Горячий летний закат накрывал небо багряной сетью. Воздух плавился. Натужно щебетали усталые измученные жарой птицы. Двое, мужчина и женщина, стояли на опушке старого леса друг напротив друга, взявшись за руки. Великан-лес стоял позади них малахитовой ратью, охраняя зыбкую тишину ...
-Почему ты молчишь? - произнесла женщина и с укоризной посмотрела на мужчину, пытаясь заглянуть в его глаза.
Он отвел взгляд в сторону, высвободил свою руку из руки своей спутницы, и бережно приобнял ее.
- Я не знаю, что еще тебе сказать... так, чтобы ты услышала...
- Ты меня любишь? - мягко и вкрадчиво спросила она, распушив рукой свои густые рыжие волосы, в которых играли ажурные солнечные блики.
- Да. Люблю, - уверенно и спокойно ответил он.
Убрав его руку со своего плеча, и чуть отстраняясь, она продолжила:
- Послушай, люблю - это не то... Просто люблю и - все? Это совсем не то. Я вот жить без тебя не могу! Что мне делать, когда ты уедешь? И ты ведь понимаешь, куда ты едешь? И зачем?
- Ты говоришь со мной так, будто я вчера родился...
-Я говорю с тобой так, потому что уже завтра ты можешь умереть! Вы ведь умирать едете. Разве нет? И разве неправда, что ты мог отказаться, как это сделали некоторые из твоих сослуживцев?
- Правда. Мог. Но не отказался, - так же спокойно, но будто чеканя каждый слог, произнес он.
Он отвечал так, как говорят, когда уже не пытаются объяснить другому человеку свой смысл, не пытаются донести до него, почему и отчего поступают именно так, а никак иначе. Он знал, что она не поймет. Не поймет его, потому что не может и не должна понять, что он еще и не вернулся оттуда, куда вновь уезжает. Возможно, и сам до конца не понимал, что тянет его туда, где двадцать четыре часа в сутки чувствуешь каждой клеточкой спины прицел снайперской винтовки... Туда, где каждый сантиметр дороги постоянно нужно обследовать с миноискателем, туда, где, будучи командиром спецгруппы и проходя по маршруту один из далеких горных аулов, спасаешь от смерти роженицу и ребенка, делая 'кесарево' висевшим на стене кинжалом, совершенно не думая о том, что может случиться так, что этот ребенок через сколько-то лет пойдет воевать против тебя или твоего сына... Туда, где в глазах местных жителей часто горит недобрый огонь и, когда видишь это, меньше всего хочется поворачиваться к ним спиной...
Она продолжала:
- Ах, ну да! Разрываясь между любимой женщиной и войной, настоящий мужчина всегда выбирает войну! Я думала, тебя туда больше не отправят. Ты обещал мне...- из-под черных ресниц показалась влага.
- Я обещал возвращаться. Только это.
- А как же это ваше: 'с войны не возвращаются'? Вся эта ваша романтика и пафос?
- Нет никакой романтики. Есть грязная и тяжелая работа. Иришка, - он ласково назвал ее по имени, - у меня совсем мало времени. Сбор через час. Надо идти.
- Пошли через лес, - шепотом произнесла она и потянула его за руку. - Идем, идем, я кое-что тебе покажу...
Они прошли темную еловую чащу и оказались на небольшой светлой поляне, в центре которой росли очень близко друг к другу две березы. Их тонкие, нежные стволы причудливо переплелись в один так, что походили на туго сплетенный канат, забрызганный черной краской. Чьей-то неведомой волей деревья были навсегда соединены между собой и жили единственной на двоих жизнью. Миниатюрная женская фигурка присела на землю, а тонкая рука приобняла шершавые стволы.
- Вот смотри. Они как единое целое. Я думала, что мы с тобой будем так же неразлучны. Но нет, не получилось. Ты не хочешь этого.
- Перестань, я много раз тебе уже говорил, что...
-Что ты говорил?- Не унималась женщина, - что кто-то должен родину защищать и всю эту грязь месить? Если не ты, то кто? Да черт с ней, с твоей войной! Только возвращайся. Я буду ждать всю жизнь, если понадобится.
Поначалу каждое утро, просыпаясь, она просила восходящее солнце согреть и защитить его в чужом краю. Со временем (то ли утра выдавались пасмурными, то ли повседневные заботы поглощали с головой), она все реже и реже подходила утром к окну и здоровалась с солнцем.
