С утра день пошёл наперекосяк. Бывает такое: если какое-то мелкое событие окажет влияние на настроение, чуть-чуть его испортит, хоть и пытаешься этого не допустить, как тут же накатывает другое, а потом ещё и ещё...
Утром в пятницу у меня было прекрасное настроение. По расписанию мне нужно придти в школу ко второму уроку, что я всегда и делаю по пятницам, потому что мой кабинет занят другим учителем. Обычно, если в моё "окно" учитель Марков ведёт урок у меня, я остаюсь в классе и за последней партой проверяю тетради или делаю какие-то ещё полезные вещи, но входить в класс в середине или в конце урока я не хочу, боясь помешать, поэтому жду звонка с урока в коридоре. И на этот раз я пришла за пятнадцать минут до конца урока и готова была ждать в коридоре. А день этот был предпоследним в первой четверти и последним для тех классов, которые не учатся по субботам, в том числе и для моего. А раз это предпоследний, а то и последний день, то завуч Зинаида Ивановна призывает всех учителей сдавать ей на проверку журналы. Я отперла шкафчик с журналами, взяла свой и с изумлением обнаружила журнал 10"Г" класса, поймать который обычно почти невозможно. Настроение у меня, и без того хорошее, сразу поднялось ещё выше. Я подхватила журнал, дождалась звонка с урока и радостно подлетела к завучу. Но, видно, не у всех в тот день настроение было безоблачным.
- Я сейчас не принимаю! - гаркнула она. - Я занята!
- Не принимаете, так не принимаете, - ответила я и заперла журнал обратно в шкаф.
Мелочь, но пришлось усилием воли не дать настроению спуститься ниже критической отметки. Обычно завуч говорит вежливо и ласково, а журналы принимает на любой перемене, так что надо было чему-то произойти, чтобы она так грубо рявкнула. Я-то здесь не при чём, но попалась под горячую руку, вот и получила заряд чужого раздражения. Однако проглатывать такое рявканье безмолвно и безответно не хотелось, хоть к грубости нам и не привыкать.
Как может учитель дать понять завучу, что он не в восторге от его поведения? Я мгновенно разработала и злорадно предвкушала такой план действий: выждать, когда все сдадут журналы, а потом, когда Зинаида Ивановна уже начнёт бить тревогу, сдать свои.
Успокоившись на этом, я приготовилась к уроку в 8"Б" классе. Это был вновь набранный класс, очень слабый, почти наполовину двоечный, да ещё и дети в нём встречались паршивые. Это ведь только в теории все дети - цветы жизни, а в жизни чрезмерное обилие цветов, помещённых в замкнутое пространство, как минимум вызывает головную боль. И вот веду я урок, рассказываю о двух свойствах арифметического квадратного корня, о неприятном эпизоде уже не думаю, как вдруг открывается дверь и меня вызывает в коридор другой завуч, Сотников. Он стоит у двери, а чуть поодаль сгрудились немногие в последний день учёбы представители моего 8"А" класса, смущённые, удивлённые, а некоторые - напуганные.
- Это что такое?!! - на все этажи заревел Сотников густым басистым голосом. - Что это за вид?!!
Я окинула взглядом своё притихшее стадо и в душе была согласна, что вид у него был довольно жалким и несколько нищенским. Обычно мой класс соблюдает официально-деловой стиль одежды, как требуется в школе, но в последний день четверти проводится генеральная уборка, поэтому детям разрешается приходить в приличной рабочей одежде. Одежду моих детей можно было назвать приличной, потому что на них были джинсы без дыр и особо выдающихся потёртостей.
- Они сказали, что это вы им разрешили придти в таком виде!!! - орал Сотников.
- Да, потому что они учатся последний день, а после уроков будет, как обычно, генеральная уборка, - объяснила я.
- Как вы смели самоуправствовать!!!
- Дети всегда в дни уборок приходят в одежде для работы, - возразила я. - Не в смокингах же им убирать. Во что превратятся их костюмы?
- Разве директор дала разрешение нарушать офисно-деловой стиль? Как вы смели самовольничать?! Вы уйдёте из школы, перейдёте в другую, а мы останемся здесь, в этой школе!!! Поэтому нам небезразлично, как и в чём ходят дети!!!
- А почему вы на меня кричите? - спросила я. - Почему вы повышаете на меня голос?
