воинственный пыл охладят. Не его, так его подчиненных.
   - Я не хочу заключать договор, как побежденная. Слишком гордая, да. Да и тебя забросают грязью, если ты откроешь огонь по своим. Пусть и поверх голов... Как видишь, я тоже имею понятие о... Как же это... А, политике. Поэтому - покинь наш лагерь.
   - Думаешь, кто-то посмеет даже не то, чтобы обвинить - упрекнуть человека, защитившего родственников своей жены? Если и найдется, так промолчит. Матери жен иногда опасней горных Духов.
   - Хочешь сказать, что будешь меня бояться?
   - Нет. Но я же безумец. И вообще - ты мне нравишься. Не красавица, да... Зато первый человек, который меня хоть отчасти понимает. Кроме отца.
   - Может, пойдешь ко мне четвертым мужем? - голос игривый, душа в пятках и на верхушках деревьев сразу. Вот возьмет, и скажет - "да"! Сколько лет такого не было? Да и будет ли еще? Уже третьего мужа она скорей купила, чем соблазнила.
   А Младший думает. Интересно: если таков Младший, каков Старший? Надо будет выбраться вниз. Познакомиться. А то любопытство насмерть загрызет.
   - Четвертым - нет. Я гордый. Вот главным - пожалуй.
   - Нет. Я своего главного так обидеть не могу. Мы с ним полвека. Знаешь, какие подвиги он ради меня совершил?
   - Не знаю. И ты совсем не передумаешь? Даже если я присоединюсь завтра к полковнику?
   - Нет, - отчаяние. И надежда.
   - Раз так, я перед этим героем крыса! Ну что ж, дочь так дочь. Надеюсь, среди твоих не поддающихся счету дочерей найдется хоть одна, пошедшая в тебя. Не лицом, хотя и во внешности я б не отказался от твоей копии.
   Вот вопрос и решен. Такая, пожалуй, одна. И теперь, когда племя будет жить - это особенно хорошо. Остальных пристроить нетрудно. Только Шанлинтоне-полену-из-лиственницы жениха найти трудно: парни ее сторонятся. Мало что непоседа, да еще и умная. Равнинное письмо выучила, длинный счет. Сама охотникам с равнин шкурки продавала. И не за побрякушки какие, или еду. Сначала - за патроны и деньги. Монеты копила: шкурки в земле портятся, серебряные ромбики - нет. И купила. Ружье. Лучшее в племени. Такое, из которого можно убить на любом расстоянии. Если сможешь разглядеть врага или пушного зверя. Дорого это ей стало - но и шкурок стала больше приносить. Успокоилась? Нет. Услышала от равнинников, что есть такая штука, что позволяет видеть дальше. Начала копить...
   А кто из молодых осмелится ухаживать за добытчицей, лучшей, чем он сам? Кто из зрелых мужчин предложит место младшей жены? Равнинные охотники и вовсе боятся. Для них она не теплый сверток, упорно не желающий орать даже если голоден или описался. Для них она Найсса, лавина с вершин. Приносящая шкурки. Не понимающая шуток. И присылающая свинцовый подарок в глаз всякому, кто осмелится назвать голохвостой или шлепнуть пониже спины. Но, умничка, всякий раз, прежде чем кого-нибудь убить, у матери совета просит и разрешения...
   И получалась ей одна дорога. По материным стопам. Насовершать подвигов, завести нескольких жен... А там и муж бы нашелся. Не юноша, а обстоятельный человек, который ради такой выгодной партии тряхнет стариной и совершит пару безумств.
   Так зачем искать долго? Вот он, рядышком, уставший от подвигов. Еще не понимает, что устал. Зато чувствует. Что ж. Пока он расставляет оружие, солдат отпугивать, следует найти дочь. И поговорить: наскоро, но серьезно.
  
   Чистить ружье надо. Даже если завтра - всего лишь охота. Все, что остается на таких высотах. Мясо - это плохо, оно дурно пахнет и раздувает желудок. Но вытопленное с туши сало нужно для горного чая. Хотя на этот раз в ход пойдет каждый кусочек туши. Даже кости будут перемолоты и выварены. Это купит дни сопротивления. Еще немного славы - ведь слава - это все, что у них осталось. Племя держится хорошо. Духи оценят. И все-таки на стоянке почти невыносимо. Вот потому она и чистит ружье. В сторонке. Тогда, хотя бы для себя, можно сделать вид, что жизнь продолжается.
   Иллюзия оказывается недолгой. Мать снова придумала какое-то поручение. И хорошо. Дело выгонит из головы мысли о скорой смерти. Жених? Какой жених? Жесткохвостый? Так он что, к себе в род заберет?
   От радости голова кругом пошла, как от священного дыма. Жить... Да тут и за горного Духа выскочишь! Что? Он и есть горный Дух? В некотором роде?
   Мать повела знакомить. Кучка чешуехвостых сбилась вокруг теплой пыхтящей вещи, отчаянно спорит. Кто? Приходится вспоминать равнинные слова... Вот он. Говорит:
   - Я иду в мертвые горы. Должен я совершить подвиг, или нет? Не от безумия, а ради жены?
   За язык себя схватить не успела, как вылетело:
   - Я тоже пойду. Подвиг должен кто-то видеть...
   Короткое раздумье.
   - А тебя хватит?
   - Я тут главная. Это же для меня.
   - А, так ты моя невеста. Хорошо, - повернулся к человеку, который возится с большой вещью, - Карит! Сожми еще несколько баллонов. И... У нас есть альтиметр?
   - Только барометр.
   - Так разница только в шкале. Не дурак, пересчитаю.
   - Господин Младший, при всем уважении - но лезть на ледяные пики без подготовки...
   - Так это же подвиг. Безумство влюбленного.
   - А вы влюблены? - исполненный сомнения взгляд одного из жесткохвостых плющится, как пуля о гранит.
   - Теперь - да. Правда, не сильно пока. Но на высоте наверстаю. Господин комиссар, у вас есть полномочия на регистрацию браков?
  
  
   Последний лекарь ушел. По стеклянной крыше шрапнелью молотит град. Снова ранняя зима - и снова ноет основание хвоста. Дожился! Отец, Старший, до сих пор шутя в колечко сворачивает. А Младший - допрыгался. Врачи наскакивают саранчой - по нынешним временам больной миллионер для них сущий подарок. Велели перевязывать. Не накрепко, как на точном производстве - а так, слабенько. Как старику или неряшливой девице. Кстати, жена в жизни этими глупостями не пользовалась. Самому учить придется. Так что у нее не разодолжиться, придется разорять "театральный" набор в одном из шкафов.
   Что ж - погулял славно. Но остепениться? Не дождутся. Огонь над миром не стих - он просто ждет своего часа. Есть время набивать короба - но вновь настанет и время плавить стволы очередями. А значит - снова за чертежи. Да и пошалить, как в былые времена - тоже не повредит. Жене, кстати, тоже. Недавно с ней побеседовал проповедник. О добре и зле. Оказывается, горцам эти глубоко теоретические понятия не знакомы. Начисто. Результат: два человека в крайних состояниях психики. Жена в глубочайшей задумчивости на грани аутизма, проповедник - в экстазе. Собирается ехать к горцам, просвещать. Очень подмывает написать им, предупредить. Чтоб сами решали - нужно им себе мозги разной разностью забивать, или долга, славы и любви достаточно для жизни? Увы, даже телеграмма, может опоздать. Поезда быстры. А понять, что на почтальонах никакой славы не собрать, один позор, горцам удалось буквально намедни. И хорошо, если дошло-таки до всех. Почтальоны же пока опасаются.
   Отец... Ну, если захочется побеседовать про скучное. Кризис, депрессия, нехватка заказов... И молчаливый упрек за то, что в этом труде Младший ему не помощник. Что делать - от политесов давно тошнит. Однако отец с удивлением отмечает: профсоюзы им довольны. А у конкурентов, понижающих оплату и выбрасывающих работников на улицы - хлопот и убытков больше, чем у него. Считает это волей провидения и еще уверенней следует по прежнему руслу...
   И можно - не оглядываясь украдкой, жена такая же - чиркнуть спичкой по чешуям на запястье, запалить газовый рожок над письменным столом. Электрический свет слишком злой. Да и взрыв с его помощью, случись что, устроить сложней. А взрыв может понадобиться, чтоб получше скрыть секреты личного кабинета Младшего. Стальная плита столешницы - тоже двойного назначения. И взрыв пережить, и руки холодит приятно. Стол сделан еще под бешеные военные деньги - а потому не просто функционален, но и красив. Блеском гравировок в синеватом огне искусственного света он любуется всякий раз, прежде чем взяться за работу. Например, за разбор корреспонденции. А писем накопилась - не гора, а целый хребет! Почти половина - приглашения. Бездельные и полезные сразу. Бездельные - по форме, полезные - для тех, кто поднимается на связях, а не сам. Или, по крайней мере, умеет пользоваться знакомствами. Как отец, например! И все, конечно, "господину Максену-Младшему". Некоторые просто "господину Младшему", Младший без приставки в стране один. Но ни одного - "Младшему с женой". Что ж, пометить: пусть секретарь разработает на подобные приглашения единый, вежливо-оскорбительный отказ. И чтоб причина отказа легко читалась.
   А вот это - "Ты не засиделся в кабинете? Заодно и свою покажи!" - мы, пожалуй, примем. Всего лишь офицерский клуб. Вот только собираются больше генералы. Не те, кто державу потерял, а те, кто ее спас. Победители. Еще не старые. Уже скучающие без новой заварушки. Многие - вышиблены в отставку или за штат. Как Каменная Башка, но этому поделом. Он тоже будет, к сожалению. Но большинство - друзья, твердо помнящие, что Младший - лес стволов и море огня в нужную минуту. Вот только являться в такое собрание с хвостом в помочах - неприлично. Вот с костылем или на протезе - пожалуйста. Это же нужно, чтоб ходить! А унять боль - нежности, в суровом фронтовом обществе неуместные. Хотя, если подумать, решение найдется.
   Что ж. За дело! И пусть приказчики решат, что Младшему взбрело в голову обвесить окна траурными занавесками. А еще спросить жену... Стоп. Разумеется, ей понравится! А потому - пусть будет сюрприз!
   Но не успел потянуться к телефонным микрофону и рожку, как со стороны улицы донесся тихий лязг. Сработала "тигровая голова" - простейшее устройство в форме головы зверя, приемник для почты. Таким в старину пользовались правители, принимали доносы, прожекты и слезницы. В свободной стране правители не переняли опыт тиранов - тем более что одного из них так убили. Закинули в пасть тигра бомбу...
   Поэтому у него пасть не простая, а похожая на сейф. Пасть зверюги открывается и так, и каждый это знает. Чего не знают - того, что глоток у тигра несколько, и брошенное безо всяких ухищрений послание попадает в полуподвальную комнатку со скучающим сотрудником. Который и проверяет послание на безопасность и интересность.
   Поворот одного из глаз на точный угол, известный немногим, отправляет пакет тому же сотруднику - но в ящик срочной корреспонденции. Поворот обеих - забрасывает послание в подъемник. Который и доставляет его прямо на стол Младшего. Вот точно, как сейчас.
   Записка. Мятый огрызок бумаги, который лучше подписи - этот тип предпочитает не отрывать под линейку, а сворачивать в трубочку и перекручивать. Совершенно своеобразная манера...
   "Через полчаса. Обед. Угол 15 и 24 линий. Л.Л.Л."
   Менять личину не впервой. Что ж. Щелчок запора: все знают, у Младшего вдохновение, и его лучше не беспокоить. Когда-то это был грим, почти театральный. Но за последние годы он вложил в способы маскировки много новых идей. Не своих, но патентный поиск отличная штука. Кисточка пробегает по лбу, меняя цвет чешуи. Краску потом придется долго отмывать... Сетки-распорки сами ложатся под чешую. Пластины на лбу и шеках отошли в стороны. Клей, чтоб не торчали. Немного прижать, формируя. Теперь вставки в нос и за щеки, и вот из зеркала смотрит совершенно чужое лицо, чуть глуповатое и чуть удивленное. То, что надо! Добавить к нему чужую одежду, чужую походку - и очередную личину можно выводить на прогулку.
   Один из шкафов оборачивается кабиной лифта. Хорошо, что проектировал на двоих, теперь пригодится. Поворот рычага, скольжение вниз. Несколько шагов - и рядом дверь. Пожарный щит возле черного хода, кроме песка, багра и новейшего огнетушителя оборудован скрытым глазком. Теперь проверить, крутится ли рядом прислуга... Увы! Пара горничных обсуждают хозяйку. Уволить? Не стоит, болтают незло. Посмеиваются над ним, Младшим. Мол, сам головорез, и жену такую же нашел. Вздыхают. Одна украдкой показывает здоровенный револьвер. Морская модель, зарядов всего четыре, зато калибр... Такие на флоте сняли с вооружения, продают. Зачем он ей? А пристрелить вора, если что. И привлечь внимание хозяина. Вторая задумалась. Стали обсуждать, какой ствол выглядит внушительней. Как шляпы или башмачки. Кажется, стоит разработать новую модель дамского пистолета - для открытого, нет, демонстративного, ношения. Элегантную, внушительную, не слишком тяжелую и хотя бы отчасти эффективную.
   Вскоре мысль насчет уволить вернулась: бороться с разговорчивостью слуг дело бесполезное, но ведь выход перекрывают! А счет ударов сердца - тревожных, быстрых и ровных - бежит, не ждет. Вот уже вместо неторопливой прогулки светит быстрый шаг. Еще немного - и придется бежать к станции канатки. По нынешней личине - уместно. Но - не хочется. Наконец, закончили. И решение нашлось: поставить в углу какой-нибудь вечно жужжащий механизм. Чтоб разговаривать мешал. И бесполезный!
   Легкая озабоченность к маске подходит, а значит, следует развивать эту тему, и не думать о предстоящей встрече. Просто нести заказ на угол 15 и 24-й. И размышлять о мелкой проблеме. Бесполезный... А пусть будет сломанный! Точней, ломающийся при каждом включении - а временами срабатывающий сам собой. В том числе и по кнопочке возле двери тайного хода. Что у нас громко жужжит? Механический чистильщик обуви, кажется, подойдет.
   Ну, вот и угол. Объект, как всегда, маскируется полным отсутствием маскировки. Стоит и треплется с постовым. Периодически проверять уличных полицейских - его прямая обязанность. О других заданиях этого человека не знают ни родные, ни сотрудники в управлении, ни непосредственное начальство. Для них он - министерская родня. Оттого и выполняет время от времени разные мелкие дела для полезных людей. Собственно, если бы хоть кто-то знал, на кого он работает и чем занят на самом деле - время, за которое объект стал бы трупом, исчислялось бы часами.
   Хоть кто-то, кроме одного министра и Младшего. Вот что плохо, так это что он не один. Опять ломать комедию и терять время... Ладно. Последние шаги - меленькой припрыжкой. Поклониться. Передать "заказ". Скороговоркой оттарабанить рекламу фирмы, готовящей обеды на заказ. Вполне, кстати, существующей.
   - Спасибо. Постовой, вы свободны. Хотя... Я что, правда сказал: "Двойной"?
   - Именно так, господин лейтенант. Телефоны пока несовершенны, но именно поэтому наша компания всегда просит подтвердить число ключом.
   Которым тоже легко ошибиться, особенно человеку несвычному... На деле, именно двойные обеды и ждут, готовые, этого вызова. А если вызова нет, всегда находится, кому их изничтожить.
   - Значит, у меня дрогнула рука. Жаль, на посту обедать нельзя - а потому, капрал, не могу вас угостить. Но, возможно, вы, леди, скрасите мне трапезу?
   - Яа... - изобразить замешательство. Жаль, покраснеть не получится. А вот потупиться и мило подергать свешенным через плечо хвостом - вполне.
   - Или сотрудники вашей компании брезгуют питаться тем, что доставляют клиенту?
   - Ни в коем случае, господин лейтенант! Только давайте немного отойдем в сторонку, чтобы не смущать человека при исполнении. И не мешать прохожим... Тем более, что я не приучена есть стоя!
   А лейтенант полиции Лойт Ларибо приучен поглощать что угодно, где угодно и в какой угодно позе. Но при даме - пусть и искусственно возведенной в таковое достоинство из разносчиц - не будет даже чавкать. И трубочкой пользоваться будет правильно, и макать куски в соус языком - тоже.
   - Почему ты сегодня дама? Причем такая растрепа?
   - Хвост замучил.
   Лейтенант улыбается, но смотрит по-прежнему требовательно. Не верит. Правильно не верит, в общем. Это ответ только на второй вопрос.
   - Погоди, сяду... Вот это одна из причин - действительно не люблю есть стоя. А тут встроенное сидение... В штаны такое не спрячешь. Говоря серьезно, парень уже примелькался. Если вдобавок учесть, что он исчез на время моей горной прогулки...
   Ларибо дернул хвостом.
   - Если подозреваешь слежку - не рискуй. Маскировка отменная, но рост не спрячешь. Да и сидение...
   - Ну, платформы наращу. Женщины рослые встречаются, а на меня уж точно не подумают, - кто патент на сидение получил, Младший уточнять не стал. Так же как и то, что главным его назначением и стало облегчение маскировки. Спрос на изделие оказался достаточно высок. Как раз в среде женщин, вынужденных много бегать, - Кстати, угощайся. Легенду нужно поддерживать, да и готовит мой повар всяко приличней, чем в разных там кампаниях.
   - Точно! Вот одна из причин, почему я так цепляюсь за вариант "обед"... Видишь заведение напротив?
   - Вот ваше первое. И трубочка... Напротив - чайная, причем дорогая. В такую и лейтенанту полиции заглянуть не грех. Если жалованья не жалко.
   - Мне, как видишь, жалко. Да и официантами там парни, а это не по мне. Причем такие, что ни под какую амазонку не замаскируешь.
   Зато под чай можно замаскировать многое. Например, контрабандную выпивку из Союза. Извольте видеть - Федерация не может себе позволить тратить часть урожая на перегонку. Иначе не хватит на прокорм. А зависеть от того же Союза не хочется. Но этого избирателю не сообщают! Вместо того придумали моральные обоснования запрета. И смягчили удар по самим себе: выпивка, произведенная до запрета, вполне легальна. Ее пришлось регистрировать. Так что старая бутылка - золото, разбитая - трагедия!
   "Бутылочная" схема правительство вполне устраивает: как ни ускоряй оборот зарегистрированных емкостей, понемногу они выбывают. Да и поддельное пойло время от времени изымают. А тару - в переплав. Однако не все утруждаются подделкой... Контрабандисты-бутлегеры постоянно ищут новые пути. Граждане - с удовольствием пытаются обмануть "этих ханжей", настолько испуганных продовольственным вопросом, что не решаются говорить о нем вслух. А он, Младший, обеспечивает рекламу и рынок сбыта отцовским фабрикам. Если бутлегеры не будут друг друга время от времени убивать - зачем им скорострелки? Взгляд скользит по узким окнам старого здания уже с иным интересом.
   - Это что, следующий объект? Надеюсь, первое понравилось? Вот грибная паста... И зеленый соус, разумеется.
   - Спасибо. Попробуем... И все-таки соус должен быть менее соленым.
   - Правда?
   - Нет. Под прохожего сказал. На деле наоборот, по мне, так чуточку пресно. Привык к заказной еде. В заведениях вроде твоего, милочка, всегда пересаливают.
   - Это усиливает вкус и позволяет сэкономить на специях. Учесть?
   - Не стоит. После нас объедков не остается. Тем более, камни в печени мне вовсе не нужны. Да, объект. Учти: клиентов дяде не жалко. Случайных к ночи отсеивают: заказное обслуживание. Но охрана серьезная. Так вот - у них есть "Младший", и, кажется, не один.
   - "Красный"?
   - Нет, с нормальным приводом. Смотрят на вход и окна. И какая сволочь им его продала?
   Какая-какая... Родной отец. Ему нужно держать заводы на плаву. Формально он отпускает запчасти гражданскому поставщику армии - а уж тот находит способы их списать. Так что по стране ходит не меньше полутысячи полноценных скорострелок. Но лейтенанту лучше этого не знать.
   - Сектора?
   Перекрыто все. И если скорострелка не одна, излюбленный способ - отвлечение внимания и огня на ложную цель - работать не будет. А значит, пришло время новинок.
   - Что там позади? Глухие стены есть?
   - Только наружная, что выходит на пятнадцатую. Доедим, прогуляемся. Вы ведь позволите вас немного проводить?
   - Разумеется. Интересный человек, интересный разговор...
   Короткая прогулка показала достаточно. Теперь - возвращение, это трудней, чем выйти. И в кабинете - сразу за стол, по ясной памяти набросать короткий план: отсечные позиции, основная огневая. Вечер - поднять команду, довести план. Ночь - город, замерший от шуршания сетчатых колес. Обычные "Модели Е" без номеров. На каких улицах нет постов - известно. На каждой машине - привод и расчет. Хорошие ребята. Идейные. Все знают - уйти можно в любую минуту. Кроме как во время акции. Предать - нельзя. Случалось и такое. Впрочем, для них он - один из профсоюзных вожаков. Еще одна маска. Под которой так удобно создавать неприятности конкурентам.
   Стук. Осторожный и требовательный. Рассчитывать, что его впустят, может только один человек. Новых слуг нет, так что... Жена. Сейчас спросит: "Кто ты?"
   - Что у тебя с лицом?
   Но как...
   - Грим. Я иногда выбираюсь в город. Так, чтобы меня не узнали. Надоедает, когда все время узнают.
   - Ясно.
   - Как ты вообще меня узнала?
   - Я твоя жена. Как я посмею не узнать мужа?
   И это все. Большего добиться нельзя. Причина есть - но она ее не осознает... Жаль. Маскировку следует совершенствовать. Начиналось-то все с банальной, театральной. А жена продолжает говорить.
   - А этот... грим - хорошо. Меня тоже будут узнавать. Особенно хвост.
   С хвостом просто: сплошная варежка. Правда, это ограничивает набор ролей.
   Младший сам себе удивился - неужели он планирует привлечь к своим операциям молодую жену? И понимал - да, собирается. Семейное дело, вот как это называется! Маленькое заведеньице по совершению подвигов. Очень по-горски. Осталось распахнуть шкаф.
   - Выбирай роль. Лицо я тебе сам поменяю. А заодно расскажу, чем я развлекаюсь по ночам. Ты ведь уже слышала, что в Виркане очень активная ночная жизнь?
  
