Арсений Лайм
Вкус ежевики
Глава 3. Блокпост
9 июля 2012 года. Я лежал в сырой траве, неторопливо покачивающейся в медленном танце с легким ветерком, неспешно гнавшем по небу стадо пушистых облаков, чьи бока подкрасило розовым закатным цветом уплывающее за горизонт солнце. Я лежал в двух шагах потрескавшейся асфальтированной дороги, упиравшейся совсем недалеко в красно-белый шлагбаум блокпоста, являющегося своеобразной границей между Кордоном и Свалкой. Человек всегда устанавливал границы, ему всегда надо было знать, где начало, а где конец, от и до. В пространстве, где нет таких вешек, мы теряемся, нас пугает такое безграничье. Нам всегда нужны ориентиры, между которыми можно провести пусть и не прямую, но все равно направляющую линию.
Я лежал в придорожной траве, и мне было очень плохо. Конечно, не так, как двум псевдопсам, валяющимся в нескольких метрах от меня. Хотя, судя по запекшимся пятнам крови, желто-зеленой слюне, все еще стекавшей сквозь клыки, остекленевшему глазу, одному на двух псов, вывалившимся смердящим комком из распоротого брюха одной кишкам, моим противникам плохо не было. Им было уже все равно. А мне хотелось жить.
В ноге разливалась огнем боль, стоило мне только шевельнуться. От одного взгляда на раны, оставленные псевдопсами на моем теле, начинало мутить, неведомая сила сжимала желудок, пытаясь выдавить из него оставшиеся соки. Предательское сознание постоянно пыталось вытолкнуть меня в убаюкивающую пустоту обморока.
Между отключками я все-таки смог вколоть себе пару вакцин и кое-как перебинтовать рваные раны. Повязка вышла хуже, чем у школьницы, которая первый раз попала на урок по начальной военной подготовке, но на большее меня не хватило. Даже настойчивое желание выжить пока не могло меня сдвинуть с места. Мое тело, словно тяжелогруженая баржа, плотно село на мель. Любая попытка сдвинуть его с места сразу же пресекалась либо резкой болью, которую никак не могла удушить вколотая в плечо порция кетонала, либо головокружение с последующим приступом тошноты и очередным обмороком.
Надо еще полежать, предательски крутилось в голове. И я соглашался с этим.
А ведь совсем недавно я возвращался, хоть и уставший, и грязный, словно шахтер после восьмичасовой смены, но довольный жизнью и, главное, здоровый. Рюкзак с хабаром приятной тяжестью лежал на плечах. В специальных контейнерах покоились нарытые на Свалке артефакты и удача - случайно добытые "Мамины бусы".
Такое везение в Зоне не бывает случайным - здесь надо быть или пахарем, которому иногда воздается за труды, или фартовым чуваком, как говорили местные бандиты, добывающие хабар банальным гоп-стопом. Я еще пока не определился, что помогло мне найти столь редкие и дорогие "Мамины бусы". Да и так ли это важно? Ведь они были и мирно покоились в глубине моего рюкзака, сбоку которого свисала вязанка из десятка хвостов слепых псов - тоже неплохой приработок.
В общем, настроение было солнечным, как и вечер, которым я возвращался на Кордон. Северный блокпост миновал без проблем и уже собирался ускориться к заброшенной ферме, приткнувшейся на холме возле рухнувшего железнодорожного моста, как...
Без шума и привычного атакующего рыка из густых кустов на меня кинулась псевдособака. Я только краем глаза успел заметить какое-то движение, мелькнувшую тень, как в правое бедро вместе с клыками погрузилась резкая боль. Ее вспышка быстро достигла мозга, раскрыла рот и выдавила из горла дикий крик.
Наверняка его услышали на блокпосту, но думал ли я тогда о военных? Точно, нет. Они были опасностью, но не настолько ощутимой, как впившаяся в мою ногу псевдособака. Мне повезло - я не упал. После первой атаки тварь решила немного отступить, видимо выбирая точку для следующего удара. Мои глаза встретились с горящими ненавистью красными огоньками на черной оскаленной и вымазанной кровью морде. Сомневаюсь, что мой взгляд остановил вторую атаку, но псина все-таки замешкалась. На секунду, может чуть больше. Этого хватило, чтобы дернуть дулом "Абакана" в сторону хищника и выпустить короткую очередь между этих двух глаз, в которых давно потух последний отблеск разума.