"Повышаете", это мягко сказано. Лучше было бы сказать "орёте", но не хотелось обострять отношения.
- Я не кричу!!! - ревел Сотников.
- Нет, кричите. И сейчас продолжаете кричать.
- После уроков вы спуститесь вместе со мной к директору и там напишите объяснительную записку, где отчитаетесь в своём самоуправстве!!!
- Хорошо, - согласилась я и вернулась в класс.
Усилием воли я подавила в себе естественное возмущение и прочие негативные чувства и даже почувствовала нежность к свойствам арифметического квадратного корня, которые помогли мне отвлечься. Но мысль-то работает и помимо нашего сознания! Вот моя мысль и прорвалась, когда прозвенел звонок с урока. "А не сходить ли мне к директрисе сейчас?" - пришло мне в голову.
Я спустилась на первый этаж, обнаружила запертую дверь в директорский кабинет, обошла всю школу и нашла директрису на своём третьем этаже в конце коридора. Она была одна, что было мне на руку.
- Елена Сергеевна, - обратилась я к ней, - может быть, я не права, но это не даёт права Сотникову орать на меня, да ещё в присутствии детей, а он ревел на весь этаж, как взбесившийся слон.
Директриса уже так привыкла к подобным жалобам учителей, что не удивилась, не поинтересовалась, оправдана ли такая жалоба хоть в малейшей степени, а лишь ответила:
- Не могу же я перевоспитать мужика, которому за сорок. Я же на вас не ору. Я говорю спокойно.
Я решила сразу же пояснить своё возмущение.
- Сегодня мои дети учатся последний день, поэтому сегодня у нас генеральная уборка. Всегда в этот день дети приходили в рабочей одежде.
- Ну, конечно. Не в костюмах же им убирать, - согласилась она. - Я тоже в дни субботников или уборок говорю, чтобы дети приходили в рабочей одежде.
- А Сотников орал на меня за то, что я разрешила детям не пачкать свои костюмы, - пояснила я, специально прибегнув к этому объяснению.
- Вы совершенно правы, - одобрила директор.
- Но Сотников ревел на меня в присутствии детей, требовал, чтобы я писала объяснительную на ваше имя.
- Приходите ко мне вместе с ним, и я скажу ему, что он неправ.
Я знала, что мне не захочется приходить вместе с ним и ещё раз поднимать этот вопрос, да ещё к конце дня. Думаю, что и директриса об этом подозревала, иначе не пригласила бы нас к себе. В это самое время виновник переполоха появился невдалеке собственной весьма обширной персоной, и я решила довести дело до конца сразу же, пока не остыла.
- Сергей Александрович, я объяснила директору ситуацию, - сказала я.
Это ему совсем не понравилось, и я приблизительно понимала, почему.
- А зачем вы объяснялись с ней без меня? - спросил он громовым голосом.
Я не стала говорить, что в его присутствии объясниться с ней мне бы не удалось, потому что он не дал бы мне сказать и слова.
Мы подошли к директрисе, и Сотников увёл нас всех в кабинет, где обосновалась наша новая заместитель директора по воспитательной работе. Туда же зазвали хозяйку кабинета, а также её предшественницу Любовь Александровну, случайно оказавшуюся невдалеке.
Сотников закрыл дверь и заревел, не давая никому и рта раскрыть.
- В школе исчезает всякая дисциплина! Школа теряет свой облик!... - орал он долго и оглушительно. - Теперь любой классный руководитель будет распоряжаться сам, не согласовывая свои действия с руководством! Почему Евгения Николаевна разрешила детям придти в рабочей одежде, если не было такого приказа директора?!
- Но ведь я указала в приказе, что пятница и суббота - дни уборки школы, - робко вставила своё замечание директор.
- А разве там было сказано, что детям разрешается нарушать официально-деловой стиль одежды? - проревел Сотников.
- Нет, но я думала, что это само собой разумеется, что дети придут в рабочей одежде, чтобы не испачкать костюмы, - оправдывалась Елена Сергеевна.
- Родители не обрадуются, если они запачкают парадную одежду, - добавила я, и зря.
- Почему мы должны всё время оглядываться на родителей?! Хватит нас пугать родителями! - взбесился Сотников.
