Светлана гуляла с собакой с удовольствием. Завтра у неё наконец-то будет методический день! Во всей школе не отыщется настолько наглого человека, который осмелился бы вновь лишить её выходного. На той неделе она объявила Екатерине Ильиничне, что в последний раз выходит на замену, причём объявила так твёрдо, что заместитель директора по расписанию сразу согласилась.
- Хорошо, Светик. Я тебя понимаю. На следующей неделе я дам тебе отдохнуть.
И вот эта неделя настала, и завтра она отдыхает.
Хотелось ещё пройтись, но пора было отвести Дика домой и отправляться в школу.
- Пойдём, крокодильчик, - сказала она.
Пёсик услышал новое слово, и оно ему очень понравилось. Он на всех четырёх лапах запрыгал вокруг хозяйки, выражая свою радость.
- Крокодильчик? - спросила Света. - Ты у нас, оказывается, крокодильчик?
Собака была в восторге.
- Хоть ты и крокодильчик, но всё равно пойдём домой.
Дик завилял хвостом и, пританцовывая, двинулся вперёд, но, проходя мимо остановки автобуса, вдруг остолбенел: какая-то девушка с очень большим аппетитом, ни на кого не обращая внимания, ела чебурек. У пёсика слюнки потекли от одного только запаха. Он сейчас же припомнил почти безотказный приём, которым пользовался в бездомное детство, встал на задние лапы и принялся плясать перед обладательницей замечательной еды. Светлана чуть со стыда не сгорела и принялась тащить упиравшуюся собаку прочь.
- Да я ему дам, - предлагала умилённая девушка.
- Не надо. Он сыт. Мы никак не можем отучить его выклянчивать еду.
Она спохватилась, что по старой привычке сказала "мы", хоть жила одна.
- Безобразие! - внушала она Дику, когда они поднимались в лифте. - Как будто тебя, бедного, дома не кормят! Побираться вздумал!
Она попрощалась с питомцами, привычным глазом окинула коридор, проверяя, не осталось ли на вешалке пальто или куртки, которые Дик от тоски и досады может изгрызть, и заперла дверь.
Не успела она сделать нескольких шагов, как из своей квартиры вышла Курулёва с детьми.
- Здравствуйте, - поздоровались обе женщины одновременно.
Мальчик поприветствовал соседку с небольшим опозданием.
Улыбка Раисы Павловны стала ещё более неестественной, чем обычно. Она замешкалась, словно хотела обратиться к Свете, но не решалась.
- Вы в школу, Светлана Николаевна? - спросила она.
- Да.
- Вы не возражаете, если мои дети пойдут с вами? Я сама собралась их отвести, но у меня так болит голова, что нет никаких сил терпеть. Наверное, поднялось давление.
- Разумеется. Пусть идут со мной.
- Не беспокойтесь, они вам не помешают. Главное, чтобы они вышли с вами из подъезда, а дальше Катя сама доведёт Костю. Здесь постоянно бывают чужие люди, и я очень боюсь за детей. Внизу перед лифтом квартир нет, заступиться некому.
- Не волнуйтесь, они выйдут со мной. А вы ложитесь и выздоравливайте.
Курулёва благодарно оскалила зубы и вернулась домой, а Светлана с удивлением подумала, что это, вроде, самая обычная женщина, и её беспокойство о детях очень понятно, и просьба у неё естественная, и высказана эта просьба очень по-человечески, но почему-то отношения с ней не перестают быть натянутыми и какими-то настороженными.
- Дети, пошли, - кивнула она Кате и Косте.
Она хотела сказать: "Крошки, за мной", - но подумала, что современные дети могут не узнать знаменитой фразы.
- Костя, ты ведь уже в пятом классе?
- Да.
- Нравится, или скучаешь по младшей школе?
Лифт был занят. Слышались голоса, словно кто-то всё не мог распрощаться с остающимися и начать спуск.
- Занимают лифт, словно они живут здесь одни! - сердито сказал мальчик. - Купили бы частный дом, тогда бы и сидели в лифте.
- Костя, тише! - шикнула на него девочка.
Светлане тоже не понравилось замечание мальчика, хоть оно и было справедливо. Слишком уж мал был ребёнок, чтобы так по-взрослому возмущаться.
- Но это же безобразие! - бушевал Костя.
Послышались шаги, и к лифту подошёл мужчина. Света сразу же поняла, что это тот самый "красавчик", о котором говорила Алевтина Ивановна. Увы, к сожалению, человек, ненавидящий собак и детей, внешне гораздо больше подходил к определению "красавчик", чем милый, но старый Владимир Михайлович. Значит, жить здесь останется этот субъект. Не везёт. И вид-то у него какой-то неприступный, неприветливый. Она невольно обратила внимание на его подтянутую фигуру и волевое лицо, но не позволила себе отнести это к разряду достоинств. "Красавчик! - почти с ненавистью подумала она. - Лучше бы оказался уродом, но любил животных. Хорошо, что я сейчас еду с детьми, а не с Диком".
Они поздоровались, и Рыбаков думал было спуститься по лестнице, но лифт остановился на их этаже и почему-то он вошёл в него вместе со всеми.
"Значит, вот кто так яростно орёт на своих детей, - подумал он. - Симпатичная, и по ней не скажешь, что она любит кричать. Дети кажутся спокойными, но, наверное, делают что-то такое, от чего мать беснуется. Если не жить с ними рядом, решишь, что это очень тихое, спокойное и вполне благополучное семейство. Конечно, женщине одной трудно справляться с двумя детьми да ещё работать в школе. Алевтина Ивановна говорила, что она имеет дело с малышами, но всё равно требуются нервы. Теперь это называется стрессоустойчивостью. Интересно, где та грань, которая разделяет понятия равнодушия и устойчивости к потрясениям, которые создаются людьми? Соседка напротив уж точно не стрессоустойчива и не равнодушна, правда, какого рода это неравнодушие, сказать трудно. А эта дама оставляет приятное впечатление".
- Прежде было намного лучше... - вернулся Костя к вопросу соседки.
Рыбаков хотел бы узнать, где и почему мальчику было лучше, но надо было выходить из лифта. Не красться же следом за этой семьёй, словно он вражеский агент, выведывающий важные государственные тайны. А если бы лифт спускался медленнее, а то и вовсе застрял и Костя при нём успел досказать то, что намеревался, то Анатолий был бы выведен из заблуждения.