   Мир взорвался с утренними газетами. До того ничего не предвещало неприятностей. Беспричинно вспомнивший военную дисциплину организм проснулся до срока, и прицепленная на руку тормошилка осталась не у дел. Одно это было настолько хорошо, что генерал-капитан - отставной генерал-капитан, увы - вспомнил молодость. И полчаса потратил с толком: на чай. Не чайник на плиту поставил - раскочегарил специальный чайный аппарат в виде бронехода, подаренный некогда благодарными сослуживцами. Пока подбирал заварку, думал о приятном - то есть о ракетах и бронеходах. Чайный, кстати, совсем как настоящий - топка, котел, шнеки гребут угольную пыль. В подставке - достойный запас топлива. Только что траки стоят неподвижно. Но главное - давление в котлах! В этом вся штука: там атмосфер пять, и процесс заварки превращается в сложную техническую процедуру. Запустить сухие, пропитанные экстрактом из шести других трав, листья в отдельный котел. Закрыть. Пустить в его трубки горячий воздух, уже прошедший залитые водой котлы. Пусть немного прогреется всухую. Отлично! Теперь перепустить в него немного пара. Никак не все сразу. Иначе результат не тот! А так давление упадет, пар станет конденсироваться, вот тогда и нужно открыть вентиль полностью. И благоуханные экстракты, уже начавшие растворяться в пропитавшей листьях воде, возгонит!
   Мало того, что результат приятный, так еще и повод полюбоваться клепаной медью, поразмышлять о вкусном чае и любимых женщинах. А никак не о том, что сбережения заканчиваются, и придется, ох, придется искать работу на гражданке. Но снять длинные эполеты, согласиться с понижением до континенталь-капитана? Не ему.
   Увы, грозные машины ждут урочного часа на консервации - и их грозный начальник - тоже. Не тот, кто вел пар и броню навстречу ядрам и фугасам - а тот, что собирал их искореженные тела. И делал из трех растерзанных - два целых. И если врачи в госпиталях ненавидели пушки, то он - уважал в них достойного соперника. Над которым раз за разом одерживал победу. И удрученные враги приходили в отчаяние: даже после потери важных промышленных районов Федерация продолжает и продолжает выплевывать на поля сражений армаду за армаду. Составленную из несовершенных машин - зато многочисленную. И если сегодня всех их подбить - завтра двинется в бой не меньше. То, что на этой заключительной стадии войны средний бронеход Федерации пережил никак не меньше десятка подбитий, полудюжину пожаров и пару взрывов котла - они выяснили уже после подписания перемирия и тройного договора.
   Наконец, чайный бронеход прошумел положенные минуты, и начал шумно сбрасывать конденсат. Осталось наполнить чашки - и тащить женам в постель. Пусть оценят... Увы, благоверные отвыкли от подобной заботы. И зачем он женился сразу на двух? Генерал, герой войны... Мог и гарем собрать. Прокормить - другое дело. Он и тогда понимал это, так что отсеивал претенденток тщательно. А вот между двумя последними выбрать так и не сумел. Впрочем, жены на диво сдружились. Роли себе выбрали. Одна назначила себя главной, другая - любимой. И меняться не хотят! Вот и теперь - переглядываются. Понимающе, будто мысли читать научились.
   - Не хочет службу искать, - вздохнула главная.
   - И нас не пускает, - пригорюнилась любимая, - а у меня язык сильный. И печатную машину я знаю хорошо...
   Действительно ведь, хорошо. Когда статьи печатала, чтоб в "Военный вестник" отослать - ни одной буквы не пришлось корректором вымарывать, а ключом при этом стучит быстрей заправского телеграфиста. А ведь ошибка в угле поворота ключа всего на три градуса - и пожалуйста, опечатка! Во время войны, когда машины с ключом только появились, штабной писарь подолгу примеривался перед каждым ударом по красящей ленте. Получаться начало очень скоро - но язык заболел от непрерывной нагрузки. Пробовал работать руками - но руки не обеспечивали нужной точности ударов. Тогда он и написал фирме-производителю ехидный запрос, попросив укомплектовать пишущую машину недостающей для полноценной функциональности деталью - оператором. К общему удивлению штаба, фирма заказ выполнила. А еще через пару лет "деталь" составила счастье командующего. Потом - уволилась со службы вместе с ним. Теперь начинает скучать.
   Пришлось врать. Что, напротив, у него появились варианты. И как раз этим вечером он определится окончательно! Возможно, потом они перестанут верить подобным заявлениям. Но в первый раз...
   - Так это на радостях? - улыбнулась главная, - Похоже на тебя. Надеюсь, ты будешь доволен местом. Потому, что сколько бы ты ни заработал, если ты будешь несчастен, мы тоже будем несчастны!
   А любимая только хвостом махнула и полезла обниматься. Разумеется, облилась горячим. Под чешую, по счастью, не попало - но начались вопли и возня. Второй раз из постели генерал-капитан вылез усталым и довольным. Только совесть немного свербела. Впрочем, совесть тоже женщина. Так что и ее удалось быстро успокоить. В конце концов, вечером он идет встречаться с фронтовыми друзьями - и непременно заведет разговор о месте. Тем более, там будет Младший. Возможно, удастся найти себя в обслуживании скорострелок?
   И вот - газеты. И жирный шрифт молний: "Бутлегерские войны", "У преступников оружие лучше, чем у армии?", "Убиты сквозь стену!", "Полиция бессильна?". Фотографий нет - вместо них короткая заметка о снятии излишне жестоких сцен цензурой, и "смягченные" наброски редакционных художников. Ну, для него там ничего нового нет - кто восстанавливал сгоревшие бронеходы, не на такое насмотрелся. А вот текст под рисунками приглаживает чешую и проясняет мозги не хуже близкого разрыва.
   Бутлегерский притон атакован ночью. Четыре малых паровика. Три "Младших". Два - просто новейшие, таких армия и не покупала - поставили так, чтобы контролировать все выходы. А третий - непонятное чудовище. Которое пробило двойную кирпичную кладку - пусть и старую, прошлого века. Пробило насквозь, и не однажды. Несколько тысяч выстрелов в считанные минуты. Потом - здание обрушилось внутрь себя. Паровики исчезли в ночи. Полиция прибыла быстро - невероятно быстро, меньше, чем за десять минут. Все кончено, только затихающие стоны из-под кирпичного щебня. Под которым обнаружились разом тела - и свидетельства того, чем была чайная на пятнадцатой на самом деле...
   Для обывателя - один ужас, для генерала - другой. Два кирпича... Противопульную броню можно списывать! Дела даже хуже: быстрые и тяжелые пули сорвут заклепки, и самая толстая броня осыплется безо всякого пробития, оставив от бронехода ребра шпангоутов и нежные внутренности. Баки для воды. Укладки боеприпасов. Мешанину из труб, подающую пар на разные мелкие нужды. И, наконец, экипаж. Значит, нужна толстая броня. Значит, клепку придется прятать, но "овчинка" выделки не стоит - работы много, а прочность вырастет не слишком. Все существующие машины можно списывать! Или нет?
   Правительству, конечно, захочется сэкономить. Вот он, шанс! Если прибежать с проектом экранировки - и генеральскую должность найдут, и реализацию навалят. И можно жить припеваючи. До войны. Потому, что экранированное старье - это решение для военного времени, когда все стапеля заняты. А сейчас стапеля пусты. И останутся пустыми. За рубежами-то, понятно, средств на перевооружение пожалеют вряд ли. И к следующей войне - а она случится неизбежно - у врагов будут новенькие бронеходы. А у Федерации - экранированная дрянь, не больно удачная даже по меркам прошлой войны. Значит, нужны новые машины! Вот только нынешнее правительство на это не пойдет...
   - Что с тобой? Лица нет, хвост по полу...
   Главная жена и сама с лица спала. Любимая демонстративно приподняла мужнин хвост.
   - Да, веревка. А начал день героем! Что там такого мерзкого, в газете?
   Он слабо улыбнулся.
   - Кажется, моя вакансия накрылась.
   - Если "кажется", усиль разведку, - напомнила главная его же собственный афоризм. Первую половину.
   - И все равно ломи вперед! - закончила любимая.
   Так что, и правда заняться неблагодарным делом? Его ведь и без тебя совершат. Найдутся умельцы. И будет все то же самое, только хуже! Что ж. Тогда - пачку бумаги в руки, карандаш за ухо - и в кресло. Попробуем до вечера хотя бы прикинуть, что у нас может получиться не слишком страшненького...
   Увы, из под карандаша выходят наброски уродов - один страшней другого. Таких чудищ он даже в войну не выпускал! А руки сами тянутся - нарисовать новое... Котел последней модели, треугольный, один на всю машину, сразу выполненный толстым и из броневой стали. Вообще, вес теперь придется экономить, а значит - броня должна поддерживать себя сама. А лучше - и работу выполнять. Так что шпангоуты вон! Несущий корпус. Можно - литой. Черт, если эту штуку удастся пропихнуть в серию, промышленники будут ему, Убриену, хвост целовать. Это какие субсидии можно под такую литейную получить! Увы, ни субсидий на расширение военного производства, ни серии новых бронеходов от нынешнего президента ждать не приходится. Как и от следующего. Что поделать - две самые толстые партии играют в пацифизм. А вот напросятся! Раз новое оружие попало в руки преступников, значит, скоро оно будет и у врагов. И если к тому времени флот не отрастит хотя бы экраны...
   Тормошилка ущипнула за руку. Пора? Да, пора, еще собраться, но тут помогут жены. Они-то надеются, что любимый вернется с доходной службой. А потому прилижут как нельзя лучше. И даже бумаги в руки сунут. И руки сами собой отшвырнут дешевых уродов, а набросок нового красавца - задержат перед глазами, прежде чем метнуться в кабинет за тонким чемоданчиком для официальных бумаг. Сколько лет он пылится у ножек стола? Две пары глаз - каждая через свое плечо.
   - А этот, точно, самый красивый. Хочешь его показать? А что это за работа такая, связанная с бронеходами?
   - Не только с бронеходами, - буркнул Убриен , - а вообще со всем.
   Зажал чемодан с сокровищем без надежды в кулак. Шагнул за дверь. Бронеход... Его правда нужно показать. Может, если не он - так кто другой придумает, как пропихнуть. Пусть не серию. Пусть опытный экземпляр. Даже внесерийный ублюдок - лучше, чем ничего. Хоть технологию наработать.
  