- Да, родители совсем распустились, - согласилась директриса, у которой эта тема была больной по должности. - Знаете, до чего додумалась одна родительница? Она не обратилась ни к классному руководителю, ни ко мне, а сразу отправилась в Департамент образования с вопросом, почему у нас учатся по четвертям, а не по триместрам. У них, видите ли, в старой школе учились по триместрам, они к этому привыкли, и им это было удобно. Пусть и наша школа переходит на триместры, раз они к ним привыкли. Мне оттуда позвонили, очень недовольные тем, что мы не умеем работать с родителями.
Уже прозвенел звонок на урок. Мы с Любовью Александровной подождали из вежливости минуты три, послушали громогласное возмущение Сотникова, а затем бочком-бочком выскользнули из кабинета. Я объяснила причину и смысл случившегося.
- Сволочь, - совершенно справедливо определила Савельева.
Это некрасивое слово не помогло, конечно, делу, но душу согрело.
У двери моего кабинета, дожидаясь меня, собрался 11"Б" класс, у которого в этот день были алгебра и геометрия.
- А опаздывать нельзя, - сейчас же высунулся самый глупый ученик.
У детей сейчас вообще нет тормозов. Они могут сказать когда, кому и что угодно, не делая различия между своим приятелем, учителем или директором. В прошлом году одна девочка из этого класса, отвечавшая у доски на уроке русского языка и получившая тройку, сказала директрисе, преподававшей у них тогда русский и литературу, упомянутое выше слово: "Сволочь!" Заявила громко, в присутствии детей и случайно зашедшей учительницы, которая потом не преминула рассказать об этом эпизоде всей школе. Директриса обычно отвечает на подобное: "Рот закрой", но в присутствии другого учителя стала убеждать грубую девочку: "Карина, как ты можешь так говорить?.."
Слово, произнесённое Любовью Александровной и Кариной было одним и тем же, поэтому, наверное, и я машинально сказала одиннадцатикласснику, не соображающему, что делать замечания взрослым не следует и что учитель никогда не задерживается без веской причины, коронную директорскую фразу:
- Рот закрой.
Такую же фразу произносят милиционеры в сериалах и, наверное, в жизни.
- Как грубо, - заметила слишком бойкая девочка.
Урок вышел неплохим. Я дала новое правило, и мы на славу поработали. Детей, как это ни странно, было много, а ведь в одиннадцатом классе они вовсю прогуливают, и в последний день четверти часто приходят всего несколько человек. Мне вообще этот класс нравится. Учатся дети средне, есть там отличники, есть и закоренелые двоечники и бездельники, но находиться там приятно и с детьми легко найти общий язык.
- Женечка, - по обыкновению протяжно проговорила завуч, войдя в класс, - я тут приготовила всем бумажки и раздаю. Заполни, пожалуйста...
И она принялась разъяснять, что и как надо заполнять.
- Как же я устала! - пожаловалась она. - Все ругаются, получая такие бумаги. А что я могу сделать? От меня же требуют, вот я и раздаю их. Я стараюсь их не дублировать, чтобы вы, учителя, не делали лишнюю работу, а вы на меня всё фырчите. Я уж и с психологом советовалась, как лучше составить бумаги, чтобы это не вызывало неприятия... Заполнишь, моя хорошая?
- Заполню, - согласилась я.
- И сдашь вместе с журналами.
- Когда?
- Да хоть сейчас, когда будет перемена.
Она ушла, и я только тогда вспомнила о её недавней грубости. Теперь, после нашего разговора, выказывать обиду было поздно. Ладно, простим этот эпизод, объяснив его какими-то неприятностями, выпавшими на долю завуча, и забудем про него.
Урок ещё не закончился, как завопило наше школьное радио. Оно всегда вещает оглушающе, так что после очередного объявления требуется несколько секунд, чтобы перестало гудеть в голове. Как мы ни пытались объяснить Любови Александровне, что надо делать звук тише, результатов не было.
- Ученики лицейских классов, у которых завтра есть уроки, могут придти в школу в рабочей одежде, чтобы после классного часа приступить к уборке. Повторяю...
Я представила, как корчится сейчас от злости Сотников, и мне стало не по себе.
На перемене я стала искать журнал 11"Б" класса, но он бесследно исчез, принялась искать другие журналы - безрезультатно.
