Как же мы ждали этот день! Я говорю "мы", а не "я", потому что измучилась вся школа, и мы, день за днём, неделя за неделей, предвкушали окончание четверти. Мы, учителя, устали заставлять детей учиться, а ученики устали яростно сопротивляться стараниям учителей. Особенно тяжело далась последняя неделя. Я проваливалась в отупляющее забытье уже в половине десятого вечера, пропуская при этом большие куски из книги, которую читала мне вечерами моя мама, чтобы поберечь моё зрение, а сны я видела про свою усталость. Зато среди ночи я внезапно просыпалась, чувствуя, что совершенно измучена, но со счастливой мыслью, что завтра суббота и мне не надо вставать без пятнадцати минут шесть. Потом сознание наполовину прояснялось, и горькая правда, что рабочая неделя в самом разгаре, отравляла существование. Правда, я сейчас же вновь засыпала.
Меня немного смущали эти просыпания и неумение сразу разобраться в календаре, но оказалось, что не я одна подвержена такому недугу. Галина Ивановна Лукьянова, учительница английского языка, зайдя ко мне поболтать, незамедлительно стала рассказывать про собственные пробуждения среди ночи.
- Я проснулась и соображаю: завтра суббота, в школу идти не надо. Потом вспоминаю: нет, не суббота, а пятница. Ничего, думаю, остаётся работать всего один день. Потом в голову стукнуло: нет, не пятница, а четверг. И сразу настроение испортилось. И так уже несколько ночей.
Но если мне повезло, и я продолжала спать до трезвона будильника, то моя приятельница, ложась в девять и просыпаясь около двух часов ночи, заснуть уже не могла, вскакивала, принималась заниматься домашними делами, а потом в школе ощущала странную пустоту в голове и вялость в теле.
Да, мы устали все. С кем ни поговоришь, тот жалуется на усталость. Даже старая учительница истории Анна Петровна, всегда очень терпимая, не выдержала и пожаловалась:
- Как же мне надоели дети!
- Я устала. Я вообще по жизни усталая, - вздыхала англичанка Погосян.
- Скорее бы каникулы! - говорила молодая учительница истории Зайченко.
- А я каждый день думаю, что уже сейчас должны быть каникулы, - подтвердила учительница русского языка Ступицына.
- Всё равно каникулы настанут, - утешала всех учительница химии Бабанина.
И вот, наконец, он наступил, тот самый долгожданный последний день длинной третьей четверти. Обычно самая долгая четверть кончается быстрее всех, но не в этом году, когда поменялось руководство нашей школы. На этот раз третья четверть показалось нам поистине бесконечной. И хоть лично я особой надежды на каникулы не возлагала, помня о характере нашей новой директрисы Михальчук, но, по старой памяти, ждала их с нетерпением. Я даже утром встала без особого труда, настолько меня переполняла радость от предвкушения недели без детей.
Конечно, я хорошо понимала, что в современной школе последний день всегда бывает не слишком лёгким. Во-первых, дети не расположены учиться, тем более, что оценки уже поставлены, во-вторых, классный час в переполненном шестом классе тоже не может считаться отдыхом, в-третьих, после классного часа предстояла бестолковая уборка школы, оставляющая после себя столько грязи, сколько не замечалось до уборки, и, наконец, в-четвёртых, после всего этого мне надо было идти на дом к ученику давать урок алгебры и урок геометрии. А как успеть дать эти уроки, если мать мальчика просит управляться с этим делом до трёх часов, а мои дети не сумеют разделаться с уборкой за полчаса? Но что значат эти трудности по сравнению с сочетанием слов "последний день четверти"?
Предстояло, правда, и другое дело, очень неприятное и немного меня угнетавшее: сдача журналов. Мы всегда сдаём журналы в каникулы, но раньше, при прежнем завуче, желающие могли сдать их в последние дни четверти. Потом журналы стали сдавать только на каникулах, причём журналы лицейских классов мы сдаём одному завучу, а прочие - другому. А на этот раз журналы одиннадцатых классов и прошлогодних десятых классов предстояло вскоре везти на проверку в округ, поэтому новая директриса издала приказ, в котором учителя должны были сдать все журналы к последнему дню четверти и никак не позже. Длинные приказы такого типа мало кто дочитывает до конца, если вообще начинают читать, а я обратила внимание на этот мудрый абзац лишь потому, что своими ушами слышала часть разговора директора Людмилы Фёдоровны Михальчук и завуча младших и нелицейских классов Анны Вениаминовны Кругловой. Они как раз обсуждали вопрос о сдаче этих журналов. Анна Вениаминовна говорила, что учителя обязаны успеть это сделать, а если не успеют, то пусть выходят на работу в субботу. Людмила Фёдоровна, побаивающаяся нрава некоторых наших учителей, сомневалась, что выйдут все. Чем закончился этот разговор, я не знаю, потому что ушла, но беспокойство за безопасность моего выходного дня у меня сохранилось.
И вот с утра меня грызло сомнение, что мне удастся успеть сдать журналы новому руководству и избежать прихода в школу в субботу.
Перед уроками сдавать журналы было некому, потому что ни одного завуча на месте не пребывало, поэтому пришлось отложить намеченное дело до перемены.