- Знаете, как наша прежняя учительница хорошо ко мне относилась! Она дружила с моей мамой. А мама всегда ей помогала и защищала, если кто-то начинал на неё что-то наговаривать. А меня она очень любила. Я был первым учеником в классе. Самым главным. А сейчас меня почему-то почти не замечают.
- Как тебя могут не замечать? - возразила Катя. - Разве тебя не вызывают к доске?
- Вызывают. А потом я сажусь на место, и про меня забывают. Начинают вызывать других. А может, я хочу ещё раз постоять у доски? Ты у Лидии Петровны не училась, и не знаешь, какая она хорошая. Вот бы она учила нас по всем предметам, как прежде!
- Костя, ты ведь не один в классе. Остальных детей тоже надо спросить, - объяснила Светлана. - Вас много, поэтому невозможно уделять всё время именно тебе.
- А Лидия Петровна уделяла, - упрямился мальчик. - То есть, я не хочу, чтобы меня всё время вызывали к доске. Зачем мне идти к доске, если я что-то не выучил или забыл? Но если я могу ответить и поднимаю руку, то меня должны вызвать. И вообще, раньше было так хорошо...
Он не мог объяснить словами, почему ему не правится пятый класс, где нет его старой учительницы, но Света его прекрасно поняла. Курулёва недаром сидит на педсоветах рядом с Савельевой, которая учила Костю. Она была её правой рукой, первой помощницей и, как выяснилось, защитницей. Благодаря этому, как часто бывает, её ребёнок был на особом положении. Как же такое особое положение портит детей! Гордые родители, подчинившие себе учителя, не понимают, что дети не способны разобраться, почему их выделяют среди одноклассников, почему к ним так снисходительны и выполняют их прихоти, а поэтому начинают считать себя чем-то исключительным, особенным, а некоторые доходят до того, что принимаются указывать учителю, что тому надо делать. Но если учитель меняется и появляется другой, не впавший в зависимость от родителей, то для ребёнка наступает тяжёлая пора. Он теряется, недоумевает, почему его опустили до общего уровня, часто ненавидит нового учителя или новых учителей, считая их виновниками своего падения с высот. Вот и Костя не может опомниться, что потерял своё привилегированное положение в классе.
Рыбаков не слышал продолжения разговора, поэтому оставался в убеждении, что видел Курулёву. Он вышел из дома так рано в намерении перевезти свои вещи на новую квартиру и до конца отпуска больше о ней не думать. Приятно заиметь собственное жильё, где нет посторонних людей, которым мешаешь и о которых постоянно приходится помнить, но очень уж это жильё далеко от Владимира Михайловича. Дали бы им квартиры в одном доме! Тогда бы всё осталось как прежде, с той лишь разницей, что вечером он бы возвращался от дяди Володи домой не со стеснённым сердцем, зная, что поймает сердитый взгляд соседки, а совершенно спокойно. Почему близких людей надо расселять по разным районам? Ему придётся уехать так далеко, что у него совсем нет настроения заниматься своим домом. Когда он обставлял квартиру Полетаева, он настолько явно чувствовал рядом присутствие Тамары, её помощь, слышал её советы, что сейчас ему кажется, будто она осталась там, у Владимира Михайловича, и ей нет никакого дела до собственной квартиры. Тамара! Где ты сейчас? Счастлива ли?
У каждого свои заботы, и Светлане не было никакого дела до того, куда и зачем отправился Рыбаков и что он при этом думал и чувствовал. Она дошла с детьми до школы, и там они расстались. Катя повела Костю в детскую раздевалку, а Света взяла у охранника ключ и расписалась в журнале.
- Светлана Николаевна, задержитесь, пожалуйста, - остановила её завуч. - Ко мне приходила мать вашего надомника из 8б класса Пономарёва и просила выделить дополнительный час на математику.
На всякий случай Света не стала говорить о том, что заранее знала об этом её намерении и дала своё согласие. С Землянской лучше обходиться без лишних объяснений.
- Очень хорошо, Алла Витальевна, - ответила она. - Надомникам всегда давали на математику три часа: два - на алгебру, один - на геометрию.
- Когда вам поставить этот лишний час? Вы хотите проводить сразу три часа или разбить их?
Вопрос требовал размышлений. Если проводить три часа сразу, то зато больше на неделе не надо будет думать о том, чтобы идти домой к Шурику. Но каково будет проводить эти три часа после всех уроков в школе! А если ей там вновь станет плохо? Она еле выдержала два часа, а третий её просто убил бы. Да и Шурик не сможет воспринимать новый материал по математике три часа подряд, ведь надо будет давать уже не по одной-двум темам по алгебре, а по две-три, не говоря уж о геометрии, где темы трудно сосчитать.
- Лучше разбить эти часы на два раза, - решила она. - Это будет эффективнее. Шурику не осилить всё за один присест.
- Хорошо, - согласилась завуч. - Я так и думала, что вы захотите разбить часы. Я посмотрела, что в пятницу у вас пять уроков и надомник. На седьмом уроке к Пономарёву никто не приходит. Поставить этот урок вам?
- Да, будет очень удобно. Спасибо, - поблагодарила Светлана.
У неё на душе стало радостно от такой предупредительности Землянской. Всё-таки очень приятно, когда считаются с удобством учителей.
- И учтите, что с этой недели надо будет заниматься с Петровой из 7а и Хусейновыми из 11в. Я ещё раз поработала с расписанием надомников, так что Рахима будет приходить в среду не на восьмом уроке, а в ваше "окно". Остальные уроки остались прежними.
- И её брат тоже? - спросила Света.
- Нет, у них разное расписание. Разве вы не видели?
- Пока нет. Но, Алла Витальевна, вы же говорили, что они будут приходить вместе. Я потому и согласилась их взять.
- Светлана Николаевна, это разные дети, и ходить они будут каждый в своё время. Почему они должны сидеть у вас вдвоём?
"Что же она постоянно врёт? - не рассердилась, а лишь удивилась Света. - Сначала обещает одно, притом сама, по собственному почину, а потом, когда учитель соглашается, говорит противоположное. И, главное, с таким безмятежным недоумением, словно не помнит своих слов".