На пятом уроке у меня был 10"Г" класс. Староста вручила мне журнал, я провела урок и на перемене побежала сдавать журнал завучу. Её пришлось долго ждать, а потом она ещё дольше копалась с какими-то мелкими делами, а больше - разговорами. Я немного нервничала, потому что держала в руках журнал класса, где классным руководителем был Сотников, да и следующий урок был его, но меня утешала мысль, что четвертные оценки он уже все выставил и журнал ему не нужен.
- Ну, давай я его у тебя приму, - сказала завуч, усаживаясь.
Прозвенел звонок.
- Я сейчас быстро, - заторопилась она.
- У меня нет урока, - пояснила я свою неспешность.
Завуч принялась было рассказывать о каком-то событии, происшедшем в школе в её присутствии, как вдруг резко открылась дверь и вошёл мрачный Сотников.
- Почему вы, Евгения Николаевна, задерживаете журнал? - спокойно спросил он, отобрал его у завуча и ушёл, а мы остались с открытыми ртами.
- Как он может? - беспомощно воскликнула Зинаида Ивановна. - И ведь ему ничего нельзя сказать, иначе он сделает какую-нибудь пакость.
Я рассказала о своём с ним столкновении.
- Ужас! - сказала она. - Что за человек?!
Мы ещё немного поговорили, и я ушла к себе в кабинет, поела, выпила чай и пошла в соседний кабинет напомнить детям, что они должны остаться на классный час и уборку. В коридоре мне встретился вездесущий Сотников.
- Я зайду к вам посмотреть, как ваши дети работают, - зловеще пообещал он.
Этот человек самым непостижимым образом появляется там, где его не ждут. У него урок, а он ухитряется обойти школу и на кого-нибудь накричать.
- Дети, не забудьте после этого урока остаться в школе, - сказала я классу. - И учтите, что во время уборки к нам зайдёт Сергей Александрович.
- Зачем? - недовольно закричали дети.
- Его так поразил ваш рабочий наряд, что он хочет убедиться, что ваш внешний вид соответствует вашему деловому настрою. Так что работайте хорошо.
Заодно я выбрала детей поленивее и побестолковее и велела им отправиться убирать библиотеку.
Классный час я провела стремительно, сказав о правилах дорожного движения, о чём говорить нас каждый раз обязывают, словно из-за этого дети ведут себя внимательнее на улицах, дала подписаться под соответствующей инструкцией, подвела итоги первой четверти, поговорила об успехах и наоборот, раздала дневники, велела ознакомиться с оценками по всем предметам сейчас же, чтобы потом не возникали вопросы о справедливости какой-либо из них, а затем мы приступили к уборке. Как водится, кое-кто принялся утомительно для себя и для других отлынивать от работы, а у Саши Кошкина внезапно заболел живот и он отпросился выйти в соответствующее случаю место.
- Это все ваши работники? - раздался голос Сотникова.
Он никогда не забывает своих обещаний прийти и проконтролировать.
- Не все, - объяснила я. - Несколько человек убирают в библиотеке. Но их сегодня вообще мало.
- Посмотрю, как они убирают в библиотеке, - не преминул сказать Сергей Александрович.
Я не была против ни на словах, ни в душе. Если бы кое-кто из моих детей почаще подвергался такому контролю, когда резкому, а когда грубому, то для них была бы только польза, ведь выросли они в семьях, где воспитание заменено бытовыми заботами и откупом. У всех у них дорогая одежда, дорогие игры, новейшие мобильные телефоны, компьютеры. Вместо того, чтобы вместе обсудить какое-нибудь происшествие, фильм, книгу, родители дарят ребёнку очередную вещь, которой он будет забавляться какое-то время и даст старшим отдых от себя. Многие родители из моего класса признаются, что они не могут справиться со своими детьми, что они не слушаются, хамят и поступают как вздумается. К сожалению, сейчас даже в шестом классе дети стали неуправляемы. Происходило это постепенно. Сначала будущая беда давала себя знать плохим поведением в школе, причём родители, как правило, нападали на учителей, обвиняя их в предвзятости. Кончалось всё это бессильным признанием: "Я ничего не могу с ним сделать. Он точно так же ведёт себя дома, а мне отвечает очень грубо". Так пусть Сотников немного приведёт их в чувство.
