Пятница утомила меня неудачами. Комп постоянно зависал и только предвкушение выходных, смягчало тоскливое ощущение полной собственной бездарности. Позвоню Вовке, и рванем на велосипедах в Сестрорецк, - подумал я. В комнате запахло опадающей листвой, воздух стал прозрачным, с острым привкусом раннего утреннего морозца и я повеселел.
Но ехать мне пришлось одному. Что - то там, у Вовки приключилось. Он долго и путано объяснялся, но я не слушал, а представлял ленту дороги, лес и решил ехать один. Вообще то у нас правило - одному не выезжать, но лишать себя неудачливого и несчастного прогулки, я не решился. Далеко не поеду, - решил я.
Мерный шелест и жужжание велосипеда успокаивало и давало ощущение полета и освобождения. Город закончился и по сторонам дороги пошел лес. Где - то здесь, совсем рядом с дорогой было длинное озеро с песчаным берегом и светлой водой, кажется "Красавица". Карту доставать было лень, и я наугад свернул с шоссе на тропу - она была широкая, наезженная.
Не помню, о чем я думал, но очнулся, когда все вокруг как - то ощутимо изменилось. Лес стал гуще, тропа уже, но главное, появилось ощущение необъяснимой тревоги. Мне захотелось повернуть назад. Чушь собачья, - подумал я, и конечно не повернул. Через пол в просвете мелькнула полоска озера. Я обрадовался и прибавил ходу, но оно оказалось явно не тем. Берега были болотистыми и густо заросли камышом. Тропа вывела к деревянным мосткам, залитым теплым полуденным солнцем. Перед мостками лежало зеркало спокойной темноватой воды. Мне захотелось посидеть, а может даже полежать на теплых досках настила, послушать легкий плеск воды. Берег оказался не очень топким, и велосипед удалось подвести к самым мосткам. Пока возился с велосипедом и отстегивал сумку с припасами, а лежали у меня там вкусная сухая колбаска с ломтем свежего пшеничного хлеба, помидорчик и два хрустких сочных яблока, ситуация изменилась. К моему удивлению, в конце мостков, у самой воды, спиной ко мне сидела девушка. На худую спину с резко выступающими лопатками, падали прямые светло русые волосы. Её появление вызвало у меня раздражение. Не то, чтобы я не любил девушек, но именно сейчас она явно была ни к чему.
Внезапно она встала, резко повернулась и быстро, широким шагом пошла ко мне навстречу. Странно, но лица я не разглядел. Запомнился только неприязненный почти враждебный взгляд серых прозрачных глаз. Тропа была узкой, и я отступил в камыши, девушка прошла совсем близко - я почувствовал легкий странный запах болотных трав. Мостки, к моему удовольствию, опустели.
Вернулся домой я часов в 7 вечера, успел посмотреть боевичок и почитать несколько статеек в "Коммерсанте". Тонко ругали президента и правительство. Приятно сознавать, что ты такой умный - газета высказывает твои мысли и так складно. Хихикнув, я потушил свет. За окном шел дождь, мерный шум убаюкивал, создавая ощущение уюта. Я проснулся внезапно - кто - то осторожно стучал в окно. Птица, - подумал я. У знакомой на балкон как - то залетела сова, вспомнил я, и долго жила, не хотела улетать. Вставать было лень, и я снова уснул. Проснулся, когда за окном серело. По стеклам окон текла вода - дождь продолжался. Зачем - то я выглянул в окно и в сером сумраке увидел на дорожке под окном худую сутулую фигуру в полотняном платье. Вода стекала с русых волос. Лица я опять не разглядел. Фигура приветливо помахала мне рукой и стала удаляться тем же широким размашистым шагом, что и днем по мосткам. Сна как не бывало. Я сидел на краю кровати, выпучив глаза, сердце тревожно стучало. Наконец ноги на холодном полу замерзли, и снова забравшись под одеяло, я заснул.