Бронебойные пули раскроили череп псевдособаки, как острый нож банку консервов. Она дернулась, помедлила и все-таки прыгнула на меня. Укусить она меня уже не смогла, но тяжелой мертвое тело, ткнувшееся в мою окровавленную ногу, источающую зажженным камином боль, заставило меня застонать, неловко отступить и повалиться на спину.
И тут же из кустов, как черт из преисподней, вырвалась еще одна черная псина. Она была меньше первой, но, что сразу же почувствовала моя правая покалеченная нога, столь же одержимая жаждой убийства. Боль вспыхнула ниже колена. Мне даже показалось, что я услышал, как ее клыки, легко пройдя сквозь кожу и мышцы, клацнули об кость. Боль вновь рванула вверх ракетой, и я опять заорал.
Стрелял я, почти не целясь. Остатки рожка выплюнулись с грохотом в тело псевдособаки. Пули, легко пробили тощее тело, вырывая куски шерсти и внутренностей. Псина, не отпуская моей ноги, задергала головой. Боль заклокотала кипятком, горло сдавили спазмы - я не орал, только хрипел, разбрызгивая слюну. Находясь на грани беспамятства, ловя остатки сознания, я ударил животное левой ногой в черную голову. Удар получился несильный, скорее на похожий на конвульсию, но мертвая псевдособака уже не сжимала челюсти и, потеряв, опору, завалилось на бок. А вслед за ней звенящую темноту отправился и я...
Тень упала на мое лицо, дохнула луком...
Жив, сволочь...
Кто-то поднял мою руку, то ли пытаясь нащупать слабый пульс, то ли снять ПДА...
Пристрелить, да и дело в сторону...
Острое впилось в ногу, разливая по телу приятную легкость...
Майор быстро тебе поотрывает все выступающие части тела...
Мое тело воспарило. Качнулось и опустилось на что-то мягкое. Вновь вознеслось и закачалось на волнах. Хорошо, покойно, сонно...
Хвосты отрезай и рюкзак захвати...
Легко вверх, легко вниз, немного вправо, немного влево. Как хорошо, вот только вместо колыбельной - тяжелый, гад...
Сознание включилось, как водопроводный кран. Всхлипнуло, булькнуло и потекло ручейком отрывочных картинок. Зона, свалка, Кордон, пседособаки, боль... Где я? Открыл глаза, но не увидел. Темнота вокруг. Плотная и холодная, как в карцере.
Так же было в той горной пещере, выплыла картинка в голове. Последние дни перед выпускными экзаменами, а мы, вытряхивая из головы шелуху знаний, веселой кампанией отправляемся на пикник. Горячий шашлык и холодное пиво, девичий смех, ужимки, приглашения на подвиг. Хмель сглаживал выступающие углы опасности и предостережений, и вел нас на склон горы, в которой зияла в половину человеческого роста пасть пещеры.
Тусклый свет от фонарика китайской зажигалки выхватывал её стены, осыпающиеся мелкими комочками глины и увитые косами корней облепихи, уютно расположившейся на склоне горы. Из пещеры тянуло прохладой и сыростью, смешанной с запахом грядущих неприятностей. Вовка, стабильный троечник и любимчик всех старшеклассниц, согнувшись, протиснулся в этот земную пасть. Он пытался заманить за собой еще кого-нибудь, но вдруг его веселое погогатывание превратилось в сдавленный вскрик и приглушенный удар. Мягкого тела о твердые камни.
Мы тащили обмякшего Вовку из чрева пещеры втроём. Только что весёлый, и вот тряпичная кукла, у которой закатываются глаза, стоит опустить её на спину. Одноклассницы звонили в "скорую", но в истерике не могли объяснить, что и где произошло.
Я пошевелился, скрипнула панцирная кровать, за ногу грубо дёрнула боль. Её бесцеремонность упорядочила бегущие картинки. Наверняка меня схватили военные и приволокли на блокпост, который я так удачно миновал.
Вовку мы тогда спасли, даже в сознание привели до приезда врачей, и через три месяца он вышел из больницы. А кто вытащит меня?