Дети шумно работали, а я поглядывала на часы и с ужасом убеждалась, что время идёт с ужасающей скоростью, а ведь мне ещё предстоит идти к мальчику, который учится на дому. Я сбегала к учительнице физики Славиной, взяла у неё номер мобильного телефона матери надомника, позвонила ей и предупредила, что смогу придти только к четырём.
- Мы уходим танцевать, - ответила та. - Давайте сделаем так, будто каникулы начались уже сегодня. Не приходите, а встретимся мы уже во второй четверти.
Мы мило распрощались, а я готова была запрыгать от радости, что высвобождается время. Мне сейчас же в голову полезли всякие планы, а потом все их вытеснило особо навязчивое намерение сдать сегодня же все журналы.
Когда подоконники, парты, доску и шкафы протёрли, а пол кое-как подмели, возник вопрос о мытье пола, и тут, конечно, все стали отказываться, объявляя о своих заслугах. "Я все три подоконника протёр!" - кричал один. "А я отковыривал жвачки от стульев," - заявлял другой. "И я тоже. И я!" - вторили ему. "А я мыла доску," - хвасталась староста класса.
- Евгения Николаевна, пусть они уходят, а я сам вымою пол. Я же ещё не работал, - раздались спасительные слова.
Это Саша, о котором я совсем забыла, освободился от своих дел и вернулся в класс в самый напряжённый момент.
Он вымыл пол, не слишком тщательно, но и не слишком халтурно, и мы расстались до следующей четверти.
- Уже освободились? - спросила Славина, заглядывая в дверь. - Пьём?
- Пьём, - согласилась я.
Я чувствовала, что у меня трещит голова и от голода дрожат ноги. Мы не торопясь выпили чаю, а я съела свой обед, который приношу из дома в банке. Попутно я узнала кое-что новое о своих сотрудниках, потому что моя приятельница ухитряется выкапывать самые невероятные сведения, не знаю уж, каким образом. Кое-что я принимаю к сведению, а многое мысленно подвергаю сомнению или попросту забываю. Сама я похвастаться особой осведомлённостью не могу, а то, что мне сообщают в доверительной беседе, мне приходится держать при себе. Так что при наших совместных чае- и кофепитиях я больше слушаю или говорю на нейтральные темы.
- Пойду, поработаю с журналами, - решила Александра Владимировна, вставая.
- А я попробую их сдать, - сказала я.
Мне повезло, потому что журналы восьмых классов оказались у учителей, сидящих в кабинете завуча. Я их тут же сдала, не затратив на это и трёх минут. А где же журналы 10"Г" и 11"Б"?
Я обегала всю школу и каким-то чудом нашла журнал десятого класса, но второй журнал бесследно исчез. Конечно, можно было бы не мучиться и отложить сдачу последнего журнала до следующего дня, но и в следующий день его пришлось бы искать по всей школе, так что лучше было сделать это сегодня, раз уж день всё равно разбит, а в понедельник заняться чем-нибудь более полезным.
- Евгения Николаевна, у вас есть какие-нибудь журналы? - спросил учитель физкультуры Алёшин.
- Нет.
- Признавайтесь лучше сразу.
И Юрий Сергеевич, видно, страдал навязчивой мыслью сдать журналы.
- Лучше признавайтесь вы: куда дели журнал 11"Б" класса? - в свою очередь поинтересовалась я.
- Сам ищу.
Я установила такой порядок: через каждые полчаса я вставала и обходила всю школу в поисках журнала, а попутно направляла на поиски детей из классов, где преподаю, потом прихожу в кабинет и занимаюсь другой работой. В промежутках между моими хождениями за журналом ко мне то и дело заглядывали учителя с тем же вопросом, который занимал и меня: где журнал 11"Б" класса и кое-какие ещё журналы.
- Бесследно исчез журнал 11"Б" класса, - пожаловалась я Лене Петровне в свой очередной обход школы.
- И не найдёте, - сообщила она мрачно.
- Почему?
- У нас журналы каждый год бесследно исчезают. Ясно, кто его взял, а раз взял, то журнал больше не появится.
- Кто?
- Сотников, кто же ещё?
- Зачем ему журнал 11"Б" класса, если он там не ведёт?
- А зачем ему всё? Он везде вмешивается, до всего ему есть дело. Взял, чтобы напакостить.