   Ночные проказы с мужем - хорошо. Утро уходит на отбаловаться и отоспаться. Остаются день и вечер. День нужен: разбираться с новым домом. Это только слово такое - разбираться. А на самом деле он неразборный. Не так, как зимняя стоянка, когда нужно очень много работы, чтобы разобрать избу, да переволочь с места на место. Совсем. Единая штуковина. Такие и раньше видеть приходилось: один раз совсем маленькой, когда мать рискнула взять дочь на переговоры с жесткохвостыми. Тогда же узнала что такое сахар. Второй раз - в окна паровика. Точней, прицепа к паровику. Паровик, он очень сильный, но тащить груз позади ему все-таки легче, чем на хребте нести. Это не муж объяснил - сама догадалась. Как будто не приходилось впрягаться в волокушу с неподъемной добычей! А снег на равнине не всегда, потому нужны колеса. Ехали весело. И тогда ее никто не просил оставить винтовку. Вот с горным нарядом пришлось проститься. Который сама шила и разукрашивала хвостиками от добычи. Нет, дальше сундука он никуда не делся. Но носить его придется разве в горах. Если доведется вернуться по делам или в гости. На одной из станций муж предложил навестить магазин готового платья. Вначале объяснив, что это такое.
   Идея Шанлинтоне не понравилась. Носить чужое? Не своими руками шитое? Это же неудобно. "Это до города", - объяснил Младший. Смешно мужа так называть, но ему нравится, - "Дома, если захочешь, возись с нарядами сама. А здесь... Поговорка есть - встречают по одежке. Для начала, недурно показать, что ты теперь нашего племени. Иначе к тебе относиться будут, как к чужачке. И даже чуточку хуже." Пришлось смириться. Новая одежда оказалась местами тесной, местами слишком свободной. Сбруя для хвоста - вообще ужас. На равнинницах видала. Не понимала, как и носят. Да еще затягивают... Ну, она затягивать не стала. Выяснилось - допускается, но считается неаккуратностью. Подумала. Решила, что лучше прослыть неряхой. Муж одобрил. Ему вообще ее хвост нравится. Ну и что, что голый? Зато по ночам, когда его и не видно - теплый и ласковый. А днем на него все равно варежку одевать. Даже для работы. Понятно, равнинницы хвостом и не работают почти. Весь в чешуе, неуклюжий... Вот и прячут в варежку!
   В новой одежде она себя собой не чувствовала. И тем сильней ласкала винтовку. Тем чаще над прогулочной крышей вагона раздавался выстрел, и мелкий зверек, видимый только ей, расставался с жизнью - не ради шкуры или мяса, но только для успокоения бывшей горянки. "Я это я, что на меня не нацепи!" Эти дни она ходила, как пьяная. Отчасти любовь, отчасти частое дыхание. С путешественниками на равнину такое приключается. Человек начинает дышать часто-часто. Настолько, что от плотного равнинного воздуха хмелеет, становится весел и глуп. Врачи придумывают объяснения, а простые путешественники верят - так прощаются горы со своими детьми и теми, кто им глянулся. Даже с жесткохвостыми-равнинниками.
   А потом - новый неподвижный дом. Странные люди, называющиеся слугами. Те, кто получает деньги за домашнюю работу. Ведь первое что сделала - сунулась на кухню. Обнаружила там добродушного упитанного человека, который поинтересовался, чего угодно хозяйке на обед. Она было решила, что Младший умолчал о семье, и этот человек - второй муж. А женщины, что прибираются в комнатах - жены. Даже не разозлилась: какая разница, если видно, что ее взяли Главной? Однако скоро выяснилось, что служанки вовсе не замужем, повар - женат, но вовсе на другой. А к ней в дом ходит на работу. Как она ходила на охоту в лес!
   Что дом не на ней, только порадовало. Значит, она, как и прежде, добытчица! Встал вопрос - что и как добывать? Что, она понимает хорошо: деньги. Медные, серебряные и золотые ромбики со сверкающим глазом верховного Духа. Муж только хвостом махнул: разбирайся сама, роднуша. Денег нам, если что, и моих хватит. А пока вообще - осваивайся. На следующей неделе отец из Максенвилля в столицу выберется. Тут-де я тебя и покажу! То-то старику сюрприз будет!
   И представила себе Шанлинтона, как является к своей матери, к Женщине-Вождю, с мужем-неумехой из равнинников... Не с Духом, а с обычным. Внезапно. И - до нашествия. Ууууй, что бы было! Значит, перед старшим в роду мужа нужно показаться спорой, толковой да смирной. Чтоб одобрил. А как? Дом обихаживать заказано. Этим специальные девицы занимаются. Она на них пошипела для порядку. Почти по родственному. Получилось хорошо: слушаются больше, чем мужа. Так и должно быть. Убедившись, что парочка место поняла, стала выяснять - а что положено делать хозяйке. Со слов дурех, получалось - ничего. Даже детей кормить и воспитывать - не самой. Разве только носить и рожать. Ну и по соседкам ходить, нарядами хвастаться да сплетничать.
   Мечта лентяйки, в общем. То ли врут, то ли дуры. Понятно же - в богатом да сильном роде лайдачку не примут. Именно потому род богатый и сильный. А Старший... Да проглотит и даже не облизнется. Сыну скажет: не подошла, ищи другую! И тайные вылазки против врагов - не в счет, на то они и тайные. А потому занятие она должна отыскать сама. Такое, чтоб и роду польза, и себе радость. Решила - пока муж по дневным делам бегает, она займется разведкой. Тем более местность - совсем новая. В проводники сговорила одну из девиц. Сказала, что на десять потраченных при изучении города монет, одна - ее. Та сразу пообещала водить по местам торговым и безопасным. Понятно: стрелять не умеет, да и ходить нужно без ружья. Ужас! Как нагая, и хвост привязан. Хоть и не пришнурован к спине накрепко.
   На улице ее снова охватила веселая одышка. Даже кислый вкус городского воздуха не портил хорошего настроения. Запоминать улицы оказалось удивительно просто - и разом очень сложно. Четные линии все в одном направлении, нечетные - во втором. Если забраться на самый высокий небоскреб - видно, что город состоит из квадратов. Снаружи похож на горы, изнутри - на силки. На небоскреб забирались скучно, Шанлинтона собиралась идти пешком, но проводница настояла на том, что лестница предназначена для небольших подъемов, а на самый верх, к низким зимним облакам их должна поднять решетчатая клетка. Такая и дома есть. И дело не только в том, что равнинники ленивы ходить. Лифт быстрей. Даже подумалось: а нельзя ли приспособить похожее устройство в горах?
   "Торговые места", которые обещала показать проводница, оказались магазинами готового платья. Гораздо больше того, станционного. И красивей. Одежда там тоже смотрелась красивей. Только при одной мысли, что придется завертываться в этот кошмар, становилось дурно. От цен - тоже. Вот что Шанлинтоне понравилось, так это - шубы. Да только тут и порог лавки переступать не пришлось: на ценнике значилось число с таким количеством нулей, что названия для такого и припомнить не удалось. Больше тысячи. Намного! Вот тут она и порадовалась, что хвост хоть маленько, а подвязан. Иначе волочиться бы ему варежкой по уличной грязюке. Нормального-то снега, как в горах, в Виркане нет. Так, вонючка серая. С отжелтью.
   - Ой, - вырвалось, - Тут же не больше сорока шкурок...
   - Так каждая шкурка и стоит, - хмыкнула проводница, - Зайдем? Что столько денег с собой нет - так никто и не носит такие суммы. Чеками разве. Но как узнают, чья ты жена - все покажут. А я хоть посмотрю поближе.
   И глазки закатила мечтательно. Охотницу же взволновало другое.
   - Да не могут эти шкурки столько стоить! У меня их торговец брал по эхину за штуку. По одному! Я же ледяных соболей, чтоб за винтовку расплатиться, полтысячи набила. Еще из старого ружья. Которому патроны в дуло совать нужно. И молотком заколачивать. Понимаешь?
   - Понимаю. То есть про молоток и дуло - ничего, тут вам, хозяйка, видней. А про меха... Так за то голохвостых дураками и считают. И дикими. Ну, почти как звери...
   - Возвращаемся, - отрезала Шанлинтона.
   Едва переступив порог, одним движением ухватила спутницу за горло. Никогда такого на людях не пробовала - а вот получилось с первого раза. Так прижать, чтоб дышать и было трудно, говорить - едва возможно, кричать - никак. И сама заговорила - негромко, да на ухо.
   - За оскорбление моего родного племени, если повторишь - хвост оторву. Ясно? Хотя нет. Оторвать быстро. А вот чешуйки все вырву. По одной. Потом освежую. И в муравейник засуну. А тебя заставлю жрать муравьев, что на твоем хвосте откормятся. Поняла? -чуть ослабила хватку.
   - Ты... спросила...
   - Спросила. И про цену ты сказала хорошо и правильно. Потому и цела. Но вот решать, кто дурак, а кто умный, рановато. А торопливость, бывает, заканчивается куда хуже, чем свежеванным хвостом. Чего к месту приросла? Это я уже не о тебе.
   И улыбнулась. Знакомые по горам называли эту улыбку словом, которое на язык равнинников можно было перевести, как хруст снега перед сходом лавины. Сама лавина может сойти прямо сейчас - а может подождать. Недолго. А успеет ли побеспокоивший ее бедолага выбраться - подобные мелочи никогда не интересовали лавины.
  
   В полной мере прочувствовать страх перед снежным потоком может только житель гор. Желательно - бывший равнинник, жесткохвостый. Давно замечено: горцам лавины снятся редко, и, как правило, без последствий. Зато тем, кто поднялся снизу - бывает, и десяток раз за ночь. И непременно так, что снящего якобы завалило. Просыпаются с суженными от ужаса глазами, жадно хватают драгоценный воздух носом - и ртом. Дальше либо простуда и путь вниз - на равнину или на погост, либо привыкание. Духи испытывают. Одно спасение - дым. Голохвостые говорят, что у них слишком вкусный воздух, и равнинникам, чтоб привыкнуть, приходится его портить.
   Может, и правы. Атмосфера Виркана, по крайней мере, всегда попахивает угольком. Одно спасение - подняться выше. Самим, как обитатели небоскребов. Либо выбросить наверх трубу, как ухитрились в максеновском особняке. И загонять свежий воздух вниз насосами. Во многих гостиницах такие же системы - но Туун Норрод всякий раз предпочитает распахнуть окно. Запах, да. Запах денег и веселья! Дело осталось в горах - ну и на сырьевой бирже. Он честно закрыл поставку меха на этот год. Который полагал последним. Однако теперь газеты разнесли приятную новость - последнее племя голохвостых все-таки уцелело. И новый владелец горных земель разрешил туземцам остаться. И это весьма хорошо!
   А раз так - стоит вернуть регистратору бутылку. Пустую, да. Если просто "забыть" ее в баре, деньги получит персонал. Формально-то это просто бутылка. А на деле - рог изобилия, средство легализации местного самогона. Вполне употребимого. Вот только негласный залог за тару куда как превышает стоимость самой выпивки. А получив обратно денежки, можно и проветриться. Не праздно - а по делам. Одно племя - это, конечно, немного. Да именно уцелевшее привыкло, что Честный Туун дает голохвостому лучшую цену. И без обмана привозит правильную вещь. Патроны. Инструмент. Ружья. Ткань. Разные побрякушки. Вон, например, с пяток лет назад молоденькой охотнице захотелось хорошую винтовку. Не такую, что дикари считают хорошей, а - по настоящему. Казнозарядный "Арривер - 7" с разметкой прицела на три мили. Так он привез! Взял за нее сам-десять - но обменял на мешочек серебряных ромбиков именно "Семерку", а не табличку с названием на серийной армейской снайперке. Как поступил бы любой другой торговец. Девка осталась довольна. И шкурок стала приносить больше раза так в три. Все - ему. А кто ещё привезёт в горы активные пули? Их и одну даром потратить - разорение! Особенно ей, ха-ха. Пять патронов за шкурку! И он один разглядел в суровой девице золотое дно. Если жива - отлично. Интересно, сколько солдат получили нежданный подарок в глаз - из ниоткуда? Вот умора, если из-за этого и война закончилась!
   Так что и дела у него простые: закупить немного обычного для горцев товара. Чтобы там, наверху, не остаться внакладе, если война с федеральной армией вдруг изменила вкусы племени. Большая часть заказана. Но отчего не заглянуть в салон "Арривера" за коробкой патронов к снайперской винтовке? Это дульнозарядки могут бросить, сдуру поменяв на быструю, но куда менее точную, армейскую модель. Опять же, один из приказчиков в салоне хаживал по горам, и не против немного перетереть о тамошних делах. Дополнительное удовольствие.
   Впрочем, как только речь зашла о патронах, приказчик почесал щеку между щитками и предложил совет. Бесплатный.
   - Так о чем речь? С удовольствием тебя послушаю, старина!
   - Совет-то тебе не понравится, Тунни. Сворачивай дела в горах. Лучше - прямо сейчас. Бросишь торговать шкурами - своя целее будет.
   Туун щелкнул хвостом. Такой совет может быть и добрым, и дурным. Лучше разузнать подробней. Приказчик человек не пустой, расскажет, что к чему. Жаль, не сразу. Большой любитель потянуть да посмаковать. Можно и поторопить его чуток.
   - Это пока не совет. А на слух - вовсе угроза. Скажи мне, что ты разузнал, и будешь иметь мое спасибо. Немного, но пригождается иногда. Сам знаешь.
   - Тебя - знаю малость. Оттого и не молчу. Впрочем, история хоть и не длинная, да и не короткая, а у меня как раз обед на носу.
   А пиво к обеду - славная штука, особенно за чужой счет. А почему нет? Когда взяли еду - в харчевне напротив, устроились за длинным столом подальше он ближайших соседей, когда первые глотки доброго пива смочили глотку - вот тогда история и была начата. Приказчик опустил трубочку в ржаной отвар на рапсе, сделал несколько тяжелых глотков - аж шейные пластины пошли волной. Отнял трубочку от губ, поднял кружку с пивом. Изучил на просвет. И нараспев произнес:
   - С чего бы начать... Ну, например: я читаю газеты. Чего ты, Тунни, не делаешь. А зря.
   - Мне лень ходить к стене, где их вешают для публичного чтения. А чем покупать бумагу, я лучше на пиво для приличного человека разорюсь. Я не прав?
   - Не могу сказать что нет, не могу... Кстати, я тоже не хожу к стене. Я газеты выписываю, Тунни. Не все, но официальную и биржевую. Мне хватает. Они окупаются, Тунни. Когда как. Сегодня вот - пивом.
   Он прервался, и отпил небольшой глоток. Поболтал во рту. Сглотнул.
   - Хорошим пивом. Поверь, я ценю твой метод. Счастлив человек, у которого есть знакомцы, что шепнут словечко. Но... Например, тебе не обещали доносить светские скандалы. Тебе рассказывали о деле. А скандалы иногда интересней любого дела. Итак! Максен-Младший не просто скупил горы - он женился на туземке.
   - И что? Бывает. В горах холодно. Хвосты в варежках. А мордочки у них очень ничего попадаются. Даже у тех, что в возрасте.
   - Ничего. Кроме того, что сюда заглядывала очень интересная дама. Ледяная царица! Только вот скулы широковаты. А хвостик так гладенько варежкой обтянут... - на этот раз приказчик не стал эстетствовать, и по-простому отхлебнул из чашки.
   - Горянка? Та самая?
   - Не знаю - та, не та... А только она спросила, сколько стоит снайперская, под активные пули, модель семь. И боеприпас. Как я ответил, сказала: "Точно, дураки голохвостые! За шкурку - эхин. За винтовку - тысяча!" Врезала по косяку хвостом и ушла. Злаааая!
   - Лавина... - Туун сник, и про свое пиво забыл. Приказчик получался целиком прав.
   - Ты погоди, это еще не все. Она ж, чуть погодя, вернулась. Извинилась очень вежливо. Приценилась к модели четырнадцать. Не взяла, сказала - маленькая. Потом к третьей. Потом махнула тоненьким хвостиком и взяла номер сорок три. Угадай, почему? Та очень точно входит в дамскую муфточку. Из горного соболя, ха. Такие дела. Как дообедаем, если желаешь, я тебе патронов к "семерке" продам.
   - Нет, - Туун аккуратно вытер губы, - Не стоит. И времени на "дообедать" я терять не стану, уж прости. Сейчас мне каждый кусок - твердый. А вот забрать вещички из гостиницы и купить билет до красной границы - потороплюсь.
   - Дело твое. Но красным торговцы не нужны.
   - Знаю. А что делать? До Империи добираться дольше...
   Приказчик щелкнул хвостом и спросил в удаляющуюся спину:
   - Я допью твое пиво?
   Ответа он не получил, а молчание, известно, форма согласия...
  