- Понятно, - сказала она и пошла наверх.
- Светлана Николаевна, что это вы так таинственно улыбаетесь? - обратилась к ней учительница химии.
Света только сейчас осознала, что от уловок Землянской ей стало смешно.
- От восхищения, Оксана Петровна, - пояснила она.
- Чем же это с утра в понедельник можно восхищаться? - спросила учительница.
- Это кто и чем восхищается? - спросила появившаяся Серёгина.
- Светлана Николаевна. А чем, не знаю.
- Рассказывайте, Светлана Николаевна, - потребовала Серёгина. - Мне тоже хочется чем-нибудь восхититься, а то настроение жуткое. Иду в эту школу, как в помойку.
- Привет, калеки, - присоединилась к ним англичанка.
Слово "коллеги" в устной речи легко переделывается в "калеки", и этим многие пользовались.
- Говорят, что даже осёл два раза не падает в одну и ту же яму, не спотыкается или не делает что-то в этом роде, - начала объяснять Светлана. - Хотя неизвестно, почему "даже осёл", ведь это упрямое, но умное животное. А ещё выдумали, что только дурак дважды наступает на одни и те же грабли. А я, видно, дурее всех дураков на свете. Меня уже второй раз провела Землянская. Первый - с кабинетом, второй - с надомниками. Но она, когда лжёт, говорит так убедительно, смотрит такими ясными, честными глазами, что я наверняка попадусь и в третий, и в четвёртый раз.
- А что с надомниками? - насторожилась Серёгина. - Что-то с Понамарёвым? Мне не даёт покоя камера наблюдения. Вы это не должны так оставлять. - Её голос стал строгим, назидательным, появились особые ударения на отдельных словах. - Вам всем, кто с ним работает, надо вместе идти к директору и... просто поставить ультиматум: пусть уберут эту камеру и расчистят квартиру, а иначе никто к нему ходить не будет. Трём учителям стало плохо в их квартире! До чего дошло! Такого терпеть нельзя. Учитель должен работать в нормальных условиях и у него есть свои права, которые надо отстаивать. Вы напрасно терпите. А вдруг вы там умрёте? Вот Карасёва уже ходила к Землянской.
- А что ответила та? - заинтересовалась Света.
- Сказала, что мы обязаны к нему ходить, если так хочет мать.
- Значит, подавать ультиматум бесполезно, - сделала вывод Светлана. - Но я не о Понамарёве говорю, а об этих брате с сестрой из одиннадцатого.
- А с ними что такое? Вам не надо было соглашаться их брать. Мало ли у кого с кем плохие отношения! Им не дружить надо с Семаковой, а брать у неё знания. И что с ними на этот раз?
- Когда мне навязывали этих Хусейновых, Землянская сказала, что раз они из одного класса и у них одна программа, то ходить они будут вместе, так что я буду заниматься сразу с двумя, но на час больше. То есть и у них получится не три часа математики, а четыре, и я буду сидеть не шесть часов, а только четыре. Обоюдная выгода. Причём, мне это и в голову не приходило, она сама это предложила. Я, конечно, согласилась. Меня всё равно заставили бы их взять, но на таких условиях грех не согласиться. А сейчас Землянская смотрит на меня прежними чистыми глазами и удивлённо так говорит, что это разные дети, поэтому они будут ходить каждый по своему расписанию.
- Она врёт на каждом шагу, - сказала англичанка. - Наобещает с три короба, а когда добьётся своего, сразу будто бы обо всём забывает.
- Мне тоже пообещали, что они будут ходить вдвоём, - сообщила учительница химии. - Не знаю, на самом ли деле Землянская хотела так сделать или нет. - Мне-то ей врать, вроде, незачем, я же веду в их классе, поэтому не могу от них отказаться. Ведь и дети могут сказать своё слово. Они хоть и брат с сестрой, но могут не захотеть заниматься вместе. Не все братья с сёстрами дружат. Ещё какие между ними бывают отношения! А ещё эти Хусейновы с хитринкой. Могут решить, что страдают их интересы. Как это с ними вдруг занимаются не индивидуально, а в группе, пусть эта группа всего из двух человек.
- Но ведь им так выгоднее, - возразила Светлана. - У них получается лишний час.
- Это ещё надо суметь понять, - вмешалась Серёгина. - Кстати, их родители тоже могли возражать.
У Светы стало легче на сердце, когда она подумала, что Землянская, возможно, искренне хотеть сделать то, что предлагала. В глубине души она прекрасно понимала, что эта женщина могла обмануть, но приятнее было оправдывать слова Чацкого: "Я сам обманываться рад".
- Но верить ей нельзя, - вновь напомнила учительница английского языка. - Даже Красовский от неё пострадал. Она ему что-то пообещала... Не знаю точно, что у них там вышло, но что-то нехорошее. Словом, как дошло до дела, она состроила удивлённый вид. А он после этого несколько дней не мог опомниться.
- О! Надула Красовского! - засмеялась Светлана. - Это прямо чудо! Я начинаю ею просто восторгаться! Какая ловкая женщина!
- Восторгаться, что обманула Красовского? - переспросила учительница химии. - Поосторожнее в выражениях, Светлана Николаевна, а то вас не так поймут.
- Я ему сочувствую, - спохватилась Света. - Очень сочувствую. Не знаю, в чём его обманули, но по себе знаю, как это неприятно. Но если уж обмишурили его, то мне жаловаться не на что.
- Здесь происходит что-то странное, - сообщила Серёгина. - Чувствую, что добром не кончится. Шестым чувством это чувствую. Школа словно загнивает. Всю жизнь здесь проработала, больше сорока лет, всякое бывало, но такого ещё не было. Я возненавидела свою работу. Прихожу, как на каторгу. И ещё постоянно слышу то, что кого-то из учителей обманули, как Светлану Николаевну, то, что кого-то вызывали к директору и там за что-то ругали. К Прониной постоянно цепляются, а на Екатерину Ильиничну просто орут, словно она нашкодившая девчонка. Она говорит, что уже подыскивает другую школу.
- Мы постепенно становимся рабами, - добавила учительница химии. - А ещё почему-то зашевелились воспитатели в началке и даже завхоз. Не хватает ещё, чтобы нам стала выговаривать буфетчица.