Я призадумалась. С одной стороны, ему незачем прятать журнал, а тем более, его уничтожать, с другой стороны, про него можно подумать всё, с третьей, если журнал пропал, то мне переписывать в новый журнал только алгебру и геометрию за первую четверть, а оценки у меня все есть в моей личной тетради, с четвёртой, если журналу суждено пропасть, то пусть он пропадёт сейчас, чем во втором полугодии, когда надо будет восстанавливать много страниц, а с пятой стороны, надо бы побыстрее прояснить ситуацию, чтобы до следующей четверти о журнале не думать. В этом деле оказалось пять сторон.
- Похоже, журнал исчез навечно, - сообщил физрук Алёшин, с которым мы встретились в очередной раз. - Ясно, что его спрятал Сотников.
Кому ясно, а кому - нет. Человек, конечно, с особенностями, но любое действие должно иметь смысл, а какой смысл Сотникову уничтожать журнал класса, где классный руководитель - не его враг?
У этого человека была дурная репутация во многих областях жизнедеятельности, а уж в любой пропаже прежде всего обвиняли его (за глаза, конечно). Никому и в голову не приходило, что он может что-то украсть для себя, но все сходились на том, что он заходит в кабинеты в отсутствие хозяев и всё там осматривает, а порой выкидывает чужие вещи, потому что они, по его мнению, не нужны для ведения предмета, для которого предназначен кабинет.
У меня в прежнем кабинете однажды был сломан замочек, на который я запирала стол, и все в один голос объявили, что это сделал он.
- У меня пропали очень удобная щётка и хорошенький совочек к ней, - пожаловалась учительница химии Белова.
- Это взял Сотников, - сразу же определила старая учительница истории Анна Петровна. - Он любит такие вещи.
- А у меня исчезли два пластмассовых ведёрка, - сказала я. - И маленькая щётка с совком на длинной палке.
- Он! Конечно, он! - твердила Анна Петровна. - Я ему как-то сказала, что, если он ко мне сунется, я приду в его кабинет в его отсутствие и всё ему разгромлю. Теперь он меня боится. Решил, что старуха выжила из ума и от неё всего можно ожидать. А когда-то давно он выбросил папки и дипломы, которые хранились у меня в шкафу на нижней полке.
- У него вообще мания всё выбрасывать у других, а мимо хорошей щётки он попросту не может пройти, - веселилась Белова.
Помня всё это, я не могла полностью отмести мысль о причастности Сотникова к пропаже журнала как лишённую смысла.
- Появился журнал? - в очередной раз заглянула я в кабинет завуча.
- Скоро появится, - таинственно сообщила учительница химии Белова. - Его уже обнаружили.
- Где?
- У Кочеткова. Он с утра забрал несколько журналов, чтобы поработать. Не работает, а журналы у него лежат. Обещал принести.
Кочетков был заместителем директора по технике безопасности, временами составлял какие-то бумажки, вёл ОБЖ в нескольких классах, а в основном заменял заболевших учителей.
Мне ещё долго пришлось ждать журнал, но, наконец, я его ухватила и, не теряя времени, сдала.
- Выпьем кофе? - предложила учительница физики Славина. - Я уже не в силах сегодня работать.
Мы сели на свои обычные места: я - за свой стол, она - за парту напротив. В это время зашла одна из учительниц химии Бабанина. От кофе она отказалась, а шоколад взяла, заинтересовавшись его необычной упаковкой.
- А я-то удивляюсь, почему сюда так зачастили физики? - сообщила она. - А здесь у математиков водятся всякие вкусные вещи.
Поговорили о её противном классе.
- Привет, Женечка, - заглянула к нам Любовь Александровна, учительница русского языка. - Какой интересный шоколад!
Славина рекомендовала из всех маленьких упаковочек выбирать девяностодевятипроцентный, но у каждого свой вкус.
Потом зашла другая учительница химии Сёмина.
- Я как угадала, что здесь какие-то вкусности, - объявила она.
Я с удовольствием скормила ей часть шоколада и убедила взять с собой. Люблю угощать людей.
- Я так устала, что сдам журналы завтра, - призналась Сёмина.
- А зря, - сказала я. - Сейчас все журналы в кабинете у Зинаиды Ивановны, а завтра вы их уже не найдёте.
- Долго сдавать.
