Обстановка кабинета была столь минимальной, что я в очередной раз содрогнулся, оглядывая четыре голые стены. Из мебели - лишь два пластиковых стула (один из которых занимал я), привинченных к полу, из декораций - разве что глазки камер в каждом из четырёх углов под потолком. Слишком отрешённо от моего старомодного, материалистичного восприятия.
Комната собеседования воплощала собой одновременно недостижимый идеал современности и противоречие остальному, грешащему избыточностью, пространству.
Я ждал ровно положенные пять минут. Дверь за спиной открылась и быстрым, резким но лишённым суеты шагом к стулу напротив меня подошла женщина средних лет, в чёрной блузке, белой рубашке, с короткими, да ещё и убранными в компактную причёску волосами, стандартной ныне причёской для госслужащих. Чистая, стерильная, без выраженного запаха духов, с идеальной, но ничем не подчёркнутой фигурой.
"Добрый день, Максим. Я - профессор Синь, вы можете обращаться ко мне как по имени, так и по званию. Отныне я курирую процесс вашего лечения, в связи с переводом профессора Бекетова на новую должность", ровным голосом как на диктофон проговорила она, без малейшего намёка на акцент или эмоции. "Из вашего досье следует, что вы находитесь в решающей стадии процедуры, и в связи с этим я хочу поподробнее расспросить вас, как сейчас вы видите свою историю, болезнь и перспективы".
"Хорошо", кивнул я. Лучше было со всем и всегда соглашаться. Опыт. Не горький - врачи не несли в себе прямой угрозы, не было какого-то дикого насилия в случае сопротивления, как в ужастиках про лечебницы XIX-XX веков. Но они всерьёз расстраивались, как расстраиваются родители неудачам ребёнка, а на следующий день выливали новую порцию запретов, наставлений, мантр и физических тренировок. Без злобы, без издёвок, без экспериментов. Выписывали рецепт.
Профессор резким движениям подняла на уровень моих глаз телефон и практически ткнула им в лицо. Картинка увеличилась, перерастая из плоскости в голограмму.
"Для начала - что это?"
"Lego Millennium Falcon, первый выпуск, 2000-го года, 659 деталей, 6 минифигур", отрапортовал я и тут же пожалел о сказанном.
"Как стих наизусть в школе", попыталась пошутить профессор. "Не забывайте кстати, мы говорим здесь на русском. Но в целом - не так-то легко забыть это всё, оказывается, да?"
Соглашаться. Я кивнул.
"У вас была эта модель?"
"Нет".
"Но я вижу на фотографиях похожую".
"Перевыпуск. Это совсем другое, 2006 года..."
"Не продолжайте. Что это?, Синь выставила передо мной экран с новым изображением .
"Вы хотите, чтобы я не помнил, что это, или чтоб отвечал, что это?", попытался в свою очередь отшутиться я.
"Я хочу, чтоб вы всегда отвечали честно и наиболее развёрнуто".
"Это "Погоня за наёмником", кажется так называлось. 2002-й год, редкий экземпляр, не переиздавался. Был у меня в квартире на момент обыска".
"Вы купили его в 2002-м?"
"Нет, тогда я вообще не работал ещё, не мог купить. Позже, лет через пятнадцать кто-то распродавал коллекцию..."
"Вы до сих пор помните каждую покупку?"
"Не помню, и не помнил никогда. Отдельные моменты, обычно когда их дарили - помню".
"Я хочу, чтобы вы рассказали, как попали сюда".
Не опять, а снова. Ну да ладно, спешить некуда. Я поелозил, устраиваясь поудобнее в жёстком пластиковом стуле и принялся за рассказ..
Привычка отбегать за кофе каждые полчаса не раз отрывала меня от работы в самый неподходящий момент. Вот и сейчас, вернувшись с кухни с дымящейся чашкой, я заметил на экране новое сообщение:
"Уважаемый тов. Аверин! Сегодня в течении часа ожидайте пожалуйста визита участкового и представителя коммунальных служб".
"Вот те раз", подумал я. И посмотрел на время отправки письма. Пятнадцать минут назад. То есть вполне могут с минуту на минуту заявиться. Я встал со стула, сменил халат на джинсы и футболку для приличия, нагнулся за свалившимися с сушилки носком, как вдруг слух мой насторожило трещанье за окном. Оно едва-едва ощущалось, лишь немного перекрывало гул транспорта внизу.