Как это ни странно, однако первый урок в нелюбимом мною 11"Б" классе прошёл очень хорошо. Мы лихо прорешали часть рациональных уравнений из экзаменационного сборника, и дети мирно ушли из кабинета, даже не возмущаясь трудностью некоторых уравнений, тогда как обычно они обвиняли составителей сборника в большой доле идиотизма. Да, на всех сказывалась радость от окончания четверти.
На перемене я пошла к завучу лицейских классов Лене Петровне. В наличии её не оказалось, и, пока я ждала её, я успела вовлечь в свои тревоги историчку Анну Петровну, так что можно было смело сказать, что я посеяла панику.
Появившаяся Лена Петровна не замедлила придти в раздражённое состояние, едва я спросила её, когда можно сдать журналы.
- Какие журналы?!! - вскричала она. - Сами подумайте, Евгения Николаевна, о каких журналах может идти речь сегодня?
- По приказу.
- Откуда такой приказ? Кто может составить такой приказ? Что вы такое говорите?
- Приказ висит в учительской, - ответила я.
Учительской называется у нас крошечная комнатушка, где когда-то работал городской телефон, а теперь остались лишь два кресла, которые некуда деть, и где стоит шкаф с журналами. Новая, хорошо обставленная учительская, появилась лишь в этом году, но ни один учитель там не появляется, так как она всегда заперта.
Лена Петровна внимательно изучила приказ, висящий на стенде, и решительно объявила:
- Мало ли чего напишут в приказе! На бумаге можно написать что угодно. Вы ведь знаете, какой сегодня день. Я тоже человек и не в состоянии ещё и журналы принимать. У меня дежурный класс.
Я понимала, что наша новая завуч осталась ещё и учителем математики и классным руководителем, поэтому я, хоть и была бы не прочь прямо сейчас сдать ей журналы, находящиеся в её ведении, но готова была войти и в её положение. Одно лишь я не была готова делать - выходить на работу в субботу.
- Я не навязываюсь с журналами, - заверила я. - Мне важно выяснить, не заставят ли нас выйти на работу в субботу.
- В субботу? - переспросила Лена Петровна. - Почему в субботу?
- Потому что я слышала разговор, - объяснила я и пересказала ей всё, что знала.
- Я в субботу точно не приду, - твёрдо объявила Лена Петровна. - В приказе можно написать любую чушь. Надо ведь учитывать человеческие возможности. Меня здесь в субботу точно не будет.
Лена Петровна торопливо ушла, и я думаю, что её тоже озаботил приказ.
Ничего другого мне не было нужно. Если я не приду в школу завтра, а мне за это начнут выговаривать, то у меня будет чудесное оправдание: от завуча лицейских классов я узнала, что приходить в школу в субботу не надо.
Однако в нашей жизни бывает всякое. Случается, что от одного представителя школьной администрации услышишь одно, от второго - совсем иное, а на деле получается третье, поэтому я поймала завуча нелицейских классов Анну Вениаминовну и спросила, когда надо будет сдавать ей журналы.
- В понедельник и во вторник, - ответила та напряжённым голосом.
Я поняла, что Лена Петровна успела поговорить с ней насчёт дела с журналами.
Я сразу успокоилась, но у меня осталось недоумение, каким образом администрация повезёт журналы в округ, ведь сегодня пятница, а везти их надо в понедельник. Это, разумеется, была не моя забота, но всё же...
- А когда надо везти журналы? - спросила я.
- В понедельник будем звонить, - ответила Анна Вениаминовна.
Лично я давно бы занялась журналами, которые надо везти в округ, а наша администрация всегда тянет до последнего. Недавно я сама нечаянно её расшевелила, заставив пересмотреть прошлогодние журналы десятых классов. Лена Петровна обмолвилась, что от нас потребовали привезти журналы, и попросила учителей зайти к ней и ещё раз проглядеть прошлогодние журналы. Я думала, что это важно и очень срочно, укоряла себя за то, что тяну с этим делом, и, наконец, спустя неделю зашла к ней и объявила, что пришла за журналами. Лена Петровна изумилась и спросила, о каких журналах идёт речь, а, выяснив, что у меня есть память, была не слишком довольна. Она достала из шкафа журналы и тоже стала их рассматривать. Я-то свою математику просмотрела быстро и, к счастью, никаких ошибок не обнаружила, а ей пришлось изучать каждый предмет по очереди. И тут выявилось столько просчётов и крупных недоделок, что даже звонила по телефону директору, чтобы посоветоваться, а потом вызывала к себе учителей. Интересно, что было бы, если бы я оттянула просмотр этих журналов до каникул? Но, впрочем, это совсем не моё дело.
Второй урок был в моём 6"А" классе. Я не люблю вести уроки в этом классе в пятницу, а, как нарочно, по расписанию у меня два урока в пятницу. На втором по расписанию уроке дети работают прилично, а на последнем - слишком чувствуют близость выходных. В этот день на последний урок выпадал классный час, так что хоть в этом мне повезло. Если бы классный час был после него, мне было бы трудновато поддерживать дисциплину.
Урок прошёл на удивление спокойно, а потом... Потом наступила перемена, во время которой я решила съесть банан, выпить кофе и избавиться от возникших совершенно неожиданно сожалений о несостоявшейся сдаче журналов. Была бы, конечно, спешка и суета, но зато в понедельник можно было бы заняться другими делами.