И что я здесь делаю? Этот вопрос я задавал себе с первого дня прихода в Зону. Но прошёл год, а я так и не приблизился к ответу ни на шаг. Я не раз пытался нащупать ту точку, где моя дорога, причудливо вильнула, попетляла среди холмов сомнений и вывела меня к Чернобылью, за сотни километров от дома.
Мои изыскания походили на усилия хирурга, который пытался в горячке найти тромб в сосуде умирающего пациента. Врачебная интуиция подсказывала, что путь выбран верный, но в самый последний момент - раз! - скальпель проходил мимо.
В блужданиях по лабиринтам памяти я добрался даже до студенческих лет. Но там искать было бесполезно. Ибо прошли они не без помощи родителей вполне сытно и разгульно. Не могу сказать, что к получению диплома юриста я не приложил усилий. Нет, я не вгрызался в изучаемые предметы, как отдельные сокурсники, преимущественно приезжие и закоренелые отличники, но и на экзамены не ходил неподготовленным.
Личная практика показывала, что трое суток штурма предмета оказывалось вполне достаточными, чтобы не оказаться в списке "хвостатых".
Не было за спиной несчастной любви или других серьёзных жизненных передряг, из-за которых в Зоне оказалась большая часть её обитателей. Кто-то в роли сталкеров, кто-то - бандитов.
Я плыл по жизни, как белый пароход, и наверняка бы за моим бортом неспешно промелькнули бы берега успешной зрелости, а потом и обеспеченной старости. Но где-то я напоролся на риф. Сначала течь была незаметна, а когда её заметили - пароход спасать было поздно. Даже шлюпки спустить не успели.
Подозреваю, что всё началось со статьи в Интернете, на которую я случайно наткнулся, готовясь к слушанию по бракоразводному процессу. Он сулил неплохие премиальные, поэтому следовало изучить отдельные аспекты дела внимательнее.
Написал статью бывший сталкер. Если такие встречаются. Это ведь как со шпионами. У них то же нет отставников, несмотря на то, что они даже доживают до пенсии.
В статье живо и в красках описывалась борьба за выживание в Зоне, добыча артефактов, пелась хвала настоящей мужской дружбе, которую можно было найти только там, за Периметром. Прочитал, помечтал и вроде бы забыл, окунувшись в ежедневную суету. Но, видать, статья отложилась в памяти, поставила метку.
Похоже на то, как всю жизнь слушаешь только одну радиостанцию, которая транслирует лишь классическую музыку. И неожиданно настройка сбивается. То ли гроза повлияла, то ли очередная вспышка на солнце. И вот сквозь размеренное дыхание мелодии Бетховена вдруг прорывается залихватский рок-н-ролл.
Всего несколько мгновений, а потом всё быстро вернулось на круги своя. Но только не в твоей голове. Фазы сдвинулись, привычные связи закоротило, и ты понимаешь, что услышанное тебе понравилось и уже ловишь себя на том, что уже сам крутишь ручку настройки.
Авантюристом я не был, даже в школе перед дракой пытался разрешить всё мирным путём, а не бросался без оглядки на противника с кулаками.
Однажды наш класс "А" на пустыре за школой решил выяснить отношения с параллельным "В". Драки не было - учителя и директор подоспели вовремя, зато было много разбирательств, слёз и выпоротых задниц. Наш классный руководитель тогда спросил у меня:
- Витя, почему ты не пошёл со всеми?
- Мама мне купила новые брюки, не хотел их испачкать или порвать.
Не оставляло рациональное мышление меня и сейчас. А потому вторым вопросом, который я задавал себе в Зоне, был: "Почему я до сих пор здесь?"
Романтики я хлебнул за год с избытком, погулял со смертью под ручку, в глаза её бездонные заглянул, но на Большую землю так и не сбежал.
И ведь, как оказалось, из меня получился не самый плохой сталкер. У меня появилось, как это называл мой наставник Волк", сталкерское чутьё. Хотя, судя по моему нынешнему положению, оно тоже давало сбои.
В двери заскрежетал ключ, она со стоном распахнулась, и в комнату пролился тусклый желтоватый, как у скисшего апельсинного сока, свет. Только теперь я понял, в какой кромешной тьме находился.
