- Ты должен найти Геру, - непривычно тихо прозвучала просьба Зевса.
Заложив руки за спину, он смотрел в окно на блиставшие в лучах заката квадратные и прямоугольные чертоги богов, рассыпанные по крутогорому Олимпу. Отражение просторного царственного одеяния, подсвеченного оранжевым, белело в синем как звёздное небо полу из ляпис-лазури.
Великий Зевс так просто не позовёт. Ах, если бы можно было прочитать его мысли! Но нет, глядя на кудрявый затылок, Геракл находил только, что эти волосы цвета тёмного мёда точь-в-точь как у него. И это раздражало.
- Что скажешь? - Зевс не обернулся, но в нетерпеливом движении могучих плеч, строгости голоса угадывалось недовольство.
- Геру найти - не авгиевы конюшни вычистить.
Зевс полуобернулся, смерил суровым взором из-под нахмуренных густых бровей. Отвернулся:
- Да, конечно.
Во рту пересохло. Зевс умел наводить ужас на самых смелых. Вдали запели, приглашая на пир, музы, тёплый ветер колыхнул полупрозрачные белоснежные занавески, и солнечный луч вспыхнул на кромке хрустального кубка. Геракл вспомнил о гостеприимно предложенной амброзии и торопливо глотнул живительный огонь. Зевс развернулся.
Взгляд его жёг, запахло грозой, в бесчисленных светильниках сжалось пламя, сгустилась тьма, поблекло золото, и ляпис-лазурь под ногами - точно бездна тартара. Геракл вскочил, вытянулся, как юнец перед знаменитым героем:
- Сделаю всё возможное.
Тёмный взор смягчился, Зевс со вздохом вернулся к созерцанию погружавшегося в ночь Олимпа. Не осмеливаясь сесть в кресло чёрного дерева, Геракл стоял, продолжая сверлить взглядом кудрявый затылок.
- Да, Гера не вернулась, - плечо Зевса дёрнулось. - Я не продлевал наказание.
Значит, на этот раз слухи правдивы.
- Есть какие-нибудь предположения, где она может быть?
Отрицательно покачав головой, Зевс закрыл ставни - пение утихло - и возлёг на ложе рядом со столиком:
- Садись.
В тёмных глазах Зевса играло пламя усыпавших стены светильников. Опустившись в кресло, Геракл оказался лицом к лицу с отцом. Слуги - серые и полупрозрачные точно поднявшиеся с земли тени - бесшумно вложили в протянутую руку повелителя огромный золотой кубок, полный пурпура амброзии.
- Подозреваю, Гера не хочет, чтобы я её нашёл, - Зевс мрачно усмехнулся. - Наверняка решила испугать, заставить беспокоиться.
Он посмотрел на золотую копию супруги в стенной нише. Драгоценная статуя томно взирала на громовержца, но в выражении больших глаз было что-то лукавое, злое - как у оригинала.
- Или желает опозорить перед остальными богами, - тонкие губы Зевса сжались.
Он полулежал, задумчиво глядя в сторону, покачивая кубок, и амброзия перекатывалась, подобная густой жертвенной крови.
Сколько крови пришлось Гераклу пролить, скольким пожертвовать, и вот он Олимп, жилище богов, где из развлечений только пиры, блуд, сплетни и склоки. Зевс заговорил:
- Как бы хорошо Гера ни пряталась, скрыться от всех богов она не в силах. Найди её и приведи назад.
- Я не самый сильный бог, - напомнил Геракл. - И не так хорошо владею божественными силами, поэтому...
- Поэтому она не ожидает твоего участия, - Зевс довольно щурился. - Она ждёт Артемиду или Аполлона, Деметру, Гестию, Ареса, кого угодно из чистокровных богов, но, готов поклясться, мысль, что я могу поручить её поимку тебе, слишком оскорбительна для Геры, она и не подумает укрыться от твоего взора.
Оскорбительна... Геракла обожгло пламя жгучей обиды.
- Неужели Гера до сих пор на меня злится? - голос звучал удивительно небрежно, пальцы скользили по холодным граням хрусталя, и красные отблески амброзии обагряли руку.
