Арсений Лайм

Гроза

Резкий порыв ледяного ветра грубо сдергивает с неба голубую прозрачность, словно пьяный муж пеньюар с молодой жены. Тонкая ткань трещит по швам и разлетается кусками. А на обнаженное тело очередным порывом небрежно кидает мешковатую серую ткань. Она пузырится и рвется, просвечивает грязно-белой подкладкой.

Визг ветра в прибрежных деревьях, словно крики падающих к земле серебристых птиц с зажатыми в когтях смертельными плодами, взращенными в цехах чадящих смрадом фабрик. Их пасти приоткрыты и готовы извергнуть на бегающих по пляжу людей смертельные трассирующие ленты. Они вспорют брюхо небес, словно острый кухонный нож еще живой рыбе.

Разноцветные зонты, прикрывавшие людей от жаркого светила, уже не могут защитить. Они, как подкошенные пулеметной очередью солдаты, упали на песок. Визг детей, крики взрослых. Они пытаются собрать вещи, которые из рук, грубо и не церемонясь, рвет распоясавшийся ветер.

Рывок и красный надувной круг, утративший хозяина, летит к озеру и падает в его серые объятия. За линию волн, которые еще мгновения назад ласкались щенками у загорелых ног, а теперь бросаются вслед убегающим людям сторожевыми псами. Они, ограниченные цепями прибоя, в злобе плещут пеной слюны.

Пляж стремительно пустеет. Об обращенных в бегство напоминают лишь оставленные вещи: пластиковые бутылки и пакеты, синее с русалкой полотенце, детские красные плавки, алеющие раной на желтом песке, пробитый матрасик, распластавшийся погибшей медузой. И ветер неспешно, брезгливо, словно офицер СС тростью, ковыряется в этих вещах, пытаясь выловить что-нибудь ценное.

Канонада грозы стремительно накатывает из-за мгновенно почерневших гор. Опираясь на молнии, как на костлявые старческие ноги, она сгоняет с пляжа самых смелых и пьяных. Удары грома залпами гаубиц отдаются в недрах земли набатным колоколом. Ветер вновь взвивается и гонит вперед неповоротливые тучи.

И вот с небес упали первые капли. Свинцом они врезались в песок, взбивая фонтанчики пыли. Ветер становится все сильнее, разрывая когтями брюхо очередной пригнанной на заклание туче. Холодный ливень водопадом рушится на пустой пляж.

Только старик, тяжело опираясь на костыль, цвета коричневой сморщенной кожи и давно ставший полезнее, чем собственные ноги, стоял у самого прибоя. Лысая голова с клочками седины блестела от брызг злобных волн и горьких слез дождя.

Ветер рвал на груди старика зеленый застиранный китель, раздувал пузырями синие спортивные штаны. Толкал, кусал, плевался. Удар грома пытался повалить человека или вогнать, словно гвоздь по самую шляпку, в песок, но старик даже не шелохнулся.

Он улыбался беззубым ртом и подставлял изрезанное, словно окопами поле, лицо нахальному ветру, серым брызгам и холодному дождю. Старик был счастлив, что все вокруг - игра его воображения. Не осень 41-го и не одесский порт... Всего лишь шторм на Иссык-Куле и летняя гроза.

Тамчы, 11 августа 2009 года.