   Это правильно, когда перед первым выходом в приличное общество твоя жена сидит у зеркала час, прихорашивается и проверяет, видно ли пистолет. Но если при этом распевает воинские песни и наносит парадную раскраску на лицо...
   - Родная, ты что, собираешься идти в этих полосках?
   - Ты же говорил, собрание воинов. А у меня есть подвиг. Хороший подвиг. Один солдат, зато с целой мили! А теперь даже два, я ведь ходила смотреть на твой. Это считается - ты тоже видел, докуда я добралась.
   - У нас другой способ отмечать достижения. Да и простое одиночное убийство на войне для моей жены - мелковато, не находишь?
   - А вчера?
   - А вчера - это не слава, просто работа. И, напоминаю, тайна. Опасная.
   - Так что, мне просто так идти?
   Настолько растерялась, что расплакаться забыла. Только губы дрожат меленько. Захотелось утешить. То есть - сорвать трубки, назвать барышне номер президента альпинистского общества...
   - Медаль. Побольше, поярче, ленту потолще. Да, поставка масок через неделю, - с этой чертовой депрессией мы именно что только собак пока и не выгуливаем, - И намекните членам общества, что, буде кто из них останется без места - у меня всегда найдутся вакансии, причем в местах наибольшего их интереса. Подробности? Будет собрание, заеду, изложу. Только и супругу пригласить не забудьте - она поинтересней окажется. Да, и с докладом. Гарантирую. Будете пищать от восторга и завидовать. И ей, и мне... Стоп: лента толстая, желтая с красным. Уговорились?
   Еще пара обязательных вежливых фраз. Шлепнуть трубки.
   - Знак твоего восхождения - красно-желтая лента. У тебя такая есть, видел. Потом еще медаль дадут, для ношения на этой ленте... Нет, не ромбик, ромбики только от правительства. Круглую. Зато на ней мертвые горы изобразят.
   А вот теперь, когда радость, можно и обняться. И переплести языки. На большее времени нет: внизу ждет упряжка. Возничий выкатывает глаза от удивления, но вида не подает. Ничего, скоро к новому облику Младшего привыкнут. Пусть он и напоминает средневекового схоласта. И закутался целиком, только кончик хвоста из-под капюшона выглядывает. В варежке того же цвета, что и мантия. То есть - красной. А что, хороший цвет. Ну, политический малость - так что, им не пользоваться? А может и на Солнце не смотреть? У него тоже спектр неблагонадежный.
   Хорошая штука - орденский фонд. Даже если кто из братьев по наградам бедствует - он всегда доберется на общую встречу. Увы, не все братья одинаково приятны... А первым после швейцара навстречу попался Эйвок. Сломанный таран Холодного Берега и неудачливый палач гор. Кто удачливый, помолчим. Тем более, когда тот намерен обсуждать газетные сенсации.
   - Ну что, вот и тебя списали! Или хотя бы обставили.
   - Полковник, Вас-то списали по делу, - хорошо подчеркнутое выканье может быть куда оскорбительней панибратства, - Неужели Вы до сих пор не поняли, что сами закопали любимый род войск? И не тогда, когда я Вам перешел дорогу в последний раз, а там, на холодном берегу?
   У Эйвока, однако, нет настроения ссориться.
   - Сегодня ты, а завтра я, - а вот голос у него неплохой. Да он и был певцом, пока не отправился на фронт. А за годы войны голос испортил, не то следовало бы ему вернуться к прежнему занятию, - вот и все. Точней, вчера я, сегодня Убриен. А завтра кто-нибудь еще. Хорошо, если ты с папашей. А вот Таали Убриена жалко. Хороший человек.
   - Как ни странно, вынужден с Вами согласиться. Генерал-капитан мне глубоко симпатичен. А что стряслось-то?
   - Да кто-то противобронеходную скорострелку изобрел. Уж не твоя ли работа? Хотя нет, ты чистюля, бандитам новье продавать не будешь.
   Зачем продавать, если полезней и интересней провести испытание самому? Но не кричать же об этом вслух. А вот насчет бронеходов...
   - Можно же поставить броню потолще.
   - Да, а строить их кто будет? У правительства денег нет.
   - Должны озаботиться. Что у преступников сегодня, завтра у красных.
   На самом-то деле - вчера. Агент Союза, между прочим, и не догадывается, кем на самом деле является регулярно сбрасывающий ему чертежи представитель профсоюзов. В обмен идет контрабанда продуктов питания. Союз верит, что прикармливает рабочих - а на деле слава достается "крайне эффективным" корпоративным фермам Максенвилля. Которые производят все, кроме запрещенного спирта. Столько, сколько надо городу. И еще хватает для дружеской помощи забастовщикам с иных предприятий. Конкуренты не должны опускать заработную плату намного ниже, чем Максены.
   А выше поднять, не разрушив предприятие, нельзя. Вот и приходится одной из личин возглавлять, помимо радикального крыла, сельскохозяйственный комитет при объединенных профсоюзах. Помимо прочего, по бутлегерам пришлось отчитываться не только перед тем полицейским. Здоровые силы есть везде. И если глупости вроде идеологических предубеждений мешают им объединиться - что ж, придется и дальше согласовывать их действия втемную. Впрочем, генералополковника вновь больше интересует бар. Дорогой и легальный, со старыми, дозапретными, запасами. И хорошо. А пока жена отвлекает на себя общество - перехватить виновника общего уныния.
   - Таали, счастлив приветствовать! Сколько же мы не виделись? Что ты без своих чаровниц?
   Генерал уныло копался языком в чашке с гречневым отваром. Некогда, после победы, они выхлебали хмельную братину, невзирая на разницу в возрасте.
   - Не посмел. Жены вообще думают, что я отправился искать место. А я тут. Вою, как волк за околицей.
   - Место не проблема. Поговори с отцом. Организатор твоего уровня всегда нужен.
   - Наверное, я так и сделаю... Все-таки оружие. Теперь, когда с бронеходами покончено, попробуем защитить страну чем-нибудь другим. И все-таки жаль моих "коробочек". Тем более, что у врага новые машины точно появятся!
   Генерал-капитан не пессимист. Обычное правило - если точное состояние врага неизвестно, считаем, что он силен, бодр, от пуза накормлен и до зубов вооружен. Вот так он и видит имперскую и союзную экономики: по слову предсовнаркома или канцлера не требующие ни тепла, ни пищи рабочие круглосуточно и с огромным энтузиазмом создают паровые армады. И это при том, что Союз более всего озабочен развитием флота. А Империи спать не дают "наши законные земли" - все, что удалось занять за океаном, и удержать несмотря на мятеж в восточных провинциях. Зато флота серьезного у них нет и не будет.
   Другое дело, что нынешнее правительство не желает заказывать хоть что-нибудь. Отец уже урезал все, что мог - кроме заработной платы. Представители профсоюзов сидят в бухгалтерии и сверяют счета: точно ли все идет на зарплату и амортизацию фондов. Точно ли магнат оставит себе прибылей на один, пусть и шикарный, костюм в год. Да на счета за дом, пропитание, немногочисленную прислугу. Отца за это уважают: ни одной забастовки. Своим считают! "Честный рабочий и честный предприниматель - вместе!" И Максену-Старшему это нравится. Недаром он после гражданской и выстроил вокруг заводов новый город. Максенвилль. Все, что нужно сотрудникам, там есть. Все, без чего не прожить - свое. Вот в расходах на город и прячется пока скромная доля наследника: то, что он тратит на эскапады, оказывается расходами на ремонт дорог. То, что добыл от сделок с врагами - иной раз выручает отца как доход от ферм и парников. Что поделать - отец идеалист. А главный бухгалтер корпорации - великий мастер. И тех денег, что неофициально откладывает себе в карман, более чем стоит!
   Одна беда - оружейных заказов нет. И даже продажа новейших образцов за границу не заставляет правительство шевелиться.
   - ... они не шевелятся. А, между прочим, Младший, только в вашем Максенвилле еще и осталась какая-то надежда на будущее. Если он будет еще жив к следующей войне - мы, может быть, продержимся достаточно, чтобы вы успели выпустить оружие для следующей армии.
   - Не выйдет, - не гоже разочаровывать хорошего человека. Но вот отчего-то совершенно нет настроения рассказывать очередную ложь во спасение. Может, потому, что на фронтах друг другу не лгали? - Нация надломлена. Каждый убитый солдат - трагедия. А еще один Холодный Берег - это конец. Побросают оружие. Будет второй мятеж. Вот только лояльных не останется. Ну, разве Максенвилль. И то - драться за это правительство? Да я сам скорей переметнусь к имперцам...
   Или даже к красным, но этого говорить нельзя. А к имперцам как бы и можно. Потому как красные обидели нас, и мы на них злы. А сами мы насолили Империи - и отчего-то ожидаем, что те простят. Очень зря. Мир расколот на три дольки - и это даже хорошо. Один на один - смертельная схватка, давильня на удушение. Которая, не исключено, закончится гибелью обоих противников. А вот трое каждый за себя - это внимательное выписывание пируэтов. Каждый хочет оказаться третьим радующимся. Потому войны может не быть довольно долго. А генерал задумался.
   - Младший, но если вам не нравится нынешнее правительство, отчего вы его не поменяете?
   - У нас сейчас нет денег. Купить мы никого не можем. Ну, разве один костюм раз в год отцу. И мне - чуток побольше. На нас лобби работает по старой памяти. Пока работает.
   Потому, что агенты Союза и Империи платят. Золотом. "Найденным в горах", прости, женушкина родня, за незваных гостей. Впрочем, почему - прости? Вы в охотку совершите немало снайперских подвигов. Многие юноши и девушки впервые раскрасят лица красными полосами...
   - Настолько плохо?
   - Ну, сейчас станет легче. Профсоюз постановил, что создание сырьевой базы - дело правильное, и отвечает интересам коллектива. Цены-то на сырье растут. Как увидели крестик: кривая доходов уходит под кривую расходов - сразу стали такие склонные к разумным инвестициям. Так что прав наш колесничник. Сегодня вы, завтра отец. Послезавтра Федерация.
   - Значит, вы поменять правительство не можете... Младший, а это даже радует. Значит, мы все-таки демократия. После всего - и именно теперь!
   Он встал.
   - Господа офицеры! - провозгласил. Многие по привычке вытянулись, - Сейчас вам решать: сошел я с ума, или, напротив, решился на замахнуться на трудное, но посильное дело. Вы знаете - я герой войны. И на мне - такие дела - нет наших солдатских трупов. Младший вот меня уверяет, что для нации это важно... Получается... Я лучший кандидат в президенты!
   Повисла тишина. Убриен уже начал поникать, чтобы рухнуть в кресло и принять скромную судьбу, как от барной стойки донесся не вполне трезвый голос полковника ... .
   - Вот это по-нашему, по-колесничному! Вон мечи - и в последнюю атаку. Я с вами, генерал.
   - Если мы создаем партию, - не без удивления услышал собственный голос Максен-Младший, - то я хочу членский билет за третьим номером.
   - Мне - четвертый!
   К ночи была готова программа. К утру о новой партии узнала столица. Один из профсоюзных вожаков сделал свое дело. Да и как могли устоять рабочие-оружейники перед таким лозунгом? "Гибнуть должны машины!" А еще народу пообещали легальную выпивку.
   - У нас наверху лентяи, - объясняли людям, - Которые не хотят дать поработать тем, кто не против. Почему-то в Империи, где климат гаже, никто до такой дурости не додумался. Как же, перевод пищевого ресурса... Почему канцлер может застраивать окрестности ледника теплицами, а мы - нет? Никто ведь не говорит про импорт от красных! Разведем, чего надо, под стеклом. Чего выйдет, пока непонятно, но градус это иметь будет. Нужно поспрашивать тех, кто из Империи сбежал. И дипломатов.
   Сбежавшие и дипломаты хором уверяли - все в порядке, пить это можно. А иногда даже и нужно. С промышленниками был другой разговор. И вел его Максен-Старший.
   - Ваш сын... Он вполне здоров?
   - Если вы про это, - палец приподнял чешуйку на затылке, постучал по черепу, - то ровно настолько, насколько всегда. Разве немного скучает без войны. А мантия... От жены горских обычаев набрался, наверное. Если же вы про политику - то он прав. Главное - сохранить предприятия во время нынешних трудностей. Для этого можно и прибылями поступиться. Безусловно, временно! Да и... У вас что, бухгалтера хуже, чем у профсоюзов? Никогда не поверю.
   Предвыборная кампания покатилась, как снежный ком. Толкать было тяжело - но год спустя генерал-капитан Таали Миллорит Убриен со слезами на глазах принес присягу на верность народу и демократии. Не первую из своих присяг, и не последнюю...
  
   Глава 2. Канцлер.
  
   Носовой фрикцион воет. Нехорошо, с потрескиванием. Рычаги рвутся из рук. В лицо, сквозь откинутый люк, летят комья снега. Машина идет замыкающей - а во что превращается дорога после прохода учебной эскадры, знают только демоны хаоса - и водитель концевой машины. Еще ремонтники претендуют - но им прах, в который обращается мир под траками бронехода, достается стылым, отстоявшимся и проникшимся упорядоченностью мира. А здесь - живая, теплая дрянь, выгибающаяся, стонущая и дрожащая под попирающим ее железом. Хорошо, что эскадренный капеллан пристегнут в эскадренной церкви на втором борту в линии. Иначе - обвинил в ереси и попробовал запретить бронеходы. Когда-то верили - каждый кузнец повязан с хаосом, и каждый механик. Теперь это даже не суеверие - это признанная церковью ошибка. Как бы не так! Достаточно сесть за рычаги последней машины в колонне, чтобы понять - истинный, первозданный хаос существует. И работа водителя - победить его, подмять и выбросить на дорогу - спрессованным, усмиренным, убитым.
   Оружие - вся ходовая часть, рукоять - рычаги... Коробке передач быть бы гардой, но это - пыточное устройство, на которое приходится налегать всем телом. На других машинах водители крупней и сильней - зато у нее чешуйки широкие, и можно давить плечом, и как-то еще дышать, когда остальные валятся. Или совершают ошибку. Сейчас их насчитывается уже шесть. Шесть ошибок. Шесть неподвижных броневых ящиков, с раскуроченными потрохами и суетящимися вокруг кадетами. Шесть верстовых столбов на линии марш-броска.
   Правильно - попросить смены. Это - нормально, это все взрослые водители делают. Но то, что может себе позволить любой - кадету Сентьемме Таннэ заказано. Той, что прошла весь ледовый поход - восемьсот верст по вражеской территории, без угольщиков, без ремонтников, да и без дорог. Последнее - стратегия и психология. Когда не знаешь, где именно на твои тылы выйдет огромная боевая машина - это никак не способствует ни спокойствию, ни принятию правильного решения. Ни готовность, ни успокоенность - среднее состояние, самое гадкое. И все-таки прорвались они тогда сущим чудом. Недаром знак Похода - уникальный, только для них. Считается медалью - но такая медаль дороже любого ордена. Ей тоже выдали - наверху думали, в шутку. Она тоже так думала - до четвертого года обучения. Только теперь начала понимать, насколько маленькие "двести елочек" помогли экипажу. Моральное состояние, персонификация Родины? Правильно, но за это медалей не дают. И в представлении написано совсем другое. Заслуги изложены четко и серьезно. Никто ведь не подсматривал, никто за язык не тянул - сама пробралась в рубку капитана, достала из кармана шубки любимую игрушку. И спросила:
   - А почему нашим солдатам нужно мерзнуть? Пусть проволока на морозе сторожит! Если бронеход по кругу обмотать - к нему никто и не подберется.
   Все, кто хоть раз стоял в ночном карауле - да не под колпаком верхней рубки, где в ноги тянет ласковым теплом от спины броневого зверя, а на земле, промерзшей на десяток саженей вглубь - поймут. И все, кому доводилось спать в стальной коробке, на каждом вдохе ожидая взрыва мины, или выстрела из пушки - по гусенице, в упор.
   Проволоку нашли. Еще не колючую, и не звонкую, обычный медный провод. Капитан все шутил, что нормальный враг такой провод не резать или форсировать будет, а красть. Бубенчики реквизировали через три дня в извозчичьем парке какого-то городишки. Всех собак обобрали! Зато ночью спали спокойно. Кроме прожектористов и дежурного ракетного расчета.
   Так что медаль она заслужила. Но попробуй-ка это объяснить сорока с лишним сорванцам, которым во взвод вдруг добавили девочку! Да еще и младше всех. Сам начальник училища говорил, как с взрослой и равной, объясняя - почему нельзя носить. Прав был. Поняла. Уговорилась. Но ревела... Теперь легко говорить - накопилось. А тогда? За годы войны бронеход с экипажем превратились в дом и семью - других не нашлось. Вражеские снаряды стали привычны - мирная тишина оказалась куда страшней. Она только получила первый класс - не школьный, солдатский, и всерьез ожидала капрала: прожекторист неплохой, оружейница отличная, совсем не лишняя пара рук в команде механика... И тут - на тебе, война окончена! Мир - похабный, по точному определению красных. На краю одного континента - заокеанский десант, половина другого - под коммунистами. Все страны - пополам! В газетах и листовках - тусклая речь Черного Генерала: "Нам не принадлежит земли, не взятой нами на штык. Империя готова защитить каждую пядь своих владений. Но мы вынуждены прервать наш победоносный марш... " Вокруг тусклая радость людей, которые - остались живы. И ты - не нужный в сухопутном флоте человек, а ребенок, которого полагается отдать в школу. Точней, в кадетский корпус. Настоящую фамилию так и не назвала. Да и не помнила уже, сменив за годы скитаний с братом полдюжины личин. Превратилась в Сентьемму Таннэ. Не беда - безродной дала право медаль. Капитан сначала подумывал сдать подопечную в командный - но после многих просьб хоть с бронеходами не разлучать, направил документы в инженерный. На подготовительный курс, как раз и созданный для детей войны похудороднее, да посообразительней.
   И вот, перед самым переводом на взрослый курс - внезапная проверка училища. Учения. Ночной подъем: ну, это привычное. Всю матчасть корпуса бросили в бросок, при этом укомплектовали целиком кадетами, офицерские посты заняли выпускники взрослого училища.
   Самое страшное и восхитительное: приехал канцлер. Тот самый Черный Генерал, что разбил двунадесять революций и полстолько интервенций. А теперь потихоньку собирает страну из той кучи не подходящих друг к другу деталек, которая досталась Империи по остановившему фронты перемирию. Потому следовало - не посрамить. Не столько инженерный корпус, сколько старый бронеход, все еще не выведенный за штаты. И экипаж, пусть и расползшийся по разным машинам - но по-прежнему единый. А для поднятия духа - бурчать сквозь сбитое дыхание:
  
   Над нами багровое солнце, наш след снежный ветер замел.
   Мы медленно меряем версты - две пушки, машина, котел,
   Десяток ракет и девчонка, нас - сорок, да слово и честь.
   Огрызок Империи Полдня - но лучшее мы, что в ней есть!
  
   Песня. Вечно ее приписывают кому-нибудь из экипажа. Никто не верит, что тогда все было буднично и естественно. Без надрыва. И уже тем более без распахнутых на груди бушлатов и выбивания о собственную чешую барабанной дроби. И писал ее вовсе профессиональный поэт. Не бронеходчик, хотя и военный. А что до лучшего в "полуденной"... Скорее, единственное. Потому ведь и ушли, что держаться дальше - сил никаких не было. Последний бронеход Империи. Одной из старых держав. Нынешнее государство тоже считается Империей - только императора нет. Прежние династии выбиты под корень. Сам канцлер короноваться не захотел, а поперед него на трон карабкаться - дураков не нашлось. Так что назначили регентом Дух Просветления, да и успокоились.
  
   Ведь наша любовь - бронеходы, товарищи наши в боях!
   Бросайте ракеты и ружья, не то разнесем в пух и прах!
   Не слушай своих офицеров, сдавайся, и трус, и смельчак;
   Нам чихать на картечь,
   а пешком не утечь,
   не уйти от ракеты никак!
  
   До чего тяжело идут рычаги! Хотя палки-то ни в чем не виноваты, элемент управления, не хуже прочих. Виновата коробка передач. Коробка Форла комбинативная, два положения для двух рычагов. Всего четыре режима. Интересно, он сам ее дергал? В бронеходе, желательно тяжелом? Ведь из раза в раз - не только кровавые мозоли водителей, но и поломки. Потянула слабо - никакого эффекта, дернула сильно - хрусь! Молись, чтоб не зашибло. А бронеход, что особенно радует, выходит из строя минимум на сутки. Среди тех, что стоять остались, наверняка больше половины коробочку перебирают. Оно сейчас, в учебе, не страшно. Не будет коробки, другую работу найдут. А если в бою? Мехам под шрапнель лезть? Или кораблю ловить снаряды неподвижными амбразурами?
  
   Полсуток мы сущие боги - полсуток грязнее рабов.
   Машина - она любит смазку, и чистку, и перебор.
   А уголь? Ей сутки хода, и нам - три часа таскать.
   Пехотные части - не сахар? Попробуй погрузку, солдат!
  
   А ведь она придумала, как сделать коробку лучше. И надежную, и чтоб переключалась легко. Доложила начальнику корпуса. Тот рассмотрел чертежи - вот что всегда любила, так чертить - хмыкнул неопределенно и велел оформлять патент. Увы, дело оказалось долгим. Механизм-то закрыли под секрет, а секретная экспертная комиссия соберется еще не скоро. А пока приходится мучиться с тем, что есть. Тем более, осталось недолго. Полдесятка верст, не больше...
   Она выдержала. К тому времени ее машина шла третьей - головная ухитрилась навернуться с моста под таким немыслимым углом, что ось носовых ведущих катков изогнулась, как коловорот. Ставший вторым экипаж снес часть ограды, хотя это она горланила из последних сил:
  
   Мы любим губить магистрали, но чаще - ползем без дорог,
   В лесу мы ломаем деревья, озера форсируем вброд.
   Мы красные смяли заслоны, с захватчиков сбили спесь.
   Машина линейного класса - дивизии равная здесь!
  