- Выходь, - послышалось из коридора.
Я попытался приподняться, но головокружение обрушилось снежной лавиной и опрокинуло меня на кровать. Проснулась боль в ноге и впилась в неё с жадностью голодного волка. Я застонал.
- А ну-ка, мальцы, выньте его из апартаментов, - распорядились в коридоре.
Возле двери затопали. Свет померк, когда в камеру ввалились двое военных.
- Куда его? - Спросил один из них.
- К майору тащите.
Моё желание и состояние, похоже, их не волновало. Они подхватили меня под руки, грубо стащили с кровати и поволокли по коридору. Полное ощущение, что моё тело выбросили в космос. Перед глазами кружились в безумной вальсе звёздочки, тошнота подкатывал к горлу, а ноги болтались в воздухе, изредка цепляясь за пороги.
Меня втащили в комнату, которая тонула в полумраке, и, словно тряпичную куклу, бросили на табурет. Дёрнувшаяся в ноге боль бросилась вверх, ударила в голову и прояснила сознание.
Передо мной за небольшим столом сидел военный в обычном мундире, но без погон. Даже нашивок никаких не было. Он откинулся на спинку стула, и его лицо скрылось в тени. Настольная лампа, которая была единственным источником света в комнате, казалось, согнулась в поклоне и рассматривала белый чистый лист бумаги и зелёную ручку.
Я пытался рассмотреть майора, он же внимательно изучал меня. А потом вдруг наклонился и вошёл в круг света. Я вздрогнул и отшатнулся. Закрыл и открыл глаза - ничего не изменилось.
- Да, - качнул лысоватой головой майор, - сходство с Лаврентием Павловичем 1мне и самому не нравится. Но в работе помогает, поэтому я смирился.
Военный снял очки в круглой оправе, как у Джона Леннона, и стал протирать стёкла. Водрузив их на нос, майор тем же платком промокнул лоб.
- Имя! Фамилия! Отчество! - неожиданно рявкнул майор, словно трижды выстрелил. Я подскочил и едва не свалился с табурета. - Извините, всё не могу привыкнуть к тому, где нахожусь. Но, знаете ли, формальности.
Я сглотнул горькую слюну. Неожиданные, без перехода смены образа майора пугали больше, чем встреча с кровососом. К тому же я не мог определить, когда мне военного больше бояться: когда он орёт, а его лицо наливается кровью, или когда говорит ласково, а его глазки за стеклами очков поблёскивают, будто две маслины.
- Тень, - кашлянул я. Язык плохо слушался и цеплялся, как репейник за зубы и нёбо. Капитан удивленно приподнял левую бровь, но аккуратным почерком старательно записал в протокол.
- Тень так Тень, - сказал он. - Честно говоря, меня фамилия не волнует. Наверняка в Зоне её никто и не знает. Цель нахождения на режимной территории?
- Сталкер.
- Давно?
- Около года.
- На приличный срок тянет. И там, и здесь. А значит, с тобой можно говорить о деле.
- О каком?
- Малый ты на вид не дурак, поэтому не будем томить друг друга, - майор сделал паузу. Наклонился, достал из ящика стола бутылку минералку и протянул мне. Непослушными пальцами я кое-как скрутил пробку, разбрызгав часть воды на себя, и припал к горлышку.
Давно ничего столь вкусного я не пробовал. В пересохшее горло вливалась не вода, а божественный нектар, доступный богам Олимпа. На глазах выступили слёзы, часть воды струйкой стекала по подбородку на шею. Майор тем временем продолжал:
- Мне в Зоне нужны свои люди. Глаза и уши, иногда - ноги и руки. Для мелких поручений.
Я икнул и поставил пустую бутылку на стол. Ветер рукавом комбинезона лицо.
- А если я не соглашусь.
- Интересно, сколько сталкер Тень проживёт в Зоне, когда по ней пойдёт слух, что он спутался с военными?
- Недолго, - я расслабил ворот комбинезона, который вдруг стал тесным. Как будто мне накинули на шею удавку и стали медленно её затягивать.
- И я так думаю, - кивнул майор и улыбнулся. - Конечно, я мог бы дать тебе время подумать, но разве это что-нибудь изменит?