- Калеки, что-то вы очень уж мрачно смотрите на жизнь, - вмешалась англичанка.
Светлана помнила, как ликовали учителя иностранного языка, когда им вдруг сделали зарплату вдвое больше, чем остальным, и как они испугались, когда поползли слухи, что введут обязательный экзамен по их предмету. Они не только стали мрачно смотреть на жизнь, но и принялись раздумывать, куда идти работать, если придётся покинуть школу. Потом от обязательного экзамена по иностранному языку благоразумно отказались, зарплату снизили, сделав её не в два раза больше, чем остальным учителям, а в полтора, и англичанки успокоились. Но напомнить об этом Света бы не решилась.
- У вас нет экзамена, вот и радуйтесь, - отрезала более прямолинейная учительница химии. - А представьте, что ваши одиннадцатые классы в полном составе пойдут сдавать экзамен по английскому языку.
- В пятницу завхоз на меня буквально налетела, - пожаловалась учительница химии. - С криком набросилась. "Что за безобразие! - кричит. - Директор полдня не могла до вас дозвониться!" А я нарочно спокойно ей отвечаю: "Чтобы мне можно было дозвониться, надо предварительно поставить мне в кабинет телефон".
Все засмеялись.
- У меня телефон испортился. Мне его сняли, чтобы заменить, а новый не принесли, - пояснила учительница химии. - Но почему надо так кричать? И это не в первый раз. Она словно сошла с ума. Стала грубой, вечно недовольной. К ней даже за мелом не хочется идти.
- А всё потому, что она уже давно не завхоз, а заместитель директора по хозяйственной части, а вы всё ещё по старинке называете её завхозом, - пошутила Серёгина.
- Чтобы не нарываться на неприятности, я поступаю проще, - сказала Светлана. - В конце августа, ещё до начала занятий, иду к ней с пакетом и доверху наполняю его мелом. Этого хватает на четверть, а иногда и дольше. Если она начинает спрашивать, зачем столько мела, я объясняю, что мы много пишем. Математика - это работа на доске. Она и успокаивается. Только надо выбирать удобный момент, когда у неё нормальное настроение.
- Ещё ловить подходящий момент! - возмутилась Серёгина. - Следить за её настроением!
- А иначе она не даст полный мешок мела, - объяснила Света. - А что опять с началкой?
- У них же идёт война, - ответила учительница химии. - Вот воспитатели и разделились. Одна выступает на стороне Савельевой, а другая - на противоположной, то есть на стороне Карповой. Курулёва во всём поддерживает Савельеву, разругалась со всеми остальными, лезет во все щели. В пятницу у них опять стоял крик. А наша администрация ни во что не вмешивается, не прекращает это безобразие, не одёрнет кого следует.
- Курулёва теперь успокоилась насчёт нового соседа и всё внимание перенесла на школу, - сообщила англичанка, которая была ближе к месту военных действий, потому что преподавала и в начальных классах.
- Успокоилась? - встрепенулась Светлана. - Что это она вдруг успокоилась?
- Сосед поговорил с ней приветливо, расхвалил её детей, вот она и успокоилась.
- Рано успокоилась, - с сожалением сказала Света. - Это с ней, наверное, поговорил старик, а он и к животным хорошо относится, не только к детям. А есть ещё и второй, более молодой. Вот его надо опасаться. У нас на этаже живёт старушка, которая знает всё и обо всех. Она говорит, что здесь останется жить молодой, "красавчик", как она выразилась.
- Красивый? - сразу заинтересовались женщины.
- Я его сегодня увидела в первый раз. Ничего, внешне довольно привлекателен. Но у соседа важна не внешность, а важен характер. Я сама слышала, как однажды он заорал своему другу: "Да чёрт с ней, с этой собачкой!" Это он про моего Дика так выразился. Каково?!
- Пусть Курулёва до времени ничего не знает, - решила англичанка. - А то опять будет бушевать.
- Девочки, как хорошо приходить рано! - воскликнула учительница химии. - Хоть есть время поговорить, убедиться, что школа полна народу, а то сижу в своём крыле на четвёртом этаже и вижу только двух коллег, и то редко.
- А теперь пора расходиться по местам, - докончила Серёгина. - До начала ещё двадцать минут, но мне надо приготовить кое-какие материалы.
Первый урок Светланы был в седьмом классе. Не лучшее начало дня. Вновь и вновь она билась с этими детьми, но толку не было. Да ещё её огорчила девочка, которая сидела за последней партой и так усердно решала примеры. Свету всегда удивляло, что у доски она делала много ошибок, но приписывала это волнению и растерянности, которые внешне не проявлялись, но могли оказывать своё действие, мешая соображать. Она помнила, что в её годы учения многие дети опасались выходить к доске, терялись, когда им задавали дополнительные вопросы. Нынешние дети учителей не боятся, к доске выходят без дрожи и иногда сами рвутся отвечать у доски, неважно, знают что-нибудь или нет. Но ведь и среди современных, раскрепощённых до развязности детей бывают исключения.
А сегодня выяснилось, что старательная ученица, на которую возлагалось столько надежд, попросту списывала готовые решения с мобильного телефона или айфона (в таких тонкостях Света не разбиралась). Сидя на месте, девочка могла делать это с комфортом, а у доски, как ни приспособилась списывать незаметно, на этот раз всё-таки попалась.
- Зачем же ты это делаешь? - удивлялась учительница. - Я ещё могла бы понять, если бы сейчас была контрольная или самостоятельная. Или если бы тебе захотелось блеснуть знаниями у доски, получить хорошую оценку. Это нехорошо, но понять можно. Но сидеть на месте и тупо списывать чужое решение! Это же попросту скучно. Получается, что, пока мы разбираем каждый пример, повторяем правила (Светлана смело могла бы сказать, что они не повторяют, а ежедневно заново проходят одни и те же правила), ты пропускаешь все объяснения и теряешь время на бессмысленное переписывание.
Девочка криво улыбалась и молчала.