- Евгения Николаевна, можно нам вымыть доску? - с надеждой спросили две пятиклассницы, открывая дверь в кабинет.
Я должна была следующий урок вести в их классе.
- А мне можно выпить кофе? - внушительно спросила я, рассчитывая, что бойкие девочки сразу же поймут намёк и выйдут, прикрыв за собой дверь.
- Можно, - недоумённо ответила одна из них, Света. - Мы вам не мешаем.
Я подумала, что, и правда, мы можем заняться каждый своим делом, не мешая друг другу. Но стоит в кабинете кому-то появиться, как сейчас же сюда захочется проникнуть всем, а ведь я так люблю тишину и покой во время перемены.
- Пошёл отсюда! - грозно закричала Света на сунувшегося в кабинет мальчика. - Евгения Николаевна не разрешает входить в класс во время перемены.
- А вы почему здесь? - ревниво осведомился пятиклассник Женя.
- Мы заняты делом. Не видишь, что ли? - яростно защищала своё особое положение временной дежурной Марина. - Мы помогаем.
- Мы моем доску, - поддержала подругу Света. - Это ты приходишь просто так. А что написать на доске, Евгения Николаевна? Приятного вам аппетита. Вкусный банан?
Непривычный человек на моём месте сразу бы подавился, но я спокойно продиктовала тему и принялась за кофе.
В 5"А" урок тоже прошёл прекрасно. Я дала новую тему, а новое всегда вызывает внимание у детей. Почему-то принято в последний день проводить урок по старой теме или заниматься повторением сразу нескольких старых тем, но я заметила, что такие уроки проходят бездарно, а новая тема воспринимается с удивлением, а потому с интересом и даже удовольствием. Зато в первые дни новой четверти, когда дети приходят в школу с тщательно проветренными мозгами и не в состоянии воспринимать новый материал, тема, начатая в последний день четверти, принимается легче, как что-то знакомое, но подзабытое.
Большая перемена приятна мне в любой день кроме четверга, когда я дежурю в буфете, а так как дело происходило в пятницу, то двадцать минут отдыха были блаженством. За это время надо было подготовить доску к новому уроку, вымыв её, написав тему, примеры для устного решения и номера примеров для письменной работы. Потом надо было восстановить в памяти план урока, разложить на столе необходимые книги и бумаги, попутно убрав материалы прошлого урока. В большую перемену можно было и поесть, но я не успела проголодаться.
Я убрала всё, что касалось пятого класса, и приготовилась к уроку в 11"А" классе. Я веду математику в трёх одиннадцатых классах и можно подумать, что готовиться к ним надо один раз, однако, к сожалению, в лицейских 11"Б" и 11"В" классах и в нелицейском 11"А" классе дано разное количество часов для уроков алгебры. Поэтому материал они проходят разный.
Перемена закончилась вместе с этими приготовлениями, и я уже запускала старшеклассников в кабинет, когда зашла Лена Петровна. Я её видела совсем недавно, но на этот раз у неё была такая приветливая улыбка, что я заподозрила неладное.
- Евгения Николаевна, я к вам с большой просьбой, - радостно обратилась она ко мне, и у меня упало сердце. - Что вы собираетесь делать после уборки школы?
- Собираюсь идти к надомнику из седьмого класса, - ответила я, сочтя, что обезопасила себя от посягательств на свою свободу.
- Во сколько?
- Его мать просила проводить уроки до трёх, максимум до половины четвёртого. Это когда они идут на танцы. А когда они остаются дома, то я сижу с ним столько, сколько получится. Сегодня я сама не знаю, во сколько освобожусь здесь и к какому времени приду туда. Если они никуда не идут, то мне придётся торчать там долго.
- Я хотела попросить вас вернуться обратно в школу, чтобы проверить олимпиадные работы, - ласково мурлыкала Лена Петровна.
- Какие ещё работы? Какая олимпиада? - не поняла я.
- Вместо вступительных экзаменов в лицейские классы мы теперь проводим олимпиаду. Она состоится сегодня в три часа.
Я вспомнила, что мы, и правда, чтобы не нарушать запрет на вступительные экзамены в восьмой, девятый и десятый лицейские классы, решили заменить их так называемой олимпиадой, где будет смесь заданий по русскому языку, математике, физике, химии и биологии. Но почему выбрали такой неудачный день?
- Я очень прошу вас придти, - уговаривала меня завуч. - Похоже, никто из наших математиков не собирается приходить, вы же их знаете, а мне одной со всеми работами не справиться. Их надо проверить сразу же.
Когда мне приказывают, я способна сопротивляться, но когда душевно просят, я моментально сдаюсь.
- Хорошо, приду, - пообещала я. - Но к трём я не успею. Моя мечта, чтобы эта мать позвонила мне и сказала, что урок отменяется, но она не звонит. Она может сказать, что сегодня они никуда не идут и нам разрешается заниматься до упора.
- Неважно, - сейчас же откликнулась завуч. - Там будет кому с ними сидеть, пока пишут, а когда закончат, вы уже успеете вернуться.
- Хорошо, - с отвращением согласилась я, уже раскаиваясь в согласии.
