Кузьмина Людмила Александровна : другие произведения.

Мы и они

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На самый сильный протест способен иногда самый слабый. В приступе крайнего отчаяния такой человек может сорваться и напасть на того, кто олицетворяет для него Зло. Тем более, если тот угрожает не ему, а близким людям, и среди них - самому дорогому существу. В стремлении защитить их, человеческая кротость может обернуться иногда звериной свирепостью, а разумность почти безумием... Потом следует расплата за это. Такая же страшная, как сам поступок.

-I-

Белым-белы твои снега, Россия!

   Как заклинание повторяла Лиля эту фразу из ночного сна. Кто произнёс её? Может, сама? С этого бы и начать самое сокровенное своё стихотворение. Какая белая, пушистая зима! Глядеть - не наглядеться...
   Прошлая ночь закончилась обвальным снегопадом. Сначала с замедленной
   театральностью парили в воздухе снежные хлопья, потом повалили часто и густо. Началась оттепель, и они стали сбиваться в липкие снежки, а те размазывались по стеклу окна. Иногда разбивались -такая вот пошла мирная зимняя бомбёжка. Сейчас - сумеречная тишь. Пора на работу. Утренний снежок уже одинаково побелил всех. Ну, сплошные Деды Морозы да Снежные Бабы. И быстроногие Снегурочки с Добрыми Молодцами.
   Но вдруг посветлело! Солнце выпуталось из темных лоскутных облаков и осветило Землю. До чего же быстро меняется всё как в природе, так и в стране. Может это свои скоростные реформы того, кто там, наверху, всем и всеми управляет? Всё может быть. Или не быть.
   Лиля оторвалась от окна. Сунула ноги в сапоги, руки в рукава шубейки, нахлобучила меховую шапку. Так кто же всё-таки она? Бывшая Снегурочка, будущая Снежная Баба, застряла на пути одной возрастной категории к другой, охладясь после горячки молодости. Ещё не успела отяжелеть, но уже утратила былую порхающую лёгкость.

Белым-белы твои снега, Россия...

   Господи, душа замирает от зимней красоты!
   Лиля медленно протаптывала тропку от дома до библиотеки - между намётанным за ночь сугробом под льдисто-блестящей коркой и забором. Этот заиндевелый забор, словно серебрянкой покрытый, весь искрился. Ну, будто бы в сказку попала! В сказочное царство-государство.
  -- Эй, тетка, чего встала? - толкнули Лилю сзади прямо в сугроб. - Дай дорогу!
   Она не обиделась. Пожалев человека, не способного проникнуться очарованием такого утра, пошла за ним след в след.
  -- С наступающим Новым годом! - поздравила его, отряхиваясь на ходу.
  -- Чего, чего? - Озадаченный человек, притормозив, обернулся. - Тебе что, делать нечего? Глазеешь по сторонам!
  -- Так ведь красиво! - виновато вздохнула Лиля. - Вы посмотрите...
   Он посмотрел, но не вокруг, а не неё и с явным интересом.
  -- И откуда такие берутся? - дрогнувшие в невольной улыбке губы его тут же поджались. - Ходят всякие! - И заспешил по своим делам с невнятным ворчанием.
   Нет, он не испортил ей настроения. Ну да, вот такая она, лирик-романтик предбальзаковских лет, уже слегка приземлённый.
   Сегодняшнее состояние какой-то почти девичьей восторженности поддерживала в ней весточка от сына. Всего несколько строк, а какая в них скрытая нежность! "Мамочка, всё хорошо, за меня не беспокойся". Это в Чечне-то хорошо? Там же воюют! Но её мальчик становится мужчиной. В армии, да ещё на войне, они быстро мужают и уже не ищут утешения у матерей, сами утешают их.
   Её ответное письмо сыну тоже будет бодрым, потому что нельзя тревожить его там, в самом пекле. Вот про зиму напишет обязательно.

Белым-белы твои снега, Россия!

  -- Что с тобой, голубушка? - встретила Лилю заведующая библиотекой Ксения Степановна, поглядывая при этом на любимицу кошку, которая с урчанием лакомилась рыбьим хвостом, которым угостила ее Лиля, захватив из дома. - Чему ты улыбаешься?
  -- Да так, - смутилась та под взыскующим взглядом старшей подруги. - Зима вот...
  -- Вот именно, - плотнее укуталась в шаль Ксения Степановна. - На работе холодина, дома тоже, за что только платим?
  -- А я газ у себя жгу, - доверительно поделилась с ней Лиля. - Он же дешевле электричества.
  -- Газ кислород поглощает, а у меня астма, - закашлялась Ксения Степановна.
  -- Может, тебе все-таки обогреватель купить, знаешь, такой закрытый...
  -- А на что? На нашу библиотечную зарплату? У бывшего муженька денег не беру, как тебе известно. Хорошо хоть Диана меня здесь греет. Кис-кис, иди ко мне!
   С утра в библиотеку зашел только один читатель. И он бесцеремонно вмешался в их разговор.
  -- Зарплату вам скоро прибавят.
   Типичный студентик, утомлённый компьютером во время ночного бдения. На бледном лице контрастно-розовый простудный нос, природой задранный кверху; под черной вязаной шапочкой мочки ушей, тоже розовые.
   Курносик шмыгнул и добавил специально, чтобы утешить Ксению Степановну:
  -- Сам по телеку слышал.
   Но это возымело обратный эффект на неё, замороченную бытовыми трудностями, да ещё в вечном расстройстве из-за непредсказуемой дочери.
  -- Ну да, педагогам вон уже прибавили. На бумаге! После перерасчёта получилось даже меньше, чем было. Это кто же так считает?
   Студентик понимающе хмыкнул.
  -- Настоящий профи. Меня тоже учат этому, только ничего у них не получится.
   Ксения Степановна прищурилась под очками с вызовом.
  -- Неспособный, что ли?
  -- Я способный, только мне старших жалко.
  -- Себя пожалей, - буркнула Ксения Степановна, однако заметно помягчала от его полудетской непосредственности, которой лишена была её дочь. - Бесплатный проезд у вас отобрали, так ведь?
  -- А мы зайчиками. Всё равно своё возьмем у государства, потому что действие равно противодействию.
   Прислушиваясь к ним, Лиля рассмеялась.
  -- Ну, видите, всегда же можно выход найти.
  -- Ты у нас известная оптимистка, - проворчала Ксения Степановна, - всё у тебя всегда хорошо.
   Лилина улыбка сменилась озабоченной гримаской. Пригорюнилась Лиля.
  -- Не всё, ох, не всё. Вот сантехника замучила. Новая, ведь, а краны текут: то один, то другой. Но слесарям-то приплачивать надо. Раньше муж ремонтировал, теперь некому. Муж умер, сын в армии...
  -- А где служит ваш сын? - заинтересовался студентик, сочувствуя ей.
  -- В горячей точке сын у неё, - за Лилю ответила Ксения Степановна. - Тебе вот повезло, ты учишься, а он...
  -- Знаете что? - прервал её студентик, - а давайте-ка мы над вами шефство возьмём? Я и мой друг. Будем помогать вам дома, уж краны-то чинить умеем.
   Лиля расчувствовалась, а Ксения Степановна, обозревавшая его с недоверчивым любопытством, хмыкнула.
  -- Тебя звать-то как, юноша?
  -- Ну, Антон я, Антон Гусев...
  -- А ты, Антон, уж не потомок ли тимуровцев? Были когда-то такие, да перевелись.
  -- Значит, не все перевелись, - засмеялся Антон. - Мы с другом бывшие пионеры, бывшие комсомольцы...
  -- Нынешние коммунисты, - продолжила за него Ксения Степановна, пальцем поправляя над носом дужку перекосившихся очков.
   Но Антон с ней не согласился.
  -- Нет, мы сами по себе. Пока не разберёмся, что к чему, и кто есть ху.
  -- Только не выражаться. - Ксения Степановна строго посмотрела на него, потом заглянула в его формуляр. - Что же ты, Антон, вроде бы умный юноша, а детективами увлекаешься?
  -- Ну и что? - вскинулся Антон. - Люблю легкое чтиво! Потому что отвлекает и развлекает.
  -- Серьёзного-то им, небось, в институте хватает, - поддержала его Лиля.
   Благодарный ей, он всё же сказал - для Ксении Степановны.
  -- Классику я уважаю.
  -- А знаешь что, Антон, - ухватилась за это Лиля, - помог бы ты нам читательскую конференцию провести.
   Ксения Степановна обрадовалась.
  -- Вот-вот, станешь нашим домашним и библиотечным тимуровцем. Сумеешь ли? - прищурилась она. - Тема такая: детективы и классика.
  -- Легко! - заверил он её. - Весь курс наш приведу. Может, к тому времени в библиотеке нормально топить будут? - саркастическая усмешка Ксении Степановны его не остановила, он продолжил в том же духе: - И ремонт сделают, все-таки очаг культуры.
  -- Денег на нас нет, - поделилась с ним Лиля. - Вот прислали из Москвы молодого и энергичного, чтобы за культуру и спорт отвечал, а он только спорт признаёт, этот Иосиф Григорьевич.
  -- Вы про Святого Иосифа? Так он же наш выпускник, здесь жил, теперь в Москву переехал. В общем, свой человек.
  -- А почему святой? - удивилась Лиля.
  -- Ну, так его у нас прозвали, - замялся Антон. - Был атеистом, стал верующим. Он спортсмен, потому и спорт поддерживает. Был, по крайней мере.
  -- Может, насчет культуры, тоже был? - подхватила Ксения Степановна болезненную для нее тему. - У нас на читателей штукатурка сыплется с потолка!
   Вверенное ей библиотечное хозяйство разрушалось, и это беспокоило её больше, чем запущенная квартира. Там хозяйничала дочь, вернее, просто ничего не делала, с чем пришлось смириться. А здесь за всё про всё отвечала она, заведующая. На работе целыми днями, дома только ночует. Забьётся в холодную постель, чуть согреется и уснёт в обнимку с книгой о тургеневских девушках, таких женственно-мужественных, которые не пьют, не курят и не матерятся. Достойные люди в достойной жизни. Куда они подевались? Однако же, есть ещё такие, как этот Антон...
   А он всё не уходил. Переминался с ноги на ногу, теребил мочки ушей, сморкался, и наконец, отважился.
  -- Знаете, в нашей вузовской читалке игральные автоматы поставили. Теперь к лекциям в общаге готовимся, в комнате на пятерых! Ну, они доиграются...
   После чего он решительно вынул из нагрудного кармана утеплённой куртки вчетверо сложенный газетный листок, развернул его.
  -- Только не про политику, - взмолилась Лиля. - Меня с ней уже мои московские друзья затерорризировали!
  -- Молчи, аполитичная, - осадила её Ксения Степановна, пользуясь положением старшей, как по возрасту, так и по должности. - Слушаем тебя, Антон, пока читатели не набежали.
  -- "За достойную жизнь", экономист Глазьев. Июль этого года.
   "Опять июль", - подумалось Лиле. Вспомнились летние митинги, куда посылали её неугомонные друзья, которым нужна была она, как "беспристрастный свидетель происходящего, не участник, а очевидец".
  -- Я выборочно, - Антон заторопился.
  
   "... Отменяются законодательно установленные механизмы определённого прожиточного минимума...
   Это означает закрепление крайне низкого уровня заработной платы... То же касается и уровня пенсий, величина которых привязана к уровню зарплаты... Между тем, источники финансирования социальных обязательств и гарантий имеются. Только сверхприбыль от использования принадлежащих государству недр и других природных ресурсов составляет более полтора триллиона рублей ежегодно, растекаясь по карманам олигархов и коррумпированных чиновников...".
  
  -- Но ведь базовую пенсию с нового года повысят, - вставила Лиля, которая и обсуждать-то сначала ничего не хотела, а вот втянулась.
   И тут горьким смехом разразилась Ксения Степановна.
  -- Как же! Добавят сотню или две. Новогодний подарочек бедным от богатых. А квартплату повысят! И за проезд! В общем, профи считают.
  -- Знаете что? - Антон раскраснелся. Теперь всё лицо его пылало. Содрав с головы шапочку, которая плотно её обтягивала, сорвался на хриплый вскрик - совсем как у молодого неопытного петушка: - Если так дальше пойдёт, половина России вымрет!
  -- Тише, ты! - Ксения Степановна первая уловила скрип входной двери и осторожные шаги - это всегда предшествовало появлению завсегдатая библиотеки, бдительного старичка, называвшего себя - просто Спиридоныч. Повысив голос, она пожелала Антону сдать сессию благополучно. А старичок уже издали кивал обеим женщинам, как будто в упор не видя Антона, который никак не мог, или не хотел, остановиться:
  -- А наш стабилизационный фонд? Поддерживает нефтедолларами американцев!
  -- Все, юноша, нам работать надо! - взмахнув руками под шалью с кистями, как наседка крыльями, Ксения Степановна с несвойственной ей живостью сорвалась с насиженного места и, заслоняя собой Антона, стала вытеснять его из библиотеки. - Про головной убор не забудь, на улице мороз!
   В дверях он все же не удержался от мальчишеской бравады:
  -- Так что читаем мы не только детективы.
   И нахально подмигнул ей, как сообщнице.
  

- II -

   Да... Так вот, те самые роковые, но, слава Богу, не боевые июль-август. Обезьяний год с его ужимками и прыжками. До воинственного петушиного ещё далеко. Ах, какой солнечный выдался июль после дождливого июня в год Обезьяны! Живи да радуйся. Ан, нет. Какая уж тут радость, если сверху вниз спускают Закон N 122. Монетизация льгот. Льготы отберут, деньги дадут. Конечно же, крохи. Те, кто наверху всегда обманывали тех, кто ниже, и тут обманут. Даже посчитали льготников неправильно, наверняка с умышленным занижением. Как всегда, реформы будут проводить за счёт самых бедных и беззащитных. Такая вот вертикаль власти!
   Людской водоворот протестующих не втянул в себя только таких, как миротворица Лиля. Во-первых, считала, что при нынешнем капитализме, как и при прошлом социализме, общая линия верна, а частности исправимы - нельзя же сразу всё учесть. Надо потерпеть. Да и далека она была от всего этого. Литературные герои были ей ближе и понятнее современников, которые менялись буквально на глазах, занятые только каждодневным, сиюминутным. А её интересовали вечные истины в книгах.
   Лиля наслаждалась той долгой золотой осенью, похожей на благодатное бабье лето. Но осень резко перешла в зиму, за одну только ночь. И любимая берёза, вся в яркой желтизне, наконец-то дотянувшаяся до шестого Лилиного этажа, сразу побурела, а к утру забросала балкон мёртвыми листьями. Оголённое ночным ураганом дерево зябко жалось ветками к дому, поближе к человеческому теплу. А когда темное небо раскололось, и в эту трещину обрушился снег, да такой, что облепил берёзу - всю, от макушки до основания, застыла в безболевой анестезии. Погрузилась в сладостный сон, определённый природой. И Лиля позавидовала дереву. Вот бы тоже заснуть до весны! Чтобы не переживать за людей с их страстями, до кипения перегретыми реформами. Отключиться напрочь.
   Ну, о чём она? У неё выходной. Можно понежиться с книжкой на тахте под пледом. Погрузиться в чью-то счастливую жизнь, не похожую на сегодняшнюю. Имеет право хоть на это? Но только прилегла, как затрезвонил телефон. Пронзительный, словно сигнал бедствия, телефонный призыв мигом поднял Лилю с тахты.
  -- Лилок, это Ирэн! Мой вступил в компартию, представляешь? Повлияй на него! Их даже в Госдуму не пустили...
   Мой, конечно же, муж. Он позвонил следом за ней.
  -- Лилок, это Олег! Моя вступила в Союз Правых Сил, представляешь? Повлияй на неё!
   Их даже в Госдуму не пустили...
   Моя, конечно же, жена.
   Господи, как устала она от своих политически озабоченных друзей! Были нормальные люди, а стали...
   Ведь до сих пор действуют синхронно. И слова почти одинаковые, а вот мысли уже разные. Доперестраивались! Неймется при таком-то их достатке. Вот решили спасать Россию. Ну, какие из них народные защитники?
   Лиля познакомилась с ними давно, до перестройки, на читательской конференции, куда принесла свои стихи. Олег тогда сборник стихов издал, Ирэн расхвалила их в журнальной статье. Взаимополезное семейное содружество было. А теперь что? Перестроечная волна подхватила обоих, понесла, однако прибила к разным берегам. И оба мечтают втянуть общую подругу в политику с этими летними митингами... Называют беспристрастной свидетельницей, не участницей. Должна описывать, что происходит. Ну почему она? Вот студент Антон бы уж описал. Правда, наверное, с пристрастием.
   Обречённо вздохнув, Лиля отодвинула книжку о чьей-то счастливой жизни и стала восстанавливать в памяти нашу несчастливую и не свою. Напишет для друзей одно и то же в двух экземплярах. Интересно, как они эти одинаковые записи будут использовать? В разных газетах противоположной направленности. Смешно до слёз... Ладно, она выполнит возложенный на неё долг, если уж такова плата за дружбу.
  
   2 июля 2004 года. Полдень. Митинг напротив Большого Театра. Митингуют, в основном, коммунисты. Делегаты из других городов среднего возраста, есть молодые. Свирепствует солнце, люди потеют. Не расходятся, хотя Зюганов со своей командой выступил здесь ещё утром и теперь заседает в Думе, где идёт голосование по отмене льгот.
   Площадь забита милицейскими машинами, "неотложками" и автобусами с зашторенными окнами.
   Тройное оцепление из солдат в черной форме. У них, таких юных, совсем мальчишек, растерянность в глазах, губы кривятся. Старики стыдят их, норовят достать кулаками, а солдаты терпят, огрызаться не решаются. И отступать нельзя им, принявшим присягу. Когда кто-то из них всё-таки отталкивает разъярённого старика, между ними и митингующими встают юнцы из Авангарда красной молодёжи. Юнцов тут же хватают, заталкивают в автобус и куда-то увозят, чем еще больше возбуждают старших. Угрозы, проклятья. Того и гляди, кто-нибудь свалится от инфаркта. Но нет, как-то держатся - на одной, видно, злобной обиде. Потом будут лекарствами спасаться, если, конечно, выживут по дороге домой. А девчонка под красным знаменем уже сейчас не выдерживает. Падает в обморок.
   Дальше - явление Жириновского. С телохранителями и под зонтиком. Он вызывает новый приступ ярости у митингующих.
   - Предатель! Иуда!
   А Жириновский ведет себя как главный театральный герой перед зрителями. Играет, где-то переигрывает. Кивает, смеется, чуть ли не воздушные поцелуи посылает. И кричит:
   - Мы не козлы! Я за вас голосовал, против отмены льгот!
   Жириновский только что из Думы. И он не обманывает: действительно так проголосовал сам, но своих депутатов предварительно разделил пополам, чтобы одни были "за", другие "против". С учетом разных пристрастий своих избирателей. Он в досаде на лимоновцев. Они как-то проникли в тщательно охраняемую Думу и забросали голосующих листовками, где обозвали козлами. Вот он и тщится перекричать стариков:
   - Мы не козлы!
   Толпа наступает, телохранители его заслоняют, отбиваются зонтиками. Кульки с ягодой митингующих, как снаряды, попадают в цель. Черничными пятнами метят его свиту и заставляют бежать под поднятыми бело-голубыми знаменами.
   Толпа ликует, солидаризируясь в хоре:
   Вставай, страна огромная,
   Вставай на смертный бой!
   А издали ее благословляет женщина в черном, с иконой.
  
   2 июля 2004. В тот же полдень. Мини-митинг на Тверской, вблизи от макси-митинга. Представляются отколовшимися от зюгановцев симигинцами.
   Сплошные бабушки с какими-то одинаковыми безлично-смиренными лицами замученные жарой, на обидные реплики прохожих не откликаются. Руководит ими суетливый мужичок с мегафоном:
   - Раз, два! Долой Зюганова!
   Бабушки послушно голосят:
   - Долой Зюганова!
   - Раз, два! Долой льготы!
   -Долой льготы!
   Знамена у них красные, молоткасто-серпастые, плакаты разные, даже почему-то "За Единую Россию!".
  

- III-

  
  
   Ну и время выпало целому поколению! Реформа за реформой. Перестройка, гласность... Что еще там? Непредсказуемое будущее. А настоящее, вот оно: в магазинах пусто, на улицах густо. Полуголодный народ без пенсий и зарплат бурлит, откуда только силы берутся. И митингует, митингует. Вот уж верно про процесс, который пошёл. Куда только заведет?
   Жить трудно, однако интересно. Даже далекой от всего этого Лиле, которой друзья навязали несвойственную ей роль - свидетельницы переломной эпохи. Время меняется, и люди меняются. А она оставалась прежней - мирной обывательницей, правда, сочувствующей этому времени и этим людям. Всё, что видела, слышала и прочувствовала на митингах, записывала для друзей.
  
   29 июля 2004. 14-16 ч. Митинг на площади Революции.
   Митингуют чернобольцы, ветераны войны и труда, офицеры из своего Союза, инвалиды, делегаты от науки и медицины. К подписным листам против отмены льгот выстраиваются очереди. Подключен профсоюз, прибывают представители регионов, даже из Украины приехали. Студентов из Тулы с их флагами милиция задержала под предлогом, что они вооружены. Оружия у них не было, и под напором толпы их пропустили на митинг. Много плакатов и призывов. Самый главный: "Позор "Единой России!".
   Первым выступает Шейнин из фракции "Родина" с призывом всем сплотиться. После выступлений люди долго не расходятся.
   Явление Жириновского. Под зонтиком, с телохранителями.
   В него мечут пустые пластиковые бутылки из-под пива, а он веселится. Разбрасывает деньги, довольный, что из-за них - куча мала. Кто-то хватает эти деньги, а кто-то стыдит тех, кто хватает.
   Женщина с иконой издали благословляет митингующих.
  
   2 августа 2004. Утро, полдень. Митинг у Большого театра.
   Закрытая в июле площадь, теперь открыта для проезжающего по ней транспорта. Оцепление не тройное, а в один ряд. Но в нем - с дубинками и в бронежилетах. По совпадению сегодня праздник у десантников, с которыми лучше не связываться: прохожие от них прячутся, милиция обходит стороной.
   Так что следить за порядком ей приходиться по всей Москве.
   На митинге пламенные призывы, возмущенные реплики, скандирование:
  -- Долой Думу! Долой правительство! Даешь революцию!
   На самодельном плакате профсоюзный лидер длинным языком вылизывает пышный розовый зад с надписью "Президентская администрация".
   Все старики перевозбуждены, бабушки агрессивнее дедушек. Юнцы из Авангарда красной молодежи, молодые коммунисты забрасывают горящими петардами машины, звучат одиночные выстрелы. Подтягивается спецназ. Старики стыдят омоновцев, лезут в драку. Коммунистке в неразберихе порезали руку, хлещет кровь. Рану ей зажимает девушка в милицейской форме, взывая к "Скорой помощи", которой нет. Молодого солдата из оцепления донимает какая-то бабка:
  -- Позор! Как ты можешь выступать против народа?
   Смаргивая слезы, солдат срывается в истерику:
  -- Мы - российское мясо! Куда поставят, там и стоим, что прикажут, то и делаем!
   Сердобольный дед утешает его и осуждает бабку:
  -- Люди, одумайтесь! Это же ваши внуки, они же под присягой!
   Обстановка накаляется. Митингующие спорят между собой.
   Явление Жириновского. С зонтиком и телохранителями. В сопровождении свиты возник как черт из табакерки из выхода подземки. Реют бело-голубые их знамена. Он от души развлекается. Водит беснующуюся толпу за собой, перемещаясь с места на место. И наступает перелом: гнев толпы сменяется почти что на восхищение. Он смеется, и люди тоже, хотя только что проклинали его в праведном гневе. А теперь, покорённые актерским талантом, даже целлофановые мешочки с землей из-под недавно здесь же высаженных каштанов, мечут в него с веселым азартом. Актер и зрители довольны. Сливаются в едином порыве. Он удаляется в подземку, обсыпанный землей, но с видом победителя. Да он и есть победитель - подчинил себе толпу. Такая вот обоюдная разрядка после напряжения. И только школьники со студентами рядом со своей походной палаткой по-прежнему не по-детски серьезны. Они намерены дневать и ночевать здесь в знак протеста против отмены льгот.
   Женщина в черном с иконой издали благословляет митингующих.
  
   Июльско-августовские газеты изощряются. Одни криком кричат, другие нашептывают, и каждая свое. Сарказм с рекомендациями как охранять депутатов Госдумы от народа.
   "Новая газета" N50, 2004.
      -- Установка вокруг здания Госдумы противотанковых ежей и бетонных надолбов.
      -- Опоясывание здания по периметру заграждением из колючей проволоки с одновременным созданием контрольно-следовой полосы...
      -- Отселение жителей из окрестных домов по Тверской улице и Большой Дмитровке и заселение их депутатами (при одновременном прорытии спецтоннелей из подъездов домов в здание Госдумы).
   "Если же интерес возрастет еще, можно объявить конкурс на проект многоэтажного бункера для Госдумы под нынешним зданием Думы." (Андрей Липецкий).
   И все это:
   "В связи с посланием депутатам из аппарата Госдумы насчет: бронированных решеток, новой системы наружного наблюдения, оборудованию окон первого этажа "антивандальной, ударной пленкой, способной выдерживать значительное внешнее воздействие, а также модернизацию системы охранного телевидения, что позволит в любое время суток, независимо от погодных условий, обеспечивать "качественную картинку" по всему периметру территории, прилегающей к зданию Госдумы".
  
   Московские друзья Ирэн и Олег резвились: "Наша Дума - бункер демократии, отгороженной от народа". Ну да, отгородились и поспешно приняли антинародный закон о монетизации льгот N122. А тут уж многим стало не до смеха. Кто виноват - на митингах определили, но вот что при этом делать - неизвестно.
  

- IV -

  
   Теперь Лиля часто бесцельно бродила по квартире, где осталась одна. Комната мужа... Выключенные сразу же после его смерти мини-холодильник, старенький черно-белый телевизор и древний обогреватель должны были умереть вместе с ним. Но нет! И без электрической подпитки они оживали всякий раз, когда она приходила сюда. Вопреки законам природы и здравому смыслу. Оживали! Впрочем, со здравым смыслом у нее всегда были проблемы, как уверял муж. А уж теперь, без него... Наедине с этими бытовыми приборами, погружаясь в прошлое, она давала волю своему воображению. В них вселяется мятежный дух мужа! Рвется домой! К ней, жене, ставшей вдовой...
   Ну почему же сейчас бытовая техника безмолвна? Ни шороха, ни звука. Да и вся квартира погружена в плотную тишину. Сама комната ярко освещена люстрой, но по углам почему-то сгущаются тени - тоже вопреки здравому смыслу... И на Лилю наваливается одиночество, вдавливает в кресло. Его кресло! Здесь он уединялся перед телевизором у обогревателя и закусывал ежевечерний вермут капустой, которую сам квасил. Отгородившись от нее, жены, закрытой дверью. Но как же тут тихо и пусто без него... Мертвая тишина.
   И вдруг! Загремели выстрелы за окном, ударили по нервам так, что Лиля выскочила из кресла. Ну, словно пробка из бутылки - много их, пустых, оставалось тогда после мужа...
   Задыхаясь от волнения, она ткнулась взмокшим лбом в оконное стекло, разукрашенное снизу морозными узорами. И только тут осознала, что сын, ее мальчик, далеко отсюда, и потому выстрелы здесь ему не страшны. Шурик-младший в Чечне. Вот там стреляют! А за ее окном салютуют, чтобы отпраздновать Новый год. Господи, да ведь он уже наступает! Расцвеченное всполохами небо теснит темноту. Букеты из серебристых диковинных цветов сверкают и гаснут. Ослепительные звездочки пульсируют, рассыпаясь малиновыми, зелеными, оранжевыми искрами. Завораживающее зрелище! И каждый праздничный залп сопровождается восторженным воплем соседей, собравшихся у дома, чтобы всем вместе попраздновать.
   Раньше Новый год был самым любимым ее праздником. Елку они обряжали втроем. Золотистую мишуру, разноцветные бусы, блестящую звезду на макушку доставал из коробки и подавал им сын, Шурик-младший. А его отец, ее муж Шурик-старший называл это коронацией елки на царство. Недолго, всего какую-то неделю царствовала в доме новогодняя елка, зато сколько радости приносила! Да, всё это было. Было, но прошло. И нет больше рядом ни мужа, ни сына. Елки тоже нет. Зачем она ей без них?
   Лиля опять опустилась в кресло. Надо, наконец, научиться жить одной. Проглотив комок в горле, крепясь, чтобы не разрыдаться, она прислушалась. И услышала то, что хотела услышать - позывные мужа. По крайней мере, так она считала. В комнатной тиши закряхтел пустой холодильник, забормотал обогреватель, содрогнулся телевизор. Опять ожили! Не иначе, как муж знак подает, чтобы утешить. Они вместе, как в самые счастливые их годы, бытовые приборы напоминают об этом.
   Она поднялась, чтобы обойти комнату и погладить каждый.
  -- Здравствуй, Саша! Как ты там без меня? Мне тут без тебя плохо... Ладно, не буду огорчать. Обещаю жить настоящим и будущим - не для себя, ради нашего сына. А прошлое... надо вспоминать только хорошее.
   И тут же вспомнилось плохое. Муж сам погубил себя! Она не смогла, не сумела спасти его. Проклятая тяга к спиртному оказалась сильнее любимой и любящей жены. В последнее время он всё чаще закрывался в своей комнате, чтобы пить без ее досмотра. Вот и допился.
   Нестерпимые воспоминания! Потом, уже после мужа, она сделала открытие, как смягчить и облегчить их. Джин с тоником... Вот и сегодня по случаю праздника в одиночку запаслась двумя жестяными банками. Выпить на праздник сам Бог велел. Впрочем, ни в Бога, ни в черта Лиля не верила. Ну кто ж тогда оживлял бытовые приборы в комнате мужа? Свято верила она только в совесть человеческую. В ту, которая не дает слабостям одолеть человека. А вот мужа они одолели. Силен был физически, да слаб морально. Как он страдал от малейшей несправедливости! Тонкокожий родился. От других, с толстой кожей, все отскакивало, а у него пробивалось внутрь и там копилось, распирало изнутри. Непосильная тяжесть бытия! А как облегчить ее? Конечно, традиционным российским способом: выпить.
   Не один он, многие пользуются этим. Тоже пьют, но ведь не спиваются. И живут. А он умер...
   Словно сочувствуя Лиле, тяжко вздохнул выключенный телевизор. Или ей показалось? Она схватила жестянку и быстро откупорила. Вскипевший пеной джин с тоником оросил стянутое страданием лицо. Утираться не стала, шагнула к телевизору, чтобы чокнуться.
  -- С Новым годом! За упокой твоей души, Саша, и во здравие нашего сына. Знаешь, он фотокарточку прислал. Возмужал, очень на тебя похож. И такой же впечатлительный, боюсь я за него...
   В лихорадочном нетерпении Лиля высосала через соломинку содержимое жестянки. С непривычки хмель быстро ударил в голову. Раньше-то, в компаниях с мужем, больше рюмки не выпивала. Но сейчас нуждалась в расслаблении. И оно пришло, напряжение отпустило. Мышцы лица размягчились, рот больше не сводило в судороге, вообще полегчало. Желанный покой снизошел на нее.
   И очередное погружение в прошлое не было очень болезненным - подействовал алкогольный наркоз. Ну и почему так напугала ее сантехника после похорон мужа, вся, как есть вышла тогда из строя. Батареи остыли, краны потекли, лампочки перегорели. Так ведь это объяснимо: подвластные хозяину вещи отказывались работать без него. Помог сын, всё заменил и отладил. Сантехника подчинилась его золотым, как у отца рукам, признала нового хозяина. Господи! Как укол в сердце: в этих руках теперь оружие. Он должен стрелять, может быть даже убивать кого-то, чтобы не убили его... Там же, в Чечне, война! Почему, ну почему людям не живется мирно?!
   Переживая за сына, Лиля втайне гордилась им. Настоящий мужчина вырос. Защитник ей и Отечеству. На прощание ободрял ее:
  -- Не плачь, мама, Чечня так Чечня. Кого-то же должны были туда посылать, так почему не меня?
  -- Но у тебя отсрочка, сынок...
  -- Не стану я прикрываться отсрочкой. Стыдно это, совесть надо иметь.
  -- Сынок, но там ведь убивают!
  -- Может, и не убьют, ты жди меня, мама.
   Вот таким совестливым они с мужем его вырастили. Гены отца с обостренным чувством справедливости достались ему. Мог отсидеться дома. Но не захотел. Подумать только, других призывников по всему городу отлавливали, а он сам в военкомат пошел. То-то там удивились. И обрадовались, а на радостях в самую "горячую точку" отправили. Она бы сама туда поехала, себя вместо сына под пули подставила, но кому нужна там? Жди его тут, считай деньки. Пусть вернется живым-невредимым! Если мысли действительно материальны, притягивают как зло, так и добро, следует думать только о хорошем. Ни в коем случае о плохом. Судьба должна пощадить ее мальчика...
   А мысли так и скачут в хмельной голове. Воистину: "Мои мысли - мои скакуны". Что только не поют на эстраде! Кажется, попсой это называется. А ведь есть настоящие песни, с чувством, со смыслом.
   Словно по заказу соседи наверху затянули:
   Ямщик, не гони лошадей!
   Мне некуда больше спешить,
   Мне некого больше любить...
   Песня пробивалась к Лиле через потолок, и это был тот редкий случай, когда не ругаешь, а благодаришь вороватых строителей за такую слышимость.
   Ямщик, не гони лошадей!
   Но песня оборвалась, и люстра над Лилей закачалась от дробного топота верхних соседей, чей пол - ее потолок. Засиделись, пора подвигаться. Да еще как! Слишком и чересчур - таково уж, видно, свойство широкой русской натуры. Путь веселятся. Самовыражаются в неистовой пляске.
   На нее опять нахлынули мысли о сыне. Как он там? Пусть не обласкан, так хоть сыт ли, согрет ли? Должен был получить посылку с поздравлением.
   Лиля вытянула из стопки старых газет одну, чтобы тоже как-то отвлечься и развлечься. Но наткнулась совсем на другое с заголовком "Военных грабят, а все молчат". И уже не могла оторваться от текста.
  
   Газета "Правда" N83. 29 июля 2004.
   Зампредседателя Комитета Госдумы по безопасности Виктор Илюхин.
   "Правительство до сих пор не рассчиталось с военнослужащими, сотрудниками МВД РФ по различным компенсационным выплатам в восстановление конституционного порядка в зоне ингушско-осетинского конфликта 1994 года, а потом и в Чеченской республике. Задолженности составляют более 10 млрд. рублей. Верх цинизма и надругательства над военными -- предложение президента лишить их жилищных прав через ипотеку. Такого не было ни в Российской империи, ни в Советском Союзе. Защитник Отечества всегда находился на полном содержании государства. Жилищная ипотека для военнослужащих при их мизерном денежном содержании станет удавкой на всю жизнь. Предлагаемых ежегодных государственных взносов в размере 30 тыс. рублей на жилье не хватит и на однокомнатную квартиру... Правительственные законопроекты отбирают у военных компенсации по продовольственному пайку, что приведет к снижению должностных окладов более чем на 600 рублей в месяц. Уменьшит семейный бюджет защитников Отечества...".
  
   Лиля была обескуражена. Почему так поступает правительство? И почему они терпят, наши защитники, такое к себе отношение? Где им Отечество защищать, если себя не могут защитить? Подумала и сразу испугалась таких мыслей. Им что же, против государства выступать? Они ведь присягу принимали на верность ему. Их вооружили. Что тут, не дай Бог, начнется! Вооруженный конфликт? Гражданская война? Только не это! Тогда что, мирные переговоры? А если никого не захотят слушать, так же как летних митингующих? Думать дальше было просто страшно.
   Вскрыв новую банку джина с тоником, Лиля так и присосалась к ней. Надо успокоиться. Что уж тут волноваться? Ее мальчика это не касается. Жилье у него есть, приватизированное, кстати, где он - хозяин. А деньги, ну да, мало их. Так ведь им вдвоем и не надо много. Всегда жили от зарплаты до зарплаты. Правда, теперь и той на одну не хватает... Ничего, люди вон сразу на трех работах заработать стараются. А как люди, так и они с сыном. Оба здоровые, работящие.
   И тут же Лиля устыдилась. Значит, вот такая она: только о себе, только для себя, вернее для своего мальчика. А что же делать другим? Старым, больным да немощным. По ним реформа сильнее всего ударила. И сын, когда вернется из армии, переживать будет. Он же весь в отца, который сначала о других, потом о себе думал. Вот душой-то и надорвался...
   Посмотрел бы сейчас на нее, захмелевшую, небось глазам бы своим не поверил. А, может, видит? Тогда сочувствует или осуждает? Скорее всего поражается. Ярая сторонница трезвости тянет алкогольную смесь из банки через соломинку. Та еще картинка!
   Наверху опять запели. Но уже что-то современное, дерганное, с бесконечными повторами. И это в стране с великой культурой! Увы, в прошлом. Создали бы партию по защите культуры. А то насоздавали всяких-разных, и все они деградации общества никак не препятствуют. Может быть, даже усугубляют положение.
   Верный симптом того - телезомбированые зрители. Смеются над тем, над чем плакать бы надо. Юмор-то совсем измельчал и опошлился. Создали вот партию пива. А на телеэкране и без нее только и пьют это самое пиво. Всех сортов! Следом всё население, от детей до старцев впадает в массовый гипноз вечной пивной жажды. Или моды? Бомжи не успевают пустые бутылки собирать, сбиваются в бригады-стаи бездомных, чтобы конкурировать с домашними нищими...
   "Что это я?" - спохватилась Лиля. Ворчуньей стала! А надо думать о хорошем, раз мысли материальны. Во всем, даже очень плохом, отыскать можно что-нибудь хорошее, пусть хоть чуть-чуть. На плохом не зацикливаться. И хватит жалеть себя! Одинокая, несчастная... Вовсе нет. Не каждой такое счастье выпадает, как ей. Десять лет душа в душу с мужем прожили. Пока он к выпивке не пристрастился. А какого сына вырастили? Лучшего из самых хороших! И надо жить. Не выживать, а жить. Тогда полумертвая душа воспрянет. Не навсегда же она похоронила половинку души вместе с мужем? Вот с первого дня нового года и начнется новая жизнь.
   Прежде всего, следует заняться собой, начать с внешности. А то совсем себя запустила, ни косметики, ни прически, из серого костюма не вылезает. От этой сплошной серятины затосковать можно. Все, хватит!
   Лиля распахнула створки старого шифоньера с зеркалом внутри. Господи, на кого похожа! Не такой ее видел муж. Ему нравилось, когда на нее заглядывались, красивую и нарядную, уверенную в себе.
   Распустив небрежный узел волос на затылке, Лиля тряхнула ими, и они прежней мягкой волной опустились на плечи. Подчернила брови, подкрасила губы, сама себе улыбнулась в зеркале. Вот такой она будет всегда. Долой халат! Где самое нарядное платье?
   Включенный телевизор сразу выдал подходящую веселую музыку. И Лиля закружилась под нее в одиночном танце. Но зазвонил телефон, пришлось взять трубку.
  -- Ой, Ксенюшка? С Новым годом! Одна ты? Я тоже. И никто не мешает нам быть счастливыми. А дочку твою мы из дискотечного загула вытащим, пусть читательские конференции у нас проводит. Что я делаю сейчас? Танцую! Что? Я сумасшедшая? Так желаю и тебе такого сумасшествия!
   За эту новогоднюю ночь Лиля перегладила все свои заброшенные наряды из шифоньера, примеряя перед зеркалом поочередно каждый. Начнет теперь менять платья. Киснуть себе больше не позволит. Покривлялся Год Обезьяны, и хватит. Начинается многоцветный и голосистый Год Петуха.
   ... До утра вспыхивал праздничный фейерверк за окном, и Лиля любовалась им. Не все и не совсем, значит, погрузились в уныние. Столько всего люди одолели! Переживут и эту напасть - реформу по отмене льгот. Всё образуется, в конце концов, верхи и низы должны сблизиться, чтобы вместе добиться процветания своей страны, у тех и этих страна одна. Надо только всем осознать это ради общего спокойного благополучия.
   Лишь к утру она забылась в дреме. Но телефон поднял с тахты. Подруга Ирэн, явно с похмелья, трагическим голосом известила:
  -- Всё, Лилок, развожусь со своим по политическим мотивам!
   И захохотала в трубку.
   Конечно, тут же позвонил Олег, тоже с похмелья, так же трагически настроенный:
  -- Всё, Лилок, развожусь со своей по политическим мотивам.
   И зарыдал в трубку.
   Господи, хоть сразу отключились, не вынуждая выражать сочувствие, рыдать и хохотать вместе с ними. Они помирятся! В этом Лиля не сомневалась. Ведь не могут обойтись друг без друга, можно сказать срослись за многие годы. Хотя мудрости так и не набрались. Заполитизировались! Внуков бы нянчили. Хотят спасать Россию, пусть начинают со своих внуков, ее будущего.
   Поеживаясь в утренней прохладе комнаты мужа, Лиля нырнула под плед на тахте. Впервые тут прикорнула одна, без него...
   Прощай, Обезьяний Год, здравствуй, Год Петушиный. Готова прожить его с достоинством и без надрыва. Даже такая вот жизнь прекрасна!
  

- V -

  
   Между библиотечными стеллажами бродили школьницы в поисках нужной литературы для сочинения на заданную тему. Ксения Степановна занималась абонементом, а Лиля выдавала книжки читателям, когда появился студент Антон. Вид у него таинственный, в обеих руках что-то, укутанное казенным одеялом с вузовским штампом. Явно из общежития.
  -- Как сессия? - прежде всего спросили Ксения Степановна.
   Напыжившись, он раздул щеки.
  -- Без хвостов! А сессия ещё продолжается.
   Потом бережно выпростал из одеяла клетку и водрузил на Лилин столик, отодвинув картотеку локтем.
  -- Ой, что это? - воскликнула Лиля. - Кто это?
   К ней потянулись любопытные школьницы, заохали, заахали. Подошла заинтересованная Ксения Степановна, ссадив на пол кошку с колен, и стала разглядывать желтенький волнисто-перистый комочек. Блестящие бусинки глаз, аккуратный носик...
  -- Это Гоша, - представил его Антон. - Подарок вам. Мишке кто-то отдал, а нам в общежитии держать его запрещают.
   Все сгрудились у клетки, где отогретый комочек превратился в бойкого попугайчика, привыкшего к частым перемещениям в своей птичьей жизни. Он сразу освоился в новой обстановке, наслаждаясь вниманием вокруг себя. Вспорхнул на жердочку, стал поворачиваться с поклонами во все стороны, демонстрируя свою персону.
  -- А он говорить умеет? - задал вопрос кто-то из школьниц.
  -- Нет, к языкам Гоша не способный, - посетовал Антон. - Уж Мишка его учил, учил у знакомых, к телевизору подсаживался, сам пел... Не дано! Зато он акробат, а ну, Гоша, покажи!
   И Гоша показал. Крутанулся вокруг жердочки к общему восторгу, но Ксения Степановна охладила зрителей, обращаясь к Лиле:
  -- К нам его нельзя, у нас же кошка.
  -- А мы повыше клетку повесим, - предложила Лиля, которой не хотелось расставаться с этой живой игрушкой. - Диана не достанет.
   И в ужасе отпрянула, а все заполошно закричали, потому что из-под её стола взметнулась притаившаяся там кошка Диана. В стремительном броске, столкнув клетку на пол, сунула в неё между прутьев свою когтистую лапу.
  -- Брысь, Динка! Пошла вон!
   Кошку, не успевшую достать попугайчика, выгнали на улицу, клетку поставили на прежнее место. Но Гоша на дне клетки был недвижим. С задранными вверх лапками, с закатившимися глазками, не подавал признаков жизни.
  -- Ну вот, я же говорила, - в полной тишине начала Ксения Степановна.
   И тут из клетки раздалось:
  -- Мочить в сортире!
   Попугайчик встрепенулся, взлетел на жердочку под устремленными на него изумленными взглядами и строго повторил птичьим голоском, так похожим на человеческий:
  -- Будем мочить в сортире.
   После чего обкакался.
   Что тут началось! Зашумели все сразу, закричали, зааплодировали. Восхищались и удивлялись.
  -- Заговорил, заговорил, - ликовал Антон. - Всё-таки Мишка научил его! Ботает по фене, совсем, как наш президент. Гоша, да ты у нас разносторонний талант!
  -- Это он с перепугу, - догадалась Лиля.
   Ксения Степановна подтвердила ее догадку.
  -- После шока такое бывает. И не только с птицами. Где Петровна, пусть уберёт за ним.
   Но уборщица Петровна куда-то вышла, а школьницы принялись наперебой уговаривать попугайчика:
  -- Гошенька, скажи ещё что-нибудь! Ну, пожалуйста, Гошенька!
   Однако попугайчик молчал. Может быть, придя в себя, опять потерял дар речи? Клетку Антон подвесил и укрепил подальше от пола, поближе к потолку. И когда все понемногу успокоились, Гоша вдруг выдал громко:
   Так я ж не пью! Врёшь, пьёшь!
   Он почти пропел это, развеселив всех. А смущённый Антон стал оправдываться под укоризненным взглядом Ксении Степановны:
  -- Всё Мишка, я и песни-то такой не знаю...
  -- Нда, - задумчиво произнесла она, - вот такое поколение идёт нам на смену, Лиля Андреевна
   Со смехом Лиля успокоила её:
  -- Ничего, перевоспитывать будем. Как молодежь, так и птичек.
   А отпевшийся попугайчик Гоша недолго молчал. Передохнув, сварливо произнёс голосом Жириновского:
  -- Безобразие! Коммунистов судить. Однозначно.
   Публика на птичье представление всё прибывала. Подтянулись сюда из читального зала. И с ними бдительный старичок Спиридоныч, в суматохе не сразу замеченный Ксенией Степановной. Антон как раз объяснял собравшимся, почему артистичный попугайчик молчит.
  -- Антракт у него, понимать надо.
   Бдительный старичок выслушал это издали. Кого он напоминал Ксении Степановне вкрадчивостью манер при пристальном взгляде? Ну, конечно, того самого, кто уводил из родного дома навсегда её родителей в страшный год сталинских репрессий. Так, может, он и есть, только постаревший. Вполне возможно. Что знает о том времени студент Антон? Где-нибудь слышал, что-нибудь читал. Но сам-то, как она, не испытывал. В прежнем виде прошлое не вернётся, а вот нечто похожее, по её разумению, уже начинается, вернее продолжается. И Спиридоныч вроде удава: гипнотизирует кролика Антона. Не зря же подобрался поближе к своей жертве...
  -- Извиняйте, юноша, это ваша птица?
  -- Ну, я принёс, - кивнул Антон. - А что?
  -- Разговорчивая. А говорит о чём? Раньше это называлось идеологической диверсией.
   Смотрел он при этом так, что Антон занервничал.
  -- Какая ещё диверсия? Не понял!
   Зато Ксения Степановна поняла.
  -- Это не его попугай. Знакомый передал.
  -- Ага, - многозначительно произнёс старичок. Значит групповой сговор?
   Как-то сразу освободившись от гипнотизма старичка, Антон развеселился.
  -- Ты кто такой, дедушка? Из какого-такого прошлого?
   Сбитый с толку насмешливым отпором, старичок стушевался.
  -- Много себе позволяете, - обиженно пробормотал он. - Между прочим, рискуете. А если что?..
   И тут поднял голос, молчавший до этого попугайчик:
  -- Будем мочить в сортире!
   Все рассмеялись. Кроме старичка, которому было не до смеха. Он вздрогнул, и пегий хохолок на его голове поник. Похоже, старичок испугался. Но за кого? Может, за себя, видимо жизнь прожившего в вечном страхе, не ведомом Антону.
   Уходил он торопливо, под выкрики во всю разошедшегося Гоши.
  -- Долой олигархов! Позор депутатам.
   С того самого дня начиналась плохая жизнь у кошки Дианы. Из любимицы превратилась в изгнанницу. Она же считала библиотеку своим домом, по-хозяйски обходила все закоулки, а теперь её пускали только чтобы покормить да обогреть.
   Зато попугайчик Гоша прославился. Про него написали обе городские, оппозиционные одна к другой, газеты. О нем заговорили в городе. Такого наплыва читателей библиотека не знала со времён советской власти. Приходили посмотреть на Гошу, послушать его, а уж заодно полистать журналы, поменять книги во время антрактов в его успешных выступлениях. Дошло до того, что театр пожаловался в администрацию на библиотеку: отнимает зрителей. Это заинтересовало помощника мэра, ответственного за спорт и культуру Иосифа Григорьевича. Хотел заработать на говорящей птичке по школам и учреждениям. Но сам мэр умудрённый опыт прошлого социализма и нынешнего капитализма, остановил его. Гошу оставили в библиотеке. И Ксения Степановна горько шутила:
  -- Может, нам на Гошины представления билеты продавать, чтобы на эти деньги ремонт библиотеки сделать?
  

-VI -

   Короткие дни, длинные-длинные ночи. Спать бы да спать! Но в зимнюю спячку Лиля никогда не впадала. А уж теперь... Поднялась в темноте, зажгла свет и стала слоняться из комнаты в комнату как неприкаянная. Скорей бы из дома на работу. Другие отдыхают в эти многодневные посленовогодние каникулы, а их библиотека работает. Потому что у студентов экзамены, им нужна справочная литература. И это вполне устраивает как Лилю, так и Ксению Степановну. Вовсе не такие уж они трудоголики, просто дома одиноко. И тоскливо.
   Но Лиле сегодня и вовсе невмоготу. Почему сын молчит? Может, заболел он, может, ранили его? Или в плен попал, что страшнее самой смерти... Слышала и видела по телеку, как с нашими пленными расправляются! Не приведи Господи!
   Эти мысли изводили её. Кто-то из матерей уже там, ищет своих сыновей. А она что же?.. Все эти рабочие дни меняла платья, подкрашивалась, но уже механически. Причесывалась на ощупь, без зеркала, потому что смотреть на себя не хотелось.
   В библиотеку она приходила первой. Впускала кошку Диану, чтобы покормить, и сразу же выставляла за дверь. Мороза не было, а уличные коты уже надрывались в любовных страстных воплях. Да разве это любовь у них? Природная потребность продолжения рода, всё сводится к тому, чем сейчас занимаются многие люди - сексом без любви.
   Почистив клетку попугайчика Гоши, Лиля угощала его зернышками. Вот кто не только отвлекал, но и развлекал её! Но не этим утром, озадачив песенными выкриками:
   Ай-я-яй, убили негра!
   А когда он, уже сытый, устроился на своей жердочке, то искоса глянул на Лилю и провозгласил:
  -- Ваше право знать всё.
   К чему бы это?.. Почему из всего своего большого репертуара Гоша выбрал такие слова, наполненные для неё особым смыслом? Однако суеверной становится.
  -- Гоша, ты на что намекаешь? - в страхе спросила Лиля и устыдилась.
   Воспринимает неразумное существо всерьез, как человека, который сапиенс. Дожилась!
   Вошла Ксения Степановна, снимая пальто на ходу. И тоже, как Лиля, сама не своя.
  -- Доброе утро, - поздоровалась с ней Лиля.
  -- Доброе?! - взвилась Ксения Степановна, разряжаясь на неё. - Лучше совсем не жить, чем так жить!
  -- Что случилось-то? - испугалась теперь уже за неё Лиля. - Водички дать? Я сейчас...
   Но облегчённая выбросом негативных эмоций, Ксения Степановна уже справилась с собой. Вытерла насухо глаза платком и остановила Лилю.
  -- Сорвалась, извини. Не хватает ещё, чтобы читатели меня такой застали. И зачем только мы рожаем детей.
  -- Дочка? - поняла Лиля и свое горе показалось не таким уж тяжким - оно временное, а у Ксении Степановны постоянное, у нее дочка с отрочества наркоманка. Это ж с ума сойти можно! Она, Лиля, уже бы в психушке лечилась. А Ксения Степановна только изредка срывается.
   Сидит, протирает очки и, вроде бы, сама с собою говорит.
  -- Поздний ребёнок, желанный, долгожданный. Разродиться не могла, чуть не умерла и уже знала, что муж бабник. Ну, думала, вырастет утешение мне на старости лет, и никакого мужа не надо. Выросло! Утешает!
  -- Может, всё оттого, что не учится и не работает? Надо её занять чем-нибудь.
  -- Займешь ее, как же! - Ксения Степановна с ожесточением дёрнула шаль, зацепившуюся за щелястый угол столика. Только отца своего слушает, оба они безответственные...
  -- Приводи к нам в библиотеку, пусть читательские конференции проводит, - предложила Лиля.
  -- Ну да! Если только на руках принести. Ничего! - в голосе прозвучала угроза. - Больница - не дом родной, там церемониться не будут.
  -- Так она в больнице?!
  -- Милиция отвезла.
  -- Милиция?..
  -- Ну да, соседи вызвали милицию. Всех разбудила своими криками! Знаешь, что такое наркотическая ломка? Я знаю, видела! Жанка себя изрезала, вся в крови. Режет себе запястья и кричит. Хуже всякого фильма ужасов...
   Представив такую жуткую картину, впавшая сначала в ступор Лиля бросилась к своей начальнице, обхватила сзади за плечи. И ощутила, как напрягаются, твердеют они под шалью. У неё бы наоборот отмякли от жалости к себе, слезами бы вся изошла. Но Ксения Степановна - железная леди. Другим свою слабость ни за что не покажет, даже Лиле. Осторожно, чтобы не обидеть, она освободилась от сочувственных Лилиных объятий и заговорила, советуясь:
  -- Как бы Жанку от дружков-наркоманов изолировать? Ещё этот бандит Жига... К ней все отбросы общества липнут! А ведь не дура, в школе лучше всех училась. И уж если за что возьмется, равных ей нет. Но не берётся...
  -- Попробуй со своим мужем поговорить, отец всё же.
  -- Да какие теперь отцы? Я ведь сначала не пускала её к нему, чему хорошему такой научит? Так он, чтобы от меня оторвать, задаривать Жанку стал. На его деньги наркотики-то покупались... А потом она вообще перестала меня слушаться, неудачницей считает.
   Наверное, так оно всё и было. Муж обвинял жену, жена мужа, а страдал ребёнок. Человеку же свойственно перекладывать свою вину на других для самооправдания. Разве она, Лиля, не считала во всём виноватым своего мужа, когда он запил? Себя всегда оправдывала. У них, у обеих женщин, не хватало ни сил, ни терпения на самых близких людей. Вечно чем-то заняты были. А что теперь? Одна потеряла мужа, другая теряет дочь...
   Попугайчик Гоша, казалось, сочувствовал им. Прислушивался, поворачиваясь в обе стороны. Однако, высказался на сей раз совсем невпопад:
  -- Позор милиции!
  -- Не знаю, кому позор, - задумчиво откликнулась Ксения Степановна, однако тут же оговорилась: - Не хватало еще с птицами дискутировать! Молчи, неразумная птаха.
   А он как-будто понял, может, на него просто интонация подействовала? Притих, нахохлился в уголке клетки. Но Лиля, сопереживая Ксении Степановне, отмолчаться никак не могла. К тому же всё ещё не было читателей. Почему бы не отвлечься?
  -- Ну знаешь, Ксения, я тут старые "Огоньки" оформляла...
  -- Ну и как, закончила? - машинально спросила Ксения Степановна, думая о своём.
  -- Пока нет. Материалы там такие интересные! Как раз для нашей читательской конференции. Ты только послушай.
  