- Ты ведь умная и могла бы всё решать сама, если бы занималась, - поощряла её Света. - Садись и начинай работать. Я не буду ставить тебе двойку, но в следующий раз пощады не жди. Дети, как противно наблюдать, когда вы хитрите, обманываете. Всё равно правда рано или поздно всплывает, и тогда, наверное, вам бывает очень стыдно. Разве не так? И обманываете вы не учителей, а сами себя, ведь вы остаётесь неучами. А незаконно полученная оценка счастья не принесёт, поверьте.
Девочка прошла на своё место под приглушённое хихиканье. Речь Светланы Николаевны детям понравилась, но обманывать учителей для учеников - дело привычное и неизбежное.
- Неудачница! - расслышала Светлана чью-то реплику в адрес попавшейся одноклассницы.
- Отвали! - тихо ответила та.
Когда Света вновь встретила Серёгину, она рассказала об уловках девочки.
- Да, она это делает, - согласилась коллега, - так что будьте осторожны. И её подруга тоже. Притом они так незаметно это проделывают, что поймать их очень трудно. Вы их зажмите в кулак, Светлана Николаевна. Не давайте им поблажек, а то они у вас распустятся. Знаете, как они у меня пахали?! Свои троечки потом и кровью зарабатывали. Выучивали всё, что я задавала.
"Охота так лгать? - удивлялась Светлана. - Понятно, что хочется себя обелить, раз сбросила двоечный класс на другого. Но не до такой же степени. Сказала бы честно, что дети не поддаются обучению. Я не директор, не завуч, не проверочная комиссия. Передо мной-то зачем притворяться? Я ведь уже давно определила, кто что знает. Если бы они так "пахали" и оправдывали свои тройки, то хоть что-то в их головах удержалось бы".
- Светик, хорошо, что я тебя поймала! - подошла к ним заместитель директора по расписанию. - Выйди завтра на замену. Семакову никак не выпишут.
Это было уже слишком.
- Извините, Екатерина Ильинична, не могу, - отказалась Светлана. - Я не в состоянии терять выходной каждую неделю. Вызовите кого-нибудь ещё. Кстати, вы обещали переставить мне кабинеты.
- Переставлю, не волнуйся. Просто руки всё не доходят. Но как выдастся свободная минутка, всё сделаю. Ты же меня знаешь. Так выйдешь?
- Не могу. Устала. Правда, устала. И дома накопилось очень много дел.
- Землянская с меня голову снимет! Она требует, чтобы по возможности замены проводили учителя того же предмета, что и заболевший учитель.
- Да, - согласилась Серёгина, принимая официальный вид. - Так положено делать.
"Сама же мне говорила, что я имею право отказаться выйти на замену в методический день", - подумала Светлана.
- Но не каждую же неделю. Я выходила на замену две недели подряд, а на этот раз не могу. Извините, Екатерина Ильинична, но не могу. И вообще, мне надо спешить за ключом. Я целыми днями только и бегаю на первый этаж и обратно, чтобы сдавать и получать ключи.
"И не я одна", - хотелось ей добавить.
Ключ она получила сразу, но на лестнице встретилась с Красовским. Сначала он очень холодно на неё взглянул и, не здороваясь, вознамерился было пройти мимо, но всё-таки остановился.
- Свет, что это ты про меня сказала? Обрадовалась, что меня обманула Землянская?
Красовский был злопамятен, и поссориться с ним было очень легко, но Ермакову он знал достаточно хорошо, чтобы слепо поверить тому, что о ней рассказали. Он благоволил к ней, настолько благоволил, что однажды даже сказал детям её класса, когда вёл у них урок, что их классный руководитель - самый порядочный человек в школе. Дети, разумеется, возгордились и тут же доложили ей, какого мнения о ней Красовский. Светлана не считала себя заслуживающей столь лестного отзыва, но с тех пор стала более снисходительна к его недостаткам. Однако то обстоятельство, что она ему нравилась, не помешало бы ему подвести её, если бы это оказалось выгодно. А тех коллег, которые перед ним выслуживались, он тоже хорошо знал и понимал, что любой разговор можно исказить до неузнаваемости.
Светлана поняла, что кто-то на неё донёс. Это необязательно была учительница химии, английского языка или Серёгина. Их беседу мог услышать кто-то со стороны. Неприятно, однако такое часто случается в школе, и не только в школе.
- Что вы такое говорите, Алексей Геннадьевич! Это меня Землянская опять обманула, а может, сама тоже обманулась.
- Такие, как она, не обманываются, а обманывают других, - наставительно проговорил Красовский.
- С кабинетом обманула, а теперь ещё и с надомниками обманула. Обещала одно, а сегодня сказала совсем другое. Но я услышала, что и вы от неё пострадали, правда, не знаю, в чём дело, поэтому утешилась. Если уж она сумела провести вас, такого опытного человека, то мне жаловаться не на что.
Красовский был польщён.
- Это верно, тебе остаётся только утешиться, - согласился он. - Это же надо, какую стерву к нам занесло! Наша прежняя была дурой, но не подлой, и с ней можно было разговаривать по-человечески, а эта подлая, хитрая, изворотливая, как гадюка.
Светлана подумала, что почему-то животным всегда приписываются качества, им не присущие. Сама она сказала "даже осёл", а Алексей Геннадьевич сравнил Землянскую с подлой, хитрой и изворотливой гадюкой, хотя эта змея старается избегать контакта с людьми и кусает только при особых обстоятельствах. Орла и льва почему-то наделили благородством, а тигра и коршуна этой добродетели лишили...
- А ты, Светик, ни на что не обращай внимания. Подумаешь, с кабинетом и надомниками накололи. Я пострадал гораздо сильнее. Мне это ещё долго расхлёбывать, и ещё неизвестно, расхлебаю ли.
"Какое счастье, что он решил всё выяснить! - радовалась Светлана, продолжив путь. - Вот так из-за недоразумения и начинается вражда. А мне надо быть сдержаннее на язык".
Сегодня у Карасёвой был методический день, и в её кабинете занимались другие учителя.
"Почему надо заставлять людей скакать по школе? - удивлялась Света, поздоровавшись с учительницей биологии, которая отпирала дверь. - У меня здесь будет четвёртый урок, а ей придётся переходить куда-то ещё. Наверное, только учительницу рисования на весь день сажают в один кабинет, да и то лишь потому, что, во-первых, у неё слишком "грязный" предмет, и, во-вторых, она приходит раз в неделю.
