Арсений Лайм

Мыльные пузыри¹

Миниатюра

Воздушный шарик, раздутый спелой андижанской дыней, звенит натянутыми стенками. Чуть прижми - и ошметки раскидает по комнате громким хлопком. Горло першит, в легких - на один выдох. Лучше его не делать. Но вдруг? Воздух вливается в шарик, глаза закрываются. Едва уловимый треск лопающихся резиновых связей, но выдох не остановить. Только сжаться в комочек. Светка так и делает.

- Ш-ш-ш-то это такое-е?! - рвётся тишина маминым криком. - Опять в ш-ш-ш-колу вызывают?! Два по поведению! Ты девочка или кто?! Пацаны в классе меньше безобразничают!

На полированный письменный стол шлёпается дневник. Мелькают красные отметки учителей, кургузые тройки, листы трепещут. Будто в оконное стекло врезается бабочка, хрупкое тельце падает на подоконник, а полупрозрачными крыльями забавляется ветер.

Татьяна хватает ртом воздух, грудь тяжело вздымается, по лицу размазывается помидорный цвет.

- Ш-ш-ш-то ж ты со мной делаешь? - выдавливает она. - Почему у всех нормальные дети, а у меня сплошное наказание? И за ш-што напасть такая на мою голову?

Светка не открывает глаз, а в темноте мельтешат звёздочки, и от их танца кружится голова. Губы сжаты до белизны, пальчики с обкусанными ногтями впились в стул. Нет ответа на мамин вопрос, хоть и слышит через день. А в школе скучно. Весеннее солнце зайчиками прыгает по классу, сладкие запахи цветущих деревьев щекочут нос, а буквы в прописи сигают по строкам непослушными закорючками. За спиной пыхтит кудрявый Мишка, пот катится по пухлому, как свежий хлебный мякиш, лицу, и Светкин язык рвётся наружу. Сосед прыскает в тетрадь, от задорного хохота воспламеняются, точно от спички в стерню, остальные первоклашки.

Татьяна сжимает тетрадь. Ногти карябают прозрачную обложку, на гладкой поверхности остаются рваные полумесяцы. Беззащитный затылок притягивает взор - с размаху бы впечатать пятернёй по склонившейся над столом рыжей растрёпанной башке, но тетрадь летит следом за дневником. Светка не вздрагивает, но лопатки сильнее топорщат голубую футболку.

- Чистить зубы и спать! - выносит приговор Татьяна.

Светка мурлычет в ванной, шоркает зубная щётка, в раковину скатывается полупустая бутыль с шампунём. Девочка ойкает. Татьяна со вздохом включает воду на кухне, тугая струя бьёт в стопку тарелок с остатками ужина и обеда, капли летят в лицо. На жёлтой губке пенится моющее средство. Мысли о дочери - прочь, иначе в висок постучит мигрень: стоит переволноваться, и приходит занудная боль. В последнее время всё чаще. Это беспокоит - может, аневризма? Или рак? Клиники пугают, потому тюбики с голубыми таблетками кетонала и в офисе, и дома, и в отдельном кармашке сумочки - всегда под рукой, как и надежда на лучшее.

За шумом воды и грохотом посуды женщина улавливает: в ванной стихло, но Светка не бежит в спальню, а крадётся на цыпочках по залу, хитрые темно-зелёные глаза выискивают журнал с кроссвордами. С ним дочь юркнет в свою комнату, где под подушкой припрятан фонарик.

"Хоть читает, - губы Татьяны трогает улыбка, - и не торчит целыми днями у компьютера. Только вопросы взрослые. Вгоняет мать в ступор - не выкрутиться".

Женщина отирает лоб, пузырящаяся пена щекочет кожу, скатываясь ручейком к губам. Громкий чих. Татьяна пробивает, словно Буратино носом, желто-коричневую пелену гнева. Но за холстом - не дверь, а старая дача. Летний вечер купается в ароматах цветов, сухой вишни и липкой янтарной смолы. Ей измазаны пальцы маленькой девочки. Она стоит у яблони, голова запрокинута - отец в клетчатой сорочке с подвернутыми до локтя рукавами и джинсовых шортах на балконе второго этажа. Руки за спиной, но Татька знает: приготовлен сюрприз.

- Лови! - кричит отец, и мощный выдох запускает рой мыльных пузырей. Лучи закатного солнца красят их в пурпурный цвет, те, что ниже - переливаются радугой. Татьяна тянет руки вверх, нетерпеливые пузырьки целуют пальцы. Ладошки мокрые и скользкие, капли воды катятся по лицу, щиплет левый глаз, но девочка замирает - цветной видеозаписью со звуками и запахами пишутся воспоминания. Малость, взятая из детства.

Мыльные пузыри. Сколько их было в жизни? В детстве - игра, с возрастом - разочарования. Они превратились в пузыри на старческих масках городских луж. Лопались с причмокиванием, и по рукам, лицу, душе растекались грязные кляксы. Один за другим - смерть отца, провал на экзаменах в институт, страстная первая любовь и ранняя беременность, неверный муж... Вся жизнь, точно мыльные пузыри - красиво, пока не трогаешь.

"Кроме одного", - женщина замирает с недомытой тарелкой в руках. Вода плюхает в сковороду, но Татьяна не видит, как по ситцевому халату расползается мокрое пятно.

Нарочито кашляет, едва пальцы дотрагиваются до дверной ручки. Медлит, Светка копошится в комнате, прячутся журнал и фонарик, маленькими ладошками расправляется смятое одеяло.

Со скрипом двери Татьяна входит в сумрак. Из угла, от аквариума по комнате расползается бледно-голубое пятно. Микки Маус на часах корчится в улыбке, в такт механизму мечутся, словно у нашкодившего карапуза, чёрные бусины зрачков, женщина отдёргивает взгляд. Присаживается у кровати, руки опускаются на край, к их перекрестью жмётся щека. Привычные запахи детского тела и свежего белья. Светка шмыгает носом.

- Давай купим мыльные пузыри? Большую банку... И на дачу... - шепчет Татьяна.

На голову опускается ладошка, маленькие пальчики путаются в локонах. Светка улыбается темноте, а по щеке Татьяны катится горячая одинокая слеза.

Бишкек, 28 февраля - 11 марта 2011 года.

---

¹ - по картине Светланы Кротовой "Игра". [назад]