Я резко развернулся. За окном, глядя глазом камеры на меня, парил раскрашенный в бело-синие цвета квадрокоптер. Социальные службы. Грамотно, выслеживают мою реакцию на сообщение, значит. Вот только здесь вам ловить нечего, смена костюма - дело житейское, а в маленькой комнате закрыты жалюзи - как всегда. Так что я просто улыбаясь помахал дрону, и тот уплыл за стену, разочаровавшись. Впрочем тут же последовал и звук открывающегося замка.
Я выбежал в коридор. В распахнутую уже дверь входили трое - очевидно, агент соцслужбы, участковый в отглаженной ровненькой форме и при оружии, и понятой - сосед из квартиры напротив.
"Добрый день, товарищ Аверин!", начал первым агент соцслужбы. "Вы видели же наше письмо, да? Извините что мы вот так скоро да без спросу, не хотели бы терять ничьё время".
"Ничего страшного. Я вас слушаю".
"Дело в том, Максим, что на вас уже несколько жалоб поступило. Да всё от разных источников. Мы это какое-то время игнорировали, потом у вас пояснения запрашивали, потом даже на беседу вызывали. И всё вы обходили нас как-то. Но вот тут не смогли удержаться мы, извините. Нужно быстренький осмотр вашей жилплощади провести".
Я похолодел. Ко мне никогда не приходили с осмотром. Квартира была унаследована, я никогда ничего не снимал, внутри не перестраивал и не вступал в отношения с риелторами. Правил проживания злостно не нарушал, животных не держал, алкоголь не производил. Незарегистрированных жильцов не было. Единственное, чем выделялось моё жильё - так это площадью и тем, что жил я на ней один.
"Могу я узнать, на что именно поступила жалоба в этот раз?"
"Как всегда в общем-то. Вы же один живёте. В двухкомнатной. Люди интересуются".
Участковый, безразлично разглядывавший до этого мой пол, посмотрел на соседа. Сосед потупил взгляд и отвернулся. Писал не он, но он был в курсе, сразу видно. Наверняка всем этажом решали, если не более.
"Я уже давал показания по этому поводу. Я работаю из дома. По состоянию здоровья, да и мне 60 лет уже. Вторая комната - мой кабинет. Переход на удалённую работу соответствует какой-то там пекинской директиве..."
"Да-да, "О транспорте и экономии в эпоху новейших вызовов общественности". Вы тут правы, конечно. Но вот соседи тоже ваши некоторые удалённо работают, но живут как все, по трое-четверо в комнате. Дом у вас старый, метраж позволяет..."
"Жильё я унаследовал. Все налоги исправно плачу. Какие вопросы?"
"Тут не только это", продолжал агент. "В вашем кабинете постоянно опущены жалюзи..."
"Я работаю в темноте, мне экрана хватает. Такая привычка. Об этом я тоже отчитывался уже".
"...но тем не менее иногда зажигаете там свет, не впуская свет солнца..."
"В пятидесяти метрах от моего окна - другой дом. Я не вижу солнца даже когда выхожу из подъезда".
"... а ещё соседи слышали странный гремящий звук из вашей квартиры, предположительно из кабинета".
Тут я замер. Заготовки ответа на такой вопрос у меня не было, даже не предполагал, что за их собственным шумом они смогут что-то услышать. Замер, увидев мою растерянность и участковый, готовый уже выдать дежурное "не перебивайте". Даже сосед поднял глаза, ощущая, что агент попал в яблочко.
"Понятия не имею, что они там могли слышать. Может столовые приборы обронил или телефон, люблю в кабинете есть, не отрываясь... Не знаю если честно".
"Но у вас же один комплект приборов, ложка, вилка, нож, не так уж много шума будет. Не так ли?", с подозрением поинтересовался агент.
"Конечно так. Говорю же, не знаю. Уверен, им этот шум не помешал. Это тихая квартира".
"Да-да, конечно. Тут не на шум жалобы. Знаете же, люди вон поскольку в квартирах живут, а вы тут один. Не то чтоб какие-то претензии, но у людей вопросы возникают, недопонимание. А мы вынуждены реагировать, работа такая".
Вопросы и недопонимание. Это так теперь зависть называется? Я продолжал стоять, ожидая, что будет дальше. Агент вроде и сам понимал абсурдность происходящего, участковый явно скучал, а во мне жила ещё надежда, что поговорив, они развернутся и уйдут без всяких осмотров. Наверное так бы оно и произошло - если бы не пристальный взгляд, который мой сосед вызывающе остановил на сотруднике соцслужб.
"Ну так ладно", разорвал молчание агент. "Мы с осмотром к вам пришли, будьте любезны показать квартиру". Участковый включил миникамеру на воротничке униформы.
Жилая комната претензий не вызвала. Диван, стул, одинокий шкаф с одеждой. Всё как у всех. На кухне - холодильник, стол, стул, микроволновая печь да полка с посудой. Сосед покосился на второй уже в квартире стул, но ничего не сказал. Агент кивнул на ноутбук с проектной работой на экране, но я лишь пожал плечами. Ну вынес на кухню, что теперь?
В ванной - душевая кабинка и унитаз, мыло да шампунь. Всё гладко. Мы вышли в коридор и остановились перед закрытой дверью в малую комнату, я всё ещё не терял надежду. Ведь всё шло хорошо, агент видел подобное каждый день. Ничего лишнего. Я встал спиной к косяку двери в комнату, с одной стороны не загораживая явно проход туда, чтобы не вызывать подозрений, с другой - указывая на оставленную уличную обувь и дверь из квартиры. Всё, парни, осмотр окончен, расходимся.
Но правила есть правила. Участковый кивнул на дверную ручку, и мне не оставалось ничего кроме как открыть...
Агент практически вбежал в комнату, оглядывая её ошеломлёнными глазами. Участковый застыл в проходе, сосед пытался разглядеть что-нибудь у него из подмышки, но уже тоже переходил в шоковое состояние. Я, стоя на ватных ногах у стены, мутно соображал, что же теперь делать.
Комната походила на кабинет - в ней был стол. Но ещё - понатасканная ото всюду старая икеевская мебель - шкафы, полки, тумбы, даже один деревянный сервиз. Это уже тянуло на хорошее объяснение. Но опасней было содержимое полок.
"Это... это что вообще такое?", агент подошёл к платяному шкафу и аккуратно, словно боясь пораниться, снял с него модель свуп-байка, самое меньшее, что смог выбрать.
"Байк из набора Lego 7139, "Ewok attack", машинально ответил я. Скрывать было больше нечего. Камера фиксировала всё, её носитель уже оттаял и вызывал санитаров, сосед ввалился в комнату и рассматривал мою коллекцию, не зная, что ему делать. Казалось, он хотел закричать, позвать остальных посмотреть, что было скрыто за стенами и жалюзи, но интерес и непонимание происходящего давили всю его активность. Он хотел, но слишком боялся показать то, что сам не понимал, не мог здраво рассудить и убедить в своей логике других жителей. Агент поставил байк, провёл рукой ещё по парочке моделей, словно убеждаясь, что они настоящие. Подойдя к последней модели, Tantiv-IV, он нажал на антенну, и та отвалилась с грохотом на полку, а с неё - на пол, разлетевшись на несколько кусочков. Я подошёл и молча прикрепил всё обратно.
"Что вы ощущали тогда?", спросила меня профессор.
"Страх. Неловкость".
"Страх за себя или за коллекцию?"
"Просто страх. За всю ситуацию. За будущее".
"А неловкость от чего? От того, что ваша тайна раскрылась? Или от того что вам было стыдно?"
"Скорее от раскрытия тайны. От того что люди знали теперь всё. И что пришлось бы всё объяснять".
"А что вы чувствуете сейчас?"
"По поводу того момента?"
"Да".
"То же самое. Неловкость. Неприятное воспоминание, как о провале на экзамене. Только сильнее".
"Стыд?"
Я замялся. Правильнее было согласиться, но... "Нет".
"Вы знаете, где сейчас ваша коллекция?"
"Нет"
"Что вы ощущаете сейчас по поводу неё. Вы не видели её три недели".
"Я не знаю".
"Вам не хватает её?"
"Я не знаю".
Профессор опрашивала меня, глядя в экран планшета, словно совсем не интересуясь моей реакцией. Хотя не был бы удивлён, если на планшете записывалось и анализировалось выражение моего лица. Сама товарищ Синь не выражала никаких эмоций, тонкие пальцы перебирали невидимые мне кнопки на экране как гитарист из старинных фильмов - струны.
"Какие либо ещё вредные привычки кроме коллекционизма были? Врачи не выявили в крови запрещённых веществ. Может ранее? Курение, алкоголь, наркотики, фаст-фуд, сладкое, азартные игры, случайные половые связи?"
"Фаст-фуд, да. Сладкое в особенности. И алкоголь, некоторое время тоже".
"Были с этим проблемы?"
"Да".
"Когда бросили?"
"Когда запретили".
"Вам же было известно, что коллекционизм тоже включён минской конференцией 2036 года в список психических расстройств и нежелательных общественных явлений? Почему не бросили тогда и его?"
Я молчал. Сказать что не мог было бы ложью. Мог бы, наверное. Как все. Все это приняли. Кто не принял - оказались в таких же изоляторах как этот, на окраине Солнечногорска.
"Не смогли? Вы не такой молодой человек уже, лет через пятнадцать на пенсию... Вышли бы, если б не этот инцидент. Но вы видите как изменился мир, наши возможности и потребности. Ресурсов не хватает, экономика работает на пределе чтобы обеспечить счастливой жизнью каждого. Сегодня нет ничего такого, что было бы создано ранее и не оцифровано. Захламлять жилую площадь тем, что есть в открытом доступе в сети - очень недостойный поступок".
Она подняла планшет и вывела на него список поисковых запросов. И он был весьма знакомым.
"Мы просмотрели ваши записи. Вы интересовались искусством, точнее живописью и архитектурой. Видели ли вы эти, просмотренные вами в сети, картины вживую?"
"Большинство - нет. Только с экрана".
"И дома картин не держали".
"Не держал. Это же тоже под какой-нибудь диагноз подпадает?"
"Под тот же самый. Необоснованное накопление материального имущества. Любой предмет искусства, будь то хоть живопись, хоть скульптура, хоть что либо ещё подлежит немедленной аккредитации государственным бюро по культуре, сохранению в виртуальной версии, если объект признан ценным, а в последствии - уничтожению временной демо-версии в материальном её выражении... Всё что вам была интересно вы легко находили в Интернете, не так ли?"
"Так".
"Тогда чем отличалось Lego? Я посмотрела историю этой фирмы и нашла много интересных работ, дизайнерские решения, цвета, формы - очень любопытно. Но я всё видела в сети. Там была база, как на все выпущенные наборы, так и на значимые, показанные на выставках самоделки. Я слабо ориентируюсь в теме, но там были миллионы позиций. Если в вашей коллекции было что-то, что не попало в базу - почему вы не дали это оцифровать и переработать, как все остальные?"
"Такого не было. Все мои наборы были в базе. Своих работ я не строил".
"Зачем тогда вы их держали".
"Мне... было так комфортнее. Приятнее. Мне было, на что посмотреть и подержать в руках".
"В Солнечногорске есть центр 3D-симуляции, который позволяет воссоздать на время любой объект из базы с нужными цветами и структурой материала. Уж с пластиком бы точно проблем не возникло, а палитра красок куда шире, чем то что заметно на видео вашего задержания. После симуляции объект снова перерабатывается в сырьё для новых запросов. Услуга стоит пару алтынов, вы не могли о ней не слышать и вполне могли себе позволить. Почему не воспользовались?"
Я снова замялся. Не мог ничего объяснить, да и не хотел. Да и спрашивали меня примерно это же на каждом собеседовании. Они конечно знали ответы, что статистически творится у меня в голове, ведь пациентов-коллекциоманов - миллионы. Цель опроса была показать, что я не прав, заставить стыдиться.
"Это было не то что нужно. Симуляция. Как мираж. Есть, а через час - нет. Вещь без истории, без ценности".
"Вы сами не понимаете, к чему привязаны. К какой-то форме, хотя вам дали содержание. Всё что пожелаете".
Соглашаться.
"Может быть. Я работаю над этим".
Профессор положила наконец планшет на колени и взглянула на меня. В её глаза читался настоящий профессиональный интерес, и смотрела она на меня не как на подопытную мышь, а как на человека. В ней было врачебное, искреннее желание помочь. Без сочувствия, без лишнего погружения в дела пациента. Сделать работу эффективно и чётко.
"Мы все работаем над этим. Методы профессора Бекетова в последнее время активно критикуются, Максим. Вы здесь уже третью неделю, но я не вижу продвижения в вашем лечении. С сегодняшнего дня мы будем практиковать с вами новый подход. Пока что вы - часть репрезентативной группы, вас включили, чтобы распространить опыт на все фетиши коллекционизма, а не только на обычную филателию и нумизматику". Она встала, убрала планшет и руки за спину, и уже глядя мне прямо в глаза закончила: "Уверена, мы очень скоро добьёмся с вами успеха. До скорого, Максим".
Через четыре дня я готов был сквозь землю провалиться, только бы избежать этих любопытных и иногда испуганных взглядов в столовой. В учреждении лечилось около двух сотен таких как я - коллекционеров. В принципе все неплохо друг с другом ладили, мы же не психи, что бы там не говорили минские декларации, мы не в тюрьме, люди по большому счёту все были адекватные. Нумизматы кучковались в одном углу, филантропы - в другом, остальные разбредались сами собой скорее по личным симпатиям, чем по интересам. Раньше "тематические столы" разгоняли, чтобы у пациентов было меньше общего, меньше обсуждений "больных точек", но с приходом профессора Синь об этом забыли. То ли новая методика отрицала негативное влияние такого общения, то ли просто не затрагивала происходящее в столовой, толи эксперимента ради нас решили просто смешать как нам покажется удобным.
Новая методика... Я сидел за своим обычным местом и клевал носом, едва не падая лицом в суп. Парни вокруг все были знакомые, постоянно общались раньше. Мы даже собрали свой мини-клуб - нашлись двое собирателей игрушек из киндер-сюрпризов и один коллекционер фигурок динозавров. Но сейчас они недоумевали, что со мной. Хоть я уже третий день объяснял, что всё свободное от еды, прогулок, осмотра врачом и фитнеса (на который уже всё равно был не в состоянии ходить), я провожу за сбором своей коллекции воедино.
Когда я попал сюда, то боялся, что коллекцию сразу отправят на переработку. По крайней мере со слов проф. Бекетова именно так и должно было случиться. Но похоже шестерёнка кадровых перестановок завращалась уже тогда, Бекетова сместили, а моё сокровище уцелело.
Точнее сказать - избежало печи, пресса, или как они там от пластика избавляются... Но мои модели просто разобрали по частям. Досконально. Отсоединили каждую деталь, ни одной не пропустили. Даже минифигуркам оторвали ручонки. Думаю, этот труд тоже был частью чьей-то терапии, но сомневаюсь, что лечили тоже коллекционизм.
А вот моя терапия сейчас заключалась как раз в том, чтоб всё это собрать как было. Каждую модель, минифигурку, набор. Мне выделили отдельную комнатку, где не было ничего кроме пяти коробок с деталями, смешанными как придётся, да стопки с инструкциями, и поставили задачу всё воссоединить как было. Спать практически не давали. Перерывы только на питание, прогулки, осмотр и укол какой-то дряни, которая немного приободряла меня - ровно так, чтоб я не падал без сознания, но всегда чувствовал себя дико уставшим и сонным.
И так, вооружившись инструкциями, уже третьи сутки я собирал свою коллекцию. Прямо сидя на полу, так как больше было не на чем. Готовые модели выставлял вдоль стены, но линейка уже выстраивалась до конца второго угла, а работа кипела дальше. Я ещё был рад, что сохранил большинство инструкций - без них строительство растянулось бы на год.
Это был монотонный труд, который я всегда любил. Каждый сет радовал воспоминаниями или хотя бы просто внешним видом. Дизайн менялся от модели к модели, в разные годы проектировали совершенно по-разному, а ассортимент элементов и цветов непрерывно разрастался в ходе истории. Поначалу мне всё нравилось - настолько, что я даже засомневался, не стоит ли мне менее рьяно выполнять задачу, чтобы подольше держаться вне группы "исцелённых". За мною конечно наблюдали, но "правильно" ли я поступаю или нет судить было невозможно - реакции не было никакой. Никто даже не контролировал правильность сборки - несколько раз я сам замечал свои ошибки и поправлял их (особенно сложно было с подбором детали по цвету, так как в китайских наборах цвета на бумаге сильно отличались от реальных цветов пластика). Иногда думал, что может, поправлять как раз не нужно было? Просто собрать "тяп-ляп и готово"? Что они вообще понимали и как собирались проверять? Или можно было сверить модель с записью в базе, которая наверняка также была заляпана китайскими кляксо-палитрами?
Но я собирал ответственно, так, словно готовился поставить новый истребитель не в парад у серой стены, а на полку-постамент в собственном кабинете. Даже после трёх дней, когда процесс уже надоел до невозможности, я старался делать качественно. Уже веяли бредовые мысли - а что, если теория профессора Синь вообще не касалась лечения, что если она ставила под сомнение вредность моего порока? Если показать, насколько это тебе важно, насколько это безопасно - мог ли коллекционизм перестать считаться болезнью?
Я вот это не верил всерьёз. Соглашаться и не думать. А ещё помнить, что в этом государстве ты виноват изначально, а уж если докажешь свою правоту или попросту не попадёшься на глаза - то считай, что повезло. А сейчас... мне дали насладиться тем, что было дорого, дали перенасытиться этим... В этом и заключалась терапия? Да, я устал, но это ничего не меняло. Странный подход...
Плюхнувшееся на стул рядом тело вывело меня из размышлений, а парней рядом - из осматривания моих осунувшихся черт лица. Я и не заметил, что Вадика не было на обеде всё это время. Вадик, мужичок лет сорока с чёрными усами и вьющимися, непокорными волосами, худой, разговорчивый и дружелюбный всегда, теперь сидел понурив голову, рисуя ложкой узоры в полной тарелке серого, жидкого супа. Глаза его были красными, лицо - заплаканным.
"Вад, что случилось-то? Ты где был? Мы тебя после пробежки потеряли", накинулся на него Мурат.
"Поймали меня", пробубнил под нос Вадик. "Почти на месте преступления".
"И что ты пытался натворить? Прогулять обед", пошутил не к месту я, и Вадик ещё больше насупился. Мурат и остальные взглядами указали мне заткнуться.
"Вад, рассказывай".
"Я нашёл одну вещь. Ценную. Помните наш беговой круг, там где у забора кусты живой изгороди разрослись на углу? Там такая свалка ещё местами, постоянно кидают туда что-нибудь из-за забора. Мусор всякий, даже воняет иногда".
"Ну, есть такое".
"Так вот бегу я, смотрю по сторонам. Сто раз там бежал, ничего не видел, а тут - что-то такое, красная коробка, с такой полосой, что прям знакомой мне показалась. Ну я круг сделал, посмотрел, что тренер не за мной следит, подотстал от других - и в кусты нырнул. Может меня тогда и увидели, не знаю. Только гляжу я на эту коробочку - а это упаковка от Big Tasty с беконом! Из Макдональдса. С беконом! Да их уже лет десять как запретили, а тут - такое явление! Уж не представляю, как попала она туда, вот как будто только вчера выкинули, целёхонькая".
Вадик коллекционировал обёртки. Причём не абы какие. В его собрании, пока квартиру не досмотрели, были и упаковки Rittersport всех сортов, что продавались в России, и те же Big Mac-и, и леденцы и даже йогурты. Я как-то пытался вникнуть в эту разнообразную систему, но так и не понял, что конкретно привлекало Вадика. Видимо дизайн или редкость, или просто полнота собрания. Он точно не брал картонных упаковок и консервы - это единственное, что я уяснил.
"Ну я её конечно спрятал под футболку, заправился. Добегаю круг, а мне ещё три оставалось. Делаю ещё один пробегу, а тут наши все идут в спальню. Ну думаю и мне пора. А тренер кричит мне - что-то ты, Вадик, быстро сегодня! А я и не знаю, что ответить. Только пришёл в спальню, отвернулся от камер достаю упаковку - а ко мне уже идут".
"Так может это тест такой был", вмешался Мурат. "И ты его провалил".