   Из бронехода ее пришлось вынимать. Руки дрожали, и самостоятельно отстегнуть пряжки фиксирующих ремней Сентьемма не смогла. В полусне услышала:
   - Водителей, одолевших дистанцию полностью, завтра с утра не будить. Пусть отоспятся. Канцлер велел их завтра представить, наряду с прочими отличившимися. К полудню. Так до конца утра пусть отдыхают.
   Короткой радости хватило, чтобы добраться до своего "угла" - отгороженной занавеской от остальной казармы койки. Двухъярусной, корабельной - и целиком ее. Небольшая привилегия, которой обычно удостаивают женатых солдат и капралов. Увы, на отдельные комнаты у Империи пока не хватает зданий. И пусть война сокращает население - площадям достается куда больней. Дом не человек. Не убежит, не спрячется. Не зароется в землю...
   Пока "сама себе жена" спит, начальник училища зубами лязгает: пытается кусок сахара разгрызть. Решил чайку похлебать. Всегда любил вприкуску. Опять же, мозги от стресса работают очень активно, а мозг сахар любит. Да вот попался сплавившийся комок. Наследие гражданской войны - плавленый сахар. Но сосать, как дитяте леденец, как-то неприлично. Пусть и все мысли - не о том.
   Высокопревосходительство до завтра уехал. Вот они, преимущества и недостатки столичного расположения: у начальства на виду, да око горнее вблизи куда более дреманно. Потрясти может всегда - но хоть вечером и ночью не придется плясать вокруг, пытаясь ублажить да умаслить...
   Вот и тут - приложил канцлер к сердцу руку, плюхнулся в упряжку - и поминай, как звали. Правда, контрразведчик подсуетился - груду папочек передал. Удалось скосить глаза. Судя по обложке верхней, дела отличников. Этот парень, по крайней мере, из лучших. От сердца отлегло. Отношения с контром, конечно, не ахти. Больно нос везде сует. Но - вполне служебные. Ясно - человек тоже думает, как лучше себя показать. Не в ущерб училищу - и ладно.
   Другой вопрос - что вообще канцлеру нужно? В старые времена с Черного Генерала сталось бы устроить проверку просто так. Чтоб не зевали и не расслаблялись. Вот только времена настали иные. Вместо неизменного мундира технических войск Тан-Кайра - цивильный фрак, вместо рабочих рукавиц - белые перчатки, даже хвост обтянул лайковой варежкой. И раз уж сюда в таком виде заявился - вряд ли попросту тряхнул стариной. Скорей, дела училища как-то пересеклись с государственными. Это может быть равно хорошо и плохо, но вопрос пока не разрешен. Иначе не было бы никаких проверок, только спущенный сверху указ. Скажем, о расформировании.
   Тоскливо заныло основание хвоста. Самое болючее, ревматическое место... Что поделаешь - добрых новостей давно не было. Новых машин за последние пять лет в строй ввели всего три, и те - военной закладки. Военный бюджет урезают каждый год. То-то половина сухопутного флота в учебной эскадре ходит. Шестнадцать машин. А на фронтах в лучшие времена бывало и по сотне! Теперь что, волна сокращений и до училищ дотянулась? И почему проверку устроили только кадетам? У этих, случись что, половине и податься некуда - сироты. Та же Таннэ - на бронеходе выросла. А тут... Сумрачное лицо, и задача, не то что взрослая - почти боевая! Не бодро покататься по полигону, продемонстрировав навыки вождения - нет, нормальный марш-поход. Удивительно, что хоть кто-то дошел. А по полированным пластинкам на физиономии канцлера и не поймешь, доволен он или нет.
   Кстати, по результатам года девочку так и так нужно пригласить на чаепитие. Остальных отличников - тоже, но с ней - проследить, чтобы пришла. И проследить, чтоб собственные отпрыски все присутствовали. Четверо лбов - и все холостые. Ей, конечно, рановато замуж. А начинать знакомиться и приглядываться - в самый раз, и разница выйдет самая благородная, от пятнадцати до тридцати годков. Сыновей строго предупредить, чтобы восприняли посерьезнее. Таннэ пойдет далеко. И воспринимать ее как будущую официальную любовницу - не следует. Жена, главная и единственная, по имперскому кодексу. У девочки второй патент секретной экспертизы дожидается, медаль Похода - которую она с завтрашнего дня начнет носить, как и знак отличного водителя. Если в канцлере осталось хоть что-то от Черного Генерала... Кстати о патентах! Не забыть, при накручивании хвостов отличникам, напомнить: канцлер Тайферин малость консервативен. Именно в технических вопросах. А потому и для них, и для училища будет гораздо лучше, если кадеты не будут докладывать свежие прожекты, но ограничатся уставным поеданием начальства глазами, демонстрацией бодрости, молодцеватости и готовности послужить Империи. Эх, не сказать бы по старинке - Отечеству. "Отечества" у них у всех разные, у иных и под красными или заокеанцами по половине, а Империя теперь одна на всех...
   Тут навалились свежие заботы. Всю обычную показуху, что устраивалась к "официально-внезапным" проверкам, следовало переделать за ночь и утро. Теоретические размышления отступили, их место заняло привычное, служивое: "Делай, что положено, и надейся на лучшее".
   Так продолжалось до самого полудня. Точно в обещанное время перед парадными воротами - хорошо, бронеходы не через них возвращались, на месте технических до сих пор груды битого кирпича, и за счет каких фондов восстанавливать, неясно - остановилась канцлерская упряжка. Оставалось - вытянуть хвост, вскинуть руку к груди, доложить:
   - Его Императорской Мощи Тан-Кайсарское военно-инженерное училище и Сухоходный корпус приветствуют Его Высокопревосходительство Канцлера Империи на территории части! Согласно вашему приказу, кадеты, отличившиеся на марш-броске и отличники учебы собраны и готовы к беседе. Пожалуйте за мной...
   Парадный зал выглядел пустовато - рассчитанное на то, чтоб разом вместить и многосотенные потоки взрослых курсов, и всех кадет, помещение давило огромным своим пространством, великолепным и официальным. Черный мрамор колонн, фиолетовый бархат занавесей на стрельчатых окнах...
   - Господа кадеты! - глухой стук каблуков, иные прищелкивают хвостами - для лихости. Хорошо тянутся.
   - Здравствуйте, господа. Извиняюсь за новую вводную, - улыбку не видно, но в тоне она проскочила - застенчивая и чуточку извиняющаяся. Так вот зачем ему такие широкие пластинки и полировка! Скрыть эмоции. Хотя это и подчеркивает молодость - которую так любят выпячивать недоброжелатели. Но что же он еще-то подсунет? Дети и так с ног валятся! - Я вчера дал неясную вводную. Мне желательно побеседовать с вами с глазу на глаз. Так что я теперь попрошу предоставить мне свободную аудиторию - и приступим. Скажем, в алфавитном порядке...
   Ну, это не служба, службишка. Зато понятно: речь не о сокращении бюджета. А вот об этих самых подростках, что ждут очереди на беседу. Волнуются, конечно. Только что их жизнь была расписана на годы вперед. Последний цикл кадетского корпуса - дальше "взрослое" училище. Должности механиков на бронеходах. Славные крепости-заводы в качестве баз, жаркие каморки вблизи котлов - дом, более родной, чем офицерские квартиры. Походы, учения. Рост в чинах. Иные выйдут в командирскую башенку: недаром столько благородных в мехи готовятся. Похоже традиции - будут дополнять. По уму только так и надо, машиной должен командовать тот, кто разбирается в ее начинке лучше всех. До Великой Войны мехи на такое и надеяться не смели. Да и сейчас - благородных в корпусе полно, но титулованных не водится. Впрочем, в нынешней армии ценится титул выслуженный. К нему полагается маленькая такая приставочка: "ар". Многие герои войны такой обзавелись. Кроме самого Черного Генерала. Он-то поднялся уже при распаде, и не нашлось монарха, который бы утвердил ему титул. Так что новое имя - за победы дала ему армия. Так и живет: Тайферин-Канхарский, не князь и не граф. И не барон, хотя этот титул иногда присваивает сам - с формулировкой "до утверждения Его Мощью". А Мощи этой нет, и не предвидится - законных наследников не осталось. Полегли. Сперва в войну, когда цепи в атаку под шрапнель водили. Потом во время мятежей. А там и заокеанцы подоспели - добивать. И - преуспели. Так что новых графов и князей в ближайшее время ждать не приходится.
   А вот возвращаются первые отбеседовавшие. Глаза блестят, хвосты подергиваются. У тех, что прошли вчерашний марш без поломок, точно, значки отличных водителей. Иные уже свинтили нагрудные бляхи и принялись рисовать полоски на хвосте. Как "у него". Тайферин-то в свое время вообще выгравировал - ну не было пятнадцать лет назад стойких красок по панцирю. А цветную тряпочку на хвосте носить - это в пехоте можно, или в колесничих. Даже на флоте. Но в бронеходе все, что выступает или цепляется, может привести к увечью. А раскрашивать рабочую варежку почему-то не принято.
   Ну, вот и до "Тиу" дело дошло.
   - Кадет Таннэ! Помнишь, о чем утром говорили?
   - Так точно!
   А сама уж на хвост посматривает. Ей-то разом две награды рисовать! Убежала... Наверняка забудет, нагородит про технику. Потом - имя у нее канитийское. А те мало того, что лет шесть с Тан-Кайром провоевали, так и целиком, кроме двух окраинных провинций, в состав Союза ухитрились попасть. Их столица стала резиденцией союзного правительства. И, сколько бы канцлер не требовал забыть прежние страны, наверняка воспринимает Союз как новое воплощение старого врага... Не вылезло бы чего боком. Хорошо, если одной Таннэ - а ну как всему училищу?
   Четверть часа спустя начальник училища забеспокоился. Длинноватой получалась аудиенция. Через полчаса принялся "доить нос" - привычка дотрагиваться до лица при тревожных размышлениях вошла в кадетские поговорки. Захотелось подслушать разговор. Прокрасться, как последнему школяру, приложить ухо к двери... Несолидно. "Уволят-разжалуют-сдадут контру как шпиона" в голову как-то не пришло. Необходимость блюсти достоинство перед тысячами ученических глаз въелась, став частью характера. Вот уже почти час минул - а Сентьемма все сидит с канцлером. Точно ее на прожекты понесло! Но вот что странно: Черный генерал, кажется, слушает...
   Сама кадет Таннэ ничего особенного от беседы не ждала. По отзывам однокашников, Генерал мог бы и прилюдно пообщаться. Несколько общих вопросов, похвала, иногда - значок. Взгляд несколько рассеянный, словно думает о чем-то другом. Сходились на том, что личная беседа - еще одна форма поощрения, знак, что будущие бронеходчики нужны Империи. Это воодушевляло, а тех, кто поумней, да успел повоевать - пугало. Если стране нужна броня - быть большой драке. Может, не сейчас. Может, они успеют закончить. Но ведь случается и такая штука, как досрочный выпуск...
   А зашла - и сразу взгляд, в упор и навылет. Рассеянный, да? Доложилась... И началось. Странные вопросы. И, наконец:
   - Прекратите тянуться, присаживайтесь. Глупости насчет есть глазами - оставьте, я не такой ретроград, как вам напели. Иначе Империи сейчас не было бы... А у вас два патента. И врожденная шкодливость. Ваш контр говорит: "Заряженный конденсатор на сидении преподвателя - это для нее примитивно и пошло". Согласен. Но чернильница на гусеницах - немного перебор. Сколько времени ушло на изготовление?
   Пришлось признаваться.
   - Не знаю. Собирала не я. Моя только идея. И руки у меня не совсем оттуда растут. Для мелкой работы. Рычаги - другое дело.
   - Да. Двигатель пускается при нажатии пером на донышко... - канцлер чуть наклонил голову, - Мышление у вас острое, но расходуется немного не туда. А Империи нужны умные люди. Так что - готовьте документы в командное.
   Подумать она не успела. Ответ выскочил мгновенно.
   - Нет!
   А чего стоит ее "нет"? Снова склонил голову. Сейчас скажет: "Это приказ." И все. Но - молчит. И разрушает тишину спокойным:
   - Почему?
   Тут ее прорвало. По настоящему. Слова выливались сами - малопонятные, сумбурные, но искренние. И узнал канцлер, и сама впервые поняла - что люди туманные, непредсказуемые и страшные, а машины понятные, и вообще она их любит, особенно паровики. И не видит себя без них, не может видеть. Остальное - не жизнь! Не для нее!
   Тайферин слушал, не перебивая. Иногда - когда она дух переводила - вставлял уточняющие вопросы. Когда выдохлась и стихла, откинулся на спинку стула - та аж скрипнула, приняв самую весомую в Империи тушу. Вытянутые руки генерала глухо постукивали по столу мягкими подушечками пальцев.
   - Вот какая... - бормотание было тихим, но слышимым, - Странно. Не понимаю.
   Замолк. Только тихое постукивание. Вдруг - пальцы сцепились в кулаки, по столешнице грохнула броня.
   Канцлер вскочил, забегал от стены к стене.
   - Мне уйти?
   - Нет. Мне нужно подумать.
   Но бегать перестал, встал у окна. Сначала просто смотрел, потом принялся мять хвостом занавеску.
   - Странно, - повторил, - Все равно - странно. Но удивительно верно!
   Разворот. Только что был - канцлер. Теперь - Черный Генерал, тот, что задавил двунадесять революций и интервенций. Сейчас вот скажет такое, что можно будет идти на врага - и умирать с улыбкой.
   - Сентьемма, - голос его не прогремел перуном, зарокотал теплом машины бронехода, - Хочешь увидеть свои патенты внедренными? Не эти два, что уже есть - а все. Что только будут?
   - Да! - выдохнула она навстречу, - Конечно...
   После разговора - не вышла, выбежала. Все мечты сбылись. Да еще и медаль носить разрешили. Вот и метнулась - в каморку свою, где за стеной-занавеской спрятанное, ждало главное сокровище. Что многие однокашники сперва пооткрывали рты - а потом поскучнели, не заметила. Не научилась еще такого замечать.
   А начальник училища заметил. И долгий разговор. И то, что с последующими кадетами канцлер беседовал чуть дольше и куда основательней - тоже. Оставалось заключить - на кадете Таннэ он что-то решил. А как выяснилось, что именно, стало ясно: девочка, и правда, талисман. Приносящий успех и удачу.
   Училище получило новый факультет. Командно-инженерный. Цель - подготовка кадров для военной промышленности. Одна из групп - это Генерал сообщил на ухо - будет готовить не просто кадры. А кадры управляющие. Потому получит особо тяжелую пограмму. Кто выдержит - перескочит в карьере десяток званий и сотню лет.
   - Программы подготовить к началу лета. Особую группу рассчитывай на двенадцать лет - включая практики... Формально они - сжатый курс. Мол, очень люди нужны. На деле - давильня. Выдержат только искренне увлеченные люди... Преподаватели? Бери отовсюду, обещай все. Если совсем за гранью возможного - решай вопрос через меня. Мне нужно, чтобы эту группу учили лучшие из лучших!
   Оставил начальника училища в полном восторге. Тот уже прикидывал - кого сговорить из университетов, кого из светил вырвать у красных или заокеанцев... А еще радовался, что жива под канцлерским фраком военная косточка. И монархическая. Военная промышленность? А почему только военная? Что они, с любой не управятся? Больше того. Тайферин наверняка подумывает, кому передать власть - не сейчас, потом, когда сил тянуть страну не останется. Лет через полтораста понадобится преемник - способный и трехжильный. Первым группам особой специальности - как бы ее обозвать понейтральней? - верно, не светит. Они - опытные. А вот выпуска через два - к поступающим стоит приглядываться особенно внимательно...
  
