Арсений Лайм
Вкус ежевики
Глава 2. Игра в "отмычку"1
13 сентября 2012 года. Пять месяцев в Зоне. Много это или мало? Вопрос, на который каждый ответит по-своему. Но наверняка мало - для тех, кто успел умереть. С короткой эпитафией, разлетевшейся по всем ПДА. И как много - для тех, кто еще здесь и не пытался бежать вперед с Кордона. Они сдерживали себя и не спешили, постигая азы сталкерства, нащупывали свой стиль, натаскивали нюх на неприятности.
Зона любит старательных и награждает их незримой печатью. Меняет внутренне и внешне. Словно гениальный художник, тщательно вырисовывает каждый штрих нового образа.
Я это понял после похода за "Огненным шаром". Только со мной она не церемонилась и взяла в руки не кисть, а скальпель. И резала по живому.
После в деревне на Кордоне меня две недели пытались отпаивать водкой - становилось только хуже. Потом молили уйти за Периметр - но я отмалчивался. Я не боялся дня, меня страшила ночь, стоило закрыть глаза, как появлялась кроваво-черная ухмылка. Я вскакивал в ужасе со старого дивана и метался по подвалу, пугая соседей, быстро перебравшихся на постой в другие места. Иногда хотелось выть на луну.
Через месяц от меня шарахались, принимая за зомби. Глянув в зеркало, я пугался - ввалившиеся глаза, черные и бездонные, словно пропасть, в которую я падал, но так и не упал. Кожа приобрела пепельный оттенок и покрылась мелкими морщинами, как старая новогодняя маска трещинками. Когда я улыбнулся, мне ответил волчий оскал, который заставил содрогнуться.
Через полтора месяца меня прозвали Тенью. Витек Аномалия остался лежать на железнодорожной насыпи рядом с дышащей чужой смертью "Жаркой". И я тосковал по утрате, хотел плакать, но не мог - слезы высушил адский фонтан, вырывавшийся из пасти аномалии.
Иногда хотелось удавиться. Но Зона просто так не отпускает. Отмеченный ее знаком, переданным через издевательскую ухмылку "Огненного шара", я стал ее заложником. Или слугой? Или у нее были другие планы?
Странно, но поиск ответов позволил найти едва заметную тропинку, которая шаг за шагом стала выводить из дремучего леса, где я метался целый месяц.
Я понял, Зона играет с нами. Всё вокруг - игра её воображения. Мы думаем, что отвечаем за себя, свои поступки, мысли, она же считает по-другому. Это ее шахматная доска и ей решать, кто станет пешкой, а кому прорваться дальше двух клеток. Ты принимаешь правила игры? Еще через две недели мне стало ясно - да, принимаю.
Лес расступился, и я вышел на дорогу. Куда дальше? Зона играла по своим правилам, но иногда позволяла выбирать и сталкерам. Так интересней, так щекочет нервы.
Мне предстояло решить - остаться на Кордоне или попробовать подняться на ступеньку выше. И здесь пришла на помощь память, отыскавшая в запасниках слова Сартра - "важно не то, что сделали из меня, а то, что я сам сделал из того, что сделали из меня". Я удивился, насколько глубоко окопалось в голове высшее образование, а потом согласился - пора действовать.
Выбор мой явился на Кордон в обычный пасмурный день в лице сталкера Жгута. Он искал себе напарника, но бегущая впереди него дурная слава распугала даже молодых сталкеров, мечтавших о внимании со стороны более опытных товарищей. Желающих отправиться в поход не появлялось. Жгут слишком часто уводил с собой "отмычек", но почти всегда возвращался в полном одиночестве. При этом был удачлив, добывая ценный и необычный хабар.
Многие хотели знать, где находится его пещера Али-Бабы, а некоторые даже пытались это выяснить. Но тайна оставалась не раскрытой, а про Жгута поговаривали - он приносит сталкеров в жертву, чтобы умилостивить Зону. Глупости, конечно. Наверняка сталкер не являлся последователем черной магии, а просто не хотел делиться добром.
Жгут был коренастым невысокого роста мужчиной лет тридцати с небольшим. Лицо имел грубоватое, непримечательное, серое - как на милицейских фотороботах. Его хитрые глазки неустанно бегали, то ли в постоянном поиске хабара, то ли по причине небольшого косоглазия. Вечно уклоняющийся от прямых взглядов, он производил впечатление неискреннего человека, посвященного в некую тайну и тщательно ее оберегающего.
Зеленый комбинезон "Ветер свободы" Жгута два дня мелькал в разных частях Деревни новичков. Сталкер поговорил и с теми, кто совсем недавно появился в Зоне. Ответ всегда был отрицательным.
И здесь почти случайно подвернулся я. Выбрав дорогу, надо двигаться дальше. Смысла в сидении на Кордоне я не видел. Кроме того, была и прозаическая причина для похода со Жгутом - я ощущал нехватку денег: три месяца почти полного простоя сложились в неприлично большую сумму в долговой книге Сидорыча - барыги, скупавшего у сталкеров хабар. Кроме того, он припас для меня новый "Вал" с цейсовской оптикой, который обещал отдать сразу, как рухнет выстроенное здание.
Узнав же, что я собираюсь идти со Жгутом, Сидорыч отнес "Вал" в другую комнату подвала, буркнув - до лучших времен. И, как мне показалось, был готов к тому, чтобы внести соответствующие корректировки в записи долговой книги, относящиеся ко мне.
- Как кличут тебя, паря? - началось знакомство со Жгутом. Его хрипловатый голос, неприятно царапнул слух.
- Виктор, Тень.
- А меня кличут Жгутом, - проскрипел сталкер, не сделав попытки, пожать протянутую руку. - Часа три на сборы хватит?
Он поймал мой утвердительный кивок, отвернулся и ушел в крайний дом, который прикрывал макушку остатками шифера и опоясался облезшим зеленым забором.
Волк, возившийся на Кордоне с новичками и ставший для многих первым учителем в Зоне, решение не одобрил, но и отговаривать не стал. Выдал новые "Абакан" с оптикой и ПДА. Слушать, как я рассыпаюсь в благодарностях, он не стал. Только внимательно посмотрел в глаза, и попросил быть осторожнее.
***
Я сидел в баре "Радиоактивный пес", приткнувшемся возле базы "Долга" и открытом в пику "100 рентгенам". Ковырял вилкой остывшую жареную картошку с кусочками резинового на вкус и на зуб мяса. Аппетита не было - сказывались раннее утро и ночь, проведенная на жестком деревянном топчане в гостевой комнате, холодной, словно склеп.
В "100 рентгенах" мне нравилось больше, но Жгут затащил меня сюда. Да и кто спрашивает молодых - тех, кого, снизойдя, более опытные сталкеры берут с собой в ходку? Иногда для того, чтобы использовать в качестве "отмычки".
Роль овцы, отведенная мне Жгутом, мало кому понравится, но я терпел. Если становилось совсем плохо, вспоминал чьи-то мудрые слова: "Не бойся состояния, в котором принимают за дурака. Тогда в тебе никто не увидит серьезного соперника. Это часто помогает выжить. Если, конечно, не переиграешь в выбранной роли"2.
Пока всё удавалось, Жгут не выказывал недовольства, что демонстрировал в своем неподражаемом стиле. И, видимо, был глубоко убежден - несколько брошенных им слов и являются передачей опыта зеленым и неразумным соплякам.
- Учись, паря, - напутствовал он меня на Свалке, когда увидел сигнал на детекторе артефактов и пошел, прихрамывая на левую ногу, к ближайшей "Карусели". Она по своему обыкновению развлекалась с желтыми листьями, закручивая их спиралью и с хлопком разбрасывая по округе.
Несколько ловких пассов и Жгут, как опытный рыбак, демонстрировал уродливую "Кровь камня".
- Курочка клюет по зернышку, - продолжил он курс обучения.
- А как же болтают, что Зона не любит жадных, - я вспомнил затасканную еще на Кордоне байку, которой пугали новичков.
- Не любит, - согласился Жгут. - Так же, как и идиотов. И тех, кто брезгует тем малым, что Зона дарует путникам от своих щедрот.
У меня свело челюсти, но я осклабился, демонстрируя одобрение витиеватому спичу. "Кровь камня" ушла в качестве оплаты за ночлег, оставивший на моих боках воспоминания о твердом топчане.
Жгут шептался со Старьевщиком, высоким и худощавым хозяином "Радиоактивного пса". Меня смущало, что они так долго говорят, слишком долго, если речь шла о чисто деловых отношениях. Барыга пару раз криво ухмыльнулся.
Он имел неприятное, грубое лицо с крючковатым, наверняка в молодости сломанным носом, под которым прилепились пельменями толстые губы. Когда они расходились в стороны, как створки ангара, можно было полюбоваться на кривые желтые зубы.
Складывалось ощущение, что у небесного скульптора не достало терпения для тонкой резки, поэтому лицо Старьевщика он сработал исключительно топором. Нет, он просто обтесал попавшийся чурбан, чтобы придать ему хоть какую-то форму.
В общем, хозяин бара был тип неприятный, с легко читаемым криминальным прошлым. А может, и настоящим. Но платил за артефакты и прочий хабар он чуть больше барыги из "100 рентген", а потому быстро обзавелся клиентурой.
"Долговцы" его терпели, Старьевщик стабильно подкидывал им современное оружие по приемлемым ценам и поддерживал в баре железный порядок. Непонятливых успокаивал с хладнокровием боксера-тяжеловеса, пускающего кованые кулаки в ход редко, но профессионально убедительно.
Жгут ему что-то говорил, навалившись на стойку бара грудью, Старьевщик внимательно кивал и пару раз зыркнул в мою сторону. Не скажу, что это доставило мне удовольствие, а потому я откровенно зевал и продолжал экзекуцию картошки, тыкая в нее алюминиевой вилкой с погнутым правым зубцом.
То ли кружки картофеля были настолько твердыми, то ли вилка слишком тупой, но я поймал себя на мысли, что так над блюдом можно просидеть до самого вечера.
Бар оглушал пустотой. Его низкий закопченный потолок давил. Откуда-то веяло холодом и прокисшим борщом. Поэтому, когда Жгут оторвался от стойки и направился ко мне, я про себя облегченно вздохнул.
- Ну что, паря, потопали? - сказал сталкер и, явно не ожидая от меня ответа, одним ловким движением пристроил за спиной рюкзак. Подхватил за ремень лежавшую на облезшей скамейке LR-300 и пошел к выходу.
Старьевщик провожал нас равнодушным взглядом. Его холодные и скользкие глаза, как кусочки льда, царапнули меня. Я поежился, но хозяин бара уже отвернулся и занялся своими делами.
Улица встретила липким туманом и мелким дождиком. Темно-серое небо только чудом ещё не обвалилось под своей тяжестью. Такой ровный без складок мышиный цвет наверняка мог порадовать дизайнера военной униформы. А я любил солнце. За пять месяцев практически постоянного его отсутствия, эта страсть только усилилась, достигнув той грани, за которой начинается мания.
Пошмыгав носом, я учуял лишь запах мокрого асфальта. Воды было столько, что даже он, похоже, вымок до основания. Скоро и нам предстояло это испытать на себе. Неимоверная сырость Зоны проникала сквозь лучшие комбинезоны, желая прижаться, словно любимая девушка, к немытым телам сталкеров.
Жгут шел на север, к Армейским складам. Он по-прежнему прихрамывал, но это не мешало ему идти размашисто, иногда я припускал бегом, чтобы не отстать. Миновали блокпост "Долга". Бойцы тоскливыми глазами бездомных псов посмотрели нам вслед, мечтая лишь о конце дежурства.
Дорога, пустая и одинокая, мутно отсвечивала лужами и настраивала на минорный лад. Будь я поэтом, наверное, изорвал бы над пейзажем не одну душевную струну.
Хотя кого вдохновит пара ржавеющих на обочине "КамАЗов", несколько деревьев, скрюченных, как пальцы артритом, да бетонная стена, тянущаяся вдоль дороги?
Да и беспокоило меня сейчас совсем другое. Второй день я следовал за Жгутом, и он еще ни разу не сделал попытки, пропустить меня вперед. Я не сильно заблуждался, что ходка с ним пополнит багаж моих знаний по выживанию в Зоне. Конечно, наблюдать за его повадками стервятника я мог, вот только часто не понимал, зачем он делает то или это.
Я, словно присутствовал на сеансе немого кино, - герои рты раскрывают, а ты уж сам, будь добр, по их мимике, действиям, окружающим пейзажам додумывай, что всё это означает.
Зато Волк, наоборот, едва ли не каждое свое действие подробно разъяснял.
"Кинул болт и варежкой не хлопай, а смотри, как он летит, падает, прокатывается по земле. Что-то беспокоит - бросай еще или поворачивай оглобли в сторону...
Детектор - хорошо, но голова на плечах лучше. Назад прибор производителю не всучишь, если эта железяка не учует аномалию, которая раскидает твои останки по округе. А потом пережует и выплюнет детектор...
Только идиот палит, словно Рэмбо, по всему, что движется. Во-первых, патроны в Зоне, как огурцы на грядке, не растут, на них еще заработать надо. А, во-вторых, не каждая встречная тварь захочет попробовать вас на зуб. Может, она недавно отобедала...", - вспомнились мне первые уроки.
Я даже предложил Волку написать курс молодого бойца, а он так глянул на меня, что стало ясно, как и куда можно засунуть данную идею.
Жгут вдруг замер. Ногу поднял, да так и стоял, превратившись в памятник. Я пытался хоть что-то рассмотреть из-за его плеча. Наконец опустив ногу, сталкер поманил меня.
Указал в сторону ближайшего холма, лысого, как детская коленка, и черного, как сны мародеров. Асфальтированная дорога огибала его слева, а у подножия, зацепившись за кусты, лежало облако тумана. В бинокль было различимо лишь движение теней, непонятно кому принадлежавших.
Жгут передвинул винтовку с плеча на грудь, я тоже перекинул "Абакан" из-за спины, как танцор, ловящий каждый жест своего наставника.
- Снорки. Двое. Не обойти, - тихо, как доктор у постели умирающего, огласил диагноз Жгут. В его голосе почувствовалось недовольство, которое выражалось не в опасности встречи, а в необходимости вносить корректировку в утвержденные планы. - Сроду здесь не шлялись. А, ну-ка, паря, пугни их.
Жгут, как и я, приник к оптике. Я поймал в прицел копошащиеся в тумане тени - хоть убей, не понятно, что позволило сталкеру опознать в них снорков.
Выстрел разорвал тишину, как будто в руках лопнул воздушный шарик. Эхо кинулось в сторону испуганным щенком и, перепрыгнув через холм, исчезло. Я вздрогнул и не увидел результатов стрельбы, хотя и так понятно - не попал.
Жгут сделал три короткие очереди, потом выстрелил из подствольника. Граната врезалась в склон, разорвала на части остатки тумана и добила тех, кто в нем скрывался.
Жгут, осторожно приближаясь к холму, сделал еще две короткие очереди. Я кинулся за ним. Но в помощи он не нуждался и спокойно стоял, брезгливо рассматривая два изрешеченных осколками и пулями трупа в вылинявшей зеленой униформе.
Снорки лежали на животах, уткнувшись старыми, в трещинах противогазами в мокрый склон. Воняло от них, как от выгребной ямы, а сквозь разорванную на спине одежду проглядывали гнойные раны, в которых копошились белые червяки...
Теплая волна, поднялась из живота и подкатила к горлу. Меня замутило. Пытаясь глубоко вдохнуть, я отвернулся. Сырой воздух вполз в рот и затолкал тошноту назад. Стало немного легче.
- Ничего, - успокоил Жгут, сплюнув. - Я когда их первый раз увидел, потом дня три жрать не мог. А ведь людями же были. Наверное.
***
Через пару часов мы подошли к ржавому шлагбауму, застывшему колодезным журавлем над дорогой. Условный знак, предупреждающий, что за ним территория Армейских складов, на которых хозяйничала группировка "Свобода".
Жгут внимательно осмотрел дорогу и перекрывавший ее военный "Урал" с торчавшими из кузова, словно скелет, металлическими дугами, поддерживавших тент, от которого не осталось следа. За грузовиком, уткнувшись ему в борт, стоял облезший розовый, а некогда красный автобус неизвестной марки. Чуть дальше, съехав передними колесами в неглубокий кювет, ржавел милицейский "уазик".
- Бандиты здесь облюбовали место, чтобы щипать сталкеров, - поделился информацией Жгут. - Ни "Долг", ни "Свободу" не боятся. Еще бы таможню поставили.
Оглядев еще раз ржавеющие машины, перегородившие дорогу, Жгут повернул налево и стал месить грязь на покатом склоне холма. Казалось, что его вершина и серое небо смыкаются, обозначая конец пути. Но сталкер вверх и не пошел, выйдя на едва заметную тропинку, петлявшую в мокрой траве, двинулся к узкому проходу между двух холмов. С дороги его видно не было.
Постепенно Жгут сбавил шаг, начал останавливаться, охотничьей собакой что-то вынюхивая и высматривая. Его шея, выглядывающая из комбинезона, покраснела и напряглась, дав понять - прогулка закончились. Зона раскидывала карты, начиная на зеленом сукне холма очередную партию в покер.
Пару раз в ход пошли болты, ничего не обнаружившие и спокойно шлепнувшиеся в грязь. Жгут их подобрал и скинул в мешочек, который повесил, словно кисет, на пояс.
Дождь прекратился, лишив нас одной из подсказок. Зона уравнивала шансы. Мы тоже пользовались крапленой картой - ПДА попискивал, отмечая аномалии, населявшие склоны холмов.
Через некоторое время я вдруг понял, что здесь совсем не пахнет. Даже сыростью, присутствовавшей в любом уголке Зоны. Под ложечкой засосало, я еще сильнее сжал ПДА, и он пискнул. От неожиданности вспотели пальцы, едва не выпустившие прибор. Впереди прямо на тропинке дышала "Воронка".
Жгут замер, не доходя метров десяти до нее. Вокруг аномалии часть кустиков была вырвана из земли, они медленно ползли к "Воронке". Их корни цеплялись за траву, словно моля о спасении. Аномалия набирала силу и вдруг вдохнула. Показалось, что меня вот-вот потянет к ней, я присел, ища опору.
Вырванная трава полетела в центр "Воронки", обозначившийся более плотным сгустком, дышавшим огромной медузой.
Выдох - грохнуло гаубицей на всю округу. Жгут присел, как будто на него уронили тяжелый мешок. Обдало холодом, словно мы случайно открыли дверь, за которой оказалась Антарктида. Кровь побежала медленнее, хотя сердце колотилось паровым двигателем.
- Вперед, - рванулся по склону холма Жгут, обегая "Воронку" слева. Я бросился за ним. Метрах в трех от аномалии почувствовал струящиеся в ее сторону потоки воздуха. Она вновь набирала силу. Я побежал быстрее и чуть не врезался в Жгута, опять застывшего столбом на тропинке.
- Ложись, - выдавил он, нырнул вперед, шлепнувшись на землю. Рюкзак подпрыгнул и ударил его по голове, но сталкер не вздрогнул, как будто был убит наповал.
На встречу летели два белых шара в голубом сиянии. Вокруг них извивались змеями, словно над головой медузы Горгоны, тонкие молнии. Они приближались, а я не мог отвести взгляд. И только в самую последнюю секунду ноги подогнулись, так сбивают ударом сзади под колени, и я свалился мешком в траву.
Грязь попала в рот, но я боялся плюнуть, только языком выталкивал распадающиеся комки, обмазавшие губы и прилипшие к зубам. По спине ползали противные мурашки, цеплявшиеся за торчащие дыбом волосы. "Они превратятся в белых червяков", - подсказал голос, принесенный дуновением ветра с дороги на Армейские склады.
Я подскочил и увидел сидящего на тропе Жгута, пытавшегося стереть с лица грязь. В его глазах плескался страх. Мы выглядели, как два углекопа, выбравшиеся чудом из шахты, где взорвался метан. Черные лица, на которых видны только ошалевшие глаза.
- Что это было?
- Полтергейсты, - глухо ответил Жгут. - Они же из подвалов не вылезают. И какого лешего им здесь понадобилось?
Я пожал плечами, пытаясь водой из фляжки хоть немного смыть противный вкус грязи во рту.
***
До выхода из лощины мы добрались без приключений. Попалось еще четыре аномалии, не представлявших серьезной опасности и хорошо отмечаемых вновь начавшимся дождем. Стало скользко, земля уже не могла пить, и вода собиралась в ручейки, струившиеся по склону. Я проследил их движение - в низине, окаймленной холмом, словно букет в руке, виднелась роща. Или хвойный лесок. Сразу и не поймешь.
Такое ощущение, что кто-то втыкал самые разные деревья в небольшой участок земли, словно иголки в подушечку, совершенно не интересуясь получающейся картиной. Издалека угадывались березы, сосны и несколько дубов, росших отдельной группой.
Я не сомневался, что это и есть цель нашего похода. Но Жгут не торопился. Он начал забирать вправо, а потом и вовсе остановился возле черной отметины старого костра. Ее окружали несколько умытых дождем валунов, на один из них сталкер и присел.
Я последовал его примеру. Вопросы задавать есть смысл, когда на них получаешь ответы. В моем случае такого не предполагалось, а потому я полез в рюкзак за термосом с кофе. Горячий ароматный напиток, наконец-то, дал носу ощутить хоть какой-то запах. Я уж начал боятся, что потерял обоняние. Смешно, соскальзывая в пропасть и цепляясь за острые камни, думать о том, как сберечь ногти.
Стоило немного расслабиться, и беспокойство мышкой вынырнуло из норки и принялось глодать, как кусочек сыра, сознание. Я понимал, Жгут взял меня не для того, чтобы помочь притащить больше хабара. Я для него - "отмычка", как страшно это бы не звучало. А вот замка, который предстояло вскрыть, пока не было. Но он есть, и надо вовремя понять где.
Не затем я сюда шел, чтобы остаться навсегда в месте без запаха. Мне еще предстояло исполнить роль джокера в предложенной игре. Или незаметной четверки, приходящей в прикупе к семерке и тузу? Где и когда? Опять тупик.
Я, как пятиклассник, читающий учебник по высшей математике, складывал знакомые слова в непонятные предложения. Хотел, но не мог отложить книгу. Искал выход, бродя в темной комнате, спотыкался о невидимые стулья и ловил руками опору, хватая пустоту, протекающую между пальцев.
И вдруг я понял, что именно отсюда, от черной отметины костра и камней, напоминающих капище, у нас со Жгутом будут отдельные хлебные крошки, у каждого свои. Мы больше не Гензель и Гретель3.
Если я не буду использован для вскрытия неведомого замка, всё равно живым не уйду. Жгут, не раздумывая, пустит мне в затылок очередь, окропив кровью это жуткое место. Или воткнет в горло армейский нож и провернет пару раз для надежности. А потом будет сидеть на камне, щуриться на костер и запивать горячим чаем бутерброды с колбасой.
Словно услышав мои мысли, Жгут вскинулся, посмотрел на лесок и поднялся. Всё - последний звонок, представление начинается. Часы на ПДА показывали 13.13. "Осталось плюнуть через левое плечо и перек...", - внутренний голос подавился, когда сталкер быстро, как бы стесняясь, трижды перекрестился и глухо сказал:
- Пора, паря.
И мы двинулись, обходя лесок с правой стороны по осклизлой траве холма. Аномалий на нем не было. Зато по мере приближения к результату ботанического эксперимента Зоны, детектор стал заходиться в писке.
- Заткни его, - нервно, не оборачиваясь, приказал Жгут. - Он здесь не поможет.
И скоро я понял почему - лесок был сплошной аномалией. С ветвей сосен свисали "Ржавые волосы", превращая их в плакучие ивы, у ног берез растекались "Электры", ольха медленно тонула в "Холодце". "Карусели", "Воронки", "Трамплины"... То немногое, что я мог различить в лесу, превращенном в кунсткамеру из аномалий и ботанического сада.
"Интересно, кто смог войти в него и вернуться живым? И что он оставил там? Ну, хоть один вопрос, на который не надо искать ответа. Его просто нет", - я опять думал не о том.
Закусив губу, чтобы направить мысли в нужное русло, принялся разбрасывать свои хлебные крошки - каждый шаг и движение Жгута должно отложиться в голове. Пусть я не понимаю, что он делает. Пока не понимаю...
Опушка приближалась. И с каждым шагом к ней, волосы на затылке шевелились сильнее. Войти в этот лес - всё равно, что, оттолкнув дрессировщика, самому засунуть голову в пасть льву.
- Паря, давай вперед, - приказал Жгут, пропуская меня. - Слушай мои команды внимательно и, не дай Бог, тебе сделать лишний шаг. - Подумал и добавил. - Я буду смотреть на ориентиры, а не под ноги. Ты - мои вторые глаза.
И мы двинулись. Следующие полчаса я был, словно паяц, которого дергает за веревки стоящий за спиной кукловод:
- Прямо три шага, кинь болт. Влево - два. Смотри, куда бросаешь. Назад, вправо - четыре. Твою мать, а это, что за фигня... Лево - два, бросай...
Я буду всю жизнь помнить эту тропу, каждое слово сталкера, каждый шаг и бросок болта. Даже когда придет склероз. Навряд ли ему по зубам окажется гранитное надгробие, легшее в мою память.
Несколько раз мы бросали вперед рюкзаки и, втянув животы, на носочках протискивались между "Каруселей", которые тут же срастались за нашими спинами в одну. Ползли на карачках под водопадом "Ржавых волос", вдыхали холод "Ледяного гейзера", заморозившего при нас небольшую липу. Она стояла, словно Снежная королева, переливаясь огоньками от задышавшей в нескольких метрах "Жарки". А потом - дзинь! - рассыпалась в ледяной прах.
А прыжок над булькающим синими чернилами "Ведьминым студнем"? Ему позавидовал бы и Майкл Джордан4. Только я к груди прижимал не мяч, а свою душу, временно переехавшую из пяток в кончики пальцев рук.
Приземлился я не очень удачно, споткнулся и, попрощавшись со всеми, выкатился на небольшую, метров десяти в окружности, поляну. Лежа на спине, смотрел в серое небо и ловил капли дождя. Поднявшись, ощутил себя внутри пластиковой бутылки с горячей водой. Пот не струился по телу, он несколькими реками низвергался вниз и хлюпал в ботинках. Перед глазами в диком танце сплелись все увиденные аномалии, половины названий которых я и не знал. Правую руку нестерпимо жгло - зацепил самым краем комбинезона "Ржавые волосы".
У Жгута вид был не лучше. Он, казалось, постарел на несколько лет. Под глазами, почти остановившими свое вечное рысканье, лежали иссиня-черные круги. Нос заострился, делая сталкера похожим на стервятника. Правую щеку пересекала глубокая и кровоточившая царапина.
Он, хрипло дыша, повалился на землю. Я последовал его примеру, лежал и слушал молотом бьющееся о ребра сердце. Не будь их, оно давно бы выпрыгнуло из груди. И поскакало дорогим артефактом по серой траве.
А вокруг продолжали бесноваться аномалии, упустившие добычу. Поляна им недоступна, Зона наложила на нее табу. Островок рая в аду, если подобное возможно.
Отдышавшись, я оглянулся, и сердце опять ударило паровым молотом в груди - пещера Али-Бабы. Серую поляну, словно ковер у ног Александра Македонского, вступившего в Вавилон, покрывали драгоценности. Я пожалел, что у меня нет лопаты или граблей, которой можно сгрести артефакты в одну кучу, сесть рядом и любоваться на нее. Хоть всю оставшуюся жизнь.
В следующее мгновение, вывалив язык, я метался по поляне, хватая всё подряд. Потом стал выбрасывать недорогие артефакты, потом - чуть подороже, еще позже - дорогие. Пока меня не поймал Жгут и, схватив за грудки, не встряхнул. Зубы клацнули, и всё встало на места. Цветная картинка сменилась черно-белой, а золотая лихорадка - обычным ознобом.
- Дурень, нам еще выходить, а у тебя башню снесло, - дыша кислыми щами, тряс меня Жгут. - Это не ювелирный магазин, это - Зона. Если ты не успокоишься, я тебя здесь прикончу. Пока ты не угробил нас обоих.
- Всё, всё, меня отпустило, - оправдывался я упавшим голосом.
- Точно? - допытывался сталкер. - Смотри мне в глаза.
"Как будто это так легко сделать", - чуть не сорвалось у меня с языка.
- Точно, пустите.
- Ну, твою мать, ты и сталкер.
Я виновато опустил голову - сказать мне было нечего.
- А это что за ерунда? - Жгут выудил из моей кучи прутиком черный артефакт, похожий на две переплетенные косички. Не примечательный, тусклый. Я пожал плечами - сам не помню, зачем подобрал.
- Эх, не быть тебе, паря, настоящим сталкером. Хватаешь всякую дрянь голыми руками, - Жгут брезгливо, и как мне показалось слишком поспешно, пнул косичку, и она отлетела на край поляны. - Давай быстро пакуй всё в контейнеры. Что не лезет - бросай. В рюкзак можешь кинуть без защиты это, это и это, - сталкер ткнул в артефакты прутиком и пошел упаковывать свой хабар.
Я складывал "Души", "Мамины бусы", "Лунный свет" и другие в контейнеры и думал, что скоро долговой небоскреб, выросший в книге Сидорыча, будет разрушен. Его место займет храм моего благосостояния.
И вдруг в сердце вползла, словно змея, холодная тоска. Временное помешательство на поляне совсем выбило из головы то, что наши тропки со Жгутом разошлись. И уже не сойдутся. Никогда. В ближайшее время мы вытащим последнюю карту из колоды. Кому она принесет банк, выяснится скоро.