11"А" класс, как водится, пришёл в половинном составе, но мы отработали неплохо, хотя с каждой минутой меня всё больше грыз вопрос: как успеть попасть к надомнику не позже, чем в начале третьего. По правилам, мне надо заниматься с ним два академических часа, то есть полтора астрономических часа. От уборки в школе не отвертишься и класс не бросишь, поэтому мне бы успеть дать хоть один урок. Но как? С шестиклассниками, как и с детьми любого возраста, можно говорить серьёзно и, объяснив ситуацию, попросить не тянуть время, не драться, а поскорее выполнить свою работу и быть свободными, притом получишь твёрдое и вполне прочувственное обещание, что они примутся за дело всерьёз, но это не означает, что они сделают, как обещали. Всё равно одни будут бегать от работы, другие - только развозить грязь, а третье - убирать и за себя и за других.
Я провела классный час быстро, напомнив про правила поведения вне школы и разъяснив все возникшие вопросы об оценках. Я смело проглядывала текущие оценки и по биологии, и по русскому языку, и по прочим предметам, разъясняя, что четвёрки или пятёрки выйти из этих данных не может. К счастью, такие вопросы не возникают по моей математике, потому что дети прекрасно усвоили мои требования и мои правила. Потом я распределила работу для каждого, а двух человек направила в помощь моей соседке, старой учительнице истории Анне Петровне, у которой не было своего класса.
Вроде бы, я не суетилась, следя за работой в кабинете и в коридоре, но устала смертельно. Я видела, как одна их моих учениц, протирая стул, возвела на нём шапку мыльной пены и устроила грязевой потоп на полу. Пришлось направить ей на помощь ученицу, которая уже научилась наводить чистоту без излишней грязи. Потом надо было подогнать мальчиков, отковыривавших жвачки с пола и нижней части стульев. Заодно я вышла в коридор и разобралась с лентяями, которые должны были мыть стены, а не сидеть на стульях, болтая и веселясь. Затем девочки, работающие в классе, пожаловались на Катю, опять устроившую в классе род душевой. Чтобы не обидеть девочку, я сунула ей в руки маленькую щёточку и совок, убедив её, что подметание пола - занятие первейшей необходимости, и зная, что подобными предметами можно усердно подметать пол до вечера, так что Катя будет занята и одновременно будет думать, что приносит пользу.
Тут прибежала завхоз и крайне ядовито осведомилась, не нуждаюсь ли я в особом приглашении получить аванс, или для меня доставить его наверх? Я не решилась пошутить, что, если уж поднимаешься ко мне наверх, то можно было бы захватить и деньги, поэтому сказала только, что сейчас приду. Попутно я была вынуждена призвать к порядку детей, работающих в классе, а выйдя из кабинета, - работающих в коридоре. Здесь же я встретила старую Соню Михайловну, бывшую учительницу физики, а теперь лаборантку. Почему-то все называли её не иначе, как Соня Михайловна, хотя по паспорту она Софья. С Леной Петровной всё ясно, потому что она и по паспорту Лена, а эта старушка сама мне говорила, как её правильнее называть и как называют на самом деле.
- Ноги болят, - пояснила я свою хромоту. - Так натопталась за день, что еле стою и еле иду.
- Доживите до моего возраста, - снисходительно ответила старушка. - Я вчера подсчитала и обнаружила, что ведь мне семьдесят девять лет.
- Я к тому говорю, что мне ещё надо будет идти к надомнику, - объяснила я. - А ещё меня сегодня попросили придти проверять олимпиадные работы.
- Это у нас любят, - согласилась Соня Михайловна. - Вот меня вчера и сегодня попросили провести уроки за нашу молодую. Всего получилось восемь уроков. Заплатят?
- Наверное. Заплатят как за замену, - предположила я.
- А вот и нет! Не заплатят. Мне объяснили, что, по правилам, лаборантка не имеет права замещать учителя. Так что восемь уроков я провела даром.
- Свинство, - определила я положение дел.
На том мы с Соней Михайловной и расстались.
Против ожидания, завхоз не сделала мне выговор за уклонение от получения зарплаты, а выдала деньги вполне мирно. Теперь надо было подниматься обратно на третий этаж, а ноги уже не просто болели, их как будто выворачивало. Тут ещё очередная встреча, на этот раз с учителем информатики Абрамовым, поэтому я не сразу вернулась к своим неусердным детям.
- Хорошо устроился этот мальчик! - восхитился мой собеседник. - Ходит танцевать, а до школы дойти не может. И все вы обязаны ходить к нему?
- При старой директрисе он сам к нам приходил по удобному нам графику, а теперь - мы к нему, а с матерью согласовываем время, чтобы удобно было ей. Директриса говорит, что мы обязаны ходить тогда, когда удобно им, а не нам, даже если ей удобно будет вечером, а нам для этого придётся высиживать без дела до назначенного часа.
- И такое бывает?
- К счастью, с этой матерью можно договориться до удобного для обеих сторон часе.
У каждого свои проблемы. У меня имелся ученик-надомник, а на долю нашего информатика помимо проведения уроков выпадала неприятная задача чинить, настраивать и перестраивать все компьютеры в школе, вводить новые программы, осваивать их, обучать им секретаря, директора, многочисленных заместителей директора и прочую администрацию и много другого, связанного с компьютерами. Времени это занимало очень много. А сейчас Абрамов осваивал для дирекции новую, недавно приобретенную ими специально для школы программу, от которой он был не в восторге.