   Кевериану в Тан-Кайсаре понравилось. Право, когда - прямо на публичной лекции - имперский научный атташе предложил переехать в страну, более ценящую классическую академическую науку, казалось, что все слова - пропаганда. Но с мест поднялось такое улюлюканье... Как же, гонитель самородков! Да и плагиатором в лицо назвать уже не стыдились. Тогда он и осознал - в родном Салетийском университете для него места более нет, а дальнейшее упорство только повредит репутации будущих выпускников. Он и принял предложение - и пожал руку имперца, хотя сам никогда не был монархистом, а революцию... Ну, не то, чтобы приветствовал - как может истинный ученый одобрять явление, что мешает главной работе? - но терпеть был готов.
   Увы, вблизи руководства республики начали всплывать недоучки и авантюристы. Главным из которых стал, безусловно, учителишка. Тот самый, который лез со своими примитивными экспериментами, неточными, часто неверными - и раз за разом отбивал приоритет у тех, кто привык работать надежно.
   Мечтатель. Фантазер. Дилетант. И - гений. Который еще тогда, при старой власти, вбил себе в голову: его главный враг - профессор Кевериан. Из-за того лишь, что его, Кевериана, всякий раз перекашивало от поминания кривых методик лезущего в большую науку провинциального учителишки. Он-то всегда любил точность и разумную ограниченность. А этот - публиковал за свой счет брошюрки, в которых размазывал перспективы: спасение человечества, бессмертие, полеты к звездам. От этого и кривило. А от необходимости отвечать на дурацкие вопросы студентов, порожденные таким чтением - особенно.
   Тому напели, нашлись любители... И вот - образ врага готов! Отказ в публикации, потерянная почтой рукопись, чей-то неблагоприятный отзыв - все слилось в одну большую войну, которую, якобы, ведет против скромного гения увенчанный лаврами бездарь!
   Еще десяток-другой лет назад он мог себе позволить попросту не замечать ворчания, что раздавалось из дальней глубинки. Бинтал - это ведь даже не промышленный город! Всей славы - сельскохозяйственная ярмарка по осени, да река, по которой удобно сплавлять хлеб в столицу. Которая охотно морщилась вместе с профессором: бинтальские репа да рожь, это да. А вот ученый... Смешно! Ассистенты уже привыкли: щитки на лице дыбом - ну, значит, опять помянули Дилетанта. Или опыт не сходится - но чтоб у Нашего не сходился... Тогда он чувствовал себя Творцом, уступая оппоненту роль его вечного соперника.
   Но Мечтатель спелся с новой властью. Кажется, решил простенькую прикладную задачу из баллистики, заимел знакомых в армии, побеседовал с вождями. Прорвался к газетам и типографиям, его брошюрки - по прежнему на серой бумаге, зато при каких тиражах - превратились в агитки красных. "Защита планеты! Бессмертие наших внуков!" И молодежь бросала аудитории, чтобы умереть ради жизни. Канитийцы такие! Одно время даже под идею о безыдейности удалось собрать сто тысяч штыков.
   Мечтатель стал пророком. Профессора же начали покусывать. Не власти. Не соперник. Толпа. Образованная, околонаучная. Та, что читала бывшего учителя еще тогда. И запомнила, кого он поносил... Теперь страрый враг играл в благородство - ни словом, ни делом не задел. Может, и правда - понял то, что ему писано было сотню лет назад? Дорвался до нормального оборудования и хороших лабораторий, и разглядел убожество прежних своих изысканий? Или - простил. Но полуобразованная публика - не простила. Теперь публичные лекции хоть не читай - а обязан! И младшекурсники смотрят зверьми. Все, кто набран после войны!
   Смотрели. Ну, посмотрим, кто им теперь лекции читать будет. А Кевериана ждут другие глаза. Спокойные, умные, внимательные - как раньше. И мундиры слушателей быстро перестали раздражать глаз. А вот к тому, что на тысячу глаз - лишь одна пара девичьих, привыкнуть оказалось куда сложнее. В гражданских-то университетах девушек предостаточно. Даже манера сложилась - выбирать студентку поумней, и читать - для нее. Так нашел себе трех жен. С одной пришлось расстаться - вот из-за этой самой манеры. Другая ушла еще раньше - к кому-то, для кого была важней науки, и вообще всего на свете. Ну или так верила. Ему какое дело?
   А тут - никакого выбора. Одна. М-да-с. В былые времена на такой он вряд ли остановил взгляд. Всегда любил девушек миниатюрных и нежных. А эта... Богатырша. И ведь подросток еще! Да, говорят, на пять лет младше потока. И уже среди взрослых парней не теряется. А того, с разводными ключами на воротнике, что временами провожает ее до проходной училища - странные выверты бывают у судьбы - и вовсе на полголовы выше. Лицо - тяжелое, резкое, словно вылито из броневой стали. Пластинки даже на лице широкие, лежат крупными мазками. Издали - хороша, вблизи - грань уродства. Та самая грань, на которой некрасивый человек становится необычным - но еще не превращается в чудовище. А сидит, между прочим, в первом ряду. Аж хочется отойти подальше. Как от картины импрессиониста.
   Интересная дама получится к старшим курсам. Только сейчас - больно рассеяна. Рисует в тетради, слушает, разве, краем уха! Что странно. Обычно - внимательна. Девушки вообще внимательней... Что ж. Небольшой перерыв аудитории на пользу. Шаг вниз - к первому ряду.
   - Сударыня! Позвольте поинтересоваться, отчего вы не пишете?
   Уточнять, которая сударыня, смысла нет. В ответ - безразличный щелчок хвостом по погону.
   - У вас ошибка. Девять досок назад!
   И приходится оттягивать тяжелые рамы - чтобы убедиться: так и есть. Банальное, избитое. Забыл знак.
   - Почему молчали?
   Снова щелчок.
   - Мне показалось, что такая задача интересней.
   - Да вы хоть понимаете физический смысл?
   - Честно говоря, смутно... Но что поняла - вот.
   Встала. Глаза напротив глаз, спокойные, уверенные. Протягивает тетрадь. Почерк крупный, некрасивый, но разборчивый. Пишет карандашом. Час за часом. И как пальцы не отваливаются? Неважно. Важно - набор значков, неясный ей самой... Спутанная схема из кружков и стрелок... Кривые слова поперек листа - попытка понять. И - идея. Нет, пока только обещание идеи.
   Вот так и приходят - ученики. Те, которые поймут. Поддержат. Догонят. И пойдут дальше. Старую школу он оставил в Салетии. Учеников, в отличие от него самого, не поносили, а сниматься с насиженного места на верхней грани средних лет - тяжеловато. Что ж. Он успеет создать новую!
  
   Какой из курсов чудовищно напряженной программы самый тяжелый? Спросите Сентьемму Таннэ, и она, не задумавшись, выпалит: "Обкатка". Не танками. Светским обществом...
   Точней, тем, что претендует на это громкое название. Осколки прежних дворов, съехавшиеся в столицу с важнейшей целью - придать дополнительную легитимность новому режиму. Большинство их потеряло состояния в годы войны и революции - и теперь начинали очередное обновление. "Эпоха сапог", так это называли преподаватели истории. Не первая и не последняя, в которой громкие имена размениваются на состояния, звания и должности. Смешение старого и нового... В теории звучит вовсе не страшно. Другое дело, когда два десятка "тигрят Тайферина" вываливают на паркет, как есть. Смыв смазку и запечатав в футляры парадной формы. Весело вам, господа юнкера? Или вы сучите полосатыми лапами по гладкому паркету, морщитесь от яркого света и мучительно соображаете, сойдут ли ваши неловкие подергивания за павану?
   Тут будешь рад любому существу, что вытащит из барахтающейся цветной кучи верхнего - верхний котенок самый живучий, отвлечет болтовней, убедит, что ты достаточно ловок и умен, чтобы прижиться среди этого блеска. И, если это девушка - ты к вечеру влюблен, а к исходу года - женат. А это, разумеется, будет девушка. Если не глянешься - есть надежда забиться в уголок. Где с тобой перекинутся словечком-другим старики, установят потенциал... И решат, заслуживаешь ли ты нежной помощи одного из ангелов канцлерского двора.
   Все старо, как мир. Вот только свойства газовой смеси иногда кардинально меняет самая незначительная примесь. Это профессор Кевериан говорит, а он на газах собаку съел. Нет, целую упряжку! На сей же раз примесь трудно назвать незначительной.
   До самого паркета Таннэ воспринимала происходящее скептически. Может, оттого, что попросту была не в состоянии глянуть на себя со стороны? Смотрела-то больше на собственный хвост, на гравировку "Отличный водитель". Для нее это было по прежнему - главное украшение. А прочее - так, форма парадная, тип пять - дипломатическая. Ну платье, ну красивое... наверно. На нее что ни натяни, заметят все одно не одежку, рост. А уширенная подошва штука привычная, только в армии ее не для красоты носят, а чтоб в снег не проваливаться. И там она тонкая, а тут кожей обтянули. Знать бы, кому первому взбрело, что пришнуровать хвост к спине - красиво? Или старику, у которого отваливается уже, или - ученому. В лаборатории нужно: чтоб не дернулся ненароком. Но даже, когда понимаешь - так надо, возникает отвратительное ощущение полной беззащитности. Хуже, чем голой. До войны, говорят, дамы этой стяжкой себе основание хвоста ломали. Теперь, по счастью, мода на старинные обычаи, и стяжку допускается чуть ослабить. Чтобы можно было хоть поверху помахивать. Опахальцем или чем еще... И - пусть шипят - она отпустит стяжку сильней принятого. Под тканью не видно.
   Парадные одеяния не для удобства измышляют. Для показухи. А знак высшей квалификации - разве не повод для гордости? Увы, значки надеть не разрешили. И даже медаль! Зато блестящие безделушки - если достаточно дорогие - можно. А какой в них смысл? Работа, конечно, тонкая. Такое бы мастерство - и на что-нибудь полезное. А тут бессмысленные завитушки. Она в детстве, и то крутила из проволоки полезные вещи. Ну, полезные для игры: цеплялки, например, перехватки, шуршалки... Они хоть что-то делали! Впрочем, ей есть что нацепить. На плечо, вместо медали.
   С таким настроением и из упряжки вылезла: танцевать неохота, разговаривать не с кем. Парней мгновенно растащили. А там взялись и за нее. Короткое знакомство - подвел один из однокашников, непредставленную соперницу терзать нельзя, а тут два слова - и можно в атаку.
   Впрочем, что атака, это Таннэ поняла потом. Тогда - просто отвечала односложно, пытаясь наскучить. И не заработать незачетной оценки за нелюдимость. В конце-то концов, раз "обкатка" - значит, и наблюдатель есть. И не один...
   - Прости, но твое платье выглядит так, будто его шил портной по мундирам... И юбка на войлочной подкладке - это старо. Сейчас в моде китовый ус.
   - Понятия не имею. Выдали - ношу.
   - А бронеход на броши - так оригинально!
   - Мне нравится.
   Не рассказывать же, что единственную драгоценность подарил воспитаннице ее первый экипаж. Точно воспроизведя общую награду. Капитан-то наверняка знал, что медаль к платью не положена. Вот и выручил. Заранее. А значки... Вместо них - гравировка на хвосте. Все на месте: "Отличный водитель", "Отличный техник" и "Пять походов через ледник". Тоненькую варежку даже стягивать не надо - сквозь ажурную ткань и так все видно.
   Хвост тоже не избежал внимания. Начались смешки. Носики смущенно скрылись в муфтах. Вот она, мера испорченности. Ну, не влезли на знак два белых медведя в одной позе. Пришлось художнику сзади первого, которого за три похода дают, нормально бредущего на своих четырех мишки, второго пристроить. На задних лапах. К окончанию у каждого в группе будет за десять походов, и мишек сменит серебряный айсберг "Ледового аса". А позу медведей всяк понимает в меру испорченности.
   Зато сквозь стаю хихикающих девиц прорывается человек в мундире. Дым и пламя! Бронеходчик. Свой.
   - Вы с инженерными?
   - Я одна из них.
   - Вижу, - уважительно косится на гравировки, - Ходили слухи, что у них девушка учится. Оказывается, правда. Что ж - вы явно в состоянии управиться с коробкой Таннэ. Она, конечно, лучше старой, но когда ж, наконец, изобретут нормальную?
   - А чем эта плоха? - Сентьемма сощурилась. Вечер становился полезным.
   - Тем, что нужен опыт. Передачи расположены сложно. Вот вы, судя по хвосту, приноровились - а если за рычаги новобранец станет? Или запасник, что увидит ее второй раз в жизни после двухнедельных сборов... Вместо первой рванет с пятой, захочет включить заднюю - а получит третью. Их помнить нужно!
   Вокруг собирались офицеры. Не только бронеходчики.
   - А толку коробки на старье менять? Пора бы и стапеля загрузить.
   - "Синий Грабен" уже устарел, как ни модернизируй...
   - Только клепка! Вы б еще паять предложили...
   - А уж масла жрет... Фильтры? Ерунда!
   - Но вдоль окопа вы уже не поездите-с. Не выйдет-с!
   - Комбинированный движитель? Хмм...
   Насколько девушка миловидна, их волновало слабо. Она - говорит! Она - понимает! Все равно, что всю жизнь пробавляться иностранками, и вдруг повстречать соотечественницу. Еще - хотелось показаться. Не просто львиной гривой потрясти - продемонстрировать знание своего дела. Девушке. Которая поймет!
   Сентьемма могла бы выглядеть страшней моровой язвы, явиться в рубище - и все равно имела б успех. Если так называть возможность выслушать немногие умные мысли, что господа офицеры высказали до того, как разговор окончательно превратился в токование на технические темы. Всяк пыжится, пытается выглядеть умней, чем есть - а потому выходит совершенным придурком. Особенно когда замечает, что та, ради внимания которой и пенил губы, уже приглажена на танец каким-то колесничником. Отживающий род войск! А туда же... Смазливых дур ему, видимо, недостаточно.
   Зато у него есть полковое хозяйство. Не так интересно, но, по крайней мере, этот говорит всерьез. Ему правда интересно: что она знает в сих материях. Увы, скоро выясняется: экономика государственная и экономия полковая, - две очень большие разницы. Впрочем, капитан бронехода тоже чем-то таким занимался. Пришлось вспоминать. Хотя почему - пришлось? У нее было, как ни странно, счастливое детство.
   А кавалер перескочил на внешность. Привычным делом занялся - комплиментами.
   - Все у вас в порядке, - сообщил, - Уж простите, но лицо у вас для северной аристократии почти типичное. До войны, да где-нибудь в Хайратте... Вот с южной фамилией не сочетается. Право, если б вас звали Чента Теннерин, я б не удивился. Увы, эти ребята легли в первый же год Войны. Лет полтораста не воевали до того. А чужой опыт - дурной учитель. Вот и поперли - как в Столетнюю: плечо к плечу, батальонная колонна, офицеры впереди. Под шрапнель... Вот не верю, что вы не полуденница! У них, опять же, и рост выше.
   - Я имперка. Мне хватает.
   Дальше танцевать не тянуло: вспомнились родители, братья, неуклюжий контур заокеанского бронехода, огонь и лед. Стало грустно. А за спиной - шепотки. Достаточно громкие, чтобы их слышал глухой.
   - И платье у нее - не свое! "Выдали!" Наверняка прокат. И брошь тоже...
   - Откуда в прокате взяться олтийской бирюзе? Ее больше не добывают. У меня дядя в горном ведомстве, он точно знает! Это надо из коронных фондов выцарапывать.
   - Значит, связи?
   - Любовник, к гадалке не ходи!
   - И неофициальный, девочки: приставки-то нет. Была бы "итен"-кто-то.
   - Ой, мама...
   - Да кто ей даст приставку, этой выскочке? Фамилию пачкать?
   - Не забывайтесь, дорогая. Она юнкер. Значит, благородная. Формально.
   - Таким в былые времена кнутовище ломали, и бросали в навоз! А теперь развелось... "До окончательного усмотрения". Подделка под благородную.
   - Не уверена... На мордочку посмотрите, подруженьки. Внимательно. Подозреваю, в былые времена таким благородным полагалась приставка "бастард". Перед вполне приличным титулом...
   Разворот. Личико, непривычно отягощенное мыслью. Да, такие сперва говорят, потом начинают думать. Удар. Ни отвернуть, ни закрыться, ни на ногах устоять - эта хвост привинтила до хруста! В корпусе учат именно так: хвостом по харе обидчика. Или обидчицы. Как можно сильней. "Мужчина с тобой драться, скорее всего, не будет - так пусть хоть по морде огребет. А дама... Будет извиняться. Или ты ее убьешь. А для этого следует изучить бой холодным оружием."
   И изучила. Законы, по сравнению с древними традициями, изменились, Тайферин работает, но вызов неизменен века. И пусть удар уже расставил все по местам - место старинной формуле:
   - Вы лжете. Извольте принести извинения - или доверьтесь суду оружия.
   Теперь никто не сможет сказать, что у Сентьеммы Таннэ хвост дернулся случайно. По причине истрепанных напряженной учебой нервов. На полу ворочается стреноженная кипа шелка, пытаясь встать как можно приличней. Без помощи хвоста. Подружки, нет чтоб руку подать - задумались, стараются встать поустойчивей.
   - Тьемма! Что ты наделала! Она выставит бойца! Убийцу!
   К той уже подскочили, подняли. Пустота за хвостом превратилась в полноту: подоспели свои. Жаль, поздновато.
   - Не выставит. Я не мальчик, забыли? А она - не калека. Итак: извинения - или секунданты?
   Аристократия может быть разорена и выбита. Но, если не выродилась, ответ может быть один.
   - У меня найдутся две подруги. А у вас?
   Разумеется. У юнкеров есть сестры и знакомые. Которые с удовольствием примут участие в приключении. Самим-то драться не нужно. Значит - завтра - секунданты. Послезавтра - петиция канцлеру. Третьего дня - отказ в поединке - или дуэль.
   И пусть начальник училища хватается за голову. Иначе нельзя. Час спустя Тьемму вырвали прямо с лабораторной работы по пневмотехнике - в фехтовальный зал. Инструктор был взволнован - и доволен, хотя старался этого не показывать. В кои-то веки его уроки пригодятся в полной мере!
   - Начали вы хорошо. Следует и закончить не хуже. Жаль, у нас нет недели-другой - тогда вы бы у меня попрыгали. Но в бой нельзя идти, устав. Если есть выбор. Тем не менее, кое-что мы с вами разучить успеем...
   На следующий день канцлер, приподняв бровь, изучал прошение о дуэли. Одна из сторон рассчитывает на отказ в поединке. Другая хочет крови. Причем исход - понятен, если исключить случайности. Вот их и следует исключить! А запрещать... Пластинки над глазами чуть наклонились, выдавая невеселую улыбку. Никто этого не знает, но у канцлера Тайферина почти нет выбора. Исключая выбор оружия. Ну что ж, прекрасные дамы. Вот вам разрешение. "Поединок провести в третий день четвертой декады сего года, в Манеже города Тан-Кайсара согласно имперского кодекса. Тип: разрешение вопроса чести перед лицом Мощи. Оружие - тяжелый пехотный доспех, большой щит, мечи для правой руки и хвоста стандартного размерения." И подпись: "Л.Т. К." Лоуд Тайферин Канхарский.
  