Возражать было глупо. Всё равно, что оспаривать результаты шахматной партии, в которой тебе поставили мат через три хода после её начала. Я застонал и закрыл глаза - единственная уловка, которая позволяла потянуть немного время. Не знаю зачем, но почувствовал - сейчас в этом моё спасение. Отсрочить неизбежное хоть на пять минут. Как выкурить сигарету перед расстрелом.
- Больно? - в голосе майора проступило сочувствие палача. - Так мы сейчас тебя подлечим. Бумаги заполним, подпишем, а потом и укольчик поставим.
Я смотрел на военного и постепенно осознал, что он незримо изменился. Как будто с него смыли все краски. Черно-белый человек в таком же мире. Когда он успел измениться, я не заметил.
"Может, это предвестник обморока? Может, я в него падаю, но время замедлилось и решило показать мне этот неуловимый переход?" - проплыли в голове, словно корабли в тумане, мысли. Но сознание я не потерял. Всё так же сидел перед столом и пялился на майора, который с не меньшим удивлением смотрел на меня.
А потом мы заговорили. Словно марионетки, которых дергают только за язык и нижнюю челюсть.
- Кстати, ваше начальство знает?
- А зачем ему... Когда уже всё равно?
- Нет, ещё не все равно.
- А мне уже.
- Трагично как-то звучит...
- Угу. Образ у меня сегодня такой.
- Вас сегодня просто заносит на аллегориях... или аллигориях... правильное - подчеркнуть.
- Да бросьте! Не видали вы заносов.
- Пугающе.
- Не так я и страшен, как может показаться...
- Так речь и не о вас... а о заносах.
- Тем более. Не так страшен занос, как, к примеру, понос.
- Занос с поносом - это жесть.
- Зато дело обыденное.
- Почти как лозунг в столовой интерната для глухонемых: "Когда я ем, я как всегда".
- Смотря, что ем... Перец чили и не таким языки развязывал.
- Вывалившийся язык не всегда что-то означает.
- Особенно, если это испанский галстук...
- Здесь, как раз, наоборот - имеет значение. Хотя и в прошедшем времени.
- А в прошедшем времени уже мало, что имеет значение...
- Если только для будущей жизни. Хотя, опять же, смотря для кого.
- Вот думаю, вид испанского галстука как раз и мог бы развязать язык глухонемому.
- Не... прошлое есть прошлое... Оно просто есть... И ему пофиг имеет оно для кого-то значение или нет. Его уже не изменишь.
- Изменив отношение к прошлому, можно изменить будущее, не говоря о настоящем.
- Так прошлое от этого все равно не изменится. И ему пофиг под каким углом вы его будете рассматривать.
- Так и нам пофиг, что оно там о себе думает, прошлое это.
- Что-то вы сегодня философски настроены.
- Так надуло с крыши. А прошлое, кстати, нам дульки показывает и радуется.
- И как-то идиотски при этом выглядит. Радостное и с дульками.
- Угу. Это ведь в одну реку два раза не войдешь, а в дерьмо, пожалуйста.
- Единственное утешение: в дерьмовую реку тоже не войдешь дважды.
- В такую реку только туда... а назад хода нет.
- Не, то дерьмовое болото.
Тихий хлопок, будто в соседней комнате лопнула лампочка. Из моей головы, как будто вилку из розетки, выдернули холодные щупальца, что червями ползали в мозгах. И сразу же вернулся цвет. Майор обмяк, но через мгновение его взгляд стал осмысленным.
- Контролёр подорвался на растяжке, - донеслось из коридора.
Глухо забормотал пулемёт на вышке. Хлопки гранат, как жидкие аплодисменты, старческий кашель автоматов.
- Кровососы! - закричали прямо за дверью комнаты, в которой мы сидели с майором. - Прорвались на КПП! - По бетонному полу гулко затопали коваными сапогами.
Майор тряхнул головой, резво вскочил, ловко выхватил из-под стола "Абакан" и выбежал из комнаты.
Я не знал, что делать. Боль с новой силой стала вгрызаться в ногу и парализовала мой разум. Она выворачивала вены, дергала за нервы и огоньком зажигалки подсмаливала кожу на ноге. Когда это стало невыносимо терпеть дальше, я встал с табуретки и, прихрамывая, доковылял до шкафа в углу комнаты. По пути отметил, что в углу валяется мой рюкзак.
Слизывая с прокушенной губы кровь, открыл дверцу и сразу же наткнулся на армейскую аптечку. Укол промедола через штанину и ощущение, что я сбросил боль подобно балласту...
Я воспарил к небесам. Головой пробил пуховую перину облаков...
Крылья-руки ловят ветер. Солнце заливает всё вокруг золотом...
Полёт...
Я - воздушный змей. Но нить натягивается и дергает за ногу, я срываюсь в пике...
Всё быстрее и быстрее. За спиной хлопки сломанных крыльев. Так падают ангелы, покидая небеса...
Я проваливаюсь сквозь серую пелену облаков...
В коридоре раздался крик, короткая автоматная очередь, сильный удар. Что-то падает на пол, словно мешок картошки. Прямо за дверью шлёпающие шаги, сопение.
Я вжался в спинку стула и перестал дышать. Ногти впились в левую ладонь, на которой выступили капельки крови. В голове туман, словно я оказался ранним утром на болоте. Он никак не хочет рассеиваться.
Шлепающие шаги стали удаляться, и вскоре всё стихло. Только после этого я заметил, что в окно просачивается предрассветная серость. Я потянулся и выключил настольную лампу, сгрёб со стола оставленный майором листок. Тихо свернул его в несколько раз и спрятал в карман комбинезона.
"Сколько я был в отключке? Что делать? - вопросы выскочили, как две тарелочки в стрелковом тире. - Бежать, бежать".
Подкрадывавшаяся паника была жестока изгнана, и я методично обыскал стол, в котором ничего интересного не оказалось. Зато содержимое шкафа - аптечки, несколько магазинов от автомата и антирадов - перекочевало в мой рюкзак. Я его с трудом, морщась от боли в ноге, пристроил на спину.
Сейф оказался закрытым. Я добрёл до двери и стал прислушиваться. Тишина. Мёртвая. Только в висках гулким эхом отдавался стук сердца. Бинты на ноге пропитались кровью, и появилось острое желание вернуться к стулу и сделать перевязку. Но я толкнул дверь и почти вывалился в коридор, ухватившись за косяк.
В желтоватом свете, лившемся от мерцающих лампочек, я сразу увидел труп военного. Он лежал лицом вниз в неестественной позе со свернутой на бок головой. По стене над ним засыхала пятном кровавая аэрография.
Меня замутило, но я сдержался, заставляя себя смотреть на валявшийся рядом с трупом "Абакан", заляпанный бурыми пятнами. Подобрав автомат и заменив магазин, я осторожно двинулся дальше.
Казалось, весь блокпост пропитался ржавым запахом крови и ледяным дыханием страха. Мои зубы постукивали подобно метроному. Перед глазами проплывали обрывки серых облаков.
За углом в луже вонючей жидкости валялся кровосос. Его голова была разорвана автоматной очередью. Дальше - труп военного. Ещё один. Опять кровосос. И здесь меня накрыло, словной пляж волной...
Впереди расплывчатые силуэты, качаются, словно японские фонарики на ветру...
Щелчки затворов, подобно приветам из жестокой реальности. Но силуэты приближаются. Или я плыву к ним навстречу?
Смотри, как его мотает. Зомби что ли?
Откуда? Может шмальнуть разок...
Погоди, это же Тень. Эй, Тень... ень... нь... Гитарной струной лопнуло в голове, со свистом хлестнуло по оголённым мыслям. Больно...
Силуэты приближаются, словно деревья, тянут корявые ветви к лицу. Бежать...
...мать, юркий какой. В бубен ему, а потом на базу снёсем...
Взрыв сверхновой выбрасывает меня в беспредельный космос, в котором моё тело парит подобно осколку давно погибшей планеты...
Тяжелый, сволочь...
Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Волка. Удивление и радость отражались в его глазах. Моей же первой мыслью стала благодарность Зоне. И за то, что выручила, и за то, что не убила, спасая.
Бишкек, 1 июня 2009 года - 30 января 2010 года.
1 - Берия, нарком внутренних дел СССР. [назад]
|