Когда я добралась до своего кабинета, то есть вернулась к детям, их пришлось отклеивать от стульев и приставлять к брошенным делам, а это не так просто, как кажется. Едва поднимешь одного, другого, третьего и примешься отыскивать крупицы совести у четвёртого, как первый уже вновь валится на стул, чтобы отдохнуть, пока я занята другими. Гораздо проще и быстрее было бы самой протереть стены в коридоре, а в кабинете вымыть столы, стулья, подоконники и пол, но с нынешними детьми это было бы губительным для школы прецедентом. Современных детей не воодушевишь собственным примером, так что они не примутся дружно за работу, видя, как классный руководитель моет стену. Они так и останутся сидеть на стульях, созерцая работу своей наставницы, не чувствуя стыда за собственное безделье, да ещё и укажут, где мне надо потереть потщательнее. У меня уже были дети, возмущающиеся, почему учителя не подметают полы в школе. А однажды, будучи ещё новичком в учительском деле и поэтому сохранив долю наивности, я устала призывать лодырей к порядку и решила прибегнуть к хитрости. Оставалось лишь вымыть пол в кабинете, а дети моего прежнего класса лишь кивали друг на друга. "Ладно, я вижу, что мне самой придётся вымыть пол", сказала я, полагая, что все сразу же устыдятся и примутся за это пятиминутное дело, вырывая друг у друга тряпку. "Вот хорошо! - обрадовались дети. - До свидания, Евгения Николаевна. Счастливого вам отдыха в каникулы". Тогда я домыла пол, и заняло это у меня ровно три минуты, но с тех пор я не экспериментировала с совестью детей, убедившись в её отсутствии.
Так что мне пришлось настраивать моих ленивцев на работу. Жаль, что ленивцев этих слишком много, потому что на подобное дело требуется не более восьми-десяти человек. А работать по очереди (после первой четверти - одна группа, после второй - другая и так далее) тоже неудобно, потому что дети хитры, где не надо, и приносят записки из дома, что именно в этот день им требуется идти к врачу, куда-то ехать и тому подобное. Часть родителей почему-то оберегают своих отпрысков от работы, учёбы и других нужных вещей, боясь, что они переутомятся.
Хорошо, что в этот день не было моих драчунов, иначе пришлось бы останавливать потасовки в воинствующих группах.
Я быстро сориентировалась и отправила ещё двух лентяев к соседке-историчке в помощь, а остальные дети продемонстрировали всё-таки подобие жизнедеятельности, так что, если не очень присматриваться, можно было сказать, что работа близится к завершению.
Когда я спустилась на второй этаж, обходя группы развозивших грязь и мыльную пену детей из разных классов, со мной заговорила уборщица.
- Скорее бы закончилась эта уборка! - поделилась она со мной своими думами. - После неё так трудно отмывать школу! А уж что они творят в туалетах!
Да, полы в туалетах после таких уборок всегда оказываются залиты водой, а уборщица после ухода детей всегда извлекает из унитазов и раковин забившие их тряпки.
Но, опять-таки, у каждого свои заботы, а лично меня тяготила мысль о стремительном беге стрелок на часах. По правилам, я должна была уже сидеть дома у своего ученика и давать ему урок.
- Дети, заканчиваем уборку, - распорядилась я.
Про себя я решила, что мой класс оставляет после себя меньшую грязь, чем другие классы. Мне пришлось призвать на помощь самых умелых и ответственных детей и скажу не без гордости, что уборщице после нас не надо было приниматься за работу на нашем участке в коридоре. Зато, когда Саша домывала пол в кабинете, ноги у меня буквально разламывались от неустанной беготни, а в голове шумело. Однако на бедные мои ноги пришлось натягивать сапоги и отправляться давать урок.
- Устала страшно, - призналась девочка, большей частью сидевшая на стуле в коридоре. - А вам ещё давать уроки! И как вы можете работать после уборки?
Приятно услышать даже такое наивное сочувствие.
Дорога к надомнику недолгая, но я торопилась, как могла, потому что для урока оставалось чуть больше получаса. Вроде бы, от меня не зависело ускорить уборку, напротив, я убыстряла её всеми способами, а всё-таки мне было неприятно приходить так поздно.
- Повезло тебе, что ты не участвуешь в уборках, - жизнерадостно обратилась я к моему ученику, рассчитывая на внимание его матери.
- А что? - сразу же заинтересовалась она.
- Такая суета, шум и бестолковщина! - объяснила я. - Что учителя, что дети - все устали страшно. В последний день четверти всегда так.
- Надо было сегодня вообще отменить уроки, - пожалела мать.
"Вот и позвонила бы", - мрачно подумала я.
- Мы сегодня идём танцевать, так что урок будет только до трёх, - предупредила женщина.
И то хорошо. Если бы пришлось отрабатывать все полтора часа, я бы совсем замучалась.
Комната, в которой мы с мальчиком занимаемся, оказалась ещё более запущенной и заваленной смесью вещей, чем обычно. Вдоль стен и шкафов пол был покрыт толстым слоем огромных, больших, средних и маленьких игрушек, носильных вещей, чем-то набитых бумажных и полиэтиленовых пакетов и самых разнородных предметов, включая даже клавиатуру для компьютера и трёхлитровую стеклянную банку. Оба дивана и длинный письменный стол тоже были погребены под вещами, а большой обеденный стол был завален учебниками и тетрадями.