   Знакомая улица, кирпичный дом с каменной облицовкой по фасаду. Приехал точно, как приглашали - а гостем оказался незваным. В доме царит неприятная, преувеличенно спокойная суета. Одно слово - и все стало на места. "Дуэль".
   - Нужен заместитель? Я за могу выйти за невесту.
   Вот так фронтовой офицер и закрепляет позиции. А то потенциальный тесть последнее время начал носом покручивать. Капитана ему, выходит, в зятья мало. А Ниар уже пристала к сердцу - не оторвешь. Да и титул, пусть и приобретенный через жену, лишним не будет. Так пусть смотрит граф Энисский - подойдет ли кто иной к острому язычку дочери? Но потенциальный зять тяжело машет рукой. Хвост недовольно лупит по центральной тумбе столика, и толстый том дуэльного кодекса, смешно подпрыгнув, самовольно перелистывает несколько страниц.
   - Вызвала девка. Угораздило! Ну, да ты ведь знаешь Арушку. Громосборник! Ходил было в державное присутствие - там канцлерские подручные радуются. Мол, прецедент. Теперь-де как Сам решит, так потом и мы будем, по накатанной. К человечку поменьше я б подход нашел. А к канцлеру... Даже просто в ноги броситься - подобраться нужно. Не успел... Дуэль разрешена. Листал кодекс, зацепки искал - ничего.
   Да, влипла Ниар в историю... нет, уже вошла. Женские дуэли случаются раз в столетие. Даже вызовы - штука редкая.
   Остается выразить согласие и бежать к невесте. Раз тесть не пресек - пусть и в расстройстве - значит, сговорено, Арушка за ним. Та - ревет в три ручья. Значит, не испугалась еще - тогда бы молчала и думала. Разговаривать было б проще. Зато - не повисла б на шее! План действий: сперва успокоить, потом расспросить, а там, глядишь, что и придумается.
   Постоял, гладя "ласковое место" между спиной и основанием хвоста. Шепнул в ухо:
   - Говори.
   Из Ниар и хлынуло. В основном про вызвавшую. Послушать - так ныне на балы приглашают демониц Хаоса. Покрытых похабными гравировками с ног до головы. Но - ясно: вызвавшая выше, сильней физически... И то, что невестушка в который раз поплатилась за острый язычок, тоже. И, пожалуй, за привычку к мещанскому обществу. В котором тебя не могут за злую сплетню вытащить на манежный песочек. Что поделать - отец на службе, матери нет, в закрытый институт дочь отдать пожалел. Пристроил в хорошую платную школу - а там все больше горожаночки, перед которыми дружная компания из нескольких благородных дружно - и безопасно - задирала носы.
   На первом балу присмотрели, до беды не дошло. На втором Порядок попустил, а Хаос миловал: если не звездой сезона стала, то уж успех имела. То-то граф другие партии изыскивать принялся. И тут, на третьем - некрасивая девчонка в бедном платье без украшений собирает вокруг себя половину кавалеров...
   - Что, правда совсем без?
   - Брошь была. На плече. С нее и началось: смешная. Ну кто такое носит: бронеход в снегу... Похоже... Похоже на твою медаль! Точно! Как две капли воды, только там на камне. Что с тобой?
   Ну да, не всегда жених берет и запросто садится на пол, как заокеанцы. А что поделать, если ноги не держат. Вот, значит, кто тебе на язычок отравленный попался. Тьемма. Умненькая, спокойная - и такая неприспособленная к жизни снаружи брони. Только гравировки откуда? Ааа, она же писала, что выслужила "любящихся мишек". Ну и что теперь?
   Энисский прибежал, что-то спрашивает...
   - Граф: я люблю вашу дочь. А потому... не сочтите за дерзость, но именно поэтому я настаиваю на принесении извинений.
   - Наш род...
   - Видите - это? - тычок в плечо. Да, она и брошь приколола - на место медали!
   - "Ледовый поход". Поверьте, я ценю воинскую доблесть и не будь вы...
   - Вы знаете, что такое - сотни верст без сопровождения? С боями. Для экипажа? Я подскажу. Это - спасение каждого каждым, и не по разу. Без счета - кто, кого, сколько.
   - Какое это имеет отношение к дуэли?
   - Прямое, граф. Ваша дочь - а моя любовь - ухитрилась довести до вызова одну из Экипажа. Девочку, которую я знаю с вот такого роста, - рука прошла над полом преувеличенно низко, - Которая не станет просто так размахивать хвостом. На котором, между прочим, гравированы награды империи. Возможно, смешные. Возможно, похабные. Но с этим - к Тайферину, не к Тьемме!
   - Вот как ты ее зовешь! - сердитая Арушка еще прекрасней. Видимо, он станет отличным зарукавником. Если невеста доживет до того, чтобы сделаться женой.
   - Да, так. С малолетства. Я ее учил держать сигнальные флаги... И драться, кстати, учил тоже. Я ж десантом командовал на Последнем Бронеходе.
   - Драться на чем? Какая школа? Контрприемы? - деловито осведомился граф. Ну как тут было не рассмеяться? В голос, раскатисто. Безумно. А что делать, если мир сходит с ума?
   - Не смешно. Мне с ней биться, - Ниар надулась. Очаровательно надулась. Высшие силы, за что вы даруете людям любовь, но сохраняете разум?
   - Тебе - приносить извинения. Иначе я вижу только два варианта. Первый, самый вероятный. Ты умрешь. Второй, самый неожиданный - ты убьешь Тьемму. Тогда ты жива, поздравляю. Вот только ни отца, ни жениха у тебя не останется. Я немедленно вызову твоего батюшку. Как часть Экипажа, по иному поступить не смогу. После того, как он меня прикончит - я не буду сопротивляться - его вызовут все девять офицеров Экипажа. По очереди. И разрешение канцлера для них не будет иметь никакого значения, уверяю. Кому-то да повезет. Вот так.
   Граф врезал хвостом по стене. Досталось больше хвосту - но это и хорошо. Боль позволит лучше сосредоточиться.
   - Но отчего же дуэли непременно закончиться смертью?
   - Гордость. Тьемма не согласится сдаться. Опять же, она полагает, что права. То же и ваша дочь.
   - Я не полагаю, что права! Я просто права. Как она смела на меня хвост свой немытый поднять!
   - Но вы могли бы с этой... Тьеммой поговорить.
   - О чем?
   - Чтоб она сама принесла извинения, разумеется.
   - Граф, подумайте немного. Ее оскорбили, и ей же просить прощения? Поймите - Ниар люблю я. А не Сентьемма Таннэ.
   - Тогда попросите ее не сражаться насмерть.
   - Хорошо. Ниар, ты считаешь, что сдаться, проиграв бой, лучше?
   Фырканье.
   - Да, - отрезал граф, - Уступить силе после достойной борьбы... Юнкеру... Все поймут. Это не бесчестно.
   Значит - бегом к училищу. Собирался навестить завтра. И - не так. И искать - никак не в тренировочном зале. А Тьемма рада, чуть не задушила... медведица белая. А выросла как! Раньше - не замечал. Так, наверное, родители не замечают, как дети превращаются во взрослых. И внезапно получают сюрприз. Не слишком и приятный.
   - Я думал просто навестить. А тут... - насколько легче было говорить раньше - сверху вниз. Впрочем, ради серьезного разговора она б пристроилась куда-нибудь повыше.
   - Помню, у тебя невеста в городе. Я бы и до завтра подождала. Неприятности?
   - Не то слово.
   - У меня - тоже. Видишь, чем занимаюсь?
   Пытается вспомнить традиционное фехтование. В войну-то ее натаскивали на подручные предметы.
   - Это и мои неприятности. Тьемма, нам нужно поговорить. Под броней.
   Значит, без лжи и уверток. А разве сам план графа - не увертка? Но этот план позволит уйти с арены двум живым девицам вместо одной. А ему и нужны - обе. Рассказ короткий, молчание долгое. Вздох. И старые слова, которым ее научил капитан. Не этот, который тогда был мичманом. Настоящий. Капитан Экипажа.
   - Я не играю по тайным правилам. Мир снаружи брони слишком подл, чтобы я надеялась выиграть в этой игре. Я лучше - так!
   И, коротко встав на хвост, ударила ногами. В утяжеленном костюме, имитирующем броню! Дух Просвещения, какая же она стала сильная! Да он уж и не знает, на что Тьемма способна, на что нет. А она даже не запыхалась - подбежала, заулыбалась.
   - Видел? А я еще разного придумала... К человеческому телу принципы механики тоже применимы! Видишь, груша валяется. Жизнь противника в моей власти.
   - Но это - жизнь моей невесты.
   - Найди другую. Эта - дура и мерзавка.
   - Она просто дура, но я ее люблю. Так получилось.
   - Мне жаль. Я тоже жить хочу.
   - Не убивай ее и не калечь. Она обещала, что поступит так же.
   На деле - слова еще не дала, но это - вопрос времени. Выжмем. Это не ложь, только торопливость. Снова молчание. Баллистические расчеты ей даются легче. И даже штурманские.
   - Дай слово, как член экипажа, что твоя невеста не совершит попытки меня убить или искалечить.
   - Не могу. Она слишком своевольна. Я на нее надавлю. И отец. Думаю, этого хватит. Но гарантировать - не могу.
   - Ты сказал.
   - Я прошу тебя рискнуть.
   - Я подумаю.
   - И это все, что ты мне ответишь?
   - Тебе мало?
   - Я хочу ответа. И еще раз прошу. Как член Экипажа.
   - Тогда - ответная просьба. Как член Экипажа, прошу тебя убить мою противницу, если она меня искалечит или убьет. Если ты согласишься на мою просьбу, я выполню твою.
   Лгать под броней - вечное бесчестие.
   - Я убью себя.
   - Ее.
   Правдивый ответ: "Не смогу". Лживый: "Хорошо".
   - Тьемма, она не сделает тебе ничего плохого. Я этого не хотел, но я ей скажу - если она тебя хотя бы ранит я ее брошу. И отца ее вызову. Этого хватит.
   Удар хвостом по стене.
   - Я не умею играть в эти игры! Я не умею... высчитывать людей. Все равно что-нибудь забуду. И ты забудешь, ты ведь тоже бронеходчик. А тащишь под броню всякую дрянь!
   - Мы однажды, в самом начале похода, тоже взяли под броню кусочек чужого мира. Напомнить, как этот кусочек звали?
   Теперь она не зла. Только печальна и устала.
   - Может, меня и следовало бросить там, в степи. Вы рискнули. Хорошо. Я тоже рискну. Ради Экипажа.
  
   Есть публика - есть и ставки. Пусть канцлер обещал повесить всякого... Деньги - такая дрянь, что и петлю затмевают. А где ставки - там и желание сжульничать. А в домах поединщиц полно ушей. У одной - слуги. У другой - одногруппники. Разговорить можно и тех, и других. Были бы желание и умение. Так что всяк, кто думает, что умеет управлять фортуной, будет ставить на Таннэ и сдачу соперницы. Одна беда - на Таннэ ставят все вояки. А вслед за ними прочая публика. Так куш не сорвать. Но где один сговор - там и другой, не так ли?
   Главное - прорваться к одной из поединщиц. А лучше - к обеим. И сделать предложение, от которого практически невозможно отказаться. Честь, родовая или офицерская, это важно. Потому разговаривать придется аккуратно. Хвостом по морде - не впервой, претерпеть можно, но ведь и разговор после этого обычно заканчивается. А потому придется призвать на помощь союзника. Того самого, что затмевает виселицу. Обе девицы бедны. Одну ждет жизнь на офицерское жалование. Очень небольшое. Можно, конечно, смирно тянуть лямку, пока беспросветный погон на плечо не ляжет. А молодость? А тут - возможность взять кое-что от жизни уже сейчас.
   Вторая... С ней даже проще. Ее ждет жалование побольше - да на двоих. А чуть позже - на троих-четверых. Жених перспективный - да не более того. Отец и рад помочь - да рента цивильного листа привязана к особняку, и выдается исключительно на блистание при дворе. И уж такая большая, что приходится из своего генеральского прибавлять. А штатский генерал в непромышленном ведомстве получает даже меньше, чем капитан-бронеходчик.
   Два раза хвостом по морде? Исход неприятный, хотя и ожидаемый. Молодость слишком часто идет рука об руку с романтикой. Даже после Великой Войны. Но попробовать стоило. Теперь остается работать с публикой. Толпа - штука опасная и глкпая, а толпа, чующая кровь и деньги - вовсе чудовище. Но хладнокровный человек способен добиваться и в таких условиях. А покуда - ждать случая.
   И получать удовольствие от зрелища. Прежде всего - редкого.
   Манеж засыпан сухими травами, дурман поднимается к верхушке свода. Отчего-то считается, что благородному правильней пасть в траву, даже сушеную, чем на обычный песок. Служители арены - все в тяжелом железе, с длинными зелеными палками - выстроились вдоль ограждения арены. Два церемонимейстера - эти и вовсе скорей бронеходы напоминают, чем людей. Им ближе всего подходить к сражающимся. Можно и огрести - особенно хвостом. Хвост не особенно разбирает.
   Выходят поединщицы. Поверх стали - плюмажи, накидки с разрезами. Из-за накидок не видно - но доспех у них не колесничный, сплошной, а пехотный. Но видно только шлемы, откидывающие на плечи кольчужную сетку, латные рукавицы на руках, поножи - защищающие только спереди. Сзади защищать должен строй - а вот стоя-то и нет. Впрочем, какая разница, если эта красота заранее сговорена? Зрелище - да, интрига - нет. Остается поглядывать по сторонам - но и за ареной послеживать. Ничего не упустить - это главное.
   Знак из канцлерской ложи. Звонкий гул затихающей меди. Бой начат!
  
   Ненастоящий бой - скучно и противно. Почти работа с манекеном в зале. А по сути - порка. Не простая - публичная и торжественная. За злые слова и неспособность извиняться на месте. Трибуны ворчат. Ну да, бабий бой, без хвостов. Осталось только снять шлемы и лицевые пластинки друг другу повыдирать. Увы, удары хвостом - когда его охватывает тяжелая сталь двух изогнутых лезвий - слишком опасны. И не захочешь - убьешь. А потому все сводится к обычным упражнениям для развития силы рук: принять удар на шит, нанести ответный. Открылась, голубушка? Ну и получай. То, что тебя не убьют и не искалечат, не означает, что ты вернешься с усыпанной травами арены без синяков и кровоподтеков. А потому - получай. Плашмя. Меч все-таки довольно острый. Наруч точно может пробить... Вот если бы не пробить, а попросту снести! Но такие изыски для мастеров старинного боя. А ее натаскивали на быстрое обезвреживание врага. Обычно - убийство. Вот и сейчас - достаточно двух сильных ударов. Один - сбить с ног. Второй - добить. Да, железо давит книзу, но и графиня - не заокеанский десантник.
   Ух, как крепко в щит двинула! Не хуже кадета-старшекурсника. Если бы не латы - в полет бы отправила! Правда, в полет, оканчивающийся приземлением на две точки и контрвыпадом. Но - какова! Тоже хочет синяк на память оставить? Ну и дура. По мелочи латы сами справятся. А побольней - перетопчется. А вот и получи щитом, по предплечью... Больно? Свистишь? Ну так сдавайся. А то грушу в зале бить интересней. А что? Гематом у тебя штуки три, плюмаж срублен, накидка в таком виде, что, будь мы без доспеха, зрелище можно было бы смело писать в порнографию. Снова принять удар на щит. Ты не устала? Не хватит? Хочешь еще? Будет тебе еще!
   Бой ненастоящий - и это больнее колотушек. Отец и жених постарались, уболтали. Зря. Ну, жениха понять можно: служил с похабнохвостой. Наверное, и спал, как подросла. Теперь встретил настоящую любовь - но память осталась. Теперь ему главное, чтоб никого не убили. А вот отец струсил! Пусть противница сильней и тренированней - есть ведь и хвост. А уж им-то можно пробить латы. Или обойти. Сделать ставку на один удар. Как говорил тот подлый человечек... Предлагал деньги, ну и получил по физиономии, однако совет по ведению боя - еще до того - дал, кажется, недурной. А если б ее изначально готовили к бою? Шансы бы были. А так - до этой попросту не дотянуться. Мало того, что сдаваться придется, так еще и отпустить вражину без единой царапины. Может, сунуться поближе?
   Когда же дуре надоест... Тоже хочет щитом драться? А вот тебе рукоятью. Жаль, по морде лупить нет уговора. А вот еще. И еще... От монотонности ударов разум притупляется, как на силовой тренировке. Да и усталость скапливается понемногу. И тут - боль! Мгновенная. Несильная, но внезапная, как удар хвостом. Сзади, где на бедре завязки доспеха. Порез! Не окажись удар неожиданным, Тьемма, возможно, не успела бы испугаться. Ощутить, что слабый порез - нанесенный хвостом в обход щита - означает конец игры и начало битвы. Осталась бы стоять в прежней позиции, и второй удар хвостового меча - рассек бы ногу до кости, оставив ее калекой. Но - страх прояснил голову. И, пока чужой хвост несся слева направо, набирая скорость полного размаха - успела сделать невозможное.
   Прыгнуть. Невысоко, недалеко - но достаточно, чтоб увеличить дистанцию. Ровно настолько, чтоб выставить меч, как вертел, навстречу чужому удару. Чуть наклонив, как учил инструктор. Которого совершенно не беспокоило выживание врага. "Артерия или позвоночник. Что-то из двух, да заденет." И поднимет удар выше - туда, где тело закрыто металлом. А на ногах все одно не устоять...
   Крик трубы, зовущий прервать бой после первой крови и примириться, запоздал. Ноги закованных в железо помощников церемонимейстера - тем более. Трибуны ревут, для них есть только лязг и кровь. Знатоки начинают обсуждать схватку всерьез.
   Бой окончился, наступила страда врачей. Повязка на бедро - победительнице, жгуты и тампоны - проигравшей.
   Герольд кричит о победе. Доспехи и оружие предоставлены казной, потому их просто снимают. Не секундантки - врачи. Да, ныне поверженную не выбрасывают в окно, а увозят в санитарной карете. Впрочем, если б не сделанные медициной в Великую Войну успехи - был бы труп. Уже. Хвостовая артерия больше бедренной. По нынешнему времени - кровь остановлена вовремя, жить будет. А победительницу... Ее готовы поздравлять, наперебой. Публика довольна: интрига, настоящий бой, кровь, но все остались живы. Все стараются протолкнуться к ограждению. Вниз никого не пускают. На несколько минут арена Манежа - земля победительницы.
   Звук выстрела потерялся в гомоне, но люди брызнули в стороны от тела офицера-бронеходчика. Только поджарый молодой человек, стоявший неподалеку, щелкнул хвостом и повернулся к соседу.
   - Проигрался, верно. Обрати внимание - эполеты. Готовился, значит. Интересно, на что ставил? А вообще надо бы глянуть - нет ли записки.
   Кошелек - взятый при всей толпище, поверившей, что бронеходчик может ставить против своей - оказался довольно толстым. Записки не было - зато нашлось письмо, заклеенное, с заранее подписанным адресом. И пусть в нем прощупывалось что-то тяжелое, нераспечатанный конверт отправился по назначению - на другой континент, на южный рубеж. Молодой человек не пожелал мешаться в вопросы чести. Честь слишком редко пахнет деньгами, и слишком часто - кровью.
   Письму было суждено остаться непрочтенным: телеграф и газеты опередили почту. И генерал-капитан юго-восточной бронеходной флотилии, не распечатывая конверт, познакомил его с неотсыревающей спичкой. А чуть теплый серебристый треугольник, выловленный из пепла, засунул под ведущий каток флагмана...
  