   Журнал "Огонёк" N47, ноябрь 1990, стр. 23. " Неоригинально говорить про конфликт между поколениями, но сегодня он серьёзен, как никогда. Пожилые люди чуть не плачут по телефону: нас обманули, жизнь прожита зря. Видите ли, в чём ужас - нас приучили жить во имя чего-то. Во имя каких-то принципов, идеалов, за которые обязательно бороться. А зачем? Объясните, пожалуйста. Разве жизнь не прекрасна сама по себе? Разве просто жить - не наслаждение, не высшая радость...
   "Дети" же, судя по звонкам, живут в тревожной депрессии. Бродят впотьмах, ищут смысл жизни и не находят. Тогда начинают глушить себя ближайшими доступными раздражителями - вином, сигаретами, наркотиками... Знаете, что сейчас самый большой дефицит в обществе? Любовь. Мы вечно искали и продолжаем искать врагов. Пребываем в таком ожесточении, что не только других - себя не любим. Дело в том, что не созрела у нас, к сожалению, такая общественная ценность, как уважение к личности...".
  
   Вероятно, услышав знакомое слово, попугайчик Гоша встрепенулся. Охорашиваясь, провозгласил:
  -- Личность неприкосновенна!
   И замолчал уже до конца рабочего дня.
   А дома Лилю ждал сюрприз. В почтовом ящике - долгожданное письмо. Она сразу же, не поднимаясь к себе, разорвала конверт, и буквы запрыгали перед глазами от волнения, складываясь в утешительные слова: "Мамочка, не писал потому, что был на боевом задании. У меня всё в порядке, береги себя".
   Значит, с её мальчиком ничего не случилось. Какое облегчение! Жив-здоров - на задание ведь больных и раненых не посылают. И он позаботился о ней, своей матери. У неё самый лучший на свете сын!
   Какой же чудесный вечер, только сейчас заметила. И в подъезде уютно: светло, тепло, почти что чисто. Всего два окурка, рваная газета, да драная шапка-ушанка под батареей. Наверное, выкинули за ненадобностью. Сюда вот, на пол, хотя рядом мусоропровод. Ну что за люди? Никаких уборщиц на таких не напасёшься!
   Лиля брезгливо взялась за шапку, а та вдруг зашевелись. Из неё вывалился щенок - крохотный, с осмысленными уже глазенками, в который таился страх. Выбросив шапку в мусоропровод, Лиля схватила щенка и прижала к себе. Пятнистое тельце мелко подрагивало, а мокрый носик уже принюхивался, вызвав у Лили прилив умилительной нежности.
  -- Ты кто, сиротинка? - спросила Лиля.
   А он ответил:
  -- Гав.
  -- Значит, Гавом тебя зовут? И ты уже умеешь лаять? Ну, а я Лиля, будем знакомы. Хочешь, усыновлю тебя?
   Наверное, в знак согласия он лизнул её в щёку, и она поспешила на радостях к себе домой.
   Плохо начался день, но хорошо закончился. Настоящим праздником! Получила письмо от сына, нашла щенка. Будет Гав жить у неё, вырастет к возвращению сына, подружится с ним. Опять семья из троих...
   Главное не впадать в уныние - после плохого приходит хорошее, надо только дождаться.
   Когда помытый, накормленный и обласканный щенок дремал у тахты на коврике, между Лилиными ногами в домашних тапках, зазвонил телефон. Чтобы не потревожить щенка Лиля высвободила из тапок ноги и, босая, пошлёпала к телефонному аппарату.
  -- Лилок, это Ирэн. Слушай внимательно. Газета "Завтра"...
  -- Не надо, - попробовала отбиться Лиля. - На ночь сказки читают, а не газеты.
  -- Надо! - отрезала Ирэн.
  
   Газета "Завтра" N 48, ноябрь 2004. "105 место, отведённое России при 111 стран в рейтинге качества жизни за 2004 британским журналом... является щелчком по носу Кремля, отмечают эксперты СБД...".
   Дальше Лиля не слушала, отодвинув трубку от уха. Успела обуться, чтобы не стоять на холодном полу, и, когда пошли отбойные гудки, с облегчением вернула трубку на рычаг.
  -- Всё, Гав, спать будем.
   Но не тут-то было. Телефон опять зазвонил, и, конечно, это был Олег. После развода они с Ирэн ходили друг к другу в гости, по-прежнему читали одно и то же, хотя были в разных партиях.
  -- Лилок, ты слушаешь?
  -- Да, газета "Завтра", - сразу же сдалась Лиля.
  -- А-а, моя звонила?
  -- Ты читай, пока я не заснула.
   Газета "Завтра" , N 48, ноябрь 2004. "Чудовищный уровень социального неравенства, высочайшая смертность и социальная дезаптация большинства населения делает современную Россию заведомым аутсайдером мирового развития и ставит под вопрос само её существование".
  -- Вот и засни после этого, - пожаловалась щенку Лиля. Попраздновать нам не дали. Хотя, какой праздник? Квартплата опять выросла, а деньги на работе платят те же самые. Ну да, я запасливая, крупы всякой накупила заранее. Не пропадём! И вообще, если думать всё время, как плохо нам, лучше от этого не станет. Люди и так звереют, только что не кусаются. А человек в любых, даже нечеловеческих условиях, должен оставаться Человеком. И звучать гордо! Ты понял, Гав?
  -- Гав!
  -- Умничка, всё понимаешь. Не то что некоторые из людей.
   Спали они вместе. Она взяла его к себе, и он устроился у нее поверх одеяла, в ногах. Сон Лиле приснился цветной, как в юности. Солнечный день, и они втроём: она, муж и сынок. Только Шурик-младший ещё маленький. Строит замок на песке у моря. Песок желтый, море синее. Вода спокойно плещется близко, до сынка даже брызги не долетают. А замок растет в высоту, лепится башенка за башенкой. Сынок старается, от усердия кончик языка высунул. А муж, молодой, сильный, подхватывает ее на руки, несет к морю, она отбивается, оба хохочут. Вода теплая, барахтаться в ней приятно.
   Только море внезапно заволновалось. Вздыбились волны, накатывают на берег одна за другой. Лиля приноровилась подныривать под них, а Шурик-старший пошёл прямо, не сгибаясь, и волны разбиваются о его грудь с брызгами. Хочется окликнуть его, но голоса нет. Удержать, но руки не поднимаются. А муж уходит от нее всё дальше и дальше. И вот громадная волна обрушивается на него, поглощает целиком, а она, Лиля, цепенеет, от ужаса, с места сдвинуться не может. И тогда море успокаивается - никаких волн. Нет их. И мужа тоже нет.
   Кошмарный сон!
  

- VII -

   Ирэн пообещала Лиле роскошный обед. Не ради обеда, а чтобы не обидеть подругу, пришлось пойти на лишние, не запланированные затраты. Да ещё какие! Автобус до Москвы и назад -- уже 40 рэ. А там метро по 13 рэ в одну сторону. Слава Богу, дом на выходе из метро, ни трамваев, ни троллейбусов больше. И без того 66 рэ на дорогу. Для неё это целое состояние. Так вот проезд подорожал. Обеспеченной москвичке Ирэн, да ещё с прибавками от московского мэра, подмосковных жителей не понять. Ирэн просто не задумывается над этим.
   Столица наша государство в государстве. И не всем в ней известно, что в российской глубинке старики к полу примерзают, дети в школах горят. Холодная голодная Россия на сломе эпох. А Москва как яркая заплатка на рубище...
   Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Лиля стала смотреть в автобусное окошко. По обе стороны дороги - заснеженный лес. Прямоствольные сосны замерли, будто в боевом строю, не сгибаются под порывами студеного ветра, он только ворошит макушки. Сыплется-сыплется сверху снежная пыль. Говорят, вот так же несокрушимо в белых маскхалатах стояли на Красной площади столицы наши воины-герои. Были первыми, кто защитил страну в смертельном бою с фашистами. Немногим из них повезло уцелеть и до наших дней дожить. После тех, кто дожил, останутся дети и внуки. Захотят ли они служить в нашей армии? Если сами не такие, как деды, то и армия не такая, как раньше?
   Устроилась Лиля на первом сиденье, откуда просматривался через стекло водитель. Крепкий затылок, широкие плечи. Но чувствуется в нем нервозность: дергает руль, на каждой остановке осматривает в своем водительском зеркальце полупустой салон и вроде бы даже сплёвывает. Ещё бы! Пассажиров мало, а от них план зависит. А от плана зарплата. Молоденькая кондукторша, наверное, вчерашняя школьница, давно всех обилетила, села и уставилась в окошко, как Лиля.
   Автобус остановился. В него взобралась по крутым ступенькам старушка - божий одуванчик, присела рядом с Лилей. Чуть повременив, кондукторша подошла к ней с оглядкой на водителя.
  -- Бабуля, платить надо за проезд...
   Сказала, и виновато заморгала. А старушка достала из хозяйственной сумки пенсионное удостоверение.
  -- Доченька, у меня же документ, нам льготу оставили.
  -- Вам должны проездной выдать, - начала объяснять кондукторша, - голубенький такой, по нему теперь будете ездить.
   Старушка закивала.
  -- Знаю, знаю! Но не хватило мне, кончились они вчера. Два дня в очереди стояла и всё зря. А сегодня внучонка в Москву забрали, консервами отравился. Некому к нему поехать, кроме меня, все же на работе.
   Кондукторша со вздохом отошла, села и опять отвернулась ото всех.
   Но тут автобус остановился посреди леса. С искаженным лицом в салон шагнул водитель. Был он молод, но весь зарос щетиной, что очень старило его. Левое веко - в нервном тике.
  -- Плати, старая, - подступил к старушке, пугая уже своим зверским видом. - Всё катаетесь, дома вам не сидится!
  -- Так я к внучонку, - залепетала старушка.
  -- Хоть к черту! - гаркнул он.
  -- Свят, свят...
  -- Плати или убирайся!
   В салоне притихли, следя за развитием событий. И только возмущенная Лиля заступилась за старушку, которая жалась к ней, подальше от него.
  -- Как вам не стыдно! - набросилась она на водителя.
  -- А чего мне стыдиться? Давай, старая, деньги!
  -- Откуда они у неё?
  -- Ей государство пенсию платит, а у меня из-за таких зарплаты нет! Может быть ты за нее рассчитаешься, раз такая жалостливая?
  -- Если бы у меня были...
  -- Тогда молчи. Добрая, за чужой счет. Всё, старая, приехала!
   Схватив старушку в охапку, как мешок с картошкой, водитель выволок её из автобуса на дорогу.
   Следом выскочила Лиля.
  -- Вы что?! Она же тут замерзнет, а вас будут судить.
   Только это на него подействовало. Да и успокаиваться уже стал.
  -- Ну, ладно, - остывая, пошел на попятный, и затащил старушку в автобус. А та была ни жива, ни мертва, обвисла на сиденье.
   Пока Лиля тормошила ее, приводя в чувство, он целую речь произнес в автобусе, уже примирительно-оправдательную.
  -- Мне семью кормить надо? А чем? Машины такие старые, как эти старухи, запчастей нет, а эти катаются туда-сюда и бесплатно! - Говорил он всё тише, в конце же совсем впал в отчаянье: - Уйду я с этой работы, всю душу свою уже надорвал...
   Держась за поясницу, чертыхаясь, охая, водитель опустился на свое водительское место и взялся за руль. Старушка крестилась, пассажиры обсуждали между собой случившееся, кондукторша беззвучно плакала. А Лиля никак не могла успокоиться. Что же такое творится?!
   Потрясенная, она попыталась рассказать про этот случай Ирэн, только та отмахнулась: потом, потом, сейчас весь народ страдает. Подруга любила обобщать, частности ее мало трогали. Ну и, конечно, у нее не было никакого обеда. Приготовить должна была Лиля.
  -- У тебя же такой вкусный плов получается!
   Отвечая на частые телефонные звонки, Ирэн успевала подавать хозяйские советы:
  -- Овощи режь не мелко и не крупно, средне, как резал Олег. Да поторопись, чтобы успеть до гостей.
   Вопрос Лили о гостях, сколько их будет и когда, Ирэн оставила без ответа. Не до того ей было - облачалась в новое платье перед трюмо. Подруга откровенно использовала Лилю, но ведь Лиля и не возражала, любя друзей вместе с их недостатками. Ну, вот такая Ирэн! При этом безотказная. У нее везде связи, с любым лекарством поможет. И всегда сунет на прощание что-нибудь из своих запасов. Вон уже приготовила две банки тушёнки, которыми заваливал ее сын из Военной Академии. Любительнице парного мяса Ирэн консервы ни к чему. А Лиле сгодятся. Тем более, что теперь они вдвоем со щенком Гавом. То-то обрадуется после каши!
   Наконец плов был готов. Осталось только стол накрыть.
  -- А теперь, подруга, давай кофе пить, - объявила Ирэн.
   Этот самый ритуал она никому не доверяла. Искусство, доведенное до совершенства!
   Сама зерна молола в кофемолке, сама разливала ароматный напиток по миниатюрным фарфоровым чашечкам из дорогого сервиза. В общем, священнодействовала. А Лиле полагалось сначала благоговейно молчать, потом громко разделять с ней гастрономический восторг.
  -- Ну что, Лилок? Какой аромат! А вкус!
   И Лиле приходилось поддакивать ей. Лукавила, было ведь всё равно, ни вкус, ни аромат не волновали. Подумаешь, какие мелочи! Если и покупала кофе, то самый дешевый. Даже не потому, что денег было в обрез, просто оба с мужем не придавали этому никакого значения. Готовили по будням из того, что было под руками. А вот в праздники иногда ублажали свои желудки и то потому, что муж был от природы награжден поварскими способностями. Непритязательным и сын их вырос. К лакомствам равнодушен с детства. Какие конфеты? Лучше новый фильм посмотреть, интересную книжку почитать.
   Самое забавное, что Ирэн про всё это знала. Но кофейный ритуал, есть ритуал. К тому же про себя надеялась плебейские Лилины привычки если уж не дотянуть до своих, аристократических, то хоть чуть приподнять. Сейчас она жмурилась от удовольствия, мелкими глотками смакуя божественный напиток.
  -- Чувствуешь, Лилок? А знаешь, сколько стоит? Больше твоей зарплаты, представляешь?
  -- Представляю, хоть и трудно.
   Что же, у таких как Ирэн, свои потребности, у таких как Лиля, свои.
   Между тем, допив кофе, Ирэн пустилась в обвинительные рассуждения:
  -- Совсем с ума посходили с этими ценами! Про официальные проценты нашей инфляции врут. Кто у них там так считает?
  -- Профи, - усмехнулась Лиля, вспомнив студента Антона. - Специально приспособленные для такого дела люди. Надо же создавать видимость благополучия. И власть успокоить, которая по магазинам не ходит.
  -- Страшно далеки они от народа! - трагически заламывая руки, вспомнила вслух известное изречение Ирэн. - Но ведь люди ходят по магазинам, покупают продукты и всё видят. За кого нас принимают?
   Лиля пожала плечами.
  -- Наверное, за тех, кто мы есть.
  -- Правильно формулируешь, - одобрила Ирэн и тут же стала уличать Лилю: - Вот ты же всё понимаешь, но ничего не делаешь.
  -- А что я должна делать?
  -- Бороться! Это наша с тобой страна, в ней наши люди, а ты бездействуешь.
   Опять эта идея всеобщего охвата людей для борьбы за справедливость. Идея-то есть, а дело-то не идет. Сомнительная тактика и никакой стратегии. Даже партии не могут договориться между собой и объединиться, у каждого лидера свои амбиции, а они, видимо, важнее для них, чем сама идея. Всё это уже обсуждалось с деятельной Ирэн, к чему повторяться?
  -- И Лиля только устало заметила:
  -- Не хочу я бороться, хочу просто жить.
   На что Ирэн презрительно фыркнула.
  -- Разве это жизнь? Вот там, наверху, они живут, и наша партия предлагает...
  -- Отобрать всё и разделить на всех поровну? Это мы уже проходили.
  -- Путаешь, подруга, с партией коммунистов!
  -- А ты знаешь, сколько сейчас стоит билет в метро?
  -- Да причём тут метро?!
   Конечно, не причём. Ведь Ирэн туда не спускается, ее денег хватает на такси. Да и вообще, она не выносит скопления людей, взбудораженных последними реформами. Впрочем, разве последними? Впереди образовательная, медицинская и самая страшная -- жилищная. Что верно, то верно, не жизнь это, а сплошное реформирование. Народ уже не выдерживает. Говорят же, не буди лихо, пока оно тихо. Так нет, неймётся реформаторам. Господи, только бы не народный бунт!
   Спас Лилю от этих мыслей звонок в дверь. Наконец-то пришли гости долгожданные. Впрочем, гость был один - Олег. Он сразу же зашевелил ноздрями:
  -- Какое благоухание! Лилин плов!
   Был Олег в костюме, явно сшитом на заказ, но отечественного производства, о чем тут же с гордостью проинформировал Ирэн, когда обратила внимание на ткань и пошив. Алые розы, бутылка коньяка, шоколадный набор конфет...
  -- Это у вас товарищи коммунисты так питаются? Лучше наших господ из партии! - съязвила Ирэн и, молча призывая в свидетельницы Лилю, стала обозревать его дары на столе, - видала, Лилок? Надо разводиться с мужем, чтобы получать потом такие гостинцы.
  -- Но ведь весь наш бюджет был у тебя, - защищаясь, отпарировал Олег. - Да о чём говорим мы при таком изобилии? Даже печеночный паштет есть, мой любимый! Приступим, товарищи.
  -- Господа, - поправила Ирэн, продолжая гнуть свою воспитательную линию для возвращения блудного партийного члена в партию, которую сама выбрала.
   Он не среагировал на ее выпад, занятый откупориванием бутылки. Не пролив ни капли, налил поровну в три хрустальные рюмки. Поднял свою, полюбовался на просвет благородным напитком, отливающим золотом. Тоже священнодействовал. У Олега был свой ритуал, у Ирэн свой.
  -- За нашу страну, товарищи!
  -- Господа, - упрямо настаивала на своем Ирэн.
   Но отпила из рюмки вместе с ним и Лилей. Осмелевший после развода, он в долгу не остался.
  -- Какие господа? У нас люди побираются! В подземных переходах метро! Ну да, ты же там не бываешь, - он воспользовался возможностью осадить свою не в меру ретивую бывшую жену.
  -- А ты, значит, стал ездить в подземке?
  -- Приобщаюсь. Да и пробки на дорогах, на метро быстрее. - Олег ослабил узел модного галстука. - Между прочим, твои эспээшники, на личных самолетах летают!
  -- А твои коммунисты...
  -- У наших стариков денег на автобус нет, - перебила Лиля, не выдержав их политперепалки. - Вот я вам про старушку расскажу.
   Но Ирэн замахала руками.
  -- Погоди со своей старушкой, тут вопрос принципа. Ваш Зюганов...
  -- А ваш Чубайс...
   Нет, их не остановишь. Завелись надолго. Пусть спорят, ей все равно слово вставить не дадут. Так надо хоть попробовать то, что приготовила. Плов удался: рисинка к рисинке, маслом насквозь пропитанный; баранина мягкая, сочная. Всё как муж учил. Настоящий хозяин был. Только вот своей судьбой не по-хозяйски распорядился. И ее, Лилиной, заодно, поскольку судьба-то была общая...
   "Что это я?" - остановила она поток своих мыслей. - Никаких отрицательных эмоций, только положительные". И решительно вмешалась в бурную дискуссию друзей.
  -- Хватит о политике, давайте об искусстве. У меня вот стихи больше не пишутся... А вы тут по театрам ходите. Что нового? Действительно этот "Ричард" - шедевр?
  -- Супер! - воскликнула Ирэн.
  -- Профанация, - буркнул Олег.
   Господи, они уже и тут, в общем, для них увлечении друг против друга!
   - Самовыражаются, Лилок, эти актеры во главе с режиссером, - пустился он в рассуждения. -Ничего там от Шекспира нет! Если он велик, то они ничтожны. Вот и брали бы свои сюжетики, на своем уровне, а мировую классику не трогали. Черте-что из Шекспира сотворили!
  -- Значит, ничего не теряю от того, что на спектакли сейчас не хожу, - успокоила Лиля себя вслух.
  -- А всё-таки, надо ходить, - подала назидательный голос Ирэн.
  -- Как ты не понимаешь? - попытался урезонить бывшую жену Олег. - Нет у неё денег на театры, билеты вон какие дорогие!
   Ох, зря они развелись. Разногласия у них добавляются, всё меньше точек соприкосновения из-за этой политики. А ведь какая дружная семья была. Интересные для других, они друг и для друга интересны были. А какими стали?
   Грустно, господа! Или товарищи?
  

- VIII -

   Теперь Лиля не задерживалась в библиотеке - ведь дома её ждал щенок Гав. Он почти не вырос, но заметно повзрослел. А маленькая собачка много не съест, что было весьма кстати. Приемыш встречал хозяйку прямо у двери с радостным повизгиванием. Короткая шерстка его бархатилась, была она цвета жидкого какао, с темно-коричневыми кофейными пятнами. Привлекательную одёжку свою получил он от природы. Неокрепшие ушки поднимались и опадали. Вероятно, беспородную скромную маму его осчастливил папа из породистых псов, и облагороженная папина красота сочеталась с маминой сообразительностью. А может, наоборот. Но факт тот, что уживались они в городских условиях, человек с собакой, получше, чем самые близкие родственники. Правда, малыш иногда кое-что грыз и кое-где оставлял свои лужицы, но какой с маленького спрос? Вот подрастет, будет делать всё это на улице во время прогулок. Лиля ни разу не прикрикнула на него, не погрозила пальцем. Написала о нем сыну и получила одобрение в ответном письма. Её мальчик всегда был другом животных, в школьном кружке за ними ухаживал, по выходным домой приносил, когда школа пустовала.
   Этим вечером Гав, как всегда, караулил Лилю у двери. Исхитрился лизнуть её, пока переобувалась. Потом насторожился.
  -- Кто там, Гавчик?
   За него ответила соседка по ту сторону двери:
  -- Это я, Лиля Андреевна! К вам тут пришли...
   Гостей Лиля на приглашала, ни с кем дома не хотела общаться, да и щенка покормить надо было, самой перекусить, в общем, недовольства своего скрывать не стала:
  -- Ну и кто же пришёл там?
  -- Кандидат в депутаты,- подсказал за дверью мужчина. - Простите, я ненадолго.
   А соседка добавила:
  -- Открывай, он с подарками!
  -- Да открываю я, открываю.
   Лиля впустила мужчину, не глядя на него, с оговоркой:
  -- Подкупать избирателей подарками законом запрещено.
   От тут же спрятал что-то в карман.
  -- Извините, не моя идея.
  -- Да ладно, - смягчилась Лиля. - Просто я устала, так что вы меня тоже извините. Раздевайтесь и проходите, - вынужденно проявила она хозяйскую вежливость.
   А он всё топтался в маленькой прихожей, и Гав сосредоточенно его обнюхивал.
  -- Может, здесь поговорим?
  -- Ну, уж, нет! Если пришли...
   Лиля вскинула на него глаза и запнулась, не договорила. Какое лицо! Оно будто лучилось, готовое к улыбке, разительно отличаясь от лиц местных жителей, в чём-то неуловимо похожих между собой - хмурой озабоченностью, что ли? И загар! Посреди зимы загар! Горожане-то бледнолицые...
  -- Что-нибудь не так? - совсем смутился мужчина. - Может, мне завтра зайти?
   Теперь уже ей, тоже смущенной и заинтересованной, не хотелось его отпускать.
  -- Раздевайтесь! Будем чай пить. Вы ведь не наш, не из нашего города?
  -- Угадали, - с облегчением рассмеялся он. - Я к вам с самого Белого моря. Но теперь уже ваш, здесь буду жить.
   Лиля провела его в комнату, усадила за стол.
  -- Надоели родные места? - спросила она.
  -- Что вы, там такой простор!
  -- Зачем же тогда уехали?
  -- Привычка к перемене мест, - отшутился он, но что-то мрачно прозвучала эта его шутка. И лицо потемнело, брови сошлись на переносице в одну прямую черту.
  -- Я чайник поставлю, - заспешила Лиля, догадываясь, что коснулась чего-то больного для него, запретного для других. - Вы пока отдыхайте, тоже, наверное, устали?
   Лицо у него посветлело.
  -- Не беспокойтесь, я выносливый. А как вашу собачку зовут?
   И тут к изумлению Лили, щенок протянул мужчине свою лапку.
  -- Гав!
  -- Он - Гав, - прыснув, пояснила Лиля, я - Лиля Андреевна, а вы?
  -- Сергей Иванович, - слегка склонил тот свою лобастую, как у бычка, голову. - Дрессируете собачку?
  -- Что вы, он сам! Ой, а чай-то...
  -- Помочь вам?
   Сергей Иванович пошёл за ней на кухню, где она поставила кипятить чайник и обнаружила, что заварка кончилась.
  -- Заваривать нечем, - растерялась Лиля. - Я у соседки займу.
   И опять он пошел за ней, теперь уже в прихожую, остановил ее там.
  -- Зачем у соседки, лучше у меня. Только не считайте это взяткой, просто подарок, ладно? - с этими словами вытащил из куртки пачку чая. - Видите, пригодилась. В администрации сказали, что самый лучший.
   Довольные друг другом, они сели чаёвничать с Лилиными сухариками, будто были знакомы давным-давно.
  -- Значит, вы кандидат? - улыбнулась Лиля, прислушиваясь к его похрустыванью. - Тогда почему вы меня за себя не агитируете?
  -- А разве надо? - с лукавым прищуром осведомился он. - Да и не умею я.
   Улыбка у него была просто лучезарная! А смеялся он заразительно, от всей души, вызывая теплое чувство доверия. Плохие люди так не смеются... От промелькнувшей раньше мысли у Лили, что переехал поближе к Москве ради карьеры, не осталось и следа. Хороший человек! С ясным взглядом, белозубый, загорелый.
  -- Какой у вас загар!
  -- Морской и пожизненный.
  -- Значит, приплыли к нам, - начала она. А он закончил:
  -- Чтобы ребятишек в Морфлот готовить. Трудно им без подготовки. А тут вода, яхт-клуб. Надо только учебный корпус в порядок привести.
  -- А в городском бюджете, конечно, денег нет?
  -- Ничего, мы своими силами. Вот корпус подготовим, ребятишек выучим и пополним бюджет.
   Лилю удивила его уверенность.
  -- Интересно как?
   Но простое вполне доступное объяснение Сергея Ивановича не оставило сомнения на этот счет.
  -- Соберем команду, будем соревнования проводить. А за них платят. За международные - валютой.
   Надо же, какие планы! С размахом человек. Это понравилось ей - таким и должен быть мужчина. Однако возобладала присущая Лиле ирония.
  -- Нью-Васюки собираетесь из нашего города сделать?
  -- А что, можно и шахматный клуб открыть, польза будет всем.
   Деловой, однако, даже слишком. Такие сейчас в коммерцию идут, а этот... Много ли на ребятишках заработаешь? Больше проблем, чем денег. Ну да пока у него только теория, которая, как известно, без практики мертва.
  -- Смотрите, чтобы не получилось, как у Остапа Бендера.
  -- А вы мне поможете.
  -- Я?!.
  -- Вы и ваша заведующая библиотекой, очень на вас рассчитываю, Лиля Андреевна, - признался Сергей Иванович. - Ребятишек ведь надо не просто учить, ещё образовывать. Поговорили бы вы с ними о литературе, о писателях...
   Так вот зачем он пришел. Ну что же, она готова, хотя, прямо скажем, предложение неожиданное. Но ведь нужное!
   Осмысливая всё это, Лиля машинально протянула руку под стол, чтобы погладить щенка. Но его там не было. И в комнате тоже.
  -- Ой, а где же Гав? Если в прихожей, может куртку вам испортить, всё зубки точит...
   Конечно, щенок был там. Подпрыгивал, пытаясь дотянуться до куртки.
  -- Он же бутерброд почуял, - высказал догадку Сергей Иванович. - От обеда у меня остался. Сейчас, Гавчик, я тебя угощу.
   Колбаса пришлась по вкусу щенку, сидевшему на кашах. Облизывался, вилял хвостиком.
   Вернувшись к столу, Сергей Иванович похвалил мелко нарезанные, подсушенные в духовке сухарики.
  -- Не моя заслуга, - сказала Лиля. - Покойный муж научил.
  -- Извините...
  -- Ничего, вроде бы уже отболело, только вот душа ещё будто замороженная, - в порыве откровенности почему-то поделилась она с ним, чужим человеком, тем, о чём никогда ни с кем не говорила.
   И Сергей Иванович её состояние понял, принял близко к сердцу:
  -- Да, размораживаться не так-то просто...
   Показалось Лиле или он имел в виду не только ее, но и себя тоже? Чужая душа - потемки.
  -- Я вот чего не понимаю, Сергей Иванович, зачем вам с вашими планами еще и кандидатом быть?
   Ответил он не сразу, после паузы.
  -- Обещал я, Лиля Андреевна, одному хорошему человеку. Да и прав он: где власть, там деньги. Теперь без этого не обойтись.
  -- А где деньги, там власть?
  -- Правильно, сейчас это взаимосвязано. И если вы нам в яхт-клубе помогать будете, добьемся доплаты для вас.
  -- Да я не об этом.
  -- А я и об этом. Начальство привыкло не платить, а хвалить. Знаете, какая у меня ещё задумка? Ребятишек от наркоты отвлечь. Займутся делом, и наркотики должны бросить.
  -- Не так-то с этим просто.
  -- Еще бы, наркодельцы в городе совсем обнаглели. У вашей заведующей дочь - наркоманка, так ведь?
   Узнал уже. Многое он успел узнать. Какой человек в городе появился!
  -- А вы девушек к себе принимать будете? Это я про ее дочку.
  -- Обязательно. Наш клуб Юных моряков будет открыт для всех.
  -- Не такая уж у нее Жанка юная.
  -- В нашей смешанной группе старшие будут отвечать за младших. Вот разбогатеем и всех в морскую форму оденем, - размечтался он. - С эмблемой города, чтобы везде узнавали! Форма, это знаете ли, не просто красиво, она дисциплинирует.
   Господи, только бы не сломался такой человек от непосильной тяжести! Перегрузят его, повезет и надорвется. Люди ведь такие: кто везёт, на того и грузят. Себя берегут, а к другим беспощадны. Чиновники особенно этим славятся.
  -- Справитесь ли, Сергей Иванович? - заранее жалея его, тихо спросила Лиля.
  -- Ничего, я выносливый, не с таким справлялся...
   Опять лицо его потемнело, будто тень легла от былых страданий. Закрылся от нее своей непроницаемостью. И правильно, мужчина, есть мужчина. Не станет выворачивать себя наизнанку, да еще перед человеком, совсем недавно знакомым. Сдержанный он, что тоже характерно для настоящих мужчин.
  

- IX -

  
   На читательскую конференцию Лиля и Ксения Степановна вели ее дочку Жанну вдвоем, будто под конвоем. Дома кое-как уговорили, а по дороге чуть не сбежала. Всё же удалось дружными усилиями доставить в библиотеку, где уже собрался народ, и откуда была, предварительно, перенесена в читальный зал клетка с попугайчиком Гошей. Чтобы не мешал своей болтовней.
   Жанна выбрала себе место позади всех, устроилась рядом с бдительным старичком Спиридонычем. Она скучала, не скрывая этого. Зевала даже. Может, нарочно демонстрировала свою непричастность к происходящему?
   А это задевало Антона, который вел читательскую конференцию вместе с другом Мишкой и с самого начала высмотрел ее там, в глубине зала. Старался изо всех сил привлечь внимание к себе, чтобы оценила его эрудицию. Он выбрал близкую ему тему: современные отечественные детективы. Настоял на ней с обещанием привлечь побольше молодежи, привести студентов. И привлек, привел. Все они оказались заядлыми спорщиками. У каждого были свои предпочтения, а вот Акунина признали единодушно.
  -- Знаете, почему женщины детективы пишут? - разглагольствовал носатый Мишка, ероша рыжие волосы на ушастой голове - Антон был курносиком, а Мишка - носатиком. И все время перебивал Антона. - У женщин фантазии больше.
  -- А логики меньше, - вставил Антон.
   И дальше они продолжали в том же духе.
  -- С их мозгами такое нагородят, - хихикнул Мишка. - Не одному мужику в голову не придет. Вот взять Донцову...
  -- Не бери! - тут же отреагировал Антон и вытянул шею, чтобы определить, как отнеслась к его реплике та, сзади, которая игнорировала его.
   Пользуясь коротким затишьем, Ксения Степановна объяснила остальным читателям:
  -- У Донцовой иронические детективы.
  -- И эта ирония? - фыркнул Мишка.
  -- И это детективы? - поддержал его Антон.
   Вынужденная вмешаться, Ксения Степановна призвала их к порядку:
  -- Молодые люди, будьте корректны!
  -- Да как вы смеете! - Спиридоныч побагровел. - Всему миру известна наша литература, где ваш патриотизм?
  -- Хорошо, хорошо, успокойтесь, - испугалась за него Ксения Степановна, опасаясь, что хватит удар. - У нас же свобода по Конституции.
  -- Не свобода, а вседозволенность. - Спиридоныч с ворчанием опустился на стул, а соседка его Жанна, которая до этого скользила рассеянным взглядом по сторонам, заметно оживилась. И Антон решил вовлечь ее в разговор. Встал, подошел к ней.
  -- Вот вы, девушка, кого из авторов детективов предпочитаете?
  -- Я?..
  -- Ну да, вы, - заволновался Антон, вглядываясь в притягательно-переливчатую зелень ее глаз.- Ваше мнение?
  -- Мое?..
   Бросив быстрый вопрошающий взгляд на свою мать Ксению Степановну, Жанна, однако, сама нашлась, что ответить.
  -- Детективы не читаю!
  -- Да я вот тоже решил совсем на классику перейти, - заторопился Антон, теряясь под завораживающим девичьим взглядом. - Посоветуйте с чего начинать?
   Но тут уборщица Петровна внесла клетку с попугайчиком, объясняя, что опасается за него из-за кошки, которую кормят в читальном зале.
  -- Этот Гоша ее дразнит, - пожаловалась Петровна.
  -- Как дразнит? - стала допытываться у Петровны Лиля, пока Ксения Степановна восстанавливала порядок среди читателей, шумно приветствующих Гошу.
  -- Так мяукает, - доложила Петровна под взрыв общего смеха. - Такой проказник! Он мяукает, а Дианка пугается.
  -- Ладно, можешь оставить его тут, - разрешила Ксения Степановна, - мы заканчиваем.
   Больше всех веселился Мишка при виде своего бывшего питомца.
  -- Здорово, Гоша! Кошкой прикидываешься?
   Попугайчик встрепенулся и строго сказал:
  -- Не надо лохматить бабушку.
  -- Ну, ты даешь! Уже репертуар сатирика Задорнова освоил?
   И опять Ксении Степановне пришлось унимать довольных зрителей. Одни только Спиридоныч оставался серьезным и озабоченным.
  -- Ты бы, Гоша, лучше спел. - Мишка желал и дальше развлекать всех, нос его при этом задвигался и даже как-будто еще удлинился.
   Но Гоша не послушался. Затараторил отчетливо без пауз:
  -- Реформы, понимаешь, долой демократов, долой коммунистов... - а под конец выкрикнул: - Даешь революцию!
   Этого уже Спиридоныч, и без того шокированный, выдержать не смог.
  -- Призыв к свержению законной власти! - завопил он. - Кто научил эту птичку? Знаете, что может быть? Если разберутся....
   И не договорил, потому что Жанна потянула его за полу пиджака.
  -- Ты чего, дед? Я сейчас сама с тобой разберусь, чтобы нам тут не втюхивал! Ты понял?
  -- Хулиганка! - взвизгнул он и затрусил к выходу.
   На том и закончилась читательская конференция. Но возбужденные читатели продолжали со смешками переговариваться, расходились нехотя, так что Ксении Степановне приходилось подгонять их.
  -- Подожди меня, - окликнула она Жанну. - Вместе пойдем.
   Но курносик Антон галантно склонился перед заведующей библиотекой.
  -- Не беспокойтесь, мы с другом девушку проводим.
  -- Зачем? - сверкнула на него глазами и вопросительно посмотрела на мать Жанна.
  -- Охранять будем, - расшаркался Антон.
  -- Чтобы вас не обидели, - подключился Мишка, после того, как с видом знатока оценил ее привлекательную внешность.
   Красноречивая усмешка Жанны не оставляла сомнения в том, что сама способна обидеть кого угодно. Современная амазонка!
   Когда троица удалилась, Ксения Степановна спросила Лилю:
  -- Ну и что ты про них думаешь?
  -- Да всё к лучшему. Может, такие поклонники и нужны твоей дочке? Учатся, читают...
  -- Трёпка ей нужна! - Охая, с одышкой, Ксения Степановна разминалась на затекших ногах, в наброшенном пальто. - Бить надо было с детства, а не уговаривать, но ведь это непедагогично. Попробуй теперь с ней справиться! Заявила мне вчера, что в монастырь уйдет. Каково? Она! В монастырь! Видишь ли, наша жизнь ее не устраивает. А кого устраивает? Меня что ли? Так ведь не колюсь, не напиваюсь...
   Они вышли на улицу, слабо освещенную редкими лампочками, ещё не разбитыми местными хулиганами. Малые расстояния между лампочками под колпаками, погружённые в черноту зимней ночи, оттеняли мелкие пушистые снежинки. Лиля ловила их губами, поднимая вверх голову. Она любила смену сезонов в России, и каждый - по-своему. Сколько прелести в них, какое разнообразие!
  -- До чего же всё-таки хорошо, - вдохнула очищенный снегом воздух полной грудью.
  -- Чему радуешься? - отозвалась Ксения Степановна, которой дышалось здесь гораздо легче, чем в закрытом помещении. - Письмо от сына получила, что ли?
  -- Нет пока, но получу. Надо верить в хорошее, Ксения.
  -- Легко верить при таком-то сыне.
  -- А мы твою дочку в яхт-клуб устроим. К хорошему человеку.
  -- Какой еще человек? - Ксения Степановна поскользнулась и, чтобы не упасть, схватилась за Лилю. - Да к тому же хороший. Знаешь, эта наша чудо-птичка подведёт нас, ох подведёт!
  -- Его зовут Сергеем Ивановичем, он кандидат в депутаты.
  -- Ну и что?
  -- Приехал к нам издалека, - увлеченно стала делиться с ней Лиля. - Будет наших ребят морскому делу учить. У него такие планы!
  -- Энтузиаст, значит? Залетный энтузиаст, своих уже не хватает.
  -- Обещал Жанну в свою команду взять.
  -- Кому обещал?
  -- Ну, мне... Это такой человек, такой!
   Ксения Степановна остановила Лилю и развернула к себе.
  -- А ну, посмотри на меня. Уж не влюбилась ли ты в этого самого кандидата?
  -- Нет! - вспыхнув, Лиля запротестовала: - Ну почему обязательно влюбилась, будто не может быть других отношений?
  -- Да потому что мы женщины, - стала вразумлять ее Ксения Степановна. - Думаем и чувствуем по-женски.
  -- Ничего женского во мне уже не осталось, вместе с мужем кончилось, понимаешь?
  -- Это у меня кончилось, но не у тебя. Ишь, как разволновалась!
  -- Да никого не надо мне, кроме сына!
   Она верила в то, что говорила. Снег таял на ее губах, холодил горячие щеки. Чудесный вечер продолжался.
  

-X-

   Подруга Ирэн затребовала Лилю к себе. Но, вразумленная по телефону бывшим мужем, с оговоркой, что возместит расходы на дорогой проезд. Она не страдала от безденежья, постепенно распродавая фамильные драгоценности. Зачем лишать себя жизненных благ? Да ни за что! Привыкла жить в свое удовольствие. Но тут не до чего стало - скрутил какой-то не наш грипп и впала в отчаянье.
  -- Совсем обессилила, - жаловалась Лиле по телефону, - всё время одна! И аппетита нет...
   Лиля впервые услышала от нее жалобу.
  -- Сейчас приеду, ты не вставай! А где же Олег?
  -- Ему не до меня, он человечество спасает на своих митингах и совещаниях! Как тебе эти коммунисты? Сами отдали власть, а теперь пыжатся. Ну почему России так не везет? Ох, ты не узнаешь меня, такая худая, ничего не ем... Приезжай, я тебе тут сгущенку приготовила.
   Да, подруга изменилась. Выглядела не цветущей, а отцветающей. Необычная, несвойственная ей бледность, всегда пышущей здоровьем, резко выделялась на розовой подушке. А вот насчет аппетита слукавила - мойка была до краев загромождена грязными тарелками с противными подтеками жира. За них, прежде всего, и принялась Лиля, пока Ирэн комментировала:
  -- Коммунист! Чужие люди ему дороже близкого человека! Все коммунисты такие, потому и не удержались в правительстве.
   Не вступая в политдискуссию, Лиля накормила ее яичницей. Что коммунисты, что демократы - толку никакого. Только тешат себя, со своими амбициями носятся.
  -- Ой! - замерла она с мокрой тряпкой у пыльного подоконника, совершенно пустого. - Где же цветы?
  -- А кто их поливать будет? - плаксиво отозвалась Ирэн. - Ему некогда, я не могу. Соседке отдала, пусть ухаживает за ними.
  -- Даже любимые кактусы?
  -- Да уж, заодно. - Послушай, - оживилась Ирэн, - а ты веришь, что растения чувствовать могут? Без Олега герань совсем завяла. Он ведь ей свои стихи читал, как тебе это?
  -- Нормально, - отозвалась Лиля, - я своим тоже читаю. - Они от классической музыки пышным цветом цветут, а от рок-металла сохнут. Чувствительнее некоторых людей.
  -- Надо же! Олег-то без комплементов у герани не садился. И красавица она, и умница...
  -- Цветы ласку любят.
  -- Я тоже люблю, - отрезала Ирэн. - Если бы он меня так хвалил, как свою герань, может мы бы и не разошлись. И я бы не заболела.
   Ну конечно, как всегда во всем виноват Олег. Да ей ведь просто не выжить без него, неужели не понимает?
   А Ирэн все кривилась в потугах превозмочь боль - болевой порог очень низок. Малейшее недомогание выбивало её из колеи. А тут грипп.
  -- Давай врача вызову? - предложила Лиля.
  -- Вызовешь их теперь, как же! Знаешь, что мне в "скорой" ответили? Не звоните по пустякам!
  -- У нас же сейчас инфаркты, инсульты, прямо из очередей везут, сама видела. Падают в аптеках...
  -- Так я, что ли эти реформы придумала? Хотели: сунут вместо тысячных льгот какие-то сотни денег, и будьте довольны. Не выйдет! Старики взбунтовались, дороги перекрывают. И нечего зачинщиков искать, довели! Знаешь, сколько правительство за свой митинг заплатило? Чтобы за отмену льгот голосовали? Людей привезли! Автобусы, знамена, форма! Нет, чтобы эти деньги старикам отдать. Ты чему улыбаешься?
  -- За тебя радуюсь. Если опять в политику свою ударилась, значит, выздоравливаешь.
  -- Свою... Нашу! Ведь 40 тысяч наемников пригнали, на это у них деньги нашлись. Я тебе вот что скажу, больше всего теперь у нас оранжевой революции боятся. Как на Украине. Не надумала ты еще в мою партию вступать?
  -- Нет уж, сама по себе. Беспартийная я.
  -- Вечная одиночка ты. Одна, не со всеми. А меня, знаешь, как в партии уважают? - самодовольно осведомилась Ирэн. - Не то что родня... - проговорилась и смолкла в досаде, закусив нижнюю губу.
   И Лиля сделала неутешительный вывод, что с невесткой подруга опять поссорилась. Неужели нельзя поладить ради того, кого обе любят? Ирэнин сын ведь наверняка страдает из-за их распрей, хоть бы пожалели его.
  -- Су-ука, - вдруг процедила благовоспитанная Ирэн, чего Лиля от нее никогда раньше не слышала. - Подлая сука!
  -- Только не матерись, ладно? Вы ругаетесь, потом миритесь...
  -- Да она же его увозит! - вскричала Ирэн. - От меня увозит!
   Теперь Лиля испугалась. На сей раз невестка далеко зашла в бабьей борьбе за общего любимого и, похоже, победит. Бедная Ирэн! Для нее лысеющий Игорек - обожаемый мамин сыночек, жизнь без которого себе не мыслит. А разве она, Лиля, не такая?
  -- Куда же она увозит твоего сына? - спросила подругу.
  -- В Израиль! А там вечная война!
   Да, это сокрушительный удар. Но Ирэн умела держать удары. И когда ослабевшая от сопереживания Лиля опустилась к ней на кровать с утешительным объятием, приняла его как должное.
  -- Ничего, - произнесла зловеще. - Еще посмотрим, кто кого. - Глаза ее при этом полыхнули прямо-таки адским огнем.
   Лиля поежилась и отодвинулась.
  -- А что же отец? Как к этому отнесся Олег?
   Горький смех подруги был ей ответом. Потом последовали словесные выпады, личные и общие.
  -- Не знаешь современных мужчин? К тому же он теперь коммунист! Нет, надо женщинам идти во власть, иначе погибнем с такими мужчинами!
  -- Думаешь, народом так же легко управлять, как мужем? - не удержалась от иронии Лиля.
   Но подруга не слышала. Чаще всего она слушала саму себя - при попустительстве Олега. И сейчас, поразив снова Лилю, грязно выругалась. А, выпустив пар, облегчилась. Приступ злости пошел ей только на пользу: закруглились под легким румянцем щеки, сливаясь по цвету с розовой подушкой, глаза поголубели. Быстро восстановилась! Не в пример долго переживающей Лиле.
  -- Лилок, зеркало дай, пожалуйста, - как ни в чем не бывало, попросила Ирэн. - Мой бывший должен прийти. Он теперь не родной муж, а посторонний мужчина, значит надо быть в форме. Нет, ну ты скажи, вместо того, чтобы сына спасать, говорит, что Игорек должен решать всё сам. Да за него же она решает! Слушай, а как твой сын? То же ведь киндер-сюрприз? Ну, какие отцы, такие и дети.
   "А какие жены, такие и мужья", - подумала Лиля, но ничего не сказала. Сама-то какой женой была? Наверняка не ангелом. Но поняла потом. Слишком поздно, когда уже ничего не исправишь. Лучше поздно, чем никогда? Нет! Лучше никогда, чем поздно. Так она теперь думала.
  -- Мой сын не пишет, - сказала она. - И давно, вторую неделю.
  -- Разве это давно? - Похорошевшее личико Ирэн выразило недоумение. - До писем ли там? В том году наша армия три тысячи призывников потеряла. Эй, ты что? Не куксись, твой-то скоро вернется. Уже домой, небось, собирается.
  -- Почему так думаешь? - Лиля выговорила это с трудом - никак не могла проглотить застрявший в горле комок.
  -- Газеты читать надо. В Чечне оставят только контрактников, поняла? Солдатские матери добиваются. И добьются! Вот бы тебе к ним, подруга. Ах, ну да, ты же у нас одиночка, только свое, только для себя...
  -- Ирэн!
  -- А что, не правда? Протестовать надо всем вместе. Твой-то сын вернется, ты о других подумай. Каково их матерям?
   Лиля опустила голову. Справедливый упрек. Но какой из нее борец? Нет в ней ярости Ирэниной. Агрессия - это отвратительно. Люди должны решать свои проблемы по-человечески, мирно, путем переговоров. Без митинговых криков, где бушует непредсказуемая стихия.
   И газеты она читает. Только одно расстройство от них...
  
   "Мир новостей". 22 февраля. 2005. N 9 (583).
   "Смета расходов Государственной Думы определена на 2005 год в сумме 3,6 млрд. рублей, в прошлом году она составляла 2,8 млрд. рублей - разница в 800 млрд... Как и финансовые олигархи, они смущаются своих доходов, и предпочитают вслух о них не говорить".
  
   "Мир новостей". 18 января. 2005. N4(578). На обложке: " Отмена льгот, Россиян опять обманули"
   "Бывшие льготники и до принятия нового закона о монетизации льгот привыкли пересчитывать каждую копейку. Между тем, есть в стране льготники, которых новый закон почему-то не коснулся. Каждый из них зарабатывает 45 тыс. рублей, но вот-вот, говорят, жалованье этих нужных стране людей почти удвоится, при этом льгот они, разумеется, не лишатся. Речь, правда, идет не о простых льготниках, а о наших с вами слугах - депутатах, тех самых, что денно и нощно корпят над необходимыми стране законами, вершат наши судьбы".
  
   "Аргументы и факты" февраль 2005. N8 (1269)
   "... В минувшем году цены росли быстрее инфляции... Несмотря на многочисленные обещания наших чиновников, уровень жизни большинства россиян так и не изменился к лучшему. В самом деле, получив счета за коммунальные услуги, владельцы квартир обнаружили, что платежи выросли в полтора-два раза..."
  
   "Мир новостей" 15 февраля 2005. N8 (582)
   " В этом году, чтобы сохранились прежние темпы экономического роста, инфляция должна бы расти в полтора раза медленнее, но сорвалась с цепи. А спровоцировали ее власти, которые включили рубильник реформы ЖКХ... А что, не привыкать над народом экспериментировать - две Зурабовские реформы пережили, значит и на третью силы есть...
   Что-то последнее время народ слишком много о деньгах говорит, не нравится все ему, народу этому, что платят отчаянно мало, пенсии грошовые. Так ведь увеличивают и зарплату бюджетникам, и пенсии постоянно: то 100, то 200 рублей прибавят.
   ... Председатель Комитета по регламенту Госдумы Олег Ковалев рассказывал, что Госдума собирается сэкономить на отмене депутатских льгот около 10% от выделяемого думского бюджета... Некоторые транжиры-депутаты умудряются только на транспорт в регионе промотать около миллиона каждый.
   ... Ну не может человек, находящийся в здравом уме и твердой памяти решить, что в Москве можно месяц в среднем питаться на 1542 руб. ... Молока литр, к примеру, на двадцатку тянет. Мясо - 130 в среднем за килограмм, столько же колбаса и сыр..."
  