Он в свободные минуты писал короткие письма, в которых не было ничего о больших потерях, об утечках информации и об усталых и измотанных людях, которые в тяжелых условиях все чаще и чаще проявляют агрессию не столько к противнику, сколько друг к другу.
А она не спешила писать о том, что теперь выходные проводит с соседом, который читает ей стихи и рассказывает древние легенды. Не рассказывала, что, слушая начитанного, умного и романтичного студента филфака, забывает обо всем и погружается в воображаемые грезы. Ведь очень сложно уловить момент, когда в сердце вместо трепещущей надежды ожидания того, кто должен вернуться, поселится желание романтической сказки, которую несут с собой красивые слова и обещания того, кто оказался рядом.
Сосед заходил все чаще, а она к его приходу заваривала крепкий черный чай и оставляла дверь открытой.
- Смотри, - запыхавшийся студент стоял на пороге, размахивая куском газеты, словно белым флагом парламентера, - твой... этот... ну, кто он был по званию?
- Капитан, кажется, - взволнованно ответила она.
- Ну да. Не важно. В общем, там... вся колонна... Вроде попали в засаду, их расстреляли. У них большие потери.... Вот как... Вот... был и нет...
Она выхватила из рук студента газету, пробежала глазами. Ярослав, Иван, Геннадий, Владимир, Михаил... Остановилась, и поймала себя на мысли, что не может вспомнить, какое из этих имен принадлежит тому, кого она ждет...
- Он писал, что возвращается, - проговорила и в этот момент осознала: ей всего лишь жаль, что так вышло, просто жаль, что его больше нет. И сердце почему-то не разрывается от боли и не перестает биться, как ей это казалось раньше, и ничего в жизни не перевернулось. Она еще сможет жить без него и будет очень счастлива. Ведь это был его выбор. Никто не виноват. Это просто его работа. И все.
И теперь нужно начать жить по-другому: без него и воспоминаний о нем, о когда-то любимом человеке. Нужно подарить свои нерастраченные чувства другому, тому, кто будет всегда рядом, и кто не будет стоять перед выбором: 'женщина или война'. И этот другой человек - он близкий, действительно для нее близкий, будет встречать ее с работы, вечерами они с ним будут разговаривать, читать книги и мечтать о будущем. И прогуливаясь в старом лесу мимо поляны сросшихся берез, в переплетении которых они оба будут видеть соединение своих судеб.
*******
В один из таких дней, когда солнечный свет разливался прозрачным донниковым медом по облакам, задевая темные полосы лесов и русую даль полей, поезд, мчащийся по железному полотну, убаюкивал мерным стуком колес пассажиров плацкартных и купейных вагонов. В купе сидели за бутылкой 'Маруси' двое: офицер, на погонах которого поблескивали яркие майорские звезды, и его седой попутчик, земляк, родом из соседнего поселка.
Седой человек, немного захмелев, и с интересом вглядываясь в лицо военного, спросил:
-Такой молодой, а уже майор? Лихая у тебя, наверно, карьера, сынок?
Майор, улыбнувшись уголками рта, ответил:
- Да нет. Ничего особенного. Как у всех. А звание - досрочное.
- Никак герой?
- Ну почему сразу герой? Просто выполнял боевую задачу. В засаду попала колонна, а я командовал отрядом, который пытался отбить ее у духов. Потеряли много народу, но справились. Ранен был. Троих бойцов мне удалось с поля боя вытащить. Потом за четвертым полез - дальше ничего не помню, но ребята говорили, что тащил его, пока сам был в сознании. Поначалу меня вообще в двухсотые записали - потом полевой доктор пульс прощупал - на вертушке в госпиталь. Три месяца отвалялся, думал - комиссуют. Но нет. Два месяца отпуска - и назад, в строй. В общем, за все эти приключения был представлен к ордену Мужества и получил внеочередное звание.
- А сейчас домой, стало быть?
- Ну да.
- Ждет кто?
-Любимая. Обещала ждать всю жизнь, если надо будет.
-Везучий ты, парень. А от верной смерти тебя любовь ее уберегла. Точно тебе говорю. Ждали тебя - вот и удача не отвернулась.
Майор повернулся к окну, за которым словно бежали вдогонку поезду маленькие деревеньки со старыми покосившимися домишками, устало улыбнулся, и сказал вполголоса: