Арсений Лайм

Собеседник ветра¹

Миниатюра

- Глупый, опять всю ночь работал, - говорит за спиной Олеся, томно потягивается и запускает в мою нечесаную гриву свои пальцы. Я устало откидываюсь на табурете и упираюсь в грудь любимой, прикрытую тонким шёлком. Нежно-розовым, как её губы, не целованные помадой.

От Олеси веет теплом постели и едва уловимым запахом ромашки. Будто она спала на свежем сеновале, где под навесом преет трава, щедро отдавая собранные горстями ароматы летнего луга.

- Но такой любимый, - Олеся целует в шею. - А он похож на тебя. Только ты моложе.

Я открываю глаза и смотрю на своё отражение в картине. Моложе, да, но там - настоящий. Тот, кого многим предстоит узнать.

- Мне пора бежать, - Олеся нехотя отстраняется и ласково проводит ладонью по моей небритой щеке. - Надо подписать бумаги по выставке. В галерее давно ждут.

Сейчас ждут, а год назад с утомленным взглядом знатоков отмахивались от любых попыток выставить хотя бы одну картину. Я удивляюсь, как хрупкой и тихой Олесе удалось проломить эту стену. Приятно, но за признанием я не гонюсь. Просто люблю писать, даруя жизнь серым и мёртвым холстам. Вдох вспенивает розоватые облака в фиолетовых небесах, выдох радугой растекается над безбрежными лугами, забрызганными, будто каплями сказочной росы, полевыми цветами.

Люди похожи на них. Весеннее рождение взламывает чёрную и неподатливую землю, летняя зрелость источает ароматы цветения, мудрая осень, обрывая пёстрые одежды и кидая их в пожухлую траву, готовит почву для новых всходов. Для будущих поколений.

Нам хочется быть тюльпанами с клумбы в голландском парке, за которыми ухаживают, холят и лелеют. Но мы - полевые цветы. Не я придумываю это. Так говорит ветер - убеленный сединами старик.

Он приходит со скрипом старого кресла-качалки, что поселилась в углу балкона на втором этаже моего деревянного дома. Я выхожу в сумерки, которые стелятся плащом за старцем, устраиваюсь на перилах и слушаю.

Ветер презабавный рассказчик, только по-стариковски капризный. Ему не постоянно хочется говорить, иногда он любит просто брюзжать, точно плохо закрепленное и дребезжащее в раме стекло. Но я непривередлив - часами молчу и жду. Он недавно нарёк меня лучшим собеседником. Того, кто умеет слушать, хотя и не знает, как жить.

- Не забудь пообедать, - кричит с первого этажа Олеся. Хлопает дверь и дом погружается в отрешённое молчание.

Сначала ветер появился, когда я был счастлив. В сумраке спальни, закутавшись в махровые простыни, дремала моя первая женщина. Разгоряченный страстью, я вышел на балкон, подставил тело под ночной бриз. Не услышал и не понял - на ветки дуба прилёг мой будущий учитель. Он у меня что-то спросил, но я уловил только скрип незакрытой калитки. Ветер тронул струны лютни, а мне послышался сладострастный шёпот возлюбленной, призывающей к себе.

Ветер вернулся, когда было плохо. Я сжимал в кулаке телеграмму с вестью о смерти деда, который оставил мне этот дом. Не было слёз, они выкипали в глазницах, затуманивая взор серой пеленой. Ветер пытался спеть мне балладу, но я услышал приглушенный вой поселковых собак, повествующих луне о невзгодах. Так хотелось к ним, но из горла вырывался лишь хриплый стон.

Ветер пришёл вновь и остался, когда мне было всё равно. Меня будто вывернули наизнанку, набили пустотой и грубо заштопали. Швы нещадно саднили, боль эхом отзывалась в бездонной пропасти души, но я услышал первые слова:

- Никогда не зови ветер, если не хочешь, чтобы он подул².

Хитрый старец наполнил пустоту смыслом, разум - знанием, научил видеть. Я стал рисовать, вдыхая неведомую жизнь в серые холсты, и ветер подарил мне Олесю. Завертел её ураганом и, подхлёстывая ливнем, в ноябрьский день привёл растрёпанную и промокшую к калитке моего дома.

Страсть и нежность, утраты и тоска, любовь и ненависть. Из них, словно из разноцветных камешков, мы складываем мозаику собственного мира. Иногда её неповторимость переполняет настолько, что мы берёмся за перья или кисти, пытаясь донести уведенное великолепие до других людей. Пускай краски будут бледнее, а словами всего не передать, но...

Путник с картины... Я знаю, куда иду, догадываюсь - зачем, лишь не ведаю - как долго. Но своенравный старик, с которым мы беседуем вечерами на балконе, скоро поделится последними сокровенными крупицами знаний. По капле выдавит их на мою ладонь, будто мудрец вставшему на путь вечности ученику.

Иногда мне не хочется видеть, но глаза открыты, изредка я не желаю знать, но дверь распахнута. Старик прячет в складках плаща время, отвечая лукавой усмешкой на вопросы о песочных часах.

Пока слышим перестук крупинок в стеклянной колбе - надо столько успеть. Станет тихо - начнётся мой путь. Я понесу в котомке память ветра, сжимая в руках потёртую лютню. Поход будет долгим, но интересным. Он закончится, если я найду собеседника. Того, кто умеет слушать лучше, чем жить, чью душу предстоит излечить от пустоты.

Бишкек, 28 августа - 28 сентября 2010 года.

---

¹ - по картине Интернет-пользователя cqart "Память ветра". [назад]

² - Стивен Кинг, "Колдун и кристалл". [назад]