- Неужели ты поверил медоточивым речам и лживым улыбкам? - вскинул брови Зевс. - Гера тебя ненавидит. Она никогда не прощает и никогда не забывает. И через тысячу лет тебе придётся опасаться удара в спину.
- Интересное предупреждение, - в груди жгло, улыбка получалась кривоватой. - Невольно задумаешься, стоит ли прилагать для поисков все усилия.
- Приложить усилия нужно, - уверил Зевс. - Но дальше, кто знает... Строптивую жену я обязан усмирить, но если Гера решит не возвращаться на Олимп никогда...
Мурашки побежали по спине, хищный взгляд Зевса приковывал Геракла к креслу, с этим было почти невозможно бороться. Зевс медленно продолжал:
- Разве могу я перечить верховной богине? Мы кровь от крови, плоть от плоти Кроноса и Реи, равны по рождению, как могу я воспротивиться желанию Геры оставить сонм бессмертных?.. Я прав?
Геракл неуверенно кивнул.
Златокудрая, волоокая... кто знал, что она окажется настолько соблазнительной?
Олимп давно окутала ночь. Но не шум пирушки в доме Гермеса на соседнем склоне и не яркий лунный свет, серебривший розовый мрамор пола и простыню, мешали Гераклу уснуть. Горячая истома бродила по телу, рядом тихо задрёмывала Геба. Луна выбелила стройные ноги, бронзовый пушок над лоном, плоский живот; в тени оставались груди и укрытое согнутой рукой лицо, золотистые волосы, щекотавшие плечо Геракла.
Геба похожа и не похожа на мать: та же стройность, упругость кожи, благородные черты лица, густые волосы. Но красота Гебы - красота покоя. Она, точно тёплая река, послушно в себя впускает, мягко охватывает члены и неспешно несет на волнах. Кроткая, мягкая... пресная, как вся олимпийская жизнь.
Совсем другая Гера: она - огонь, дикий огонь вспыхивает в чудных глазах, то мирных, похожих на цветущее льняное поле в ясный день, то - вдруг - цвета индиго как вскипающее перед бурей море. И кожа - сияющая слоновая кость на свету, нежно-матовая в тени, и кудри, подобные остывшим кусочкам солнца, и бёдра... желание разрасталось, теснило грудь Геракла, наполняло жаром.
С первого дня на Олимпе, с того самого мига, как увидел блистательную, гневную Геру, с трудом подавлявшую злость, едва в родственных объятиях сжал округлые плечи, прижимаясь к упругим грудям, и коснулся губами пылавшей щеки - с тех пор не мог думать о Гере без страсти, без желания обладать.
Рядом лежала Геба, так похожая на мать... Те же бёдра и упругий живот, и разве могло её лоно сильно отличаться от Гериного? Женщина и женщина. Покрывало над пахом Геракла поднялось, желание стало невыносимым. Геба вздрогнула от прикосновения к ноге, рассеянно посмотрела и в следующий миг тихо выдохнула под тяжестью обрушившегося на неё тела.
Но в пылу бешеных движений искажённое страстью лицо Геры плясало перед глазами, воображаемый стон звенел в ушах, и мерещилось - это жар её тела так сладостен, так раздирающе приятно впускает в себя и орошается семенем. Стон наполнил покои.
Геракл перекатился на холодившие простыни, мышцы расслаблялись, уступая дремоте. Геба тяжело дышала терпким от запахов любви воздухом, груди так и ходили ходуном.
Наваждение отступило, страсть насытилась торопливой жертвой, но где-то в глубине души осталось назойливое, как болотный комар, желание, и утолить его дано только Гере.
А она целую луну не была на великом Олимпе.
День выдался жарким, среди изумрудной зелени и белизны склонов бронзовели двускатные крыши, блестели фонтаны и прудики. Боги укрылись по чертогам, лишь Аполлон стрелял во дворе, то и дело разбивая мишени в щепы, да Геракл бродил по Олимпу, не прерывая птичьих трелей и упорного жужжания пчёл. На ногах думалось легче. К тому же риск сорваться с кручи помогал забыть о соблазнах дорогой мачехи.