Прошла неделя, и снова наступили выходные. Шли дожди, даже со снегом и о прогулке на велосипеде не могло быть и речи. Ночные события воспринимались странным, но безобидным сном (я даже забыл о них кому - нибудь рассказать).
В воскресенье, я проснулся рано, потягиваясь и зевая, отправился на кухню с приятным предвкушением утреннего, крепкого кофе и горячего бутербродика с сыром. У окна, облокотившись о подоконник и глядя в дождливые утренние сумерки, стояла девушка. Худые лопатки топорщились под полотняным платьем, с мокрых русых волос капала вода. Я почувствовал тонкий, слегка затхлый запах болотных трав и озерной воды. Батюшки, - прошептал я, - батюшки.
Девушка обернулась, и на меня глянули серые, почти прозрачные глаза. Почему ты не пришел - шелестящим как ветер в камышах голосом, прошептала она, - почему ты не пришел. Очнулся я на полу в ванной. В дверь настойчиво звонили. Поднимаясь с пола, я глянул в зеркало и увидел бледное до синевы лицо и кровоподтеки на шее. Это ты, - подумал я тускло и безразлично, и, набросив халат, отправился открывать. За дверью оказался Борис. Веселый и мокрый. Он притащил кулек с морожеными домашними пельменями и кучу новостей. Аккуратно вытеснив меня на кухню, Борька проворно нашел кастрюльку, нагрел воды и отправил в неё аккуратненькие мамины пельмешки. Через пол часа, слушая Борькину болтовню и глядя как ловко он справляется с горячими пельменями, я потихоньку отошел, но рассказать о случившемся не решился. Слопав большую часть пельменей, и передав приветы родителей, Борька ушел. Я остался один, совершенно четко понимая, что мою историю с интересом выслушает только психиатр. Осторожно приоткрыв дверь в ванной и, естественно, никого там не застав, я стал внимательно разглядывать себя в зеркало - никаких синяков на шее не было. Значит психиатр, - с некоторым облегчением, подумал я. Никто из родных шизофренией не страдал, и о ней у меня было смутное представление, вернее никакого. Идея сбегать в книжный показалась мне весьма разумной. Почему - то меня потянуло в маленький магазин на Невском, рядом с лавкой писателей. И в медицинский отдел я не пошел, а зашел в небольшое помещение, где по полкам были разложены идиотические книжицы о магии, экстрасенсах, астрологии... Этого рода литература всегда вызывала у меня нервную зевоту. Мне было обидно видеть эту чушь, одетую в шикарные обложки с золотым теснением. А её читателей с мутными глазами и значительными выражениями на лицах, я просто органически не выносил. Рука сама протянулась к полке и, не глядя, я вытянул толстую книгу и открыл её. Кикимора, - прочитал я, - демон, поверья о котором сохранились на русском Севере. Его обычно представляют в виде маленькой сухой старушки или простоволосой девушки. На рисунке была изображена длинноносая, суховатая фигурка в каком - то тряпье. Дальше читать я не стал. Нет, - упрямо подумал я. Это не пройдет! Нет никаких Кикимор, не было и не будет. И в игру эту втянуть я себя не дам. Кто и почему втягивает меня в эту игру, я не задумывался. По дороге домой заглянул к родителям, попил у них чайку с блинами и послушал о наглом Тихоне, который стянул колбасу со стола, о Борьке, который где - то шастает, а уроки не делает. Всё было знакомо, уютно и очень привычно. По дороге позвонил Наташе, но она возилась с какими - то бумагами, поплакалась на скучищу, но приехать пообещала только в среду. Отчет у них какой - то там, очень срочный и противный. Ладно,- подумал я. У меня ещё детективчик лежит не читаный, да и с программкой своей посидеть не мешает. Глючит она у меня, почему - то. С тем и отправился домой. Вечер прошел незаметно. Детектив так и остался не прочитанным, а с программкой кое - что прояснилось. Спать лег поздно и спал легко, без сновидений. Утро пришло с ощущением холода и озноба. Обреченно открыв глаза, я увидел бледное лицо и свисающие пряди светлых волос.