- Сейчас она принимает их быстро. Она почти ничего не смотрит. Откроет, поставит подпись, спросит, сходятся ли числа, и закроет. На всё у вас уйдёт пять минут.
- Я тоже пойду сдавать, - воодушевилась Славина.
- Может, и правда, сдать? - задумалась Сёмина.
У меня оставались ещё кое-какие дела, так что я раза два бегала на первый этаж в канцелярию и возвращалась к себе на третий, а потом, уже в пять часов, позвонила домой маме.
Я не сообразила, что в пятницу возвращаюсь домой от надомника, поэтому звоню домой часа в четыре, а сейчас уже пять, а мама не учла, что в последний день четверти я могу задержаться, и всё вместе привело к тому, что мама ответила мне очень нелюбезным тоном и ясно дала понять, что раздражена.
- Мама, мы здесь все сидим...
- Ну и сидите дальше, мне до этого нет никакого дела.
В трубке раздались короткие гудки. После тяжёлого дня мне предстояло выдержать тяжёлый вечер. Пришлось вновь рассматривать дело со всех сторон. С одной стороны, я всегда, кроме пятницы, звоню домой в пять, а сегодня из-за того, что занятия с надомником мы с его матерью отменили, я забыла, что обычно рано заканчиваю работу в пятницу, с другой стороны, мама беспокоилась за меня, поэтому и рассердилась. Есть ещё другой подход к делу: имею же я право на сочувствие после столкновения с Сотниковым и безумной беготни по школе. Но и на это есть аргумент: мама не знает, что у меня тяжёлый день.
- Вы были правы, - весело сообщила учительница по химии Сёмина, увидев меня в кабинете у Любови Александровны. - На сдачу всех моих журналов ушло ровно три минуты.
- Я тоже пойду сдам, - обрадовалась Любовь Александровна.
- Не выйдет. Зинаида Ивановна при мне оделась и сейчас уже, конечно, ушла домой.
- Жаль, - огорчилась Любовь Александровна. - Зачем я тянула?
Домой я пришла с тяжёлым сердцем. Мама выражала мне недовольство, молчала или отвечала сухо.
- Знаешь, что сегодня было? - сказала я.
- Мне это неинтересно, - ответила мама.
Я знала, что это было сказано от обиды, что вскоре обида сойдёт и маме самой захочется узнать школьные новости, но я ведь тоже живой человек и имею право на эмоции.
"Ну, и не буду ничего рассказывать, - твердила я про себя. - В самом деле, почему мои новости должны быть интересны другим? Это мои новости, мои неприятности и касаются только меня. Вправе ли я навязывать их другим?"
Убеждай себя в чём угодно, а гадкое чувство так легко не проходит.
Мы, как обычно, вместе вышли гулять с собакой, говоря о нейтральных предметах. Потом мама не выдержала.
- У тебя своя жизнь и свои дела. Я не хочу сказать, что ты обязана сразу же после работы бежать домой. Задерживайся в школе хоть допоздна, но сначала позвони, чтобы я не волновалась. Я рада, что вы сидели за столом, что вам было весело...
- Какое застолье? Какое веселье? Каждый сидел у себя или в кабинете завуча. Мы лишь со Славиной выпили кофе, чтобы не упасть от изнеможения. Вся школа сегодня искала журналы.
- А я думала, что вы устроили застолье.
- У меня сегодня день вообще был очень тяжёлый с самого утра, а ты обиделась на что-то. Я же всегда тебе в это время звоню.
- Я привыкла, что в пятницу ты приходишь от надомника рано...
Хорошо, когда недоразумения благополучно разъясняются, и в семье вновь наступает мир и покой. Я сейчас же поведала о случае с Сотниковым и поисках журнала.
- Не думай о нём, не давай на себя кричать и не бойся, - посоветовала мама. - Всё чепуха.
Всё, и правда, оказалось чепухой. Конечно, можно было заподозрить, что Сотников мне мелко мстил, временами отмечая кое-какие мои погрешности, но делал он это неприлюдно, а заговорил со мной первый, причём весьма любезно, что меня насторожило. Он даже предпочёл сам разбираться с некоторыми моими нашкодившими детьми, не привлекая меня в неприятное выяснение сути дела и лишь ознакомив с итогами. Лишь бы в дальнейшем он не выискал случай мне отомстить, если он всё-таки записал наше столкновение в книгу грехов, а у него такая имеется.