Я проглядела домашнюю работу своего ученика и в очередной раз мысленно подивилась лени ребёнка и равнодушию матери к его судьбе. Я даю в неделю только один урок алгебры и один урок геометрии, а остальное остаётся на совести родителей. Именно они должны следить за учёбой ребёнка, раз он обучается на дому. А в итоге, мальчик выполнил лишь половину задания по алгебре, хоть я задала только обязательную часть. Я честно предупреждала мать моего ученика, что за один урок в неделю я могу лишь дать материал, необходимый для получения тройки, а им, помимо домашнего задания, следует решать примеры и из другой части.
- Что вы! - испугалась мать. - Видели бы вы, как мы готовим уроки! Мы пишем их только перед вашим приходом.
"И не успеваем их дописывать до конца", - про себя закончила я.
Странно устроен человек. Вроде бы, не я отвечаю за успехи мальчика, а его родители. Я лишь должна разъяснить новый материал и задать примеры для отработки. Нет же! Я стараюсь разжевать решение и того примера, и этого, и примера ещё одного типа. Потом я сама себя призываю трезво взглянуть на проблему ребёнка, по вине родителей впавшего в глубокую мозговую спячку. Один урок в неделю не заменит систематических занятий, поэтому не надо так переживать и стараться прорешать столько типов примеров, сколько положено их решить за четыре полноценных урока. Я это понимаю, преисполняюсь философского спокойствия и... опять забываюсь. Обычно лишь приход матери, боявшейся, что дорогое чадо перетрудится, если прозанимается дольше положенного, прекращает мои старания.
В этот день мать появилась ровно в три. Обычно в дни, когда мой ученик ходит на танцы, мне удаётся протянуть занятия до половины четвёртого, но не на этот раз. В десять минут четвёртого я уже была на улице.
Я помнила, что пообещала придти проверять олимпиадные работы, но я себе не враг. Одно дело - проверять их, а другое - до проверки сидеть в чужом кабинете, где гуляют незнакомые и ненавистные сквозняки, и ждать, когда жаждущие поступить в нашу школу напишут свои работы. Обдумав положение, я устремила шаг к компьютерному магазину. Прежде всего, мне надо было купить чёрную и жёлтую краску для моего чудаковатого принтера-сканера-копира. Я приобрела этот прибор здесь и, надо сказать, что при многих его достоинствах обнаружила в нём ослиное упрямство. Так, например, он отказывается делать чёрно-белые копии, если в каком-либо из цветных картриджей закончилась краска. Распечатать на бумаге набранный мной на ноутбуке чёрный текст мой принтер не согласился, приведя сногсшибательный довод, что печать невозможна, так как закончились жёлтые чернила. Вот мне и пришлось купить эти чернила, а заодно и чёрные - для запаса.
Я всегда с опаской приступаю к работе на моём принтере. Однажды, не помню даже, когда это было и было ли на самом деле, я выключила его, не нажав на кнопку отключения, а просто выдернув вилку из розетки. В следующий раз, с лёгкой душой и открытым сердцем включив принтер, настроив его на быструю печать и нажав кнопку, я обнаружила, что принтер сообщает, что идёт работа, а на самом деле не берёт бумагу из лотка и бездельничает. Я попыталась прервать бессовестную ложь аппарата, нажав на кнопку отмены печати, но принтер высветил на табло ответ: "Занят", - и продолжил делать вид, что работает. Я отключила его при помощи кнопки отключения, а потом вновь включила. На табло появился суровый выговор мне за то, что я осмелилась отключить принтер не при помощи кнопки, а выдернув вилку из розетки, что может привести к поломке аппарата. Вслед за тем меня спросили, поняла ли я предупреждение, а если поняла, то я должна нажать кнопку "ОК". Я это проделала, и мне милостиво было позволено отпечатать нужные мне документы. Но с тех пор мстительный аппарат начинает свою работу с напоминания о моей ошибке.
Купив чернила для строптивого принтера, я неторопливо осмотрелась, выяснила, что существует прибор, осуществляющий печать с негативов прямо на фотобумагу, и это чрезвычайно меня заинтересовало. Жаль только, что прибор этот представлял собой громоздкий ящик, и надо было, прежде чем покупать, сперва подумать, куда его поместить и не лучше ли обойтись без него.
Я вернулась в школу, полная раздумий о соблазнительном приборе и чувствуя лёгкое обалдение. Сразу же мне повстречалась завуч лицейских классов Лена Петровна и благородно заявила, что я могла бы не возвращаться, так как одна из учительниц математики согласилась всё-таки придти и проверить работы своего седьмого класса, почти поголовно собравшегося в лицейский класс, но что я должна придти проверять работы примерно через час.
Я провела этот час с пользой, ликвидировав следы уборки в классе и протерев пол там, где он был особенно грязен, а потом, поев, выпив крепкого горячего чая и заодно немного отдохнув. Обычно, расставшись с детьми, делавшими генеральную уборку класса, я очень тщательно привожу его в порядок, но сегодня я слишком устала и убралась поверхностно.
К пяти я поднялась на четвёртый этаж, где трудились дети. Меня направили в кабинет, где собрались ученики девятого класса, мечтающие в десятом классе учиться в нашей школе. Их было немного, человек пятнадцать. Не сомневаюсь, что были среди них и грубые, и наглые, и пакостные дети, но в незнакомом месте они вели себя образцово, понимая, что иначе им предложат покинуть помещение. Каждый год так бывает: экзамены сдают вежливые дети, а когда они приходят учиться, среди них оказывается половина невоспитанных или нагловатых.