Светлана отперла дверь и сразу же принялась мыть доску. Некоторые учителя оставляли после себя полный порядок, некоторые не считали нужным это делать, а порой бывало, что не оставалось времени, чтобы стереть записи, особенно когда проводилась контрольная работа.
Вошла завуч.
- Светлана Николаевна, вам уже сказали, что завтра вы выходите в школу? - спросила она.
- Я не могу. У меня уже две недели только один выходной. На этот раз пусть выйдет кто-нибудь другой.
- А у нас у всех только один выходной, - спокойно объяснила Землянская. - Воскресенье. Второй день не выходной, а методический. Он считается рабочим днём, хоть и не оплачивается. Наша зарплата рассчитывается, исходя из количества данных уроков, но методический день, в который вы не даёте уроки, всё равно считается рабочим. Поэтому завтра вы должны быть на замене. Эти часы вам оплатят.
Она не стала задерживаться и покинула кабинет до того, как учительница успела возразить.
"До чего же противно стало работать! - думала Светлана, заставляя себя подавить естественные чувства: раздражение, гнев, досаду. - Приказала, и всё тут. Что-то я не заметила, чтобы Серёгину заставляли выходить в методический день. Один раз она, правда, вышла, но больше не стала выходить. Сказала, что учителей не имеют права каждую неделю лишать методического дня. Счастливая Аня, что давно бросила работу. Может, и мне сдавать квартиру? Но куда деваться с Диком и Базилем зимой? Построить на даче тёплый дом? Сколько суеты и хлопот, не говоря уж о деньгах!"
Однако мысли о даче её не оставляли, и это были даже не мысли, а, скорее, видения. Весь следующий урок, у восьмого класса, она провела как бы на фоне восхитительной свободы на природе, на свежем воздухе, в новом доме. Картины были настолько яркими, что ей показалось, что она уже отдохнула.
- А мне понравился этот способ, - сообщил Максим Степашин, когда урок закончился. - Он легче прежнего.
- Да, намного легче, - согласилась Алла.
Тихая Катя Курулёва только кивнула.
- Прежний способ требовал кое-какой логики, а здесь достаточно понять, как это делается, и уже не задумываешься над решением, - объяснила учительница.
- Сразу бы и дали этот способ, - посетовал Игорь. - А то мучили нас, бедных.
- Математика служит, прежде всего, для того, чтобы учить думать, - сказала Светлана. - Не так много людей, которым она необходима для дальнейшей работы, однако те, кто дружил с ней в школе, быстрее и легче осваивают любое дело. У них особо настроено мышление. Они умеют сразу увидеть главное, разобраться, как лучше действовать, придумывают для себя собственные способы выполнения работы, этакие маленькие хитрости. Но для того, чтобы этого достигнуть, надо тренировать мозг, а тренирует его именно математика. Поэтому не ленитесь и не думайте, что это ненужный для вас предмет, раз вы хотите быть какими-нибудь менеджерами, стоматологами или кем-то ещё.
На следующем уроке у неё была замена, поэтому она не так спешила и могла пару минут поговорить с детьми, но задерживаться надолго было нельзя, ведь надо сдать ключ.
- Светик, наконец-то мы встретились! - воскликнул Жигадло, когда она поднималась по лестнице. - Ты неуловима.
- Ещё как уловима! Меня поймали и заставляют вновь выйти на замену в мой методический день.
- Утешься тем, что ты лишний раз увидишь меня. Времени нет, мне надо ещё забежать подписать документы, а то я бы такой анекдот рассказал...
- С документами лучше не задерживаться, - поспешила его отослать Света.
От перемены осталось ещё минут восемь, и она зашла в свой бывший кабинет, чтобы оставить лишние учебники. Молоденькую учительницу русского языка и литературы она почти не видела, а сейчас обратила внимание на то, что Терёшина как будто грустна и уже не светится прежним счастьем.
- Ольга Михайловна, у вас всё в порядке? - спросила она.
Девушка замялась.
- Не совсем. Не знаю, что и делать. У меня вышло недоразумение с женщиной из родительского комитета, и теперь она настраивает против меня родителей.
Светлана вспомнила прошлое родительское собрание.
- Это не та женщина, которая захотела вам помогать?
- Да, она. Как-то так странно получилось. Она заказала экскурсию в Суздаль, не договорившись со мной. Это была какая-то очень выгодная по деньгам экскурсия, но срочная. А она сказала мне в самый последний момент. Но ведь надо получить разрешение на такую поездку. Просто так детей не повезёшь. И о сопровождающих надо договориться. Времени уже не оставалось, и я сказала, что не могу везти детей. Я же ей всё подробно объяснила! А она обиделась и стала на меня жаловаться. Теперь она меня ненавидит, делает всякие гадости. Даже некоторые дети стали относиться ко мне по-другому. Не знаю, что делать. Директор недовольна, завуч - тоже.
"Пронина была права, когда подчеркнула: "ЕСЛИ будет помогать", - вспомнила Светлана. - До чего я не люблю таких общественниц! Они, конечно, помогают, но вреда от них иногда бывает гораздо больше, чем пользы. Они ведь в большинстве своём не просто так суетятся, а при этом пытаются подчинить себе классного руководителя".
- И дети плохо написали диагностическую работу, - говорила Терёшина. - Но ведь не я их учила. Я с ними всего второй месяц.
- Вы бы так и сказали, - посоветовала Света.
- Я сказала, а мне...
У неё задрожали губы, и она отвернулась. Светлана её не торопила.
- Сказали, что я сама оценила подготовку класса, как очень хорошую.
- То есть?
- Что я ставлю детям пятёрки и четвёрки. Что входной контроль они у меня написали прекрасно. А какое там "прекрасно", если мы переписывали эту работу пять раз? Я же просто хотела поощрить детей, чтобы они поверили в свои силы, чтобы им понравилось получать хорошие оценки, чтобы они стали стараться.
- Это вы делали зря. Зная, что можно получить пятёрки, ничего не делая, у вас даже умные дети перестанут учиться. И вообще, когда берёшь чужой класс, нельзя слишком завышать оценки. Конечно, за сплошные двойки вас бы тоже ругали, а с прежней учительницей вы бы могли из-за этого рассориться, но пятёрками вы навредили сами себе.