   Экипаж собрался - в третий раз за двенадцать лет. На этот раз - повезло, никому не пришлось извиняться за отсутствие письмом. И все равно - из сорока одного прибора на столе пятнадцать лишних. Четырнадцать - помянут, как доблестно павших. Пятнадцатого - не положено. И в разговорах не припомнят - ни злом, ни добром. Но прибор стоит. Значит, он с ними. Цена уплачена. Цена ошибки бронеходчика. Капитан Экипажа тогда был зол на глупую потерю. Настолько, что не стал читать последнего объяснения. Даже мстить оказалось некому. Канцлер - который, видимо, знал больше, чем газетчики - припомнил старинные положения, и, в соответствии с исходом поединка, официально признал побежденную сторону виновной в клевете. Следовательно, лишенной чести. Тем самым лишив смысла дальнейшие вызовы со стороны экипажа, и наказав старого графа Энисского куда тяжелей, чем это можно сделать старинным оружием...
   Экипаж после того случая сбился еще тесней. Удалось ввести правило - собираться каждый год. Чтоб не забыть, кто они есть.
   Впрочем, сейчас печальное - позади, а хмельной разговор распался на очаги. Гардетеррин Таннэ, например, взахлеб делится с соседями историями с последней практики. Секретарь комиссии по войсковым испытаниям новых бронеходов может многое рассказать. Жаль, но о самом интересном она обязана молчать.
   - И вот приносят мне проект бронехода. Ага, "Грозу"! Слышали, да? Ну. Про злую Тьемму тоже скоро услышите. Про девку-надолб, и вообще. Да, зарезала. А что делать? Знаете сколько в Империи карусельных станков под такой диаметр? А во что обойдется клепка? В общем, вместо одной "Грозы" можно построить шесть "Ураганов", а ведь они в том же классе...
   - Ну, если ставить вопрос так... Хотя, если все экономить, да экономить, можно и до красных идеек с их сухопутными галерами дойти. Ведь дешево! Берем одну большую пушку или пусковую, ставим на гусеницы, прикрываем броней...
   - Так это ж оттого, что у них двигателей для больших машин нет. Надежных. Все от гражданских паровиков. А вот для таких малюток - в избытке! На большом бронеходе одна и та же броня закрывает десяток орудий. Опять же - у большой машины угольные ямы - защита. А у них? Хотя в обороне, да из засады... Они ведь приземистые, узкие... Такие хорошо клепать во время войны, на невоенных заводах. А в мирное время - ну, разве немного. Конструкцию отработать, и тактику.
   А капитан продолжает старую игру. И в походе спрашивал, и потом не забывал.
   - Тьемма, броня это хорошо. А вот скажи - ты замуж собираешься?
   Спрятала нос в ладони.
   - Жених у меня есть. Да ты его знаешь!
   - Он у тебя все юнкерство есть. Носами третесь, и только.
   Распушилась. Кажется, не только...
   - Мы б и рады... Но придется ждать. Аклит, конечно, получил неплохое место. Но ценз есть ценз. А меня даже не распределили пока...
   Капитан поперхнулся. Тьемма немедленно постучала по спине, уставилась требовательно:
   - Ты что-то знаешь!
   - Ничего особого. Канцлер просил тебе передать письмо с приглашением. На завтра. Вероятно, твое назначение он определит лично. В конце концов, ты одна из лучших.
   - У меня же как раз день рождения!
   - Он просит прощения. Но позже - никак. Я подозреваю, что сегодняшний вечер служит своего извинением.
   - Да он, наверное, об этом не знает.
   - Знает. Тем более, это день твоего совершеннолетия.
   - Какая разница? Я уже давно получила все права. Еще на первом курсе...
   Она с детства выучилась умела радоваться доброй минуте, даже если впереди - часы испытаний. И все-таки вечер потускнел. Самую чуточку. Отравой пронеслось подозрение: Тигена. Сколько просила: никакой протекции. Наверняка напела своему. Впрочем, могла это сделать и до того, как начались просьбы. Нащебетать, какая Тьеммочка умная и способная.
   Тогда, после схватки, Таннэ жить не хотела. И, наверное, не стала бы. Если бы не Тигена. Явилась знакомиться - интересно ей стало. Вмиг все поняла, и начала спасать. Сперва - просто рассказами, какая чума эта любовь - когда неправильный человек попадется. И какое счастье, когда - настоящий. Потом... Потом выяснилось, что Тьемма вообще ни бельмеса не понимает ни в мужчинах, среди которых жизнь провела, ни в женщинах, которыми особо не интересовалась. "И слава Порядку. Зачем нам еще один мальчик? Даже в юбке..." Ни в самой себе. Ничего, новая подруга просветила. А еще настояла на заглянуть к родне Аклита - его папаша аж сиял от такого знакомства - сочла, что молодой человек подходит, и с полного одобрения родителей парня принялась загонять парочку в койку. И Тьемма поначалу была совсем не против - а вот жених то разыгрывал непонятливую скотину, то открыто поругивал сводницу. Мол, своих детей никак не заведет, а туда же.
   Закончилось все именно детьми - только не у Тьеммы с Аклитом, а у Тигены! Та, к собственному удивлению, подарила официальному любовнику двойню. После чего поутихла, превратившись из покровительственного урагана - в добрую подругу. Тогда они и вспомнили все добрые советы. И было хорошооо... И до сих пор хорошо. Вот только замуж и маленьких - не раньше, чем дадут лейтенанта. Ой... А ведь подруженька явно тяготится скукой, которая мелькает в глазах молодежи, когда речь заходит о младенчиках. А если ей что в голову взбредет - проси, не проси, сделает по-своему. И как ее канцлер терпит? Все эти четверть века. Да и женой, похоже, не сделал лишь оттого, что Тигена и всякие церемонии - штуки несовместимые. Потому она - "итен Тайферин". И то - с позапрошлого года. Ради маленьких...
   Утром - встала заранее. Сквозь неброскую роскошь окружной гостиницы сквозит ощущение конца практики. Мол, сейчас - в училище, в свой уголок. Вот только угол уже ликвидирован, а койка занята парочкой вновь поступивших.
   Через город шла пешком. Город, который - пожалуй, с той самой дуэли - уже знал, что это за явление: девушка в форме бронеходчика. Три ноль, самое пронзительное утро. Прохожий еще нет, проснулись только городские службы. От кондитерских лавочек в центре уже доносятся ароматы сладких специй. Пару лет назад она была, пожалуй, единственным человеком, одобрившим учиненную канцлером расправу над старым городом. Тогда порох поднимал на ветер сжавшиеся от ужаса домишки, целыми улицами. Но когда обывательский хор оплакивал старый добрый Тан-Кайсар, она только хвостом щелкала: по широким проспектам пройдут бронеходы. И для парада, и в случае чего. А жители - привыкли к простору, и скоро возгордились стрелами проспектов, кольцами бульваров. И - парками. Тем более, что в центре сохранились и старые дома - над ними возвысились новые, и старая брусчатка - ею вымостили тротуары. А между легли бетон - по нему летели упряжки, и железо - по рельсам мчались поезда столичной железной дороги. Непрерывные полосы двухэтажных вагончиков, дружно останавливающиеся и размыкающие двери каждые пять минут. Такого даже за океаном нет! А дым и сажа, на которые жалуются старики - сказка. Она знакома с конструкцией дымоуловителей. Ни пыли, ни тепла не вырвется на зеленые улицы! А углекислота полезна обитателям города. Тем, что в листьях и иголках. Гораздо более полезна, чем собачье дерьмо, которое всякий раз замывают перед новым утром. А что творится по весне... Право, упряжки пора гнать из города. Даже туристические и церемониальные.
   Кондуктор вежливо склоняется перед красно-черным мундиром. Бронеходчики в системе движения считаются своими, за проезд платить не надо.
   - Куда изволите следовать?
   - Площадь Знамен.
   Там и правда - знамена. Всех государств двух континентов, славу которых объединила Империя. Скульптор ухитрился передать оттенки цветов - в бронзе. Гудки, полет транспортного кольца... Почему ее позвали, когда проектировали новый облик Тан-Кайсара? Да, нужно было принять вызов красных и заокеанцев, сделать сердце страны не менее славным и удивительным, чем чужие столицы. А как угонишься за электрическими небоскребами Виркана и Салетией, городом вечного праздника? В поисках оригинальных решений озадачили студентов и юнкеров.
   Идея пришла в кондитерской - и не к ней, ее больше интересовало хвостами под столом зацепиться. На парочку из рослой девицы-бронеходчика и щуплого молодого человека с разводными ключами на воротнике город научился смотреть, как на милую достопримечательность. Аклит в конкурсе не участвовал - но рассказы о безумствах юнкерской архитектуры слушал с удовольствием, отвечая байками из жизни Инженерной школы. За пирожными - любит закармливать вкусненьким. Говорит, девушка, которая не боится растолстеть - сокровище. А если и вправду не толстеет... Макнул палец в чашку со сливками, и нарисовал. Эти самые транспортные кольца. А остальное - малоэтажная застройка в старообразном стиле, широкий размах, бескрайние сады и парки - пришло потом само собой. Возражений было много - но молодежь сбилась в кучку вокруг проекта города, в котором им было бы приятно жить. Канцлер попытался скрыть улыбку - и утвердил концепцию.
   И вот...
   - Площадь в трех минутах, сударыня.
   Значит, от следующей остановки возвращаться дальше. Несколько кварталов пешком - не страшно, времени достаточно. Обычно возле Дворца проход свободный. Но на сей раз - оцеплено. Несколько недовольных препираются с патрулем. Среди них - чиновники канцлерской администрации. Ой. Новую службу начинать с опоздания, даже и по своей вине, не хочется. Поможет ли подпись Тайферина на предписании?
   Даже не спросили, только кулаки к груди поднесли. Значит, проинструктированы. Тем лучше - и тем интересней.
   Белое полукружие. Не побелка - но и не мрамор. Ракушечник. Легкий, теплый... И недорогой. Еще один случай показать: величие совместно с уютом, а красота - с дешевизной. Необходимо лишь умение... Памятники знаменам, точно клумбы, по бокам от парадной лестницы. А там, на широких ступенях, темным пятном - человек. Блеск эполет, секира у бедра. Сам! И как это он надел старый мундир? Это же дело принципа, разве нет? Но как ему идёт!
   И обстановку подобрал нарочно: парадный шаг уже сложился сам собой. Отдание чести. Доклад о прибытии мичмана Таннэ в распоряжение... Тайферин вскинул правую руку, уставился на голое запястье. Полез в карман.
   - Не могу привыкнуть к карманным часам. А вот не принято с полевыми ходить... То есть к мундиру можно, но вот - не нашёл. Четверть века не носил. Если верить архивам, вам до полного совершеннолетия осталось десять минут. Как раз успею. Мичман Сентьемма Таннэ! По соображениям высшего государственного порядка, властью, врученной мне провидением, от имени Его Мощи я произвожу вас в капитаны... Вот. Вы не рады?
   - Нет. Простите, ваше высокопревосходительство. Я ничего не понимаю. Кроме того, что этого чина пока не заслуживаю.
   - А это авансом. Помните, я некогда говорил, что у вас будет возможность управлять производством? Пойдемте внутрь. Я покажу вам рабочее место, которое вам предстоит занять через... Да, четыре минуты. Как раз доберемся.
   Лестницы. Ковры. Безмолвие. Рвущийся с губ вопрос. А почему его нужно сдерживать?
   - А где... все?
   - Я их разогнал. Чтоб не отвлекали. Они вам еще надоедят, поверьте. Сейчас, не считая статуй и доспехов, нас в здании трое.
   - А кто третий?
   - Гений Империи, разумеется. В такие минуты он просто не имеет права отсутствовать. Прошу...
   Створок две, но пройти можно и в одну. Зал Героев. Со стен смотрят портреты тех, кто умер ради рождения Империи. Не всех, конечно - но и вождей набралось немало. С потолка свисают пробитые в битвах за Порядок полотнища, ласковый утренний свет играет в ранах знамен. Что-то здоровенное и угловатое укрыто драпировкой.
   Канцлер цоп покрывало за краюшек, и вновь - изучает луковицу хронометра.
   - Родилась! - восклицание совпало с могучим рывком. Трон! На сидении аккуратно сложены: корона, держава и скипетр. Поворот. Щелчок хвостом.
   - Ваша Императорская Мощь! Капитан-адмирал Тайферин, - его последнее звание в сухопутном флоте Тан-Кайра, - представляется по поводу Дня Рождения Вашей Мощи, и ожидает дальнейших назначений и распоряжений.
   С губ готовы сорваться слова о глупой шутке. Но слезы на глазах Черного Генерала запечатывают губы. А когда способность говорить возвращается, слова уже иные:
   - Вам нужно мне многое рассказать. Но, я полагаю, в здании есть и более приспособленные для долгой беседы комнаты.
   - Разумеется. Например, кабинет Вашей Мощи.
   - Тогда - идем туда и разговариваем. Пока мне не станет ясно все. Или, хотя бы, достаточно...
  
   Когда ему принесли сообщение от старого фронтового знакомца - товарищами в нормальном, не "красном", смысле они так и не стали, не сложилось - он еще раз перезапросил архивы. Тихонько, не срочно, именем специально назначенной для таких случаев мелкой сошки. Вполне живой и довольной скромным жалованием. Каллиграф-переписчик, аккуратный, исполнительный и искренне полагающий изумительный свой почерк главной причиной назначения в канцлерский аппарат честно разослал запросы по архивам, подождал две установленные недельки, собрал, что прислали - и представил результат.
   Оставалось - свалиться с благодарственной молитвой перед алтарем Гения Империи. Понимая, что до окончательного отпущения - далеко, что работы - непочатый край, и вся его. И все-таки - увидев главное. То, как свыше опускается замковый камень на верхушке сложенной им кучи камней, превращая неумелое нагромождение в остов триумфальной арки. Дальше - отделка!
   Ребенок? Отлично! Воспитаем, как следует. Девочка? Совсем замечательно. Старая примета: девочка - это мир. А империи был нужен мир... и нужен до сих пор.
   Первое желание - поделиться с миром радостью - прошло почти мгновенно, закрытое пониманием - ребенка испортят. Начнут настраивать против него, Тайферина, друг против друга. Творить безобразия именем Мощи, потакать и развращать... Решение оставить чудесно найденную наследницу - сорок третью в списке наследования Полуденной Империи и шестьдесят седьмую в списке Тан-Кайра - жить под чужим именем до совершеннолетия почти созрело. И все-таки окончательное решение следовало предпринять, лишь поговорив с девочкой.
   Потом был марш. Пошатывающаяся от усталости укротительница грунтовой дороги, и папка с делом кадета Таннэ - старый знакомец, в своем репертуаре, подложил его вторым, прикрыв сверху от любопытных взглядов именем какого-то отличника. Разговор, и решительное "Нет!" командному училищу. А скольких лет жизни стоила ему та дуэль? Зато с ней познакомилась Тигена, да еще и ему выговорила. Мол, хорошо, что девочка любит своих пыхтящих чудищ. Но наследников от такой любви не дождешься... Взялась за дело. И, кажется, все вышло наилучшим образом. Да еще и сама ухитрилась забеременеть. Хотя врачи еще с войны уверяли, что надежды никакой.
   А последний отпуск? Выпускникам особого факультета выдали в качестве яхты уходящий на вечный отдых винтовой корвет. Накупались, наплавались, разобрали - и собрали наново - все, что только возможно. Протаранили контрабандистскую шхуну, взяли на абордаж прогулочный пароход. Пассажиры наверняка до сих пор снят в кошмарах черный флаг с колосником и ножовкой.
   Никто не знает - и не узнает, что дозволение авантюры с морским походом стало для него тайным способом извиниться перед Ней. И наказание себя. За то, что выбрал игру втемную. Впрочем, главная казнь только началась. Императрица придумала ее вчера, почти сразу. Заявила, что опыта править страной у нее нет. А потому она подтверждает все полномочия канцлера - до дальнейших распоряжений - и не меньше, чем на пять лет. Сама же намерена на первых порах - вполне официально - исполнять обязанности его секретаря.
   Мол, это позволит хорошо войти в курс дел и познакомиться с персоналом.
   Умница, да. Но оттого не легче.
   Вчера все прошло тихо. Сегодня - грохот кованых сапог и лязг траков. Парад, салют, народные гуляния. Произнесла речь - и сочинила сама, больше чем наполовину. После чего пристроилась на трибуне - рядышком, рука у сердца.
   И в этот момент - гром небесный! Сияние в небе. Сбоку от трибуны, на помосте для почтенной публики профессор Кевериан разбрасывает соседей хвостом.
   - Спокойно! Это не болид! Я не знаю, что это, но это не болид! У болидов не бывает парашютов... И тормозных ракет тоже.
   Мерцающее понизу сине-белым огнем нечто валится точно в центр площади. Хорошо, войска еще не прошли. И ликующий голос Императрицы, обращенный к строю родного училища:
   - Саперный факультет! Останьтесь живы!
   Иными словами - за работу.
  
  
  
  
Оценка: 4.37*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"