Я подсела к учительнице русского языка Ариадне Михайловне и приняла от неё работы, которые она уже проверила. Здесь требуется пояснить, что олимпиада состояла из самых обычных номеров из учебника, но собраны они были по темам: два номера были из математической части, два - из физической и так далее. Подразумевалось, что каждую часть дети должны были выполнять на отдельном листке, но на деле это вылилось в сумбур из заданий разных типов, которые дети ухитрились разместить на одном листке. Мне рассказали, что детям разъяснили правила выполнения работ, но среди всех поступающих в восьмой, девятый и десятый классы нашлась лишь одна девочка, которая им последовала. Не принимать хаос на одном листке было невозможно, потому что других детей сейчас не найти, а без них не открыть лицейские классы. Впрочем, учительница биологии Татьяна Сергеевна тихо поделилась с прочими учителями сомнением, не дураки ли наши поступающие, если не способны понять даже такие простые требования.
И вот передо мной лежат три варианта заданий и листочки, на которых в математической части кое-что написано и начерчено. Я принялась за разбор каракулей на одном листке, на другом и решила, что человек имеет запас прочности, и у меня этот запас давно закончился, потому что я ничего не могу понять. Потом я кое-как разобралась в написанном, но теперь уже решила, что, вероятно, я или сошла с ума, или переутомилась, потому что от сдающих вступительные экзамены такой глупости ожидать не положено. При решении задачи некоторые умельцы из пути вычитали скорость, а порой сооружали странные уравнения, лишённые здравого смысла. С построением графика квадратичной функции или, попросту говоря, параболы, дело обстояло не менее плачевно.
Когда ко мне подошла Лена Петровна, я прямо объявила, что ставлю ноль баллов, если она не возражает. Завуч и так и этак вертела работы и решила, что из трёх листков с нерешёнными заданиями один заслуживает даже тройки, потому что там где-то очень глубоко скрыта здравая мысль, а остальные пусть остаются нулями. При проверке прочих работ я, поднатужившись, набрала две двойки, одну единицу, а прочим пришлось присудить нули. Не только пятёрки, но даже четвёрки никто не получил.
Поразившись одной работе, я не выдержала и спросила у девочки, сотворившей её, какую же оценку она имеет по математике в своей школе. Оказалось, что четвёрку. Мальчики, сидящие сбоку от меня, тоже оказались хорошистами. С одной стороны, жутковато, а с другой - немного утешительно, потому что мои хорошисты такой глупости не напишут. Выходит, что не зря я так сурово ставлю оценки своим ученикам и безжалостно заставляю их писать математические диктанты и самостоятельные работы.
Лена Петровна, воспользовавшись тем, что моя соседка, учительница русского языка, вышла, подсела ко мне и по оставленному ей физиками решению проверила выполнение физической части. Она очень старалась найти в работах хоть что-нибудь дельное, но ни одна из них не удостоилась оценки выше, чем ноль баллов.
- Ужас! - заключила она и тоже заинтересовалась, какие же оценки по физике дети получают в своих родных школах.
В самом благополучном состоянии оказался русский язык, потому что готовые тексты в три-четыре предложения не могли не содержать мыслей, а пропуски, в которые дети должны были вставлять пропущенные буквы или запятые, смысла не искажали. За три грамматические ошибки в пяти строчках решено было ставить четыре балла. Попадались индивидуумы, ухитрившиеся ошибиться в каждом без исключения таком пропуске, но и они не получили меньше единицы.
Я прислушивалась к устным ответам по биологии. Дети старались показать себя с самой лучшей стороны, не спорили с учителем, соглашались во всём, поддакивали, более или менее неудачно подхватывали мысли экзаменатора, но самого главного не показали - знаний.
Я восхитилась выдержке нашей учительницы биологии Татьяны Сергеевны, которая была ещё и заместителем директора по расписанию и заменам уроков и отличалась поэтому очень неровным и иногда даже истеричным поведением. Она подолгу ворковала с каждым неучем, но кончала неизменным заключением, что ребёнок не подготовился к экзамену и ему надо будет как следует поработать, если он хочет ещё раз попытать свои силы на апрельской олимпиаде.
В чём я не могла разобраться, так это в таинственных значках, выставленных за задания по химии, и решила, что хотя бы по этой части дети проявили какие-то познания, но потом я узнала, что за редкими исключениями эти иероглифы скрывают под собой единицы и двойки.
Честное слово, подобный экзамен нагнал на меня такое изумление и горесть, что я даже забыла про тяжёлый день и накопившуюся усталость. По-видимому, все были в таком состоянии, потому что, когда мы все собрались свести свои результаты проверки в единую таблицу, все нервно смеялись, натужно шутили и вспоминали гениев, получавших в своё время двойки в науках, в которых затем прославились.
Итог в девятом классе был таков: нули и двойки. Конечно, были и исключения. Так, например, два человека получили четвёрки по русскому языку, один - четвёрку по химии, по математике высшим результатом была одна-единственная тройка, по биологии все получили нули и двойки, а по физике у всех ровной колонкой выстроились нули.