Она не стала говорить, что многие учителя, беря новый класс, сначала ставят тройки и двойки, чтобы показать, какой это был плохой класс, а потом уже переходят к четвёркам и даже пятёркам. Вот, мол, как они постарались его исправить! Это был обман, но их нельзя было в этом винить, потому что делать это заставляют нынешние правила. Если от учителя требуют, чтобы каждую четверть средняя оценка класса по его предмету была выше, чем предыдущая (а иначе он никуда не годный учитель), то бедняга вынужден ставить всё больше вымышленных хороших оценок. Хотя, если рассуждать здраво, то при таких нелепых требованиях к какому-то моменту все дети поголовно должны получать только пятёрки и на этом процесс совершенствования класса вынужден будет прекратиться. Хорошо, что учителя догадались каждый год начинать этот цикл заново, сначала чуть снижая показатели, потому что, мол, летом дети многое подзабыли, а уже потом повышая.
- Почему же мне никто этого не сказал?! - с тоской воскликнула девушка.
- Вам бы многие сказали, но ведь никто не знал, что вас нужно предупредить, - оправдывала Светлана себя и коллег.
"Как их учат в институте?" - удивилась она.
- Сейчас вам очень трудно, но соберите всё своё мужество и перетерпите. Может быть, всё уладится.
Терёшина только покачала головой.
Светлана провела замену и, обнаружив, что учительская открыта, поискала журнал какого-нибудь класса, где вела молодая учительница. Журнал седьмого "А" оказался на месте. Кого-кого, а этих детей она знала прекрасно, поэтому только вздохнула, увидев у них четвёрки, пятёрки и редкие тройки.
- Привет, Светик, - заглянула в учительскую старая учительница русского языка Сидорова.
- Здравствуйте, Ирина Сергеевна. Я узнала, что у Терёшиной проблемы.
- Ей не надо было идти в школу. Устроилась бы в детский сад, возилась бы с малышами. А школа не для её характера.
- Мне она очень нравится, - призналась Светлана. - Милая, деликатная.
- Может, она и приятный человек, но как учитель не годится. Я так и сказала директору и завучу, когда меня об этом спросили.
Это заявление словно скребком прошло по сердцу Светы. Сидорова всегда так опекала молодых учителей своего предмета, что казалась ей добрее. В её словах была большая доля истины (хотя лучше бы не ставить вот так сразу на человеке крест), но очень уж холодно и бездушно они прозвучали. Ни сожаления, ни сочувствия.
- Побегу, Ирина Сергеевна, - заторопилась её покинуть Светлана. - Надо взять ключ.
- А как тускло прошёл День учителя, - сказала Сидорова вдогонку.
Света остановилась.
- Да, словно его и не было, - согласилась она. - Только подарки.
- Да какую ерунду подарили! Сначала директор и вовсе хотела запретить принимать подарки. Что запрещать? Ежедневники учителя? Почти каждый класс дарил эти ежедневники.
Светлана уже от многих слышала сетования на скудость подарков. Но, во-первых, дарёному коню в зубы не смотрят, во-вторых, скромные подарки на День учителя ещё не означают столь же скромные подарки к Новому году, а в-третьих, у каждого педагога квартира и без того превращена в хранилище всякой ерунды, поэтому можно было бы и порадоваться тому, что не появились новые, чаще всего ненужные, вещи.
- Всё-таки приятно, когда приносишь домой полные сумки, - продолжала Сидорова. - Пусть мелочи, всякая копеечная ерунда, но создаётся праздничное настроение. И жаль, что дети уже не дают в этот день уроки и не собирают 11"у", учительский, класс.
- Да, - согласилась Света. - Иногда на таких уроках было скучно, но всё равно приятно, и создавалось ощущение настоящего праздника. А теперь День учителя проходит, как обычный школьный день. А знаете, какую замечательную открытку мне подарила девочка из восьмого класса?
- Катя Курулёва? - предположила Сидорова. - Вы ведь соседи.
- Нет, не она. Полина... Забыла фамилию. У меня то имена выскакивают из памяти, то фамилии. Маленькая открытка в форме сердечка, на ней три собаки...
- А надо было бы собаку и кота, - заметила Сидорова.
- Не всегда попадается то, что нужно. Напечатано на открытке: "С любовью". Она открывается... И знаете, что Полина мне написала? "Желаю Вам здоровья и удачи! С любовью буду я решать примеры и задачи!"
О том, что Полина написала "премеры", она умолчала.
- Хорошо, - одобрила Сидорова. - А что она приложила к открытке?
- Это же День учителя, а не общенародный праздник, - попыталась Света оправдать девочку.
При таких разговорах она нередко чувствовала неловкость, потому что как-то так получалось, что дети и родители одаривают её меньше, чем ту же Сидорову. А почему они будут её одаривать сверх положенного, если она не ставит за такие подношения неправедные оценки, а когда была классным руководителем, то не упрашивала других учителей быть снисходительней к некоторым детям? Мало кто из родителей делает дорогие личные подарки, не лелея надежды, что их сыну или дочери теперь будут делать поблажки.
Светлана получила ещё одну необычную открытку, которую отнесла домой, никому не показав. И Сидоровой знать о ней тоже не следовало. Это была самодельная открытка, для которой её создательница вырвала лист из альбома для рисования, согнула пополам и ножницами неровно закруглила углы. На лицевой стороне было цветными карандашами криво написано:
"с днём
учитит
еля!"
Внизу надписи красовался цветочек, который мог изобразить разве что пятилетний ребёнок. Зато для разворота был выбран чёрно-белый стиль, а точнее, серо-белый без всяких украшений, то есть фон был белым, а текст - серым. Здесь автор ограничился надписью, выведенный карандашом крупными неровными буквами над карандашными же линиями:
"Лучшей друг - учительнаш
Это твердо знаем
Всем при всем учителям
Мы добра жилаем
Светлане Никалаевне
От Альбине Петровой".
Как раз к этой открытке и был приложен подарок - самодельное полотенце. Оно прекрасно сочеталось с открыткой, потому что представляло собой грубо обмётанный вручную кусок белой простынной ткани.