Сталкер спокойно упаковывал контейнеры, встряхивал рюкзак и вновь перекладывал. Закончив, Жгут резко затянул узлом на нем веревку. Я икнул - она, словно захлестнула мое горло. Холод пополз вниз живота и сковал ноги. Я с трудом поднялся и забросил тяжелый рюкзак за спину. Жертва готова - точите нож.
Артефакты уже не радовали, поэтому я в задумчивости пошел в последний раз по поляне, переступая через оставляемые здесь сокровища. Зона не любит жадных. И едва не запнулся о косички, которые выбросил Жгут. Оглянувшись, не смотрит ли сталкер, я быстро их поднял и сунул в карман комбинезона.
- Всё, вперед, - позвал Жгут.
Я оглянулся на оставляемую пещеру Али-Бабы, к которой я так стремился, а покидаю в страхе. Впереди нас ждали вещи покруче сорока разбойников. А потом... я решил не думать об этом. Только отстегнул кнопку на ножнах и снял с предохранителя ПМ. "Абаканом" я навряд ли успею воспользоваться.
Я ступил на тропинку и вновь моим телом завладел кукловод:
- Три шага вперед, болт бросай, влево - два, стой...
Через полчаса мы приблизились к опушке, путь из леска оказался короче и безопаснее. Оставалось пройти между дубами, росшими отдельной группой. Впереди - чисто. Я вытащил болт и бросил, он приземлился в небольшую лужицу, подняв фонтан брызг. Круги спокойно разбежались в стороны.
- Давай вперед. Чего замер? - нетерпеливо приказал Жгут.
Я сделал несколько шагов и вдруг меня начало скручивать и сдавливать. Тело напряглось, как будто людоед запустил в меня руки и стал растягивать внутренности. Я хотел закричать, но горло перехватила веревка, как затянувшаяся недавно на рюкзаке Жгута. Глаза полезли из орбит, еще немного и они, скатившись по щекам, прыгнут в грязь теннисными шариками.
Я ждал хруста костей, но получил толчок в спину и сделал шаг. Невидимые руки исчезли.
Пройдя вперед, я обернулся. Жгут подозрительно смотрел на меня. Я открыл рот и... махнул рукой - всё нормально.
Сталкер пошел, ступая четко в мои отпечатавшиеся на грязной траве следы, дуло LR-300 не спускало взгляда с моей груди. Как только Жгут достиг лужицы, и невидимые руки схватили его за голову и ноги, дернули в стороны, одновременно сдавливая и закручивая вокруг оси. Глаза сталкера прекратили вечное движение, и я понял, где видел такие же. Холодные и скользкие, как кусочки льда. "Не может быть, чтобы они были братьями", - мелькнуло воспоминание о Старьевщике.
Хрустнули кости, брызнула кровь, как будто лопнул перезрелый помидор. Я зажмурился, но ничего не услышал. Только легкий шлепок по грязи упавшего рядом со мной предмета.
Вот оно. Вот замок, который предстояло открыть. "Отмычку" уже вставили в него, осталось сделать последнее движение... На каждый болт найдется своя гайка...
Жгут умер быстро и без звука. Я открыл глаза - у ног лежал артефакт - черные косички. Ничем не примечательный, тусклый. Я поднял его и бросил в лужу. Он плюхнулся в нее, вскинув фонтан брызг. Круги спокойно разбежались в стороны...
***
Я сидел на камне, который, казалось, еще сохранил тепло Жгута, щурился на костер и запивал горячим кофе бутерброды с колбасой...
Бишкек, 14 июля - 3 августа 2009 года.
1 - используемое в Зоне обозначение людей, которых берут в ходку для прохождения наиболее опасных мест. [назад]
2 - нечто подобное есть у Шопенгауэра: "Если подозреваешь кого-либо во лжи - притворись, что веришь ему, тогда он лжет глупее и попадается. Если же в его словах проскальзывает правда, которою он хотел бы скрыть, - притворись неверящим; он выскажет и остальную часть истины". [назад]
3 - Гензель и Гретель - брат и сестра, герои сказки братьев Гримм. Под угрозой голода, их отец следует уговорам второй жены избавиться от детей и дважды заводит их в лес. Первый раз дети вернулись, идя по оставленной дорожке из хлебных крошек. [назад]
4 - известный американский баскетболист, отличавшийся виртуозными прыжками, во время которых он забивал мячи в корзину сверху. [назад]
|