-XI-

   Яхт-клуб оказался целым городком, огороженным, с военизированной охраной. Внутрь без специального пропуска не пускали, так что пришлось Лиле ссылаться на кандидата в депутаты Соловьева Сергея Ивановича.
  -- Нужно срочно с ним поговорить, - сказала она двум солдатикам, ничуть не старше её сына.
   Вот такая служба им досталась, без войны, и, наверное, вблизи от дома... Они служили исправно. Быстро связались по рации с Сергеем Ивановичем, а один из них вызвался проводить Лилю.
  -- Сами не найдёте, - пояснил коротко.
   И в самом деле, немудрено тут запутаться. Аллеи широкие, как городские улицы, по обе стороны - заснеженные деревья. А в редких просветах виднеются двухэтажные корпуса.
   Заметив её любопытство, сопровождающий солдатик стал объяснять:
  -- Это спорткомплекс с бассейном и сауной, баня, здравпункт, концертный зал при ресторане...
   Он перечислил всё с гордостью приобщенного к охране такого важного объекта. Подвел к самому крайнему корпусу, откозырял и ушел.
   Снаружи белокаменное строение впечатляло строгой красотой. А внутри... Облупленный поток, обшарпанные стены, куча цемента на полу, и резкий запах каких-то строительных материалов. Здесь шел ремонт. Единственный человек занимался им в дальнем углу, возле окна. К нему и направилась Лиля.
  -- Извините, где я могу видеть Сергея Ивановича?
   Человек в рабочей робе обернулся. Господи, да это же он сам! Его лицо, его улыбка...
  -- Здравствуйте, Лиля Андреевна!
  -- А почему вы одни, Сергей Иванович?
  -- Вот наберу команду и будет нас много.
   Он положил рубанок на пол, прикрыл стружки на подоконнике развернутой газетой и предложил ей присесть.
  -- Сюда?
  -- Извините, стулом еще не обзавелся. Знал бы, что придете, так приготовился бы.
  -- Я по делу, - заторопилась Лиля.
  -- А без дела нельзя было, просто проведать? - спросил он. - Такие мы все деловые. Ладно, слушаю вас.
   Она заморгала сразу же повлажневшими глазами.
  -- У меня... Я...
  -- Да вы успокойтесь, хотите конфетку? - как маленькой предложил он. - Сами разворачивайте, у меня руки грязные. - И вложил в ее руку карамельку в фантике. - Кисленькая, вы попробуйте. Так что случилось?
  -- Сын пропал!
  -- Как это? - встревожился Сергей Иванович.
  -- Молчит. Писем нет.
  -- Он ведь у вас в Чечне?
   Всё-то ему известно. И всё понимает по выражению Лилиного лица, на котором наверняка отразилось удивление.
   Сергей Иванович счел нужным ответить на ее немой вопрос.
  -- Ваш сын один во всем городе пошел в армию по самопризыву, администрация в курсе. - И задал свой:
  -- В его часть писали?
  -- И писала и телеграфировала! Молчат.
  -- Но это еще не значит, что он пропал.
  -- А что же тогда это значит?
   Лиля всхлипнула.
  -- Ну, ну, не надо. Знаете, Лиля Андреевна, такой парень, которого вы воспитали, не может просто так пропасть. Обещаю вам разобраться, вы только потерпите, ладно? Свяжусь по телефону с его начальством и завтра же вам доложу. Прямо беда с вами, женщинами, прежде всего думаете о плохом, - сочувственно добавил он.
   Приободренная его участливым обещанием, Лиля через силу улыбнулась.
  -- Буду только о хорошем думать, - пообещала она.
  -- Вот так держать! А как там дочка вашей заведующей?
  -- Жанна-то? Вроде бы пока не колется. У нее новые друзья, студенты. Они хорошие, только очень уж заполитизированные.
  -- А вы?
  -- Да меня наша Ксения Степановна аполитичной называет. А подруга Ирэн считает эгоисткой-одиночкой. За то, что в партию не вступаю.
   Он засмеялся, следом за ним и она.
  -- Думаю, что вы правы насчет партии.
  -- Спасибо за поддержку. Ну, я пойду.
  -- Нет! Я так не отпущу вас, давайте-ка вместе пообедаем, а? Ресторан наш посмотрите. Правда, я там не бываю, но ради вас...
  -- Значит, всё в сухомятку? Ведь бутербродами желудок себе испортите.
  -- А нашим рестораном нервную систему, - помрачнел он. - Впрочем, сегодня поступлюсь своими принципами. Вы подождите, я быстро. Только умоюсь и переоденусь в подсобке.
   Уютный ресторанчик был мягко освещен замаскированными между бревен светильниками. Параллельно окон длинный стол и сплошные скамейки с двух сторон его. Всё деревянное, стены и пол. Круглая колонна посреди ресторанного зала в синих корабликах на голубом фоне. И по окружности обставлена морскими флажками.
  -- Какие люди! - распростер им навстречу руки директор ресторана, осанистый, с бакенбардами на гладком, без единой морщинки лице. - И с такой дамой!
   Мимолетный взглядом он скользнул по потертой Лилиной шубке, пока помогал освобождаться из нее, опередив Сергея Ивановича.
   Кудрявые, посеребренные сединой бакенбарды, начищенные фирменные пуговицы на парадном кителе - они, казалось, перемигивались между собой. Живописный тип!
  -- На кота похож, - шепнула Лиля Сергею Ивановичу, когда директор ресторана усадил их на почетные места во главе стола.
  -- Нет, это крупный хищник, - тоже шепотом отозвался он. А вслух громко сказал:
  -- Вы у нас джентльмен, Пал Палыч.
  -- Как же, - изобразил тот фирменную улыбочку. - За дамами надо ухаживать. Они, как цветы, украшают нашу жизнь. Да и кроме вас гостей пока нет. Что отведать желаете? Есть рыба в кляре, цыплята-табака...
  -- Нам что попроще, - оборвал его перечисление Сергей Иванович.
  -- Но ведь за счет заведения.
  -- Только за наличные.
  -- Понял. - Фирменная улыбочка померкла. - Власти возражать не смею. Будущей власти...
   Он бесшумно удалился, действительно как осторожный хищник, а Лиля заметила:
  -- Не любите вы его, Сергей Иванович.
  -- Есть за что.
   Молоденькая официантка в тельняшке принесла на подносе и молча, поставила перед ними глубокие тарелки, полные багрово-огненного борща. Щедро приправленный зеленью, он золотился пятнышками жира. К нему полагалась густая сметана в прозрачной вазочке.
  -- Кладите сметану, чтобы перцем не обжечься, - посоветовал Лиле Сергей Иванович, успев попробовать борщ расписной деревянной ложкой. "За счет заведения", - вспомнил, хмыкнув. - Так и норовит подкупить! Вы ешьте, ешьте, повар-то он отменный, часто сам готовит.
   Едва опустели их тарелки, как перед ними появилось второе с помощью той же молчаливой официантки. Две большие порции, да какие! По пышной котлете с натюрмортом из сложного гарнира. Маслянисто желтели обжаренные ломтики картошки, алели половинки помидоров, круглились зеленые горошинки, а горстка свеклы была присыпана тертыми орехами. Жалко было разрушать такое великолепие. Но аппетит, конечно, победил.
   На десерт подали крохотные пирожные - тоже своего рода шедевры кулинарного искусства.
   Директор явился сразу же, как только они допили кофе.
  -- Не разочаровал вас?
  -- Что вы, большое спасибо, - поблагодарила Лиля. - Давно так вкусно не ела.
  -- А вы почаще заходите к нам.
   Лиля выжидательно посмотрела на Сергея Ивановича. Неужели обидит человека невежливым молчанием? Но он оказался на высоте.
  -- Спасибо, Пал Палыч.
  -- То-то же, - разнеженно замурлыкал тот. - А вы, милая дама, почаще приводите его сюда, смотришь, он и подобреет.
   Лиля улыбнулась. Ничего хищного в этом Пал Палыче не заметила. Кот! Ласковый домашний кот. Конечно, у него есть коготки, как и положено, чтобы обороняться. А, может, и нападать тоже? Коты же не вегетарианцы. Впрочем, Сергею Ивановичу виднее, вместе работают.
   На сей раз он сам помог Лиле одеться. Но пока выкладывал на стол деньги за обед, Пал Палыч вручил ей, не успевшей отвести назад руки, нарядный пакет.
  -- Ой, не надо, - попробовала отказаться Лиля, беспомощно поглядывая на Сергея Ивановича, который явно не одобрял подарка, хотя и помалкивал. Но устоять против Пал Палыча не смогла.
  -- Не обижайте меня, пожалуйста! Здесь пирожные, сам выпекал.
  -- Берите, Лиля Андреевна, - подал наконец-то голос Сергей Иванович. - Пал Палыч у нас известный дамский угодник. Если бы он только за дамами ухаживал и пирожные выпекал, а не руководил, цены бы ему не было.
  -- А я и так бесценный, - по-кошачьи фыркнул Пал Палыч. Открыл перед ними дверь, вперед пропуская Лилю. - Всего доброго, заходите ещё.
   Когда Лиля и Сергей Иванович отошли на малое расстояние от ресторана, он по-мальчишески хлопнул себя по коленкам.
  -- Надо же, перехитрил всё-таки меня этот Пал Палыч. Всё просчитал! Талантливый жулик.
  -- А мне он понравился. Обаятельный.
  -- Он всем женщинам нравится. Но ни на ком не хочет жениться. Да ну его! Я дельцов не люблю.
  

-XII-

   Утром Лилю поджидала на крыльце библиотеки возбужденная уборщица Петровна.
  -- К тебе там пришли, золотая моя, - сморщилась она в беззубой улыбке и зачастила, торопясь выговориться. - Мужчина из себя видный, обходительный такой, хотел помойное ведро мое вынести, но я не дала. Как можно? Я свое место знаю!
  -- Какой мужчина, какое ведро, Петровна? Ты меня уморишь. Итак всю ночь кошмары снились.
   Больше всего ей хотелось сейчас хлебнуть крепкого чаю, чтобы в голове прояснилось и перестало стучать в висках.
  -- Ох, какой мужчина, - выдохнула вспомнившая молодость Петровна.
   Навстречу Лиле шагнул Сергей Иванович. Наверное, с вестью о сыне...
   Она сразу изнемогла. Прислонилась плечом к стеллажу с книгами - он как раз разглядывал книжные новинки. Успел подхватить ее и опустить в кресло.
  -- Ну и нервы у вас, Лилия Андреевна! Нашелся ваш сын, нашелся. Сам с ним ночью говорил.
  -- Ой...
  -- Готовьтесь к скорой встрече с ним. Видите, зря волновались.
   Почувствовав прилив сил, она проворно выбралась из кресла.
  -- Вы говорили с ним? И что он сказал? Почему они там не отвечали мне?
  -- Их часть расформировывают. Но пока никому из родителей не сообщают. Теперь в Чечне будут служить только контрактники.
   Она пошла проводить его под завистливым надзором любопытствующей Петровны. Остановились на крыльце.
  -- Я так благодарна вам, Сергей Иванович! Могу тоже что-нибудь сделать для вас?
  -- Можете, не раздумывая, сразу же ответил он. И засмеялся. - Неистребимая московская привычка: Я - вам, вы - мне. Быстро же научился тут!
  -- А разве на вашем Белом море не так?
  -- Теперь уже, наверное, во всей России так. Горизонталь в действии.
  -- Так чем я могу быть полезна вам?
  -- Печатать умеете?
  -- Конечно.
  -- Надо бы кое-что перепечатать, но в администрации не хочу, там народ болтливый.
  -- Никому не скажу, - заверила его Лиля.
  -- Да в вас-то я ничуть не сомневаюсь. Только ведь это дополнительная работа? Но я заплачу.
  -- Тогда не буду печатать, - обиделась Лиля.
  -- А я считаю, что каждый труд должен быть оплачен.
  -- Не буду, - упрямо повторила она. - Перенимаете здесь худшее! Может, мне тоже вам оплатить заботу о моем сыне?
   С видом кающегося грешника Сергей Иванович склонил перед ней свою лобастую голову.
  -- Простите! - Взял ее руки в свои. - Ну, пожалуйста! Я больше не буду. Хотите на колени встану?
   Она невольно улыбнулась - уж очень забавен он был сейчас. И раскаивался искренне.
  -- Не надо на колени, здесь грязно.
  -- Да я только что пол протирала, - высунулась на крыльцо из-за двери оскорбленная Петровна.
   Переглянувшись, Лиля и Сергей Иванович рассмеялись.
  -- Опять подслушиваешь, Петровна? - попеняла ей Лиля.
   Та сразу же спряталась за дверь. А Сергей Иванович всё медлил, не уходил.
  -- Когда вам бумаги на перепечатку занести, Лиля Андреевна?
  -- А давайте-ка после работы, - предложила она. - Приносите мне домой, чай с вами попьем. С пирожными Пал Палыча.
  -- Я уж лучше с вашими сухариками. - Он обрадовался. И лицо его осветила лучезарная улыбка. - Так до вечера?
  -- Буду ждать.
  -- Как давно я не слышал этих слов...
   Круто развернувшись, он ушел.
   Почему она так волновалась перед его приходом? И зачем украдкой поглядывала в зеркало? Оправдывала себя тем, что слышала от Ирэн: перед посторонним мужчиной нужно быть в форме. Да и хотелось чисто по-женски позаботиться о нем. Каково ему там, в общежитии, где полно мужчин? Чем они занимаются без женщин? Небось выпивают, да в карты режутся. Или в домино стучат. Не в шахматы же. Наверное, мало кто из них поднимается после тяжелой работы на зимних стройках до такой интеллектуально игры.
   Встретила Лиля Сергея Ивановича вместе с Гавом. Щенок получил кусок колбасы, а ей вручили красную розу, сбереженную от холода в "дипломате". Оттуда же Сергей Иванович извлек нарезку языка в целлофане.
  -- Ну, зачем вы? - попыталась отказаться Лиля. - Заберите!
  -- Нет, это вам к завтраку. Себе я такую же взял.
  -- Вот за розу большое спасибо, - расчувствовалась она. - Давно мне цветы не приносили...
  -- А я давно никому не дарил...
   Гав крутился возле них в прихожей, а из большой комнаты доносился лай.
  -- У вас что, еще одна собака? - спросил, раздеваясь, Сергей Иванович.
  -- Нет, это Гоша хулиганит, - объяснила Лиля. - В библиотеке мяукал, кошку дразнил, а здесь лает, Гава дразнит.
  -- Надо же, какие способности!
   Лиля провела Сергея Ивановича в большую комнату и показала бойкого попугайчика.
  -- Наслышан про эту птичку, - сказал Сергей Иванович, - но почему он у вас, а не в библиотеке?
   Пришлось рассказать про бдительного старичка, которого боится заведующая.
  -- Гоша говорит много и часто про политику. А этот Спиридоныч блокнот с собой носит, чтобы записывать.
  -- Спиридоныч? - На улыбчивым лице Сергея Ивановича подвижные брови поползли вверх от удивления. - Да он же милейший человек! Любит порядок наводить, но никому не вредит.
  -- Так вы его знаете?
  -- А как же! Мемуары пишет и действительно ходит с блокнотом. Вы свою заведующую успокойте.
   Лиля вздохнула с облегчением.
  -- Значит, нам нечего опасаться, Гоша.
   Попугайчик, казалось, прислушивался к ним, склоняя шелковистую головку то в одну, то в другую сторону. А, взлетев на жердочку, провозгласил:
  -- Гоша хороший! Гошу в президенты!
   Сергей Иванович вздрогнул от неожиданности и засмеялся. Щенок загавкал, вслед за ним и попугайчик, пока Лиля пыталась утихомирить своих питомцев, а гость заливался смехом, запрокинув голову. Потом просунул пальцы в клетку к попугайчику, совсем как расшалившийся мальчишка. Собака и птица азартно облаивали друг друга, а он веселился.
  -- Прямо цирк на дому!
   Ну, совсем в детство впал... Ладно, хоть отдохнет по-человечески в домашней обстановке. Насмеется вдоволь. Но, в общем-то, она слегка завидовала Гоше и Гаву, на которых сосредоточилось внимание гостя.
  -- Хватит лаять, скажи что-нибудь еще, - попросил попугайчика Сергей Иванович, вытирая платком выступившие от смеха слезы.
   Гоша тут же откликнулся своей коронной фразой. Вернее, не своей, а позаимствованной:
  -- Будем мочить в сортире!
   Сергей Иванович зааплодировал.
  -- Ай да Гоша!
   В большой комнате Лиля налила кипятка в чашку Сергея Ивановича и спросила, сколько добавить заварки. Ей уже поднадоел попугайчик. Заметив это, Сергей Иванович предложил оставить неугомонного Гошу под арестом в маленькой комнате, чем вместе с Лилей утешил и Гава. Лиля закрыла туда дверь.
  -- А то поговорить нам не даст, - сказал Лиле Сергей Иванович, чутко улавливая ее настроение. - Птица хорошо, но человек лучше.
  -- Да вы прямо афоризмами заговорили, - сыронизировала Лиля, теша себя этой маленькой женской местью.
  -- Я при вас то глупею, то умнею, - отговорился он.
   И она тут же прониклась к нему теплыми чувствами.
  -- А смехотерапия вам на пользу.
  -- Да уж, - озабоченно зашевелил он бровями. - Скоро, наверное, только смехом лечить придется. Медикаментов-то всем не хватает. Я тут по аптекам прошелся... Но не будем о грустном!
  -- А что же у нас веселое? Кроме попугая конечно.
  -- Как что? Вот наша с вами встреча, это же просто везение, что мы познакомились. Я с вами душой отогреваюсь.
  -- У вас она тоже заморожена? - тихо спросила Лиля и пожалела о своем вопросе - так потемнело его лицо, искаженное страданием. - Простите!
  -- Когда-нибудь я вам все расскажу, - глухо прозвучал его голос.
  -- Не надо!
  -- Нет, надо. Мы ведь подружились?
  -- Да, согласилась Лиля. - Мы с вами теперь друзья.
   Почувствовав неловкость, они не решались взглянуть друг на друга. Смотрели на розу в вазе. Она еще не совсем распустилась. В серединке лепестки были туго скручены, а те, что их обрамляли, развернулись и пламенели, оттеняя белую скатерть у окна, за которым белела зима. Это контрастность завораживала обоих.
  -- Хотел вам лилию подарить, Лиля Андреевна, но не вышло. В магазине только розы. А вам бы лилия больше подошла. Нежная такая, непоказушная.
  -- Мой цветок - незабудка, - улыбнулась она. - Тоже непоказушная.
   Он мечтательно поднял глаза вверх, к потолку.
  -- Ваши глаза как незабудки, и лицо как лилия... - Глянул опять на розу и сам себя одернул: - Что-то я совсем размяк в домашних условиях. Не осуждайте меня, ладно?
  -- Да я сама такая. Может, мы с вами последние лирики-романтики среди прагматиков? В таком окружении трудно уцелеть. Жестокое время!
  -- Ничего, прорвемся! Нам твердость нужна, впереди много дел. Сергей Иванович отодвинул чашку с недопитым чаем, встал из-за стола и начал мерить комнату крупными шагами, от стола к двери и назад. За ним, как привязанный, семенил влюбленный в него Гав: туда-сюда, туда-сюда, так что Лиля устала поворачивать за ними голову. - Придется учиться прагматизму. И объединяться с порядочными людьми, чтобы отбиваться от непорядочных.
  -- Вы прямо как моя московская подруга, - заметила Лиля.
  -- У вас такая сознательная подруга? - резко остановился он перед Лилей, так что разогнавшийся Гав не успел притормозить и чуть не налетел на него сзади.
  -- У моей подруги слово с делом расходится.
  -- Как у нашей власти ... Плохо! Рубанул он воздух ребром ладони. - То есть хорошо, что мы с вами это понимаем. Верно, Гав? - обратился к щенку, который уже пристроился сбоку.
  -- Гав!
  -- Можно мне попрощаться с Гошей?
  -- Конечно. - Лиля пошла с Сергеем Ивановичем в маленькую комнату, где томился изолированный от них попугайчик.
  -- Пожелай мне что-нибудь на дорожку, Гоша.
  -- Даешь революцию!
  -- Да ты экстремист, Гоша. Нет, это нам не подходит. Только мирные переговоры.
  -- Без насилия, - добавила Лиля.
   Но попугайчик Гоша был явно против.
  -- Люди, будьте бдительны, - предупредил он, скосив на них блестящие бусинки глаз.
   ... Документы Сергея Ивановича, отданные Лиле на перепечатку, оказались стенограммами заседаний Госдумы. Лиля перепечатывала отмеченные им выдержки из них вечером, когда библиотека пустела и удавалось выпроводить Петровну, которая изнемогала от любопытства. Потом, получив разрешение заведующей, забрала машинку домой. Кое-как дотащила, зато дело упростилось и продвинулось.
  
   Депутаты о законе N 122 (О монетизации льгот)
  
   3 августа 2004. Бюллетень N 45 (760).
   Чуев А.В., фракция "Родина".
   "Вот сегодня утром мы получили совершенно новые таблицы поправок к тому законопроекту. Предыдущие поправки мы получили только вчера и даже в тех поправках... уже был целый ряд ошибок. Я считаю, что в таком варианте... обсуждать столь важный и серьезный законопроект нельзя".
   Илюхин В.И., фракция КПРФ.
   "Изучив поправки вчера вечером, ночью и открыв с удивлением новый блок поправок, мы убедились, что номера поправок абсолютно не совпадают. Работать, голосовать сегодня невозможно".
   Ибирев Б.Г., фракция КПРФ.
   "Вчера... я получил... 3 тома законов, это 523 стр., 14 блоков поправок -- это в общей сложности 3038 стр., но сегодня мне выдают другой комплект, в котором теперь 3 блока - 766 стр. закона, 2500 стр. поправок...".
   Шеин О.И., фракция "Родина".
   "... Мне представляется, по меньшей мере, издевательским тот режим работы, который сейчас предлагается".
   Мельников И.И., фракция КПРФ.
   "Мы должны представлять здесь интересы наших избирателей и интересы граждан, а не интересы правительства и интересы президента. Мы знаем, какое мнение в обществе об этом законопроекте".
   Решульский С.Н. фракция КПРФ.
   "Настроение у всех, полагаю, какое-то мерзкое, чувствуешь себя, как будто связался с политическими наперсточниками... А что тут обсуждать, когда тут никакой логики даже нет?".
   Гришуков В.В. фракция КПРФ.
   "Я прежде всего обращаюсь к фракции "Единая Россия", куда мы спешим, вообще-то говоря? Большинство, понятно, у вас в Госдуме, в Совете Госдумы, все кабинеты возглавили. Куда спешим? Такое впечатление, что кто-то очень сильно лоббирует этот интерес... Дума антинародной быть не может, поэтому я думаю, нам пора поставить вопрос о самороспуске Думы".
  
   5 августа 2004 г. Бюллетень N 46.
   Чуев А.В., фракция "Родина".
   "Принятие этого закона мы считаем не просто глубоко ошибочным, но и вредным для нашего народа, потому что он ухудшает положение огромной категории граждан... Те последствия, которые принесет этот закон... в основном, выразятся в следующем году и в дальнейшие годы... Многие государственные полномочия на сегодняшний день переходят в субъекты Федерации и в органы местного самоуправления без конкретной финансовой поддержки и практически некоим образом компенсированы не будут. Принятие данного закона является не просто ошибкой, а преступлением".
   Морозов О.В., фракция "Единая Россия".
   "Если еще раз прозвучат такие слова, как "преступление", то я думаю, что соответствующие коллеги будут отвечать за это по всей строгости закона".
   3 августа 2004 г.
   Слиска Л.К. (Первый зам. Председателя Госдумы), фракция "Единая Россия".
   "Считаю, что мы должны... начать рассматривать этот закон сегодня".
   Митрофанов А.В. Фракция "ЛДПР".
   "Министр Зурабов говорил, что он будет добиваться этих законов, даже если всем членам правительства придется выдать бронежилеты... Особенно считаю эффективным рассмотрение вопроса о гарантиях президенту... Б.Н. Ельцину... Особенно министру Зурабову, потому что именно Ельцину он обязан своей карьерой".
   Смолин О.Н. фракция КПРФ.
   "Мы платим человеку минимум 600 р. Между тем в московском приюте для бродячих животных... на бродячую собаку в месяц выделяется 1800, на бродячую кошку 1500, чуть-чуть больше, чем у нас сейчас минимальная пенсия".
  
   Ну и что могла Лиля подумать про своих депутатов? Эх, лучше вообще не думать! И без того душа не на месте, а ум за разум заходит.
  

-XIII-

   Психоневрологический диспансер, куда уговорили обратиться Жанну из-за ее наркотической зависимости, ютился за хлипким ограждением, стыдливо прикрытым вымахавшими деревьями. Это был самый лакомый кусочек городской земли, на него наперебой зарились местные предприниматели, конфликтуя с московскими. Делали частые попытки вытеснить с вожделенной территории беззащитное лечебное учреждение. Его бараки ранней советской постройки, содержащиеся, однако, в отменной чистоте и полном порядке, то поджигали, то затапливали, а то и взрывали. Но нервно-психические больные во главе с врачами-энтузиастами стойко держали оборону и быстро восстанавливали порушенное хозяйство. Вот и теперь вместо двух беленьких бараков чернели обугленные головешки. Их уже разгребали пациенты в одинаковых казенных телогрейках. А криминальная эта чернота лишь подчеркивала благодатную белизну липовых аллей с вычищенными дорожками между смежных сугробов.
   Ксения Степановна и Лиля шли навещать Жанну. Они здесь словно в другой мир попали. За ветвистой завесой из кустарников и деревьев мелькали в безопасном отдалении машины с их ядовитыми выхлопными газами. Здесь чистый морозный воздух бодрил, чувствовалась небывалая легкость в теле и на душе. Тихий, умиротворенный уголок, отделенный от остального суматошного города.
  -- Благодать! - сощурилась от слепящего февральского солнца Лиля. - Я бы тоже не прочь подлечиться в таком месте, а то что-то нервы сдают.
   Ксения Степановна перекинула из одной руки в другую целлофановый пакет, где золотились апельсины, краснели и зеленели яблоки. Она устала, отекшие ноги побаливали. Зато не мучила одышка. Хоть приходи сюда, чтобы насыщаться кислородом и поднимать свой тонус. Но критическое отношение ко всему, что ее окружает, обострённое каждодневной тревогой за дочь, и тут взяли верх.
  -- Всё население страны следовало бы пропускать через такое лечебное учреждение, - отчеканила она. - Поголовно, для профилактики. Ведь это уже общероссийский дурдом!
  -- Да, наши люди черствеют, - вынуждена была признать Лиля, которой сейчас совсем не хотелось, даже в мыслях, возвращаться туда, в неуютную жизнь за этой оградой.
  -- Звереют!
   Втянутая в неприятный разговор, Лиля вынуждена была поддерживать его, чтобы не обидеть Ксению Степановну.
  -- Нет уверенности в завтрашнем дне...
  -- В сегодняшнем!
  -- Ну вот сегодня же нам с вами хорошо?
  -- А другим? Вчера слушала Мельникову, ну ту, из "Солдатских матерей", так это же кошмар! Солдаты мерзнут и голодают, дерутся из-за хлеба и убивают друг друга! Около двух тысяч погибших за тот год, не считая тех, кто погиб в боях с моджахедами... Ты чего скисла? - тряхнула она помертвевшую Лилю. - Твой сын скоро будет с тобой, а вот другие...
  -- Другие, - эхом отозвалась Лиля, страдая за чьих-то неведомых ей матерей и сыновой.
  -- Им не повезло. И девчонкам не за кого замуж выходить, не от кого рожать. За десять последних лет нас стало на 9,5 млн. меньше. Вымирающая страна!
  -- Но и в других странах население тоже сокращается, не только у нас, - сделала Лиля попытку хоть так защитить свою страну - больше для самоуспокоения. - Везде белых всё меньше, черных всё больше.
   Это развеселило Ксению Степановну с характерными для нее перепадами в настроении.
  -- А больше всего жёлтых, да? - хохотнула она. - Китайцев, вьетнамцев...
   Лиля охотно поддержала, тоже впадая в шутливость:
  -- Ассимилируются все, и пойдут желто-черно-белые детки. Так решится, наконец, национальный вопрос.
  -- Не решится. Это же отвлекающий момент для власти. Будут людей стравливать. Внешние враги, внутренние враги...
  -- Э-эй, - посторонитесь!
   Под лихой предупредительный возглас Ксения Степановна успела отпрянуть, оказавшись проворнее Лили, которую дернула за собой в сугроб. По узкой дорожке, прямо на них катила тележка. Изображая рысаков, Антон с Мишкой, впряженные в нее, резво перебирали подкованными ботинками, как копытами. И смех их напоминал ржание. А погоняла друзей смеющаяся Жанна. Обхватив руками большой котел, она восседала на тележке.
  -- Тпру! - скомандовала Жанна, и ребята послушно остановились.
  -- Здорово, мать, здравствуйте, Лилия Андреевна!
   Блондинистый курносик Антон и рыжий долгоносик Мишка приветливо затрясли волосами, как гривами, на непокрытых головах.
  -- Вы куда это? - Ксения Степановна искоса тайком полюбовалась посвежевшей дочерью. - И откуда?
   Оба друга заржали уже совсем по лошадиному. А Жанна сообщила:
  -- Мы из кухни. Вот везем психам обед. Такое у нас тут общественное поручение, верно, мальчики?
   Оба посмотрели на нее с обожанием.
  -- Но вы-то что здесь делаете? - спросила их Лиля.
   Ответила за них Жанна, которой ребята предоставляли, видимо, право говорить и за себя.
  -- Они тоже лечатся. Я от безделья, они - от перегрузок. У них такая сложная учебная программа, с ума сойти можно!
  -- И как же вас тут лечат? - заинтересовалась Ксения Степановна. - Таблетками или уколами?
  -- Нас лечат вот так!
   Жанна выпрыгнула из тележки, села на заснеженную дорожку, наклонив голову вперед. Явно подражая лечащему врачу, начала: "Кончики моих пальцев теплеют, тепло поднимается выше, к локтям, еще выше, к плечам..."
  -- Сейчас же встань! - опомнившись, бросилась поднимать ее Ксения Степановна. - Простудиться же можешь!
   Твердый подбородок над пухлыми Жаниными губами дрогнул, она встала сама.
  -- Ну, что ты, мать? - Голос потеплел. - Не беспокойся, меня никакая зараза не возьмет. - И, словно опомнившись, выхватила у Ксении Степановны пакет с фруктами. - Давай свои витамины, а то домой унесешь, знаю я тебя.
   Между тем Антон с Мишкой подхватили Жанну и усадили на тележку, вручив ей оброненный кнут.
  -- Когда же вас выпишут? - решила выяснить Лиля, которой не терпелось пристроить Жанну в яхт-клуб к Сергею Ивановичу.
  -- Завтра, - ответила Жанна.
  -- Уже? - вырвалось у Ксении Степановны.
   Жанна засмеялась.
  -- Не боись, мать, меня тут перековали. Видишь, даже работать захотелось.
  -- Вот и хорошо, - обрадовалась Лиля, - работа у тебя будет.
  -- А мы? - в два голоса завопили Антон с Мишкой.
  -- Хотим вместе, - заявила Жанна. - Они могут работать по выходным и вечерами. Мы уже об этом думали. В общем, когда у них время будет.
  -- Я поговорю, - пообещала Лиля, довольная тем, что все так удачно складывается.
  -- С кем поговорите? - стала допытываться Жанна.
  -- Один хороший человек, он приехал к нам издалека. Будет учить ребят морскому делу в яхт-клубе. Ему команда нужна.
  -- Супер! - захлопала в ладоши Жанна. - Мальчики, в яхт-клубе такой ресторан!
   Это не понравилось Ксении Степановне.
  -- Ты-то откуда знаешь?
   Ничуть не тронутая подозрительностью матери, даже как-будто поддразнивая ее, Жанна зажмурилась от приятных воспоминаний.
  -- Бывала я там. Тоже у хорошего человека, только он местный. Такими устрицами угощал! Мальчики, вы любите устриц?
   Они согласно закивали. А в устремленных в неведомую даль глазах Жанны то светлела, то темнела зелень, переливаясь под солнечными лучами. Она поощрительно обласкала ими Антона, а Мишке оставалось только вздыхать.
   Всё зная про Жанну, Лиля невольно восхищалась ею. Сумела таких ребят приручить! И внушить к себе уважение. Не то что двумя, целым взводом командовать может.
   Через неделю у Сергея Ивановича была уже мини-команда. Жанна, Мишка и Антон с молодым азартом подключились к ремонту в яхт-клубе. И он, благодарный Лиле за таких ребят, всё время нахваливал их. Отработав, они плескались в бассейне спортивного комплекса, а по дороге в общежитие ещё и пиво пили в ночном магазинчике на те деньги, которые им платили за работу. Пусть невесть какие, зато свои, не выпрошенные у родителей, чем очень гордились. И больше всех - Жанна. Редкие, но всегда вкусные воскресные ресторанные обеды их у Пал Палыча оплачивала городская администрация.
   А Лиля с нетерпением ждала сына. Вызванная очередным звонком Ирэн, поехала в Москву к подруге в надежде поделиться с ней своими чувствами, которые переполняли ее, просто рвались наружу. Однако та, как обычно замкнутая на саму себя, заинтересовалась совсем другим.
  -- Что это ты так помолодела? Подстриглась!
   С придирчивым любопытством оглядев Лилину голову в пышных прядях волос - новую прическу, сделанную к возвращению сына, выговориться Лиле не дала. Сразу занялась подготовкой к своему излюбленному ритуалу с кофе. Правда, теперь не восторгалась им, целиком поглощенная своими мыслями.
  -- Ирэн, а ты была права насчет моего мальчика, - решила все-таки добиться ее внимания Лиля.
  -- Да? - рассеянно отозвалась та, после чего в упор уставилась на Лилю и прищурилась:
  -- Ты что, любовником обзавелась?
   Лиля так и вспыхнула.
  -- Какие любовники, ко мне сын приезжает!
  -- Чего же тогда краснеешь? Сын сыном, а любовник любовником. Ты вот что, не спеши с этим. Я тебя познакомлю с кем-нибудь из моей партии.
  -- Да не надо меня ни с кем знакомить!
  -- Еще не знаешь, какие у нас мужчины.
  -- И знать не хочу.
  -- Ну, конечно, ты же одиночка, всё сама! А жизнь-то дорожает, надорвешься ведь. - Ирэн долила кофе в чашечки, сначала себе, потом ей и принялась вразумлять Лилю:
  -- Хватит в облаках витать, опустись на землю. Тебе нужен мужчина обеспеченный, с положением. Помешала в чашечке серебряной ложечкой с витой ручкой, и, наконец, выложила главное, из-за чего вызвала Лилю: - Вот что, подруга, тебе надо переехать в Москву.
  -- Зачем?!
  -- Чтобы наладить свою жизнь. Хватит сидеть в библиотеке, я тебе хорошее место подберу. И с обменом помогу, есть у меня связи.
   Изумленная Лиля слушала, как планирует Ирэн ее жизнь. Что за вздорная идея! Бросить родной городок? Да краше его нет! Березовые рощи, полевые цветы у самого дома, рябины, полыхающие по осени багрянцем. А Москва-река? Здесь родилась, родила сына, похоронила мужа... Разве можно оторваться от всего от этого? Да и Шурик-младший никогда не согласиться.
  -- Чего тут думать? - усилила свой напор Ирэн. - Мы с тобой соединим наши квартиры, поняла? После твоего обмена, конечно. Будем заботиться друг о друге.
   Час от часу не легче! Чтобы она жила Ирэниной жизнью? На такое способен только Олег.
   Лиля медленно приходила в себя от предложения предприимчивой подруги. Да какое предложение? Продуманный план навязывается...
  -- Интересно, а куда ты сына моего денешь? - с иронической усмешкой спросила она.
   Волевым усилием Ирэн стерла со своего кукольного личика досадливую гримаску.
  -- Ну да, еще ведь сын... Ничего, пристроим! Найду невесту с квартирой, это не проблема.
   Похоже, для нее проблем вообще нет, особенно чужих.
  -- Мой Шурик не поедет в Москву.
   Но коренная москвичка Ирэн и мысли не допускала, что кто-то может отказаться от столицы. Молодые - тем более.
  -- Что ему делать в вашем Подмосковье, твоему сыну?
  -- Жить, - сказала Лиля. - И знаешь что? Позови ты своего Олега к себе, вам друг без друга не обойтись. А меня, пожалуйста, не трогай. Извини, мне пора.
  -- Обиделась, что ли? - в недоумении спросила Ирэн. - Я же хотела, как лучше!
  -- А получилось как всегда, - вспомнила Лиля вслух известное изречение политика-златоуста.
  -- Помочь тебе хотела!
  -- Помоги лучше себе.
  -- Да подожди ты, - задержала уже одетую Лилю Ирэн. - Тушенку возьми.
  -- Не надо.
  -- Бедная, но гордая, да? Я же все равно на помойку выброшу.
  -- Лучше соседям отдай. Если, конечно, твои соседи тоже не выбрасывают консервы. Прощай!
   Вот так Лиля рассталась с единственной подругой. И осталась одна. Ксения Степановна и Сергей Иванович были не в счет. С ними ведь не откровенничала, как раньше с Ирэн. Ну и ладно, ну и пусть, скоро сын дома будет, и она всю себя посвятит своему мальчику.
  

-XIV-

   Специфический запах сразу же ударил в нос Лиле - ещё в прихожей. Едкая смесь, где узнаваем был только пот. Чужой запах! Но он сразу стал родным, потому что пропитан им был сын, который встретил ее в большой комнате.
  -- Сыночек! - сомлела в счастливых всхлипах Лиля. Потом крепко прижалась к нему.
  -- Не плачь. Не надо.
   Огрубевший голос его, утратив былую мальчишескую звонкость, был с хрипотцой, а слова он как-будто выталкивал из себя. Больше всего Лилю поразили глаза сына - отчужденно холодные на неподвижном, как маска, лице. Но это был ее сын! И она цеплялась за него, оглаживала, словно хотела удостовериться в его реальности.
  -- Живой...
  -- Успокойся. Видишь ведь, что жив.
   В его монотонном голосе проявилось раздражение, только никак не отразилось на лице, лишенном всякой мимики. Методично отдирая материнские пальцы со своей мятой и грязной камуфляжной формы, он оставался безразлично спокойным, и она растерялась, вынужденная соблюдать обозначенную им дистанцию между ними.
  -- Ты помоешься? Я ванну приготовлю...
  -- Сначала дашь поесть.
   Отрывистые фразы, полная отстраненность. Почему он такой? Родной человечек! Что случилось с ним в этой Чечне?
  -- Война, мама, - будто угадывая невысказанный материнский вопрос, криво усмехнулся сын, и губы его дернулись на ничего не выражающем лице - оно само по себе, они сами по себе.
  -- Так я картошку варить поставлю, - засуетилась Лиля. - Селедку-то уже купила. Может за бородинским хлебом сходить? Ты ведь любишь... Тушенку можно разогреть! - Безудержной скороговоркой она неосознанно защищалась от сосущей тревоги. - Сначала картошку поставлю, я быстро, сынок.
  -- Подожди. - Протянув руку, но, не касаясь матери, он остановил ее. - Сначала познакомься. Мой братан Савелий.
   Целиком поглощенная долгожданной встречей, обеспокоенная разительными переменами, она только теперь заметила за сыном парня в кресле, который встал перед ней по стойке "смирно". Плотный, тоже в камуфляже, но защитные зигзаги на форме не морщились, как у похудевшего Шурика, ветхая ткань обтягивала его, а под ней рельефно бугрились мышцы. Выпуклая грудь, ямочка на подбородке.
   Парень снял очки с большими черными стеклами и... О, Господи! Он был изуродован. Багровые рубцы окружали мерцавшие в глубине глаза опушенные ресницами. Снова прикрывшись очками, участливо спросил Лилю:
  -- Так лучше? Ко мне привыкнуть надо.
  -- Братан, она привыкнет. - Лицо сына оживилось на миг. - Мама, Савик будет жить у нас. - Он приобнял парня.
  -- Ему идти некуда, Савик детдомовский.
  -- Конечно, конечно, - поспешила согласиться Лиля, хотя ее не спрашивали, просто поставили в известность. Вот здесь, в папиной комнате расположитесь оба. Я вам не буду мешать. Да! - вспомнила она про своих питомцев. - А где же Гав? Надо познакомить вас с Гавом и Гошей.
  -- Познакомились уже, - опять криво усмехнулся Шурик, дернув губами.
   Странно вели себя и ее питомцы. В маленькой комнате щенок забился под тумбочку с клеткой, где притаился за кормушкой попугайчик. Ни звука! Ни тот, ни другой не покинули своих убежищ, на призывы Лиля не отозвались.
  -- Лиля Андреевна, им тоже привыкнуть надо, - сказал Савелий, вошедший в комнату следом за ней. - Все-таки для них мы чужие люди.
   А Шурик в большой комнате пожал прямыми, как у отца, плечами. Ну, совсем по-отцовски.
  -- Будешь нас кормить?
   Подгоняемая его тяжелым взглядом, Лиля выхватила из шифоньера банный халат для сына и спортивный костюм для его друга.
  -- После душа переоденетесь. Мойте руки, а я на кухню.
   Незаметно для себя она вслед за сыном заговорила отрывисто... За кухонным столом оба парня сразу же набросились на то, что успела наскоро приготовить. Нарезанные ломтики хлеба не трогали, отламывали от горбушки. А хлебные крошки за собой подбирали, чтобы отправить из горсти в рот. Селедку же, тоже порезанную, в полукружиях репчатого лука, норовили вытащить из тарелки руками, хотя подсовывала им вилкою. Словно одичали за время армейской службы. И почему-то пригибались, словно потолок давил на них, каждый раз вздрагивали, когда за окном сигналили припаркованные машины.
   Как же они наслаждались простой едой! Праздничная скатерть радовала только Лилю, парни вряд ли ее замечали. Ну, просто люди из другого мира. Так ведь они и были оттуда, из войны...
  -- Ты бы снял шарфик, сынок, - потянулась к Шурику Лиля.
   Он отпрянул.
  -- Нет!
   Резкость Шурика смягчил объяснением Савелий. Но каким-то невнятным.
  -- Ему так удобнее, Лиля Андреевна, он так привык. Да вы не беспокойтесь, худшее позади. - И начал развлекать ее шутками-прибаутками, чтобы отвлечь, и наконец-то это удалось ему. Лиля даже улыбнулась.
  -- Веселый у тебя друг, сынок.
  -- Он мне братан. От смерти спас.
   Выроненная из Лилиных рук хлебница, уже треснутая, раскололась пополам. В смятении переводила глаза с невозмутимого Шурика на заерзавшего Савелия. А тот, одолев секундное замешательство, хлопнул в ладоши.
  -- Посуда бьется к счастью! Правда ведь, Лиля Андреевна?
   Но ей нужны были подробности. Сейчас. Немедленно. Ее мальчика могли убить!
  -- Расскажите, взмолилась она.
  -- Потом, - отрезал Шурик.
   Тут же подключился Савелий:
  -- Обязательно расскажем, потерпите немножко, Лиля Андреевна. Пока вспоминать не хочется.
   Они как будто поменялись возрастными ролями: Савик уговаривал ее, словно многоопытный человек несведущего, отвлекая мать и сына от запретной темы, смаковал домашнюю еду. Налегал на картошку, окропленную постным маслом, жевал крепкими, неиспорченными никотином зубами селедочный хребет и по-детски причмокивал. А Шурик ел механически, сидел, как посторонний. Был рядом с ними, но ничем не обозначал своего присутствия.
   После ванной парни улеглись валетом на приготовленную для них постель. Заснули быстро. А Лиле не спалось в ее комнате. Значит, все-таки война не совсем пощадила Шурика, зацепила его. И потому, конечно же, он так изменился. Что же там произошло?
   Терзаясь в страшных подозрениях, она задремала наконец. Но громкий вопль в другой комнате подбросил ее на тахте. В этом вопле было больше животного, чем человеческого, и обостренным чутьем матери она угадала: это сын. Путаясь в длинной ночной сорочке, спотыкаясь в темноте, выбралась в коридор. Там уже в ожидании ее прислонился к закрытой двери успевший зажечь свет Савелий. Он не пустил Лилю к Шурику. Мягко отстранил от дверей.
  -- Туда нельзя, а то ему хуже будет, понимаете, Лиля Андреевна? Да и вам тоже... Надо успокоиться.
  -- Что с ним?!.
  -- Война.
  -- Но ведь ты не кричишь?..
  -- Я в детдоме всего насмотрелся, а он с вами рос, - сказал Савелий то, что она поняла не сразу: - У меня это снаружи, а у Сашка внутри.
   Утром, когда измученная Лиля собиралась на работу, Савелий позвал ее. Парни примеряли брюки и рубашки покойного Лилиного мужа, советуясь с ней, кому что носить. И Шурик был совершенно спокоен. Может, не помнил про то, что случилось ночью? Лиля поглядывала на него с тайной тревогой, когда он внезапно рухнул на пол. К ужасу Лили полуголое тело сына изгибалось дугой. Поднималось и опадало, колотясь об пол то головой, то босыми пятками, корчилось в конвульсиях. Полуоткрытый рот, а в нем пузырится пена...
  -- Держите за ноги! - успев сунуть ложку в рот Шурику, крикнул Савелий Лиле, замершей на полпути. - Покрепче держите!
   С умелой расторопностью он подпихнул под голову друга подушку, вмял в нее, прижал за плечи к полу. Вдвоем они еле удерживали Шурика. Неведомая Лиле злая сила сотрясала ее сына. Затихал он постепенно. А когда склоненный над ним Савелий устало распрямился, она увидела окольцованную шею своего мальчика. Нежная белизна кожи, и зловещая темная полоска на ней...
  -- Что это у него?!
  -- Когда-нибудь Сашок расскажет вам все. Или я, если он позволит. А пока не надо напоминать ему о Чечне. Для него это опасно.
  -- Припадок может повториться?
  -- Наверное. Да вы не беспокойтесь. Я же рядом. И вы теперь тоже.
  -- Но почему, почему?..
   После тяжелого вздоха Савелий объяснил непонятое Лилей раньше, уже сказанное им:
  -- Вы же видите, как меня покалечили? То, что у меня на лице, у Сашка - в душе, ему тяжелее, чем мне.
   Такое вот горькое счастье принес в дом сын. По настоятельным советам Савелия Лиля больше ни о чём не спрашивала ни того, ни другого. Оберегала их душевный покой, который сама потеряла. Сходить с ней к врачу в поликлинику Шурик отказался наотрез. А Савелий поддержал его.
  -- Там ведь не пробьешься, Лилия Андреевна. Послушали мы тут ваше радио. Очередь с ночи занимают, нужные рецепты не выписывают. Беспредел! Как у нас в армии, так у вас на гражданке.
   Савелий уже не отгораживался от нее черными очками, его рубцы больше не пугали ее. Оказывается, и к такому привыкнуть можно. А еще удивляются, что кто-то становится равнодушнее, реагирует слабее на то, что раньше воспринимал совсем иначе. Так можно и вовсе отупеть, вообще ничего чувствовать не будешь. И превратишься в бездушный автомат, не способный сопереживать никому и ничему...
   Конечно, Савелий был прав насчет поликлиники. Но ведь надо же было что-то делать! Проконсультироваться у какого-нибудь специалиста. Их много в Москве, которая рядом. Но специалисты есть, а денег на них нет. Может, пойти на поклон к Ирэн? Чего не сделаешь для себя, на то решишься ради своего ребенка. При всех недостатках подруга помогать-то любит. А она, Лиля - на всё готовая мать.
   Отдельно от Шурика, который продолжал прятать шею под шарфиком, Лиля решила сначала посвятить в свои планы Савелия. К нему всё больше проникалась благодарными, почти материнскими чувствами. Уже не представляла, что бы делала без него, обо всём с ним советовалась.
   Савелий уговорил ее повременить.
  -- Как бы не навредить Сашку, Лиля Андреевна. Нельзя его пока тревожить, в себя ещё не пришёл. А эта дамочка московская, она кто?
  -- В партию вступила СПШ-ников, считает себя народной защитницей.
  -- А, это те, которые летали втроем на личном самолете? - вспомнил Савелий. - Как же, читал, слышал. И что они разглядели сверху? Эх, расслабились мы с Сашком на гражданке! Пора за работу. Только я ведь без прописки...
  -- Поговорю насчет тебя с одним человеком, - пообещала Лиля. - И про работу тоже. Пусть только Шурик окрепнет.
   Белые зубы Савелия обнажились в доверительной улыбке.
  -- Сашок справится. На войне проверено, а там каждый проявляет себя. Главное, выждать.
   Но Лиля не могла просто так ждать. Бездействовать. Конечно, у её мальчика сильный организм, витаминами укрепленный, спортом закаленный. Как у его отца. Ее мужа, разрушенного алкоголем... А Шурик-младший не любил ни горькое, ни сладкое. Волю свою воспитывал с детства. В зарослях жгучей крапивы! Без всего! Вернее, в одних только трусиках. Когда она случайно увидела это однажды, ей просто дурно стало. Покрытое волдырями тельце сына краснело между ними. Конечно, они болели и чесались, но он терпел. Мужественный малыш! Ещё и ее успокаивал:
  -- Человек должен всё выдержать, мама. Мало ли что может случиться в жизни.
   И это в семь лет! Понятно было: книжек тогда о героях начитался. А теперь вот случилось. Выдержит ли он? Должен! В это нужно верить!
  

-XV-

   Щенок с попугаем прижились в Лилиной комнате. Птичка опять болтала, собачка снова гавкала. А парни отсиживались за прикрытой дверью, о чем-то тихонько переговариваясь. Но после работы Лилю всегда ждал горячий чай в термосе. Кипятил его Савелий, тяготясь своей ролью нахлебника. Но чаще всего пить чай Лиле приходилось одной. Перекусит на кухне и постучится к ним, чтобы проведать. У них никогда не задерживалась. Зачем навязываться? Позовут, если нужна будет. Лиля мысленно благодарила судьбу, пославшую сыну и ей Савелия. Незаменимый человек. А какие вкусные супы варил из принесенных ею самых дешевых продуктов! Вообще был мастером на все руки.
   Женский день она праздновала в обществе с заведующей Ксенией Степановной и уборщицей Петровной. Конечно, в библиотеке. Не успели они застелить столик самодельной бумажной скатеркой, как на него запрыгнула потяжелевшая кошка Диана и замурлыкала, опрокинувшись на спину, выставив свой тугой живот, чтобы погладили. Опять почувствовала себя хозяйкой после того, как Лиля унесла попугая домой. И теперь злоупотребляла этим, наверстывая потерянное в дни изгнания из библиотеки. На улице она, однако, не теряла времени даром, о чем свидетельствовал живот.
  -- Брысь! - замахнулась на нее фартуком Петровна. - Совсем обнаглела.
   Но кошкина заступница Ксения Степановна взяла Дианку к себе на колени.
  -- Она ведь тоже у нас женщина, к тому же, будущая мама. А где наш общий подарок?
  -- Какой подарок? - заинтересовалась Лиля, готовя кофейный напиток к пирожкам Петровны.
  -- Сейчас увидишь, - многозначительно пообещала Ксения Степановна. - Давай, Петровна!
   Та принесла из читального зала и украсила столик букетом. Белые лилии! Они благоухали сильнее выдохшегося суррогата кофе. Лиля заворожено смотрела на них. Изящные цветы, изысканный аромат... Привет от Сергея Ивановича?
   Ксения Степановна глянула на Лилю с лукавой хитринкой, а Петровна разулыбалась во весь свой щербатый рот.
  -- Какой мужчина, будь я помоложе, - начала с мечтательным хвастовством, но тут же вывернулась из смешного положения под прысканье Ксении Степановны. - Я и говорю, что настоящий мужчина, с утра поздравил.
  -- Между прочим, пообещал нам с ремонтом помочь, - сообщила Ксения Степановна. - А ты, Петровна, обратилась к обиженной уборщице, небось по молодости, успех у мужчин имела?
   Петровна опять заулыбалась.
  -- В девках заводная была! Да я и сейчас! Вот подождите, зубы вставлю...
  -- Давно ждем. А пирожки у тебя объеденье! Правда, Лиля?
   Та подтвердила:
  -- Очень вкусные.
  -- Из-за них и мужик мой на мне женился, - призналась Петровна. - Помер вот только рано.
  -- А я позабыла поздравить его с мужским днем, - тихо произнесла Лиля. - Столько забот навалилось...
  -- Сергея Ивановича-то? - Догадалась Ксения Степановна. - Слушай, а на что ты со своими ребятами живешь? Занять тебе денег?
  -- Ну, если только немного.
   На коленях у Ксении Степановны нежилась и согревала ее кошка, в душе был покой. Потянувшись к сумочке, она выложила перед Лилей сотенную. Подумав, добавила вторую.
  -- Я и больше могу. У меня дочка теперь зарабатывает. Твой Сергей Иванович для своей команды деньги выхлопотал.
  -- Почему мой?..
  -- Да ладно тебе.
  -- У меня тоже возьми, - поспешила Петровна присоединиться к начальнице. - На кого мне тратиться? А тебе надо принарядиться.
   Разомлевшая Ксения Степановна всё про своё думала, причем вслух:
  -- Может правда Жанка за ум взялась? И мой бывший её хвалит. Вот представляете, на курсы дизайнеров собралась? Специальную литературу читает! А дома всю мебель переставила. Сама, без меня. Красиво!
  -- Дай-то Бог! - Подперев морщинистую щёку натруженной рукой, Петровна высказалась: - Счастливые вы, бабоньки, а я вот без деток осталась. Мой Артем хворый был, застудил что-то на хрущёвской целине. Зато весёлый! Вечная ему память.
  -- Значит, хоть в этом повезло, не то что мне, - пожалела себя, и опять вслух, Ксения Степановна, которая только что была довольна своей жизнью. - Есть же всё-таки мужчины.
  -- Так он взаправду депутат, этот твой? - спросила Лилю Петровна.
  -- Да не мой он! И не депутат, а кандидат в депутаты. Его ещё, может, не выберут.
  -- Выберем, обязательно выберем, - заверила Петровна. - Такой мужчина, да не выбрать? Всех соседок своих сагитирую!
   А Ксения Степановна с понимающей усмешкой подначила Лилю:
  -- Уж теперь точно пойдешь на выборы, аполитичная ты наша?
  -- Ай, да ну вас!
   ... Дома Лилю ждали. На накрытом кухонном столе румянилась шарлотка, такая, какую выпекал для нее когда-то муж... Шурик и Савелий в отглаженных мужниных рубашках выбрали для нее самый большой кусок. И это после пирожков Петровны! Но не могла же она отказаться, пришлось хоть откусить.
  -- Остальное с собой на работу возьму, ладно? Угощу там своих женщин.
  -- Поздравьте их за нас тоже. - Савелий отрезал половину пирога. - Это для них.
   Лиля совсем расчувствовалась.
  -- Где же вы яблоки для шарлотки взяли?
   Ясность внес Шурик.
  -- Соседка дала за утюг. Савик починил. Бартер! Мы любим тебя, мама... Скажи, братан?
  -- Очень любим!
   Больше всего Лилю воодушевила улыбка сына, чуть заметная, сразу же исчезнувшая с поджатых губ. Но ведь улыбнулся! Впервые за всё это время. И туго затянутый шарфик подпирал округлившийся подбородок. Отъелся на кашах... Господи, неужели худшее позади? Выздоровеет сын, и заживут они втроем. Нет, впятером - с Гавом и Гошей. На жизнь себе заработают. Если не здесь, так в столице. В Москву-то на заработки едут не только из ближнего Подмосковья, но и из дальнего. Да что там! Со всего бывшего Союза.
   Уснула Лиля сразу, будто провалилась в глубокий спокойный сон. А утром проснулась от выкрика попугайчика Гоши:
  -- Люди, будьте бдительны!
  -- Спасибо, что разбудил, - похвалила его Лиля. - А то бы я на работу опоздала.
   И тут ее насторожила какая-то возня в соседней комнате. Прислушиваясь к ней, забеспокоилась. Гав тоже проявлял беспокойство. Повизгивал, жался к ней.
  -- Ну что, ты, малыш?
   Щенок заскулил, подавая тревожный сигнал. Что-то у ребят случилось! Накинув халат, Лиля поспешила туда, не сомневаясь, что сыну опять плохо. Ну так и есть! Обессиленный Шурик распластался на полу, а Савелий вытирал пену с его губ. Закатившиеся под лоб глаза, обтянутые мертвенно белой кожей скулы...
  -- Мальчик мой!
  -- Уже прошло, - успокоил ее Савелий.
  -- Опять припадок?
  -- Но слабый, гораздо слабее того. Значит, Сашок пошел на поправку.
   Может, так оно и было, наверное, Савелий не обманывал ее, но она решила в любом случае вмешаться в этот болезненный процесс. Сергей Иванович! Вот кто поймет ее и что-нибудь посоветует.
  

-XVI-

   При виде Лили, Сергей Иванович заулыбался, светлея лицом. Но тут же огорчился.
  -- Опять слезы? Радоваться надо - сын дома!
   Лиля сморгнула нечаянные слезинки.
  -- Вы уж меня простите... И большое спасибо за лилии!
  -- Я бы каждый день дарил, да в городе почему-то везде только розы...
   Подоспевшая троица: Жанна, Мишка и Антон смущения их не заметили, озабоченные делами. Поздоровались с Лилей, затеребили Сергея Ивановича.
  -- Раствор кончается, звоните Пал Палычу! А то мы так и к лету не успеем.
  -- Должны успеть. - Он тоже стал деловитым. - Вы там доделывайте, а я позвоню. Идите, идите!
  -- Мальчики, за мной! - блеснула зелеными глазами Жанна, с опозданием догадываясь, что помешали этим двоим, связанным какими-то пока непонятными ей отношениями. - Кто быстрее, мальчики?
   Антон и Мишка помчались с ней наперегонки.
  -- Они вас слушают, Сергей Иванович. - Лиля смотрела ребятам вслед.
  -- Они Жанну слушаются, - уточнил он. - А она - меня. - В отличие от Лили, он быстрее преодолел неловкость, возникшую между ними из-за его неосторожного признания насчет цветов. - А я ведь, Лилия Андреевна, к вам собирался. Как там ваша молодежь? Поговорить с ними надо.
   Чуть помедлив, чтобы справиться с собой и опять не заплакать, Лиля сказала:
  -- Мой Шурик очень изменился.
  -- Еще бы.
  -- И... у него припадки!
   Четкие брови Сергея Ивановича приподнялись.
  -- Вот как, - задумчиво произнес он. - Это бывает. - И ободряюще добавил: - Ничего, пройдет.
  -- А если нет? - Лиля прикусила нижнюю губу.
  -- У меня же прошло.
  -- У вас?! Так вы тоже...
  -- Ну да, после Афгана. Что вы на меня так смотрите? Добровольцем поехал, таким же был, как ваш сын, - проговорился Сергей Иванович. - Но припадков больше нет, со мной всё в порядке. Вы подождите, ладно? Я только этому прохиндею позвоню.
   Он отошел в сторону и начал что-то выговаривать Пал Палычу по мобильнику. Сердился, хмурился. А она осмысливала только что сказанное им. Вот и еще немного открылся. Или много? Сколько же пережил! Почему приехал сюда без семьи? Не похож на закоренелого холостяка... Мается здесь неустроенный, не обласканный. Вон даже местечко себе отгородил в углу: стульчик и шкафчик, раскладушка, всё под целлофаном, чтобы не пылилось.
   Вернулся к ней Сергей Иванович удрученный. Сказал, что раствор будет только завтра.
  -- Придется ребят огорчить. Уж этот Пал Палыч! Машину кому-то из чиновников на весь день отдал, будто у них там своей нет.
  -- Так директор ресторана у вас и за раствор отвечает? - У Лили это в голове не укладывалось.
   На скулах потемневшего лица Сергея Ивановича обозначились желваки, задвигались под кожей.
  -- Всё под себя подгрёб, на чём выгадать можно! Правда, директор у нас никакой, его на покой сюда сослали, как заслуженного человека. Но разве у нас спокойно?
   У Лили защипало в глазах. Как же трудно ему! Своих проблем полно, а тут ещё она.
  -- Сергей Иванович...
  -- Да, Лиля Андреевна?
  -- Если вы всё равно к моим ребятам собирались, так идемте прямо сейчас, а?
   Он сразу же согласился.
  -- Им денежное пособие выписали, паспорта нужны. И насчет друга вашего сына я в общежитии договорился, оформят ему прописку.
   Господи, он и об этом уже позаботился! Сам. Опередив ее.
  -- Я думала, - тихо промолвила Лиля, - что каждый теперь только собой занят.
  -- Вот поэтому мы так и живем. Ничего, народ прозреет, - обнадежил он не то ее, не то себя. - Наш народ талантливый и добрый, только безалаберный. Наши мозги, наши руки в мире нарасхват! А для себя постараться - ну никак. Может, у нас и правда крышу снесло? Уверяет же известный сатирик. Потерян вектор развития? Ладно, об этом потом поговорим, вместе с вашими ребятами. А мне нужно умыться и переодеться. По дороге мы с вами в гастроном зайдем. И не возражайте!
   Обрадованный щенок подал Сергею Ивановичу потяжелевшую лапу. И, конечно получил довесок колбасы, что усилило его радость. А попугайчик Гоша, возбужденный суетой, проявил себя выкриком из открытой двери Лилиной комнаты:
  -- Люди, будьте бдительны!
   Мимоходом заглянув к нему, Сергей Иванович заверил говорливую птичку с самым серьезным видом:
  -- Будем, Гоша.
  -- Мочить в сортире, - откликнулся тот коронной фразой из своего репертуара.
   А парни встретили Сергея Ивановича настороженно. Выжидательно поглядывали на него и отмалчивались. Однако, узнав от Лили, что ему довелось служить в Афганистане, признали за своего - из общего боевого братства. Запивая чаем подаренный торт, держались уже без напряжения. Савелий был сладкоежкой. Не то что Шурик и Сергей Иванович - оба предпочитали сухарики. Медленно дробя их зубами, Шурик слушал своего друга, который говорил за себя и за него. Но и сам заметно расслабился. Сквозь оградительную непроницаемость изредка пробивался прежний открытый всем человек. И про свой шарфик позабыл, который теребил сначала, опасаясь повышенного внимания к нему. Но, предупрежденный Лилей, Сергей Иванович ни о чем не спрашивал, и Шурик совсем успокоился. А Савелий снял черные очки, обнажив свои рубцы, и Сергей Иванович только кратко посочувствовал:
  -- Досталось нам, парни? У меня тоже отметина есть под лопатками.
   Это еще больше сблизило их. Ребята разоткровенничались. Савелий поделился с ним:
  -- Работу ищем по объявлениям в городской газете.
   Сергей Иванович воспользовался этим.
  -- Кто из вас хорошо плавает? - спросил он.
  -- Оба, - сказал Савелий. - Сашок любитель, у воды рос, а у меня разряд по плаванию.
  -- У Саввы еще и черный пояс. - Шурик с обожанием посмотрел на друга.
  -- Так идите к нам в яхт-клуб! В мою команду! После ремонта у нас ребятишек тренировать будете. Зарплата, полное довольствие в буфете при нашем ресторане...
  -- Которым сам Сергей Иванович не пользуется, - вставила Лиля, - из принципа.
   Пришлось Сергею Ивановичу оправдываться.
  -- Ну, если они согласятся, буду вместе с ними в буфет ходить.
   Тут уж Лиля совсем воспрянула духом. Что за человек! Всё и всех устроит. Лишь бы её ребята не отказались.
   Но нет. Переглянувшись, они согласились. Хотя Савелий был уклончив:
  -- Можно попробовать.
  -- Попробуйте! - воодушевился Сергей Иванович. - Честно скажу, я очень заинтересован в этом. Боевое братство! Оно не подведет, так ведь?
   Согласный с ним Савелий кивал, а малоподвижные черты Шурика отражали волнение. Оба парня нравились Сергею Ивановичу, к тому же, уверовавшему в застольную психотерапию.
  -- Забавный у вас попугай, - вспомнил он про Гошу.
   Но Шурик, не согласный с ним, осудил разговорчивую птицу. Даже впервые за вечер несколько фраз подряд произнес.
  -- Болтун. Как наш командир. Тоже лозунгами выражается.
  -- Ну что ты, Сашок, - усмехнулся Савелий. - Ему до нашего командира далеко, безобидная птаха. К тому же нормальная, в отличие от командира.
  -- Не люблю болтунов! - Дернул шарфик Шурик. - И этот тоже пустолайка, - обозвал Гава, который отсиживался в Лилиной комнате вместе с Гошей.
  -- Он же еще маленький, - заступился за щенка Савелий.
   Застывшее лицо Шурика исказила мгновенная судорога.
  -- А вырастет, еще хуже будет.
   Лилю поразило это. Уж она-то помнила, как ее мальчик таскал в дом всякую уличную живность, чтобы накормить и подлечить. А теперь, выходит, даже своя домашняя не нужна. Она с вопросительной беспомощностью глянула на Сергея Ивановича - ни словом, ни взглядом он не выразил своего к этому отношения. Остался невозмутим. Лиля поднялась из-за стола.
  -- Ну вы, мужчины, побеседуйте тут, а у меня дела.
   Прикрыв к ним дверь, пошла кормить своих питомцев, с обидой на Шурика. Почему он невзлюбил их? В письме ведь хвалил за то, что взяла щенка. Много чего не понимала она теперь в сыне... Когда вернулась, Сергей Иванович уже прощался. Он вышел с ней в прихожую.
  -- Замечательные ребята! Надежные помощники мне будут. Я там оставил вам на перепечатку, но не торопитесь, не к спеху мне. Спасибо за всё!
  -- Это вам спасибо. Что бы я без вас делала?
  -- А я без вас? - Он взял ее руку в свою. - И вот еще что, не переживайте из-за собачки и попугая. Это тоже пройдет. Как и припадки. Вот увидите. Ребята должны обвыкнуться на гражданке. Там, в Чечне, всякого насмотрелись, им проветривать мозги надо. Ну, до новой встречи!
   Парни сами позвали Лилю к себе в комнату. Они ворошили бумаги Сергея Ивановича с подчеркнутыми абзацами.
  -- Бывают же такие депутаты, - приговаривал Савелий.
  -- Он не депутат, он кандидат, - поправила Лиля.
  -- Ну так будет.
   И неразговорчивый Шурик присоединился к другу:
  -- Его выберут. Мы постараемся.
   Надо же! Значит, он тоже проникся симпатией к Сергею Ивановичу, а это было так приятно Лиле.
  -- Наш человек, - одобрил Савелий. - Садитесь, Лиля Андреевна, вместе почитаем то, что он принес. Посуду я потом сам уберу, вам отдохнуть надо перед работой. Мы-то пока безработные...
  

-XVII-

   Уже много дней подряд без выходных, Шурик и Савелий ходили в яхт-клуб к 8 утра, а возвращались обычно заполночь. Пополнив сложившуюся команду из Жанны, Мишки и Антона, они хоть не сразу, но всё же все сдружились. Студенты разрывались между учебой и яхт-клубом. Отслужившие в армии ребята были Жанне интереснее, чем допризывники Мишка с Антоном. К тому же задевало, что Шурик и Савелий оставались равнодушны, не видели в ней привлекательную женщину. А уж она старалась! Меняла прически, бросала выразительные взгляды. И всё мимо, попадала только в студентов, которые и без того были очарованы ею. Мишка - скрытно, Антон в открытую. Особенно интриговал Жанну молчун Шурик. Она чувствовала в нем какой-то надлом, страдая от своего. Они же родственные души, почему он не признает этого? И вообще, смотрит поверх ее, весь погруженный в себя. Примириться с его безразличием Жанна никак не могла.
   Благодаря ей старшие в команде не стремились главенствовать над младшими, а верховодила всеми она. Вот где проявился ее организаторский талант, о чем сама не знала раньше. Незаменимый помощник руководителю! Разгрузила Сергея Ивановича от многих хлопот. Главное - избавила от общения с Пал Палычем. Теперь сама добывала через директора ресторана строительные материалы. И ведь всегда своего добивалась! Простоев в ремонте у них больше не было.
  -- Братцы, да она же его охмурила, - разглагольствовал Мишка во время кратких передышек. И рыжие волосы его, не покрытые рабочей шапочкой, вставали дыбом. - Она же русалка, в ее же глазах утонуть можно, как в той песне.
   И я умру, умру, раскинув руки,
   На самом дне твоих зеленых глаз...
  -- Ну тебе-то, Михась, это не грозит, - смеялась Жанна, косясь на Шурика и поигрывая глазами.
  -- Зачем из-за женщины умирать? - Хмыкнул Мишка. - Ради нее жить надо! Конечно, если она обеспеченная, со связями наверху.
  -- Циник, - припечатал его одним словом Савелий.
  -- Да не слушайте вы его, он же прикалывается, - вступился за друга Антон. - Ну, Жанночка, ты же знаешь. - И заискивающее посмотрел на ту, чье мнение для него было превыше всех.
   Но Мишка его защиту не оценил. Продолжил намекающую песню:
   Я знаю всё, я не обманут,
   Но ничего хорошего не жду.
   Пусть мой корабль туда еще не втянут,
   Я сам его на камни поведу!
   И получил награду: Жанна дружески поворошила Мишкины волосы проволочной жесткости, отчего он так и сомлел. Доставшаяся здесь новая, к тому же главная роль в жизни пришлась Жанне по душе. Никогда прежде не была в себе уверена. Победительница! Ну неужели саму себя не победит? Никаких наркотиков больше. Она хочет жить вот так, чтобы с ней считались, уважали бы и любили. Не только младшие в команде, но и старшие. А главное, Шурик.
   Пребывание в яхт-клубе пошло Шурику на пользу. Он восстанавливал свои силы в работе с ребятами, постепенно обретая душевное спокойствие. И припадки его прекратились.
   Теперь Лиля с Ксенией Степановной охотно говорили о своих детях.
  -- Мой-то кораблик из картона соорудил. Как настоящий.
  -- Моя-то якорь на майке вышила. И когда научилась?
   Радуясь за них, Петровна сетовала на свою одинокую старость.
  -- Хоть бы мужичок какой завалящий подвернулся, - смешила их своими мечтательными причитаниями. - Уж я бы обиходила его! Баба без заботы о ком-нибудь не может. Пустоцвет такая баба...
   В воскресенье, когда Лиля проводила Шурика и Савелия в яхт-клуб, раздался телефонный звонок, продолжительный, настойчивый. Так звонила обычно Ирэн. Это она и была. Осведомилась для начала:
  -- Все обижаешься, подруга?
  -- Нет.
  -- И правильно, это я обижаться, должна. Да ладно. Приезжай, у меня свадьба.
  -- Как?! Неужели опять замуж выходишь? И за кого? За какого-нибудь господина из своей партии?
   Осознав, что соскучилась по подруге, первой сделавшей шаг к примирению, Лиля не смогла удержаться от иронии, к тому же обидно стало за Олега.
   Но ответ Ирэн окончательно вернул Лилино расположение к ней.
  -- Выхожу замуж за товарища из компартии. За моего Олега.
  -- Ой, поздравляю! Это самое правильное, что вы могли сделать!
  -- Вот и делаем. Вторично. Так ты приедешь?
  -- Лилок, мы ждем! - выхватил трубку у Ирэн Олег.
   Слава Богу, взялись за ум. А то совсем свихнулись из-за своих политических разногласий.
   Никакого консенсуса - по выражению бывшего президента бывшего Союза. Только вот что подарить на повторную свадьбу друзей? Конечно, у них всего полно и без нее, но как же без подарка? И тут Лилю озарило: шаль! Цыганистая шаль, на которую заглядывалась Ирэн. По черному шелку яркие цветы: алые маки, синие васильки, желтые подсолнушки.
   Свадебный подарок был принят с восторгом. Ирэн ведь давно зарилась на эту шаль, только не просила из гордости. Ждала, когда Лиля сама догадается. И вот ведь дождалась. Хотя бы ради этого стоило снова замуж выходить за Олега...
   Накинув шаль на плечи, Ирэн крутанулась на острых каблучках, демонстрируя себя. Грациозная козочка на изящных копытцах!
  -- Ну и как я вам?
  -- Класс! - прищелкнул языком Олег, проморгавшись от разъедающего глаза лука. - Супер!
   Он готовил плов по Лилиному рецепту, вернее покойного мужа Лили, а галстук мешал ему. Фартук надел, но галстук оставил. И только тут Лиля обратила внимание на цвет. Оранжевый! Перевела взгляд на подругу и обнаружила в крашеной черноте ее высокой прически искусственную настурцию. Оранжевую!
  -- Из драгоценных камней. - Ирэн коснулась заостренными, наманикюренными ноготками своего украшения. - Редкий цвет, мне сынуля оттуда прислал.
   Но Лилю интересовало другое. Она знала, что жена Игоря увезла всё-таки его в Израиль, но не знала, что Ирэн с этим смирилась. Оказывается, уже получает оттуда подарки. Оранжевость - вот что самое любопытное. Просто помешательство какое-то на разноцветных революциях...
  -- Выражаете солидарность с украинской революцией? - обратилась к друзьям с ироническим смешком Лиля. - Чтобы пролетарии всех стран объединялись?
   Олег заулыбался, а Ирэн строго поправила:
  -- И господа тоже. Надо бедных сделать богатыми, а не наоборот.
   Она передернула плечами под шалью, и цветы в движении как будто ожили, переливаясь радужными красками, где, оказывается, тоже преобладал оранжевый цвет - в подсолнушках. Или уже мерещится? Раньше Лиля считала их просто желтыми... Если так дальше пойдет, то самыми модными будут признаны у нас уличные рабочие в оранжевых комбинезонах. Все из бывших республик, а теперь независимых стран - вот где солидарность!
   Засыпав рис в чугунок, подаренный партийными соратниками из Средней Азии, Олег с заговорщицким видом подмигнул Лиле.
  -- Мы тут свой Майданек организуем.
   Тогда-то до Лили и дошло, на чем ее друзья снова объединились.
  -- Значит, ваши партии больше не враждуют?
  -- Перемирие во имя будущей победы, - пояснила Ирэн.
  -- Лилок, ну ты прямо не от мира сего, - посетовал Олег. - Мы накануне великих событий. Грядет революция!
  -- Ой, только не это...
   В глубине близоруких глаз Олега вспыхнули фанатичные огоньки. Кухонным ножом он размахивал, как вторым после булыжника, орудием пролетариата.
  -- Ты вникни, Лилок! Грузия, Украина, Киргизия, а дальше кто?
  -- Только бы не мы.
  -- Именно мы! Там власть тоже не верила, что народ взбунтуется.
  -- Так что ж, опять народный бунт? Тот самый, бессмысленный и беспощадный? Я боюсь...
   Олег надул щеки.
  -- Не бойся, мы возглавим.
  -- Да ты вспомни, Олег, революции убивают своих революционеров!
  -- А мы и на это готовы.
   Болтавшая по телефону Ирэн услышала его последние слова и возмутилась. Тут она была не согласна с ним категорически.
  -- Ну нет! Я вам не жертвенный барашек! Понял, Олег? Я еще внуков посмотреть хочу, когда они вырастут.
   О, насчет внуков, это было что-то новое, по крайней мере, для Лили. Ирэн не очень-то стремилась общаться с ними, считала, что слишком рано стала бабушкой, да еще внучат-полукровок - к ее неудовольствию. Она редко навещала их в Москве, теперь же заскучала без них, полюбив на расстоянии. Проснулась запоздалая бабушкина любовь.
  -- Ладно, - подытожил уже общий разговор Олег. - Давайте стол готовить. А ты, Лилок, всё же определись, с нами или как.
  -- Или как, - вздохнула Лиля. - Мне бы с домашними делами разобраться.
  -- А наш дом - вся Россия! - с пафосом воскликнула Ирэн. - Верно, Олег?
   Умиляясь, он полез к ней с поцелуями. Но она сморщилась и отстранилась.
  -- Руки сначала от лука отмой. Мылом, которое Игорек прислал.
  -- Хочешь, весь им помоюсь, - дурачась, предложил Олег.
  -- Еще чего! - Категоричность свою Ирэн смягчила шутливостью: - Ты вон какой большой, а мыло вон какое маленькое, на всего тебя не хватит.
   Плов у Олега получился отменный, пожалуй, даже вкуснее, чем у Лили - ученик превзошел учителя. Ему бы шеф-поваром в ресторан устроиться, гурманам угождать, а не политикой заниматься. Читал бы там свои стихи. Впрочем, их он давно уже не пишет. Только листовки. Да и сама Лиля обходится без стихов. Вдохновение пропало...
  -- Ну что, повторные молодожены? - Лиля подняла бокал с шампанским, выстрелившим в потолок. - За вас! И - горько!
   Выпив, они поцеловались с трогательной церемонностью, будто это было для них в самый первый раз. Счастливые! Потому что любят друг друга, несмотря ни на что. Бескорыстно. Да и в их увлечении политикой тоже корысти нет. Занимаются ею безо всякой материальной выгоды для себя. Искренне верят, что своими малыми силами могут что-то изменить в стране. Осчастливить народ.
   Лиля снова подняла наполненный Олегом бокал. Она ведь была единственным свидетелем, а заодно и тамадой на этой странной вторичной свадьбе.
  -- Чего пожелать вам, борцам за народное счастье? Если эта борьба наполняет смыслом вашу жизнь, значит, она вам нужна. Только не разочаровывайтесь...
   Хрустальный звон трех соединенных бокалов был музыкально нежен. По крайней мере, для Лили. Для них же он прозвучал призывом к великим свершениям. Каждый услышал то, что хотел слышать. Они были разными людьми, но это не мешало им дружить. А, может, и помогало из-за взаимного интереса друг к другу.
  -- Как там ваш сын? - спросила Лиля. - Не соскучился еще по Родине?
   Нахмурив подведенные бровки, Ирэн подцепила на вилку листок салата, побеленный майонезом.
  -- Там его ценят, Лилок, а здесь...
  -- Но ведь и тут с ним считались, - позволил себе возразить жене Олег.
  -- А сколько в звании не повышали? Наших специалистов тут не ценят. Нет пророков в своем Отечестве!
   Вот как заговорила подруга. Похоже, не осуждает, а одобряет отъезд сына, против чего протестовала. Может, и с невесткой уже помирилась?
  -- А внуки ваши как? - Лиля представила малышей, оторванных от своих сверстников, - Там же все для них чужое.
  -- Привыкнут, - улыбнулась Ирэн.
  -- Не привыкнут, - насупился Олег.
   Они заспорили. Господи, не хватает только, чтобы опять разошлись, не успев сойтись.
  -- Хватит, - запротестовала Лиля. - Свадьба это или что? Живите и радуйтесь жизни! Где музыка? Танцевать будем, гость я или кто?
   Олег включил магнитофон и пригласил Лилю.
  -- Прошу, мадам!
  -- И я с вами, - присоединилась к ним Ирэн. - На нашей первой свадьбе тебя, Лилок, еще не было. Спасибо, что теперь есть! Станцуем втроем. Да здравствует наша троица!
  

-XVIII-

   Воскресный ужин Савелий с Лилей готовили вдвоем. Как и при муже, когда-то, она была на подхвате: чистила и крошила овощи для борща. Тут же на кухне крутился щенок Гав в надежде на мозговую косточку. Служил, вставая на задние лапки, протягивал передние, то одну, то другую, в общем, развлекал, пока не заглянул в кухню Шурик. Он не замахнулся, не пригрозил, только бросил взгляд исподлобья, и Гав, как побитый, поджав хвостик, бросился наутек, чтобы спрятаться в Лилиной комнате. А Шурик буркнул что-то про тех, кто путается под ногами, налил себе чаю и ушел.
   У Лили опустились руки, настроение испортилось. Полушепотом, чтобы не услышал Шурик, она поделилась с Савелием.
  -- Он ведь раньше собак любил, а они его. Кормил бездомных до армии.
  -- Он и в армии кормил. - Савелий помешал бульон и попробовал, достаточно ли соли. - Пока эти собаки чуть не порвали его...
  -- Как?! Но почему?..
   Проговорившись ненароком, Савелий вынужден был объясниться. Неохотно, подбирая такие слова, которые не ужаснули бы ее еще больше, стал рассказывать:
  -- Да все наш командир, он их на Сашка натравил. За то, что Сашок приказ его не выполнил. Дурацкий приказ, даже вредный, ну а Сашок какой? Принципиальный!
   Спазм перехватил Лилино горло. Забытым в руке ножом, она потянулась к нему. И в ту же секунду в неуловимо быстром броске, Савелий перехватил Лилину руку, разжав пальцы, осторожно вынул нож и отложил подальше.
  -- Нельзя же так, Лиля Андреевна!
   Он испугался за нее, а она продолжала переживать запоздалый испуг за сына. Вот как значит. Ее мальчика травили собаками. А теперь он расплачивается своим здоровьем. Так что же это за армия, где такое возможно?..
  -- А с шеей у него что?
   Кляня себя за несдержанность, Савелий отговорился:
  -- Про это он сам вам когда-нибудь расскажет. Я обещал, что не скажу. Да ведь все позади, Лиля Андреевна! Сашок живой, он дома. А у командира нашего крыша поехала, такое на войне бывает. Его лечить надо было.
   Она-то считала, что очевидцы насчет армии преувеличивают, а они, выходит, преуменьшают. Командиры "с поехавшими крышами"... Нет, не даром всё-таки, солдатские матери в союз объединяются! Кто спасет их детей, если не они? Ее сын, хоть такой, но вернулся, а у них-то еще воюют.
   В библиотеке потом во время чая Лиля подумала вслух:
  -- Надо девочек рожать, с ними спокойнее.
  -- Ага, - подхватила Ксения Степановна, - это смотря какая девочка. Твоей Жанной Сергей Иванович очень доволен, первая помощница ему.
   И тогда, распираемая материнской гордостью, Ксения Степановна не удержалась от хвастовства.
  -- Да она у меня очень способная! - И вздохнула. - Если бы не дискотека... Там же половина ребяток под наркотой, она сама говорила. Вот и приобщилась. А отец ее деньги на наркоту давал.
  -- Я вам вот что скажу, - вступила в разговор Петровна. - Это божье наказанье. Бог наказывает за то, что церкви закрывали, священников убивали.
  -- Но теперь-то ведь открывают, - возразила Лиля. - У нас третий храм строят. А детсадиков не хватает...
   Петровна подняла заскорузлый, искривленный артритом палец вверх:
  -- Сперва о душе думать надо, потом уже об теле.
   Одолевая одышку, Ксения Степановна схватилась за грудь, потом хлебнула остывшего чая.
  -- Раньше, Петровна, ты у нас такой набожной не была, - прокашлявшись, заметила она.
  -- Небось, теперь в храм ходишь?
  -- Хожу! Там батюшка новенький, молоденький и красивенький, как ангелочек...
   Переглянувшись, Ксения Степановна с Лилей рассмеялись.
  -- Чего вы? - обиделась Петровна. - Красота же для глаза приятна. В храме благодать Божья. Туда помощник мэра ходит, молится там.
  -- Наши федеральные политики тоже молятся, - сказала Ксения Степановна. - Только креститься не умеют. Руку пожимают, вместо того, чтобы целовать.
  -- Ничего, научатся, - вставила Петровна.
   Допив свой чай, она взялась за швабру. Встала с ней, как с ружьем наперевес.
  -- Степановна, так мне приходить завтра, аль нет?
  -- Ну, а кто же за ребятами убирать будет? Не Сергей же Иванович.
  -- Как можно, Господь с вами! Не мужское это дело.
   На следующий день, объявленный в библиотеке санитарным, команда Сергея Ивановича перестилала линолеум в читальном зале. Но без него самого, вызванного в администрацию. Старый вздувшийся и дырявый линолеум, о который запинались читатели, ребята вынесли на помойку. Новый, отличался не только рисунком под паркет, но был еще и добротным, на шерстяной основе. Если Сергей Иванович недоумевал, как это Пал Палыч расщедрился для библиотеки, которая была не в его ведении, то Антон приписывал такую удачу Жанне, только ей одной. А любитель современных детективов Мишка, хоть и был с ним согласен, однако усматривал тут еще какую-то тайную интригу, пока не разгаданную им. Он был убежден, что директор ресторана яхт-клуба ничего просто так не делает, наперед просчитывая результат своей щедрости. К тому же подозревал, что с Жанной Пал Палыча связывает нечто большее, чем деловые отношения. Неспроста же зачастила в ресторан. Его с Антоном возле себя придерживает в качестве пажей при королеве, Шурику глазки строит, с Савелием кокетничает - правда, безрезультатно. Всех задействовала! А Пал Палыч ей зачем? Если они с Антоном для нее молоды, то он - стар. Вот Шурик - в самый раз, к сожалению...
   Размышляя так, Мишка поглядывал на занятого работой Шурика. Неужели он поддастся Жанне? У него, у Мишки, шансов тут никаких. А вот Антона жалко. Теоретически, друг в ауте.
   Решив проверить свою теорию на практике, Мишка подобрался к Жанне поближе и вкрадчиво спросил:
  -- Ты как, совсем охмурила дедушку Пал Палыча?
   Жанна расфыркалась, совсем как кошка Диана с ее отвращением к резким запахам во время ремонта в читальном зале.
  -- Не малолеток же мне охмурять! Уже охмуренных, кстати.
   У Антона предательски загорелись уши - они всегда выдавали сильное волнение. Были уши миниатюрные, аккуратно приставленные щедрой природой к одухотворенному лицу. Только нос подкачал, слегка задранный вверх. Но именно уши, цветом своим сигнализирующие о душевном состоянии, стали излюбленным объектом насмешек лопоухого и носатого Мишки.
  -- Миш, а Миш, помолчи хоть немного, - попросил Антон, натягивая на свои уши черную вязаную шапочку. - А то ты как твой попугай.
  -- Идеалист несчастный, - огрызнулся Мишка, состроив другу рожицу.
  -- Разговорчивая птаха, - засмеялся Савелий при воспоминании о попугае.
  -- Болтливая, - бросил на ходу Шурик.
   Потом они все умывались по очереди в библиотечной туалете под добродушное ворчание Петровны, которой предстояло еще убирать за ними мусор.
   А в Лилином доме появилась гитара, старенькая, облупленная. Савелий натянул новые струны, и та зазвучала с проникновенной душевностью. Гитарой расплатилась с ним соседка за то, что сменил подтекающий тройник в ванной - бартер у них продолжался. Теперь перед сном парни пели под гитару. И чаще всего Лиля слышала:
   Начнем же всё снова,
   Начнем же всё снова,
   А прошлое зачеркнем!
   Да, им было уже что зачеркивать в такой короткой еще жизни. А пели они с чувством, даже с некоторым надрывом, отчего ей всякий раз хотелось пойти к ним в комнату и, как маленьких, по-матерински погладить обоих по головкам. Обнадеживало, что уж если запели, значит, всё налаживалось.
  

-XIX-

   Наступила дружная весна. Растаяли обильные снега, но, вопреки газетным прогнозам, столицу не затопило. И Подмосковье тоже. Скоро обрастет напористой зеленью пустырь у дома, зажелтеют на нем одуванчики. И украсится сережками береза возле балкона, а внизу, рядом с подъездом, зацветет вишня, посаженная сыном перед армией. Деревце моложе его и своим бело-розовым цветом напоминает нарядных старшеклассниц, которые пройдут мимо дома в школу на выпускной бал, оправляя развеваемые ветерком подолы. Может, какую-нибудь из этих девочек полюбит Шурик? Поженятся, внуки народятся...
   Вечерами дом их, освещенный прощальными лучами закатного солнца, похож на огромный корабль с пылающими окнами-иллюминаторами. Будто плывет по зелени, слегка покачиваясь на легких травянистых волнах. Ах, и правда, как упоительны в России вечера!
   Но вот выдался вечер, когда Савелий вернулся домой без Шурика, хотя всегда были неразлучны. Врать не умел, и потому сбивчиво оправдывался, путаясь на Лилином допросе с пристрастием.
  -- Ну, Лиля Андреевна, может Сашок у своей вишни постоять? Придет, никуда не денется.
   Не договаривал, ох, не договаривал чего-то Савелий, пряча глаза под ресницами, окруженные багровыми рубцами, которые пугающе набухали при этом.
  -- Ничего, - переключилась она на него. - Вот накопим денег и сделают тебе операцию. В Москве знаешь, какие хирурги, как новенький будешь! А Шурика-то всё нет...
  -- Да с девушкой он, - не выдержал Савелий. - Девушку свою провожает. Только я ничего не говорил вам, ладно?
   Лилю захлестнуло волнение. У сына появилась девушка! Наконец-то! Нет, она не будет ни о чем выспрашивать у сына и от Савелия отвяжется со своими вопросами. Они же взрослые люди. А она с ними, как с детьми. Надо выждать. Если у сына это серьезно, приведет в дом свою девушку, чтобы познакомиться.
   А Шурик стал задерживаться каждый вечер. Приходил оживленный, с румянцем на недавно еще бледных щеках, и как до армии, целовал Лилю в подбородок. Значит, прогулки шли ему на пользу. Интересно, кого себе выбрал?
   ... Нет! Не он выбрал, а его выбрали... Лиля сразу поняла это.
  -- Мама, ты ведь Жанну знаешь, мы вместе у Сергея Ивановича работаем, - представил ее Шурик.
   Да уж знает, еще бы не знать! Сама в яхт-клуб пристроила. Не на свою ли беду? Хоть и дочка близкого человека Ксении Степановны, а всё же не о такой невесте для сына мечталось. Ведь наркоманка! Пусть бывшая. Но, говорят ведь, что бывших среди них не бывает.
  -- Добрый день, Лиля Андреевна.
   Ох, добрый ли...
  -- Здравствуй.
   Наблюдательная Жанна сразу же заметила Лилино отношение к себе, поняла, что в качестве будущей жены Шурика отвергнута. Уголки нацелованных, и без того пухлых губ изогнулись в горькой усмешке. Конечно, ее репутация... Так что же, никогда ей не простят прошлого? Оно всегда будет преследовать? Даже если ни разу больше не уколется?! И придется без конца доказывать, что не хуже других... Но она же ведь даже лучше! Сообразительнее, способнее, в чем уже убедилась вся команда Сергея Ивановича. А матери Сашка, видите ли, не подходит.
   Замкнувшись в себе, Жанна поглубже втиснулась в кресло, на Лилю старалась больше не смотреть. Хорошо хоть ребята отвлеклись - настраивали гитару, пропустив начало немого женского противостояния.
   Чтобы проявить хозяйскую учтивость, Лиля сделала над собой усилие:
  -- Хочешь чаю с сухариками, Жанна?
  -- Нет! - защищая уязвленное самолюбие, та отказалась с вызовом.
   Сбивчивые мысли и чувства совсем одолели Лилю. Присела на застланную парнями тахту, а где-то в подсознании у нее отметилось: приготовились парни к этой встрече, убрались в своей комнате. Почему, ну почему именно Жанна? Бывшая наркоманка - и ее целомудренный мальчик... На Лилином лице было всё, что в душе и в голове. Выразительное лицо, ничего хорошего Жанне оно не сулило. Напряжение нарастало, и Жанна сорвалась.
  -- Знаете, что я вам скажу? - набросилась на Лилю, только тут приковав к ним внимание ребят, занятых гитарой. - Вы плохо думаете не только обо мне, но и о своем сыне! Санек всё про меня знает.
   Шурик хотел вмешаться, но она цыкнула на него:
  -- Помолчи!
   Как всегда Савелий поспешил разрядить обстановку:
  -- Жанна сама ему всё рассказала.
   Но ту понесло дальше.
  -- И ты помолчи! Вы тут не судьи, а я не подсудимая!
   Лиля была поражена: парни беспрекословно слушались. Эта девчонка! Да кто тут хозяйка в доме? Правда, Жанне в честности не откажешь. Но хоть бы постеснялась выкладывать свою подноготную. Даже как-будто хвастается!
  -- Да, я перепробовала всё, и кололась и нюхала, и колеса глотала.
  -- Господи, какие колеса? - не поняла Лиля, шокированная такой исповедью.
  -- Ну, вы как моя мать. Книжные женщины!
   Лиля беспомощно посмотрела на сына. А тот тихо, но твердо сказал Жанне:
  -- Не смей так говорить с моей мамой.
   Жанна сразу же сникла. Но не сдалась. Сверкала глазами, пока Савелий примирительно оправдывал ее перед Лилей.
  -- Она слово Сашку дала. Никакой наркоты больше, с прошлым покончено.
   Тогда и Шурик вступился за нее.
  -- Да, Жанна мне обещала. И вообще, мама, это наше с ней дело.
   Вот так. Их дело, их решение, а ей, матери, предлагают не вмешиваться. Готовый сорваться упрек замер на Лилиных губах. Глянула на Шурика и запаниковала. Опят маска вместо лица! Так они, все вместе, доконают его, он уже на пределе - гримаса боли, исказившая маскообразное лицо, подтвердила это. Потом она еще поборется за сына. Потом! Да и сам он поймет, как тут не понять? Каких ему детей, а ей внуков может родить бывшая наркоманка?
   Всё откладывая на потом, оберегая сына сейчас, Лиля распорядилась:
  -- Давайте-ка все успокоимся. Жанна, ребятам отдохнуть надо. И тебе, кстати, тоже. Иди домой, поговорим завтра.
   Но та не сразу пошла домой, по дороге завернула к отцу. Ей нужно, просто необходимо было снять стресс! А у отца всегда коньяк. Да, она дала слово отказаться от наркоты. Но, об алкоголе-то речи не было. Подумаешь, выпьет чуть-чуть. Зато насколько легче станет. Вот отец ее понимает. Не то что мать и все остальные.
   Наступил другой день. Вернее, вечер, когда Жанна заявилась к Лиле в библиотеку перед закрытием. Сама выпроводила последних читателей, выставила за дверь читального зала свою мать, изнывающую от дурных предчувствий, и прогнала Петровну. Ей надо было объясниться с Лилей без свидетелей. Начала примирительно:
  -- Лиля Андреевна, если мы с вами любим одного человека, вашего сына, нам придется поладить. Хотя бы ради него. Вы согласны?
  -- Я согласна во всем разобраться, - уклонилась от прямого ответа Лиля.
   Жанну это покоробило. Но она всё еще надеялась на взаимопонимание.
  -- Знаете, с чего у меня это началось? Ну, с наркотой?
  -- С дискотеки.
  -- Нет, это версия для моей матери. На самом деле втянул один человек. Я ему верила больше, чем себе.
  -- И отказать не могла?
  -- Не только поэтому, - не щадя себя, Жанна была предельно откровенна. - Очень уж хотелось попробовать, ведь это же кайф.
  -- Ну так нечего обвинять какого-то человека.
  -- Я не обвиняю, я объясняю, - теряя терпение продолжила Жанна. - Вот Санек понимает. А вы с моей матерью - нет.
   Не надо было ей ссылаться на Лилиного сына. Она просто спровоцировала Лилин взрыв:
  -- Оставь моего мальчика в покое!
   Тут уж закипела Жанна:
  -- Да Санек такой же как я! Потому что нас достала эта жизнь! Его войной, меня беспределом! А вы с матерью белые, пушистые, да? Все в дерьме, а вы в шоколаде? Да вы же обе - уходящая натура!
  -- А ты значит, приходящая? - съязвила Лиля.
  -- Мы с Саньком уже пришедшая.
  -- Говори только за себя!
  -- Нет, за нас обоих, - резала свою личную правду-матку Жанна. - Мы пришли на смену вам с вашим всепрощением. И терпеть, как вы, беспредел не будем, понятно? Ворчать, как мать, молчать, как вы!
   В жестких Жаниных словах была какая-то доля того, что признавалось Лилей. Осознавать-то осознавала, но что делать, не знала. Так неужели эта девчонка знает?
  -- Надо бороться за свои права, - подытожила Жанна.
  -- Ну и как же?
  -- А это уж как получится.
  -- Ты же из учебников знаешь, что получилось в 17-м году?
   Жанна прищурилась.
  -- А если по-другому не выходит?
   До чего же спокойно она это произносит! Лиля всегда была убеждена, что люди должны оставаться людьми даже в нечеловеческих условиях. На то они и Гомо Сапиенсы.
  -- Действовать надо, Лиля Андреевна.
  -- Вот лимоновцы действовали, - продолжала гнуть свою примирительную линию Лиля. - Ворвались в министерство здравоохранения, выбросили в окно портрет...
  -- Надо было не портреты выбрасывать, а самих чиновников.
  -- Ну что ты говоришь? Мне страшно!
   В панике Лиля схватила Жанну за обе руки, готовая упасть перед ней на колени с материнской мольбой:
  -- Я прошу, я заклинаю... Не втягивай ни во что моего сына, он не такой!
   Но Жанна вырвала свои руки из ее рук. Старшее поколение она считала никчемным - только мешает жить младшим. За исключением отдельных личностей, конечно. А общая масса? Да разве старшие понимают младших? Вот и мать Санька тоже...
  -- Что вы про нас знаете? Про вашего сына! Каким он может быть после того, как его вешали?
  -- Что?! - схватилась за сердце Лиля.
   А Жанна торжествовала:
  -- Ну вот, и этого вы не знаете! А мне он рассказал. Свои вешали, такие же солдаты, как сам. Плакали, но вешали, потому что командир приказал! Они же под присягой, не его, так их повесят. А что свихнулся этот командир там, так какой с ненормального спрос? Его в психушку, а Санька в реанимацию. Савка успел из петли вытащить! Шею-то у своего сына видели? Вечный ошейник этот след от веревки.
   В запале, сменившем первоначальное спокойствие, Жанна говорила и говорила. Мстительно упивалась этой словесной расправой с Лилей. Тем, кто ее не щадит, тоже пощады не будет! Она видела обреченно поникшую Лилю, но остановиться не могла. Да и не хотела. Вчерашний коньячный допинг действовал до сих пор на психику, травмированную наркотиками. Восстала против нее мать Санька? Так пусть получает сполна! Сами жить не умеют и молодым не дают, разве это справедливо? Послать бы их всех куда подальше с их ветхозаветными жизненными ценностями. Не убий, не пожелай... Жалеют людей? А она вот, Жанна, безжалостна!
   Наконец выговорилась. И опомнилась, когда Лиля уже заваливалась набок с ничего не видящими, заведенными под лоб глазами.
   И тогда Жанна испугалась: что же она наделала! Пронзительное чувство вины вынудило отчаянно закричать:
  -- Мама! Да мамка же! Где ты там?..
   Прибежали Ксения Степановна и Петровна, с охами, с ахами, бестолково засуетились вокруг Лили.
  -- Неотложку вызывайте! - подстегнул их сорвавшийся Жаннин голос. - Где телефон-то? Эх, да ни на что вы не способны...
  

-XX-

   Пешеходную дорожку отделяла от железной дороги с ее электричками кустистая малорослая зелень. По асфальту прогуливались взад-вперед горожане со своими собаками и без них. Тут вышагивали полные достоинства строгие овчарки, с одышкой переступали на мощных лапах и трясли слюнявыми брылями курносые бульдоги, озирались нервно-суетливые болонки. Изредка появлялись поджарые борзые - редкая порода в городе.
   Теперь к ним утром и вечером присоединялись Лиля с Гавом. Оправившись после сердечного приступа в библиотеке, она пристрастилась к прогулкам. Жанну Лиля простила, посчитав, что сама вызвала такую реакцию своей нетерпимостью. Не хватило разумной выжидательности, вот и получила то, что заслужила. Действие равнялось противодействию. К тому же обе искренне раскаивались и по обоюдной договоренности ничего Шурику не сказали. Пустили все на самотек. Для Лили - временный, потому что в душе она так и не смирилась с тем, чем могут закончиться отношения Жанны с сыном - рождением неполноценных детей и внуков, что не исключено. А так, пусть пока любят друг друга, тут она бессильна.
   Этим Лиля делилась на прогулках с Гавом. Кому еще могла открыться? Гав - безопасный слушатель, дальше него никуда ничего не пойдет. По человеческим меркам он достиг совершеннолетия, уже не щенок, еще не взрослый пес. Собачья юность! Вырос чуть-чуть, но посерьезнел заметно. Уважительно уступал всем дорогу, не пачкал асфальт, ритуально поднимал заднюю лапку в кустиках. Обнюхает и отметиться. После дома на улице все будоражило его, на любой звук реагировал. Если сходил с дорожки в траву, то бдительно топорщил ушки с оглядкой на хозяйку. Вставал столбиком, вытягивался, убеждаясь, что с ней все в порядке. Вот и сейчас Гав бродил по травянистой земле с разросшимися кустами, прогретой за день солнцем, насыщенной всевозможными, понятными ему запахами.
   А Лиля шла по асфальтовой дорожке. Обычно она предусмотрительно сторонилась шумных мальчишеских ватаг. Но тут засмотрелась на пару впереди себя. Шурик с Жанной! Оба рослые, стройные, невольно залюбуешься. В обнимку идут, голова к голове. И какое право она имеет мешать им? Если любят... Лиля различила даже смех сына. Ее мальчик смеялся! Заразительно и беззаботно как до армии.
   Пока она размышляла, догнать их или повернуть назад, мальчишки, обогнув ее, взяли в свой шумный круг Шурика с Жанной. Что им нужно от них? Судя по жестикуляции с выкриками, ничего хорошего. В нарастающей тревоге Лиля ускорила шаг и расслышала:
  -- Что, телка, нового фраера заимела?
   Губастый коротышка в бейсболке, самый задиристый, волчком крутился перед отступавшей Жанной под озлобленный галдеж остальных. Ну, прямо стайка волчат на учебной охоте! А вон и учитель - матерый волчище с хищным оскалом золотых зубов. Эти, ощерившись, подбадривая друг друга матерками, наскакивали на Шурика и Жанну, а тот руководил ими указательными жестами из кустов, как определила сразу же обострившимся зрением Лиля. Косоглазый здоровяк в расстегнутой до пупа клетчатой рубашке. Грудь, поросшая прямо-таки звериной шерстью, напоказ выставлена. Почему-то в такие моменты малейшие детали запечатлеваются в мозгу. Он их натравливал! Они действовали... Конечно, здоровяк был самым опасным, к нему и ринулась Лиля.
  -- Как не стыдно! - закричала она в надежде на поддержку гуляющих, которые только ускоряли шаги, чтобы пройти мимо. - Чему детей учите?
  -- Не понял.
  -- От неожиданности здоровяк уронил вынутую из-под ремня бутылку, поскользнулся на ней и завалился в кусты.
  -- Так вам и надо!
  -- Ах ты, мать-перемать! - рявкнул он с угрозой. - Сгинь, пока не расплющил!
   Оставшиеся без руководства мальчишки затихли, с интересом наблюдая за развитием событий и никак не реагируя на уговоры Шурика не хулиганить. Вряд ли они сейчас его слышали. Такое зрелище там, в кустах! Пропустить нельзя никак.
   А здоровяк уже раскачивался на широко расставленных ногах в тесных джинсах. Он поднял над Лилей зажатую в ручище бутылку...
   Дальше завертелось всё очень быстро. Но Лиле виделось будто в замедленной съемке. Подоспели вовремя Шурик с Жанной. Он перехватывает у здоровяка руку с бутылкой, Жанна подкашивает подножкой. Их обступают увлеченные схваткой мальчишки. Выпутавшись из травы, здоровяк встает, рычит и набрасывается на Шурика с кулаками - двумя увесистыми кувалдами. А вошедшие в раж мальчишки подначивают то одного, то другого и, похоже, им все равно, кто победит. По их уличным понятиям победитель всегда прав, потому что сильнейший. За здоровяком сила, за Шуриком ловкость и специальные приемы. Здоровяк нападает, Шурик обороняется.
   Мальчишки неистовствуют:
  -- Жига, врежь ему!
  -- Длинный, поддай!
   Шурик опрокидывается под тяжестью навалившегося Джиги, который ногами отбрыкивается от Жанны. Уже торжествующий Жига придавливает Шурика тяжелым коленом и... Вой, дикий, почти волчий вой! Завывая, Жига падает рядом с Шуриком, трясет ногой, на которой повис песик Гав. Весь дрожа, с зажмуренными от страха глазенками, Гав болтается из стороны в сторону, пока Жига мощным броском не посылает его подальше. И песик затихает в траве бездыханным...
   Матерясь, со стонами, Жига уполз в дальние кусты. Жанна помогла Шурику встать, а Лиля подхватила на руки песика, стараясь привести в чувство.
  -- Гавчик, ну оживай же! - всхлипывая, затормошила вялое собачье тельце.
   А мальчишки наперебой переживали заново то, что увидели.
  -- Слышь, длинный! - выступил вперед коротышка в бейсболке. - Ты чо в натуре, самбист? Или каратист? А зачем сначала поддался Жиге? Чтобы потом врезать? Это такой прием, да?
  -- Много вопросов задаешь, - с усмешкой оглядел его Шурик. - И умыться тебе не мешало бы. На что себя тратите, пацаны? С бандитом связались!
  -- А она? - наставил на Жанну палец коротышка. - Ты ей скажи, они же вместе с Жигой кайфовали!
   Жанна полыхнула зеленью глаз.
  -- Пошли вон, мелкота! - разогнав мальчишек, она преданно прижалась к Шурику. - До тебя было и никогда больше не будет, клянусь тебе.
   Тем временем песик Гав зашевелился на руках у Лили. Даже голосок подал:
  -- Гав!
   Он стал героем дня. Шурик с Жанной утром носили его к ветеринару, где удостоверились, что всё в порядке. Отделался сломанным клыком, вероятно, застрявшим в Жигиной ляжке. Да еще собачьим стрессом. С того дня Шурик и Гав стали закадычными друзьями. Взаимная привязанность была столь велика, что Шурик забрал его в свою комнату и позволил сопровождать на работу в яхт-клуб.
   ... Очередную пачку газет на перепечатку Лиле принесла Жанна. Значит, Сергей Иванович доверял ей, как Савелию с Шуриком. Он и раньше ее похваливал. А теперь вот даже вовлек в свою, пока не ясную Лиле затею с подбором критических материалов. К чему раньше были приобщены только трое: она, сын и его друг. Это дорогого стоило! Тем более, что выдержки из газет оказались просто взрывными.
   Непогожим вечером, когда удушливая летняя жара сменилась проливным дождем, отчего особенно ценен теплый домашний уют, Жанна в комнате у ребят читала отчеркнутые Сергеем Ивановичем строчки обозревателя Павла Вощанова из разных номеров "Новой газеты". Тут же ластился к Шурику ставший общим любимцем Гав - признал его главным хозяином дома. Прямо семейная идиллия! Но, судя по газетам, в стране было далеко до идиллических условий.
  