- Этого мы в лицейский класс примем, потому что он наш, - печально сказала Лена Петровна. - А вот этот мальчик меня заинтересовал. Посмотрите, у него четвёрки по русскому языку и химии, двойка по биологии и нули по математике и физике. На общем фоне он выгодно выделяется. Давайте с ним поговорим.
Вызвали мальчика. Выглядел он уже не мальчиком, а вполне сформировавшимся молодым человеком, разговаривал свободно и кротко. Он сразу же посетовал на плохого учителя математики, который не даёт ничего подобного тому, что было на экзамене. Лена Петровна сейчас же спросила, по какому учебнику они учатся. Выслушав ответ, мы поняли, что это самый распространённый учебник математики, по которому занимаемся и мы. Из этого-то учебника мы и выбрали два задания для олимпиады.
- А задачи мы вообще несколько лет не решали, - осмелел парень, не понимая, что, хоть мы и выслушивали ответы с непроницаемым видом, но воспринимали их не совсем так, как рассчитывал он.
- Но у тебя и по физике ноль, - заметила Лена Петровна. - У вас и по физике плохой учитель?
- Нет, - серьёзно и вдумчиво ответил мальчик, - я не могу сказать, что он плохой. Просто он не даёт нам выводы формул. Говорит, что мы ничего не поймём. А как решается эта задача?
Лена Петровна достала решение и стала его изучать.
- Вот по этой формуле, - объяснила она.
- Надо же! Знакомая формула. Я получил за неё пять на контрольной.
- Наверное, ты её просто подзабыл? - подсказала Лена Петровна.
- Да, подзабыл, - ухватился за подсказку парень.
- Евгения Николаевна, - обратилась ко мне Лена Петровна, - а что если мы дадим этому мальчику решить что-нибудь несложное прямо сейчас?
Я продиктовала уравнение линейной функции, подсказав, что это прямая.
- По скольким точкам можно построить прямую? - спросила Лена Петровна у парня. - Самое меньшее?
- По двум, - с запинкой ответил тот.
Я вспомнила, как однажды такому вот ученику я задавала сходные вопросы. Я даже спросила его, сколько углов у треугольника, и, как это ни странно, получила правильный ответ.
- Начерти, - велела Лена Петровна.
Мальчик корпел долго, а я торопливо написала на листке бумаги такую задачу: "У Маши четыре гриба, что на два гриба больше, чем у Пети. Сколько грибов у Пети?" Лена Петровна прочитала задачу, подняла брови и передала её мальчику, когда тот закончил чертить.
- Два гриба, - ответил он. - Разве не так?
- Это шутка Евгении Николаевны, - пояснила Лена Петровна. - Ответ принимаем?
- Вполне, - согласилась я. - В пятом классе у меня не все способны решить эту задачу.
- Ну, я такие решаю, - самодовольно сказал мальчик.
Мне понравилось, что его удивила и даже озадачила примитивность задачи. Возможно, со временем он поймёт и то, что ничего другого спрашивать у него нельзя.
- Мы примем тебя в десятый лицейский класс, - проговорила Лена Петровна и заговорила о необходимости подтянуться по математике и физике, понимая, я надеюсь, что говорит впустую.
- Он начертил прямую? - спросила я, когда мальчик ушёл, благодаря нас и сияя от счастья.
- Начертил бы, конечно, но ведь для этого его нужно научить правильно определять координаты точек, - серьёзно ответила завуч.
- Вы, Евгения Николаевна, очень уж строго ставите оценки, - обратилась ко мне учительница химии Сёмина. - Вот здесь ребёнок что-то написал...
- Вопрос один: что написал? - вставила я.
- Но ведь он о чём-то думал при этом. А раз думал, то ему меньше двойки ставить нельзя. А вы ему ноль влепили.
- Он ничего не решил, - вступилась за меня Лена Петровна.- Полная бессмыслица.
- Но ведь решал! - стояла на своём Сёмина. - Я такому ниже двойки не ставлю. Хотя... если разобраться, то... что моя двойка, что ваш нуль, а результат один - знаний нет.
Мы посмеялись не от избытка радости, а под настроение, и подвели итог. В десятые классы, которых в перспективе намечалось аж две штуки, мы приняли двух человек. Я подумала, что в апреле примут всех без исключения, с нулями и без оных, лишь бы не остаться без учеников, а так как преподавать математику в этих классах предстояло мне, то меня это не порадовало.
- А как дела в седьмом классе? - спросила я.
Ответ пришёл в виде учительницы математики, которая вела в нашем единственном седьмом классе. У нас вообще дети выучены лучше, чем во многих школах, а если работы проверяет своя учительница, то результат получается в виде четвёрок и редких троек. Впрочем, я пожалела, что не я буду вести математику в будущем лицейском восьмом классе.
- А что у нас в восьмом классе? - спросила Сёмина.
- Тоже неплохо, - пояснила учительница русского языка Ступицына. - Большинство, конечно, двоек, но нулей нет. Девятый класс наберём.
Что мешает человеку уйти? Уже закончены все дела длинного рабочего дня, разговаривать уже не о чем, а мы все разговаривали ни о чём, просто так, от усталости, нервного напряжения и разочарования. Я насильно оторвала себя от пустой болтовни и покинула школу.
Шёл восьмой час вечера. Я была совершенно опустошённой. Это был долгожданный последний день длинной третьей четверти.