Аннотация: Что за люди забрались в Исторический Музей посреди ночи?
Макс Квант
Дело N 1939
В жизни каждого чекиста существует дело его жизни, которое его либо прославит, либо угробит и будет приходить к нему на могилу и подолгу молчать. И каждый чекист по негласному правилу работников органов внутренней безопасности старается это дело найти и раскрыть, выйдя из него с успехом, то есть в окровавленном кителе и на белом коне, забрасываемом званиями и цветами, или же вперед ногами. Но как бы не хотелось чекистам, вариант с лычками и цветами встречался редко, впрочем, как и вариант с гробом и цветами, а вместо дела жизни были какие-нибудь мелочёвки с расхитителями имущества, таинственным похищением кроликов или же ручным рисованием облика Вождя Октябрьской Революции на бумагах по размеру напоминающих деньги.
И Игнатьеву Петру Вениаминовичу не хотелось размениваться на мелочи и повести свою карьеру в гору под действием какого-нибудь неразрешимого и таинственного дела. Другие чекисты в суровый тридцать девятый год ходили в народ за врагами народа и находили же, причём довольно часто. Но для Игнатьева это было не то, для него это было рутиной и ничем больше. Впрочем, и дело его жизни не заставляло себя ждать.
Странные происшествия происходили по всему Советскому Союзу и его окрестностям (этих было, впрочем, не много, по той причине, что за границей тоже были тщеславные чекисты, не хотевшие делиться информацией со своими зарубежными коллегами). Эти происшествия происходили крайне редко и в основном в Европейской части Советского Союза, впрочем, было несколько случаев из Ташкента и Свердловска. Все свидетельства этих происшествий поступали на Лубянку, где их перехватывал Игнатьев и вклеивал в особую папочку с заголовком: "Странные происшествия в музеях". Происшествий было не много. Всего четырнадцать штук за двадцать один год. Два в Ленинграде, три в Киеве, три в Новгороде, четыре в Москве и по одному, как же было сказано, в Ташкенте и Свердловске. Первое произошло в восемнадцатом году, а последнее в прошлом тридцать восьмом.
А происшествия состояли в следующем: в крупные музеи Советского Союза неизвестно как попадали взломщики, которые не ломали дверей и окон, даже сигнализация оставалась целой. Ничего они не крали, а лишь оставляли следы. Причём не какие-нибудь отпечатки пальцев или волоски (впрочем, и их тоже), а самые настоящие следы от грязных ног, покрышек (Как они туда только затащили машину?) с рисунком протектора не похожим ни на одну покрышку мира, а также запахи бензина, одеколонов и дезинфекции. Иногда на преступников срабатывала сигнализация, но охрана прибегала слишком поздно, и ей доставались лишь эти самые следы. По возможности Игнатьев выезжал на место преступления, всё внимательно осматривал и протоколировал в папочку.
И именно потому, когда в три часа ночи сработала сигнализация в Историческом Музее, бывший на дежурстве Игнатьев напросился на выезд с группой, потому что это был его первый шанс поймать злоумышленников живьём.
До Красной площади доехали на полуторке с фургоном минут за пять, машину поставили на краю площади - чтобы не спугнуть взломщиков - и тихонько направились к музею. Старший группы, майор Георгиев, проинструктировал всех, что у Кремля и Мавзолея вести следует себя тихо, потому что это всё-таки святыни для каждого советского человека, а потому брать злоумышленников следует живьём и без всякой самодеятельности. У ворот музея встретились с охраной, те объяснили, что слышали подозрительные звуки на втором этаже, а может и на третьем. Как только прозвенела сигнализация, то они тихонько прошли на первый этаж и стали ждать гостей с Лубянки. Гости с Лубянки оставили охранников у ворот, а сами тихо поспешили по этажам. Злоумышленников обнаружили у автомобиля Ленина, они возились вокруг его колёс. Схватили их без особого шума, просто схватили за шивороты (те, впрочем, и не сопротивлялись, что выглядело весьма странно) и вывели на свежий воздух. Охране приказали проверить всё ли на месте, а сами посадили злоумышленников (их, кстати, двое было) в полуторку и скрылись в направлении Лубянки.
Зелёная лампа на столе капитана Игнатьева отбрасывала замысловатые три тени на стены. Почему и кто догадался делать настольные лампы такого зелёного цвета, Игнатьев не знал, но догадывался, что пошло это от Ильича, у которого была именно такая же лампа и хороший вкус, и теперь даже подумать страшно, что Вождь имел бы дурной вкус и любил бы ходить в ярко-жёлтом пиджаке, ярко-синих брюках и с наполовину выбритой головой. Впрочем, такой цвет лампы объяснялся точно таким же цветом сукна, которое покрывало столы, а вот откуда пошла мода на такой цвет сукна, то тут уж извините, знать даже Игнатьеву недосуг. Два взломщика (светловолосый и темноволосый), что часа два назад пытались открутить лыжи от автомобиля Вождя в Историческом музее, сидели теперь перед Игнатьевым и было им весьма неуютно, а необычные ключи, отвёртки и другие приспособления взломщиков были разложены на вчерашней газете "Труд" на столе. Игнатьев специально выпросил у Георгиева допросить этих злоумышленников, впрочем, и майор не сильно сопротивлялся, а пошёл домой досыпать сны.
Взломщики сидели на двух неуютных стульях, специально подобранных для допросов. Ножки стульев были удлинены и имели такую длину, что у обычного человека ноги свисали и создавалась иллюзия, что он ребёнок и его каждый может обидеть. Специально в крышку стула были вбиты несколько маленьких гвоздиков, чтобы колоть снизу подозреваемого. А спинка стула была такой высоты, что давила именно на верхнюю часть спины и немного шею, придавливая тем самым спину. Всё это создавало особый дискомфорт для человека и он начинал ёрзать и нервничать. Но злоумышленники были высокими (не верзилы, а в нормальных пропорциях), а потому ноги у них не свисали, спинки стула приходились как раз на нужный отдел спины, а гвоздиков подозреваемые вроде не замечали вовсе.
- Итак, - сказал Игнатьев, - имя, отчество, фамилия?
- Мы не имеем вам права их говорить, - ответил один из злоумышленников со светлыми волосами и с небольшим акцентом.
- Почему?
- Не имеем и всё. Это против техники безопасности.
- Чьей?
- Мы не имеем права вам говорить.
- А ведь скажешь! Не имеешь права, это мы ещё посмотрим, кто да что имеет. В музей Вождя они имеют право залазить, а вот говорить свои данные не имеют. А ну живо, биографию в трёх словах!
- Мы не имеем права вам этого говорить.
- Ах, так мы заговорили! - Игнатьев подошёл к злоумышленникам, схватил светлого за шиворот и поднял над стулом. - Ты у меня, гнида, всё сейчас скажешь! Особенно после того, как тебе всыпят по первое число! А потом на Колыму или на Соловки отправят!
- Скажи ему, Грин - ответил другой взломщик. - Неизвестно, сколько мы здесь ещё пробудем.
- Грин? - удивился Игнатьев. - Так вы всё-таки иностранные агенты?
- Не совсем, - сказал светлый взломщик.
- Как это?
- Может, вы меня отпустите, я вам всё и скажу.
Игнатьев отпустил светлого и тот сел на стул, поправил воротник и уставился на зелёную лампу.
- Ну, я жду, - напомнил Игнатьев.
Светлый уставился на капитана, будто видел его первый раз в жизни и не понимал, о чём тот спрашивает.
- Чего? - тупо спросил он.
Другой подозреваемый посмотрел на свою руку, что-то там нажал и на руке высветились цифры.
- Сколько там ещё осталось? - спросил его светлый.
- Не знаю. Олдрина и Капировского вытащили минут через двадцать. А мы здесь уже два часа торчим.
- Значит, ещё не нашли.
- О чём это вы? - спросил их капитан Игнатьев.
- О спасателях, - ответил светлый прямо. Мог он отвечать прямо, потому что капитан его и так не понял.
- Ты чего? - спросил его коллега. - Хроноказус сделать хочешь?
- Куда уж больше! Нас поймали, и мы пока ещё не исчезли, так что скажем мы ему или нет - большой погоды не сделает.
- Лучше сказать, - подсказал Игнатьев. - Скажите все, кто вы и откуда.
- Мы, - светлый задумался, потом сделал над собой усилие и выплюнул в лицо капитану самое важное слово: - Хроноисправители, - слово произвело эффект только на темного взломщика, для капитана слово оказалось тёмным лесом, а потому тот и переспросил:
- Кто?
- Хроноисправители, профессия такая.
- И что вы делаете?
- Исправляем ошибки в истории.
Капитан задумался. Тёмный тем временем снова посмотрел на цифры на руке и поцокал языком.
- Я понимаю, - прервал своё собственное молчание капитан, - в истории много ошибок, но вы-то чем занимаетесь?
- Это долгая история.
- Рассказывайте!
Светлый посмотрел на тёмного, тот махнул рукой.
- В общем, лет пять назад у нас произошёл взрыв одной установки в архее.
- Где это?
- Два-три миллиарда лет назад.
- То есть как?
- Мы запустили специальный прибор в глубокое прошлое, но в результате поломки прибор этот взорвался и наделал на всё оставшееся время кучу нестыковок, которые мы и исправляем.
- Как это? Какие нестыковки? Вы-то вообще кто? Вы вообще откуда?..
- Из будущего! - прервал тёмный эту тираду вопросов. - Слушай, Грин, уже же существует "Машина времени".
- А ты уверен, что простой кагэбешник из Советского Союза прочитал эту великую книгу?
- Кто я? - спросил Игнатьев. Слово "кагэбешник" показалось ему ругательным.
- Мы же в тридцать девятом, - хлопнул себя по лбу светлый. - А в тридцать девятом не было КГБ!
- Чего?
- Так будет называться ваше НКВД, кажется, после сорок девятого года.
- Кажется после сорок седьмого, - поправил его тёмный. - Вы читали "Машину времени" Герберта Уэллса? Он, кажется, недавно был в Москве. Где-то с год.
- Нет, - честно ответил капитан. - А он кто? Американец, фашист или японский милитарист?
- Он англичанин.
- Империалист?
- Писатель.
- Пролетарский?
- Фантаст.
Слова "фантаст" капитан не знал, однако слышал, что утопии пишут особые люди, к которым следовало отнести бы и Уэллса, а иначе к кому его ещё отнести? Не к милитаристам же. А писатели были хорошими малыми, если писали, что надо. Горький там или Фейхтвангер. Он их не читал, но имел точное указание считать их хорошими ребятами.
- Дальше, - потребовал он, забыв, что не плохо было бы проконспектировать речь злоумышленников.
- В результате этого самого взрыва появилось много, как уже было сказано, нестыковок, которые мы тут же были обязаны исправлять. Нестыковок было гораздо больше, но мы не имели никаких свидетельств о них, а потому исправления касались зачастую сферы искусств, так как там они документально подтверждены. Например, наши учёные обнаружили, что где-то в 1867 году у Венеры Милосской появились руки, наши агенты прилетели в 1867 год и аккуратно отломали ей руки, по тем плоскостям, по которым они отломаны и сейчас.
- Но это же преступление! Вы отломали женщине руки!
- Это была скульптура. Тем более если бы руки сохранились, то пришлось бы переправлять кучу учебников по истории искусств от 1867 года до... до наших с Карентиковым дней, - он кивнул на тёмного.
- Дальше.
- Потом мы обнаружили, что у Моны Лизы были бусы на шее. Мону Лизу-то вы должны знать. Это такая улыбающаяся женщина на картине, она ещё в Лувре висит.
- Знаю, - быстро ответил Игнатьев и тут же представил себе Мону Лизу, правда Мона Лиза оказалась "Сикстинской мадонной", а потом трансформировалась в "Девочку с персиками", у которой на шее были рябиновые бусы.
- Наши агенты отправились во времена одной из первых реставраций этой картины и закрасили эти самые бусы.
- А что вы делали в музее Ленина?
- Прикручивали к его автомобилю лыжи.
- Как? Вы же их как раз откручивали!
- Нет, как раз прикручивали. Дело в том, что лыжи таинственно исчезли в прошлую ночь, мы её долго выискивали, а когда нашли, то тут же отправились прикручивать лыжи обратно, чтобы не наделать нестыковок.
Игнатьев задумался. Всё сказанное укладывалось в мировоззрение капитана, но всё же кое-что не влезало. Взломщики для него были взломщиками, только какой-то империалистической державы. Один-то ясно, фамилия не русская, а вот другой, может и кличка, а больше похоже на иммигранта или белополяка. Белая контра! Таких он лично расстреливал в девятнадцатом году. Но всё же не понятно было, как они смогли проникнуть в музей из ниоткуда? Хотя, контра и шпионы Запада могут многое придумать. Оставался главный вопрос: как их теперь оформить? То, что они несли, наполовину было полнейшим бредом, то есть это были сумасшедшие. Но сумасшедшие в исторический музей так просто не залазят, да ещё без признаков взлома. Тогда надо было их допросить поподробней.
- А как вы проникли-то в Исторический музей? - спросил их капитан.
- Просто переместились в пространстве, точно рассчитав координаты, - ответил тёмный. - Это не составляет особого труда.
- Сумасшедшие!
- Не знаю, не знаю. Неделю назад мне психиатр ничего по этому поводу не говорил...
- И что мне теперь с вами делать?
- Не знаю, - пожал плечами светлый, - но у Олдрина и Капировского был понятливый троглодит, тот потребовал технологии.
- Что?
- Ну, в будущем есть много необходимых прошлому технологий.
- Чего?
- Я не помню, чего вам тут больше всего нужно. Радарную установку, компьютер или атомную бомбу, там.
- Атомную бомбу?
- Ты чего, - одёрнул светлого тёмный. - Тут уж хроноказус хуже некуда!
- Да кому он расскажет, лучше скажи долго нам ещё здесь мыкаться?
- Я-то откуда знаю, это заботы Уго!
- Это кто? Подельник? - спросил Игнатьев, он ещё не совсем осознал, чего ему предлагают и не до конца понял, что это перед ним такое сидит.
- Уго - это капитан-майор службы Безопасности.
Вдруг в углу комнаты что-то сверкнуло фиолетовым пламенем и как Мефистофель появился длинный человек, одетый как и взломщики.
- Ну, вы, хроноказ, и залетели, - сказал он.
- Уго, - сказал светлый. - Стоит вспомнить. Жить долго будешь.
- Вам же в Исторический было нужно, чего вы на Лубянку полезли?
- Были мы в Историческом, только нас поймали и сюда привезли.
- Дело сделали?
- Да. Ты чего так долго?
- Да вас еле найдёшь. Залезли на три этажа под землю. Я вам не диггер, чтобы под землёй искать. А ну, домой.
- Всего доброго, - ответил светлый, встал, ушёл в угол и... исчез.
Игнатьев не поверил своим глазам, зажмурился, но пришельцев было всего двое. Куда исчез светлый?
- Вы с ним говорили? Долго? Он никому не скажет? - спросил у тёмного третий пришелец.
- Кому он скажет, - ответил тёмный, - сам знаешь, что в эти темные времена могут сделать за такое, если поверят. Пошли домой. Наболтался я тут. Есть охота, да и поволноваться до желудочных коликов пришлось.
Тёмный ушёл в угол и также исчез. Игнатьев, наконец, пришёл в себя и выхватил наган.
- А ну стоять! - крикнул он третьему. - И этих двоих обратно!
- А вот этого не надо, - сказал оставшийся пришелец, спокойно подошёл к Игнатьеву, отобрал у него наган, кинул взгляд на стол. - Что за народ! Сами растеряют оборудование, а потом хроноказусы, - он сгрёб со стола инструменты в прозрачный пакет и ушёл в угол, где и исчез.
- Чертовщина какая-то! - сказал снова вернувшись в себя Игнатьев и тут же из угла вылетел наган, со словами: "Нам чужого не надо!"