   "Новая газета" N20 (1045). 21.03-23.03.2005.
   " Чтобы взращенные Кремлем олигархи повинились перед народом и поделились неправедно нажитым, чтобы обнаглевшие от осознания собственной безнаказанности бандиты не чувствовали себя хозяевами жизни, чтобы террористы, видя силу закона, сложили оружие и явились с повинной, чтобы... Ах, как много нам в ту пору хотелось. Жизнь переменилась и во многом стала напоминать прежнюю. Но, вопреки ожиданиям тех, кто разуверился в демократии "по Ельцину" и не видел в ней ничего, кроме воровства, анархии и беззакония, новые порядки не принесли ни благополучия, ни безопасности... Нынешние хозяева Кремля оказались эффективны только в том, что касается кругооборота политического капитала: власть - собственность - приращенная собственностью власть... Если разобраться, президент и его команда ошиблись вовсе не в том, что чего-то с льготами недоучли или за кем-то не доглядели. Кризис был изначально предопределен ущербностью нынешней власти, живущей исключительно клановыми интересами..." .
  
   "Новая газета" N 23 (1048) 31.03-03.04.2005.
   " Лизоблюдство на российской почве - будто полынь. Не будешь выпалывать, так всё забьёт! А кто у нас ее выпалывает?.. Культы и культики создает правящая государством номенклатура. Это ее давняя уловка: люди должны верить, что в стране тяжело жить вовсе не от того, что ее ведут не тем курсом, а потому что недобрые люди втерлись в доверие к вождю, дезинформируют его, скрывают правду о реальном положении дел и, как сейчас принято говорить, "в очередной раз подставляют". При такой политической системе любое общественное недовольство можно погасить простейшей кадровой перестановкой. "Управляемая любовь" делает общество до безобразия нетребовательным".
   Так в нашем государстве было всегда: государство - это страх, вождь - это любовь... Слишком многое у нынешней власти предназначено исключительно для создания ощущений... Нынешняя Россия одна из немногих стран современного мира, где власть в своих действиях руководствуется рекомендациями частных предпринимателей, зарабатывающих на политике".
  
   ... У Лили давно уже стучало в висках, где пульсировала кровь, взбаламученная газетными подборками. Она сжимала голову похолодевшими ладонями, но шум в ушах только усиливался. Первым обратил на это внимание Савелий.
  -- Хватит на сегодня, - решительно заявил он. - Отдыхать будем. Где гитара?
   Но Жанна с воинственным блеском в зеленых глазах не приняла его настойчивого предложения. Закружила беспокойно по комнате, словно в поисках выхода.
  -- Вот вам "неправительственный доклад" честного журналиста! А мы с вами терпим этот беспредел!
   Еще одна народная защитница, вернее, мстительница, с газетой вместо знамени! Лиля посмотрела на сына - он восхищался Жанной... Господи, та хоть не знает, что такое война, а он-то навоевался. Вот Савелий же не поддерживает Жанну, вообще, как заметила Лиля, относится к этой взбалмошной девчонке скептически. Самый разумный среди них троих.
  -- Ну что мы можем, Жанна? - выразил все-таки свои сомнения Шурик.
   А она провозгласила:
  -- Надо вооружаться и действовать!
  -- Не пори горячку. - Савелий покосился на Шурика. - Братан, она же нам всё испортит.
  -- Значит, будем ждать, пока нас всех изведут?! - вскричала Жанна. - Эх вы, мужчины!
  -- Заткнись, женщина, - оборвал ее Савелий с несвойственной ему грубостью. - Не лезь туда, где ничего не понимаешь. У Сергея Ивановича опыт, он Афган прошел, его и будем слушать.
  -- Пацифисты! - Жанна сложила газету, как поверженное знамя. - А все это старшее поколение...
   На что Савелий жестко отпарировал:
  -- Младшему сначала умнеть надо, чтобы потом действовать, ясно тебе? В общем, политический клуб закрывается, начинается смотр домашней самодеятельности. - Он ударил по струнам так, что чуть не порвал их.
   Начнем же все снова,
   Начнем же все снова,
   А прошлое зачеркнём!
   К чести горячей Жанны с ее перегревами, остывала она быстро. Признавала авторитет Савелия, хоть и с оговорками. Конечно, Савелий и Шурик - это ей не студенты Мишка с Антоном, подавленные ее властью. Считалась она лишь с теми, кто отваживался ей возражать.
   Теперь Лиля старалась учитывать все тонкости Жанниной натуры. Нарвалась раз, и хватит. Она старше, должна быть мудрее.
   А трое, позабыв уже про свои разногласия, слили молодые голоса воедино. Потом к ним добавился четвертый. И это был Гав. Задрав мордашку к потолку, он подвывал им:
  -- Ау-у-у, уа-а-а!
   Все уставились на песика, который уже один продолжал выводить мелодию.
  -- Гавчик! - От полноты чувств Лиля всплеснула руками, у нее даже голова перестала болеть.
   Под общий хохот Шурик погладил сконфуженного песика, припавшего к его коленям.
  -- С тобой, Гав, у нас теперь уже квартет. А с мамой будет квинтет. Цирк-шапито на дому.
   Они веселились, а попугайчик Гоша скучал в Лилиной комнате. Беседовал сам с собой рядом с радиоприемником, всегда включенном специально для него. Но ему-то нужно было живое общение. С людьми. Или хотя бы с собакой, чтобы подразнить. Приходилось же в одиночестве развлекать себя вопросами и ответами, усвоенными из радиопередач:
  -- Что делать? Кто виноват? Если враг не сдается, его уничтожают!
   Трагическая судьба пернатого артиста без публики... Гоша топорщил желтые перышки, нервно вертел головкой. Там, в соседней комнате, были все, кроме него.
  -- Братва, а ведь скоро выборы, - напомнил Савелий. - Вот о чем надо подумать. Сам Сергей Иванович ничего делать не будет.
  -- Для себя, конечно, не будет, - озаботилась Жанна.
  -- Для всех нас, - поправил Шурик. - Потому что не ему нужна власть, а он нужен власти.
   У Лили потеплело на душе. Правильно мыслит ее мальчик . Самостоятельно. И вряд ли полностью подпадет под влияние Жанны. Он разумом чувства свои контролирует.
   Уже в шутку Шурик предложил:
  -- Может, выступим с нашей самодеятельностью в яхт-клубе? Агит-концерт устроим?
   Но Жанна восприняла это на полном серьезе.
  -- Правильно, Санек. Мы специально подготовимся. Листовки раздадим там насчет Сергея Ивановича. Эх, по всему бы городу расклеить!
   Одобрив такую затею, Савелий посетовал:
  -- Жаль только, что мало нас.
  -- А вы студентов своих привлеките, - предложила Лиля.
  -- Уж я их в оборот возьму! - воодушевилась Жанна. - Они у меня покрутятся, все общежития свои обклеят!
  -- Из Мишки агитатор хороший, может, и птицу его подключить? - Шурик усмехнулся. - Он ее хорошо подготовил. Гоша такие лозунги выдает!
   Все засмеялись. А Лиля громче всех. К ее мальчику вернулось чувство юмора! В чем, наверное, немалая заслуга Жанны...
  -- Девочка моя, - ласково обратилась к ней. - Может, маму твою к нам позвать?
   У Жанны презрительно выпятились губы.
  -- Что вы, она же вся в серебряном веке. - И передразнила: - Ах, Тургеневские девушки! Ох, современные... Кому она с этим нужна?
   Багровые рубцы Савелия набухли на искаженном лице.
  -- Ты! Да ты... про свою мать так? Тебя бы в наш детдом! Без родителей, с чужими тетками, которые нас били.
  -- Братан, не надо, - положил ему руку на плечо Шурик. - Она же домашняя, другой жизни не знает.
  -- Вот и пусть помолчит.
  -- Уже молчу, - буркнула Жанна.
   И опять тревога закралась в Лилину душу. Господи, даже между собой договориться не могут. Спорят слишком азартно. Вон Гав и тот забеспокоился.
  -- Гав!
   А он решил навести порядок в доме, охранителем которого теперь по праву считал себя.
  

-XXI-

   И всё же истомленная Лилина душа обрела относительный покой. Конечно, сторожевой пунктик в ней уже никогда не отключался - надо же быть готовой к разным грядущим неприятностям и с меньшими потерями для себя переживать их. Пионерско-комсомольско-коммунистическая оборона. Будь готова! Всегда готова! Так и ждёшь, что чего-нибудь свалится на голову. Не кирпич с крыши, так чей-нибудь призыв о помощи.
   Она дождалась. Последовал вызов в Москву к друзьям, для которых была чем-то вроде "неотложки".
  -- Лилок, ты очень нужна! - рыдающим голосом прокричал по телефону Олег.
  -- Господи, что случилось-то?
  -- Приезжай немедленно, проезд я оплачу! Мою арестовали...
   Лиля ахнула.
  -- За что?!
  -- Нападение на представителя правопорядка! Мента зонтиком ударила, представляешь? Подробности потом, надо выручать.
   Ничего себе! Значит, Ирэн домитинговалась. Итак, воскресные планы рушатся. Вместо того, чтобы провести выходной в приятном общении со своими питомцами, придется спасать политически озабоченную подругу.
   У Олега Лиля застала адвоката - амбициозного юнца с очками на хрящеватом носу. Им он как бы все время что-то вынюхивал, чем напоминал студента Мишку. В растянутом свитере, конечно же пропагандистки модного нынче оранжевого цвета, убеждал Олега взять побольше с собой денег.
  -- Как на что? - удивлялся наивности старшего младший. - На текущие расходы. Но только баксы, только в конверте.
   Пока набрасывал на бумаге юный, но уже многоопытный адвокат тезисы своей защитной речи, Лиля с Олегом шептались на кухне. Она укоряла друга, что не нашел кого-нибудь посолиднее.
  -- А ты знаешь, сколько стоят наши адвокаты? Это ещё студент, на него хоть денег хватит.
   В милиции для начала заявили, что арестованную обязательно посадят на пятнадцать суток, а суд может дать несколько лет. И хорошо, если не пошлет дальше "Матросской тишины". Потому что арестованная грозила карами от знакомых олигархов -- а это уже политика. В общем, нагнали на Олега с Лилей страха. А еще "дамочка" обзывалась "оборотнями в погонах", не давала сумочку для досмотра.
   Последнее было недоступно пониманию Лили.
  -- И чего она в свою сумочку вцепилась?
  -- Там же косметичка, - скорбно заметил Олег.
  -- Так ведь не взрывчатка!
  -- Мою не знаешь? Хоть в туалете запри, но с накрашенными губами.
   Удрученный усугубляющим поведением жены, Олег теребил конверт с долларами в кармане куртки.
  -- Эдуард, может штрафом отделаемся? - с надеждой обратился к своему адвокату, успевшему пообщаться с начальником милиции.
  -- Откат дороже стал, - предупредил тот. - Идёт вровень с повышением цен в магазинах.
   Но Олегу сразу полегчало.
  -- Сколько платить и куда?
  -- Не забудь про квитанцию, - напомнила Лиля.
   Чуть не подавившись готовым вырваться матерком, Эдуард нацепил очки, чтобы получше рассмотреть ее.
  -- Ну, с вами всё ясно. Давайте конверт, отнесу кому надо, или за дальнейшую судьбу вашей мадам не отвечаю.
   Пришлось Лиле забрать конверт у Олега и вручить Эдуарду.
  -- Действуйте. Ваше время, ваши порядки, вернее, понятия...
  -- Всё наше! - усмехнулся Эдуард.
   Вызволенная из милиции, не похожая на себя Ирэн с размазанной по лицу косметикой, прежде всего отмылась под горячим домашним душем. Вышла из ванны, кутаясь в купальный халат и села за стол с наскоро испеченными Олегом оладьями. Переодеваться к ужину, как делала это обычно, не стала.
  -- Ирусь, тебе с маслом или со сметаной? - захлопотал возле жены Олег.
   Непривычно молчаливая, она ответила кратко.
  -- С вареньем.
  -- Из райских яблочек? Которые наш Игорек прислал? Сейчас банку открою, - полез в холодильник Олег.
   Лиле выбирать не предлагали - не она же была пострадавшей. Да и какая разница? Яблочки, так яблочки, тем более райские. Для Ирэн в самый раз после милицейского ада. Изменилась подруга. Поменьше стало показной аристократичности, что ли? А поза... Ну и поза у нее! Сутулится, даже горбится, чего никогда не было раньше. Разрезанную Олегом оладью поддевает вилкой, придерживая ворот халата.
   Когда полы халата разошлись, Олег и Лиля увидели над холёной грудью Ирэн алый кровоподтек...
  -- Тебя били! - вскочил со стула Олег. - Ну, я им покажу!
  -- Сядь. - Голос у нее был какой-то странный, будто не живой человек она - бездушный автомат.
   Олег опустился на стул в послушном бессилии.
  -- Меня не били, а целовали. Хотели изнасиловать, понятно вам?
  -- Мерзавцы! - Опять вскочил он и заметался по просторной кухне, пока Лиля пребывала в ступоре от ужаса.
  -- Может в суд обратиться? - наконец-то пришла она в себя.
  -- Да я всю нашу партию подниму! - приостановился Олег в своем кружении.
   Уже не скрывая под халатом милицейскую метку, Ирэн покачала головой в мокрых искусственных кудряшках.
  -- Не надо. Там какого-то бомжа насмерть забили. Эти стражи порядка хуже бандитов.
   Уронив голову на стол рядом с тарелкой, она зарыдала навзрыд.
   Ну как после такого можно было сохранять спокойствие, хотя бы относительное? Лиля только об этом и думала на другой день, когда Ксения Степановна вывела её на крыльцо, подальше от читателей, с сообщением:
  -- У нас прибавление семейства.
  -- Господи, - заранее испугалась Лиля.
   Но Ксения Степановна ее успокоила.
  -- У Дианы три замечательных котенка, представляешь?
  -- Ну да, люди не хотят размножаться, а кошкам всё нипочем, - разразилась тирадой Лиля. - У них же инстинкт превыше всего. И бандитов среди них нет.
  -- Ты чего? - удивилась Ксения Степановна. - В пессимизм впадаешь? Поменялась со мной ролями? Не надо!
   Она благодушествовала, радуясь успехам дочери, а в таком состоянии её ничем не пробьешь. Так что рассказывать ей про Ирэн было сейчас бесполезно.
  

-XXII-

   Команда Сергея Ивановича подолгу задерживалась на работе. Надо было закончить ремонт, чтобы подготовить учебный корпус для клуба юных моряков. Вот и старались ребята. А без отрыва от главного дела, ещё и списки учебных пособий составляли, советовались между собой, у кого из местных предпринимателей выпросить на это деньги. На то и денежные мешки, чтобы трясти их! Не забавы ради, а для поддержки спорта в родном городе, окруженном водами Москвы-реки.
  -- Главный финансист у нас уже есть. - Сообщил Сергей Иванович. - Он же спортсмен, только пока ему не до яхт-клуба.
  -- И кто же это? - старался угадать Антон, выдавая голосом свое презрение к людям, чьи способности растрачиваются на куплю-продажу. Современные хищники, в его понятии, которым не дотянуться до российских богачей-меценатов царского времени. Вот те умели не только делать деньги, но и пользу из них извлекать на общее благо.
  -- Уж не директор ли нашего супермаркета? - спросил Мишка.
   Сергей Иванович улыбнулся, светлея лицом.
  -- Это мэр города Честных Роман Васильевич. Одна фамилия чего стоит, а?
   Мишка присвистнул.
  -- Знаете, что в городе говорят про него? Мужик хороший, только плохо, что тарифы на жилье повышает.
  -- Да не он же повышает, а федеральная власть! - загорячился Сергей Иванович. - Разбираться надо! А городское наследство ему какое досталось? Долги! И чиновники те ещё! Ладно, давайте работать. Жанна-то где? - Он огляделся. - Что-то давно не вижу.
  -- Так она у Пал Палыча насчет шпаклевки, - поспешил оповестить его Антон.
  -- Ну да, за коньяком договариваются, - хмыкнул Мишка, но так, чтобы не услышали Шурик с Савелием, которые успели отойти. Их он побаивался.
  -- Откуда знаешь? - Антон обиделся за Жанну. - Болтун ты, как твой попугай!
  -- А ты идеалист.
  -- Насчет Жанны, ты конечно, пошутил, Миша? - встревожился Сергей Иванович.
  -- Пошутил, пошутил, он же у нас шутник, - продолжал защищать ее Антон. - Ну, подумаешь, может рюмку когда пригубит... - А попугаю скучно там, в квартире, вот бы к нам его, - с поспешностью перевел он разговор.
  -- Да, но где же все-таки она? - Сергей Иванович посмотрел на дверь.
   И тут появилась Жанна. Сразу же устремилась к нему.
  -- Что это ты такая веселая, Жанночка? - принюхался к ней Мишка.
  -- Повод есть! - громко провозгласила она, выждав, когда к ним присоединятся Шурик и Савелий. Торжествующе всех оглядела, чуть задержав свой притягательный взгляд на Шурике. - Пал Палыч хочет устроить для нас праздничный обед с приглашением нужников, ну, этих нужных людей из администрации. В честь окончания ремонта.
  -- Ура! - заорал Мишка. - А потом, поколебавшись, решил при всех обратиться к Сергею Ивановичу. - Вы ведь газеты собираете, так я приготовил...
  -- Ну, поняли? - засмеялся Шурик. - Будущий детектив, а никакой не физик.
   Куда было деваться Сергею Ивановичу? Всё тайное становится явным.
  -- Раз приготовил, тогда читай.
  -- Только информация, - обрадовался Мишка, гордый доверием руководителя. - Вместе с Антоном местные газеты собирали.
  
   "Город Надежды" N8 (27) 27 марта 2005.
   "23 марта в Центральном Доме Журналистов впервые собрались представители СПС и КПРФ для того, чтобы согласовать свое видение по вопросу проведения референдумов... Министерство образования намерено запустить воспитательную молодежную программу в 2005 году. С помощью ее чиновники планируют "направлять протестные настроения молодежи в конструктивные русла".
  
   "Город Надежды" N 5, (29) 22 апреля 2005.
   "Рабочая группа уже подготовила два варианта закона об "Общественной палате Московской области"... По мнению ряда членов рабочей группы Палату целесообразно создать в виде общественного совета или "круглого стола" при губернаторе. Также она могла бы проводить экспертизу проектов важнейших областных законов... Депутаты Госдумы в конце апреля монетизируют свои льготы. При этом по размеру зарплат депутаты собираются приравнять себя к федеральным министрам, и, скорее всего, в месяц они будут зарабатывать 110 тысяч рублей".
   Мишка перевел дух после быстрого чтения.
  -- Не слабо? А? Так вы у нас, Сергей Иванович, богатым депутатом будете.
  -- Могут ведь не выбрать, - отмахнулся тот.
  -- Пусть только попробуют! Пора нам, ребята, свою молодежную организацию создавать. Будем мы не "яблоки", не "лимоны", а кто? Как вы считаете, Сергей Иванович, кто мы будем?
  -- Я считаю, что тише едешь, дальше будешь, а поспешишь, всех насмешишь. Вот вы хотите агитировать за меня, а что вы про меня знаете?
  -- Он переждал галдеж, вынул из кармана спецовки газету, скрученную трубкой. И пока разворачивал, говорил:
  -- Слышали про Белое море? Так я оттуда, из деревни Золотица. Была деревня, а теперь... Построили алмазное предприятие. Ведь озолотиться можно было жителям Золотицы! А знаете, как живут те, кто еще остался там? Вот слушайте.
  
   "Мир Новостей" N 18 (592). 26 апреля 2005.
   "Ученые и промышленники обещали северянам, что отводы от котлована никоим образом не нанесут им вреда. Так вот, в июне люди поняли, что их ждет. Река обмелела, горбуши и семги почти не осталось, а вода настолько грязная, что в ней страшно купаться... Мужское население в Золотице действительно не работает - колхоз обанкротился. Завод, занимавшийся разведением мальков семги, закрыт, в рыболовецких хозяйствах люди получают копейки, на две деревни - три коровы и один теленок. В семьях распределение труда выстраивается по уникальной схеме: женщины числятся на двух работах: поварами, продавщицами, уборщицами, их супруги следят за домом, детьми, собирают морошку, грибы, ловят рыбу... Из монолога местного фельдшера: "Сколько проблем нам принесла Зурабовская реформа, горе нам с льготными рецептами. Денежные компенсации ветераны кое-как ещё получат, а с медикаментами полная неразбериха. Я выдавать по рецептам ничего не могу -- права не имею. Делаю выписку больным, они летят (за 3 тыс. рублей туда -- обратно) в Архангельск, в поликлинику. Очередь там стоят -- хорошо, если подгадали с расписанием... Нет - выживайте как хотите".
  
   Домой ребята из команды Сергея Ивановича возвращались хмурые. Конечно, они и раньше слышали про то, как живут люди в глубинке. Но чтобы так! Сидеть на алмазах и вымирать... Никакого сравнения с трудностями Подмосковья. Богатая Москва близко, в ней всегда подкормиться можно. Да и разбогатеть, если голова варит, а руки-ноги на месте. В общем, грех им подмосковным жителям на судьбу жаловаться. Другое дело, что в самом городе неспокойно, у местной власти раздрай. Кто-то там с кем-то борется. Скандалы. Разбои. Грабежи... То дешевый магазинчик спалят, то дорогое кафе откроют, а то еще начинают стрелять средь бела дня, при всём честном народе. А мэр потом концов не может найти - милиция, прокуратура и суд ещё до него между собой накрепко повязаны были...
   С этими мыслями Шурик, Савелий и Жанна подошли к дому. А там, под Шурикиной вишней, - мальчишки во главе с губастым коротышкой в бейсболке. На этот раз был он опрятен, и бейсболка сидела на голове не набекрень - с лихо заломленным козырьком, а прямо.
   Жанна хотела их разогнать, но Шурик остановил ее. Он даже пожал протянутую руку коротышке, теперь чистую.
  -- Я Тимур, - солидно представился тот. - А ты?
  -- А я Саша. Это Савелий, а это Жанна.
   Тимур глянул на Жанну исподлобья и с вызовом.
  -- Да кто ее не знает?..
  -- Я тебя тоже знаю, - фыркнула она. - Всё Жиге прислуживаешь, да? - не сдержалась она.
   Тимур сплюнул в сторону.
  -- Жигу посадили. А мы хотим драться. Научи, Саша. Не бесплатно, конечно, бабки у нас есть.
  -- Ты хочешь сказать, что они есть у ваших мам? - вмешался в разговор заинтересованный Савелий, вспомнив своё сиротское детство.
   И в ответ услышал:
  -- Ты чо, в натуре, какие у них бабки? А у нас, пацанов, свой бизнес!
   Гордое заявление Тимура еще больше подогрело интерес Савелия.
  -- И какой же это у вас бизнес?
   Мальчишки, которые за спиной коротышки шушукались, теперь загалдели.
  -- Ша, оглянулся на них Тимур. - Сам всё объясню. Значит так, нас владельцы игральных залов нанимают, ну эти, новые русские. По ночам дежурим, автоматы охраняем.
  -- А почему не милиция? - удивился Шурик.
  -- Ты чо? Кто у нас в городе ментам доверяет?
  -- Ну ладно, - удовлетворился его ответом Савелий, уже планируя что-то про себя. - Так вы небось все свои деньги на курево и выпивку тратите?
   Мальчишки протестующе зароптали.
  -- Не пьем, не курим, не ширяемся, - отчеканил Тимур, покосившись на Жанну. - Ну, раньше конечно было...
  -- При Жиге?
  -- Теперь мы в завязке. Потому что с этим борьбой заниматься нельзя.
  -- А не развяжете? - Савелий обвел всю ватагу внимательным взглядом.
  -- Кто развяжет, того учить не надо, понял? Ну, что Саша, берешь нас на обучение? - обратился Тимур к Шурику.
  -- Вы Савика спросите, - кивнул тот на Савелия. - У него черный пояс по карате.
   Сообщение это было встречено восторженными воплями.
   Прерывая их, Савелий спросил:
  -- А плавать вы умеете? Нам ведь, прежде всего, нужны пловцы.
  -- Обижаешь! - опять за всех ответил Тимур. - У воды жить, да не плавать? Как рыбы!
  -- Моряками хотели бы стать?
   Шурик с Жанной уже поняли, к чему Савелий клонит. Жанне это было не по нраву. Но молчала, не желая ввязываться в спор, да ещё при мальчишках.
   Между тем, содрав с головы бейсболку, Тимур мял ее в горестном раздумье.
  -- Так ведь бабок у нас на всё не хватит...
  -- А это бесплатно, - поддержал Шурик друга. - Всё бесплатно, если не будете нарушать дисциплину.
  -- Кто нарушит, сразу на вылет! - повеселел Тимур и по-свойски подмигнул Жанне. - Мы опять в одной команде с тобой, да?
   А она, вовсе не обрадованная этим, по-свойски показала ему язык.
  

-XXIII-

   Гостей в яхт-клуб привезли в городском автобусе. Пал Палыч сам отбирал их по своему разумению, с мерками, лишь ему ведомыми. Среди них были ветераны войны и труда, а также "нужники" - нужные люди из чиновников. По настоянию Сергея Ивановича к гостям присоединили Лилю и Ксению Степановну, которые согласились устраивать в клубе юных моряков литературные диспуты. Обе чувствовали себя сейчас неуютно. А, увидев рядом с помощником мэра, их куратором Иосифом Григорьевичем, бдительного старичка Спиридоныча, вовсе в уныние впали. Потом, правда, забыли про обоих, разглядывая соседей. Ветераны выделялись поношенными доперестроечными костюмами и цветастыми старомодными платьями. Они заметно робели. Зато чиновники всё время общались между собой, причём по громкости голоса каждого можно было безошибочно определить место на иерархической лестнице. Низкопоставленные вели себя поскромнее, высокопоставленные побойчее. И упакованы были они по-разному. У тех, кто на самой высоте, посверкивали бриллианты - в женских серьгах и мужских галстуках. Причем двое вызывающе демонстрировали в галстуках свою приверженность к оранжевой украинской революции. А помощник мэра скрывал личную политическую платформу под обычной черной бабочкой, обезличенно-традиционной.
   Если в автобусе все разбивались на маленькие группки, то в яхт-клубе перемешались. Кучно двигались по широкой липовой аллее, украшенной морскими флажками. У ресторана и вовсе встали при виде первого приготовленного для них сюрприза.
   Скульптурная, вернее полускульптурная композиция молодых современников изображала недавнее прошлое Страны Советов. В центре - незабвенная советская "Девушка с веслом" на пьедестале. Белое трико обтягивало Жанну от щиколоток до шеи. Выразительные изгибы фигуры, яркая зелень глаз под черно-жгучей челкой, задорная улыбка... Па обе стороны Жанны - Антон и Мишка в пионерских галстуках салютовали гостям.
  -- Уж этот выдумщик Пал Палыч! - заворковали женщины, завистливо поглядывая на Жанну.
   А мужчины откровенно восторгались ею. Вспомнившие, наверное, небезгрешную молодость, старичок Спиридоныч схулиганил, исхитрившись проказливо ткнуть пальцем в соблазнительную девичью попку, за что получил по шее веслом - к его счастью, легким. Оставшись очень довольным собой, он ничем не напоминал теперь библиотечного зануду. Хотя бдительность и тут проявил: раньше других заметил Пал Палыча, который у самого входа в ресторан встречал гостей, но в каком виде! Черная повязка на левом глазу, трубка в зубах и полосатая тельняшка. Ни дать, ни взять, одноглазый пират, гроза морей. Ему бы еще попугая на плечо с криком "Пиастры!". Но Гоша был далеко, запертый в пустой квартире.
   Вынув трубку изо рта, подмигивая единственным глазом мужчинам, целуя руки женщинам, Пал Палыч никого не обделил хозяйским вниманием. А на званом обеде появился уже в обличии статного господина в серебристо-сером пиджаке.
  -- Прошу всех за стол! Сегодня у нас праздник. Окончание ремонта учебного корпуса. Трех виновников этого торжества вы уже видели в скульптурной группе, они переоденутся и присоединятся к нам. А их руководитель Соловьев Сергей Иванович среди нас. Поднимись, Сережа, покажись публике! - И первый захлопал, подавая пример другим. Когда аплодисменты затихли, Пал Палыч добавил: - Кстати! Он воевал в Афганистане вместе с нашим мэром. Прошу любить и жаловать! А ты, Сережа, не прячься за милых дам.
   Показалось или нет Лиле, что помощник мэра как будто напрягся? Она ведь тоже не осталась безразличной к сообщению насчет Афгана, общего для Сергея Ивановича и мэра. Вот как, значит, попал сюда, в Подмосковный городок.
   Пришлось всё-таки Сергею Ивановичу вставать. Обескураженный панибратским обращением к себе Пал Палыча, угнетенный общим вниманием, он неловко раскланялся. Сев на свое место рядом с Лилей, пробормотал:
  -- Ну, я этому прохиндею припомню...
   Лилина реплика его хоть как-то утешила.
  -- Умеет наш мэр кадры себе подобрать. А почему самого нет?
   С ответом опередил Пал Палыч, у которого, видимо, тоже про мэра спрашивали.
  -- Наш Роман Васильевич в Совете Федерации, а у нас здесь его помощник Иосиф Григорьевич, прошу тоже любить и жаловать. Он поддерживает спорт в городе и поднимает культуру. Тут учился, людей должен знать. Так что предлагаю первый тост за него и культуру!
   Святой Иосиф поднялся с поклоном и опустился на свое место за столом. По ту и другую сторону длинного деревянного стола располагались гости. Перед ними красовались бутылки - нарядные, разных конфигураций; манили к себе замысловатые закуски. Бокалы были стремительно и бесшумно наполнены проворными молоденькими официантками в тельняшках и бескозырках, так что истомленные ожиданием гости тут же опорожнили их и приступили к закускам. Сидевшая рядом с Лилей Ксения Степановна перегнулась через нее, чтобы спросить Сергея Ивановича:
  -- Дочка-то моя где? Студентов вижу, к нам идут, а ее нет.
  -- Жанна готовится выступать.
  -- Значит, опять сюрприз? Только бы не такой обнаженный...
   Проказливый старичок Спиридоныч сидел напротив них, наискосок. Он всё время сигналил им то поднятым большим пальцем, то приветливой улыбкой - как лучшим своим друзьям, чем приводил их в недоумение.
   В нетерпеливом ожидании дочери Ксения Степановна, однако, не переставала наблюдать, как Сергей Иванович подкладывает в Лилину тарелку закуски.
  -- А за мной давно уже никто не ухаживал, - с намеком вздохнула она.
   Он тут же переключился на нее.
  -- Извините! Скажите только, что предпочитаете?
  -- Всё!
   Действительно, ей хотелось всего и сразу. Розовой лоснящейся ветчины, твердой коричневой колбасы с белыми жировыми вкраплениями, сочной сёмги и крабового салата. Еда никогда не была для нее культом, но сейчас выглядела так завлекательно, издавала такие головокружительные запахи... А главное, Ксению Степановну вдруг одолела обида: кто-то ест это каждый день, тогда как она и раз в году позволить себе не может. Где справедливость?!
   Между тем ее тарелка наполнялась всякими вкусностями, поближе придвинута была вазочка с половинками яиц, нафаршированных черной и красной икрой. Но тут в центре зала ресторана появилась Жанна, и Ксения Степановна целиком сосредоточилась на дочери, пережидая следующий тост Пал Палыча.
  -- За наших ветеранов Великой Отечественной войны! Наш земляк Спиридоныч тоже хочет слово сказать, прошу!
   Тот не заставил себя упрашивать. Выбрался из-за стола, встал рядом с Жанной и когда ему поднесли полный бокал на подносе, провозгласил:
  -- За нас всех, земляки! И пусть не оскудеет наша земля красотой! - По примеру Пал Палыча, целовавшего женские руки при входе в ресторан, он поднял руку впавшей в замешательство нарядной Жанны и поцеловал. Выждав, когда Спиридоныч вернется на свое место за столом, Пал Палыч продолжил: - Нашему земляку повезло, за всю войну ни одного ранения. Прослужил "от и до" в войсках специального назначения. Пока я отбывал срок на Колыме за то, в чем был не виноват, и потом реабилитирован... Но не будем об этом. Сейчас мы должны держаться вместе, мало ли что в прошлом было? Вот за это предлагаю следующий тост. Выпьем! А потом покажем вам нашу самодеятельность. Я быстро!
   В самом деле Пал Палыч быстро явил свой новый облик. Теперь на нем был вульгарный малиновый пиджак времен начала перестройки, а расстегнув его, он представил всем на обозрение массивную цепь, то ли золотую, то ли позолоченную. Ну, никакой былой респектабельности, полное перевоплощение!
  -- Быстро же он меняется, - поделилась Лиля с Сергеем Ивановичем.
  -- Хамелеон.
   А Ксения Степановна, закусив наконец-то как следует, всё гадала: что теперь непредсказуемая дочка выкинет? Конечно, по ее материнскому мнению, Жанна затмила здесь всех. Женщины завидуют, мужчины очарованы. Один только Савелий безразличен - рассматривает сквозь черные очки содержимое своей тарелки, выковыривая, видимо, самые лакомые кусочки. Ему, обезображенному, конечно же, не до девушек, потому что им не до него...
   В динамике под настенным светильником раздался короткий пароходный гудок, оповещающий о начале выступления самодеятельных артистов. После чего Пал Палыч хлопнул ладонь об ладонь перед притихшими зрителями.
  -- Внимание! Дуэт с мизансценами.
   Обмахиваясь веером, закружилась вокруг него Жанна. Топнула модельной туфелькой.
   Без обновки я ни дня!
   Всё меняю блузки!
   А дружочек у меня
   Самый новый русский!
   В ответ Пал Палыч выразительно зазвенел цепью на шее.
   Ох, зараза ты, зараза,
   А не королева!
   Всё ты ходишь раз за разом
   От меня налево!
   Тогда, отмахнувшись от него веером, Жанна игриво передернула плечами под шелком платья цвета морской волны
   Мне твоя любовь отрава,
   А тебе страдание!
   Ты налево, я направо
   Так что -- до свидания!
   Показав ему язык, она пробралась к Шурику, который потеснился, чтобы посадить ее возле себя. Но до этого Жанна, еще стоя, объявила:
  -- У нас тут солдаты трёх войн. Три войны, Отечественная, Афганская и Чеченская... Сейчас мы споем вам бардовскую песню поэта старшего поколения Городницкого, Савка, бери гитару!
   И пронзительно зазвучала песня:
   Над простреленною каской
   Плачет мать в тоске вселенской
   От Германской до Афганской,
   От Афганской до Чеченской.
   Пепел кружится, рассеян,
   Над размытыми путями.
   Злая мачеха Рассея,
   Что ты делаешь с детями?
   Для того ли их кормили
   Сбереженными кусками,
   Чтобы к братской их могиле
   Мы тропиночку искали?
   Нет житья с добром и лаской,
   Нету счастья доли женской
   От Германской до Афганской,
   От Афганской до Чеченской.
   Опечаленные лица,
   Звуки сдержанного мата,
   Пыль дорожная клубится
   Возле райвоенкомата.
   Для солдатской службы честной
   Будут мальчики рождаться
   От Афганской до Чеченской,
   От Чеченской до Гражданской...
   С первым же куплетом умолк праздничный шум за столом. Все молчали, одни сочувственно, другие возмущенно. А когда песня кончилась, встал помощник мэра и погрозил в сторону Савелия, Шурика и Жанны пальцем. Потом сжал в кулак холеную руку, вряд ли поднимавшую что-то тяжелее папки с официальными бумагами, и вышел из ресторана, громко хлопнув дверью. За ним потянулись преданные ему чиновники, но втихую, без всякой демонстрации к тому, что здесь услышали.
   Зато оставшиеся сплотились, скучились, сопереживая вместе отзвучавшим словам песни. Ксения Степановна и Лиля прижались одна к другой в материнском, объединившем их порыве. Сергей Иванович не мешал им. Но Спиридоныч, решительно раздвинув их, уместился между ними и обнял обеих за плечи.
  -- Ничего, бабоньки, нас внешний враг не сокрушил, а уж со своим-то внутренним мы справимся.
   Посидели так, помолчали. Потом встал Сергей Иванович.
  -- Извините. Пойду подышу, - сказал он.
  -- И я тоже, - смаргивая слёзы поднялась Лиля. - Пока не разревелась тут.
   Они вышли с территории яхт-клуба и побрели к причалу. Там, за праздничным обедом, не заметили как он перешел в ужин. Здесь было еще светло, но уже поднималась бледная луна. Сначала полупрозрачная, она стала наливаться оранжевой спелостью. И дробясь, закачалась на волнах, всколыхнутых одиноким парусником, а потом лунные осколки на воде соединились воедино. На берегу было тихо, пустынно. Когда Лиля споткнулась о камешек, Сергей Иванович подхватил ее под руку. Приравниваясь к размашистому мужскому шагу, она прислонилась к надежному плечу Сергея Ивановича.
  -- Холодно? - спросил он с застенчивой робостью.
  -- Нет, с вами тепло, - доверчиво отозвалась она, не стесняясь его как раньше. После чего рискнула спросить: - Сергей Иванович, а зачем вам эти выдержки из газет?
   Он помедлил, прежде чем решиться приобщить к тому, что может осложнить ей жизнь. При такой-то ее эмоциональности! Но ведь уже втянул в это дело - с перепечаткой. Так что отступать некуда.
  -- Роман Васильевич доклад в Думу готовит, для него собираю. Секретный доклад, вы пока своим ребятам не говорите, ладно? Как бы молодежь сгоряча что-нибудь не выкинула. Боюсь за них.
  -- Вот и я боюсь, - призналась Лиля. - А вы ведь на свое Белое море собираетесь?
  -- Всего на неделю. - На этот раз Сергей Григорьевич молчал еще дольше, сосредоточенно глядя себе под ноги. Потом поднял голову, наконец-то решившись: - Надо могилки навестить, они там рядом, жена и дочка...
   Лиля встала как вкопанная.
  -- Ну почему?!.
   Тогда он заторопился, чтобы выложить всё сразу и залпом:
  -- Отравились ядовитой водой с алмазного предприятия. Тогда полдеревни вымерло, пока я в госпитале после Афгана отлеживался.
   Ее качнуло, повело в сторону.
  -- Сереженька...
   Он удержал ее, тоже переходя на "ты" и не замечая этого.
  -- Ну что же ты такая впечатлительная? Нам держаться надо. Чтобы жить дольше и чтобы с другими такого не случилось!
  -- Сереженька!
  -- Конечно, все еще болит, наверное, это на всю жизнь. И все-таки уже немного полегче. Так что будем жить.
   Кого он уговаривал? Ее или себя? Продолжал ведь страдать, а она проникалась его страданиями... В ближних кустах пискнула потревоженная пичуга. Чем-то или кем-то. Может, одичавшая кошка добралась до ее гнезда. Разорит, передушит птенцов! Наверное, Сергей Иванович и Лиля вместе подумали об этом, потому что он подобрал гальку покрупнее и кинул туда, в кусты.
  

-XXIV-

   После праздника наступили будни. Но для Лили он продолжался, этот праздник чувств с горьким привкусом потерь - своей и Сергея Ивановича. Потери невозвратимы, а жизнь продолжается. И вот сделала им подарок - встретились исстрадавшиеся родственные души. Она по-женски целиком растворялась в таком чувстве счастливого обретения. А он погружался в него лишь урывками, в редкие моменты свободы от повседневной рутины. Столько забот и хлопот свалилось на него перед отъездом! Не до себя было. Да и не до нее...
   Сейчас шел к своим ребятам с последними наказами. В его команду влились новички, приведенные старшими, совсем еще салажата, но уже с криминальным опытом - бывшие подопечные бандита Жиги. Были они на удивление послушными, но ведь могли и сорваться. А ему пора уезжать. Конечно, Савелий не упускал салажат из виду, буквально следом за ними ходил, и они не осмеливались ни в чем возражать ему. Как же, кумир! Черный пояс, каратэ... ежедневно занимался с ними. Но ведь в таком возрасте, как у них, энергии больше, чем ума.
   Замороченный делами Сергей Иванович столкнулся с Мишкой по дороге в учебный корпус, где ждала его в полном сборе вся команда.
  -- Ты чего тут, Миша?
  -- Так ведь скоро выборы.
  -- Еще и эти выборы!
  -- Я же знаю, вы мэру нашему обещали...
  -- Ну ты и детектив! - Сергей Иванович был изумлен. - Я ведь никому ничего не говорил.
  -- Значит, он сказал кому-то.
  -- А кто-то значит тебе? Ну, никакой конспирации!
  -- Да вы не беспокойтесь, дальше меня не пойдет. Просто надо подстраховаться, вы же уедете, а выборы на самотек пускать нельзя.
   Ну и ну! Мальчишка учил взрослого человека, правда, мальчишка - почти столичный, а взрослый - глубоко провинциальный, в местных интригах неискушен. Только вчера Сергею Ивановичу стало известно, что на депутатство претендует помощник мэра Иосиф Григорьевич, причем с мечтой о перемене власти в городе. "Засланный казачок" из Москвы! Больше всего же поражала Сергея Ивановича местная, так сказать, традиция: на того, кто идет во власть, в администрации тут же заводится папочка с компроматом...
   Пока в мозгах его всё это прокручивалось, рядом, переминаясь с ноги на ногу, маялся Мишка.
  -- Ну что ещё? - поторопил его Сергей Иванович. - Давай уж до кучи.
  -- Я о Жанне.
  -- С ней-то что?
  -- Коньяк. Поговорите с директором ресторана, ей же нельзя, она же в завязке от наркотиков.
   Сергей Иванович пристально посмотрел на студента.
   Вот уж действительно куча, но не мала... Однако, Мишка-то каков! Преданный друг, под броней цинизма - безнадежно влюбленное сердце. А еще говорят, что у современной молодежи секс заменил любовь. Значит не у всех. И надо, чтобы Жанна продержалась до его возвращения, в команде не началась бы смута. Вот так! Всё сразу, а вечером самолет.
  -- Пошли, Миша, к нашим.
   В окружении своей команды Сергей Иванович испытывал муки руководителя, которому доверились те, кого бросает в такое ответственное время. Однако, похоже, другим оно здесь никогда не будет, всё только усложняется. Значит надо сократить срок своего отсутствия, чтобы потом заняться этой дурно пахнущей кучей навалившихся проблем.
  -- Будем прощаться? - оглядел он поочередно своих подопечных. - Вы уж тут меня не подводите, договорились?
   Вперед выступила Жанна:
  -- Я никому поблажки не дам, не беспокойтесь, Сергей Иванович.
   Как всегда самоуверенная, она была заметно возбуждена, побывав в ресторане у директора. Прав Мишка, ох, прав... Разве сам не замечал за ней этого странного возбуждения? Но значения не придавал. Некогда было! Руководитель называется...
   К тому же на Сашку надеялся. А у того, похоже, чувства разум затмили. Да и опыта никакого. Скорее всего, просто ни о чем не догадывался. Вот Савелий всегда настороже - черные очки нацелены прямо на Жанну, в руках, теребящих рабочие рукавицы, - нервозность.
  -- Савва!
  -- Я! - По солдатской привычке Савелий замер в стойке "смирно".
  -- Ты остаешься за меня. С тебя спрошу за всё и за всех, ясно?
  -- Но я...
  -- Это приказ, а приказы не обсуждаются.
  -- Так точно.
   Боковым зрением Сергей Иванович видел, как вспыхнула Жанна и рывком отстранила Шурика, который начал что-то говорить ей. В общем-то все испытывали неловкость, но что можно было поделать в такой ситуации? Конечно, помощнику руководителя Жанне сейчас не по себе - из командиров да в рядовые... Но не рисковать же из-за одной всей командой!
  -- До скорого свидания, ребята, - ободряя их улыбкой, попрощался Сергей Иванович. - Миша, а ты проводи меня.
   Жанна так и полоснула Мишку глазами?, заподозрив в нем виновника своего разжалования, - пришел с руководителем, уходит с ним. И Мишка расстроился. Но не из-за себя. По дороге он поделился с руководителем:
  -- Как бы Сашок с Саввой не раздружились...
   О том же самом подумал и Сергей Иванович. А сказал совсем другое, то что считал самым важным.
  -- Солдатская дружба, Миша, должна выдержать. Сашка-то конечно жалко.
   Мишка сокрушенно вздохнул.
  -- Знаете, почему его Жанна выбрала? Он же не от мира сего, совсем несовременный.
  -- Ты так считаешь?
  -- Первозданной чистоты, весь в свою мать.
   Сергей Иванович посветлел озабоченным лицом, душа у него облегченно встрепенулась.
  -- Повезло же мне...
  -- Не понял, - вопросительно посмотрел на него Мишка.
  -- Да это я так, - отговорился Сергей Иванович.
  
   В этот промежуток между обедом и ужином Пал Палыч рылся в деловых бумагах. И не в своем уютном кабинетике, а в пустом зале ресторана.
  -- Какие люди! - С радушным видом хозяина он встал из-за стола и направился к Сергею Ивановичу, потирая руки. - А у меня запарка, помощник мэра всё время отчеты требует. Теперь вот еще нужна ему докладная о нашей самодеятельности...
   Мягкая поступь, вкрадчивость движений и при этом настороженность. Говорит, будто мурлычет. Кто он? Матерый хищник, замаскированный под ласкового домашнего кота? Улыбочка-то фирменная.
  -- Здравствуйте, Пал Палыч.
  -- Давно тебя ждал, Сережа, поговорить бы надо. Кофе с коньячком, или водочка на дальнюю дорожку? Да ты садись!
  -- Мы с вами на брудершафт не пили, - резко отозвался Сергей Иванович, ощущая на себе его всеми признанное обаяние.
  -- Так в чем дело, давай выпьем, - ничуть не обиделся директор ресторана. - В России, Сережа, без этого никак нельзя, традиция!
  -- У вас тут сплошные традиции, - пробормотал Сергей Иванович. - И на всю Россию распространяете.
  -- Если процесс пошел, его не остановить, - вздохнул Пал Палыч, будто догадываясь, что имеется в виду не только общероссийская традиция или привычка обмывать всё и всех. - А ты что такой сердитый?
   Приготовившись слушать, он устроился поудобней. Умел это в любых условиях. Твердая резная табуретка в конце стола, а развалился как в мягком кресле - с откинутой спиной, с расслабленными руками на коленях. Каждый миг переживал с наслаждением. И Сергей Иванович, который вечно пребывал на пределе жизненных сил, невольно позавидовал. У самого-то не жизнь, а бег с препятствиями по пересеченной местности...
   Пришлось ему заставить себя сосредоточиться на главном:
  -- Зачем вы спаиваете Жанну? - спросил в упор.
   Пал Палыч всплеснул руками.
  -- Помилуй, Сережа, она же тут сама всё берет. Наливает, выпивает, мои девочки жалуются уже.
  -- Так почему вы разрешаете?..
  -- А она спрашивает? Вся в своего папаню! Знаешь моего бывшего партнера по бизнесу? Это ведь по его милости меня второй раз засудили, чтоб ты знал. С помощью Спиридоныча, чтоб тоже знал.
  -- Так вы же в дружбе со Спиридонычем! - Сергей Иванович был обескуражен.
  -- Со стариком да. Время поменялось, и он тоже, теперь мы в одной лодке. А вот Жаннин папаня... Тот ещё подлец этот директор супермаркета.
  -- Ничего себе...
  -- Новичок ты Сережа в наших старых делах, да и в новых тоже, - пожалел его Пал Палыч. - Я ведь знаю, что ты про меня думаешь. Да, верчусь-кручусь, но не только же ради себя. Яхт-клуб наш сохранить хочу. И хочу, чтобы главным в городе остался твой друг Роман Васильевич. А вот Жаннин папаня не хочет. И помощник мэра тоже.
   Только тут до Сергея Ивановича полностью дошло, в какую заваруху попал. Вместе с бывшим командиром, своим другом. Значит, выпало им спасать город. Хорошо хоть вдвоем. Время, нельзя терять время!
   Машинально он посмотрел на свои ручные часы.
  -- Не торопись, Сережа, до аэропорта наша машина тебя подбросит.
  -- Не надо!
  -- Слушай, не доводи принципиальность до абсурда, - поморщился Пал Палыч. - Это ведь не моя личная машина. Имеешь на нее право, как все.
   Он был по-отечески терпелив с ним. Легкую досаду свою гасил, пощипывая бакенбарды. Возвращаясь к тому, с чем Сергей Иванович пришел сюда, заверил для успокоения:
  -- Обещаю, Сережа, что ни капли алкоголя Жанна здесь больше не получит. Сам прослежу. А ты обещай мне обдумать всё, что я тебе сказал. Не враги мы! А наоборот. Ты понял? Ну, скорее возвращайся.
   После некоторого колебания Сергей Иванович пожал протянутую руку Пал Палыча. На вид такая холеная и мягкая, она оказалась жесткой, даже мозолистой.
  

-XXV-

   Лиля будто в юность возвратилась, если не в детство. Опять полеты во сне! Парила над зелеными вершинами деревьев, а внизу краснели, синели, желтели цветочные клумбы. Сны стали цветными как раньше. Невесомое тело то взлетало, то снижалось в потоках воздуха. Но земли не касалось. А она тщетно прилагала усилия, чтобы приземлиться, потому что там, внизу, дорогие ей люди. И среди них - Сергей Иванович. Сережа, Сереженька! Из ночи в ночь стремилась к нему, но не было его теперь ни во сне, ни наяву. Улетел на свое Белое море. К своему прошлому.
   Всё, что не было связано с ним, теперь как-то выскальзывало из ее сознания, не задерживаясь в нем. Как там Сережа, Сереженька?
   Даже отношения сына с Жанной отошли на второй план. Однако снова обеспокоили ее, когда пришла с работы, не встреченная Гавом, давно переселившимся в соседнюю комнату. Оттуда доносились голоса. Нет, специально она не прислушивалась, просто говорили громко, каждое слово звучало явственно за тонкой стеной-перегородкой.
   Спорили Шурик с Жанной, и были они, видимо, вдвоем, без Савелия.
  -- Ты обещала мне!
  -- Ну не выдержала.
  -- Слово давала!
  -- Если бы не твой Савка... Он не хочет, чтобы мы были вместе!
  -- Не выдумывай, Савик всегда за тебя заступался.
  -- Это раньше, сейчас, как поставили его начальником...
  -- Сама во всем виновата.
  -- Ты что, так и будешь меня всю нашу жизнь попрекать?
  -- Да не будет у нас с тобой жизни, если за ум не возьмешься.
  -- Не любишь ты меня.
  -- В том-то и дело, что люблю. Иди ко мне...
  -- Клянусь, никогда больше!
   Они затихли, вроде бы помирились. Может быть, целуются. Чего еще натворила эта Жанна? Только бы за старое не взялась с проклятыми наркотиками...
   Дальше скрывать свое присутствие в квартире было уже неприлично. И Лиля постучалась в дверь соседней комнаты.
  -- Можно?
   Они отпрянули друг от друга. Конечно, целовались. Шурик даже покраснел.
  -- Давно пришла, мама?..
  -- Только что, - слукавила Лиля, чтобы не смущать сына. Жанну-то вряд ли чем-нибудь смутишь. Хотя и та сейчас пребывала в растерянности. Потупила глаза, ну прямо скромница!
  -- А Савик еще в яхт-клубе, - не дожидаясь вопроса матери, доложил Шурик. - Возится с пацанятами, как отец родной.
  -- Может ему их всех усыновить? - съязвила Жанна по своей привычке.
   Шурик посмотрел на неё с укором.
  -- Тебе не понять, у тебя родители есть.
  -- Это смотря какие родители.
   Тут уж смолчать Лиля не могла:
  -- Про отца твоего не знаю, а вот с матерью тебе повезло.
   Сказала и отвернулась. А Шурик, по примеру Савелия стал снимать возникшее напряжение:
  -- Помнишь мама, тех пацанов, которые на нас нападали? С Жигой! Так Савик их всяким приемам обучает для самозащиты. - И добавил, чтобы смягчить мать: - А Жанна хочет помочь тебе с перепечаткой газетных материалов. Тех, что Сергей Иванович оставил. Хочешь послушать? Жанна, почитай.
  
   АИФ. "Долгожитель" N 4. февраль. 2005.
   "Что и говорить, поводов для того, чтобы в душе русского человека укоренился синдром страха, наша история дала предостаточно... XIII-XV века. Татаро-монгольское иго... Полное опустошение русских земель... XVI век. Кровавая вакханалия массового террора, учиненного Иваном Грозным... Беспросветный мрак "Смутного времени". Мятежи, войны... XVIII век. Реформы Петра Великого... Коренная ломка устоев Российской Империи... Беспрецедентное обнищание народа... Была, однако, в ментальности русского человека и другая черта - преодолевать страх, в нужный момент черпать из каких-то неведомых источников способность к сопротивлению...".
  
   "Новая газета" N 22 (1047), 28.03-30.03.2005.
   "Политический выбор россиян определяется страхом, который мешает взглянуть правде в глаза... В том, что касается отъема собственности, нынешняя власть действует методом комплексного бригадного подряда: один отвечает за освещение дела в СМИ, второй организует соответствующую реакцию парламента, третий инициирует прокурорскую проверку, четвертый готовит правительственное заключение, пятый... В общем, собственность новому владельцу сдается "под ключ". Произошло то, что большевики называли "завоевание командных высот в экономике"... Россия вступила в новую политическую эпоху - эпоху клановой псевдодемократии. В стране, где большая часть населения живет в бедности, проще всего отбирать собственность способом "наведения порядка"...
   ... На традиционной встрече с олигархами, предпоследняя из которых закончилась арестом Ходорковского, беседовали скучно и преданно. За что, собственно, и получили первый президентский презент: срок давности по приватизации сократили с 10 до трех лет. Но никто из присутствующих спасибо не сказал. И правильно, потому что этот очень красивый жест, призванный показать настороженному Западу либеральное лицо, сидевших в зале не касался. Они свое имущество получили в начале 90-х: им хоть три года, хоть восемь, хоть оставьте десять. Тем более, что вопрос пересмотра приватизации даже не дискутируется (тот же дележ "ЮКОСА" идет под другим соусом). Но зачем тогда? Дело не только в президентском пиаре. Вся соль в сакраментальной цифре 3. Что произойдет через три года? Правильно - так или иначе смена власти. Учитывая, что уже началась приватизация оставшегося, этот подарок адресован тем, кто сейчас делит государственные унитарные предприятия (ГУПЫ). Нетрудно угадать счастливчиков -- обитателей Кремля, ближайшее окружение Кремля, близкое окружение и просто окружение. Логика вполне понятна... а вдруг операция "Преемник-2" сорвется и к власти придут "оранжевые" очкарики или еще того хуже - люди в киргизских треуголках с дрынами и пошлют нынешнюю власть на четыре грустные буквы и очень глубоко".
  
   "Новая газета" N 20 (1045) 21.03-23.03.2005.
   "Чиновники спокойно смотрят на то, что милиция зарабатывает за счет бизнеса. Та не открывает дел против госслужащих, которые напрямую вымогают деньги. Кстати, это не всегда взятки, очень часто чиновник оказывается в доле какого-то бизнеса".
  
   "Новая газета" N 24 (1049) 04.04-96.04.2005.
   "Так сколько же стоит депутатский запрос? По мнению депутата ГД третьего созыва Владимира Семаго сущие копейки.
  -- Цена депутатского запроса колеблется от 1000 до 5000 долларов. Впрочем, запрос может стоить и десятку - в зависимости от того, что вы запрашиваете. Если же запрос прошел через думское слушание, то цена его неизмеримо подскакивает.
  -- Самое выгодное - подсесть на постоянного заказчика, - утверждает наш источник в аппарате ГД, - тогда суммы, о которых мы говорили, вырастают в разы. Это плата, так сказать, за верность...
   Депутаты, работающие на конкретного заказчика (как правило, это нефтяной или финансовый олигарх) любят называть себя лоббистами. Однако, суть дела это не меняет - главное в их работе всё те же деньги."
  
   Жанна отложила прочитанные газеты и уставилась на Лилю с уличающей требовательностью.
  -- Вы с мамой можете это терпеть, а мы с вашим сыном -- нет.
  -- Говори только за себя! - сорвалась Лиля.
   А Шурик промолчал. Но по всему было видно, что с Жанной согласен.
  

-XXVI-

   Ветеран войны Тимофей Спиридоныч оказался еще тем старичком! Не только бдительным проказливым, но и совсем не опасным. После праздника в яхт-клубе он зачастил в библиотеку. Вместе с ним там распивали чаи с шоколадками. И больше всех его привечала Петровна - угощала своими пирожками. Так и млела, когда их расхваливал.
   Вот и сегодня Лиля застала старичка в подсобке, приспособленной для чаепитий. Там они обычно собирались перед открытием библиотеки. Он уже вовсю хозяйничал. Сам заваривал чай, сам разливал по чашкам и разламывал на дольки шоколадную плитку, всячески проявляя мужскую заботу об одиноких женщинах.
  -- И от такого жена ушла! - Петровна воздела к потолку руки, не только отмытые добела ароматным туалетным мылом, но и смягченные кремом. - Какая это жена? Сволочь!
  -- Не ругайся, Марья, - сурово предупредил Спиридоныч, - не люблю грубостей. - Женщина должна быть... Как твой пирожок! - нашел он подходящее сравнение. - Мягонькая - И с удовольствием откусил от пирожка.
  -- Прости меня, Тимоша, больше не буду, - зарделась Петровна, словно красная девица.
   Ксения Степановна так и прыснула - тоже как-то по-девичьи.
  -- Не просто мягонькая, а еще и сдобная, румяная, - добавила она.
  -- Вот-вот, - на полном серьезе подтвердил Спиридоныч и с одобрением оглядел Петровну снизу доверху, оценивая, прежде всего, новые фарфоровые зубы. - А что, Марья у нас справная, - признал он.
  -- Скажешь тоже, Тимоша...
   Им хорошо было в их тесной компании. Получившая передышку в беспокойной своей жизни Ксения Степановна проявляла остроумие, которым отличалась раньше только по молодости. Милейший человек в спокойном состоянии! Над отрешенно-задумчивой Лилей подтрунивала, живо интересовалась биографией Спиридоныча. Рискнула даже спросить его:
  -- Скажите-ка мне, вы кого-нибудь в нашем городе арестовывали?
  -- А как же! - не стал тот отказываться. - Вот Пал Палыча, например. Это в самом начале перестройки. Бизнес-то у нас какой? Криминальный!
  -- А за политику тоже? Ну, раньше...
  -- Нет. - Спиридоныч даже перекрестился. - Бог миловал. И других осуждаю, потому что перегибы, это не по-божески. Главная заповедь какая? Не убий. А их убивали!
   Ксения Степановна вздохнула с облегчением. Ее ведь все время точила мысль, что причастен он к трагической судьбе родителей, арестованных в последний сталинский год, сгинувших где-то и реабилитированных посмертно.
   Тут уж и Лиля решила задать ему свой вопрос:
  -- А вы в библиотеке следили за нами?
   И опять он уклоняться не стал. Ответил прямо.
  -- Следил. Очень уж неосторожно вели себя с той птичкой и хорошо, что от нее избавились. Могли ведь пострадать. Политика - дело рисковое.
  -- Да ведь прошли те времена! - воскликнула Лиля.
  -- А если вернутся? Береженого Бог бережет. Ты вот непуганая, а мы со Степановной знаем, что это такое. Сам пугал! Служба... И служил я не просто за деньги, а по вере своей. - Возбудившись, он машинально пригладил свой сивый хохолок на голове в пуховой опушке. - Теперь-то многое по-другому видится!
   Заинтригованная Лиля проявила настойчивость:
  -- Ну и что стало с вашей верой? Она переменилась?
  -- Всё меняется, - неопределенно высказался Спиридоныч. - Однако нельзя отрицать, что раньше много хорошего было. Бесплатная медицина, бесплатное образование, - стал загибать пальцы, но перескочил на другое: - А свобода ваша, кому она нужна?
  -- Мне, - заявила Лиля.
  -- И мне. - Подумав, Ксения Степановна присовокупила: - Но с бесплатными образованием и медициной. При общей справедливости!
   Тут уж скучающая Петровна не выдержала.
  -- Да на кой эта свобода? Одно безобразие! Стреляют, убивают...
  -- Вот вам глас народа, - поощрительно придвинул к ней самую большую шоколадную дольку Спиридоныч. - Правильно Марья говорит, распустились!
   Приосанившись, та впервые посмотрела на обеих женщин с чувством торжествующего превосходства. Ее вознесли над другими. И кто? Мужчина! Уважаемый человек, ветеран войны.
  -- Тимоша, тебе кипяточку подлить? Ешь пирожки-то, пока не остыли.
   Но он не отозвался на ее старания, погруженный в свои раздумья. И высказался.
  -- Портятся люди. Конечно, всегда воровали, но чтобы так! Рельсы на металл разбирают, это что? Сами же потом в аварию попадут. Никого не жалко, даже себя. Во время войны железные дороги ремонтировали, и попробовал бы кто тогда хоть винтик домой унести. Расстрел!
  -- Вот-вот, на страхе всё держалось, - сделала неутешительный вывод Лиля.
   К телефону, затрезвонившему в читальном зале, отправили Петровну. Вернулась она с сообщением:
  -- Начальство к себе требует. Ту и другую немедленно. Сам помощник мэра! Идите, идите, я до вас открывать библиотеку не стану. Тимоша вон объявление напишет. Напишешь, Тимоша?
  -- Давай сюда фломастер и бумагу, - распорядился он. - Уж этот святой Иосиф! Обещал с мемуарами мне помочь и обманул. Опять же с подозрительными людьми водится. Я его предупреждал, так не слушает.
  -- Ну во всем ты знаток, Тимоша. - Умиляясь, Петровна выложила перед ним бумагу с фломастером.
  -- На службе привык, - коротко сказал он. - А ты, Марья, почаще улыбайся, тебе личит. Пенсионерам еще бесплатно зубные протезы делают?
  -- Фарфоровые за большие деньги.
  -- Тьфу ты, прости Господи!
  
   ... По дороге в администрацию Лиля со смехом вспоминала:
  -- Умора с этими стариками! Все пирожки ему оставила, нам бы хоть один на двоих на дорожку дала.
   Ксения Степановна тоже рассмеялась, отзываясь умиротворенной душой на удачи близких людей.
  -- Она уже котенка Дианы к нему пристроила, ходит кормить. Пусть объединяются. Пенсия у него военная, а Петровна хорошая хозяйка. Видишь, и в таком возрасте судьбу свою устроить можно...
   И уже до самой администрации обе молчали.
   Иосиф Григорьевич встретил их в своем строгом кабинете с черными телефонами не как подчиненных сотрудников, а как желанных гостей. Но под приветливой суетливостью его чувствовалась затаенная озабоченность. Среди вопросов и восклицаний не договаривал слова, отвлекаясь на свои мысли. Наконец сосредоточился, усадив их перед собой, по другую сторону стола.
  -- Ну как ваш ремонт?
  -- Команда Сергея Ивановича помогла, - сказала Ксения Степановна. А то уже стыдно было, читальный зал в таком состоянии...
  -- Да-да, - рассеянно произнес он. - В той команде ведь ваши дети? Поощрить надо. Слышал и видел их в яхт-клубе. Талантливые! Только зря ту песню про войну спели, хорошо хоть представителей из Москвы не было.
  -- Городницкий не запрещен, - с осознанным риском нарваться на начальственный гнев напомнила ему Лиля.
   Но, вопреки ожиданиям, начальник повел себя непредсказуемо. Даже разулыбался.
  -- Я ведь только предупреждаю на всякий случай. Конечно, Городницкий - кумир студенчества, сам пел, когда здесь учился. Правда, другие песни. - Он вроде как бы оправдывался и в то же время зорко наблюдал за выразительным Лилиным лицом, выясняя, какое впечатление на нее производит. - Впрочем, не будем больше об этом. Вы книжки в отремонтированный зальчик уже внесли? - обратился к заведующей библиотекой.
  -- Краска еще не везде высохла, - сказала Ксения Степановна. - Знаем мы качество краски Пал Палыча...
  -- Через два дня можно уже стеллажи ставить.
  -- Так-так. - Иосиф Григорьевич приподнял, как-будто взвешивая, тяжелую пепельницу, наверняка антиквариат - единственное украшение на столе, заваленном бумагами. - Вы курите?
  -- Нет! - Обе разом отозвались они, гадая про себя, когда же он приступит к делу, по которому вызвал.
  -- Между прочим, произведение искусства, друг подарил эту пепельницу. Я тоже не курящий, так, иногда позволяю себе... У вас библиотека полностью укомплектована? - спросил вдруг. - Библия есть?
  -- Даже две. - Озадаченная Ксения Степановна вслед за ним посмотрела в угол, где над тумбочкой висела икона Божьей Матери, прямо под президентским портретом - он побольше, она - поменьше.
  -- Это хорошо, - покивал Иосиф Григорьевич лысеющей головой, и маленькие, но выразительно цепкие глазки его соскользнули с иконы и уперлись в Ксению Степановну. - Людей воспитывать надо на нашей православной литературе. А то развелись всякие секты.
  -- Нам батюшка Библии подарил, - напомнила Лиля.
   Иосиф Григорьевич опять глянул в угол, теперь уже на портрет президента. - Сам Глава государства, всенародно избранный, у духовника исповедуется.
   Когда зазвонили сразу два телефона, снял трубки с обоих и положил рядом с антикварной пепельницей.
  -- Не дают работать, - пожаловался он. - Сами ничего решить не могут.
   Поскольку с помощником мэра говорила, в основном, заведующая библиотекой, Лиле оставалось только разглядывать кабинет. Особенно занимали ее портрет с иконой и размещение их на стене. По главенству души или ума? Портрет повыше, икона поближе.
  -- Вы в церковь ходите? - обратился к ней вдруг Иосиф Григорьевич, как оказалось, не выпускавший ее из поля своего зрения.
  -- Редко, - откровенно призналась она, - времени совсем нет. А церковное пение люблю.
  -- Надеюсь, будете ходить почаще. Вы же библиотечный работник, духовный воспитатель. - Он говорил, но думал явно о чем-то другом - своем и сокровенном. - Вот что, завтра объявляю для вас выходной. Съездите в Москву на книжную ярмарку. Только уборщица ваша чтобы была на месте. Ну всё! - стал выпроваживать их. - Можете идти. Почетные грамоты для ваших детей за мной. И вас наградить надо.
  

-XXVII-

   Всем известного бандита Жигу выпустили на свободу без суда, без следствия. Много чего за ним числилось, а отделался малым - штрафом. И поползли по городу слухи. Жители боялись высказываться громко, перешептывались с оглядкой. Конкретно никто ничего не знал, как всегда не хватало информации. А в догадках и предположениях Жигу демонизировали. Зловещая фигура! Если не сидит в тюрьме, а разгуливает по городу, значит, есть "крыша" - сильные покровители. Конечно же, наверху городской вертикали. Особенно занимало всех то, что люди годами в очереди на жилье стояли, но теперь по правительскому закону или указу ничего не получат. Зато пришлые со стороны, прокурор и священник успели вселиться в квартиры улучшенной планировки. Это как понимать? Однозначно! Вот ведь помощник мэра, тот поскромнее себя ведет - ездит на работу из своей московской квартиры на электричке. Человек верующий, в Храм ходит...
   А команда Сергея Ивановича волновалась, ждала с нетерпением своего руководителя. Пока же Пал Палыч подкармливал ребят в своем ресторане.
  -- Трудные времена! - сокрушался он, когда они отъедались на остатках дорогих ресторанных обедах, заказанных местными чиновниками в яхт-клубе. - Нам бы тут свое подсобное хозяйство завести, курочек, свинок. Так не дают. Воинской части можно, а нам нельзя! Ну что городские чиновники в нашем деле понимают? Не там нарушения ищут, не там.
   Пал Палыч опекал ребят, особенно малолеток, бывших подопечных Жиги. Выгадывал время, чтобы приходить в спортзал. Там Шурик учил будущих моряков плавать в бассейне разными стилями. А Савелий тренировал их рядом. Он показывал всякие приемы борьбы, выделяя способного и целеустремленного Тимура, который делал заметные успехи. Остальные мальчишки тянулись за Тимуром, но им было до него далеко с его литым телом на коротких ногах и с длинными ухватистыми руками.
  -- Сынок! - ласкал его поощрительным взглядом Пал Палыч, расчувствовавшись. - Да ты один чего стоишь!
   Успев за это время не только усвоить уроки Савелия, но и поумнеть, Тимур скромничал.
  -- Почему один? Вот вместе мы сила!
   Это очень утешало Пал Палыча.
   А троица - Антон, Мишка и Жанна предпочитали загорать на берегу Москвы-реки, устроив себе отдых. Студенты тянулись за Жанной, которая теперь в упор не хотела видеть Пал Палыча, не пускавшего её хозяйничать в ресторане. Он знал эту расстановку сил, но не вмешивался. Вернется руководитель, и всё встанет на свои места. Куда своенравная девчонка денется от своего Шурика? Это пока независимость проявляет, временно. Пусть потешится! Видно же, что ради Шурика на всё готова.
   Даже всей своей кожей, обманчиво изнеженной, Пал Палыч чувствовал, как нарастает смута в городе. И с помощью Спиридоныча старался разобраться, кто против кого дружит. Главное, почему? В том, что скоро грянет буря, не сомневался. Пока же изредка гром гремит и молнии сверкают - грозные предвестники. Возможно, дойдет до того, что придется отсиживаться здесь, в яхт-клубе. Так что надо подготовиться, тут и команда клуба юных моряков пригодится. В таком деле никто не лишний. Придётся ещё Сережу вразумлять, когда вернется. Всё надеется по законам жить, тогда как другие давно живут по понятиям - как на зоне. Эх, с волками по-волчьи! Был когда-то и Пал Палыч таким, как Сережа, да жизнь обломала. Навсегда уму-разуму научила...
   Уже смеркалось, когда Савелий распустил мальчишек по домам. Сам первый вышел из яхт-клуба и наткнулся на Жигу. Тот скалился во весь рот, полный золотых зубов.
  -- Ну, чечененок недорезанный, щас буду тебя убивать.
   Вытащив заточенное шило, поигрывая им, Жига медлил в предвкушении сладкого часа мести. Но тут из проходной вывалилась вся ватага учеников Савелия. При виде бандита галдящие мальчишки смолкли и замерли.
  -- Значит к нему переметнулись, сучата? - театрально сплюнул через плечо Жига. - Ну, погодите, вы еще не знаете меня!
   Нет, они знали. Но уже не хотели знать. Сплоченные спортом, научились защищаться. И теперь, преодолевая страх, перегруппировываясь, готовились к обороне. Мальчишки всячески отвлекали внимание Жиги от Савелия, переключали на себя. А Савелий выжидал, заняв боевую стойку, пока тяжелый неповоротливый Жига наступал на них. Они же отступали и дружно подстраховывали друг друга.
  -- Стой, Жига! - выскочил из мальчишеской группы Тимур, как парламентарий - с носовым платком на прутике вместо примирительного флага. - У тебя свое, у нас свое, не трогай нас, и мы тебя не тронем.
  -- Чо! - взревел тот. Проткнул платок, насадив на шило, и нацелился на Тимура. - Щас я тебя сделаю...
   Однако не тут-то было. Он один - их много, и все заодно.
  -- Уймись, Жига! - успел выбить у него шило Савелий.
  -- А! Вы так? - В ярости обезоруженный бандит всей своей массой двинулся на Савелия. Тогда Тимур с обезьяньей ловкостью отгородил Савелия от бандита. Маленький, изворотливый, обрушил на Жигу удары короткие и точные - в самые уязвимые места, чтобы отключить нервную систему. И Жига зашатался, бессильно вращая налитыми кровью глазами. Потом осел на истоптанную землю. Руки и ноги больше не подчинялись ему.
  -- Урра! - разразились победными криками мальчишки.
   На шум выскочили из проходной вооруженные охранники. Дав предупредительный залп в воздух, скрутили уже обездвиженного бандита. Они узнали его.
  -- А, так это ты наших избивал? Опять нарываешься! Посадят теперь тебя надолго.
   Как раз в этом Савелий совсем не был уверен - Жиге ведь всё прощалось. Прописанный в мужском общежитии стараниями там же числившегося Сергея Ивановича, Савелий знал, как безнаказанно буйствовал Жига. Но доставалось всегда не ему, а тем, кто пытался его усмирить. Милиционеры задерживали таких усмирителей, да еще приписывали им саботаж: бунтуют против задержек зарплаты, в Москву жалобы посылают.
   Предгрозовые тучи сгущались над городом, недавно безоблачно тихим...
   Сейчас, когда Сергей Иванович оставил Савелия за себя, забот прибавилось. Очень беспокоили отношения с амбициозной Жанной. То, что она ни в чем не подчинялась ему, да еще своих поклонников-студентов настраивала - это можно было как-то стерпеть. Но, похоже, снова взялась за старое - вернулась к наркотикам. Если неискушенный Шурик верил ей, то Савелий, в своих подозрениях почти не сомневался. Насмотрелся в Ташкентском детдоме на кайфующих анашистов. Только вот доказательств не было - никаких улик против Жанны. А друга он щадил, потому что лучше "недобдить", чем "перебдить".
   И вот выпал случай. Возвращаясь из общежития, Савелий чуть не наткнулся на Жанну. Стояла спиной к нему, возле калитки элитного особняка и пудрилась, вглядываясь в крохотное зеркальце. А из раскрытой сумочки, свисавшей через плечо, вызывающее торчал шприц!
  -- Значит опять за своё, подруга? - дернул ее за сумочку Савелий.
   От неожиданности она покачнулась, а может, просто плохо держала равновесие. Сорвала с плеча сумочку, готовясь отбиться ею.
  -- Ты?.. Следишь за мной! - взорвалась Жанна, увидев Савелия. - Подкрадываешься, да? В Чечне научился!
   На грани истерики она готова была всадить в него выдавший ее шприц, но опомнилась. Сторожевой центр в затуманенных мозгах вовремя сработал.
  -- Да пошёл ты!
   И тут из особняка вышел осанистый господин. Отодвинул Жанну и запер за собой калитку. А Савелия смерил зелеными прищуренными глазами: снизу-вверх, сверху-вниз.
  -- Сгинь! - Он взял под руку Жанну. - Пошли, доча.
   Савелий растерялся.
   Так это Жаннин отец? Ничего себе! Вот так открытие. Да они и похожи: те же пухлые губы, твердые подбородки, зеленые глаза. Правда, у него с желтизной. А разница в возрасте очень заметна. Насколько Жанна свежа, настолько папаша потрепан. И оба под наркотическим кайфом...
   Савелий не знал, как ему быть. Ни на что не мог решиться, жалея друга. К тому же Жанна потом сменила тактику. Была агрессивной, стала покладистой, заискивала перед ним в надежде на его благородное молчание.
   Сама как-то заговорила с ним об этом, по привычке играя глазами.
  -- Савочка, ты настоящий друг!
   Его передернуло.
  -- Сказал бы я тебе, кто ты сама...
  -- Да знаю я. Ну, не выдержала, ширанулась раз, в последний, честное слово!
  -- Значит, вместе с отцом колетесь? Ну как он может!
  -- Так жизнь-то какая?, Савочка?
  -- Эх, вас бы в Чечню! Чтобы узнали цену жизни и смерти!
   Зеленые глаза Жанны скрылись под мечтательно смеженными ресницами. Она улыбнулась беззащитной улыбкой невинной девчонки.
  -- А что? Я бы туда поехала. Только с моим Сашком, чтобы испытать то, что испытывал он. Стрелять умею. От всех бы моего Сашка защитила.
  -- Дура! Ты здесь его защити. От себя! Ведь погубишь...
  -- Никогда. - Жанна содрогнулась. - Сама погибну, а его спасу.
  -- Да вы жить должны, а не погибать! Может, тебе гипнозом полечиться?
  -- Не надо. Сама справлюсь.
   Она хотела освободиться от проклятой наркотической зависимости. И верила, что победит ее. Только вот ломки... Найти бы средство их облегчить и тогда справится. Не ради себя, ради Сашка, чтобы не мучился из-за нее.
  -- Еще раз сорвешься, пощады не жди, - пригрозил Савелий. - Эх, ты! Тебя же такой парень любит.
  -- А я знаешь, как люблю его? - Жанна зажмурилась. - Больше жизни! Он ведь единственный такой!
   Савелий никак не мог понять Жанну. Ведь с характером, да ещё с каким! Волевая, красивая. Умная. Неужели ради любви не может преодолеть свою пагубную страсть? Будь у него любимая - на всё бы ради нее пошел. Но он со своим изуродованным лицом обречен на одиночество...
   Конечно, Лилю беспокоило то, что происходило между сыном и Жанной. Что именно, она не знала, только догадывалась после услышанного их разговора и почти физически ощущала напряженность, которая усиливалась в присутствии Савелия. А тут еще слухи о городских событиях! В очередях люди шушукались и всё чаще произносили пугающее слово "заговор". Кто против кого? Толком-то никому ничего не известно.
  -- Все обойдется, мама, не надо ни о чём беспокоиться, - оберегал ее сын по-своему.
   Уж скорее бы возвращался Сережа, Сереженька, кому Лиля доверяла больше всех. Странно, что осознала это с таким опозданием... Сколько времени они потеряли!
   Шурик и без Сергея Ивановича продолжал собирать для него газеты. Как-то позвал Лилю, чтобы послушала.
  
   "Город Надежды" N 6 . 6 мая. 2005
   "Депутаты Облдумы отказались увеличивать ставки налога на игорный бизнес. Согласно законопроекту, предлагаемому на рассмотрение думским комитетом по экономике, ставки налога на игорный бизнес во 2-м полугодии этого года должны были бы подняться с 3650 рублей до 7000 за один игральный автомат. Только депутаты большинством голосов приняли решение оставить старые ставки. Хотя, по мнению депутата Павла Грудинина, увеличение ставок в двое - это золотая возможность для области увеличить дефицитный бюджет вдвое и сдержать рост игорного бизнеса в Подмосковье. Депутат считает, что причина отклонения поправки кроется в жестком лоббировании интересов игорного бизнеса одной значимой фигурой администрации области".
  
  -- Уж не дружок ли нашего святого Иосифа? - посмотрел на Лилю сын. - Как ты думаешь, мама?
   И тут увидел впервые свою кроткую мать, впавшую в неистовство.
  -- Уж не знаю, что и думать! И кто есть ху!
  -- Мама, ну как ты выражаешься?!
  -- Как наши руководители! Во всех газетах!
  -- Да все они ху! - Вскочила Жанна вслед за Лилей, вырвала газету у Шурика и швырнула на тахту. - За идиотов нас держат!
   Под испытующим взглядом Савелия, который догадывался, отчего она так возбуждена, Жанна осеклась и замолчала. А вот Лиля промолчать уже не могла.
  -- И главный ху - этот Иосиф Григорьевич!
  -- Мама?!
  -- Да ты пойми, сынок, он хочет отнять в библиотеке читальный зал! Поставить туда игорные автоматы! Иуда он, а не святой Иосиф...
   Она была на грани истерики. Надо же! Теперь подсевшие на игру, как на иглу, пацанята будут проигрывать сворованные у родителей деньги. И где? В библиотеке, бывшем уголке культуры. Новый специфический наркотик внедряется! Поддержанная буйным Лилиным протестом, Жанна осмелела. Уже без оглядки на следившего за ней Савелия, провозгласила громко:
  -- Бой врагам народа!
  -- Да что ты знаешь про них? - сделал Савелий попытку унять ее. - Вот приедет Сергей Иванович...
   Но она уже сорвалась с тормозов.
  -- Как говорил один человек, и повторяет наш попугай, будем мочить в сортире!
  -- Ну чего ты разошлась? - Шурик участливо привлек ее к себе. - Нервы у тебя...
  -- У меня нервы, сынок, прости, - сникла Лиля. - Совсем из берегов выхожу, выражаться начала как эти самые... Вы уж внимания на меня не обращайте, ладно?
  -- Но если даже вас, Лиля Андреевна, достали, - медленно заговорил Савелий, - тогда мы действительно близки к военному положению в городе.
  -- Нет, нет! - начала открещиваться Лиля. - Мы мирные люди...
   А Жанна, фыркнув, закончила:
  -- Но наш бронепоезд в пути!
  

-XXVIII-

   Такая жизнь пошла - сплошной театр абсурда. Ответственный за культуру в городе ее разрушает. А как ещё воспринимать указ помощника мэра в тайне от библиотечных работников, за их спинами?
  -- Это не театр, это зона, - насчет игральных автоматов по-своему отредактировала Лилю Жанна. - Наши чиновники живут по бандитским понятиям. Я даже с отцом поспорила насчет автоматов в вашей библиотеке. Говорит, что деньги пойдут на книги.
  -- Ну да, Библии на них купят! Это что, богоугодное дело? Нет, всё-таки абсурд, причем только в лучшем случае. А в худшем... - Она недоговаривала, потому что думать дальше боялась.
   На удивление спокойнее отнеслась к случившемуся Ксения Степановна. Поначалу тоже возмущенная, теперь, когда меньше волновалась за дочь, готова была она оправдывать всё, примиряться со всеми.
  -- Надо жить в мире, - благодушно внушала Лиле. - Вот возьми Пал Палыча со Спиридонычем, были врагами, стали друзьями. Время меняется, и мы с ним тоже.
  -- Какой мир, когда весь город запуган? Сталина вспоминают...
   Не выдержав, к их разговору подключилась Жанна:
  -- Про крепкую руку заговорили!
  -- Зашептались, - поправила Лиля. - Вслух-то боятся.
   Накануне Жанна поспорила с отцом из-за этой самой руки.
  -- Да не нужна мне такая рука, ты что, пап? Хочу жить по-своему, по-нашему, а не по-вашему!
   Он весь подобрался, будто перед прыжком на выслеженную жертву, в зеленых как у нее глазах вспыхивали и разгорались хищные желтые огоньки.
  -- Это всё влияние твоих новых дружков из яхт-клуба. Там один Пал Палыч чего стоит! А этот чужак Сергей? Никто ему не позволит командовать у нас.
  -- Пап, да он не командует, - попробовала Жанна защитить своего руководителя. Но обида тут же взяла свое: - Конечно, со мной поступил плохо, я же ему во всем помогала...
  -- Вот-вот, отблагодарил!
   Про эти споры с отцом Жанна матери не рассказывала. Вообще скрывала, что часто бывает у него. Он хоть не раздражал ее. А мать? Миротворица новоявленная! Всё-таки, старшее поколение своё отжило и никогда не поймет бунтующую молодежь. Хотя вот мать Сашка вроде бы прозревает - всё ближе к молодым, всё дальше от старых. Без конца вспоминает про кабинет ответственного за культуру помощника мэра.
   Ну да, Лиля вспоминала...
   Икона Божьей Матери и портрет президента рядом. Они что, для него равнозначны? Или кого-то из них обожествляет больше, кого-то меньше? Господи, что только не лезет в замороченную голову... Кстати, почему сама так часто взывает к Господу? В Священном Писании сказано, что нельзя вспоминать Бога своего всуе. И не судит ли она Иосифа Григорьевича, хотя там же предупреждается: не судите, да несудимы будете? Эх, и посоветоваться-то не с кем!
   А тут ещё московские друзья. Истеричные вопли Ирэн в телефонную трубку:
  -- Лилок, уезжаем в Израиль!
  -- О, Господи...
   Конечно трубку тут же перехватил Олег.
  -- Лилок, мы остаемся!
   И опять рыдающий голос Ирэн:
  -- Он остается, а я уезжаю!
   Кое-как Лиле удалось вклиниться в эту телефонную перепалку.
  -- Неужели опять разводитесь?
   И пошло-поехало. Ей оставалось только слушать перекличку между ними, попеременно хватавшими трубку.
  -- Разводимся!
  -- Не разводимся!
  -- Разве можно жить в нашей стране?
  -- Кому нужны мы в чужой стране?
   Лиля отняла телефонную трубку от уха, чтобы передохнуть. Друзья часто воспринимают ее в качестве слушательницы, не больше. Непонятно, почему людям, которые говорят только сами и слушают только себя, обязательно нужны другие слушатели. Вот и сейчас попеременно кричат. Даже попугайчику Гоше слышно, чья клетка рядом, и он косится на аппарат то одним, то другим глазком.
   Гоша молчал, молчал, да как выдаст:
  -- Мочить в сортире!
   И тишина. Там, на другом конце провода. Потом пошли отбойные гудки. Но теперь уже Гоша разговорился. Он тоже нуждался в слушателях, используя этот шанс разделенного с ним одиночества по полной программе.
  -- Долой либералов, долой коммунистов, долой депутатов...
  -- Ой, Гоша, ты меня утомляешь, - пожаловалась ему на него Лиля. - Без тебя тошно.
   Однако тихим своим откликом на его выступления только воодушевила соскучившуюся по людям птицу. Последовала целая пулеметная очередь из расширенного за последнее время репертуара - радио-то на день не приглушалось, чтобы хоть как-то скрасить участь пернатого одиночки. И теперь Лиля через него узнавала то, о чем вещало оно без нее.
  -- Даешь оппозицию! Сначала думайте, потом голосуйте! Однозначно! - И внезапно совсем уж неожиданное - Гошу в президенты!
   А это у него откуда? Не иначе как молодежь подучила. Издевались над птичкой? Или над президентом?.. Вот этого Лиля принять никак не могла. Если всенародно избранный, значит уважать должны. Да и президентский рейтинг высок, просто зашкаливает. С этим же считаться надо. Но ребята, видимо, думают иначе.
   Они пришли втроем. После осуждающего Лилиного вопроса столпились у клетки Гоши. Перемигивались и похохатывали.
  -- Чему вы его учите? - пробовала урезонить их Лиля. - Бессловесную птичку в президенты, ну и ну!
  -- От птички меньше вреда будет, - фыркнула Жанна.
   Значит, ее затея, так Лиля и думала. А ребята на поводу у нее пошли. Ох, не кончится это добром, не кончится! Втравит их девчонка в историю...
   Горестные Лилины раздумья прервал Савелий:
  -- Хотели спросить вас, Лиля Андреевна, не будете возражать, если подарим Гошу Пал Палычу? Сергей Иванович говорил нам, что в ресторане только говорящего попугая не хватает.
  -- Ну, если Сергей Иванович... Правильно говорил! - В самом деле, там у нашего Гоши всегда будет публика. А то совсем затосковал, перышки из грудки выдергивать начал. Надо же, птицы тоже впадают в депрессию.
  

-XXIX-

   На малой родине Сергея Ивановича настоящее растревожило его больше, чем прошлое. Почти вся земля вокруг опустела. Самые энергичные из односельчан разбрелись кто куда в поисках лучшей доли. А слабые безропотно вымирали. Не вместе, чтобы хоть как-то поддерживать друг друга, а поодиночке, в разных концах бывшей дружной деревни. Пили отравленную воду, ели отравленную рыбу, смирившись со своей участью. Вот этого он понять и принять никак не мог. Пока живы, должны бороться за жизнь! А тут напрочь атрофировался инстинкт самосохранения. Не понимал он их, а они его. Странно, что бодрее всех был самый древний старичок, абсолютно лысый, но с облажной бородой, похожей на бесцветный северный мох. Напоминал он корявое растение севера, высохшее от старости, в котором, однако, всё ещё бродили жизненные соки, подпитываясь корнями из глубины земли. Старичок сначала присматривался к Сергею Ивановичу, прислушивался к нему, потом зазвал к себе в избушку, такую же старую как сам. Крыша покосилась, углы осели, и вся постройка будто бы зарывалась в землю, прячась от беспросветной жизни снаружи. Но внутри было чисто и прибрано, приятно пахло травами. В стеклянных банках, рядком поставленных, просвечивала крупа: рис, пшено, гречка. А из-под лавки фыркал на гостя трехцветный кот.
  -- Один живете? - оглядел горницу Сергей Иванович.
  -- Зачем один? - Старичок нагнулся, чтобы погладить кота, недовольного вторжением чужого человека. - Я Игнат, он Игнатик, вместе и живем.
  -- А по батюшке?
  -- Просто Игнат, к отчеству привыкать поздно.
   Заявил это он с убедительной весомостью, так что Сергей Иванович настаивать не стал.
  -- Да ты садись, мил человек, на лавку, - пригласил Игнат. - Игнатик не поцарапает, просто чуток одичал без гостей, а так он ласковый. Я медком тебя угощу, лесной медок полезный. Далеко за ним хожу, туда еще эта зараза не добралась. А может, природа уже сама себя очистила, она же мудрая, природа-то.
   Пока Игнат готовил чай с медом, любопытствующий Сергей Иванович озирался. И обнаружил на лавке кипу газет, наполовину прикрытых полотенцем.
  -- Откуда они у вас? - поразился он. - В такой глуши?
  -- Так внучонок привозит, знает, что интересуюсь. - Игнат достал верхнюю газету. - Вот вчера привез. У меня с внучонком этот самый ваш бартер. Он мне газеты, я ему лечебные травки. Да ты пей чаек-то. Пей, тоже на травках, из дальнего леса. Ты пей, а я тебе почитаю, затем и привел сюда. Вижу ведь, маешься, мил человек, с нами тут. Людей к другой жизни зовешь, а они уже не могут.
   Отхлебывая ароматный чай, Сергей Иванович вглядывался в старичка. Вот ведь доживает свой век по-человечески, не то, что другие земляки. Не знал, не гадал Сергей Иванович, что на его погибающей малой родине какой-то старец занимается тем же, чем он под Москвой - пытается понять, что с людьми происходит. И как бытиё определяет сознание - по формулировке, известной ещё со школьных лет.
  
   "Новая газета" N 33, (1058) 12.05-15.05. 2005.
   "Каким образом человек... может выжить вне государства?.. "Корова и нищенство"... То есть прожить без госжалованья возможно в двух случаях: если купить корову или заняться попрошайничеством... За пятьдесят лет ничего не изменилось - всё те же корова и попрошайничество. Прошло ещё пятьдесят лет. Что же сейчас? Городская корова - это, безусловно, машина. Автомобиль. Машина-кормилица не даст пропасть. Машину, как и корову, сначала надо купить, а потом кормить, но польза, приносимая ею, безусловна. Это верный рубль в голодный день.
   Отчего идея вне государства становится интересной? Оттого, что государство становится всё более неинтересным... Жить беспечно нам осталось недолго. Потому что угроза оранжевой революции исходит не от тех, кто считает нынешнюю власть излишне сильной, но от тех, кто считает власть излишне слабой... Навалилась волна историй, отхлынула, оставила мокрый пятачок - как же нам справиться с обвисшими идеалами? Жить "в детей", жить "в друзей" невозможно, ибо уничтожено огромное количество псевдорабочих мест... Забавы молодых - поклонение золотому тельцу - тоже как-то не по возрасту. Корова и попрошайничество - вот наша судьба".
   На столе остывал недопитый чай рядом с прочитанной газетой. Кот Игнатий, пристроившись возле хозяина, мурлыкал, а мысли не давали Сергею Ивановичу покоя. Каковы же выводы? Судьба! Но кто будет корректировать народную судьбу, навязанную правительством сверху? Отдельным одиночкам не под силу в стране, где по определению сатирика "программа сбита". Система, конечно, не очень устойчива, она шатается: митинги, демонстрации, голодовки... Но всё это стихия, некому возглавить и организовать ее. Разрозненный народ, обиженный и униженный, покорился своей участи. "Рабы не мы, мы не рабы"? А кто же мы тогда?..
   Общение со старым Игнатом, единственным единомышленником здесь, не поддержало Сергея Ивановича в его планах, напротив, расхолодило. И остывало в нем прежнее горячее желание побыстрее изменить жизнь всех к лучшему. Но тогда без этого самого желания , вообще, зачем жить? Никакого смысла.
   Так, раздираемый сомнениями, возвращался он в самолете туда, где нашел себя в деле, нужном и для других. К ребятам из своей команды, поверившим в него, к другу, который надеялся на него, к женщине, которая ждала его. Но что может им дать, если сам во всем изуверился? Проще всего пересесть в обратный самолет, чтобы похоронить себя заживо там, где только что побывал, ведь жить один, как Игнат среди чуждых по духу погибающих людей не сможет. Только наедине с милыми могилами... Проще утопиться в Белом море. Но он же не самоубийца!
   Его встретили в аэропорту люди Пал Палыча и сразу повезли в яхт-клуб. А ему было как-то всё равно. Даже, вроде, полегчало, что распоряжались им другие. Не сам. И значит ответственность на них. Не на себе. Плыви, мой челн, по воле волн. Почему бы и нет? Покой, желанный покой для души и тела. Можно позволить себе наконец-то расслабиться? До безразличия! Волны укачивают, убаюкивают, как в детстве, когда Белое море было чистым, а рыба съедобная, не отравленная отходами местного предприятия.
   В яхт-клубе Сергея Ивановича повели в ресторан. Всё те же люди Пал Палыча будто конвоировали его с двух сторон, чтобы не сбежал по дороге. А куда бежать? Он и не помышлял. Даже не прочь был выпить с директором ресторана на брудершафт, хотя так до конца и не разобрался, что за человек этот Пал Палыч. Чего от него ждать, пользы или вреда? Жизнь всё усложнялась.
   За накрытым столом ресторана была собрана вся команда Сергея Ивановича, от старших до младших. Пригласили даже малолеток из нового пополнения, поставили перед ними ягодный сироп. Все как один - в тельняшках.
   И оказалось, что он соскучился по своим ребятам. Душа оттаивала при виде их. Вот ведь не заметил, когда успел породниться с ними. А как же они обрадовались ему!
  -- С прибытием, Сережа! - Приветствовал Пал Палыч, серьезный, без обычной своей фирменной улыбочки.
  -- Спасибо, ну, как дела? - сразу спросил Сергей Иванович, потому что уж слишком был непривычен этот всегда вроде бы, легкий человек, отягощенный сейчас какими-то думами.
  -- Потом, Сережа, потом.
   Пал Палыч каким-то не свойственным ему резким движением ослабил узел на галстуке - бежевом, оттеняющим желтую рубашку, в чем крылся определенный намек. Не оранжевый, а приближенный к нему цвет... Ну, начинается жизнь боевая! Вернее, продолжается.
   По отмашке Пал Палыча притихнувшие было ребята проскандировали:
  -- По-здрав-ля-ем!
   С чем да почему - непонятно было Сергею Ивановичу. Какой такой сюрприз приготовили?
   Только что открытое шампанское Пал Палыч налил в два хрустальных бокала на жостовском подносе. Один вручил Сергею Ивановичу. И огорошил его тостом:
  -- За твое депутатство, Сережа!
   Пришлось выпить, но с оговоркой:
  -- А если не выберут?
  -- Уже выбрали.
   Этого только не хватало!
  -- Как? Без меня?.. Но так же нельзя! - громко запротестовал Сергей Иванович, по-прежнему свято веривший в нерушимость законов.
   Рассмеялся Пал Палыч. Торжествующий смех озабоченного человека. Но с горчинкой, затаенной горчинкой...
  -- Если нельзя, но очень надо, то можно.
  -- А как же Роман Васильевич? С него же спросят за это обязательно!
  -- Обстоятельства так сложились, Сережа.
  -- Никакие обстоятельства не могут оправдать беззакония.
   Тогда Пал Палыч поднял его из-за стола и отвел в сторонку.
  -- Сережа, ты про досье на помощника мэра знаешь?
  -- Какое еще досье?
  -- Значит, не говорил тебе Роман Васильевич? Выжидал. Так вот, прислали нам из Москвы этот материал.
  -- Кто?
  -- Свои люди. Не досье, а гремучая смесь! Мина замедленного действия, если останется помощником, и ускоренного, если возглавит город. Он на самый верх в городе метил через депутатство, как тебе это? А в документах связь с криминалом, наркотики. Да Роман Васильевич всё расскажет и покажет.
   Сергей Иванович был ошарашен, всё-таки за неделю вдали отсюда, отвык от таких вот крутых поворотов. Ну, Москва! Ну, Подмосковье!
  -- Не знаю, что и сказать...
  -- И не говори, Сережа. А теперь уже мой тебе подарок.
  -- Хватит с меня, не надо.
  -- Надо. - Пал Палыч дружески похлопал его по склоненной спине и с силой выпрямил.
  -- Еще благодарить меня будешь. Впустил в свой кабинет и сразу закрыл за ним дверь.
   Переход от яркого света в полумрак заставил Сергея Ивановича напрягать зрение. А когда расплывчатые, будто затушеванные предметы вокруг обрели четкость, перед ним засияли глаза Лили. В едином порыве они шагнули навстречу друг другу. И всё остальное, недавно переживаемое ими, сразу потеряло значение. Напряжение отпустило Сергея Ивановича. О, эта незамутненная чистота ясных глаз любимой и любящей женщины! И других людей с такими же доверчивыми глазами. Кто защитит ее, а также их в наше смутное время? Конечно же мужчина, самой природой определенный в защитники жизни на земле.
   Они обнялись: мужчина и женщина. Не может он, не должен потерять ее, как уже потерял свою первую любовь и ребенка, рожденного в той любви. Никогда никому не позволит больше сделать это!
   Такую клятву мысленно дал себе Сергей Иванович в первые же минуты встречи с Лилей. Всё верно рассчитал Пал Палыч с таким своим личным подарком. Ему и Роману Васильевичу нужен верный соратник, убежденный борец за справедливость? Они получат его!
   Долго стояли бы так, слитые в объятия, Сергей Иванович и Лиля, если бы не попугайчик Гоша.
  -- Честь имею! - выкрикнул он из клетки, не дождавшись их внимания.
   Они вздрогнули и засмеялись.
  -- Здорово, приятель, - повернулся в его сторону Сергей Иванович. - И ты здесь? - Крылатый агитатор, все к чему-то нас призываешь.
   А из клетки донеслось:
  -- Даешь Гошу в президенты! За нашу победу!
  

-XXX-

   Вполне оправдывая полосатость жизни, события в ней пошли разные и по возрастающей. Только трудно было разобраться сразу, где посветлее, где почернее. Не успел Сергей Иванович продумать оборону городских библиотек от игорного бизнеса, как вызвали в администрацию. К помощнику мэра Иосифу Григорьевичу.
   Пал Палыч специально подготовил депутата Соловьева к этому визиту.
  -- Сережа, ты человек бесхитростный, а там надо хитрить. Наверняка помощник про свое досье знает, у него же кругом шпионы. Может поэтому и вызывает тебя, чтобы выведать что-нибудь. Но ты, вроде бы, как бы, не в курсе, понял? - напутствовал Пал Палыч. - Эх, с волками по-волчьи...
   После предупредительного стука в чиновничью дверь Сергей Иванович открыл ее и нос к носу столкнулся с приметным человеком, скорее господином, чем товарищем. Барственная осанка, нагловатая ухмылка и какие-то тигриные зелено-желтые глаза с хищным проблеском. Вместо галстука - большой золотой крест на крупноячеистой цепи, которую господин как четки перебирал длинными пальцами. Живописный тип! Роскошь в его экипировке сочеталась с вульгарностью, а некоторая потрепанность выдавала любителя наслаждений.
   Сергей Иванович успел разглядеть его, потому что они какое-то время топтались на пороге в тщетных попытках обойти друг друга. Наконец, это удалось Сергею Ивановичу. И он услышал напутствующий голос хозяина кабинета:
  -- Не забудь, Вовчик!
  -- Обижаешь, Изя, - не оглядываясь, лениво отозвался великовозрастный Вовчик.
   Над их обоюдной фамильярностью Сергею Ивановичу некогда было раздумывать. Предстоял трудный разговор, да еще с умолчаниями, оговоренными с Пал Палычем. Но чуть не потерял бдительность, потому что его приветствовали как старого друга. Вот что значит деловая дипломатия. Столичная выучка!
  -- Здравствуйте, Сергей Иванович! Пожалуйста, садитесь. Надеюсь, слетали в родные места благополучно?
  -- Спасибо, - невольно поддался его продуманной тактике с личным обаянием Сергей Иванович. Но тут же сам себя мысленно одернул: это враг, а не друг, причем законспирированный. Судя по досье.
  -- Знаете, кто только что у меня был? - доверительно продолжил помощник мэра. - Наш меценат, возглавляет супермаркет и, кстати, отец вашей помощницы Жанны.
   Так вот почему этот Вовчик с крестом кого-то смутно напомнил Сергею Ивановичу. Слышал о нем, а вот увидеть впервые довелось...
  -- Похожи они.
  -- Раньше она вообще была копией отца, того, молодого. Что делать, стареем. Но породу сразу видно, разве не так? Породистые оба, не то что его бывшая жена, ее мать.
   Пока помощник занимался телефонами, отключая их, чтобы не мешали разговору, Сергей Иванович успел рассмотреть в углу над тумбочкой икону и портрет, о которых рассказывала Лиля.
  -- У вас дело ко мне? - осведомился он с подчеркнутой официальностью, не выдержав ожидания.
  -- А без дела так уж и встретиться нельзя? - укоризненно посмотрел на него Иосиф Григорьевич. - Такие вот мы все деловые теперь! Курите? И придвинул пепельницу, тоже известную по Лилиному рассказу.
  -- Не курю.
  -- Правильно делаете. А я ведь вас с депутатством поздравить хочу.
   Сергей Иванович напрягся. Начинается главное, теперь надо держаться. Но как, если чувствуешь себя без вины виноватым?
  -- Спасибо, только я...
  -- Знаю, знаю, - выручил Иосиф Григорьевич. - Вы тут не при чем. Инициатива нашего мэра, я его понимаю. Свои здесь давно спелись, а вы новичок. Не участвовали, не привлекались. Пока...
   Надо же какая изощренность! Талантливо играет свою роль городского благодетеля, да еще с юмором. Вроде бы невинно сострил и хохотнул собой довольный.
  -- Иосиф Григорьевич, а как насчет библиотеки? - спросил Сергей Иванович, не поддерживая его игриво-намекающего тона.
  -- А что с библиотекой? - вроде бы не понял тот о чем речь. Однако, выдал себя быстрым уколом зоркого взгляда. Заигрался уже... Но все равно продолжал в том же духе, видимо считая, что тут не стоит тратить полностью свой артистический дар. Легкий жанр, ничего серьезного. - Библиотека работает, читатели читают. На днях двух сотрудниц поощрили почетными грамотами, так же как их детей. Всех, вам кстати известных.
  -- Лучше бы деньгами, - не сдержавшись, буркнул Сергей Иванович. - Сами знаете про их зарплату.
  -- Понимаю вас, понимаю...
  -- А зачем в читальный зал игровые автоматы поставили? - в упор спросил без всякой дипломатичности Сергей Иванович.
  -- А деньги в бюджет нужны? - прищурил один глаз Иосиф Григорьевич. - Да и временно это, пока другую площадь не подыщем. Так и передайте своей даме сердца.
  -- О чем вы?! - вспылил Сергей Иванович.
  -- Да ладно вам, городок маленький, всё про всех известно. И лично я ваш вкус одобряю. Лиля Андреевна, она...
  -- Ну, знаете!
  -- Да сядьте вы, не вскакивайте. Ладно, не буду. Давайте-ка поговорим как деловые люди. Нам ведь сотрудничать дальше. Вам известно, что в Петербурге закрываются яхт-клубы, а я у нас сохранить хочу.
   Любимая тема Сергея Ивановича! И он загорелся, сосредоточившись на ней.
  -- Вот выучим наших, будем призы получать на международной регате, пополним городской бюджет. И главное же - мальчишки при деле, по улице не шляются.
   Иосиф Григорьевич скосил глаза в угол, то ли на икону Божьей Матери, то ли на портрет президента.
  -- А вы мечтатель, оказывается, - вздохнул он. - Я-то думал, они перевелись.
  -- Значит, не всех еще перевели с этими нашими реформами, - набычился Сергей Иванович, словно готовясь пободаться.
   Иосиф Григорьевич вздохнул еще глубже.
  -- Селявист я. Знаете, что это такое? Какова жизнь, таковы и мы. О чем Дарвин говорил? К условиям приспосабливаться надо.
  -- А я не приспособленец!
  -- Тогда кто же? Уж никак не борец, верно? Всё мечтаете, а надо дело делать. На мечты нет времени. Ладно, жизнь нас рассудит. А если в чем-то согласитесь со мной, потом, когда хорошенько подумаете, милости прошу. Может и договоримся. Кстати, как там Пал Палыч?
  -- Жив-здоров.
  -- Не очень-то ему доверяйте, кому угодно голову задурит. А вы ко мне заглядывайте. Всего доброго!
   Вышел от него Сергей Иванович в полной прострации. Ну что за человек этот помощник? Хитрец. Небось, даже в вере своей хитрит. Себя обманывает, или Бога? Криминал, наркотики... Ничего себе послужной список! И такой хочет занять место мэра в городе? Бедные горожане!
   Теперь Сергея Ивановича уже меньше мучили угрызения совести насчет своего незаконного, в чем до сих пор был уверен, депутатства. С волками по-волчьи? Девиз Пал Палыча в действии! К тому же Пал Палыч еще добавил, внес свою лепту, когда увиделись. Выспросил, как прошла встреча с начальством, а потом заявил:
  -- Надо нам, Сережа, в нашу подшефную воинскую часть наведаться.
  -- Зачем?
  -- По делам.
   Задумался Сергей Иванович. Тоже какая-то игра в кошки-мышки. Он-то игрок никакой, а эти двое, помощник мэра и директор ресторана, видимо, хорошо понимают друг друга. Мастера темнить и головы задуривать. Одно четко вырисовывается: две группы в городе борются за власть. Первая - Иосиф Григорьевич с его криминальными дружками, во второй - Роман Григорьевич, Пал Палыч, ну и он сам. Расклад ясен. Кто за кого и против кого. Это на поверхности, лицевая сторона, так сказать. Но, может, есть изнанка? Какие-то детали, ему не известные?
  -- Давайте-ка, Пал Палыч, выкладывайте всё, - потребовал Сергей Иванович. - Солдаты охраняют яхт-клуб, их начальство купается в нашем бассейне, а дальше?
   Тот утомленно прикрыл глаза тяжелыми веками. Недавно круглое лицо его вытянулось, щеки опали. Бакенбарды и те больше почему-то не кудрявились, обвисли унылой бахромой.
  -- Хорошо, Сережа, сам захотел, чтобы тебя грузили раньше времени, тогда слушай. Значит, с подшефной воинской частью у нас бартер...
  -- Знаю, - поторопил Сергей Иванович.
   Но Пал Палыч всё медлил. Закашлявшись, громко позвал повариху из кухни:
  -- Ксаночка, клюквенного соку нам!
   Вплыла Ксаночка с графином и бокалами на подносе. Рубиновый напиток заманчиво просвечивал сквозь тонкое стекло графина. Сдобная как плюшка повариха разлила его по бокалам, и Сергей Иванович, почувствовав жажду, облизал сухие губы.
  -- Еще что-нибудь, Пал Палыч? - Она смотрела на своего начальника вроде бы с обожанием, но притом как-то жалостливо.
  -- Спасибо, ничего больше. - Он отхлебнул из стакана. - Пей, Сережа.
   Уходить ей явно не хотелось:
  -- Пал Палыч, из воинской части цыпляток прислали, свеженьких, может сделать табака? Вам поправиться бы надо...
  -- Иди!
   Повариха подчинилась. Развернулась и выплыла.
  -- Прямо яхта на воде, - усмехнулся вслед ей Пал Палыч. - Есть на что посмотреть, не то что современные пигалицы. Так о чем мы, Сережа?
  -- О воинской части.
  -- Да. - Пал Палыч опять прикрыл глаза, на этот раз словно дегустируя клюквенный сок. - Так вот, Сережа, вооружаться нам надо. На военное положение будем переходить.
  -- Ничего себе!
  -- Если нападут, придется обороняться.
  -- Да кто может напасть?!
  -- Милиция, омоновцы, они у помощника мэра прикормлены. А ты когда с мэром поговоришь? Время-то идет!
  -- Приболел Роман Васильевич. Первый раз в жизни. Но от таких дел заболеешь, он ведь в курсе вопроса?
  -- Сам посоветовал насчет оружия, еще до твоего приезда. Военный человек, разбирается, что к чему. Его из Москвы специалисты предупредили.
  -- Но это же...
  -- Городская война? Вряд ли до нее дойдет. А наготове быть надо.
   Через день выяснилось, что мэра положили в военный госпиталь. Какую-то инфекцию нашли, для окружающих - заразную, для него - очень опасную.
  -- По мобильнику не могу с ним связаться, - делился с Пал Палычем Сергей Иванович. - Один в отдельной палате лежит, никого к нему не пускают. Даже его жену, сама жаловалась.
  -- А передачи?
  -- Только их и можно. Ссылаются на то, что волнения больному противопоказаны.
  -- Значит, полная изоляция? Не нравится мне это, Сережа! А кто лечит его?
  -- Какой-то московский профессор со своим новейшим препаратом. Научное светило.
  -- Ох, не нравится...
   Сергей Иванович тоже разнервничался.
  -- Да что вы заладили...
  -- Потому что не нравится! Ладно, Сережа, подключим Спиридоныча, у него везде связи. Опять же ветеран войны, может в военный госпиталь попасть. Имеет право. И вот еще что, пусть твой студентик Михаил ему помогает. Оба прирожденные детективы. Сережа, ну что ты? Думаешь, так только у нас? Вот возьми газетку, почитай. - Пал Палыч сунул ему ту же газету, которую читал старый Игнат. Статья только была другая.
  
   "Новая газета", N 33 (1058).
   "... Пострадали сотни людей... С какой целью менты топтали город? Почему беспрецедентная силовая акция против целого народа так и не стала предметом... строгого разбирательства в МВД России и в Кремле?.. Спустя четыре месяца после зачистки города и соседних поселков люди не перестали бояться, хотя и стали откровеннее. Перестали бояться милицейские начальники. Почему? Граница разделения страны на два лагеря мира с различными законами проходит не только по землям, оккупированным силовиками". Отнюдь... И мэр из них. Ходячий пример отсутствия прямых выборов в местную власть. Он говорит о людях презрительно. О власти же - уважительно и подобострастно.
   Итак, два государства с принципиально разным устройством на одной территории. "Они - силовики, правоохранители, слившиеся с властью. Мы - остальные... Как дальше жить рядом? Территория-то у нас общая?".
  

-XXXI-

   В клубок изматывающих человеческих страстей вовлекались новые люди и даже братья меньшие - животные. Все жили в напряженном ожидании какой-то беды. Похоже, только одно существо в яхт-клубе было вполне довольно своей изменившейся жизнью. Осчастливленный общим восхищением, попугайчик Гоша давал концерты в ресторане. Общипанная в птичьей депрессии грудка его заросла, погустевшие перышки топорщились. Он говорил и говорил.
   А вечно занятому Сергею Ивановичу было не до таких забав, снижающих напряжение. Наскоро просматривал газеты, подобранные ребятами, утешаясь единомышленниками. Отчеркивал необходимое. Приходилось сокращать отдельные абзацы, выхватывать нужные фразы.
  
   "Новая газета" N 22 (1047). 28.03-30.03.2005.
   " Глубокий социологический анализ показывал, что сверхдержава с ядерным оружием "на борту" оказалась на грани экономической и социальной катастрофы. С этим грузом неповоротливая, плохо управляемая махина подошла к краю пропасти и уткнулась в перестройку... Наверное, были мудрецы, заранее знавшие, что ничего путного из перестройки не получится. Но так хотелось верить, что общество вырвется из ловушки! Для значительной части горожан медицина вообще перестала существовать... Высокая безработица, слабое использование трудового и квалифицированного потенциала, высокий уровень бедности, огромная дифференциация личных доходов... Если разница между десяти процентов самых богатых и самых бедных граждан СССР составляла четыре с чем-то раза (при социально допустимой норме 8-10), то сейчас она не менее 30-40 раз! Доходы 40% россиян не достигают регионального прожиточного уровня, а многие не имеют и половины! Власть у нас необыкновенно бесстыжая. Вот "Единая Россия"... Но тем, кто ныне правит Россией, следовало бы помнить: обществом можно манипулировать до какого-то предела, и начавшееся социальное брожение показывает, что предел этот уже виден, и его легко перешагнуть, как той, так и другой стороне".
  
   Вникая в обличительные газетные строчки, Сергей Иванович всё больше склонялся в сторону планов Пал Палыча. С волками по-волчьи! Пока в городе затишье перед бурей. И вряд ли распогодится. Эх, как не хватает Романа Васильевича! Самый главный в городе, он может и должен удержать людей от городской войны. Был бы здоров, всех бы расставил по своим местам. В госпиталь к нему по-прежнему не пускали. Может прав всё тот же Пал Палыч? И мэра намеренно вывели из этого проклятого игрового поля? Станешь тут подозрительным!
   Сергей Иванович пребывал в самом мрачном расположении духа, когда Пал Палыч вызвал его в липовую аллею. На конспиративную встречу, ни больше, ни меньше.
  -- А в ресторане поговорить нельзя было? - Недовольный всем на свете Сергей Иванович отщипывал пахучие цветочки липы, собранные в крохотные букетики, чтобы растереть и понюхать. - Просто какие-то шпионские игры!
   Но директор терпеливо ему объяснил, что ресторан прослушивается, найден "жучок" в настенном светильнике. А где и сколько не найдено? Значит, подкуплен кто-то из тех, кого он считал своим человеком. И теперь главное.
   Тон у Пал Палыча был такой, что Сергей Иванович сразу приготовился к плохой вести. Чувствуя неприятную сухость во рту, облизал губы.
   Это была не просто плохая, а ужасная весть!
  -- Нашего мэра отравили.
   Сергей Иванович сразу поверил в это. Ведь было предчувствие... Что творится! И небо не обрушилось, земля не разверзлась. По-прежнему светит солнце, распевают в листве птицы. А боевой командир, единственный друг в госпитале и его продолжают травить вместо того, чтобы лечить.
  -- Надо же торопиться! - спохватился Сергей Иванович.
  -- Спиридоныч действует по своим каналам. Сережа, как же они мне надоели, эти волки в овечьей шкуре!
  -- Можем ведь не успеть? - от волнения Сергей Иванович стал заикаться. Затылок заломило. Потом вдруг ослеп и оглох на миг, а когда вернулись зрение и слух, осознал, что Пал Палыч его поддерживает, не дает упасть.
  -- Сережа, ты что?!
  -- Это после Афгана...
  -- Пошли в медпункт!
  -- Не надо, уже прошло. Что я должен делать, Пал Палыч?
   Но тот уверил, что лучше Спиридоныча пока никто ничего не сделает. Вхожий к губернатору области заслуженный ветеран уже побывал у него. О чем они там толковали, никто не знает, но уже завтра мэра выписывают домой. За ним будет ухаживать специально присланная медсестра, охранять его пришлют отборных спецназовцев из области. И назначат московскую экспертизу.
  -- А ты, Сережа, навести его. Посоветуйтесь. Чтобы мы тут не оплошали без него.
  -- Как домой привезут, сразу к нему!
  -- Вот и правильно. Спиридоныч уже разматывает это дело, а он спец. Да и твой Михаил помощник хороший. Так что им от нас не уйти.
   Заранее предупрежденные охранники сразу же пустили Сергея Ивановича к другу. Проводили к постели, где до пояса прикрытый простыней, поджидал его Роман Васильевич. На кого же стал похож! Только не на себя, русского богатыря... Впалый, будто прилипший к спине живот, выпирающие ребра и вместо буйной шевелюры - клочки волос с просветами между ними. Только голос прежний, командирский, не голос, а рокот, хотя уже негромкий.
  -- Здорово, Серега, ну и как я тебе?
   Изворачиваться Сергей Иванович не стал. Сказал, что думал:
  -- Уделали тебя, Рома. Ничего, кости есть, а мясо нарастет.
  -- Хитрить ты никогда не умел. Да и обидел бы меня хитростью. Мы поборемся, за нами Афган, Серега.
  -- Там воевали, Рома...
  -- Здесь тоже война, только тайная. Но пехота ведь не сдается?
  -- Так точно! - вытянулся перед ним Сергей Иванович.
  -- Отставить! Слушай внимательно. После московской экспертизы арестуют моего помощника. Этот святоша с криминалом связан, есть доказательства. А на работе у тебя как?
  -- Нормально. Объединились с Пал Палычем и Спиридонычем, они помогли домой тебя забрать.
   Уголки бледных губ Романа Васильевича дрогнули в чуть заметной улыбке.
  -- Рад за вас и за себя, конечно. Ты, Серега за них держись. В прошлом они покуролесили, пока приспосабливались к новым условиям. Зато теперь с головой и с душой у них всё в порядке. Не продадутся, не купятся. А за депутатство твое прости меня. Грех на душу взял, закон нарушил.
  -- Да ладно, Рома, ты же город спасал, значит, простительный грех...
  -- Погоди, Серега! - Роман Васильевич разволновался, задышал часто. - Дай хоть перед тобой исповедуюсь. Это ведь со мной впервые! Не должен был, а сделал. Не только против закона пошел, но и против себя, в чем каюсь. Одно утешает, что голосование было по всем правилам, за тебя все проголосовали. Ребятки твои помогли, весь город сагитировали, ты хоть об этом знаешь?
   Тихий рокочущий голос его внезапно прервался надсадным кашлем. Потом он захрипел, силясь что-то сказать. Смотрел пристально. Не мигая, словно глазами пытался передать то, что не успел словами. И все содрогался от кашля.
  -- Мила! - закричал испуганный Сергей Иванович, призывая жену друга, которая была на втором этаже особняка, чтобы не мешать их разговору.
   Прибежали обе, Мила и медсестра, сделали укол. Потом второй. Когда истощенное тело Романа Васильевича перестало дергаться, а кашель и хрипы прекратились, он закрыл глаза.
  -- Теперь уснет, - сказала Мила. - Я побуду с ним, а вы, Светлана, - обратилась к медсестре, - можете отдохнуть. Погуляйте пока в садике.
   Ежедневно вразумляемый Пал Палычем Сергей Иванович понял, что медсестру Светлану отправили погулять не случайно. А его Мила задержала, чтобы поговорить без свидетелей. Муж задремал, и это было для нее передышкой. Тот со своей недюжинной силищей, бывало, таскал ее на руках, убаюкивал как ребенка, а сейчас, совершенно беспомощный, занимал только четверть широкой двуспальной кровати...
   Хрупкая Мила - куколка с фарфоровым личиком, теперь измученным. Странно это выглядело при ее кукольности. Сказочная Дюймовочка в нашей жестокой реальности.
  -- Сережа!
  -- Милочка, Рома выздоровеет! Ты же знаешь нашего Рому?
   Он взял ее маленькие, почти детские ручки в свои, и она всхлипнула.
  -- Я уже никому не доверяю, кроме тебя. Уколы, микстуры, сама за всем слежу. Может, Светлана обижается, но по-другому просто не могу. Откуда я знаю, что они вводили ему в госпитале? Какой-то новый препарат. Может быть, тоже отрава? Ведь отравили же его в городе! Анализы показали. Кто? Почему?
   Согревая ее холодные руки в своих, Сергей Иванович утешал жену друга.
  -- Милочка, надо держаться. Смотри, тебя даже в тепле морозит! Справься с собой ради него. Дождемся экспертизы и обязательно найдем отравителей. Наши друзья уже сами взялись за расследование. От нас не уйдут.
  -- Спасибо, Сережа. - Она утерлась платочком тоже крохотным - как раз по ней, современной Дюймовочке. - Ромик хотел передать тебе папку с документами, сам-то неизвестно когда поднимется.
  -- Ему залеживаться некогда. А пока мы будем действовать. Папка-то где?
  -- Перепрятал, тоже ведь всех опасается. Придешь завтра и заберешь, когда Ромик придет в себя.
   Но ни завтра, ни послезавтра к Роману Васильевичу он не попал. Тому стало гораздо хуже. Приходилось ждать.
   ... Плановые занятия в учебном корпусе у руководителя клуба молодых моряков Сергея Ивановича еще не начались. Преподавателей-то подобрал, но со сметой по их оплате всё тянули, в чем угадывались козни помощника мэра, который продолжал работать как ни в чем не бывало. А что с ним можно было поделать без обвинительных документов?
   Между тем городок переполнялся слухами иногда самыми фантастическими. Договорились горожане до пришельцев из другой галактики. Дескать, явились невидимые, чтобы извести человечество и поселиться на Земле. Предварительно уничтожают прежде всего самых умных, добрых и справедливых. Потому и начали с городского мэра... Так в причудливой фантазии горожан выразилась уважительная любовь к Роману Васильевичу - защитнику обиженных и униженных. Да еще пострадавшему за них. Оживились местные партийцы, каждая партия вознамерилась возглавить процесс народного брожения. Не знали только, против кого митинговать. Не против же невидимых пришельцев! Здравый смысл как будто покинул оголтелых партийцев. Не до работы им было - всё дискутировали, кто кого перекричит. Товарищи из компартии с господами из СПС чуть было не передрались между собой. Усмирили их только всесильные единороссы.
  

-XXXII-

   В яхт-клубе на очередную конспиративную встречу собрались втроем: Пал Палыч, Спиридоныч и Сергей Иванович. Выбрали уютное местечко за рестораном, на полянке, где припозднившиеся отцветающие одуванчики в пушистых шапочках ждали ветерка, чтобы рассеять семена и расширить свою цветочную территорию. Пал Палыч распорядился поставить тут скамейку, да еще под зонтиковым шатром от палящего солнца. В уединении ото всех обсуждалось самое главное. Московская экспертиза подтвердила отравление мэра, как в городе, так и в госпитале, но определить, чем отравили, не смогла. Какой-то пока малоизвестный медицинский препарат с добавлением наркотика, не прошедший всех клинических испытаний и потому засекреченный. Выходило, испытывали его на Романе Васильевиче. Возможно, и с благими намерениями, потому что в малых дозах, как признали многие специалисты, он был очень полезен. Однако, накапливаясь в организме, мог дать неожиданный результат. Даже со смертельным исходом.
   В ярости Пал Палыч уже не пощипывал свои поредевшие и поседевшие бакенбарды, а вырывал волоски, не замечая этого.
  -- Значит, экспериментировали? До этого у нас дошло? Врачи-отравители!
  -- Сталина на них нету, - взъерошил свой хохолок Спиридоныч и тут же оговорился, пошел на попятный. - Это я так... Сталинские репрессии не одобряю.
   Но двух других интересовал сейчас сам препарат. И Спиридоныч стал загибать свои деформированные артритом пальцы:
  -- Без цвета он - раз, без запаха - два, растворяется в воде без остатка- три. В преступлении замешана медицина - врачи из госпиталя. А еще администрация наша и магазины.
   Сокрушенный страшными подробностям Сергей Иванович все ниже клонил свою лобастую голову. Не то что Пал Палыч, который быстро взял себя в руки и сосредоточился, не спуская взгляда со Спиридоныча.
  -- Что-то я не пойму, какой магазин, причем тут магазин?
   Довольный результатами своего расследования, тот прищурился с хитринкой в глазах, обесцвеченных временем до блеклой младенческой голубизны.
  -- На совещании в администрации на столе что стоит? Не помните? А Михаил выяснил: минеральная вода. Причем заметьте, бутылка для мэра всегда открыта заранее, чтобы вышел газ. Остальные пьют с газом. А препарат какой? Ну, эта отрава? Без цвета, без запаха, в воде растворяется, что и следовало доказать.
   Кивками стряхивая капельки пота с оголенных висков, где еще совсем недавно кучерявились волосы, Пал Палыч однако упрямо повторил свой вопрос насчет магазина, добиваясь полной ясности для себя.
  -- Тьфу! - сплюнул Спиридоныч. - Раньше ты сразу всё понимал. Минералку привозят откуда? Из магазина! А вот из какого, Михаил выясняет. Уверен, что из одного и того же. Заговор!
  -- Роман Васильевич почти все время без сознания, - тихо проронил отчаявшийся Сергей Иванович. Договориться с ним не успел, он отключился. Очень из-за моего незаконного депутатства переживал...
  -- С волками по-волчьи, - оскалился Пал Палыч и даже как-будто щелкнул зубами.
  -- Вы о чем? - возмутился Спиридоныч, взъерошив свой и без того растрепанный хохолок. - Ну, давайте будем переживать вместо того, чтобы принимать срочные меры. Досье нам надо! А без досье на этого мерзавца мы связаны по рукам.
  -- Сережа, дело за тобой, - напомнил Пал Палыч.
  -- Как придет в себя, сразу буду у Ромы, мне Мила позвонит.
   Повеял долгожданный ветерок, освежая их, утомленных жарой, придавленных обстоятельствами. И полетели парашютики одуванчиков. Здесь им было раздолье. От них не избавлялись как от сорняков, они радовали яхт-клубовцев своей солнечной желтизной.
  
   ... Несмотря ни на что, Сергей Иванович и Лиля были счастливы. Трудное счастье на двоих. Обоим казалось, для других незаметное. Но разве такое скроешь? Просто близкие люди старались не смущать их. И особенно Шурик с Савелием.
   Вокруг Лиля образовалась как бы защитная полоса. Она жила в основном слухами, что под ними скрывается, не знала. Оберегая любимую, Сергей Иванович отвечал на ее вопросы уклончиво, старался перевести разговор на другие темы. Так что, в конце концов, она обиделась.
  -- Что ты скрываешь от меня, Сережа? Почему и зачем?
   Он вгляделся в Лилины глаза, где не было больше ясной синевы, они тревожно чернели из-за расширенных зрачков, поглотивших почти всю радужку.
  -- Уж очень ты у меня впечатлительная, - вздохнул, сдаваясь. - Но если настаиваешь...
  -- Сережа, правда полезнее умолчания.
  -- Тогда слушай, но только не плакать, договорились?
  -- Не буду.
   И он поведал ей всё до мельчайших подробностей. Изложил даже версии насчет отравления мэра. Нет, слез не увидел - она ожесточилась. Куда только девалось обычное миролюбие! Бледные щёки запылали. А глаза... будто молнии вылетали из них. Он просто не узнавал свою Белоснежку, нежную Лилию. Вот, значит, какой может быть...
  -- Разве это люди? Звери дикие! Капканы на них ставить надо! - негодовала она.
  -- Успокойся.
  -- Да надо же что-то делать!
  -- Мы делаем.
  -- Я тоже хочу!
  -- Это война, Лиля, городская война. Пока тайная, и воевать будут мужчины.
  -- Ну, уж нет. Защищаться должны все, разве не так?
   Он был согласен с ней, но молчал об этом. Так-то оно так. Но ведь подставится по неопытности. Потеряет он ее, а вторую потерю ему не пережить... Что за жизнь такая с постоянным риском? Ведь дорогого человека от всего и всех не изолируешь, в глухой тайге не спрячешь. Да и не тот Лиля человек, чтобы прятаться. Значит кто она? Соратница по борьбе. И что им делать? Бороться вместе. Только не теми методами, которые навязывают отравители. Зверю - звериное, человеку - человеческое.
   После короткого раздумья своими соображениями он поделился с ней. И она, остывая, поддержала его. Да, люди не должны впадать в зверство, на то они и гомосапиенсы - люди разумные.
  -- Я тоже сначала бурно среагировал, - признался Сергей Иванович для ее успокоения. - Чувства бушевали, а голова напрочь отключалась. Уж потом тормознул себя.
  -- Представляешь, что может быть с нами без тормозов? Круши, ломай, убивай! - Лиля содрогнулась. - Представить страшно! Я буду во всём слушать тебя, Серёжа, - пообещала она.
   С оглядкой по сторонам он привлёк Лилю к себе и поцеловал. Липовая аллея была безлюдна. Но они всё равно целовались украдкой, наспех, чтобы никто не увидел. Больше всего боялись сплетен, хотя сплетники в яхт-клубе вроде бы не водились. Но уж так были воспитаны: скрывать свои чувства. Оба не одобряли, что молодежь выставляет их напоказ без всякого стеснения. Но что поделаешь: другое время, другие люди.
   В ресторане Пал Палыч обрадовался им.
  -- Чем вас угощать?
  -- Что попроще и полегче, - сказал Сергей Иванович, усаживая Лилю за стол и опускаясь рядом на длинную лавку.
   Директор ресторана изобразил сожаление на осунувшемся лице с обвислыми бакенбардами.
  -- Ну ты, Сережа, в своем репертуаре. А дама что пожелает?
  -- Дама присоединяется к кавалеру, - улыбнулась Лиля.
  -- Какое единодушие! Правда, Гоша? - Он покосился на попугайчика, который вспорхнул ему на плечо и начал кивать головкой, словно кланялся своим знакомым. - Накормлю вас окрошкой из свежих овощей, сам приготовлю.
   После чего удалился вместе с Гошей, порадовав их тем, что попугайчик прижился здесь, и его выпускают из клетки, позволяют летать. Но сам Пал Палыч вызвал беспокойство. Очень уж сдал, знаменитая фирменная улыбочка стала вымученной.
  -- Зато Спиридоныч держится, - заметил Сергей Иванович. - Такой бодрячок! Всё-таки старички крепче нас, тебе так не кажется?
  -- Они закалённые, Серёжа, а нам ещё закаляться да закаляться в этой перестройке.
   Когда Пал Палыч принёс окрошку, попугайчик перепорхнул с его плеча на подставленную Лилину ладонь. После чего высказался под общий смех немногих обедающих в ресторане, из тех, кто сидел поближе.
  -- Жрать хочешь, товарищ? - Перелетел на стол, стал прохаживаться вокруг блюда с виноградом, наслаждаясь общим вниманием. А со всех сторон посыпалось:
  -- Скажи еще что-нибудь, Гошенька!
   Упрашивать его не пришлось. Сразу откликнулся:
  -- Гоша хороший! Гошу в президенты!
   Последний призыв вызвал весёлое одобрение. Все смеялись, кроме хозяина ресторана. Пал Палыч опасался прослушки. Куда ещё могут пристроить "жучков", чтобы использовать услышанное в своих целях? И кто это делает? Посторонние здесь не бывают, значит, кто-то из своих. Бывших своих... Может, и сейчас за столом сидит, друга из себя изображает.
  -- Ша, Гоша, кругом шпионы, - на полном серьезе предупредил он разговорчивую птичку.
   Но тем самым лишь раззадорил попугайчика, подхватившего знакомое слово.
  -- Кругом шпионы! Долой ментов, ура!
   После обеда Пал Палыч вышел из ресторана, чтобы проводить Сергея Ивановича и Лилю. Он по старчески шаркал ослабевшими ногами. Но спину держал прямо. Яхт-клуб был для него не вторым, а первым домом, даже переселился сюда в служебную комнату и сдаваться без боя не собирался. На прощание склонился в обычном своём галантном полупоклоне. Хотел поцеловать руку Лиле, но не успел, потому что на них налетел запыхавшийся Мишка. Волосы - дыбом, уши - торчком.
  -- Срегей Иванович, вы здесь, а там...
  -- Да говори ты толком!
  -- Учебные пособия выбрасывают! Стулья выносят!
  -- Кто? - потребовал немедленного ответа Пал Палыч, опередив растерянного Сергея Ивановича.
  -- Так эти, как их? Таджики в общем.
  -- Какие таджики? Почему таджики? - тут уж растерялся Пал Палыч.
   Пришлось Сергею Ивановичу брать инициативу на себя:
  -- Туда! За мной! Потом разберемся.
   По дороге к учебному корпусу Мишка на бегу выкладывал, что знал. Временных рабочих из бывшей советской республики прислала администрация. Охрана яхт-клуба пропустила, потому что показали официальную бумагу с городской печатью. Вроде бы приказ передать помещение каким-то арендаторам под казино.
  -- С ними Жига! - задыхаясь выпалил Мишка. - Он их привел, и у них лопаты! Сергей Иванович...
  -- Стоп! - притормозил обоих Пал Палыч. - Давай, Сережа, ты туда к ним, а мы с Михаилом к охранникам! Без солдат с Жигой не справиться.
  -- Да его наш Тимур побороть может, - обиделся за свою команду Мишка. - И там же еще Савелий с Шуриком...
  -- Выполнять! - оборвал его Пал Палыч. - У них лопаты, а у солдат автоматы, понятно?
  -- Неужели стрелять будете? - ужаснулась Лиля.
  -- В воздух, только в воздух!
   Кренясь набок, Пал Палыч побежал за охранниками по газону, они втроем по песчаной дорожке к учебному корпусу. Что за картина предстала перед ними! В кругу ребят из команды яхт-клуба лежат Жига, обездвиженный Саввиными приемами. Бандит матерился:
  -- В Бога! В душу! В мать! В нашу администрацию...
   Побросав лопаты, таджики жались в сторонке. Говорили по-русски ещё плохо, но в русских ругательствах уже разбирались. И поминание Бога с матерью вызывало у них священный трепет. Богохульствовал тот, кто привёл их сюда - посланный помощником мэра Жига.
   Приведённые Пал Палычем охранники на всякий случай сразу же дали залп над головами таджиков. И те, попадав носами вниз, прикрывая затылки руками, забормотали - то ли свои молитвы, то ли свои проклятия. Этот молодняк, приехавший в Россию на заработки, уже много чего повидал здесь, но в такую переделку со стрельбой попал впервые.
   Каждого из них Пал Палыч поднимал сам, чтобы повести за собой в ресторан.
  -- Лопаты конфискуем, - объявил всем, - как вещественное доказательство. - А ты, пригрозил Жиге, - убирайся, пока не добавили. Тому, кто послал тебя, скажи, что мы признаём только приказы мэра. - И подмигнул Сергею Ивановичу: - Вербую сторонников, теперь эти джигиты ни за что против нас не пойдут.
  -- Окрошкой кормить их будешь? - с облегчением рассмеялся Сергей Иванович.
  -- Мясом! Как раз из воинской части прислали, так что угощу на славу. А вы что стоите? - поторопил он Савелия, Шурика и Жанну, которые обсуждали между собой случившееся. - Вселяйтесь в свой корпус!
   Только теперь Лиля до конца осознала, что неустойчивый мир в городке действительно может обернуться войной. Молиться она не умела, молитв не знала, но готова была просить Бога, есть он или нет, о защите как близких, так и далёких. Спаси и сохрани всех!
  
  

-XXXIII-

   За всеми этими событиями Лиле было не до ее сумасбродных московских друзей. Но они напомнили о себе. Да ещё как!
   Позвонила Ирэн.
  -- Так ты на проводы к нам приедешь?
   Трубку тут же перехватил Олег.
  -- Приезжай, Лилок!
   Впервые они проявили себя без телефонных разногласий...
   На Лилю навалилась тоска. Её друзья, далеко не худшие из соотечественников. Надеялись на лучшее в нашей стране, старались по-своему, как могли приблизить его. Неужели совсем во всём разуверились?
  -- Лилок! - ожила трубка, которую Лиля всё ещё сжимала в руке. - Ты где?
  -- Я тут.
  -- Ждём тебя! - И рыдания...
   Да, нелегко даётся расставание с Родиной. Лиля больше жалела друзей, чем осуждала. И очень надеялась, что они вернутся. Даже узнав, что творится в родном городке, мысли не допускала о другой стране. Никогда ни за что не уедет отсюда! Прижиться на чужбине? Кому-то удается. Но она бы не смогла.
   Угнетённая предстоящим расставанием, Лиля всё же принарядилась и подкрасилась, грустно отметив для себя, что её всегда очень белая кожа теперь отдаёт нездоровой голубизной. Слава Богу, пока ещё не мертвенной синевой...
   Столица оглушила и ослепила. Бедные москвичи! Везде что-то громыхает, посверкивает. Застраивается каждый клочок земли, рушится старое, воздвигается новое. Высотки уничтожают патриархальный столичный облик. Этим недовольны старшие, это приветствуют младшие. Модернизация! Исчезают милые старинные особнячки, доживают своё старожилы. Уходящая натура... Можно сколько угодно скорбеть, но нельзя не признать: столица молодеет и хорошеет. Правда, лучше любоваться ею в телевизоре, где привлекательная картинка без московского шума, пыли и газов.
   Но милее всего родное Подмосковье. Только здесь надо жить. Никогда никуда отсюда она не уедет.
   Конечно, цветочное разнообразие придаёт столице особую прелесть. Правда, живые цветы здесь похожи на искусственные. Тюльпан, уже вроде бы, и не тюльпан, а неведомый причудливый цветок, многолепестковый, какой-то немыслимой окраски. Поражают иссиня-черные, бледно-розовые с бордовой окаемкой и крапчатые тюльпаны, придуманные людьми в соперничестве с природой. Московские перекрестки, засаженные другими цветами, сливаются в сплошные одноцветные или многоцветные пятна с преобладанием красно-белых, Как выживают эти растения в отравленном выхлопными газами воздухе? Ведь не просто растут, а пышно цветут! Может, противоядие для них придумано?
   Тогда должно быть противоядие и для отравленных людей. Таких, как городской мэр...
   Московские друзья были на грани истерики. Оба - Ирэн и Олег. Но старались утешить Лилю: уезжают не навсегда, у них двойное гражданство. Они как будто опростились и вроде бы постарели. Потускнел столичный лоск, только воинственный запал остался прежним. Всё грозились:
  -- Мы и оттуда этих нелюдей достанем!
   А поменявший поэзию на политику Олег вдруг предложил послушать стихотворение.
  -- Опять писать начал? - обрадовалась Лиля. - А мне вот не пишется. Но у тебя же призвание!
   Олег приосанился.
  -- Сейчас у всех должно быть одно призвание, Лилок. - Спасать Россию!
  -- Из далекого Израиля? - не удержалась она от упрёка.
  -- И оттуда и отсюда! - нервно выкрикнула Ирэн, оседлав кухонную табуретку, как всадница, готовая помчаться, не разбирая дороги - хоть ямы, хоть колдобины, прямо по ним, вперёд! На чужбину...
  -- Вы будете слушать или нет? - воззвал к обеим женщинам Олег, устав стоять неподвижно в принятой позе памятника самому себе. - Написал это кто-то из столичной администрации. Думаю, о себе и таких, как он.
   Время угрюмое, кончились праздники,
   Мир и покой, мир и покой.
   Ломятся в дверь эти чёрные всадники,
   Это за мной, это за мной...
   Буду бежать без оглядки,
   Без отдыха,
   Только быстрей, только быстрей,
   Слыша в аккордах морозного воздуха
   Топот коней, топот коней...
   "Новая газета" N 24, (1049) 04.04-06.04.2005.
  
   Лиля призадумалась. Да, не позавидуешь тем, кто наверху. Если они в шоколаде, то горек их шоколад. А кто внизу, те в чём? Ну да, в том самом, совсем другом, хоть и приближенным по цвету... Господи, о чём только она думает? Между верхом и низом прослойка, тонюсенькая пока. И каково же попавшим туда?
   Об этом она узнала от гостей, которые подоспели на прощальный ужин. Когда пришел черёд высказаться за столом, где больше пили, чем закусывали.
   Матильда, член компартии. "У меня ларёк. "Пиво-воды", ну и всякая съедобная мелочь. Не торговля - сплошная нервотрёпка! Покупатели возмущаются: почему в ларьке всё дорожает каждый день? Так это же не в ларьке, это на базе, откуда беру товар. Но покупатели-то спрашивают с меня, всем всё не объяснишь. Уже грозятся мой ларёк порушить. От хулиганов отбивайся, от милиционеров откупайся... А налоги? Да как же малому бизнесу это выдержать?"
   Кирилл, член СПС. " У меня рыбное хозяйство под Москвой. Форель разводим. Разводили... В штате - специалисты, научные работники. Мы держались, пока на нас не наехали. Кто? Мафиози, за которыми сила и деньги, чиновники, за которыми власть и деньги. Они объединились, чтобы нашим бизнесом завладеть. Специалистов запугали, меня грозятся убить. Хотят купить наше рыбное хозяйство. За гроши! Не иначе как в насмешку. А мы в него столько всего вложили! После такой продажи останемся с долгами. Среднему бизнесу не устоять".
   Подвёл неутешительный итог разговоров Олег:
  -- Слыхала, Лилок, про наш капитализм по-российски? Понятно тебе, кому сейчас живется весело, вольготно на Руси?
   Трудный выдался денёк. А дома у Лили продолжилось то, что началось на прощальных посиделках московских друзей. Савелий с Шуриком попеременно зачитывали газетные материалы, подобранные для Сергея Ивановича.
  
   "Новая газета" N 23 (1048) 31.03-03.04. 2005.
   "Грузинская, украинская и теперь киргизская революции - это как бы картины на один и тот же сюжет, написанные разными художниками в разных стилях... Сейчас все в СНГ гадают, кто следующий, четвёртый?.. Мы не знаем, кто будет четвёртым, но ясно одно. Во всех наших театрах история поставила пьесы с одним и тем же не слишком сложным сюжетом. Это пьесы о людях, которые пришли к власти, клянясь в верности демократии, некоторые даже искренне. Но им и их близким очень понравилось быть "у власти", и они стали создавать "управляемые демократии" то есть, совершать разные преступления и обманы, чтобы сохранить власть. Народы им достались наивные, запуганные предшествующей историей, неорганизованные, "человеческий материал", удобный для "управляемых демократий". Но до бесконечности это делать всё равно не получается. Обман становится уж слишком очевидным".
  
   "Новая газета" N 30 (1055) 25.04-27.04. 2005.
   "Сам слышал, интеллигентная женщина с ворохом бумажек, покрутившись по кругам налогового ада, воскликнула: "Гады! Революцию на вас надо!". А старики в этих очередях просто сгорают. Никакая статистика не знает, сколько инсультов и инфарктов породила бюрократическая круговерть. Может, именно в этом заключен главный смысл - чтобы побыстрее и побольше народу вымерло?".
   "Новая газета" N 20 (1045) 21.03-23.03. 2005.
   "Удивительно, что о зимнем мятеже пенсионеров пишут исключительно в прозе. До сих пор гневные митинги льготников не вдохновили какого-нибудь поэта написать что-нибудь такое:
   Да будь я и негром
   преклонных годов,
   Потомком монголов
   и викингов,
   Я русский бы выучил
   только за то,
   Что им кроют власть
   на митингах.
   Власть засуетилась".
  
   Власть может быть и засуетилась, а вот Лиля вздрогнула. Хотя ей-то и близким людям чего опасаться? Делить нечего - ничего нет. Может, надо просто выждать? Ведь когда-нибудь всё придёт в норму, хотя бы такую же, как было до реформ. Не для того же объявили перестройку, чтобы ухудшить жизнь? Наверняка, чтобы улучшить, а пока... Нельзя втягиваться в опасный круговорот.
  -- Пожалуйста, ни во что не вмешивайтесь! - взмолилась она, глядя на сына с его другом. - Боюсь я за вас, молодых, у кого жизнь только начинается.
   Пока Лиля уговаривала их, сын смотрел на мать укоризненными глазами отца-правдоискателя.
  -- Жанна бы сказала: и это жизнь?
   А Савелий промолчал.
   Уже без прежней уверенности, поневоле оправдываясь перед ними, Лиля жалобно добавила:
  -- Когда-нибудь же это кончится.
   И опять взыскующий отцовский взгляд сына сразил ее.
  -- Мама, а если нас прикончат раньше, чем это кончится?
   Вопрос его остался без ее ответа. Не знает она, ничего не знает. Только худшего боится.
  

-XXXIV-

   Помощник мэра прибыл в яхт-клуб со свитой подчиненных ему чиновников. Словом не обмолвился о бригаде наёмных рабочих таджиков под руководством всем известного бандита Жиги. Будто ничего и не было. Однако, явно хотел отыграться за случившееся, где его переиграли. Страдая наполеоновским комплексом при малом росте, стал вымещать затаённую злость на почти двухметровом, совершенно безобидном начальнике яхт-клуба.
  -- Безобразие! - обрушился на совсем оробевшего Хайленко. - Охрана полчаса не пропускала меня, исполняющего обязанности мэра!
  -- А что, есть такой приказ, насчёт обязанностей? - с самым невинным видом спросил подошедший вовремя Пал Палыч.
  -- Такого приказа у нас нет, - подыграл ему Сергей Иванович, много чему научившийся у него.
   Но не на того они оба напали.
  -- Это же очевидно при отсутствии больного мэра, - отчеканил помощник.
  -- Кому очевидно? - задал ему вопрос Сергей Иванович при молчаливом одобрении Пал Палыча. - Только не нам.
   И тут помощник сорвался, не выдержав своей, наверняка отрепетированной роли в этом спектакле:
  -- Дружка по Афгану выгораживаете! Который нарушает законы? Потому что в Совете Федерации! Ничего, суд с вашим депутатством разберётся!
  -- Во всём разберётся, - огрызнулся Пал Палыч. - И со всеми! С нами, с вами, с известными и вам и нам документами.
   У Иосифа Григорьевича забегали глазки. Скользнув по Сергею Ивановичу, зацепились за Пал Палыча, словно оценивая, от кого исходит крайняя опасность.
  -- Выйти всем! - приказал он чиновникам из свой свиты, которые теснились у дверей. И когда они с облегчением покинули кабинет, обратился к Пал Палычу, сменив тон. Теперь его голос вкрадчиво вибрировал. - Ну, зачем нам ссориться? Всегда можно договориться, вы - сторожил города, я здесь учился... - Сергея Ивановича он намеренно сейчас игнорировал, пытаясь наладить отношения с многоопытным земляком, кого признал для себя главным противником. - Нам с вами ведь здесь жить и работать дальше.
  -- Поживём, увидим, - усмехнулся Пал Палыч. - Всем достанется по заслугам.
   И тут опять помощник сорвался.
  -- Ну да, у вас же опыт! Тюремно-лагерный!
  -- Я хоть не своё, но отсидел, - сказал Пал Палыч. - Со мной разобрались, в конце концов. Хотя, конечно, деньги были заплачены немалые, чтобы меня надолго посадить. Только не получилось.
  -- Ну да, ну да...
   Было видно, что помощник мысленно оценивает ситуацию. И, наверное, признает, что она пока не в его пользу. Но уехать без каких-нибудь результатов, пусть и пустяшных, не может. Потому-то и напустился на Хайленко:
  -- Ну а ты? Какой из тебя начальник? Что у тебя творится? Мальчишки камни в моих людей бросали!
   Хайленко оторопел, однако сделал робкую попытку защититься.
  -- Так у нас же камней на территории нет. У нас только мелкая галька...
  -- А галькой значит бросаться можно?
  -- Никак нет, с этим разберемся.
   Сорвав на нём свой гнев, помощник получил хоть какое-то удовлетворение. А Сергей Иванович, отдавая должное его изворотливости, никак не мог взять в толк, почему бывший лучший капитан-орденоносец Хайленко позволяет вот так обращаться с собой. Чего ему бояться? Возраст давно пенсионный, плюнул и ушёл. Так нет же, чтит субординацию - безропотное подчинение старшему по положению. А обнаглевший младший по возрасту - изощряется. За обоих стыдно!
   Когда помощник мэра наконец-то отбыл со своей верной свитой, Пал Палыч призадумался. Потом стал размышлять вслух:
  -- Не знаю, что последует после такой учебной тревоги, перемирие или война, только надо подготовиться. Досье, слышишь, Сережа, досье! Этот документ наше прикрытие.
  -- Но Роман без сознания...
  -- С его женой свяжись! Обследуйте весь особняк, всё переройте, понял?
  -- Будет сделано.
   Слушая их, начальник яхт-клуба Хайленко только лысой головой покрутил.
  -- Отчаянные вы, однако! Прямо морские волки!
   А что им оставалось? Пан или пропал. Иного не дано.
  

-XXXV-

   Уже не по-летнему быстро темнело в эту отрадную пору бабьего лета. Было уже поздно, а в окнах библиотеки горел свет.
  -- Заскочим? - предложил Антон Мишке по дороге в общежитие.
   Они теперь всегда повсюду, кроме вуза и яхт-клуба, заскакивали и заглядывали, а не заходили, потому что времени вечно не хватало.
   Под радостное приветствие непривычно улыбчивой и от того похорошевшей Ксении Степановны курносик Антон и долгоносик Мишка сдержанно поздоровались. А она даже руками всплеснула от избытка чувств.
  -- Как возмужали-то! Ты только посмотри на них, Лилечка! - И слегка пожурила их:
  -- Что же вы библиотеку-то забываете? Всё яхт-клуб, да яхт-клуб!
   Ксения Степановна так и светилась от наконец-то обретённого благополучия материнства. Ей хотелось приголубить чужих детей, как своих, тем более, что помягчавшая к ней дочка оставалась неподатливой на материнскую ласку. Как никто понимала ее Лиля. Сама была слишком зависима от всего, что связано с сыном, жила больше его жизнью, чем своей, что тяготило обоих.
   Оторвавшись от монотонной работы, она кивнула ребятам. И объяснила:
  -- У нас инвентаризация. Не успеваем. А надо полочку приспособить для наших Почетных грамот. На самом видном месте!
  -- Зачем? - удивился Антон.
  -- Помощник мэра требует, он же награждал. Хочет, чтобы все оценили его заботу о нас.
  -- Лиля Андреевна, - укоризненно покачала головой Ксения Степановна.
  -- Ну да о начальстве или хорошо, или никак, - вздохнула Лиля.
   Антон хохотнул, а Мишка хихикнул.
  -- Давайте мы вам поможем? - вызвался Антон. - Михась, берись за инструмент.
  -- Вот спасибо, ребята! - Раздраженная показушной затеей Лиля с облегчением откинулась на спинку стула.
   Отложив томик Сименона, Мишка с легкой гримасой неудовольствия взялся за молоток.
  -- Стекло-то где? - спросил он. - Может, мы ещё вашу зарплату туда поместим? Для наглядности. - Кончик его носа возбужденно дернулся. - А что? Две тысячарублёвки на общее обозрение.
   Поощренный Лилиным смехом и хохотом Антона, он выжидающе глянул на заведующую библиотекой, чтобы оценила его специфический юмор. Но той никак не хотелось выходить из состояния благостности.
  -- Знаешь, Миша, нам ведь ещё область доплачивает, - примирительно сообщила она.
  -- От щедрот своих, - не удержалась Лиля, разминая пальцами мышцы затекшей шеи.
   А Ксения Степановна сняла очки, чтобы протереть, и заметила строго:
  -- Ох, не нравится мне ваше настроение, Лиля Андреевна!
  -- Да мне самой не нравится.
   Пока женщины обменивались репликами, ребята приспосабливали Почетные грамоты в подвесной полочке, переглядываясь между собой. Наступившим молчанием воспользовался Мишка, целый монолог произнес:
  -- Значит, область доплачивает? А у федералов с их стабилизационным фондом и золотом на наших бюджетников денег нет? Зато себе зарплаты поднимают. Если вам добавить, то будет инфляция, а если себе, то не будет - такая вот лапша на уши народа. Ну, за кого людей держат?
  -- За тех, кто мы есть, - на чисто риторический вопрос друга ответил Антон. - Обзываться не хочу.
  -- Мальчики, - взмолилась Ксения Степановна, - ну, пожалуйста, не надо!
   Только их остановить было уже невозможно.
   Прикрытые светлыми прядями волос уши Антона возмущенно заалели от прилива крови, выдавая сильное волнение.
  -- Зарплата одного депутата равна зарплатам 17 учителей. Это еще без их привилегий. Правительство по телеку трубит, что благосостояние населения повышается. Только у кого? Ставка уборщицы 720 р., да вы лучше меня знаете.
   Отводя от ребят глаза, Ксения Степановна всё же вставила:
  -- Нашей Петровне тоже из областного фонда доплачивают.
  -- Ну как же? - вскинулась Лиля. - У Петровны аж 1080 рублей выходит! - Она в упор посмотрела на Ксению Степановну. - Можно прожить на это?
  -- Но ведь живет...
  -- Потому что пирожками своими торгует. Печет и по офисам разносит. Вместо того, чтобы отдыхать после работы. За всю жизнь на хлеб себе не заработала у нашего государства.
   Сникнувшая Ксения Степановна, однако, не сдавалась.
  -- Нельзя же получить всё сразу и сейчас! Вот мне с Дальнего Востока написали. Годами молчала школьная подруга, и вдруг письмо. Радостью поделилась: бесплатную квартиру дали. Очередь отменяют, а она получила. Так что не всё плохо. У них очень хороший губернатор.
  -- А если его отравят, как нашего мэра? - С жесткой прямотой выдал Мишка.
   Ксения Степановна невольно отшатнулась, а Лиля так же невольно подалась вперед, и он поспешил отвлечь их от местной болезненной темы:
  -- Я сам оттуда, Ксения Степановна, из тех краёв. Молодежь там разбегается. В Китай сваливают, потому что в своё будущее у себя дома не верят. А какое будущее у нашей страны без молодых?
  -- Но вы-то у нас оба с будущим, - из чувства справедливости решила поддержать старшую подругу Лиля. - Престижный вуз, Москва рядом.
  -- И всё должно измениться к лучшему! - воодушевилась Ксения Степановна.
  -- Когда? - Мишка прищурился. - Нам что, до старости ждать, пока забудем всё, чему нас учат? Ай, да ну... Я для себя уже решил. Науку бросаю, ухожу в сыщики. Меня Спиридоныч в приличную фирму устраивает.
   Обе женщины разом ахнули, а он, не давая им опомниться, продолжил:
  -- Вот Антошка наш, это же будущий Ландау!
  -- Да ну тебя, Михась, - сконфузился Антон.
  -- Молчи, скромник. На тебя ведь уже иностранцы нацелились, заберут к себе. Они-то мозги ценят.
  -- Ну, знаете! В патриотическом порыве сверкнула стеклами очков заведующая библиотеки.
  -- Значит что? Знания бесплатно получать у нас здесь, а работать на них там, за деньги?
   Согласная с ней Лиля только поёжилась.
   А Мишка обиделся.
  -- Да не в бабках дело, как вы не понимаете? Там у Антошки будет новейшая аппаратура, лаборатория, опытные сотрудники...
  -- Никуда я отсюда не поеду, ты что, Михась?!
  -- Ну и дурак, хоть и умный. Не тебя, дурака, жалко, а науку. Тут у нас ведь даже академики не нужны.
   Тонкие Мишкины губы скривились.
  -- Мне за державу обидно! - Ничего, - пригрозил невидимым врагам державы: - Я до вас доберусь, ворюги-разбойники.
  -- И доберется, - пообещал женщинам Антон, - уважительно глянув на друга. - Михась, он такой. Помните, как старики выступали против закона о монетизации льгот? Митинговали, дороги перекрывали? Так Михась там с ними был! Правда, ничего они не добились, кроме бесплатного проезда... Михась, какие там итоги голосования по этому закону? В третьем чтении у Думы, когда окончательно приняли?
  -- Как же! - загорячился Мишка. - Народ против, а депутаты за. Народные заступнички! У тебя же память феноменальная, скажи, как они проголосовали.
  -- Ну что ты опять про меня, - упрекнул его Антон и напомнил про голосование: - 374 за, против 0, воздержались 0. А не голосовали 76.
  -- Побоялись, - презрительно сузил глаза Мишка. - Пуганые они там, что ли?
  -- Бессовестные, - подытожил Антон.
   Когда они ушли, Ксения Степановна и Лиля долго еще сидели в раздумье, благо читателей не было. Первой заговорила заведующая библиотекой:
  -- Повезло же моей дочке с такими друзьями. Только боязно за них с их непримиримостью. Могут дров наломать.
  -- Вот и я тоже боюсь, - призналась Лиля. - Будущее с такими, как эти ребята, у нас, наверное, будет. Но вот останутся ли они в таком нашем будущем? Сохранятся ли? - И неожиданно добавила: - Эх, нам бы в президенты женщину. Хранительницу, а не воительницу.
   После чего обе задумались об одном. Женщина во власти усмиряла бы воинственных мужчин. Чтобы не воевали между собой, а дела делали. Может быть, тогда все стали бы хранить семью для себя и страну для всех.
  

-XXXVI-

   То ли он провожал её, то ли она его. Лиля и Сергей Иванович полюбили эту дорожку, протоптанную в мелкотравье - как раз на двоих. И уже приноровились друг к другу в равномерной ходьбе: нога в ногу, плечом к плечу, рука в руке. Тут их никто не видел и не слышал, были только вдвоем. С одной стороны веяло прохладой от Москвы-реки, с другой обдавало теплом, накопившемся за день в кустарнике с редкими тонкоствольными берёзами.
   Шли, вспоминая таджиков.
  -- Сережа, жалко мне их. Мы сорим, а они за нами убирают...
  -- Не от хорошей жизни из дому к нам едут. Работы там для них нет, а здесь за любую берутся. - И улыбнулся, светлея лицом. - Знаешь, а ведь они меня запомнили, здороваются со мной, там у администрации. Где их на работу распределяют. Прикладывают руку к сердцу с поклоном.
  -- И небось очень Пал Палыча зауважали с его бешбармаком. - Тоже с улыбкой вспомнила она.
   Придержав Лилю за руку, Сергей Иванович засмотрелся на неё.
  -- Добрая ты у меня. А знаешь, какие у тебя сейчас глаза? Совсем синие на белом лице!
   Лиля вскинула взгляд вверх.
  -- Это потому что небо синее. При таком всегда синеют.
  -- Они у тебя меняются, а у меня всегда одинаковые, карие.
   Но она не согласилась с ним.
  -- Твои глаза, Сережа, то теплеют, то холодеют. А сейчас вот совсем горячие.
   Он полюбовался свесившейся березовой веткой, напоминавшей прядь волос, выбившейся из женской прически. Мимоходом тронул трепещущий шелковистый лоскуток бересты. И высказался застенчиво.
  -- Прямо как твоя кожа...
  -- Сережа, а ты знаешь, что меня поразило, когда впервые увидела тебя?
  -- Мой северный загар? - догадался он. - Всех поражает.
  -- Да, загар, но такой, будто освещен изнутри.
  -- Выдумаешь тоже...
   А она продолжала увлеченно делиться с ним своими воспоминаниями об их первой встрече.
  -- Я сразу подумала, что ты приезжий, ведь наши здесь так не загорают. А лицо у тебя то светлеет, то темнеет.
  -- Что-то мы с тобой совсем расчувствовались, - хмыкнул Сергей Иванович.
   Притянул ее к себе, и она сразу же тесно прильнула к нему. Сквозь легкую ткань летнего платья он ощутил податливость женского упругого тела. Его бросило в жар. И оба задохнулись в поцелуе. Сквозь их обычную сдержанность прорвалась долго копившаяся страсть, закружила в сладком дурмане полной отстраненности от всего и всех. Только двое, только вместе! Ничего, никого кроме них... Не сговариваясь, они свернули с дорожки. А лесная полянка стала брачным ложем. Сладкие мгновения забытья!
   Опомнились одновременно, не зная, не ведая, не помня, как попали сюда, в окружение кустов, оберегавших счастливую близость влюбленных. Были оба немного смущены. Как бы оправдываясь, он помог ей и себе преодолеть это.
  -- Какие-то несовременные мы с тобой? Старомодные...
   Лиля благодарно улыбнулась ему за понимание.
  -- Издержки нашего строгого воспитания.
   И неловкости как не бывало. Близкие люди, соединенные сильным чувством. Что может быть естественнее? И прекраснее!
   Только теперь оба почувствовали колкость травинок, таких мягких на вид, шершавость лопухов и прохладность подорожника с его округлыми жилистыми листками. Заросли клевера с рыхлыми, белесо-бордовыми пампушками не беспокоили их умиротворенные тела, медленно остывающие после внезапной горячки страсти. Всё вокруг цвело. Вернее, доцветало. Разнотравье бабьего лета плотно покрывало землю. Чуть поодаль белели мелкие зонтики дудочника, знакомого с детства обоим.
  -- Мы из таких трубки вырезали. - Сергей Иванович сдул пыльцу с Лилиных коленок. - И стреляли из них горошинами.
  -- А мы не стреляли, мы ели. - Лиля вытащила из его спутанных волос сухую березовую сережку. - Трубки такие сочные, мясистые.
  -- Мы тоже ели. Да чего только в рот не тащили! Стручки акации, всякую всячину.
   Он отряхнулся и огляделся. Совсем близко от них, рядом с раскидистым кустом возвышалось растение с огромным цветочным зонтом и мощным стеблем, вроде древесного ствола.
  -- Смотри, какое чудо-юдо! Огромный дудочник!
   Она успела перехватить его протянутую руку.
  -- Это же борщевик! Самый ядовитый!
  -- Да? - удивился он. - Никогда не видел, в моем детстве таких не было.
  -- В моем тоже, а вот теперь расплодились. Выросли и мутировали, - пояснила Лиля. - Накопили яд. Знаешь, как жалит этот борщевик? Я видела. Сильнейший ожог! Температура, боль жуткая и волдыри. Они лопаются, долго не заживают.
  -- Надо же, какие монстры, - опасливо отодвинулся подальше и отодвинул Лилю Сергей Иванович. - Вот интересно, почему они мутировали?
   Прикрывая его оголенные плечи позелененной майкой от надоедливо жужжащей мелочи, норовящей присосаться, она пожала своими, уже защищенными рукавами блузки. И ее потянуло на аналогии.
  -- Может растения как люди? Вот возьми наших чиновников. Пока в мелких чинах, общаться с ними еще можно. А повысятся, вырастут и мутируют. Воплощенное зло!
  -- А зло надо искоренять. - Сергей Иванович смерил борщевик непримиримым взглядом. - Сейчас я ему шею сверну.
  -- Ты что? - испугалась она. - Да еще голыми руками?
  -- А я ногами. Обутыми. - Сунув ступни в сандалии, он пнул зловредное растение с такой силой, что переломил. А верхушку с созревающими семенами осторожно завернул в газету и уложил в "дипломат" со словами: - Всё, останутся без наследников. Утоплю я их.
  

-XXXVII-

  
   Жена мэра Мила обнадежила Сергея Ивановича насчет папки с документами. Роман Васильевич уже пришел в себя. Пока был слаб, держался на уколах, но уже через день-два можно его проведать и взять досье, а также обговорить, как использовать документы. На том и порешили.
   Хорошие новости приободрили Сергея Ивановича. И он позволил себе передышку от дел у Лили с ребятами. Они обрадовались, а Гав не отходил от него и, когда пели, подвывал самозабвенно, чем смешил всех чуть не до слез.
   Начнем же все снова,
   Начнем же все снова,
   А прошлое зачеркнем!
   Слова этой уже много раз слышанной песни Лилю теперь трогали по-новому. Ей казалось, что это про неё с Сережей-Сереженькой. Когда их взгляды встречались, она так и расцветала, а он отводил глаза, чтобы не выдавать свои чувства. Оба были поглощены ими, уверенные, что ребята ни о чем не догадываются. Сергей Иванович расслабился в семейном уюте, напряжение отпустило его. Стоило Лиле выйти на кухню, тут же следовал за ней. Они старались урвать минутки, чтобы поцеловаться, оглядываясь на комнату, где пели ребята. Возвращались отстраненные от всего, что их окружало, и без чайника, за которым ходили так вот несколько раз.
   Стемнело, когда Сергей Иванович засобирался, посчитав неприличным гостить так долго.
  -- Мне, пожалуй, пора. Хорошо с вами, так бы и не уходил.
  -- Так в чем дело? - загородил ему дорогу Шурик. - Не уходите.
  -- Оставайтесь с нами, - поддержал Савелий.
   Сергей Иванович побледнел, а Лиля вспыхнула.
  -- Сынок, Савик, вы что?!
   Тогда Шурик притянул к себе растерянную мать и сконфуженного Сергея Ивановича, приобнял обоих за плечи.
  -- Ну что вы на самом деле? Взрослые люди! Братан, скажи ты им.
   И Савелий сказал. Прокашлявшись, торжественно:
  -- Лиля Андреевна, вы мне как мама, а Сергей Иванович вроде отца нам с Сашком. Так почему же нам не жить всем вместе?
   Кое-как справляясь с сумятицей нахлынувших мыслей и чувств, Лиля отозвалась на это:
  -- Видишь, Сережа, они уже всё решили за нас...
   Овладел собой и Сергей Иванович. Лицо его просветлело так, будто не электрический, а солнечный свет освещал его.
  -- Значит наши дети умнее родителей.
  -- Горько! - выкрикнул Савелий.
   А Гав, словно понимая что к чему, с веселым лаем закружил вокруг них всех. Круги его сужались. Вынужденные отступать, четверо сближались между собой. И губы Сергея Ивановича коснулись Лилиных губ. Они стеснялись, никогда не целовались при ком-то, но отказать ребятам не могли. Потом Сергей Иванович нагнулся, чтобы благодарно потрепать по загривку Гава, и круг разомкнулся.
  -- Так я за чемоданом? - Окрыленный, он вопросительно посмотрел на Лилю, но сам тут же сказал: - Нет, лучше завтра переселюсь, ладно? Вечером.
  -- Утром! - вырвалось у Лили, и ребята одобрительно захлопали, а песик взвизгнул, чутко реагируя на происходящее.
   Смущенный Сергей Иванович обласкал их взглядом и засмеялся.
  -- Чемодан утром, а сам вечером. Тогда и отметим это событие. Завтра у меня трудный день будет.
   В этот выходной он планировал встретиться с другом мэром и взять досье на его помощника. Надо было сработать на опережение - передать документы. Но не местному прокурору, который в связке с помощником, а в Московскую прокуратуру. Потом придется выжидать в яхт-клубе, пока разберутся что к чему. Роман Васильевич может руководить задуманной операцией по спасения города прямо из дома. Или тоже переберется в яхт-клуб к своим сторонникам, когда окрепнет.
   Всё это прокручивалось в голове у Сергея Ивановича после прощания с Лилей в прихожей. Они уверены были, что расстаются теперь только на ночь. С завтрашнего дня всегда будут вместе.
  -- Сережа, ты уж хоть не рискуй, - прижалась к нему Лиля.
  -- У нас всё получится, - заверил он ее. - У меня ты, ребята и Гав, да я за вас жизнь отдам!
  -- Ой, не говори так, - вздрогнула она в суеверном страхе. - Никогда не говори! И занеси утром свой чемодан, я буду ждать тебя. До завтра!
  -- До завтра!
   Вернувшись к ребятам, Лиля объявила:
  -- Всё! Спать!
   Но когда она заснула, они потихоньку вышли из дома, прихватив с собой Гава. Беспокоились за Жанну. Где она? Может, встретят и проводят домой? Ведь в городе неспокойно. Каждую ночь кого-нибудь грабят или калечат. Уверенные в безнаказанности, оживились свои и пришлые бандиты. А Жига бродит по улицам в окружении хулиганистых малолеток, пугая редких припозднившихся горожан.
  

-XXXVIII-

   С вечера Лиля уснула. А во сне оторвалась от земли, воспарила. Никакого земного притяжения. Небесная высота! Только одна она тут, без своих ребят и Сережи. Они там, внизу, значит и ей надо туда, к ним. Но как спуститься, если небо держит, качает на воздушных волнах - чуть пониже, чуть повыше? Напрягаясь, Лиля устремилась вниз. Рывок! Еще рывок! И она упала.
   Проснулась тут же. Последнее время летала во сне часто, а вот падала впервые. Вроде бы даже ощутила удар о землю. К чему бы это? Во сны не верила, никогда раньше не пыталась разгадать их. Да и были они у нее какими-то абстрактными, сразу же забывались в сутолоке дневных дел. Воображение не будоражили. А тут зацепили запредельной конкретикой в ощущениях: небо - холодное, земля - теплая, а тело, сначала невесомое, потом отяжелевшее. И к тому же побаливает, будто в самом деле упала и ударилась.
   Ай, да не до снов, когда судьба круто меняется. Надо настраиваться на позитив. Только положительные эмоции! Ведь у нее складывается семья. Какой будет? А какой была с Шуриком-старшим, отцом Шурика-младшего? Да всякой. Чего только в ней не было.
   "Прости меня, - мысленно обратилась Лиля к ушедшему из жизни мужу после странного ночного сна. - Если там, где ты сейчас, что-то есть, какое-то загробье, и ты оттуда всё слышишь и видишь, прости! Я не предавала тебя, а ты вот меня предал. Нет, я не о случайных женщинах - про это ничего не знаю, и никогда не хотела знать. Я о главном твоем предательстве. Ты был ещё жив, когда уже оставил меня одну, наедине с трудной жизнью. Переложил на меня всю ответственность за сына и за себя самого. Самоизолировался в семье, отгородился от нас, погружаясь в алкогольный дурман... И всё же прости! За то, что полюбила после тебя другого. Не искала я любви, любовь меня нашла. Приняла я ее, может быть потому ещё, что мертвеющая при тебе душа моя оказалось живучей, способной снова полюбить".
   Лиля поднялась с тахты, начала ходить. Слегка саднил бок, которым ударилась во сне о землю...
   В её узкой комнатке, похожей на пенал, можно было двигаться только по прямой. Так и сновала взад-вперед между трюмо с тахтой и письменным столом с книжным шкафом, где хранились тома любимых классиков. Позднелетняя ночь была на излёте. Уже светлело, но малиновые и бирюзовые шары за окном еще горели вокруг магазина. А начинался он с ларька. Предприимчивый хозяин не поскупился на световую рекламу и выгадал. Теперь магазин обустраивался, расширяясь, вытеснил пьянчуг с пустыря. Раньше они там дневали и ночевали, оставляя после себя пустые бутылки да обрывки промасленных газет, а теперь переместились куда-то подальше. Слишком чисто стало для них на пустыре стараниями работников магазина, да и случайные ночные покупатели спугивали, не давали расслабиться.
   С приходом нового мэра городок заметно похорошел и упорядочился. Но только снаружи, а не изнутри, где в борьбе за власть клокотали чиновничьи страсти. Кто против кого там - наверху городской вертикали, горожанам неведомо было. Только страдали они при этом не меньше тех, кто ведал. Потому что в общей неразберихе бесчинствовали как крупные предприниматели, так и мелкое жульё. А по ночам горожане запирались в своих квартирах. Смутные времена!
   С тяжелым вздохом Лиля пошла будить своих ребят. Собрались они по-военному быстро. Сын чмокнул ее в подбородок, явно чем-то озабоченный.
  -- Мам, позвони Ксении Степановне.
  -- Зачем, у нас же выходной?
  -- Да насчет Жанны, она же наверняка у отца заночевала. Как бы не опоздала на работу.
   Они ушли, а Ксения Степановна позвонила сама. Но начала не с дочки.
  -- Твоего Сергея встретила с утра пораньше, - поделилась с Лилей. - И знаешь, где? У дома нашего мэра. Он, еще какие-то люди...
  -- А ты-то что там делала? - удивилась Лиля.
  -- Так ведь там рядом бывший мой живет. - Голос у Ксении Степановны дрогнул на тревожной нотке. - Хотела дочку встретить, но дом как вымер! Небось, укатили куда-нибудь вместе на природу, она же вся в своего папашу непутевого.
   В сердцах Лиля ей выдала:
  -- Сочувствую тебе, себе, а больше всех моему сыну!
   И бросила трубку.
   Такую вот подружку выбрал себе Шурик. Или она его выбрала? Как бы то ни было, ему гоняться за ней по всему городу. А матерям переживать за обоих.
   Глянув на будильник, Лиля спохватилась. Надо же, проканителилась! Сережа должен свой чемодан занести, а она в таком виде... Сполоснуться бы под душем, переодеться, да хоть слегка подкраситься - совсем же бледная, будто бескровная.
   Нетерпеливый звонок в дверь застал Лилю в ванной. Пришлось так и встретить любимого: в накинутом халате, с накрученным полотенцем на мокрой голове и без всякого макияжа.
  -- Ой, не смотри на меня такую...
   Он поставил на пол чемодан и привлек ее к себе.
  -- Белоснежка моя, ты же всех милее.
   Их неудержимо влекло друг к другу. Но они как всегда сдерживались. Столько ждали, так немного еще подождут. До первой своей ночи... Постельные утехи наскоро, впопыхах были не для них. Только в поцелуе прорвалась затаенная страсть, сразу же смягченная нежностью. Это будет их ночь. Они дождутся!
   Сергей слегка отстранился, отвел глаза от податливых Лилиных плеч, согретых в его объятьях. Сначала дело, оно неотложное. И затуманенный взгляд его, проясняясь, обострился, как будто направленный внутрь себя, где не было сейчас места для любви.
  -- Сережа, ты где? - позвала его назад, к себе, Лиля.
   Глаза у него потеплели, обращенные на нее, а она увидела в них себя. Господи, как же запали они на осунувшемся лице со скулами, обтянутыми заветренной кожей. Рот словно запечатан.
  -- Ты хоть спал сегодня? - обеспокоилась Лиля.
  -- Еще успеем отоспаться. - Губы у него раздвинулись в какой-то беспечной мальчишеской улыбке. - Вся жизнь у нас с тобой впереди!
  -- Половина жизни, - тоже улыбаясь, поправила Лиля.
  -- Но лучшая!
  -- Тебя Ксения видела, - вспомнила она. - Как там наш мэр?
   На посветлевшее лицо его тут же набежала тень, брови сдвинулись. После секундного колебания он решился сказать:
  -- Романа с женой в яхт-клуб увезли, там им будет спокойнее.
  -- А эти люди, которые с тобой были, они кто?
  -- Охранники.
  -- Из нашей администрации?
   И опять он не смог скрыть от нее то, что больше всего волновало:
  -- Они из Москвы. Москвичи их прислали.
  -- Значит наши уже ненадежные? Вот до чего дошло!
   Полотенце соскользнуло с Лилиной головы, спрятанной на его груди. Сергей погладил по ее густым, тяжелым от влаги волосам. А потом сомкнул свои руки на спине любимой, такой хрупкой под легкой тканью халата, уверенный, что сможет всегда защитить от беды свою женщину. На то он и мужчина.
  -- Скоро всё кончится, моя Белоснежка. Досье на помощника у нас уже есть, так что будем действовать с Ромой. Придется еще домой к нему заскочить, взять календарь с записями , чтобы в чужие руки не попали.
  -- Но мэр же в яхт-клубе?
  -- А у меня ключи. - Сергей вынул из кармана ветровки ключи и побренчал ими.
  -- Видишь? Надо торопиться, пока дружки помощника не опередили. Такие на все способны.
  -- Сережа, я боюсь...
  -- Да всё будет хорошо! Ты приготовь что-нибудь к вечеру! Все-таки, первый семейный ужин, - постарался он отвлечь ее от мрачных мыслей. - Надо же отметить.
  -- Конечно! - У нее немного отлегло от сердца. - Привет передай твоему Роману, ему ведь полегчало?
  -- Так мы же с ним закаленные, нас война закалила. А уж здесь-то, на гражданке, всё выдержим. Вот совсем поправится он, освободим город от всякой дряни, тогда и встретимся все вместе.
   Умел Сергей успокоить её. Повезло ей с ним.
   А он поспешил к дому друга, городского мэра, и думал, как же ему повезло с ней. Да и с друзьями тоже. Не там родина, где родился, а там, где пригодился. Нужен он этому городу, а город нужен ему.
  

-XXXIX-

   Предыдущая ночь много событий вместила. Пока Лиля летала во сне, сын с другом бродили по городу, чтобы перехватить припозднившуюся Жанну и сопроводить до дома. Опасались за нее из-за Жиги, собравшего вокруг себя новую шайку малолетних недоумков, зараженных бандитской романтикой. Как бы чего не сотворили с ней в городе, и без того запуганном слухами о таинственных отравителях.
   Сашок и Савелий, побывавшие в Чечне, уверены были, что отобьются от любого -каждого, а потому направлялись к особняку отца Жанны без оглядки по сторонам. За ними трусил Гав, с познавательным интересом принюхиваясь к ночным запахам, довольный, что его взяли с собой.
   Жаннин отец выбрал себе жилье рядом с мэром. Но если у мэра оно, окруженное сиреневым садом, похоже было на сказочный терем-теремок, то у Жанниного отца напоминало крепость с окошками-бойницами. Поговаривали, что хозяин страдал манией преследования. Жил один. За каменной оградой в человеческий рост ничего интересного соседи увидеть не могли. Пустынный двор. Никакой живности, ни кошки, ни собаки. Казалось, даже птицы не залетают туда.
   Ночью этот особняк выглядел особенно мрачно. Чуть светилось единственное окошко наверху, бессильное разогнать тьму внизу. И Сашку не терпелось забрать отсюда Жанну. Мать ее небось волнуется там, а дочка тут засиделась.
  -- Савка, может, постучимся и заберем Жанну?
   Вдыхая густой аромат отцветающей зелени, Савелий блаженствовал. Он прижился в подмосковном городке, сроднился с другом и его матерью. Даже с сумасбродной Жанной готов был примириться, лишь бы не огорчала их. Но видеть ее сейчас - только настроение портить. И потому с облегчением указал другу на погасшее окошко.
  -- Видишь, значит, у отца ночевать осталась. Пошли-ка и мы спать. Гав, ты где?
  -- Гав-гав! - отозвался песик, задрав заднюю лапку возле чахлого кустика, словно придавленного массой ограды, где угораздило вырасти к ней впритык.
  -- Ладно, пошли, - нехотя согласился Сашок. - Надо бы только мать ее предупредить.
   Если бы он знал...
   Этим поздним вечером погнала Жанну к отцу нестерпимая ломка в теле. Каждый суставчик, каждая жилка взывали к пощаде. На работе еще как-то терпела, проклиная про себя Пал Палыча, который прятал спасительный алкоголь. А потом, после работы, когда мучения усилились, не выдержала. Только отец с его запасами спиртного мог помочь ей. Да и кому, как не ему, посочувствовать дочке. Сам ведь дал когда-то попробовать наркотик, уступая настойчивым ее просьбам. Втянулась она быстро - уже без него, на дискотеках. Они же с отцом одной породой с их тягой к сильным, необычным ощущениям. Оба считали, что в жизни надо испытать всё. Проверить на себе. За что теперь и расплачивались...
  -- Па, ну что это у тебя за пойло? - Жанна отшвырнула миниатюрную коньячную бутылочку, недопитую ею. - Совсем не берет!
   Коврик у тахты тут же впитал остатки жидкости.
  -- Так это же для продажи. - Пинком он закатил пустую бутылочку под стол. - Вообще-то забирает, но медленно. И без особенного кайфа.
  -- Ой, совсем погибаю...
  -- Так плохо тебе, доча? - посочувствовал он и пожалел по-своему: - Чего ты мучаешься? Уколись.
   Она напряглась из последних слабеющих сил.
  -- Нет, па, я слово Сашку дала. Хочу совсем завязать.
   Кривая отцовская усмешка выразила презрение.
  -- Да что они понимают, эти твои друзья? Ничтожные людишки. Не дано им наслаждаться жизнью!
   А ей слегка полегчало. И чувствуя, как притупляется боль, Жанна всмотрелась в отца. При каждой новой встрече она с состраданием к нему невольно отмечала на породистом его лице разрушительные следы. Увы, не только возрастные. Набухшие под яркими, всё ещё по- звериному зоркими глазами, мелкоморщинистые мешочки не опадали, кожа щек не разглаживалась. А крутые завитки на висках, совсем недавно цвета благородного чернёного серебра, потускнели и поредели. Только гордый римский профиль остался прежним. С таким профилем императора бы на сцене изображать, а не торговать некачественным алкоголем. Впрочем, даже и такой алкоголь, оказывается полезен: ломота от него ослабела. Легкий хмель закружил голову. Надолго ли? Вот в чем вопрос...
   Когда-то отец занимался в драмкружке, но на сцене играл, по его словам, только вождей революции.
  -- Па, а ты на родителей не в обиде, что назвали в честь Ленина Владимиром Ильичем? - засмеялась Жанна, которую теперь смешило всё вокруг.
  -- Хорошо хоть не Иосифом Виссарионычем, - отшутился он. - Тогда могли и Коминтерном или Авангардом назвать.
  -- Странно всё-таки, - задумчиво произнесла Жанна. - Дед с бабкой коммунистами были, а сын у них - капиталист. Ты же капиталист, па?
  -- Эх, доча, да разве у нас капитализм? При капитализме хоть какой-то порядок. А у нас что? Кто кого. Не я, так меня погубят. Уж такова наша селяви.
   Болезненная гримаса перекосила лицо отца. Пошарив под бархатной декоративной подушечкой, он вынул синюю коробку и уставился на нее с каким-то обреченным вожделением.
  -- Что это, па? - потянулась к ней Жанна.
  -- Новейший препарат. - Тряхнув остатками кудрей на голове, он оскалился, обнажив ровные, всё еще белые, не тронутые никотином зубы. - Вот химия у нас пока еще передовая. Какое лекарство придумали! С наркотиком... Лечит или убивает, зависит от дозы. А кайф ни с чем несравнимый.
   Протянутую руку Жанны он рывком отвел.
  -- Тебе, доча, нельзя, рано еще.
  -- Я только посмотреть.
   Достав из синей коробки ампулу с прозрачной голубоватой жидкостью, он повертел ею перед носом дочери.
  -- Смотреть можно, а пробовать нет. На кого я свой бизнес оставлю после себя? Ты должна жить.
  -- А ты что же, помирать собрался? - насмешливо фыркнула она.
  -- Не сейчас, годика через два.
  -- Ты же еще молодой!
  -- Стареть не хочу. Жалкий старикашка? Ни за что! - Поймав свое отражение в трюмо, он поспешно отвернулся и лег на тахту с ампулой в беспокойных пальцах.
   Отец Жанны всегда чрезмерно заботился о своей внешности. Освежался какой-то особой туалетной водой, полировал ногти специальной пилочкой.
  -- А мама даже губы не красит, - вспомнила вслух Жанна.
  -- И одеваться никогда не умела, - добавил он. - Никакого вкуса.
  -- Чего же ты на ней женился-то?
  -- Так ты уже родиться должна была.
  -- Значит только из-за меня?
  -- Ну не только. Преданная она. С вертихвостками развлекаются, а на порядочных женятся, понятно тебе?
  -- И всё же вы разошлись, - с горечью подытожила Жанна.
   Его голова приподнялась и опустилась на подушечке, вдавливаясь в бархат.
  -- Всё твоя мать! - Застарелая обида прозвучала в отцовском голосе. - Не простила другую женщину, когда узнала. А сколько не знала ... - Хищные огоньки азарта вспыхнули в тигриной зелени его полуприщуренных глаз. - Мужчина же вечный охотник, понимать надо.
  -- Значит, мама не хотела быть жертвой?
  -- Да какая жертва, я же её любил, а не их! Ну и чего добилась со своими куриными мозгами? Она одна, я один...
   Нет, мать не бескрылая курица - улетела же от такого петуха. Впервые Жанна испытала к ней нечто, похожее на уважение. Недооценивала. Осуждала за неудачную личную жизнь. Как у самой-то сложится? С Сашком повезло, надежный он. Ей до него далеко и высоко. Но она дотянется! Вот завяжет совсем с наркотой и алкоголем...
   Жанна продолжала наблюдать за отцом. А он сел на тахте по-турецки, обнажил до локтя руку, перетянул жгутом и вонзил в исколотую вену жало шприца с голубоватой жидкостью. Той, что лечит или убивает в зависимости от дозы. А чего ему, многоопытному, опасаться? Передозировка не грозит, и года два он еще точно продержится.
   Пока отец не погрузился в желанный кайф, распластавшись на тахте, она спросила:
  -- У тебя апельсиновый сок есть? Во рту пересохло.
  -- Только минералка, возьми у холодильника.
   Минералка, минералка... Что-то очень важное было связано с ней. Но вот что? А бутылок-то сколько! Целая коробка.
  -- Па, ты что, на воду перешел? Твой супермаркет ведь минеральной водой не торгует.
  -- Это не для меня.
   И он хихикнул, совсем растревожив ее.
   Минеральная вода, для кого? Зачем? Неотвязные мысли сверлили хмельную Жаннину голову. Но невнятные, сразу же ускользали. И вдруг сознание озарилось мгновенной вспышкой, да такой, что на миг прервалось дыхание. Ведь городского мэра травили отравленной минералкой! На совещаниях в администрации ставили перед ним заранее откупоренную бутылку, потому что не любил с газом. Да, но причем тут отец?..
   У него уже начали стекленеть глаза, уставленные в потолок. Блаженная улыбка раздвинула губы.
  -- Па, зачем тебе минералка? - затормошила его Жанна. - Да сосредоточься же! Ты ведь знаешь, что нашего мэра отравили?
   Он отодвинулся от нее подальше вместе с подушечкой, чтобы не тревожила. Но она не отставала, добиваясь вразумительного ответа. Надо было избавиться от мучительных подозрений. И услышала, наконец:
  -- Туда ему и дорога.
  -- Па! - ужаснулась Жанна. - Да ты что? Это ведь не ты, скажи, что не ты! Ты же не убийца! - всхлипнула она.
   Неожиданно для нее, он рывком сел, преодолевая свою заторможенность, с замедленной деловитостью достал из синей коробки еще одну ампулу и наполнил шприц.
  -- Добавить надо.
  -- Кто отравил?!.
   Ответил он только после укола.
  -- Свои люди постарались. Ты в яхт-клуб не ходи больше, они приговорены. Твой дружок тоже.
  -- Не трогай Сашка! - вырвалось из ее охрипшего горла.
  -- Я тебе хорошего мужа найду, а им не жить.
   У него закатились под лоб глаза, и он как-то сразу отключился.
   А Жанна запаниковала. Боль сковала голову. Заметались отрывистые мысли. Вспыхивали и угасали - то просветление, то потемнение. И в приступе хмельного помрачения, пронзили: ей никого не спасти. Они сильнее. Те, кто с отцом заодно. Они будут убивать, а она страдать от этого. Невыносимо страдать. Нет! Не будет! Зачем жить в этом мире с этими людьми? Не нужна ей такая жизнь. И хоть одного из них она заберет с собой. Туда, где вечный покой.
   В синей коробке две последние голубые ампулы. Одна - ей, другая - отцу.
   Прощай, отец! И прости, любимый...
   Все сделала. После чего погасила лампу, на которую смотрели с улицы любимый и любящий Сашок с другом Савелием.
   Если бы они знали!

-XXXX-

   Свадьба - не свадьба, помолвка - не помолвка. Просто семейный праздничный ужин. С него начнется новый этап жизни - конечно же самый счастливый. Мечты, мечты. И Лиля старалась, готовясь к вечеру. Крутилась, вертелась, окрыленная. Обязательные пельмени, потом рыба в кляре, селедка под шубой и жульен. А сухарики-то, полюбившиеся Сергею? Вот уж никогда не думала, что готовка может быть таким увлекательным занятием. Всё - потому что для любимого. Сын с другом на кухне без нее обходились, а тут готовила сама, своими руками. Откуда только умение бралось? Оказывается, может, она способная. Накормить вкусно своего мужчину, что приятнее для женщины?
   Стол под белой скатертью украсила она полевыми цветами с пустыря перед домом. Голубые, желтые, бордовые, собранные в скромный букет, они выглядели по-домашнему, без напыщенной парадности. А салфетки, розовые, шелковисто бумажные... Всё! Можно встречать свою семью. Но где же они, ее мужчины?
   Протомившись несколько минут, Лиля решила позвонить в яхт-клуб. И только тогда обнаружила, что телефонная трубка не на рычаге. Ну, конечно же, бросила после утреннего разговора с Ксенией Степановной, расстроенная из-за баламутки Жанны. Стоило только взять трубку и нажать на рычаг, как безмолвный до того телефон завибрировал от выкриков Ксении Степановны:
  -- Ты дома?! А где твой Сергей?!
  -- Я дома, а он в яхт-клубе, - недоумевая, ответила Лиля. - Чего кричишь-то?
  -- Так дом же мэра горит! Ты что, ничего не знаешь? Радио включи, в который уж раз передают!
   Лилино сердце ёкнуло. Добрались-таки до дома мэра, недаром же Сережа говорил, что такие люди на всё способны. Надо ему в яхт -клуб позвонить. Но сначала радио послушать.
   Взволнованный голос местного диктора зазвучал в комнате.
   "Догорает особняк нашего мэра. Там уже пепелище. К счастью, хозяев не было дома. А найденный труп пока не опознан, сильно обгорел. Кто он? Почему находился в доме, рядом с ним нашли связку ключей..."
   Ключи! У Сережи были ключи от того дома! Значит?..
   Сердце, словно раскаленный уголь, обожгло ее изнутри. В гаснувшем сознании заметались всполохи огня, как отблески того пламени, в котором сгорел любимый. И она без чувств рухнула на пол. Не слышала и не видела больше ничего.
   А на город вдруг налетел ураганный ветер. Сразу же заклубились тучи, сгущаясь до черноты. Многослойную толщу их пронзила кривая молния, после нее грянул оглушительный гром, от которого содрогнулся весь Лилин дом сверху донизу, вместе с перепуганными жильцами. Молнии вспарывали небо уже в разных местах под громовые раскаты. И хлынул на землю ливень. Как будто начался всемирный потоп.
   Но Лиля ничего не видела и не слышала.
  
   ... Домой Лилю привезли после нескольких больничных дней, проведенных в коме. Когда очнулась в своей постели, вспомнила сразу всё. Но без душевного надрыва, словно гибель в огне любимого выжгла в ней все чувства. Думала обо всем отстраненно. Может быть таким безразличием защищался Лилин организм? Чтобы пустота в прежней телесной оболочке заполнялась жизненной энергией, необходимой для выживания.
   Вначале она всё время молчала и отворачивалась к стенке. Но когда отчаявшийся сын рискнул рассказать, как провожали в последний путь Сергея Ивановича, чтобы хоть как-то расшевелить ее, слабое сердце, надорванное невозвратимой утратой, заныло. Она повернулась к сыну.
  -- Всё честь по чести, - заторопился он. - Прах мы развеяли над водой близко от яхт-клуба. Отсалютовали залпами. Наши студенты венок сплели из ромашек и пустили по воде. Знаешь, а у мэра слёзы на глазах были, он не скрывал их. Они ведь дружили с Сергеем Ивановичем...
   Впервые за это время Лиля разлепила сжатые губы на белом, словно совсем обескровленном лице.
  -- Хочу быть с ним.
  -- Вот окрепнешь и свозим тебя туда, - взбодрился Сашок. - Братан! - позвал друга из кухни, где тот гремел посудой. - Мама заговорила!
   Обрадованный Савелий присел рядом с Сашком у ее постели. Взял холодную Лилину руку, чтобы согреть в своих руках.
  -- Я вам отвар шиповника приготовил, вы у нас быстро поправитесь.
   Она отодвинулась, выдернув свою руку из его рук.
  -- Я не хочу жить.
  -- Мама! - Сашок переглянулся с обескураженным другом. - Ну что ты такое говоришь? Как же мы без тебя?
   Монотонно, ровным голосом Лиля продолжила:
  -- Мой пепел развеете там же, где и Сережин. А с вами останется Жанна.
   Рывком поднявшийся со стула Сашок вышел из комнаты, пряча от матери лицо, искаженное страданием. Она проводила его взглядом, а Савелий тихо сказал:
  -- Жанны тоже больше нет, похоронили ее и отца. - Рубцы вокруг его набухших век закраснели, кулаки сжались, когда добавил коротко: - Передозировка.
   Враз пересохшими губами Лиля глотнула комнатный, пропахший лекарствами воздух.
  -- Бедный... Бедный мой мальчик...
  -- Он очень переживает. Очень! - С оглядкой на закрытую дверь, за которой скрылся Сашок, Савелий стал тихо убеждать ее: - Вы ему нужны, слышите? Нам нужны. Выздоравливайте поскорее.
   И вынужденная отказаться от уже принятого решения, она пообещала ему:
  -- Я постараюсь.
  -- Вот и хорошо.
  -- Ради Шурика и тебя. Ты же мне как сын.
   На этот раз она не забрала свою руку, когда благодарный Савелий поцеловал и бережно положил ее поверх одеяла.
  -- Родную мать я не знал, родила и бросила. - Он прикрыл глаза. - Но вы... Мы всё сделаем для вас, мама.
   Дотянувшись до него и погладив по плечу, она попросила:
  -- Расскажи мне про наших. Ведь все остальные выжили, да?
   Савелий оживился.
  -- Ну конечно! Пал Палыч теперь у нас в яхт-клубе начальник, Спиридоныч помогает ему, а Петровна в ресторане пирожки свои печет.
   Слабая улыбка тронула Лилины губы.
  -- А студенты?
  -- Тоже при деле, с ребятишками занимаются. Мишка теперь из Москвы к нам приезжает. Знаете, сколько новичков у нас? Будущие морские офицеры! А Жаннин пепел мы тоже развеяли...
  -- Что-то ты про Ксению Степановну молчишь.
   После заминки он поспешил ее успокоить.
  -- Худшее позади, уже ходить начала после инсульта.
  -- Значит, был инсульт? Дорого же обошлась ей дочка.
  -- Жига опять сидит, - постарался отвлечь Лилю Савелий. - Надеюсь, теперь надолго сел, они магазин грабанули.
  -- А помощника мэра арестовали? Святого Иосифа?
   У Савелия опять налились кровью рубцы вокруг глаз.
  -- Пока работает на прежнем месте. Ничего, скоро заберут!
  -- Значит, его кто-то прикрывает, - догадалась Лиля. - На самом верху. Столько людей погубил!
  -- На суде ответит. Если уж там с ним не разберутся, то мы поможем. От нас не уйдет, за всё ответит, это я обещаю - твёрдо заявил Савелий.
  
   На другой же день Лиля поднялась с постели, несмотря на слабость. Ребятам, которые протестовали, стараясь удержать, сказала:
  -- Домашние дела меня отвлекут, вон сколько их накопилось.
   Но когда они ушли, а ноги ее перестали подгибаться в коленях, отправилась к воде на свидание с любимым. Из жизни он ушел, но с ней остался навсегда. Вот здесь, на берегу Москвы-реки друзья проводили его в последний путь. Наверное, так же светило солнце с безоблачного неба, и белокрылые парусники, похожие на бабочек-капустниц, проплывали мимо...
  -- Здравствуй, Сереженька, вот я и пришла к тебе. Помнишь нашу полянку?
   Заветная та полянка в нескольких шагах отсюда, обрамленная кустами, стала тогда для них свадебным ложем. Соединенные любовью, они отдались друг другу на разноцветном живом покрывале из цветов и трав. В первый и в последний раз...
   А жизнь продолжается. И надо как-то жить дальше. Но как?
  -- Сереженька, я приду к тебе завтра, - попрощалась она с ним.
   Стала приходить каждым погожим днем. Одна. Чтобы никто не мешал.
   Но после таких свиданий с любимым Лилю мучили приступы тоски - оправляясь от пережитого, оживающая душа болела всё мучительнее. И однажды Лиля не выдержала. Вспомнился Сашок-старший, который спасался от всего и всех отупляющим алкоголем. Теперь-то она понимала его... Домой принесла из магазина три жестянки. Джин с тоником, почему бы не выпить немного? И от первой же банки с непривычки захмелела. А, почувствовав облегчение, тут же решила усилить его. Вскрыла вторую банку, через соломинку высосала всё до последней капли.
   Вот теперь всё нипочем! Хотя... Только бы Сережа не осудил ее там, где он сейчас.
  -- Не буду больше, - пообещала ему. - Только в этот раз.
   Встала перед трюмо, всматриваясь в свое отражение. Господи, белее смерти! Какая уж тут Белоснежка - перезревший гриб-поганка... Вот что натворил так называемый Святой Иосиф: одних убил, других искалечил. Как ему живется после этого? Человек же он, может по-человечески раскаивается? В глаза бы ему посмотреть.
   И посмотрит! Сейчас же, немедленно.
   На пороге ее перехватили вернувшегося рано с работы сына с другом.
  -- Мама, да ты же выпила! - отступил в изумлении Шурик. - Братан, - окликнул Савелия в общем коридоре, - Задержи маму, а я догоню вас.
   Пока он успокаивал песика, который порывался сопровождать хозяина, Савелий поспешил за ней. По тому как она, слегка покачиваясь, кренилась набок, определил - тоже с изумлением, что она пьяна. Значит надо действовать осторожно. И потому последовал крадучись, стараясь оберегать от прохожих, которые расступались перед ней. Впрочем, вскоре она выровнялась, целеустремленно двинулась куда-то ускоренными шагами. Так и добрались они до городской администрации.
   Но если дежурный при входе пропустил Лилю, то Савелия остановил, вскинув на него прицельный взгляд.
  -- Я же вместе с мамой, - попытался обойти его Савелий. - С той женщиной!
   Но дежурный загородил собой проход.
  -- Не положено.
  -- Да почему же? У нас же не чрезвычайное положение в городе!
   Одернув новенькую, еще необмятую форму, охранник пояснил после многозначительной паузы:
  -- Распоряжение самого помощника мэра города, понял? Мужчин не пускать. Тебя вызывали?
  -- Нет.
  -- Ну, так и жди здесь. Мне приказали, я выполняю. Служба! Понимать должен.
   Пока они препирались, Лиля без предварительного стука открыла дверь с табличкой помощника мэра.
   Он недовольно прищурился. Но, узнав ее, не стал выговаривать за бесцеремонное вторжение. Напротив, радушно пригласил с широким хозяйским жестом.
  -- А, библиотечные кадры, садитесь, пожалуйста. Хорошо, что зашли, нам с вами давно поговорить надо.
  -- Спасибо. - Она села напротив, разглядывая его с пристрастием.
   Какое там раскаянье! Ведет себя так, будто ничего не случилось. Впрочем, в бегающих его близоруких глазках промелькнула настороженность. И тут же затаилась под маслянистым блеском.
  -- Как же вас перевернуло, однако, - с невольным сочувствием проговорился он. И тут же поспешно добавил: - Впрочем, такую женщину бледность только украшает.
  -- Не надо! - оборвала она его.
  -- Хорошо, не буду, - миролюбиво согласился Иосиф Григорьевич.
   А в Лиле всё закипело. Зачем пришла сюда, к нему? Посмотреть на него? Ну, посмотрела. Дальше-то что?
  -- Вы успокойтесь, - ободряюще кивнул он. - Давайте сам начну наш разговор, если вам так удобнее. Приняли для храбрости? - вдруг совсем по-свойски подмигнул ей. - Не стесняйтесь, я вас понимаю.
  -- Понимаете?..
  -- Меня бояться не надо, я же свой. Ну, сделали глупость, на чужака поставили, так можно поправить. Где он теперь, этот чужак? Поставили на него и проиграли!
   Четко осознав теперь, что перед ней хитрый враг, она не закричала, не выругалась. Никак не обозвала его, а, сдерживаясь, тихо произнесла:
  -- Я в ваши игры не играю. Тут не ипподром, и люди не лошади.
  -- Остроумно, - снисходительно признал он. - Ценю ваш юмор, усиленный алкоголем. Закурите? - с любезной улыбкой придвинул к Лиле массивную антикварную пепельницу. - Ах, да, вы же у нас некурящая. А я, пожалуй, возьму сигаретку. - Чуть заметная дрожь в пальцах, когда прикуривал, выдала его волнение. - Предлагаю сразу перейти к делу. Со мной надо дружить, так что приглашаю в мою команду. Не прогадаете, уверяю вас.
   От столь откровенного цинизма Лиля сначала быстро отрезвела, а потом вдруг совсем захмелела. Воистину нет предела человеческой мерзости! Да разве это человек? Нелюдь!
  -- Вы что, меня вербуете? - с пьяной насмешкой спросила она.
  -- Ну, зачем же так грубо, - посетовал Иосиф Григорьевич. - Вам не идет. - И щелчком по сигарете ловко стряхнул комочек пепла в пепельницу. После чего вернул ее на стол. - Ну-с, так продолжим? Вы в состоянии?
   Пепел... Пепел ее любимого, развеянный над водой. Такого человека нет, а эта нелюдь живет. Сколько их еще уничтожит?
  -- Вам хоть бы что.
   Он поморщился.
  -- Я не лирик, я деловой человек и делаю взаимовыгодное предложение.
  -- Убивать людей, да?!
  -- Зачем, сами вымрут, - отчеканил он. - Сильные заменят слабых.
  -- А Бога не боитесь? Может, на президента надеетесь?
   Оба одновременно посмотрели в угол, где висели над тумбочкой икона и президентский портрет с соблюденной иерархией: главный на небе и на земле повыше, главный в стране пониже.
   Иосиф Григорьевич раздраженно ткнул сломанной сигаретой в замысловатый узор на дне пепельницы. Он терял терпение.
  -- Ай, бросьте. Бог высоко, президент далеко. Но мы-то с вами здесь, на грешной земле.
  -- А других совсем нет...
  -- Да! Чужака вашего больше нет, и мэра скоро не будет. Это я вам обещаю. Прав тот, кто жив. Ну а Пал Палыч что? У меня на него такой компромат! Расклад ясен? Держаться надо за победителей, неужели непонятно? Сына своего пожалейте, ведь вместе с ними пропадет. А сын ваш еще так молод, неужели не жалко?
   У Лили сжалось сердце. В голове совсем помутилось, как будто опять ударила порция алкоголя. Неужели это никогда не кончится? Не будет мира, не будет покоя, пока власть у таких вот людоедов. Сжигают и травят людей, кто у них на очереди? Ее мальчики, оба сына? Уцелели, покалеченные на войне, так тут добьют. И никто этих людоедов не остановит...
   Как никто, а она? Дожидаться людского и божьего судов долго. Во имя добра, зло должно быть истреблено. Ею. Сейчас же.
   С оглядкой на икону и портрет в углу, Лиля кое-как сфокусировала свой полубезумный взгляд на переносице главного для нее врага. Рука ее потянулась к пепельнице.
  -- Вы чего это? - насторожился Иосиф Григорьевич. - Эх, женщины, не умеете пить, так не пейте. Послушайте-ка...
   Договорить он не успел. Карающая Лиля пробила ему лоб. Этот бунт впавшей в неистовство одиночки, усиленный алкоголем, был таким же бессмысленно беспощадным, как тот, народный, так обозначенный великим поэтом когда-то.
   В ужасе Лиля смотрела, как Иосиф Григорьевич с кровавым пятном на лбу медленно сползает с кресла на пол. Неужели она сделала это?! Убила...
   Мгновенная острая боль пронзила ей сердце. Она схватилась за грудь и повалилась навзничь, разделенная столом с тем, на кого подняла руку.
   Напрасно ждали возле дежурного свою маму Савелий и подоспевший Сашок. Ее не было. И никогда больше не будет. Разрыв сердца... Сердце не выдержало того, что совершила взбунтовавшаяся одиночка в порыве крайнего отчаяния, близкого к помешательству. Нарушила заповедь "не убий" и поплатилась за это своей жизнью.
   Но тот, на кого подняла она карающую руку, живучим оказался. Помощника мэра и его дружков арестовали. И город ликовал, празднуя победу, добытую ценою многих жертв. Горожане сплотились вокруг мэра с его сторонниками ради мира, покоя и справедливости. Жизнь продолжалась. Она всё ускорялась в те лихие постперестроечные годы. Разочаровываясь в настоящем, люди жили надеждой на будущее. Светлое будущее России со всеми россиянами в ней. И при этом гадали: сбудется или не сбудется?

Так было

Информация с комментариями и без них

N

Дата

Описание события

Реакция властей

  
   1.
   3 августа 1999
   Взрыв в Москве на Манежной площади. Погиб 1 человек. Раненых десятки.
   Премьер-министр В.Путин дает указание правоохранительным органам "Принять меры для расследования обстоятельств взрыва".
   2.
   4 сентября 1999
   Взрыв автомобиля около дома в Буйнакске. Начало военных действий в Дагестане. Погибло 64 человека.
   В.Путин: "Мы будем преследовать террористов всюду. Если в туалете поймаем, то и в сортире замочим".
   3.9и
   9 и 13 сентября 1999
   Взрывы жилых домов в Москве на улице Гурьянова и на Каширском шоссе. Погибло 215, ранено 20 человек.
   Начальник УФСБ по Москве и Московской области В. Захаров: "Подобные теракты в Москве не повторятся".
   4.
   16 сентября 1999
   Взрыв грузовика у дома в Волгодонске. Погибло 18 человек.
   Власти отмолчались.
   5.
   31 мая 2000
   Взрыв в Волгодонске на проспекте Жукова. Погиб 1, ранено 15.
   Власти отмолчались.
   6.
   3 июня 2000.
   Взрыв общежития ОМОН в Аргуне. Погибло 45 челябинских милиционеров.
   Власти отмолчались.
   7.
   2 июля 2000.
   5 терактов в Гудермесе, Новогрозненском, Урус-Мартане и Аргуне. Погибло 33, ранено 84, пропавших без вести 3.
   Власти отмолчались.
   8.
   5 июля 2000.
   Взрыв в Волгограде на улице Чекалина. Пострадавших нет.
   Власти отмолчались.
   9.
   9 июля 2000.
   Взрыв у Центрального рынка Владикавказа. Погибло 5, ранено 20.
   Президент Северной Осетии Д. Дзасохов: "Есть небольшие группы людей, которых не устраивают | позитивные подвижки последних лет, и им, не исключено, хотелось бы любой ценой даже человеческих жизней, посеять в людях озлобленность и страх".
   10.
   9 августа 2000
   Взрыв в Москве на Пушкинской площади. Погибло 12, пострадало 100.
   Президент России В.Путин: "Антитеррористическая операция будет проведена до конца, необходимо добить террористов в их логове".
   11.
   6 октября 2000
   Взрыв в Невинномыске на Казачьем рынке. Погибло 4, ранено 100. Власти отмолчались.
  
   12.
   8 декабря 2000
   Взрыв в Пятигорске на рынке. Пострадало 25.
   Губернатор Ставропольского края А. Черногоров: "Ставрополю нужен особой статус, пусть более жестокие законы, пусть даже особое положение прифронтовой зоны. Вот тогда и о какой-то борьбе с терроризмом можно будет говорить".
   13.
   6 февраля 2001
   Взрыв на станции метро "Белорусская". Ранено 10.
   Власти отмолчались.
   14.
   24 марта 2001
   Взрывы в Минеральных водах, Ессентуках, в Карачаево-Черкессии. Погибло 23, ранено 130.
   Спецпредставитель президента РФ по обеспечению прав и свобод человека и гражданина в Чечне В. Каламнов: "Необходимо сделать все, чтобы донести до людей истинные цели террористов".
   15.
   19 августа 2001 года.
   Взрыв в Астрахани на вещевом рынке. Погибло 3 пострадало 31.
   Власти отмолчались.
   16.
   18 апреля 2002
   Взрыв в Грозном. Погибло 17.
   Власти отмолчались.
   17.
   9 мая 2002.
   Взрыв в Каспийске (Дагестан). Погибло 20, ранено 100.
   Президент России В. Путин: "У нас есть полное право относиться к ним так же, как к нацистам... И как бы ни были сложны задачи, стоящие перед нами, они будут выполнены".
   18.
   10 октября 2002
   Теракт в Грозненской отделе Внутренних дел. Погибло 23.
   Власти отмолчались.
   19.
   19 декабря 2002
   Взрыв в Москве у ресторана "Макдоналдс". Погиб 1, ранено8
   Власти отмолчались.
   20.
   23 октября 2002
   "Норд-Ост". Захват более 700 заложников в Театральном центре на Дубровке. Погибло 129 заложников и 40 террористов.
   Президент России В.Путин: "Теракт планировался за рубежом. Ни у кого нет сомнений в том, что это те самые преступники, которые в течение многих лет терроризировали Чечню".
   21.
   27 февраля 2003
   Взрыв в Доме правительства , г. Грозный, Чечня. Погибло 72, ранено 100.
   Президент России В.Путин: "...Сорвать процесс урегулирования не получится, так же как не получится решить более зловещую задачу, которую они ставили перед собой всегда: сорвать процесс стабилизации в республике, укрепления государственности в России в целом".
   22.
   12 мая 2003.
   Теракт у здания УФСБ СБ РФ по Чечне и администрации Надтеречного района. Село Знаменское, Чечня. Погибло 58. Ранено 100.
   Министр по делам Чечни С. Ильясов: "Преступление в Знаменском совершили арабские наемники, которые продолжают получать финансовую подпитку из-за рубежа".
   23.
   5 июля 2003
   Взрыв в Москве на рок-фестивале в Тушино. Погибло 14, ранено 50.
   Президент России В.Путин: "Россия никогда не пойдет на поводу у террористов. С этими людьми бесполезно проводить профилактическую работу, их нужно выковыривать из подвалов и пещер, где они до сих пор прячутся, и уничтожать.
   24.
   9 июля 2003
   Взрыв в москоском кафе "Имбирь". Погиб 1 --сотрудник ФСБ
   Власти отмолчались
   25.
   1 августа 2003
   Взрыв автомобиля у военного госпиталя в Северной Осетии. Погибло 50, ранено 80
   Президент России В.Путин: "Складывается впечатление, что государство как бы не реагирует или не в состоянии реагировать на события подобного рода".
   26.
   25 августа 2003
   Взрыв на автобусных остановках Краснодара. Погибло 3. Ранено 20
   Власти отмолчались.
  
  
   27.
   3 сентября 2003
   Взрыв в электричке Кисловодск-Минводы. Погибло 6. Ранено 92.
   Глава МВД Грызлов: "Я надеюсь, что преступление будет раскрыто, как раскрывается абсолютное большинство преступлений такого характера".
   28.
   15 сентября 2003
   Взрыв в здании ФСБ в Магасе, Ингушетия. Погибло 3. Ранено 20.
   Власти отмолчались.
   29.
   5 декабря 2003
   Теракт в электропоезде Кисловодск-Минводы. Погибло 41. Ранено 177.
   Президент России В.Путин: "Совершенное сегодня преступление, безусловно, является попыткой дестабилизировать ситуацию в стране накануне парламентских выборов. Уверен: ничего у преступников не выйдет. Этого не позволят им сделать прежде всего сами граждане России".
   30.
   9 декабря 2003
   Взрыв у московской гостиницы "Националь". Погибло 6. Ранено 14.
   Президент России В.Путин: "Действия преступников, террористов, с которыми нам приходится бороться, в том числе и сегодня, направлены против развития страны в целом и сохранения ее территориальной целостности".
   31.
   6 февраля 2004
   Взрыв в поезде московского метро на станции" Автозаводская". Погибло 40. Ранено 100.
   Президент России В.Путин: "Мы наверняка знаем, что за этим стоят Масхадов и его бандиты... Россия не ведет переговоры с террористами, она их уничтожает".
   32.
   9 мая 2004
   Взрыв на грозненском стадионе "Динамо". Погибло 10, в том числе президент Чечни А. Кадыров. Ранено 100.
   Президент России В.Путин: "Важно только, чтобы эта трагедия, которая сегодня произошла, не отразилась негативным образом на жизни людей... Фактически все эти годы он (А. Кадыров) прикрывал собой и Чечню и чеченцев".
   33.
   19 и 26 июля 2004
   Взрывы на автобусных остановках в Воронеже. Погиб 1. Ранено несколько.
   Власти отмолчались.
   34.
   25 августа 2004
   Взрывы самолетов: "ТУ-134" в Тульской области и "ТУ-154" в Ростовской области. Погибло 90.
   Президент России В.Путин: "Подтверждается связь деструктивных элементов с международным терроризмом".
   35.
   31 августа 2004
   Взрыв у станции московского метро "Рижская". Погибло 10. Пострадало 50.
   Министр иностранных дел С.Лавров: "Антитеррористический аспект играет большую роль в нашей внешней политике".
   36.
   1,2,3 сентября 2004
   Захват школы в Беслане (Северная Осетия). Из 1200 заложников погибло 400 и 10 из подразделений "Альфа" и "Вымпел". Пропало без вести 200. Остальные ранены или психически травмированы. Из 1200 -- большинство дети.
   Президент России В.Путин: "Это война."
   Сначала власти врали, что заложников всего 350. Писатель Э. Лимонов: "Война, если быть точным, идет уже 10 лет, сейчас она лишь перешла в диверсионную фазу. И следует сказать, что Россия в этой войне постоянно терпит поражение".
  
   Журнал "Огонек" N 22 (490 П 30 мая -- 5 июня 2005.
  
   "Чем ответит Путин.
   Президент России уже демонстрировал способность использовать катастрофы и кризисы для усиления личной власти. Чего-то подобного можно ждать и сейчас. Пожалуй только авария подлодки "Курск" в 2000 году не принесла ему политических дивидендов. Но это было начало президентской карьеры Владимира Путина. Теперь он наверняка сумел бы использовать такое событие для очередной политической инициативы".
  

Событие

Дата

Как использовал Путин

   Взрывы домов в Москве, Волгодонске.
   Сентябрь 1999 г.
   Военная операция в Чечне и Дагестане, использование войны для личного РК.
   Авария на атомной подлодке "Курск".
   Август 2000 г.
   Не извлек выгоды из ситуации, рейтинг президента упал.
   Теракты в торговом центре в Нью-Йорке.
   Сентябрь 2001 г.
   Договорился объединить усилия России и США в борьбе с международным терроризмом.
   Теракт в Москве на Дубровке.
   Октябрь 2002 г.
   Передел собственности в СМИ, ограничение свободы слова.
   Взрывы самолетов в Москве, теракт в Беслане.
   Август - сентябрь 2005 г.
   Отменил прямые выборы губернаторов.
  
   И самые страшные события тогда, где погибло много ни в чем не повинных людей, -- это Дубровка и Беслан.
   А потом было много еще чего. И чем дальше, тем страшнее... А то ли ещё будет!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"