В прежние времена Светлана с гордостью показала бы подарок некоторым учителям, потому что он был сделан от чистого сердца и слабоумная девочка из 7"а" долго над ним трудилась. Мама Светы всегда говорила, что такие подарки ценнее самых дорогостоящих покупных. Но жизнь поменялась, и Светлана опасалась, что теперь мало кто поймёт, почему она не выбросила несуразную открытку, а отнесла домой.
- Мне тоже очень хорошо написали, - сообщила Сидорова, оценив первую открытку и не подозревая о второй. - Просто замечательно! Искренне, от души. Когда я прочитала, у меня слёзы на глазах выступили.
В подобных случаях лучший способ завоевать неприязнь человека - это попросить его показать подарок. Впрочем, Ирину Сергеевну дети любили, поэтому её слова могли оказаться правдой.
- Так что не будем думать о подарках, а сосредоточимся на открытках, - закончила Светлана.
Обе рассмеялись.
- Но не забудьте, что нам выдадут крупную премию, - напомнила Сидорова. - И по секрету вам скажу, что скоро будет и вторая крупная премия.
- Про первую я знаю. А за что вторая?
- Юбилей школы. Пятьдесят пять лет.
"Что-то я сегодня расслабилась, - укоряла себя Света, сбегая по лестнице. - Как утро началось с разговоров, так они и продолжаются, только с разными людьми. В итоге, задержалась с Сидоровой и теперь несусь, как угорелая, чтобы успеть приготовиться к началу урока. Не жизнь, а сплошные гонки".
Она похвалила себя за то, что неосознанно заменила "мытарства" на "гонки". В этом уже был сдвиг в более оптимистичную сторону. Про вторую премию она предпочитала не думать, раз и навсегда выработав для себя правило никогда заранее не радоваться посулам, чтобы не огорчаться, если обещанного не дадут.
После урока в кабинете Карасёвой (который был хорош во всём кроме доски, слишком маленькой для решения длинных примеров и задач по математике), она чуть замешкалась, пытаясь получше уложить в сумку очередную пачку тетрадей для проверки, а когда закончила и принялась запирать дверь, к ней подошла учительница биологии, та самая, которая занималась в этом кабинете на прошлом уроке.
- Светлана Николаевна, не уносите ключ. У меня здесь урок.
- Так вы же здесь уже были, - удивилась Света.
- А теперь вновь здесь. Не всё же время осваивать новые места, - бодро ответила учительница.
- У вас замена или урок по расписанию?
- Урок по расписанию. Всё, как полагается.
Светлана почувствовала, что тупеет.
- Выходит, на этом уроке вы должны были уходить из кабинета, чтобы уступить его мне, а потом опять возвращаться? Почему нельзя было оставить вас на месте? Если бы я была хозяйка кабинета, то было бы понятно, что я даю уроки у себя, но я такая же перелётная птица, как и вы. Неужели мне не могли поставить тот кабинет, где сейчас были вы, а вас оставить здесь?
- Светлана Николаевна, неужели вы ещё способны чему-то удивляться? - спросила учительница биологии, и на этот раз в её голосе прозвучала усталость. - Я с этим даже не хочу подходить к Екатерине Ильиничне. Как-нибудь переживу.
- Чтобы не устраивать такую кутерьму, давайте сами подправим расписание, - предложила Света. - Негласно. Между собой. На следующей неделе не уходите отсюда, а я позанимаюсь в другом кабинете.
- Это было бы прекрасно, - оживилась учительница.
Они переправили в своих записях номера кабинетов и расстались, довольные друг другом. Учительница биологии обрадовалась, что ей три урока подряд не придётся скакать по кабинетам, а Светлане было приятно, что она доставила удовольствие коллеге.
В этот день после всех уроков Светы к ней должна была впервые придти надомница из одиннадцатого класса. Жаль, что брат и сестра не будут посещать занятия вместе, но тут уж ничего не поделаешь. Вообще-то в её "окно" к ней должна была придти та самая Альбина Петрова, которая сама сделала открытку, но девочка упорно посещала все занятия вместе со своим классом и панически боялась заниматься индивидуально. Учителя не старались вылавливать её и тащить к себе насильно, но завуч придерживалась иного мнения.
- Представляете, Светлана Николаевна, Землянская сделала мне выговор за то, что я не занималась с Петровой, - сказала Сергеева, учительница географии и классный руководитель седьмого "а" класса. А что толку заниматься с ней отдельно, если она не умеет даже читать. Но раз такие строгости, то теперь буду с ней сидеть.
- Перевели бы её в специальную школу, - ответила Светлана. - Там разработаны программы для таких, как она. Она хоть чему-нибудь бы научилась. Самой девочке было бы лучше. А здесь мы вынуждены делать вид, что она знает материал на тройку.
- В такую школу трудно пробиться, их же почти не осталось. И родители не хотят портить ей жизнь. Кое-как её будут переводить из класса в класс, а потом она сдаст два экзамена в традиционной форме, как разрешено надомникам.
- Или мы за неё сдадим, - уточнила Света.
- А как же иначе? - согласилась Сергеева. - И будет считаться, что она окончила общеобразовательную школу. Найдут ей какую-нибудь работу, где не требуется ум, а потом она выйдёт замуж, заимеет детей. А её уже сейчас тянет к мальчикам, причём очень сильно тянет. И будет считаться, что это полноценная семья, только почему-то с очередными неполноценными детьми.
- Неплохо было бы при заключении брака ввести предоставление результатов медицинского обследования, - подала идею Светлана. - Чтобы будущий муж знал о качестве будущего потомства.
- Нужные результаты купят, - возразила Марина Александровна. - А для нас главное, что её перевели на надомное обучение и можно не допускать её на диагностические работы. Хотя лучше от этого не будет. Это такой класс, что я скоро от него повешусь. Класс коррекции, а мы отвечаем за него, как за обычный класс.
- Они ничего не запоминают, - согласилась Света.
- И мы бессильны что-то сделать. Это уже патология. Но я хотела предупредить вас о Петровой. Хватайте её, сажайте рядом и давайте какое-нибудь задание, а то Алла Витальевна и на вас налетит. Я сейчас обхожу учителей и всех об этом предупреждаю.
- У меня Петрова должна была заниматься на третьем уроке, - призналась Светлана. - А я проводила замену.
- А заплатят вам за эту замену? - спросила Марина Александровна. - У вас этот час занят, и никаких замен вам ставить не должны.