В то, что она добровольно оставалась в изгнании, верилось с трудом. Ни один бог не откажется от амброзии и нектара. Они дают вечную жизнь и молодость и... общность с другими бессмертными, причастность к чему-то огромному и непостижимому. Необходимая, словно кровь, амброзия давала силу, позволяла чувствовать себе подобных, видеть и слышать дальше, повелевать вещами, понимать мир так, как не дано смертным.
Кристаллические белоснежные пласты обрывались в расщелину шириной в пятнадцать локтей. Геракл остановился на краю. Там, в далёкой синеватой полутьме, чернели проёмы выдолбленных в скалах нор: жилища призрачных слуг. Мрак то и дело вздрагивал, колебался, но были ли тому виной живые тени, не разглядеть даже божественным взором.
Неведомые обитатели расщелин, покорные прислужники неизвестного происхождения. Ходили слухи, это - прежние боги, живущие остатками амброзии в призрачных телах. Поэтому месяц назад, в ясную лунную ночь, когда Олимп мелко сотрясался, и разбежавшиеся с пира из зевсовых чертогов боги трусливо ждали, чем закончится ссора, когда вдруг всё стихло, и громоподобный глас раскатисто объявил об изгнании Геры к смертным до следующей полной луны, о запрете пить амброзию и нектар, все понимали: кара ужасна.
Неделю уныло молчал Олимп, забылись пиры, и взгляды, лица, шёпот - всё вопрошало: как великая Гера будет жить этот непомерный срок, одна, среди смертных? Но ленивая беззаботность затекала в уста вместе с амброзией, волнения утихли, возобновились пиры, волнение забылось - пока не истёк назначенный день, и не стало ясно: Гера не вернулась.
Нахмурившись, Геракл присел; белоснежный сланец впился в колено. Внизу, кажется, всё же копошились слуги. Кое-кто верил, Гера стала одной из них. Другие поговаривали, она решила проучить мужа, заставить волноваться.
Мощный толчок ногами, полёт, и хрустнул под тяжестью сланец. Прыжок, невозможный для смертного. Разлом в пятнадцать локтей ширины остался позади Геракла, мышцы радовались напряжению, хотелось бежать. Геракл побежал, оскальзываясь, прыгая через разломы, пугая птиц, сбивая камни вниз.
Редкие смельчаки шёпотом передавали слух: Зевс убил Геру.
Где искать Геру? Две сотни островов, бесконечно запутанных и разнообразных, испещрённых скалами, расщелинами, укромными местами, Эгейское море... это если не говорить о землях других богов. За две недели Геракл облетел подвластный олимпийцам край и изрядно вымотался, еле добрался до дома через жестокую бурю. Керинейскую лань поймать было легче, чем отыскать Геру.
Неужели Зевс её убил?
В груди похолодело. Геракл рухнул на ложе. Он весь пропах солью, морем, от жёлтого хитона несло рыбой - под стать вышитым по подолу золотым рыбкам.
- Наполнить ванну?
Геракл открыл глаза: Геба замерла в дверях, горели на тонких, сложенных у живота запястьях браслеты с вкраплениями хрусталя, белоснежный шлейф терялся на беломраморном полу веранды.
- Да, - Геракл закрыл глаза рукой.
Почему Зевс выбрал его? Да, боги настолько своеобразны, что укрываться надо от каждого в отдельности, но неужели на Олимпе нет никого другого, от чьего взора Гера не станет прятаться? И сколько времени придётся мотаться по земле?
Амброзия... близость её вызвала прилив крови к щекам, сердце забилось чаще. Один день без амброзии - и кубок чувствуется за десять шагов. Девять. Скорей же! Восемь. Семь. Жажда. Шесть. Сердце сорвалось в галоп. Пять. Четыре. Сейчас! Три. Два. Не глядя, Геракл выпростал руку, пальцы сжались на витой ножке кубка. Нежный огонь полился в рот: сладость и терпкость, радость и жизнь. Сила вернулась в измождённое тело, взбодрился разум.
Амброзия! Ну конечно, вот он ответ!
- Столько дел обстряпывается на Олимпе ночью, - положа руку под голову, Геракл пил нектар и наблюдал за чеканившим кубок Гефестом.
- Что? - тот поднял смуглое, несколько рассеянное лицо, могучая рука замерла с занесённой кувалдой.
Наступила блаженная тишина, в красноватом, душном сумраке мастерской тихо кряхтел горн. Между лопаток Геракла щекотно струился пот, а Гефест весь был покрыт крупными каплями, смочившими курчавые кончики волос. Он пах потом и дымом. Золото, буроватое от окалины, расплющенное в лепёшку на венчающей оливковый чурбак серой плитке из известняка, выглядело жалко. Металл, ради которого столько убивали, сейчас казался не ценнее глины. И, как глина, он послушно следовал задумке Гефеста, превращаясь в произведение искусства.
- Ты что-то сказал? - в тёмных глазах появилось смущение.
- Говорю: столько дел обстряпывается ночью на Олимпе.
Яркий румянец залил щёки Гефеста, утопая под густой бородой. Он не умел юлить, сразу потупился:
- О чём ты?
Плечистый, сильный, Гефест разом сник, переминался с ноги на ногу. Даже жалко. Но если он носит Гере священные напитки...
- Да так, - в упор смотрел Геракл.
- Ты знаешь? - поднял печальный взор Гефест.
Медленный кивок.
Кувалда громко врезалась в основание горна. Гефест выскочил наружу, голубоватый свет дня ворвался в ухоженную мастерскую, лёг на серый камень пола, инструменты, осколки только что отбитого кирпича.
Всё-таки у Гефеста есть повод тайно покидать чертоги ночью, осталось узнать, зачем. Лёгкое возбуждение прокатилось по телу Геракла, отдалось в паху: чужая тайна соблазнительна. А если она приведёт к Гере...
Геракл поднялся со скамьи, через неухоженный айвовый сад по мощёной лазуритом тропе вошёл в просторный мегарон, полный запахов шафрана и мяты. Со всех сторон блистали золотом искусные кубки, кувшины, миски - но сейчас не до посуды.
Возле едва теплившегося очага, склонившийся над столом Гефест умывался водой из низкой серебряной чаши со змеиным орнаментом. На широкой спине блестел пот.
- А я ещё удивился, почему ты вдруг решил посмотреть на работу... дурак, - Гефест снял широкий кожаный фартук, отбросил на мраморный пол. - Давно знаешь?
Главное - не промахнуться с ответом. Геракл прислонился к притолоке.
- Нет.
Голова Гефеста дёрнулась, точно он хотел обернуться, но передумал. От него веяло опасностью.
- Кому-нибудь говорил?
Чувства обострились, ощущение угрозы будило инстинкты, не раз спасавшие Геракла-человека. Он подобрался, почти не изменив небрежного положения.
Только бы не ошибиться.
- Нет, - тихо произнёс Геракл.
Резко обернувшись, Гефест вперил в него яростный взгляд покрасневших глаз:
- Собираешься?
Геракл отшатнулся. Страшное лицо Гефеста дёргалось от гнева, верхняя губа в презрительном оскале обнажала стиснутые зубы. Он надвигался, потрясая пудовыми кулаками.
- Успокойся, - исподлобья смотрел Геракл. - Остынь!
Гефест вздрогнул, остановился в двух шагах.
- Что ты хочешь... за молчание? - процедил он, и гнев сменило презрение.
Успокоился. И самому нужно остыть, вывернуться из словесных тенёт лжи.
- Я не против... твоего секрета.
Недоверие появилось в тёмных глазах Гефеста:
- Чего ты хочешь?
- Интересный вопрос, - в попытке выиграть время на раздумья, Геракл шагнул к дубовому столу с серебряной чашей, полотенцем и цветными флаконами благовоний. Гефест увлёкся парфюмерией?
- Симпатичная, - Геракл подхватил зелёный сосуд и небрежно откупорил. - М-м, можжевельник! Танатос вечно им мажется.
Запах лесной свежести щекотал ноздри, в голове мелькали идеи одна другой бредовее.
- Геракл, чего ты хочешь?
Геракл опустил флакон на тёмную столешницу. Скулы Гефеста напряжённо подёргивались, взгляд темнел. Ждать нельзя.
- Я хочу... соучастия.
Гефест вспыхнул, костяшки стиснутых пальцев побелели:
- Что? - словно лев прорычал; краснота сменилась бледностью. - Что ты сказал?
Его затрясло. Вряд ли он стал бы так переживать из-за предложения помочь матери.
Или стал бы?
Ох уж эти олимпийские интриги.
- Просто хочу помочь, - пожал плечами Геракл.
- Зачем? - сощурился Гефест.
- Сочувствие.
- Сочувствие? - Гефест склонил голову, весь его вид выражал недоверие. - С какой стати?
- А почему нет?
Вопрос поставил его в тупик. Ну, неужели Гефест пересылает Гере амброзию с нектаром, и всё окажется так просто? К матери он относится хорошо, мог и рискнуть. Он потёр бороду.
- Единственная помощь, которую можешь оказать - молчание, - губы Гефеста подёргивались. - Уходи.
- Но... - Геракл шагнул навстречу.
- Убирайся! - взъярился Гефест. - И молчи, просто молчи, иначе он...
Он мотнул головой, отвернулся. Влажные от пота волосы неопрятно разметались по плечам. Сила и доброта, доходившая до слабости. Гефест - из олимпийцев первый, кого можно заподозрить в помощи Гере.
- И всё же я хотел бы помочь, - мягко заверил Геракл.
- Как ты не понимаешь? - всплеснул руками Гефест и выпучил глаза. - Как ты не понимаешь, он слишком гордый, он никогда не смирится с тем, что кто-то знает!
- Я никому не скажу.
- Оставь нас в покое! Просто забудь! Тебя это не касается!
- Ошибаешься, - хмуро возразил Геракл. - Зевс приказал мне всё выяснить.
- Зевс? - Гефест покачнулся, он походил на растерянного ребёнка.
- Да, Зевс, - обречённо кивнул Геракл.
- Какое дело Зевсу, - Гефест облизнул пересохшие губы, - до меня и Танатоса?
- Танатоса?
Секунда - и Гефест понял, что его одурачили:
- Убью.
Прозвучало тихо, но жутко. Убьёт. Точно убьёт. Геракл рванул к выходу.
Ноги подгибались, умение видеть в темноте ослабло, и Геракл спотыкался о камни. Прежде чем успокоился, четыре с лишком часа по всему Олимпу гонял его Гефест на потеху бессмертным.
Гефест и Танатос. Союз уродливой, доброй силы и миловидной, жестокой ловкости - кто бы мог подумать? Геракл хрипло рассмеялся. Может, тайна и стоила изнуряющей пробежки.
И хорошо, что Гефест отходчив.
Но поиски Геры придётся начинать сначала. Не хотелось думать об этом, искать, шевелиться. Туман наползал на Олимп, тянулся с промозглыми объятиями, ночной холод пробирал до костей. Пора пить амброзию. Геракл брёл по белёсому склону, похрустывала под ногами порода, и огни в окнах божественных чертогов манили обещанием тепла и священных напитков. Ещё немного...
Дом.
У самого обрыва. Беломраморный. Небольшой и уютный, с бронзовой крышей и красивым садом, с мраморными дорожками в изумрудной траве.
С запасом амброзии в подвале.
Шорох отвлёк от мечты о живительной влаге. Над головой промелькнуло белое и исчезло за домом.
Укрываясь в тенях, неслышимый за трелью соловья, Геракл прокрался в сад сонного дома.
- Молодец, молодец, - ласково бормотала за боярышником Геба. - Сейчас напою.
Геракл приподнялся над пахучими ветвями: бесшумно ступая по травяному ковру, к его жене ластился, дёргая белоснежным хвостом, конь Геры.
Три. Три! Раза за время первых двухнедельных поисков Геракл пролетал над этим островком и ни разу Геру не почувствовал. Ни малейшего намёка. Теперь её конь с привязанным на спину бурдюком пасся в грабовой роще на склоне огненно-красной с рыжими проплешинами горы. Надвигался полдень.
Дарованная шлемом Аида невидимость бдительности Геракла не ослабляла. Он затаился, слился с шумной, пахучей рощей.
Ждал.
Пчёлы и бабочки, натыкаясь на невидимку, рассеянно разлетались. Внимательному наблюдателю они могли бы выдать положение Геракла. Но его никто не искал. Гера не появлялась, конь поднимался выше, лениво бродил в кружеве теней и света меж стволов и кустов, припадал к небольшим источникам воды.
Очередная обманка?
Жужжание, пение птиц, теплота и покой места размаривали; пробивавшиеся сквозь кроны лучики играли на земле, складывались в узоры. Миг невнимательности - и конь исчез. Геракл поспешил в пятнистую тень, где паслось животное: лёгкие следы исчезали в кустарнике. Через минуту конь взметнулся между ветвей и исчез в слепящей синеве неба.
Оставалось надеяться, Геру он не унёс, иначе неделя слежки за Гебой потрачена впустую. Да и хорош был бы Геракл, если бы Гера сама вернулась на Олимп к не жаждавшему встречи Зевсу. И чего он хотел добиться приказом найти жену и намёком на нежелательность её возвращения? Ответа на этот вопрос у Геракла не было.
Тело не забыло, как красться в горном лесу, воспоминания о вылазках и кочевой жизни грели сердце. Уже тогда Геракл мечтал о бессмертии, а получив, с наслаждением думает о человеческой жизни и не насытится опасной охотой на себе подобного. Разве можно удовлетворить желания человеческого сердца? Разве можно избавиться от человеческой сути?
Нет.
Как нежно принимал мох ноги, как восхитительно умение пройти, не хрустнув веткой, проползти под кустом, не спугнув пчёл, бабочек и добычу.
Следы копыт вывели к расчищенному пятачку у пещеры. Часть входа загораживала каменная стена с небольшим бирюзовым окном; на распорках сушились шкуры и поношенная мужская одежда, возле ключа скопилась глиняная посуда, пёстрые курицы прохаживались в загоне у стены, зеленели на грядках лук, петрушка, латук. Тысячи подобных обжитых местечек видел Геракл в горах: прибежище охотника, преступника или семьи пастуха. Проклятье! Придётся снова выслеживать Гебу, не спать...
Из маленького отверстия входа вынырнул мужчина в одной набедренной повязке. Высокий, жилистый, с угольно чёрными, перехваченными алой лентой волосами и густой бородой, бледные сильные ноги в глине. Гончар. Он сощурился, острые черты лица собрались, огляделся. Следом вышла невысокая женщина, золотые кудри засияли на солнце. Дыхание Геракла перехватило: Гера?!
Геракл оторопело смотрел, как она идёт за мужчиной. На ней было цветное, обычное, с открытой грудью, платье ахейских женщин, подол подвязан выше колен, ноги перемазаны глиной. После целомудренных олимпийских одежд от шеи до щиколоток в этом человеческом одеянии Гера казалась голой.
Она присела у ручья, опустила ноги в воду. Рядом, наклонившись, смывал глину мужчина. Они, улыбаясь, говорили. Неужели это Гера? На Олимпе она не улыбалась так открыто и радостно. Это не может быть Гера! Просто смертная женщина, удивительно на неё похожая.
Но чувства говорили обратное: её плоть была напитана амброзией, под нежной кожей текла божественная кровь. Изящные руки, прекрасное лицо, груди, ноги ласкал солнечный свет, тёмные вставки подпиравшего грудь корсажа подчёркивали талию. Гера рассмеялась, запрокинув голову, демонстрируя точёную шею, обхваченную нитью янтаря, пленителя языков пламени. Мужчина посмотрел сверху, и Гера замерла. Даже издалека было заметно восхищение и желание в его взгляде. Неужели...
Они рванулись навстречу друг другу, впились в губы, Гера обняла широкие плечи, его руки задрали платье, золотые кудри разметались по земле.
С криком Геракл бросился к ним, а упругие ягодицы ублюдка уже задвигались между раздвинутых ног Геры. Мужчина подскочил, Геракл ударил в испуганное лицо: ублюдок! Убить! Убить!
Он прыгнул на него и месил кулаками: убить! Ярость слепила. Как, как ублюдок посмел прикоснуться к Гере?!
Убить!
Геракл бил, ломая слабые человеческие кости, ненавистное лицо превратилось в кровавую кашу.
Бах! От удара затылок Геракла взорвался болью, шлем Аида покатился по земле. Сзади! Не глядя, Геракл ударил наотмашь, нападавший отлетел, глухо о что-то стукнулся.
Геракл обернулся: Гера сползала по могучему стволу граба, оставляя на коре кровь, полуприкрытые глаза остекленели. Убил? В груди стало пусто, противно засосало под ложечкой.
- Гера... - прошептал Геракл, поднимаясь. - Гера...
Умерла? Холод сковал сердце, впервые стало так страшно. Неужели... Гера застонала. Жива!
Она открыла глаза, испуганная, непривычно слабая. Живая. От сердца отлегло, руки разжались, скоро засаднит сбитые костяшки, но какая разница, если Гера рядом. И если она так радостно раздвинула ноги перед жалким смертным, то почему бы не раздвинуть перед победившим его богом? Желание обожгло Геракла. После драки оно всегда острее.
Сжавшиеся соски придавали груди соблазнительности: какие совершенные формы, так и хотелось потрогать, ущипнуть. А эти раздвинутые ножки... она наверняка ещё влажная от желания, разгоряченная. Заметив направление взгляда, Гера сомкнула колени, и глаза её загорелись гневом.
Амброзию Гера давно не пила - Геракл это чувствовал. Сейчас он сильнее. Превосходство пьянило. Гера беззащитна. О, этот взгляд снизу вверх: соблазнительна, как никогда.
Геракл шагнул, стягивая накидку. Скоро Гера будет стонать и извиваться под ним, как самая обычная женщина.
- Иди ко мне, - низко велел он, приподнимая подол. - Я так давно...
Сплюнув, Гера обратилась в пантеру. Огромная кошка бросилась прочь.
- Стой! - Геракл рванулся следом.
Ветки хлестали лицо. Плевать! Он сигал через пни, ручьи, а впереди мелькали чёрный хвост и подушечки лап. Мышцы против мышц! Но будь у Геры хоть сотня ног, победу определит амброзия!
Ни капли усталости, дикое веселье охоты - давно Геракл не был так счастлив! Это лучше, чем непримечательное соблазнение по углам чертогов.
Расстояние до Геры сокращалось, всё ближе колыхался хвост. Лучи солнца вспыхивали на угольном мехе, черней теней была Гера. Хрустели ветки, разбегались звери.
Выскочили к ручью. Гера припустила. Могучий Геракл взвивался выше легконогой косули, при приземлении под ногами проминалась земля, крошился сланец.
Ещё немного!
Жар наполнял мышцы, Геракл ускорился. Гера. Гера, Гера! Под лапами взвились брызги, холодными каплями ударили по ногам, пальцы скользнули по кончику хвоста.
Ну! Цап! Стиснув хвост, Геракл остановился. Гера рухнула на землю, пробороздила крошево листьев и камней подбородком.
Геракл рывком перевернул её на спину:
- Повелеваю, пусть тайное станет явным!
Пантера превратилась в растерянную, прекрасную женщину.
- Рад вас видеть, дорогая матушка, - широко улыбнулся Геракл, усаживаясь ей на бёдра. - Никак не ожидал встретиться в подобной обстановке.
Тяжело дышавшая Гера зло щурилась. Она выпростала кулак, Геракл перехватил запястье у своего лица, вторую метнувшуюся в ударе руку прижал к земле. Гневный румянец залил щёки Геры, глаза потемнели. Почти чёрные, они напоминали бездну.
Серьёзно сопротивляться Гера не могла. Но это не тот случай, когда сошла бы чистая сила. Нет, вспоминая недавний свободный, искренний смех, глядя на золотой ореол кудрей вокруг прекрасного лица, чувствуя напряжение точёных запястий, пленённый упругим колыханием грудей и оглушённый биением сердца, Геракл понял: одного простого обладания мало. Он хочет её всю. Много раз. Страстную. И чтобы никто больше прикасаться к ней не смел.
О, все боги мира, хотелось, чтобы Гера любила!
Слишком дерзкое желание. Но разве не удавалось раньше сменить гнев женщины на милость? Не раз ненависть сменялась если не любовью, то страстью. Геракл выпустил запястья:
- Послушай...
Но что сказать? Проверенные в деле речи забылись, сами слова вылетели из головы. Пальцы Геракла легли на её сухие, алые губы, непривычный трепет охватил тело, и сердце, сердце билось быстрей, чем в смертельном поединке.
- Гера, - звук имени тревожил, задевал неведомые струны души. - Гера...
Он прильнул к дрогнувшим устам, но она оттолкнула, хлёстко ударила по щеке. Геракл стиснул кулаки, борясь с гневом; щёку жгло. Гера ударила по другой.
Геракл с силой придавил её руки к земле:
- Хватит!
Она плюнула. По лицу потекло, кипя от гнева, Геракл утёрся, а Гера извивалась, силясь высвободить запястья, легко поместившиеся в могучей окровавленной ладони.
- Успокойся.
- Отпусти! Немедленно! - шипела Гера, и щёки красиво пылали.
- Успокойся, - навалился Геракл.
Еле удерживаясь от обычного насилия, он пытался приласкать, но Гера яростно вертелась, и пальцам не удавалось нащупать поистине волшебный бугорок над лоном.
- Отпус...
Геракл накрыл её рот, и зубы Геры закусили просунутый язык.
- Ны-ы! - взвыл Геракл, на языке солонела кровь.
Гера брезгливо скалилась, сверкая глазами:
- Не смей прикасаться ко мне!
- Сама потом будешь просить! - рыкнул Геракл.
- Не дождёшься!
- Если Зевс не может тебя удовлетворить, это не значит, что я не смогу, - огрызнулся Геракл. - Ни одна женщина не была мной разочарована.
- О-о, мужчины, - закатила глаза Гера. - Зевс тоже так говорит.
- Поверь, ты почувствуешь разницу между ним и мной, - склонился к её шее Геракл, лизнул ключицу. - Ну, неужели ты не хочешь отомстить за измены? Разве не будет изощреннейшей местью отдаваться за его спиной мне, мне, которого он с таким трудом сделал богом. Мм-м?
Сосок Геры тоже был солоноватым, подтянулся от прикосновения зубов.
- Прекрати! - изогнулась она.
Геракл скользнул языком к другому соску.
- Я лучше умру, чем стану твоей!
Крик больно хлестнул, Геракл стиснул зубы. Воздух с шумом вырывался из ноздрей.
- Зевс не хочет твоего возвращения на Олимп. Я единственный бог, которому ты нужна, который готов тебя защищать, - и не поднимая взгляда, Геракл нашёл стиснутые губы.
Гера задёргалась как птица в силке. Запахло грозой.
Грозой?!
Геракл поднял голову: Зевс. По белым одеждам бегали разряды маленьких молний, суровое лицо исказил гнев. Глаза - страшные тёмные глаза. Язык Геракла прирос к нёбу, сердце упало.
Могучий кулак разжался, и в ладони вспыхнул трезубец из молний.
Тьма. Не холодная и не горячая, без времени и пространства. Словно в целом мире никого больше нет.
Сначала кожа светилась подобно луне. Мягкий серебристый свет теснил тьму Тартара. Потом стал блекнуть.
Голод. Внутренности сжимались, ныли. В какой-то миг голод стал таким сильным, что разум померк. Отрезвил вкус крови. Изгрызенное запястье не болело. Рана оставалась прежней, но кровь не текла - если не сосать.
Жажды она не утоляла.
Тошнотворной жажды по священным напиткам.
О них нельзя думать.
Невыносимо знать, что они есть.
Можно думать о меркнущем свете.
Он исчез.
Кожа больше не сияет.
Но видно каждый шрам, морщинку, волосок, как в полдень.
Ненормальная тьма.
Руки - эти руки, выручавшие в сотнях битв - бессильно лежат на чёрном, вокруг всё чёрное.
Тартар.
И уже ни желаний, ни голода.
Зачем всё было? Когда кончится? Чем?
Неужели обожествлённому герою Гераклу после стольких испытаний и побед суждено от голода превратиться в жалкого призрачного слугу? Вон, кажется, руки становятся прозрачными.
Руки на тьме, он лежит во тьме. Он становится тьмой.
Тартар.
Беспросветная тьма.
Беспросветная...
Зачем она дразнит светом?
